Антология экспедиционного очерка



Шестеро отважных. Из практики зимнего альпинизма на Тянь-Шане

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник: Алексеев А.П. - инструктор альпинизма. Шестеро отважных. (Из практики зимнего альпинизма на Тянь-Шане), Москва – Ленинград, Государственное издательство «Физкультура и спорт», 1941 г.


Предисловие 

Ни одна страна в мире не располагает такими богатыми и разнообразными возможностями для развития горнолыжного спорта и зимнего альпинизма, какие имеются в СССР.

На севере и на юге, на востоке и на западе на­шей необъятной родины простираются горные районы и почти через весь центр СССР проходит замеча­тельный Уральский горный хребет.

Лыжный спорт в нашей стране стал любимым занятием многомиллионных масс. Нет буквально ни одного уголка в нашей стране, где бы снег вдоль и поперек не был исчерчен затейливым лыжным узором. Лыжи — один из самых увлекательных видов спорта. Кто хоть раз провел свой выходной день на лыжах, того всегда будут манить к себе необъятные снеж­ные просторы.

Горнолыжный спорт имеет огромное воспитатель­ное и оборонное значение. Поэтому привлечение лыжников-спортсменов к занятиям горнолыжным спортом решает большую и очень важную оборонную задачу.

В настоящее время уже нельзя провести резкой грани между скоростным и горнолыжным спортом. Скоростные дистанции все больше осложняются за счет высоты гор, трудности спусков, поворотов и подъемов, и лыжник-скоростник не может рассчиты­вать на успех в соревнованиях, не овладев горно­лыжной техникой.

Горнолыжники, в свою очередь, должны в совер­шенстве овладеть техникой хода на равнине.

Задача советских альпинистов – ходить в горы не только летом, но и зимой.

Зимние альпинистские походы и восхождения значительно сложнее и опаснее летних. Они требуют от альпинистских групп серьезной подготовки, опыта и отличного овладения горнолыжной техникой.

В горы зимой не могут быть допущены группы, составленные из мало опытных альпинистов и плохих лыжников.

Маршруты, включающие длинные переходы, пере­валы и восхождения, доступны только опытным лыжникам-альпинистам.

Хорошая физическая закалка и тренировка, все­сторонняя и серьезная подготовка к походу обеспе­чивают успех и безопасность наших зимних альпи­нистских мероприятий.

Горнолыжный  спорт и зимний альпинизм — спорт смелых. Вот почему среди нашей бесстрашной моло­дежи так много его приверженцев.

Только физически крепкая, смелая, сильная и выносливая смена будет достойным пополнением нашей Красной Армии.

Молодежь нашей страны должна помнить слова наркома обороны СССР маршала и Героя Советского Союза товарища С. К. Тимошенко о том, что: «Лыжный спорт,  как и  многие другие массовые виды спорта, тем и замечателен, что он вырабатывает в человеке волю и настойчивость, смелость и инициа­тиву, физическую закалку и выносливость».

Молодежь должна отлично ходить на лыжах, изучить горнолыжный спорт, полюбить горные похо­ды и восхождения в сложных и суровых зимних ус­ловиях, в совершенстве овладеть техникой зимнего альпинизма.

Придти в Красную Армию отлично и всесторонне подготовленным — задача каждого молодого патриота нашей великой социалистической родины.

 

Часть 1 

Штурм пика Комсомола 

Поход начался 

Нас шесть человек: командир похода Вася Голубовский, Сергей Нагибин, я и мой брат Женя Алек­сеев, Петя Богданов и Витя Ефимовский. Все весе­лые и здоровые ребята. У каждого за плечами не­малый стаж зимних восхождений и походов.

В таком составе мы приехали из Новосибирска в Алма-Ату — столицу Казахской республики. Не­смотря на январь, стояла теплая, солнечная погода. Температура воздуха —1° по Цельсию. На небе ни облачка.

В городе прямые, широкие и красивые улицы. Рядом с многочисленными глинобетонными, сырцовы­ми и деревянными домами возвышаются каменные и бетонные. Высоких зданий нет, так как Алма-Ата — город землетрясений. Вдоль тротуаров тянутся  арыки, орошающие город водой. Сразу за городом начинаются горы.

На улицах оживленно. Идут пешеходы, движутся трамваи, автомобили, экипажи. Жизнь бьет ключом.

Алма-Ата — большой культурный город, насчитываю­щий 230 тысяч жителей, политический и админи­стративный центр Казахской республики.

В туристско-экскурсионном управлении мы уточни­ли маршрут и получили необходимую консультацию. Там же мы узнали, что в местечке Горельники, находящемся в 20 км от Алма-Аты, работает горно­лыжная школа. Решили направиться через Горельники. Остаток дня провели в приготовлениях к похо­ду по намеченному маршруту.

 

На подступах к пику Комсомола 

На другой день до 3-х часов дня готовили все необходимое к походу и только в 4 часа дня высту­пили по маршруту.

Направление у нас на дом отдыха Медео (18 км от города). Пошли пешком, груз везли на подводе.

На улице тепло, крупными хлопьями валит сырой снег. От лыж вынуждены были отказаться.

Дорога ровным подъемом убегала вперед. За чер­той города — сады, дачи, дома отдыха. Еще выше раскинулся хребет Заилийского Алатау и только на север тянется необъятная равнина прибалхашских степей.

Нам хорошо видны Большой Алмаатинский пик в форме правильной пирамиды (3800 м) и восточнее, за Сухим хребтом, над темными скалами Азу-Тау-Мало-Алмаатинский пик (4300 м), ныне пик Комсомола. Он, словно оскаленный клык какого-то огромного чудовища, сверкает на солнце.

Дорога узкой цепочкой протянулась по долине речки Малой Алмаатинки, подражая ее причудливым извилинам. Она то вплотную подходила к берегу, заваленному огромными валунами, то, словно испугав­шись ее шума, забиралась высоко на склоны.

Солнце только что успело скрыться за зубчатыми хребтами. Его лучи еще золотили верхушки гор, когда в долине появились сумеречные тени. На фоне светлого неба резко выделяются вершины елей и сосен.

Быстро темнеет. Мокрые хлопья снега липнут к одежде.

А вот и дом отдыха. Из темноты показались контуры больших, ярко освещенных зданий. Остано­вились в клубе. Я и Витя пошли встречать отставших с лошадью ребят.

Под натиском разбушевавшегося ветра мы ощупью спускались по склону навстречу товарищам. Прошли километра три, но никого не встретили.

— Ребята где-нибудь заночевали. Было бы безу­мием в такую темень и непогоду продолжать дви­жение, — говорит Витя. Я соглашаюсь с ним, и мы, промокшие и обледеневшие, вернулись обратно.

Дом отдыха Медео (имени Х-летия Казахстана), основанный по инициативе т. Фурманова в 1920 году, расположен на слегка наклонной обширной пло­щадке. В саду красиво расположились дома.

Утром, когда подъехали ребята (они ночевали в соседнем совхозе), мы быстро стали готовиться в путь.

Хорошая дорога кончилась, и за крутым поворотом вправо извивалась узкая тропинка, ведущая вглубь ущелья. Длинная тень, падая от Мохнатой сопки, закрывает ущелье. Горы кругом уходят ввысь.

В Медео пришлось сделать перегруз части бага­жа на маленькие санки-волокушу. Взвалив на себя рюкзаки, встали на лыжи и тронулись дальше по маршруту.

Километра через 1,5—2 должна быть и турбаза Горельники. Веселый, морозный день. Легко дышится чистым, горным воздухом. Высокие, стройные тянь-шаньские ели разбросаны по склонам. Впереди ви­дим группу лыжников горнолыжной школы.

