Антология экспедиционного очерка



Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник: Клунников  С.И.  Юго-западный Памир. Таджикско-памирская экспедиция. Последние географические открытия, под редакцией акад. Н.П. Горбунова. Издательство Академии наук СССР, Москва – Ленинград, 1937 г.

В книге геолога, продолжительное время работавшего на юго-западном Памире, С.И.Клунникова «Юго-западный Памир» описаны современные автору географические представления о хребтах, перевалах и водоразделах указанной части Памира, полученные в результате исследований Таджикско-Памирской экспедиции. Автором представлен краткий исторический очерк исследований Памира, сформулированы задачи Таджикско-Памирской экспедиции, описан географический характер района и условия исследовательских работ, проводимых на высокогорье, в районах ледников и фирновых полей. Автор подробно описывает два маршрута (через перевалы Вранг и Ямг), которые были проделаны с лошадьми. В тексте много внимания уделено рассказу о том, как передвигаться с лошадьми в горах. В конце книги представлены результаты орогидрографических исследований, касающиеся малоизученного района Юго-западного Памира.

 

Памир — страна высочайших в Союзе гор, пользуется теперь значительной популярностью. Всем известны имена исследователей, из года в год посещающих его в составе Таджикско-Памирской экспедиции. Широкой известностью пользуются его высочайшие горные вершины: пик Ленина (7127 м), пик Сталина (7495 м).

Однако, популярность эта распространяется только на территорию к северу от 38 параллели, фактически охватывая лишь северо-западную часть Памира.

Южный же Памир до самого последнего времени оставался почти полнейшей terra incognita.

В течение ряда лет я производил геологические исследования на Южном Памире и не мог, конечно, пройти мимо ряда несообразностей в существовавших до сих пор географических представлениях.

Геологу свойственно ворчать на несовершенство предоставляемой ему топографической основы, но в то же время имеется своеобразная прелесть новизны и неожиданности при работе в неосвещенном топографическом районе. Этот интерес несколько компенсирует утомительную и нудную процедуру глазомерной съемки, которую приходится вести в подобных местах.

Новостей и неожиданностей оказалось более чем достаточно. Так, за время работ, (Помимо уточнений карты, мне удалось обнаружить одну вершину, достигающую 7000 м, ледник, занимающий площадь свыше 50 кв. км, две реки длиной свыше 50 км каждая и ряд «мелких» пиков до 6500 м, ледников до 10 км длиной и речек до 30 км, удалось пройти ряд новых перевалов.

Юго-западный Памир по существовавшим до настоящего времени взглядам представлял в орогидрографическом отношении систему почти широтных долин (Верхний Пяндж, Гармчашма, Шахдара, Гунт и Бартанг), имеющих общий сток на северо-запад по меридиональному колену Пянджа. Между этими долинами намечались хребты-водоразделы: Шахдаринский, Зимбардор, Шугнанский, Рушанский и Язгулемский. Однако, уже давно стало ясно, что подобные представления далеко не отвечают действительности.

Маршрутами Б. А. Федченко в 1901 и 1903 гг. была доказана незначительная длина р. Гармчашма, что принципиально изменяло конфигурацию речной сети Южного Шугнана.

В 1914 г. Н. Н. Тутурин и П. И. Беседин произвели ряд интересных маршрутов в бассейне р. Биджан (Ривак), впадающей слева в р. Гунт у кишлака Ривак. Вследствие гибели Тутурина на войне его материалы остались неопубликованными, если не считать небольшой статьи Беседина, где имеются указания на то, что р. Биджан является продольной долиной, расчленяющей Шугнанский хребет на два гребня.

Ни данные Федченко, ни данные Тутурина не были использованы для исправления существующих карт, и последние оставались все в том же виде до самого недавнего времени.

Архаичность географии Южного Памира чувствуется еще и в тех названиях, которые сохранились здесь со времен российских доморощенных колонизаторов и английских киплинговских героев: хребет Николая II, пик царя Миротворца, пик императрицы Марии, озеро Виктория, пик Шапка Мономаха и бесчисленное множество пиков: Солсбери, Лобанова-Ростовского, Эльпина, Повало-Швыйковского и т. п.

Беглость и неувязанность наблюдений различных исследователей обусловили отсутствие единства взглядов. Существовавшие к началу работ Таджикско-Памирской экспедиции представления находились в таком противоречии между собой, что приходилось поневоле начинать почти заново не только геологическое, но и географическое изучение Юго-западного Памира.

Остановимся на ходе этого изучения, но подойдем к нему не в хронологическом порядке, а по отдельным географическим объектам, которые обследовались иногда отдельными маршрутами в течение ряда лет.

Несколько подробнее нужно остановиться на некоторых наиболее интересных наблюдениях, произведенных нами. Таков, например маршрут по длине р. Патхур, впадающей справа в р. Гунт выше кишлака Чартым.

Синий пунктир на карте указывал на возможность новых наблюдений и даже открытий в этом районе.

И мы, переправившись верхами вброд через Гунт и пройдя кишлак Патхур, забросили рюкзаки за спины и стали подниматься по левому берегу реки. Вскоре встретился нам бурный боковой приток — Чапдара, который перегородил нам дорогу. Попытка переправиться через него окончилась неудачей.

Мы промокли, чуть было не утонули и принуждены были заночевать на берегу в надежде, что к утру вода спадет. Увы, наши надежды не оправдались, и мы, вернувшись немного назад, нашли место для переправы через главную реку (Патхур) там, где она широко разливалась. Температура воды была 2,5°.

Стали подниматься по правому берегу. Чем дальше, тем дорога становилась каменистее. Собственно никакой тропки давно уже не было.

Еще со склонов левого берега Гунта мы видели далеко на севере пик, резко выделяющийся своей высотой среди окружающих вершин. Теперь этот пик маячил перед нами далеко впереди, то почти скрываясь контрфорсами долины, то вырисовываясь во всей красе на фоне неба. Мощные ледники ледопадами спускались с его склонов, но вершина его была почти бесснежна.

Еще одна ночевка у последней рощицы, и на утро — опять вперед и выше.

Вот, долину перегородили моренные нагромождения. Поднимаемся на них, и неожиданно перед нами открывается амфитеатр фирнов и ледников, сливающихся в один мощный глетчер, засыпанный мореной. Язык его спускается до высоты 4400 м.

Ледник явно отступает; его составляющие скоро, вероятно, оторвутся друг от друга и образуют систему независимых ледников, но пока это — один грандиозный глетчер, занимающий девятью своими составляющими свыше 50 кв. км.

Наиболее мощный из его потоков достигает длины свыше 10 км.

Сворачиваем по крайнему правому потоку в расчете выйти в расположенную западнее долину р. Зуор. Скоро обнаруживаем, что перевал здесь очень затруднителен. Ночуем на леднике, сложив себе постели из плоских камней, а наутро переваливаем к следующему леднику.

Здесь опять ледопады и скальные обрывы. Дальнейшие поиски перевала приходится прекратить; продовольствие подходит к концу. Делать нечего, приходится поворачивать обратно. Отдыхаем некоторое время, закусываем, делаем последние снимки, засечки и трогаемся вниз.

После вычисления высоты пика по засечкам узнаем, что высота колеблется между 6900 и 7150 м (одна из засечек дала даже 7230 м). Во всяком случае, эта вершина достигает 7000 м высоты.

Устраиваем крестины, оставляем пик пока без окончательного названия, под маркой «7000 метров», а леднику присваиваем имя руководителя геологических работ на Памире — А. П. Марковского, который много потрудился над изучением сложной геологической структуры Памира и Тянь-Шаня.

Так была открыта высочайшая вершина Рушанского хребта и один из крупнейших ледников Южного Памира.

Чрезвычайно интересной проблемой являлась также проверка указания Н. Н. Тутурина на продольный характер долины р. Биджан (Ривак). Для разрешения этого вопроса нужно было либо подняться вверх по этой долине, либо же попробовать перевалить в нее с севера или с юга. Нами был выбран последний вариант.

Двигаясь с Восточного Памира, мы прошли мимо одного из высочайших на Памире озер — оз. Турумтайкуль и пошли через ряд перевалов параллельно долине Шахдары.

Слева развертывалась панорама величественных пиков Шахдаринского хребта, среди которых отчетливо выделялись два пика, знакомых нам уже ранее.

Положение и высоты этих пиков были нами уже определены во время маршрута по долине Шахдары.

Один из пиков, достигающий высоты 6800 м, был нами назван пиком Энгельса. Он имеет массивные очертания с шатрообразной вершиной, северный фас которой совершенно обнажен от снега, представляя двухкилометровый обрыв.

Другой — западный пик еще выше — 7000 м. Мы назвали его пиком Маркса. Это — пирамидальной формы снежная вершина, расположенная в запутанном горном узле близ перевала Вранг.

На переднем плане расстилалась похожая на всхолмленную степь высокая восточно-памирская поверхность, прорезанная глубокими ущельями.

На второй день после утомительного ныряния на несколько сот метров вверх и вниз мы вышли к долине р. Друмдара.

Крутой «штопором» спуск — и мы на дне ущелья. Снизу ничего не видно ни вперед, ни назад. Склоны представляют обрывистые неприступные стенки, однако, дно долины ровное с площадками, поросшими травой.

Переночевав, двинулись вверх по реке. Вначале дорога ровная и даже, не каменистая, почти все время можно было ехать верхом, но вдруг от главной долины отошла левая ее составляющая и дорога начала портиться.

Местами обвальные нагромождения перегораживают всю долину, и мы только каким-то чудом не переломали здесь лошадям ноги. После этой головоломной «дороги» мы вышли в цирк, по склонам которого видны многочисленные языки ледников. Предстоит выбирать, на который же из них взбираться.

Мы опасаемся, что по одному из правых (западных) ледников должны будем выйти в долину р. Чандым, т. е. обратно в бассейн Шахдары, и решаем двигаться по крайнему левому леднику. Дорога к его языку не из приятных: местами каверзные каменные россыпи, а местами не менее зловредные щебневые болота, в которых лошадь иной раз может совсем завязнуть.

У языка ледника заночевали. Высота — 4200 м. Ночь холодная, тут еще у моего коллектора приступ не то тутэка (горной болезни), не то малярии. Лошади стоят полуголодные.

На утро подморозило, и почва везде стала устойчивой. Подъем на язык ледника идет вдоль правого борта долины. Взобраться в лоб или с левого борта мешают обрывы льда и скалы. Однако, и этот единственный путь крут и каменист. Лошади еле справляются с подъемом. Приходится развьючить заводного коня и вьюк перетаскивать на себе. Кое-как выбираемся на ледник.

Поверхность последнего неровная и рассечена трещинами.

Был уже конец августа, лед был обнажен от снега и даже поверхность фирнов обледенела. В нескольких местах опять пришлось перетаскивать вьюк на плечах.