— Сворачивай! — кричат сверху. Мимо по узкой, крутой, извилистой дорожке проносится лыжник, де­лая витиеватые повороты. Справа от него обрыв в Алмаатинку. Малейшая оплошность и он может со­скользнуть по склону и выкупаться в ледяной воде речки.

Это человек тридцать здоровых и бодрых ребят под руководством мастера горнолыжного спорта осваивают спуски и повороты.

На мыске, в густом ельнике, у слияния речки Горельники и Малой Алмаатинки  — небольшой домик. Это — турбаза Горельники, основанная лет семь тому назад. Сделали привал. Пообедав, подгоняем лыжи, укладываем запас продуктов на несколько суток, палатки, альпинистские веревки, запасное теплое белье и другие вещи.

В три часа дня по крутому склону вышли на лы­жах к Толгарскому перевалу. Нас провожали весе­лые лыжники школы.

— Счастливого пути! — кричали они нам.

На перевале побывали наиболее сильные лыжники школы. Поэтому мы двигаемся по довольно прилич­ной, проложенной ими лыжне.

Путь крут, лыжи то и дело сдают назад. Тяже­лые рюкзаки (в среднем по 30 кг), оттягивают плечи, томит жажда. Чувствуется недостаток тренировки на лыжах с грузом в горах.

К вечеру добрались до двух старых юрт, зава­ленных снегом. Кошма их стенок наполовину обо­драна, но мы рады и этому.

Юрты стоят уже два года, оставленные одной экспедицией по борьбе с наводнениями города. Вода здесь — страшный бич. Борьба с ней ведется при помощи канав, расположенных поперек склона.

Солнце уже пряталось за перевалом. Редкие лиственницы бросали огромные тени. Женя, Виктор и я дожидались в юрте далеко отставших Васю, Сергея и Петю.

На остановке стало холодно. Согреваемся движе­ниями; от соседних деревьев таскаем сучья, разжи­гаем в юрте костер.

Пока готовили ужин и поели, время перевалило за полночь. Ночью мороз резко  усилился. В юрте разбросали угли, вытаяли снег. Одели все теплое — пимы, полушубки, шлемы и залезли в ватные спаль­ные мешки. Еще не наступил утренний рассвет, а мы уже были на ногах. Решили быстрее добраться до перевала. 

 

Через Толгарский перевал 

Дальнейший путь лежит через Толгарский пере­вал на ледник Богдановича и по нему на Комсо­мольский пик.

Подъем все круче и круче. Чаще делаем оста­новки на отдых. При подъеме лыжи скользят. То один, то другой из нас падает или срывается. Я в Горельниках натер свои лыжи тряпкой с дегтем, и они у меня почти не скользят. Ребятам же подни­маться весьма трудно, так как сильна отдача. Отло­гие склоны преодолеваем русским ходом с усиленной работой рук. На более крутых склонах трудно удер­жаться при помощи русского хода. Поэтому перехо­дим на способ подъема «елочкой». Разводим концы лыж в стороны и упираемся на внутренние ребра лыж, помогая при движении палками.

«Елочка» — очень трудоемкий способ подъема, осо­бенно, когда назад тянут увесистые рюкзаки. Прихо­дится передвигаться с помощью частых и сильных толчков для передачи своего веса с нижней на верх­нюю лыжу. Затем перебрасываешь наверх нижнюю лыжу, и в этот-то момент коварный рюкзак опроки­дывает назад. Только сильным напряжением муску­лов ног и рук удерживаешь равновесие. Если же лыжа скользнет — теряешь равновесие и падаешь в глубокий рыхлый снег. Это значит — потеря метров двадцати с таким трудом набранной высоты. На очень крутых склонах приходилось применять даже способ подъема — «лесенку». Поворачиваешься боком к склону и медленно, медленно набираешь высоту, подставляя нижнюю лыжу к верхней.

Рыхлый снег и крутизна подъема заставляют вас двигаться зигзагами.

Мы допустили грубейшую ошибку, не смазав лыжи горнолыжной мазью. Все время приходилось виснуть на палках и тратить огромные усилия на то, чтобы не опрокинуться и не сползти назад. Особенно му­чился Сергей, который при выходе из Горельников натер лыжи обычной лыжной мазью.

Трудно и на поворотах. Способ «веером» не при­менишь и приходится делать поворот «на месте» пе­рестановкой лыж.

По мере подъема к перевалу пропадают послед­ние деревья. Впереди вырастают темно-белесые ска­лы. Легкий ветерок перегоняет по небу редкие тучи. Вот уже идущий впереди Витя достиг перевала. За ним Женя, потом я.

На перевал поднялись к часу дня. Высота 3200 метров над уровнем моря. Температура —12° С. Сбрасываем рюкзаки, ожидаем ребят. Оглядываемся назад на только что пройденный тяжелый и долгий подъем. Каким легким кажется он отсюда! Как на ладони видны Горельники, ощетинившееся густым хвойным лесом ущелье реки Алмаатинки и соседние склоны предгорий. Мы едва узнаем знакомые очер­тания гор. Отсюда, с высоты они кажутся совсем иными.

Далеко внизу на дне глубокой вогнутой долины расположен город Алма-Ата. Он, словно, набегает на загородившие ему дорогу хребты.

Прямо впереди возвышаются скалы Мало-Алмаатинского отрога с висячими ледниками Тиль и Аяк. Слева — вид на глубокую и узкую долину речки Толгара. Справа — конечные морены, усеянные огромными глыбами камней, ведущие к леднику Богдановича.

— Что-то долго нет ребят, — говорит Витя, — я уже замерз. Пойдем дальше, они догонят по следу.

Мы втроем двинулись по разработанному в Алма-Ате маршруту. Путь лежит по правую сторону лед­ника через конечные морены и боковой «жандарм».

Нас радует, что после перевала мы почти не те­ряем высоты, а даже постепенно ее набираем. Обхо­дим «жандарм» по крутому склону осторожно, чтобы не вызвать оползней или лавин. Снег очень подви­жен и от опасности съехать вниз спасает упор на палках.

Внизу котловина, наполненная снегом. Заснежен­ные камни затрудняют движение. Кое-где попадают следы величиною с кулак. Это проходила росомаха.

Мы уже порядочно подались вперед от перевала. Свернули влево в поисках места для отдыха и ожи­дания отставших ребят. На горы спускался вечер.

За скальным прикрытием на одной из средних морен разбиваем палатку. Решили ночевать здесь с тем, чтобы отсюда идти на штурм пика.

Ледник, находящийся впереди слева, принимает огромные фантастические очертания. Кажется, что он как чудовище ползет и окружает своей расплываю­щейся снежно-ледяной массой маленькую палатку.

Вокруг, словно озлобленные великаны, высятся ска­лы и, как бы сгибаясь, закрывают собой небо. Их лица с оскаленными зубами, казалось, радуются то­му, что чудовище-ледник уничтожит этих непрошен­ных пришельцев, нарушивших вековой покой гор.

Дует низкий ветер, наметая поземок. Мы разо­жгли примус. Ребята подошли уже поздно в тем­ноте. Даем им выпить теплой снеговой воды. Раз­биваем вторую палатку и устраиваемся на ночлег.

 

По леднику Богдановича 

Встали рано. Морозная ночь сменялась столь же морозным утром. Собрались без завтрака. Солнце еще не показалось из-за зубцов скал, а мы уже наде­вали пимы.

Ветер поднимал снежинки и вихрем уносил их вдаль. Ночные тени пиков продолжали лежать на леднике, когда мы вышли на штурм, оставив лыжи в лагере. Медленным темпом, цепочкой продвигаемся моренами вперед.

По правую сторону ледника то тут, то там тор­чат камни, выделяясь черными пятнами на белой снежной пелене. Прыгаем с камня на камень, иногда по пояс проваливаясь в промежутки между ними. Вошли в полосу глубокого рыхлого снега. Движение становится очень затруднительным. Ползем «по-пластунски» (на четвереньках), используя ледоруб.