Наконец-то выбрались на водораздельную седловину. Высота — 4800 м.

К несчастью северный склон ее – совершенно отвесный обрыв высотою свыше полукилометра. Часть фирнов, подступающая к нему, растрескалась, и даже подойти к краю уступа — рискованно.

Одна из отколовшихся фирновых глыб пришла на наших глазах в движение и долго грохотала где-то внизу, обращаясь в снежную пыль. Не представлялось возможным ни спуститься с этой седловины, ни ориентироваться, где именно мы находимся.

Перед нами дилемма: либо возвратиться, не узнав даже, в какую долину опускаются ледники северного склона, либо попытаться найти какой-либо другой перевал.

Налево — метров на двести — выше видна была еще одна седловина, от которой как-будто должен был быть спуск по длинному мысу, отходящему от нее.

Размышлять долго не приходится: решаю оставить лошадей отдыхать на первой седловине и попытаться подняться на вторую.

Вначале подъем был легкий по довольно пологому фирну, но затем стал круче и пересечен трещинами. Здесь наблюдается бифуркация переметного ледника и в то же время перегиб профиля. Поэтому образуются две системы пересекающихся зияющих трещин, хотя и не очень глубоких.

Начинается блуждание в поисках прохода. Только обойдешь одну трещину, как путь пересекает другая, третьи — приходится возвращаться почти к тому же месту и опять маячить взад и вперед. Одному вообще не рекомендовалось бы посещать такие места, но делать нечего, нужно продолжать подъем. Перед концом подъема фирн опять становится ровным, и последние 50—80 м беру легко, хотя и запыхавшись. Прошло около часа, как я отделился от остальных.

Осматриваюсь: вдали видна перспектива какого-то хребта, а у подножия его видна долина, уходящая на запад. Почти прямо под ногами сверкает большое озеро завального или скорее моренного происхождения.

С седловины идет скалистый, местами покрытый фирмами мыс, не тот, что был виден с первой седловины, а другой, скрытый ранее за склоном.

Первую сотню метров по этому мысу пройти с лошадьми было довольно легко, а дальше можно как-будто продвигаться, переходя с одной стороны мыса на другую.

Выхожу опять на седловину. Внизу видны люди и лошади — наш караван. Несколько раз стреляю из револьвера. После третьего выстрела караван приходит в движение, видно как грузят вьючного коня, затем начинают подниматься ко мне.

Спускаюсь до наиболее каверзных трещин и поджидаю караван. Беру одного из коней и иду знакомой уже дорогой наверх, за мной вытянулись лентой остальные. Поле трещин прошли благополучно и выбрались на седловину.

Спуск по фирну к скалистому носу оказался очень крутым — лошади сползали, тормозя ногами, вещи пришлось спустить, завернув в кошму. Вскоре мы столкнулись с неприятной неожиданностью; мыс был не сплошным, как казался сверху, а был разбит несколькими отвесными уступами. С боков спускались крутые фирны, переходящие ниже в ледопады.

Попытка пройти с лошадьми по фирнам с левой стороны едва не окончилась катастрофой. Разведка правой стороны дала еще менее утешительные результаты. К тому же было неясно, можно ли пройти дальше. Спускаюсь по веревке с первого уступа и стал обследовать второй. И этот утес — непроходим для лошадей и даже людей.

Было бы нас человек пять, то могли бы мы спустить лошадей по фирнам на арканах, но нас только трое: об этом нечего и думать. Решили возвращаться...

Прежде всего, необходимо поднять лошадей обратно на седловину. Это оказалось не так-то просто. Поверхность фирна под лучами послеполуденного солнца окончательно размякла и перестала быть опорой для ног лошади. Даже человеку трудно удерживаться на этом склоне.

Распустили самый прочный аркан во всю его длину (метров 45—50), и Махмуд забирается с одним концом его наверх, почти на самую седловину. Привязываем другой конец аркана к поводу одного из коней, и Махмуд начинает тянуть кверху.

Сперва подъем идет довольно хорошо, но потом конь скользит, падает на колени, вскакивает и судорожно начинает биться, поднимаясь на дыбы. Махмуд сорвался и вслед за конем покатился вниз. Бросаюсь на выручку коню, хватаю его за повод, срывая кожу с ладоней. Конь задерживается на самом краю обрыва. Он дрожит и взмок от усилий, испуга и мокрого снега. Повторяем попытку с другим конем, но со столь же плачевным результатом.

Нечего делать, приходится вырубать тропу в обледенелом склоне, счищая размякший снег. Работа подвигается медленно. Самое трудное это — устройство разворотов в местах, где тропа меняет свое направление.

Стараемся делать, как можно меньше зигзагов, а наверху совсем ведем тропу по прямой. Благодаря этому верхняя часть ее выходит на жуткий обрыв.

Пока мы рубили лед и затем проводили коней, придерживая каждого за повод, стремя и хвост, мы как-то не обращали внимания на этот обрыв, но когда дошло дело до перетаскивания вьюков, то невольно стало не по себе. Решили механизировать эту переправу. Связали вещи в несколько тюков и стали вытягивать их на аркане. Кончили как раз к заходу солнца.

У меня был большой соблазн отделиться от каравана и одному все-таки пройти хотя бы пешком в таинственную долину. Однако, отправлять двоих с четырьмя лошадьми по очень трудной дороге и по неизвестному маршруту было рискованно. Поэтому и не пришлось разделиться.