— Что это там? — спрашиваю я, заметив впереди какой-то предмет. Подходим ближе. Это оказался фанерный туристский домик. По надписи на стенке мы узнаем о том, что его ремонтировали два туриста летом 1934 года. Домик полуразрушен и вдавлен  в лед. От него, почти под прямым углом, повернули влево.

Мы допустили ошибку, оставив лыжи в аварийном лагере у палатки. На них мы передвигались бы несравненно быстрее.

Ледник, круто заворачивая, поднимается на восток между скалистыми отрогами. Далеко над нами нависли снежные карнизы Карлы-Тау. Безграничное бе­лое поле искрилось мириадами снежинок. На севере между разрывами хребтов видна уходящая вдаль степь.

Страшная ослепляющая белизна заставляет нас на­деть темные очки-«консервы». Скоро за поворотом начался ледник Богдановича. Предательские трещины подстерегают со всех сторон. Их трудно определить под снегом. Стоит только ступить на притаившуюся под снегом трещину, как снег с уханьем оседает и увлекает за собой ступившего.

Связались по трое. Наша связка — Витя, я и Женя, шла первой. Витя ледорубом нащупывал трещины. Ле­дорубы погружались в глубокий снег, и определить ими наличие трещин было трудно. Я натягивал ве­ревку, готовый каждое мгновение застраховать его в случае провала.

Сильный рывок, и Виктор исчез точно в омуте. Он попал в одну из трещин и повис на рюкзаке и руках. Мы помогли ему выбраться, и пошли дальше.

Ледник постепенно становится уже. Его как бы сдавливают с севера скалы Комсомольского пика, а с юга обрывы Карлы-Тау.

Часам к двум дня достигли небольшой площадки, с которой начинается ледник Богдановича. Дальней­ший подъем идет по осыпям. Перед нами на востоке глубокая скалистая долина реки Левого Толгара. За ней высится суровый снежный хребет со сползающими вниз широкими ледниками. Делаем небольшой привал. Высота 4000 метров над уровнем моря.

Под осыпями на камне оставляем продукты, кошки и рюкзаки с расчетом к вечеру вернуться если не в аварийный лагерь, то хотя бы сюда.

 

Трудная ночь 

В три часа дня, перебираясь по крупным камням, начали подъем. Идем связками по три человека. Осыпь все круче, но она плотная, лежит крепко, и идти не трудно. Путь лежит к отвесным скалам Мало-Алмаатинского пика. Ярко светит солнце. Идти ве­село. С высоты доносится крик высокогорной галки. Быстро преодолели осыпь, упершуюся в нагромо­ждение скал. Начался снежный скат с километровым обрывом, уходящим в долину Левого Толгара. Вспо­минаем кошки: допустили большую ошибку, не взяв их с собой. Немного спасали пимы, в которых не так скользила нога. В ботинках без кошек совсем было бы невозможно двигаться. В фирновой корке рубим ступеньки.

Мы долго не могли решить, с какого места начать подъем на скалы.

Наконец, первая связка — Женя, Виктор и я ре­шили перейти с опасного склона на скалы. Как выяснилось позднее, по этому пути восхождения обычно не совершались. Мы оказались в исключительно сложных условиях подъема.

Поверхность скал настолько выветрилась, что как ни осторожно шел первый, мелкие, а нередко и до­вольно крупные камни вылетали у него из-под ног. Идущим внизу все время приходилось быть насто­роже, избегая удара камнем.

Преодолеваем изогнутый камин. Трудности подъема все увеличиваются. Оттаявший в первой по­ловине дня снежок на выступах черных скал снова стал примерзать. Намокшие рукавицы заледенели и от них пришлось отказаться. Поднимаемся, работая голыми руками. Пальцы прилипают к камням, и мы отрываем их с опасностью оставить кожу. Наконец, с большим трудом камин взят.

Я, замыкающий верхнюю связку, кричу ожидаю­щим внизу товарищам:

— Подъем сложен, постарайтесь дойти фирном до следующих скал.

За камином траверсировали по гладким обледе­невшим скалам. Пришлось применить скальные крючья.

Перед нами почти отвесный кулуар, покрытый кое-где корой скользкого льда. Подниматься по нему без кошек крайне опасно, так как легко мож­но сорваться и улететь в зияющую внизу Толгарскую пропасть. Многие камни еле держались и часто с шумом проносились мимо нас и падали в пропасть.

Вторая связка продвигалась по снежному склону на скалы за кулуаром метров в тридцати ниже нас. Она скоро перешла на верный путь, о чем свидетельствовала протянутая летом на стене веревка. Приближался вечер. Солнце уже повисло над хребтами, появились длинные, темные тени. В горах тем­нота всегда наступает быстро.

Мы в затруднительном положении. Перебраться на скалы ко второй связке почти невозможно. Пер­спектива остаться в висячем состоянии на кулуаре мало привлекательна. В полумраке пробиваемся по левой стороне кулуара в надежде найти более устой­чивое место и укрыться на ночь от резких порывов ветра. Растянулись вдоль всей веревки до верха ку­луара. Женя ощупью, очень медленно продвигается вверх. Казалось, что он не движется, так медленно идет время. Коченеют руки и ноги.

С нетерпением кричу Виктору:

— Ну, как?

— Пока ничего не говорит, — отвечает Виктор.

— Пещера! — слышится из темноты голос Же­ни. — Укрепился, подтягивайтесь.

В пещерке — каменном ящике с ледяным дном — едва поместились двое. Ледорубом расчищаем снег, вырубаем лед и с трудом на корточках помещаемся втроем. Женя попытался подняться на верх кулуара, но ему преградил путь скальный выступ, покрытый тонкой коркой гладкого льда.

Пробраться через него не удалось. Пострадала лопатка ледоруба, и с шумом скользнула вниз рука­вица.

Некоторое время сидим в пещере без движения.

Дневное напряжение и большая высота (4100 метров) дают себя чувствовать. Продуктов нет, мешков тоже. Однако мороз и ветер заставляют двигаться.

Нижняя связка оказалась в еще более худших условиях. Привязавшись, они поместились на карнизике со спущенными к обрыву ногами. Договариваем­ся с ними делать периодическую перекличку, чтобы не замерзнуть.

Я чувствую пронизывающий холод. Женя и Витя в полудремотном состоянии. Надо согреться. Ледо­рубом увеличиваю пещеру. На высоте 4100 метров работать трудно — после нескольких ударов приходит­ся делать передышку. Женя вторично пытается пробиться на верх кулуара: надо как-то коротать ночь.

Для удобства он снимает полушубок. Ступеньки рубить негде — гладкая скала. Втыкает ледоруб, встает на него и вбивает в скалу крюк. На караби­не, точно по блоку, вдвоем подтягиваем его вверх, усиленно охраняя из пещерки двумя ледорубами. С большим трудом удалось ему подняться до скаль­ного участка.

— Ну, как там, Женя? — кричим мы.

— Замерз. Как бы полушубок, поднимайтесь ко мне!

Там укрыться негде, и мы заставляем его спу­ститься к нам. В пещерке неудобно и холодно. Скорчившись, начинаешь засыпать и через полчаса вздрагиваешь, коченеют руки и ноги. Снизу то и дело доносятся глухие удары пимов и рукавиц. Пере­кликаемся. Кто-то запел: «...чтобы тело и душа были молоды, были молоды...». Далеко, далеко из тем­ноты откликнулось многократное эхо. Несмотря на песни и разговоры ночь проходила медленно. Haм казалось, что утро никогда не настанет.