Лихорадочно быстро погрузились и стали спускаться к первой седловине. Вышли туда уже затемно, заночевали тут же под скалой. Ни овса, ни сена у нас уже не оставалось, а лошади от усталости и бескормицы замучались.

Вторая ночевка среди льдов без корма должна была окончательно доконать их. Необходимо было, во что бы то ни стало, поддержать лошадей — люди могут некоторое время работать без пищи за счет нервного напряжения, но на лошади «не покормишь — не поедешь».

Мобилизуем все остатки продовольствия: набралось полтора кило сахара, полкило вермишели, полкило галет, 200 грамм манной крупы, две плитки шоколаду и пять банок мясных консервов. Скармливаем лошадям все, кроме манной крупы, шоколада и консервов. На четырех лошадей это, увы, — негусто. С теплым чувством вспоминаю теперь, что не было и тени возражения против решения скормить продовольствие лошадям.

Съедаем по банке консервов и разделили одну плитку шоколада. Забрались в спальные мешки и, залезши в щели скалы, засыпаем. Кони всю ночь стоят оседланными. Мороз под утро перевалил за 20°.

Наутро распределили вьюк между всеми лошадьми и начали спускаться. Кони еще плетутся. Лишь бы удалось дотянуть их до первого пастбища. Дорога по леднику и со свежими конями была затруднительна, теперь кажется совсем непреодолимой.

«Кающиеся» — наклонные снеговые иглы на поверхности ледника страшно затрудняют путь. Лошади изнемогают, мы выбились из сил. Все-таки протаскиваем лошадей буквально на себе и, наконец, выходим к концу ледника. Еще час и мы пускаем лошадей на подножный корм.

Главные трудности остались позади. Дальше предстоял голодный для людей, но сытный для лошадей пятидневным маршрут до Хорога.

В результате этого маршрута, хотя и не удалось спуститься по ту сторону перевала, но стало ясно, что он ведет не непосредственно в долину Гунта, а в какую-то другую продольную долину — скорее всего — в долину р. Ривак.

Заслуживало внимания мощное оледенение верховьев этой долины, а также неизвестное до настоящего времени крупное озеро. Чрезвычайная крутизна склонов не допускала, по-видимому, почти нигде подъема с лошадьми.

Для окончательного разрешения возникших вопросов необходимо все же было пробраться непосредственно в долину р. Ривак, идя от устья. Через год в июле мне удалось выполнить и эту задачу.

Река Ривак у устья течет почти меридионально, но выше вскоре резко меняет свое направление на широтное. Здесь русло ее сплошь завалено каменной россыпью, по которой каскадами скатывается вода. Дорога здесь чрезвычайно утомительна и камениста, но все же пригодна для скота и лошадей.

Выше нагромождений долина расширяется, образуя поросшее лесом пространство, в котором расположен кишлак Дега, где мы и заночевали.

Выше кишлака лес образует по долине сплошные еле проходимые заросли, пожалуй, еще более густые и нетронутые, чем в лесной даче по Шахдаре. С трудом продираемся через них, выходя местами на каменистые косогоры.

К вечеру поднялись уже высоко, лес понемногу исчез, сменившись низкорослым кустарником и перед ними — широкая плоскодонная долина, поросшая прекрасной травой. Высота — 3500 м. В восточном конце этого расширения возвышается моренная дамба, перегораживающая всю долину. За этой дамбой находится то таинственное озеро, которое мы видели сверху.

У дамбы мы заночевали, и рано утром тронулись вверх по левобережному саю, рассчитывая перевалить в долину р. Друмдара или Чандым. Сперва камни, а потом глубокий снег сильно задержали нас.

Только к концу дня выбрались на перевал. Однако, спуск вел не на юг, а опять выводил в бассейн р. Ривак. По-видимому, это была р. Сарадхац, впадающая в р. Ривак километрах в шести ниже озера. Заночевали у конца ледника, спускающегося с юга.

Утром стали подниматься на левый борт цирка то по снегу, то по каменным россыпям. Выбрались на перевал. Опять неудача, опять долина идет на северо-запад в р. Ривак. К юго-западу мощные, по-видимому, непроходимые ледники. На западе видна седловина, к которой мы и хотим выйти.

Начали спускаться. Снег, камни, снег, опять камни, камни, камни... Лошади кувыркаются по снегу, прыгают по камням, ранят себе ноги.

Наконец, выбираемся в долину. Прекрасные пастбища с нетронутой травой расстилаются перед нами. Подкормили лошадей и трогаемся дальше.

С тщетной надежной ищем коровий или конский кизяк. Это — необходимое для нас топливо и указание на то, что эта долина обитаема, или хотя бы посещается таджиками со скотом. Но кизяка нигде ни кусочка. Чай вскипятили на каких-то корешках, раздувая огонь в течение двух часов.

Пока кипятился чай и перековывали лошадей, удалось немного разведать дорогу вниз. По-прежнему — никаких признаков обитания и никакой тропки.

Решаем перевалить на юго-запад, но еще не успели тронуться в путь, как начался снегопад. Идти на перевал рискованно, приходится отлеживаться. Идя в тяжелый маршрут, мы не взяли палатки. Расстилаем брезент, забираемся в спальные мешки и прикрываемся брезентовыми плащами.

Всю ночь идет снег. Утром снег, днем и вечером снег, следующей ночью и на другой день — опять снег. Лошади наслаждаются обильной травой, а мы промокли до нитки и подтягиваем пояса.

На третий день после полудня снег перестал идти и начинает проясняться. Теплый ветер и солнце быстро сгоняют сыпавший снег и высушивают наши вещи.

Ночь теплая, лишь под утро немного подморозило. Утром начинаем подниматься на седловину, виднеющуюся на юго-западе. Подъем вначале идет по щебнистому косогору, насыщенному талой водой.

Это невинное на вид, но коварное болото заставляет нас долго биться на первом этапе подъема. Дальше начинается рыхлый снег, который плохо держит лошадей.

Подъем по крутому косогору страшно вымотал нас, особенно вследствие голодного пайка, на котором мы сидели последние три дня. Кое-как выбираемся на свободное от снега пространство, усыпанное, однако, крупными камнями.

Преодолеваем и это новое испытание. Снова начинается щебневой косогор и дальше — обширные фирновые поля.

Останавливаемся отдохнуть. Я со своим коллектором пошел на разведку.

Нужно подниматься наискосок по довольно крутому фирновому полю, проходя в одном месте под нависающими снежными наметами. Выбрались на седловину. Здесь снег рыхлый, и мы проваливаемся почти по пояс. Как-то пройдут лошади?

Еще можно было догадаться, смотря на предыдущую долину, что это — долина p. Зиргопдара, впадающая в р. Ривак у кишлака Дега. Но что за долина открылась теперь перед нами? Совсем непонятно. Она шла сперва на запад, а потом поворачивала несколько к северо-западу, направляясь, по-видимому, к Гунту. Даль — затянута дымкой.

Ниже устья р. Ривак в Гунт впадает только два более или менее крупных притока: Шорвдара и Богив. Вероятнее всего, мы попали в верховья одного из них, но, может быть, это и один из правобережных притоков Шахдары, например, Реджиетдара, Бадамдара.

Возвращаемся к лошадям. Пробовали провести их по фирну, но потерпели неудачу: размякший снег не держит. Нужно либо ждать морозной ночи, либо возвращаться. Необходимо во что бы то ни стало узнать, в какую же долину ведет этот перевал, но и ждать еще день мы не можем, так как наши пищевые ресурсы подходят к концу. Остается разделиться. Съедаем банку мясных консервов и плитку шоколада. Взял с собой пачку печенья и сто грамм манки, свою немецкую овчарку. Все остальные с лошадьми направляются обратно в кишлак Дега и далее в долину Гунта.

Тронулись по протоптанной нами тропке к перевалу. Памир бежит впереди, и не успел я еще пройти половины дороги,  как он уже забирается на перевал и скрывается из глаз. Подхожу к снежному намету. Вдруг слышится не очень громкий шелестящий шум, шшш..., который среди полного безмолвия звучит как-то особенно жутко.

Едва успел отскочить в сторону и мимо меня прокатывается снежная лавина, вернее — зародыш ее, все нарастающий по мере движения вниз.

Это — мой Памир, соскучившись без меня, решил взглянуть сверху, куда же я делся, и столкнул лапами несколько комьев снега.

Спуск с перевала идет по рыхлому снегу. Даже мой Памир местами проваливается и беспомощно барахтается. Я все время погружаюсь по пояс, с трудом вытаскиваю ноги из снега. Хотя и под гору, но еле-еле подвигаюсь. Временами совсем выбиваясь из сил, ложусь в снег. Сказываются высота — 5 тыс. метров и недоедание... В довершение всего потерял заткнутую за пояс меховую рукавицу.

Хотя я отошел всего на полтора десятка шагов, но долго раздумываю, стоит ли возвращаться за ней. Пробую объяснить Памиру принести рукавицу: бросаю в ее сторону комки бумаги. Памир аккуратно приносит эти комки обратно, но до вываленной в снегу рукавицы не дотрагивается. Наконец, чуть не плача от досады, начинаю подниматься обратно.

Кажется, никогда не пройду эти пятнадцать шагов. Но, наконец, подобрался к рукавице и, лежа на снегу, достаю ее кончиками пальцев.

Снова начинаю спускаться. Снегу все меньше и меньше. Выбравшись на бесснежный косогор, немного отдохнул.

Дальше — зеленые площадки и, ура! — кизяк, целые залежи кизяку. Значит, поблизости — таджикская летовка. Вдали появляется стадо коров.

Но только после двухчасового спуска по камням выбираюсь, наконец, в главную долину, где в расширении и обнаруживаю летовку.

Наелся здесь до отвала каттыком (кислое молоко) и каймаком (запеченные сливки), закусываю куртом — кислым как уксус сыром. Узнаю, наконец, куда я попал. Это — долина р. Шорвдара, впадающая в Гунт у кишлака Винб.

В дальнейшем нами были пройдены перевал из Шорвдары, а также Чандымдары в долину р. Богив. Таким образом, удалось, наконец, разрешить тайну левобережных притоков Гунта.

В горах бывают открытия, неожиданно облегчающие поставленную задачу. Это — нахождение новых перевалов. Не изменяя существенно карты, эти открытия позволяют намного сократить дорогу и поэтому имеют значение не только в процессе исследований, но и вообще для экономики района.

Многие из перевалов известны местному населению, но не всегда известна степень их проходимости.

Как общее правило, местные жители преувеличивают труднодоступность перевалов и вообще дорог. Так, если говорят, что пройти совершенно нельзя, то очень вероятно, что пешком пробраться возможно, пешие перевалы зачастую оказываются кутасьими и даже конными, а кутасьи почти всегда проходимы и для лошадей.