 

Победа 

Чуть забрезжил рассвет, и еще солнце не высу­нуло свою золотистую голову из-за суровых хребтов, а мы уже начали подъем. Огромным напряжением сил и воли взяли кулуар и перебрались на скалы. Нижняя связка также начала подъем. Они шли по старому правильному пути. Мы круто страверсировали по скалам и очутились над ними. По сторонам свисали отвесные обрывы, а впереди вертикально поднималась гладкая тридцатиметровая стена Лож­ного пика. Это был трудный и опасный участок. Мы используем прошлогоднюю веревку-лесенку, спущен­ную по стенке, предварительно проверив ее проч­ность. Упираясь одной ногой в гладкие скалы, дру­гую продевая в узкие стремячки лесенки, мы по очереди поднимаемся на карниз. Трехметровый карниз резко суживается в обе стороны и сливается со скалами. Выше, над карнизом скалы поднимаются отвесно, без единого заметного выступа. Слева они отходят немного в сторону, справа видна зубчатая вершина пика. Она совсем близка и вместе с тем так недоступна.

Используя малейшие выступы и полностью «три точки» опоры, обходим стенку Ложного пика. Выру­чает знание техники альпинизма и стремление к по­беде. Прямо впереди на севере возвышается главная вершина пика. Более удобный путь к ней идет по острому прогнувшемуся гребню. Теряя около 20 мет­ров высоты, мы решаем двигаться к вершине по это­му гребню.

Западный склон гребня ледяным километровым желобом низвергается вниз. Восточный же представ­ляет стенку крутой каменной пирамиды. Далеко вни­зу пирамида отвесно обрывается и слышно, как от­дается эхо падающих внизу камней. Ни трудность пути, ни усталость от бессонной ночи не могут оста­новить нас. Вершина близка. Неудержимая сила вле­чет нас к ней. Последние сто метров подъема мы преодолеваем быстро и уверенно. В 12 часов дня мы на вершине. Пик побежден!

Высота по нашему анероиду 4300 метров. Темпе­ратура воздуха —21°. Тихо. Ясный, холодный зимний день.

Первое восхождение на пик Комсомола (тогда Мало-Алмаатинский) было совершено 17 июля 1930 года группой Мысовского и Горбунова. Это было первое восхождению в горах Тянь-Шаня.

После первого восхождения на пик Комсомола поднимались другие группы альпинистов. Летом 1936 года там побывали 360 участников военной олимпиады, 30 — медицинской и 250 альпинистов из города Алма-Ата. Этими восхождениями было положено начало массовому альпинизму в Казахстане.

Трудны пути в ущельях по ледникам, на скали­стых снежных и ледяных склонах, но шаг за шагом молодежь нашей страны прокладывает новые пути в героической борьбе с суровой природой гор. Что же влечет их сюда?

Может быть они ищут новых рекордов? Нет. Цели их гораздо шире и благородней. Горы нашей великой страны занимают многие тысячи километров, идущих вдоль священных границ Союза. На каждой из гор может появиться враг, осмелившийся посягнуть на наши рубежи. Мы должны знать каждую пядь своей земли. Если враг проникнет в прекрас­ные долины наших гор, мы смело пройдем через не­доступные перевалы и в этих долинах полчища вра­гов найдут свой бесславный конец. Отряды альпий­ских стрелков займут перевалы, пройдут по обшир­ным полям вечных снегов и никто не сможет помешать им в охране своей любимой родины... Нам хочется лечь, но вершина настолько узка, что на ней можно только стоять или сидеть. Закре­пляемся за скальные выступы веревкой и вытягиваемся на снежном склоне.

К этому времени подошла и вторая связка. У них глаза красные от бессонной ночи, они сильно утомлены. Мы все не ели уже второй день. Несмот­ря на это у всех настроение бодрое.

Пик имеет довольно крутые — снежный северный и скальный южный склоны. С его вершины открывается незабываемая величественная панорама. На северо-западе горы и предгорья сменяются широко раскинувшимися прибалхашскими степями. Как ни напрягал я зрение, так и не увидел конца этой низины.

Река Или пересекает степь с востока на запад. Еще дальше, у самого горизонта, в голубоватой дым­ке, видна зеркальная темная гладь озера Балхаш. Город вырисовывается каким-то расплывчатым тем­ным пятном. С востока на юг непрерывной цепью тянутся огромные и вместе с тем величественные снежные хребты.

На востоке за глубокой долиной реки Толгар встает зубчатая стена ближайшего хребта. Его верх­няя часть покрыта вечными снегами. Эти снега в виде огромных языков спускаются ледниками далеко в ущелье. Чем дальше на юг, тем величественнее и прекраснее заснеженные вершины.

Мы видим заснеженную шапку Карлы-Тау, а за ней Безымянный пик, ныне пик Орджоникидзе. Он лишь немного уступает по высоте Алмаатинскому пику, но еще более грозен.

С Карлы-Тау спускается ледник Богдановича. Он белой полосой течет на запад, а потом, огибая пик, поворачивает на север. С запада его ограничивают скалы Азу-Тау. Над ними вдали видна снежная пирамида пика Советов, скалистые зубцы Больше-Алмаатинского пика, Джолпак и много других гроз­ных вершин...

Пробыв на вершине 2 часа, мы начали спуск.

Со скал натягиваем веревку и на карабинах спускаемся на всю ее длину. После пересадки опять на всю веревку и так до подошвы скал.

Форсируем спуск, чтобы засветло добраться до продуктов.

Снежный обрыв в Толгарскую пропасть проходим, страхуясь перетянутой первым из нас веревкой. Солнце уже повисло на гребнях хребтов. Быстро пе­ребегаем по осыпи вниз. Сильно дает себя чувство­вать голод. Мы не ели и не пили уже около 2-х суток. Наконец, добрались до места, где оставили продукты. Утолили голод и, когда солнце совсем скрылось, осторожно двинулись по старому следу, опасаясь попасть в трещины. Однако скоро мы сбились с прежнего пути и попали в полосу рыхлого, глубокого снега. Погружаясь по пояс, идущий впе­реди проминает дорогу, по которой остальные дви­гаются вслед за ним.

Первому идти очень тяжело, поэтому мы часто меняемся. Продвигаемся очень медленно, отдыхая через 100—200 метров. До аварийного лагеря еще далеко. Наконец, выбрались на морены, стало не так вязко.

Вот и палатки. Разжигаем примус, кипятим чай и ужинаем. Для вкуса к снежной воде прибавляем шоколад, курагу и сахар.

У хозяйственного Пети оказалось несколько ше­поток чаю. Заварили его, и стало много приятнее.

На ночь, не снимая с себя одежды, забираемся в спальные мешки. В трехместной палатке, свободной для троих летом, мы трое в мешках еле умещаем­ся. Несмотря на леденящий ветер, крепко заснули и проспали против обычного, долго.

 

Обратный путь 

С утра быстро подготовляем лыжи, ботинки и с туго набитыми рюкзаками на лыжах тронулись в обратный путь.

Издалека заметили у перевала три темные точки. По мере приближения они росли, и уже можно было различить трех лыжников у флага на морене. Это ребята из горнолыжной школы, направившиеся на разведку за нами. Ведь в Горельниках мы дали контрольный срок вернуться на 2 дня раньше.

На перевале теплая встреча.

Они заботливо спрашивают, все ли у нас в порядке, нет ли обмороженных. Отвечаем, что у нас все благополучно и в свою очередь интересуемся их состоянием. Оказывается, ребята обморозили пальцы ног. Оттираем спиртом, и они первыми спускаются вниз.

Перед нами десятикилометровый спуск с круч Толгарского перевала. Быстро мчимся на лыжах по крутому склону. В целях безопасности спуска, проносясь с огромной скоростью метров триста, мы один за другим падаем в рыхлый снег. Встаем и снова продолжаем движение.