Речь идет, конечно, о лошадях и сопровождающих их людях, достаточно привыкших к горным условиям, так как не тренированные кони и люди зачастую не пройдут даже по «официальной», весьма посещаемой тропе. Подобные случаи также известны, хотя бы из времен гражданской войны.

Опишу только два маршрута, пройденных нами впервые с лошадьми. Они ведут через перевалы Вранг и Ямг. Первый из них считался кутасыим перевалом, а второй — трудным пешим.

В горах часто перевал труднодоступный в одном направлении является удобопроходимым в противоположном. Таковы и эти два перевала.

Нам посчастливилось пройти их в наиболее удобном направлении, а именно: Вранг удобен при проходе с севера на юг, а Ямг — с юга на север.

Расспрашивая местных таджиков об этих перевалах, мы впервые столкнулись со словом «кальгаопор», значение которого мы долго не могли уяснить.

Во всяком случае, это было что-то весьма неприятное. Лишь побывав на этих перевалах, мы узнали, что это — «кающиеся», которые достигают человеческого роста и делают поверхность фирнов почти непроходимой для людей и лошадей.

Дорога из долины р. Шахдара к перевалу Вранг начинается от кишлака Чеке, расположенного у устья р. Вранг (Северный) несколько ниже совхоза Памир (Джаушангоз).

Подъем идет по долине р. Вранг сперва высоко по правому борту в обход непроходимого ущелья, а затем по дну последнего.

После перехода через моренные нагромождения, выходим в трогообразное расширение долины.

Трава здесь выбита и лошади стоят ночь впроголодь. Далее расположена ваханская летовка Шонбон.

Выше летовки начинается крутой подъем по огромной конечной морене к новому расширению долины — урочищу Шонсур.

Отсюда — с верховьях правой составляющей сая Вранг виден островершинный снежный пик высотой 7000 м. Это — пик Маркса.

Подошли к леднику и тут-то мы узнали, что такое кальгаспор. Сперва лед был довольно гладкий, можно было даже ехать верхом, но чем выше, тем больше «кающихся». Они наклонены против лучей солнца под углом 60—70° и поэтому лошадям приходится идти в наклонном положении.

Несколько раз кони заваливались между снежными иглами и нам приходилось раскапывать их. Нужно иметь очень пылкое воображение, чтобы обнаружить сходство этих игл с кающимися грешниками, но что нас они заставили каяться, это я могу подтвердить.

К счастью, пространство, занятое этими образованиями, оказалось не очень обширным и мы выбрались благополучно на перевал высотой в 5000 м. Интересно, что на самом перевале встречается окатанная галька гнейсов, развитых повсюду в окрестностях.

Спуск с перевала весьма крутой, но в начале не очень каменистый и бесснежный. С востока в долину p. Вранг (Южную) выходит мощный ледник, стекающий с пика Маркса.

Дальше дорога становится чрезвычайно каменистой. Все время приходится идти пешком, но под гору это не очень трудно.

Хуже было бы подниматься, так как все равно пришлось бы идти пешком. Трава неважная. Ночуем в одном из четкообразных расширений долины. В борту видна прекрасно выраженная складка заложения в мраморно-гнейсовой толще.

Идем дальше вниз, опять по камням. Выходим к завалу почти у выхода в долину Пянджа.

Крутой и местами опасный спуск, — затем протаскиваем лошадей по скале, подмываемой рекой. Местами дорога довольно рискованная, но и это место проходим благополучно.

Проработав несколько дней в долине Пяндж, двигаемся в обратный путь через перевал Ямг. Сперва идет крутой подъем по полям на склон долины Пянджа. Затем дорога резко поворачивает на восток и выводит к ущелью р. Ямг.

Подъем по последнему довольно каменистый, но не очень крутой, местами можно ехать верхом. Главная река (Ростов-дара) подходит с запада, а подъем на перевал идет по левому ее притоку — р. Кутальдара. Последний километр пути очень крут и каменист, однако, в общем, свободно проходим для лошадей.

На перевале и на северном склоне его раскинулись обширные фирновые поля, сплошь покрытые кальгаспор.

Вести лошадей по кальгаспорам, не расчистив дорогу, совершенно невозможно.

Пришлось срубать эти обледенелые снежные иглы, замащивать углубления между ними, словом, подготовлять тропу. Вдобавок ниже начинались многочисленные трещины, замаскированные этими кальгаспорами.

После двухчасовой тяжелой работы разделали тропу и провели лошадей. Дальше фирны были почти гладкие, но еще ниже начинались ледопады и нам пришлось выходить на скалы правого борта.

Здесь почти горизонтально залегающие гнейсы образовали гигантскую лестницу, по которой можно было спуститься зигзагами, переходя с карниза на карниз по осыпям.

Спуск этот весьма крутой и местами опасный нам удалось пройти благополучно, хотя местами лошадей нужно было придерживать за хвосты.

Когда мы спустились и оглянулись назад — с трудом верилось, что можно было пройти с лошадьми по этой почти отвесной стене. Худшее было, однако, впереди.

Скалы обрывались к леднику совершенно отвесно, и для того чтобы выйти на более полоний косогор, понадобилось пересечь крутое фирновое поле, спускающееся справа к леднику.

Сперва вырубили углубления для ног: ботинки со стершимися шипами не держали на крутом обледенелом склоне. Затем стали по двое проводить лошадей. Трех провели благополучно, но две сорвались и покатились вниз по фирну.

К счастью, они отделались лишь испугом и небольшими царапинами.