Падение с рюкзаками получается очень неприятное. Рюкзак летит через голову и лямками давит шею, лыжи глубоко зарываются в рыхлый снег, становясь почти вертикально. Сам также целиком погружаешься в снег. Первые минуты беспомощно барахтаешься, делая бесполезные движения руками и ногами. Встать можно только сбросив рюкзак. Hа крутом же склоне это очень трудно сделать. После одного-двух таких падений стали спускаться значи­тельно осторожней.

Лыжники школы налегке обогнали нас и шли далеко впереди, на ходу делая замысловатые поворо­ты. Нам было значительно труднее. Рюкзак требует большой осторожности при спуске и на поворотах. Как крепко его не привяжешь, он все равно подви­жен. На повороте рюкзак стремится двигаться в первоначальном направлении и легко может вызвать опрокидывание наружу поворота.

Хорошо иметь станковый рюкзак и пояс для его подтягивания. Тогда рюкзак являлся бы монолитным придатком к телу. У нас же ничего подобного не было. Поэтому приходилось избегать резких поворо­тов и производить их только с упором. Также да­вало себя знать недостаточное освоение нами горнолыжной техники и почти полное отсутствие трени­ровки в этой области.

Несмотря на частые падения, спуск проходил быстро. На крутых склонах мы шли зигзагами. Торможение приходилось применять довольно часто. Препятствия в виде заваленных снегом камней, деревьев, пней и канав встречались на каждом ша­гу. Они заставляли передвигаться с большой осто­рожностью и все время замедлять ход. На очень крутых склонах применяли поперечное скольжение. Тормозили большей частью с помощью палок, иног­да «плугом».

Повороты нам положительно не удавались, за исключением одностороннего  «конькового» поворота и поворота с «упором».

О различных сложных комбинированных «христианиях» («христиания из упора», «христиания-ножницы», «чистая христиания»), поворотах «телемарк» у нас тогда имелось лишь весьма смутное представление.

Наконец, мы добрались до юрт. Здесь нас встретили двое ребят из горнолыжной школы. Дальше дорога идет лесом.

Подъехав к речке, мы снимаем лыжи и по дорожке сбегаем вниз. С жадностью пьем речную воду. Она кажется очень приятной после безвкусной снеговой воды.

В три часа дня мы были в Горельниках. После пятисуточного штурма в первый раз умылись в теплом серном ключе.

Отдохнув, мы в шесть часов отправляемся на лыжах в Алма-Ату. Дорога очень хорошая. 20 километров, отделявшие нас от Алма-Аты, мы преодолели за час. Когда приехали было уже совсем темно. Используя арыки, тротуары и аллеи, по ярко освещенным улицам столицы, пробираемся на лыжах до дома туриста.

На другой  день встали поздно. Все здоровы, но суровая борьба наложила отпечаток тяжелой усталости. От перенапряжения ныли мускулы, чувствовалась расслабленность и вялость.

Крепкий сон в теплой уютной комнате и хорошее питание быстро восстанавливают наши силы. Стара­лись больше ходить по городу.

Командир похода Голубовский отправил в Новосибирск телеграмму: «Новосибирск. НИВИТ. Проф­ком. Копия ЦС «Локомотив Востока». Штурмом в сложных условиях (ночевка на скалах, без мешков и продуктов) третьего февраля взят пик имени Ком­сомола, бывший Мало-Алмаатинский 4300 метров. Команда шесть человек взошла полностью. Обмора­живаний нет. Все здоровы и бодры. Завтра выступаем на штурм Толгарского пика высотой около 5000 мет­ров, впервые в зимних условиях. Надеемся победить. Привет всему коллективу НИВИТ». Оставшееся время вечером посвятили отдыху, чтобы завтра с новыми силами пойти на штурм Толгарского пика.

Достали свежий номер газеты «Социалистическая Алма-Ата», которая сообщала о совершенном нами восхождении. «Шестеро новосибирских инструкторов альпинизма под командой инструктора В. Голубовского, совершившие зимнее восхождение на пик Комсомола, вернулись вчера на туристскую базу Горельники. Все участники штурма здоровы, но силь­но утомлены своим походом, затрудненным недавним снегопадом. Задержка альпинистов в пути вызвала тревогу, и навстречу им выходила спасательная груп­па курсантов горнолыжной школы под командой мастера т. Грузиса. Сегодня альпинисты вернулись в Алма-Ата».

Первая часть похода имени ХХ-летия РККА и ВМФ выполнена. Теперь нам предстояла вторая, еще более трудная часть похода — штурм Толгарского пика. Чтобы обсудить маршрут, мы идем в ТЭУ и там составляем подробный план штурма Толгарского пика.

 

Часть II 

Штурм Толгарского пика 

В пути 

С утра сборы. Часа в 4 дня отправляем подводу с грузом в поселок Толгар. Часом позднее выезжаем сами на автомашине до кордона, расположенного в стороне от Толгара.

Кордон — маленький домик на границе государ­ственного заповедника, где производится контроль за вывозимым лесом. Машина останавливается в 3-х километрах от кордона. В совершенной темноте до­бираемся до места ночлега. Часа через два прибыл и проводник с грузом. Отвели нам для ночлега конторку — маленькую, грязную коморку с желез­ной печкой в углу.

До поздней ночи наслаждались горячим душис­тым чаем. Спать устроились в спальных мешках на полу.

В дорогу надо взять с собой сено для лошадей, но его здесь нет. Пришлось командировать за ним проводника в поселок Толгар. Поэтому выход с кор­дона задерживается. Мы все с нетерпением ждем возвращения проводника, и кажется, уже в десятый раз пьем чай.

Во дворе Женя усиленно щелкает затвором «ФЭД'а». Ему позирует Петя. Я иду осматривать окрестности.

Кордон расположен в месте слияния Левого и Правого Толгаров в один бурлящий незамерзающий поток. Несколько ниже кордона расположена неболь­шая электростанция, питающая энергией поселок Толгар.

На склонах ущелья редкие деревья. Слева едва заметная тропинка теряется за перевалом. Ясный, морозный день. Тихо. То и дело мимо кордона проезжают лесовозы. Здесь интересно возят лес — зацепляют деревья цепями и по два-три бревна тянут волоком лошадьми или ослами. Возчик при этом важно сидит в седле.

Завязываем беседу с лесорубами, возвращающими­ся из «Варакиной щели». Один из них оказался старым охотником. Не без интереса слушаем его рассказы о барсах и медведях. Оказывается, в этих местах много барсов, которые зачастую идут по следам охотников.

— Куда вы, ребятушки, пойдете, да еще с таким проводником. Вот меня бы взяли. Еще в 1908 году я здесь немало исходил. В те места сей­час и охотники не добираются. Снегу по горло в щели-то, оплывины с камнем. Конь не пройдет, — закончил он.

Главная трудность нашего похода заключалась в том, что ориентироваться приходилось исключительно по схематическим наброскам и отрывочным рассказам алмаатинского альпиниста, побывавшего здесь летом 1935 года.

Но маршрут подступов мы знали, так как Сергей Нагибин с группой проходил здесь летом 1936 года.

Наконец, часа в три дня тронулись.

Сначала путь шел по правому Толгару. Четыре лошади с тяжелыми вьюками медленно поднимались по дороге. По ее сторонам росли яблони и рябина.

Выше по склонам предгорий — ель и сосна. Кое-где на ветках яблонь висели сухие, сморщенные яблоки, напоминающие о лете и о замечательных алмаатинских яблоках «апорт». Справа ущелье.

— Уже не «Варакина ли щель»? Не пора ли сворачивать? — спрашиваем мы у проводника.

— Нет, это Монахово ущелье, — отвечает он. По рассказам стариков здесь, когда-то давно жили монахи, к которым ходило на богомолье местное население.

Мы шли в гору. Проводник рассказывал нам различные истории из жизни монахов. Но вот до­рожка круто заворачивает, и перед нами «Варакина щель» — глубокое тесное ущелье. Внизу шумит Средний Толгар. Весело встречает нас ущелье, оде­тое темно-зелеными елями и голыми лиственными деревьями.

 

«Варакиной щелью» 

Санная дорога сменилась узкой тропинкой. Она то круто поднимается вверх, то опускается к берегу реки, заваленному огромными валунами.

Взяв за поводья лошадей, мы медленно преодоле­ваем подъем.

Начинает темнеть. Надо скорее добраться до ста­рой землянки — места нашего ночлега. В темноте, почти ощупью, натыкаемся на нее. Внутри хранится немного сухих дров. Согласно обычаю каждый ухо­дящий из землянки обязан оставить дрова для следующего. Через несколько минут пылает костер. Едкий дым заполняет всю землянку. От него некуда спрятаться, но зато тепло приятно согревает тело.

Сергей варит кашу. Со всех сторон ему сыплют­ся советы:

— Побольше масла.

— Соли в навар.

— Свиного сальца кусочками не плохо бы. Когда каша готова, мы обнаруживаем, что в ней много песка, который дежурный по неосторожности зачерпнул вместе с водой. На бедного Сережу посы­пались упреки пяти голодных ртов.

Пришлось удовлетвориться горячим чаем и лечь спать.

Утром по едва заметной тропинке добрались до второй землянки, которую только вчера покинули лесорубы. Дальше тропинки нет.

Целиной, по глубокому рыхлому снегу трудно идти и людям и лошадям. Лыжи приходится нести в руках, так как идти на них нет никакой возможно­сти. Слишком крут подъем, движению мешают мно­гочисленные деревья и камни. До обеда прошли очень мало, но отдых необходим, особенно лошадям.

На привале Женя и я пошли на рекогносцировку, опираясь на лыжные палки. Проваливаемся по пояс и глубже, попеременно уминаем снег. Очень жарко, ноги в ботинках промокли, лыжные костюмы тоже. Особенно плохо на курумниках — это крупные кам­ни, между которыми часто проваливаются ноги. Как то проведем по ним лошадей?

После обеда продвигаемся еще медленнее. Лошади отказываются идти. Пришлось их опять взять за поводья, по очереди проминая своими силами тропу в глубоком и рыхлом снегу.

Эта работа крайне утомительна и требует боль­шого напряжения. Двигаемся мучительно медленно. Проводник не слезает с лошади. Он по халатности забыл пимы и едет в глубоких галошах. Его лошадь тоже вели за повод. Часто встречаем свежие следы оползней и лавин.

Вдруг на одном из крутых склонов налетевшая лавина сбила лошадь проводника. Я едва отскочил в сторону, выпустив поводок. Проводник вместе с вьюками перелетел через голову лошади и упал да­леко в стороне. Он зарылся в глубокий снег, так что видны были только торчащие кверху ноги в гало­шах. Лошадь смогла задержаться только в конце склона, который круто обрывался в реку. Счастливая случайность, что она не попала в воду.

Мы помогли проводнику выбраться из глубокого снега. Он промочил ноги и очень боялся, что обмо­розит их. Только, когда мы натерли ему ноги спир­том и дали сухие носки, проводник успокоился.

Впереди полуцирк хребтов. Долина речки закры­вается пиком «Чекист». Поднимаемся вверх по кру­тому склону,  идти все труднее. На снегу часто попадаются следы мелких и крупных зверей.

Для облегчения пути идем зигзагами, протаптывая по очереди тропу. Приходится часто останавливаться и поправлять вьюки.

Хочется засветло добраться до конца леса, до морен. Не успеваем, и темнота окружает нас все сильнее и сильнее. Сравнительно теплый день сме­няется морозной ночью. Обледенели лыжные костю­мы, рукавицы, ботинки, коченеют ноги. Холодно.

Лес редеет. Впереди последние ели, можно и остановиться. Только бы поскорее найти удобное место и укрыться от пронзительного ветра, который дует сверху в щель.

После недолгих поисков находим большую яму полную снега. Дружно заработали. Всем хочется скорее согреться. Одни заготавливают дрова, другие вычищают из ямы снег. Величавая тишина сразу огласилась звуками топоров и голосами людей. Скоро запылал огромный костер.

Горячими головнями обтаиваем как можно боль­шую площадь. На другом, меньшем костре приготовляется пища.

— Ребята! — предложили Сергей и Женя, — давайте набросаем в костер камней, нагреем их, а потом застелем ветками, снизу будет тепло и можно обойтись без палаток. На Алтае мы часто так устраивали таежную постель в горнолыжном походе на Белуху.

Так и сделали.

В костре нагрели камней, забросали их ветками, и получилась импровизированная таежная постель. Тем временем поспел обильный ужин. У яркого костра началась оживленная беседа.

На ветках запестрели портянки, носки. Горячими угольками прогреваем внутри ботинки. Вдруг запахло паленым. Это Витя поджег свои ватные брюки.

— Перестарался, — подшучивают ребята. Он усердно засыпал брюки снегом, но не заметил, что вата тлела и внутри. К утру на колене оказалась дыра в ладонь шириной.

Чувствуется сильная усталость. Все сильнее клонит ко сну. Вытаскиваем спальные мешки и в живописном беспорядке размещаемся в яме.

Теплый воздух, поднимающийся кверху вместе с дымом, качает ветки огромной ели, которые то за­крывают, то открывают бледное лунное небо, усеян­ное многочисленными звездами.

Эту изумительную тишину зимней морозной ночи нарушил проводник:

— Вы уж, ребятушки, меня в серединку пустите, где потеплей.

— А не сгоришь? Ведь там много горячих уг­лей, — предупредили мы. Но проводник настоял на своем. Ночью из-под него шел дым, а утром он жаловался, что прожег тулуп.

Нижний лагерь оказался на высоте 2960 метров, километрах в шести от ледника. Последняя раститель­ность осталась на высоте 3000 метров, а выше... вечный лед и снега. Мы обратили внимание, что на Алтае снеговая линия гораздо ниже.

 

По моренам, снегу и льду 

Было еще темно, но чувствовалось, что приближается рассвет. Наш бивак снова ожил: заговорили люди, очнулись лошади. Становилось все светлее, а потом как-то совсем неожиданно яркие солнечные лучи золотым пучком вырвались из-за пика «Чекист» и озарили ущелье.

На месте нашей таежной постели лежали обгорелые ветки хвои, на земле валялись пустые банки из-под консервов.

Мы распределили по рюкзакам четырехсуточный запас продуктов и ровно в 10 часов утра вышли из лагеря.

Кое-где нам попадаются площадки желтой прош­логодней травы со свежими следами диких коз. Оглядываемся по сторонам, чтобы увидеть этих гор­ных жильцов. Но они слишком пугливы и не под­пускают человека.

По пояс в снегу попали на крутую каменистую осыпь. В нее как бы врезается древняя морена, ве­дущая к леднику. По гребню морены подвигаемся быстрее. Солнце светит ослепляюще ярко и кажется, будто все предметы на земле излучают этот теплый свет.

Температура 6—7° ниже нуля, ветра нет. Слева от нас тянутся зубчатые черные голые скалы. Среди них множество одиноких суровых «жандармов». Справа снежный хребет, смыкающийся с вершиной «Копыра».

Часто останавливаемся: очень жарко, сильно му­чает жажда. Мы сбрасываем полушубки и на ходу подкрепляемся конфетами, шоколадом, сухими фрук­тами. Морены стали меньше и попадаются все реже. Чаще встречается глубокий рыхлый снег. Мы прыгаем с камня на камень, то и дело проваливаемся по пояс и даже глубже.