Осторожно опустили вниз остальных лошадей на поверхность ледника. Поверхность последнего неровная, покрытая трещинами, сераками и промоинами. Обошли поле трещин и сераков (ледяных пирамид) понизу.

Через промоины лошади принуждены были перепрыгивать.

Идти вниз по поверхности ледника было рискованно, то вышли на морену, по ней добрались до скалистого мыса, возвышающегося среди льда. Опять спуск зигзагами по скалам, и мы на поверхности другого ледника, покрытого моренным материалом и украшенного ледниковыми столами. Так мы, то выходя на лед, то проводя лошадей по каменистым моренам, выбрались, наконец, к языку ледника.

Еще небольшой спуск то камням, и мы вышли на зеленую площадку, где и заночевали. Здесь были уже многочисленные следы скота. На следующий день мы вышли по затоптанной тропинке в долину Андизбашор и, обойдя непроходимое ущелье, высоко по правому борту вышли, наконец, в долину Шахдары.

Описанные выше маршруты — лишь отдельные эпизоды из многолетних работ на Памире, которые иллюстрируют географический характер района и условия исследовательской работы здесь. Попытаюсь теперь дать сводку географических результатов этой работы.

По нашим современным представлениям, Юго-западный Памир представляет глубоко расчлененную страну, абсолютные отметки в пределах которой колеблются от двух до семи тысяч метров.

Долины прорезающих ее рек представляют глубокие ущелья, а борта их также интенсивно расчленены. Даже некрупные долины имеют глубину до двух километров и даже более при ширине от водораздела до водораздела всего  лишь в 8 — 10 км, а иногда даже — 5 — 6 км.

Количество воды в реках в течение года резко колеблется, быстро и неожиданно изменяясь: то становятся труднопроходимыми вброд даже незначительные потоки, то почти иссякают наиболее многоводные.

Благодаря такому характеру долин длину рек и площадь их бассейна трудно установить, не пройдя вверх по ним до истоков. Возможны ошибки как в ту, так и в другую сторону. Примерами подобных ошибок являются Гармчашма и Ривак.

Наиболее крупными водными артериями Юго-западного Памира являются: р. Пяндж, текущая сперва в юго-западном направлении, затем резко сменяющая его на почти меридиональное на север.

Правым притоком Пянджа является р. Измир, вытекающая из оз. Зоркуль (оз. Виктория).

Верхнее течение ее имеет широтное направление, но близ устья р. Мац оно меняется на почти меридиональное.

Главнейшими правобережными притоками Пянджа, помимо р. Памир, являются pp. Шитхарв и Даршай — в верхней части; pр. Абхарв и Гармчашма — в меридиональном колене — выше устья Гунта, и рр. Баджку и Хуф — ниже устья Гунта.

Ни один из этих притоков не достигает размеров, хотя бы сколько-нибудь приближающихся к размерам главной реки.

Река Шахдара изгибается дугообразно выпуклостью на юг и впадает в Гунт у г. Хорога. Все притоки ее имеют почти меридиональное направление.

Наиболее крупные левобережные притоки: Шоралед-жилга, Вранг, Андизбашор, Сейдж, Буджом, Бадом и Тус-сион, а правобережные: Дузахдара (Айрансу), Друмдара, Чандым.

Река Гунт в противоположность Шахдаре плавно изогнута выпуклостью на север.

Слева в Гунт впадают два весьма крупных притока: Токузбулак и Ривак, являющиеся как бы составляющими Гунта.

Справа также имеется ряд довольно крупных притоков: Андеравдж, Кумышджилга (Айрансу), Хадзутдара, Патхур. Вытекает Гунт из оз. Яшилькуль, являясь продолжением долины Аличура.

Долина Бартанга изгибается примерно параллельно Гунту.

Благодаря сложности речной сети водоразделы отличаются чрезвычайной извилистостью в плане. Высочайшие точки далеко не всегда совпадают с ними.

Вообще орографический характер Юго-западного Памира не является прямым выражением влияния геологического строения на рельеф.

Отсутствие сколько-нибудь удовлетворительных карт не позволяло до настоящего времени выяснить направление осей высочайших поднятий, а водораздельные линии настолько извилисты и неправильны, что даже в первом приближении не могут быть приняты за эти направления.

Этим объясняется тот странный факт, что хребты на картах различных исследователей совершенно не совпадают по своему направлению вплоть до перпендикулярного.

Сопоставление с прилежащими областями, которое могло бы помочь в выяснении направления важнейших поднятий, затруднено полной не изученностью районов, расположенных непосредственно западнее в Афганском Бадахшане.

Однако, некоторые соображения по этому поводу все же можно высказать и наметить главнейшие поднятия.

Самым южным из этих поднятий  является Ваханский хребет (на царских картах — хребет Николая II), протягивающийся по междуречному пространству между pp. Вахан-дарья и Памир.

К северу от Лянгара Ваханский хребет прорезан ущельем р. Памир.

Это ущелье настолько резко выражено, что не может быть сомнений, что здесь мы имеем действительно сквозную прорезающую хребет долину.

Достаточно упомянуть, что здесь на протяжении всего лишь 30 км наблюдается падение около 500 м, тогда как па продольном участке долины — непосредственно выше и в долине Пянджа ниже слияния — падения значительно положе, достигая в первом случае 400 м на протяжении 80 км и — 300 м на 95 км во втором.

Далее ось поднятия проходит по междуречью Пянджа и Шахдары и для хребта здесь принято название Шахдаринский.