И только во второй половине дня почувствовали под ногами основное поле ледника. Начался крутой снежный подъем на ледяные склоны «Копыра». Солнце уже скрылось, и скоро наступит ночь.

По твердой зафирновавшейся корке на поверхно­сти снежного поля при голубом освещении рано поднявшейся луны, мы, надев кошки, быстро «наби­раем» высоту. Под прикрытием скал, на льду, почти на высоте Комсомольского пика, организуем ночлег. Это маленькая седловина, которая круто обрывается в замкнутый цирк хребтов.

Ветер рвет смерзшиеся палатки так, что не дер­жат даже крюки. Закрепляем их борта крупными камнями. Чувствуются первые, правда, еще чуть за­метные признаки наступающей непогоды.

Даже нашу теплую одежду ветер пронизывает насквозь. Ноги и руки костенеют. С большим трудом установили две полудатские палатки. В каждой из них размещаемся по трое. Из ледорубов сделали стойки и наглухо закрыли входы. На примусе разо­грели консервы, сварили кисель и поели.

Во всем снаряжении залезли в спальные мешки. Под нами лед, и спать исключительно холодно. Мо­роз своими бесчисленными щупальцами пробирается в закрытый наглухо мешок, в полушубок, в пимы. Спали мы не более 2 часов, остальное время нахо­дились в каком-то полудремотном состоянии. 

 

К вершине «Копыра» 

Встали часов в восемь утра. На примусе разогрели консервы, колбасу, вскипятили чай. Вышли из лагеря поздно. Оставленная нами палатка напомина­ла о «лагере на высоте 4200».

В первой связке Витя, Женя и я, во второй Пе­тя, Сергей и Вася.

Женя выбирает направление движения. Он, как всегда, впереди и неутомимо рубит ступеньки.

Путь к вершине «Копыра» от скал нашего лагеря проходит по крутым, иногда почти отвесным ледя­ным склоном, пересеченным короткими грядками скал. Продвигаться зимой по этим склонам исклю­чительно трудно.

Через фирновые склоны медленно переходим на ледник. Между ледником и фирном часто таятся скрытые под снегом трещины, в которые легко мож­но провалиться.

Альпинистская веревка и осторожность гарантируют безопасность подъема. Минуя склон, выходим на чистый лед. Началась непрерывная утомительная рубка ступенек. Темп движения резко снижается. Забиваем крючья и, как говорят альпинисты, «идем на крючья».

Скалы кое-где выступают сквозь лед. Тогда мы быстро продвигаемся вперед, так как на них чув­ствуем себя более устойчиво. Далеко внизу белеет ледник, а до вершины «Копыра» еще несколько сот метров.

Справа открывается изумительная картина — сверкающие величественные пики хребтов Заилийского Алатау. На их вершинах даже тучи замедляют свой бег, как бы стараясь подольше насладиться чудес­ной панорамой. Все здесь заковано в ледяную броню и обильно пересыпано снегом.

Погода резко ухудшается. Сплошная мутная пе­лена заволокла небо. Видимость резко снизилась. Солнце скрылось. Лишь бледное просветление в сплошной пелене туч напоминало об его существо­вании. Стало темно и мрачно.

Ночь застала нас на крутом ледяном склоне. На таком опасном месте при ежесекундной возмож­ности сорваться вниз нечего было и думать об оста­новке на ночевку.

Поэтому форсируем подъем. Обнаруживаем, что ледовых крючьев не хватает и решаем применять скальные крючья на ледово-скальных участках. Нужно быть вдвойне осторожным, опасаясь за свою жизнь и за жизнь товарищей. На наше счастье взошла полная луна. При ее мутном свете, еле проникавшем сквозь тучи, продвигаемся вперед.

По вертикали вверх протянулась узкая гряда выступающих обломков скал. Где-то там надо отвое­вать кусочек поверхности годной хотя бы для сиденья.

Уже давно все устали, ноги подкашиваются, хочется спать. Силы постепенно покидают нас. Впе­реди медленно продвигается Женя. Камни выветрив­шихся скал еле держатся. Малейшая его неосторож­ность и камень неминуемо собьет или ударит одного из нас. Укрыться от камней негде, а в полумраке трудно следить за их полетом. Сверху изредка сры­вается тяжелое слово «камень», от которого кровь застывает в жилах. Плотно прижимаешься к скалам, укрываешь рюкзаком голову. Продвижение исключительно опасное. Мы вытянулись по вертикали вдоль веревки. Я и Виктор зорко следим за движениями Жени, готовясь в любой момент удержать его на веревке в случае обрыва.

Несчастных случаев не произошло только благо­даря исключительной осторожности с нашей стороны. Раздражает невыносимая медлительность движений.

— Что вы, заснули что ли? — кричат из нижней связки. Они подтянулись почти ко мне и находятся в очень неудобном положении.

— Виктор, что там? — кричу я вверх.

— Ничего не говорит,— отвечает Виктор. Наконец, до слуха доносятся лаконические слова Жени:

— Стою на маленьком выступе, дальше лед. Придется остановиться здесь.

С последовательным охранением мы добрались до небольшой площадки, на которой едва умещаемся втроем. Закрепляем веревку за выступ скалы, разби­раем плиты верхней наклонной части и мостим площадку. Но камни предательски неустойчивы, а совсем рядом полуторакилометровый обрыв в нижнее ледяное поле.

Ледорубами расчищаем выветрившуюся скалу, выворачиваем лишние камни. Уже поздняя ночь. С боков и снизу сделали надстройку, разбили палатку и разместились в ней, связанные одной прикреплен­ной к скале веревкой.

Теперь нужно было подумать и о еде.

Мороз за палаткой доходил до 25° ниже нуля. Примус, несмотря на все наши усилия, горел очень скверно, то и дело выбрасывая пламя и обдавая нас удушливым перегаром керосина.

Подогрели консервы, сыр. Вскипятили чай. Те, кто расположился повыше, по наклонной плоскости сползает на нижних. При нормальной растяжке наша палатка рассчитана на троих, а сейчас в ней шесть человек, поэтому довольно тесно. Но делать нечего, приходится как-то устраиваться.

Так на корточках дремали до утра. Немеют члены, но вытянуть их негде. Особенно тяжело но­гам, чувствую, как они у меня отекают. Сильно мерзнет Витя, крупная дрожь которого передается соседям.

Утром встали рано. Дует резкий пронизывающий ветер. Очень холодно. По выступающим кусочкам скал поднимаемся выше и выше. Пальцы примерзают к камням, от этого на них скоро появились внуши­тельные пузыри. Но вот опять гладкий, сухой лед, поверхность которого словно отполирована.

Самое неприятное и опасное — это гладкие скалы, покрытые тонкой кожицей прозрачного льда.

Медленно вырубая ступеньки, с помощью крю­чьев преодолеваем ледяную 40-метровую стену. Тяжелые рюкзаки, особенно чувствительны, когда поднимаешься на отвесные ледяные стены.

Выходим на широкие округленные фирновые поля, ведущие к вершине. Преодолевая крутой склон, быстро двигаемся вперед. Кошки на плотной фирновой корке держат хорошо, но сказывается их плохая подгонка к пимам.

Наконец, с помощью ледоруба достигаем верши­ны «Копыра». Высота по анероиду 4780 метров нал уровнем моря, время — час дня. Вершина представляет снежную шапку с зубцами скал на юго-западном склоне.

В этих скалах с трудом находим записку (от 9 августа 1935 года) четырех алмаатинских альпи­нистов. Они первые под руководством агронома Рахимова Хаби достигли вершины «Копыра».

Уже почти три года, как вершина не видела человека. Мы же были первыми людьми, взошедшими на «Копыр» в зимнее время.