Выше кишлака Баршор Шахдаринский хребет упирается в долину Пянджа обрывистым уступом и переходит на левый берег его, образуя теснину Горана.

Продолжение этого хребта на запад в Афганистан неизвестно в виду полной неисследованности этой части Афганского Бадахшана. По-видимому, он теряет здесь свою индивидуальность.

Главнейшие пики Шахдаринского хребта достигают высоты от 6500 до 7000 м. Таковы пики Маркса (7000 м), Энгельса (6800), Джентив (6500 м), пик Маяковского (6600 м). Если учесть, что в восточной части Ваханского хребта в Афганистане также вздымается ряд пиков свыше 6500 м, то перед нами картина первоклассного хребта, незаслуженно находящегося в пренебрежении.

Ваханский (Шахдаринский) хребет является одним из наименее доступных. Лишь существование сквозных ущелий Памир-дарьи и Пянджа позволяет более или менее беспрепятственно переходить с одной стороны его на другую. Можно упомянуть еще трудный конный перевал Вранг, весьма трудные—Ямг и Даршай и пешие перевалы Шитхарв и Цокуин. К северу от Ваханского хребта расположен хребет Памирский, называемый иногда Аличурским, разделяющий на некотором протяжении системы Памир-дарьи и Аличура. Близ перевала Койтезек он выгибается несколько к югу, образуя пик, названный на царских картах Шапкой Мономаха, который мы предлагаем назвать пиком Таджикско-Памирской экспедиции (6200 м).

Далее к западу Памирский хребет получает название Южношугнанского и протягивается, плавно изгибаясь, по междуречью pp. Шахдара и Ривак.

Выше кишлака Реджист этот хребет прорезан р. Шахдара и далее, теряя ясно выраженный характер, доходит до Пянджа, образуя северную границу Горана.

Вообще Памирский хребет ниже, чем Ваханский (Шахдаринский) и значительно доступнее. Однако, перевалы сосредоточены в его восточной части — в Памирском хребте, где он проходим почти повсеместно, тогда как западная наиболее высокая и труднодоступная часть его (Южношугнанский хребет) почти лишена перевалов.

Важнейшими перевалами Памирского хребта являются Башгумбез, Кумды, Харгуш, Йолмазар, Кокбай и Карагурум.

В Южношугнанском хребте для лошадей доступен единственный перевал из долины р. Чандым в долину р. Богив.

Пересеченный различными исследователями лишь по отдельными маршрутам, плохо увязанным между собой, Южношурнанский хребет таит в себе еще много интересных вопросов, заслуживающих разрешения.

Севернее — наблюдается еще один второстепенный хребет, не имеющий особого названия, который мы называем Северошугнанским.

Северошурнанский хребет протягивается к югу от оз. Яшилькуль и далее к западу прорезан долинами pp. Токуз-булак и Дузахдара. Затем он разделяет долины Гунта к. р. Ривак.

Близ устья р. Ривак, резко изменяя направление, прорезает Северошугнанский хребет, который, перейдя на левый берег реки, вскоре теряет индивидуальность, переходит на правый берег Гунта у кишлака Танг.

У Пянджа хребет уже не выражен как самостоятельное поднятие, сливаясь с отрогами Рушанского хребта.

Как Ваханский, так и Южношугнанский хребты не везде являются водораздельными, прорезаясь поперечными ущельями.

Еще резче это явление выражено в Северошугнанском хребте.

Так же как на примере Памир-дарьи и Горана, пересечение этого хребта долинами рек выражается в крутом падении последних и образовании ущелий.

Пока не была известна истинная величина долины р. Ривак, Северошугнанский хребет, представлялся одним целым с Южношугнанским и так и трактовался на каргах в виде одного Шугнанского хребта.

Однако, в настоящее время является несомненным, что здесь наблюдаются два самостоятельных поднятия.

Таким образом, гребень гор, видимый из долины Гунта, и гребень, видимый из долины р. Шахдара, представляют два различных хребта.

К западу от устья р. Ривак — в промежутке между этими двумя хребтами — наблюдается запуганная система водоразделов. Перевалы выводят здесь зачастую в самых неожиданных направлениях, и орография этого участка далеко еще не выяснена.

Несмотря на узкость этого поднятия (всего 10 — 15 км), высоты здесь достигают свыше 5500 м, образуя эффектные пики с почти отвесными обнаженными от снега обрывистыми склонами или же с не менее эффектными, круто падающими ледниками.

К северу от р. Гунт протягивается мощный Рушанский хребет. Он является асимметричным с коротким южным склоном и длинным, расчлененным мощными долинами, северным.

Главнейшая вершина Рушанского хребта имеет высоту свыше 7000 м; целый ряд других его пиков достигает высоты 6000 м.

Мощное оледенение и резкая расчлененность Рушанского хребта делают его доступным только для пешего перехода.

Из таких пеших перевалов следует назвать перевал Штам. Доступен для лошадей перевал Лянгар, но он выводит в непроходимую для коней долину Бартанга.

Восточное продолжение Рушанского хребта, заключенное между Аличурской долиной и р. Мургаб с Сарезким озером, носит название хребта Базардара.

Эти современные географические представления не являются, конечно, результатом только моих работ, но представляют сводку работ коллектива Таджикско-Памирской экспедиции, одним из участников которого мне посчастливилось быть.

Подъем на перевал Вранг




Главнейшая вершина Рушанского хребта — «7000 метров»



Юго-Западный Памир




 


Возврат к списку



Пишите нам:
aerogeol@yandex.ru