На этот раз природа покорилась человеку. Какова-то будет борьба с нею дальше? Природа безжа­лостна в своем немом гневе. И иногда жестоко мстит за нарушение ее законов.

Высокие горы остались далеко внизу. Отсюда они напоминают огромные, с узкими обрывистыми ребрами, застывшие волны некогда бушевавшего мо­ря. Миллионы лет назад вулканические силы смор­щили здесь земную кору в гигантские складки горных хребтов. Впереди наш взгляд упирается в от­весную неприступную стену высотой в несколько сот метров. Это Толгарский пик. Выше его нет вершины в северной части Тянь-Шаня.

Кто не был на вершинах высоких гор, тому никогда не понять переживаемых альпинистами ощуще­ний. Передать их трудно, нужно самому испытать свои силы, попытаться победить одного из наших снежных великанов.

Да! Мы переживали эти незабываемые ощуще­ния. Внизу виден весь пройденный путь. Ледник, «Варакина щель», речки с их бесчисленными изви­линами, поселок Толгар, а далее теряющиеся на го­ризонте степи, — все было как на ладони!

В развернутой на льду палатке под прикрытием скал разжигаем примус. Душно от керосинового пе­регара, примус «фыркает», «чихает», а не горит. Все же нам удалось расплавить немного льда. Полу­чили несколько глотков холодной воды, добавив в нее для вкуса клюквенный сироп. Закусили сухаря­ми и мерзлым сыром, который кололи ледорубом. Колбаса замерзла и превратилась в твердый камень. Чтобы полакомиться ею, прячем под одежду отломленные кусочки, где они постепенно оттаивают.

На уровне близком к высоте всемирно известного Монблана (4800 м) мы, растянувшись на льду, обсуж­даем дальнейший план.

Ветер, сопровождающий нас всю дорогу, пока не обещает ничего плохого. Края облаков, сгрудив­шихся на юго-западе, напоминают затейливые беско­нечно длинные кружева. Сквозь них пробиваются слабые солнечные лучи.

Мы обсуждаем основной вопрос: как подобраться к Толгарскому пику. Откуда начать подъем? Никто никогда еще не пытался подняться на него с севера. В сентябре 1935 года по южному склону поднялась на пик группа алмаатинских альпинистов под руко­водством Зимина. Это было в первый и в последний раз. Больше никто туда не поднимался.

Неужели подъем невозможен? По стенке, да. Над ней нависли огромные ледяные и снежные кар­низы. Бесформенные массы снега и льда в мульде, идущей от «Копыра» к Толгарскому пику, напомина­ют о грозных обвалах и лавинах, летящих сверху.

Остается лишь один вариант: подняться по обры­вистому снежному гребню, ведущему с севера к вершинам. 

 

Через «Копыр» к Толгарскому пику 

В старом порядке, связками по трое, пошли на штурм Толгарского пика. Время терять нельзя. Ке­росин в примусе остался только на донышке, да и продуктов совсем мало. Спускаясь с «Копырa», мы потеряли около 100 метров высоты и очутились в просторной вытянутой мульде. Идем на кошках по крутой фирновой корке. Она здесь не окрепла, так как прикрыта вершинами и хребтами. Идти очень неудобно. Ноги проваливаются по колено в снег. Диагонально к подошве гребня пересекли мульду. Подъем на вершинный гребень предстоит по обры­вистому снежному склону, с узкой ленточкой высту­пающих кое-где скал.

Склон отделен от нас огромной подгорной трещиной.  Ширина по верху настолько велика, что ее не перепрыгнешь, да и некуда, — впереди нависший карниз склона.

Трещина зияет разинутой пастью. Ледяные пики внутри ее напоминают гигантские зубы сказочного чудовища. В поисках перехода решили пойти вдоль трещины.

Наконец, нашли тоненький снежный мостик, ко­торый держится, как говорят, на «честном слове».

Женя испытывает мостик на прочность и устойчивость. Виктор и я усиленно охраняем его ледору­бами.

— Переходите, только осторожно, — заключает Женя. Внимательно следим за переходом каждого товарища.

Покончив с опасной переправой, идем правее по снежному склону, а затем по скалам. По ним, хотя и быстрее, но мучительнее — руки не терпят при­косновения к мерзлым камням.

К вечеру начинает портиться погода. Ветер, пере­валиваясь через гребень, обдувает нас леденящим холодом. Темнеет. На крутом склоне в рыхлом снегу вырезаем ледорубами площадку для палатки. Теплые рукавицы не спасают руки от холода. Вик­тор жалуется на боль в окоченевших ногах. Это наш третий лагерь на высоте 4800 м. До вершины еще около 200 метров.

Ветер рвет палатку во все стороны. Для прида­ния ей устойчивости употребляем все кошки, ледорубы и ледовые крючья. Холодно и тесно. Шесть человек во всем снаряжении, с рюкзаками разме­щаемся в трехместной палатке.

Имеющиеся в наличии два спальных мешка подослали под себя. Опять та же история с приму­сом, который никак не горит.

Долго нам пришлось ждать, чтобы получить по несколько глотков теплой водицы.

Между тем ветер все крепчает.

Ночью поднялась пурга, вскоре перешедшая в настоящий снежный шторм. В закрытую наглухо палатку наметает целые сугробы. Ее борта провисли под тяжестью толстого слоя снега. Чтобы не прида­вило, мы периодически встряхиваем стенки палатки, покрытые холодным инеем. Наше дыхание превра­щается в мутный туман, наполняющий палатку.

Всех нас волнует мысль, а что если завтра по­года не улучшится? Ведь продукты наши на исходе, керосину нет.

Нельзя передать словами ощущений, которые переживает человек, совершенно оторванный от мира, очутившийся зимой, в снежную леденящую пургу на высоте вечных льдов и снегов!

Кто это пережил, тот всю жизнь будет помнить грозную, величественную и вместе с тем жуткую картину яростной, беспощадной пурги на горных вершинах.

В окружении суровой природы, каждый из нас был готов к борьбе за достижение поставленной цели. Что бы ни случилось, победа будет за нами!

 

Героический штурм 

Утром ветер и метель немного стихли. Большие хмурые тучи быстро проносились над нашими го­ловами.

Впереди виден только гребень, ведущий к верши­не. Он теряется в туманной дымке. Позади нас непроницаемая белесая пелена. Не видно ни ближних скал, ни «Копыра», ни мульды. Обманчивые просветы моментально заслоняются тучами. О спус­ке сегодня нечего и думать.

После совещания мы решили пробиваться к вершине. Путь лежал по снежному и ледяному хреб­там. Погода после незначительного прояснения вновь быстро портилась. Видимость не более 100 метров, потом становится все меньше и меньше. Температу­ра

–21°С.

Две пары рукавиц не спасают от холода. Охра­нение только через ледоруб. Его холодный металл невыносимо жжет руки. Надо спешить набирать вы­соту, пока нас совсем не заволокло снежными тучами.

Женя шел впереди, прокладывая след. С огром­ным трудом он отвоевывал метр за метром у ледя­ного гребня. Неотступно следя за каждым его дви­жением, поднимались я и Вася Голубовский.

Опасности ожидали нас со всех сторон. Справа часто грохотали лавины. От их зловещего шума становилось жутко. Снег, переваливаясь через гре­бень, наметал огромные карнизы, готовые каждое мгновение рухнуть в пропасть. Справа от нас зияли отвесные скальные склоны с торчащими кое-где каменными пиками. Слева другой снежный склон с ледяными кулуарами, рассеченными выступающими грядами скал.

Обе стороны гребня одинаково опасны и страшны. Стоит только поскользнуться, оступиться или споткнуться и в мгновение ока можешь совершить смертельный полет в 1—1,5 км.

В короткие моменты прояснения мы любовались красивейшим цирком хребтов. В его глубине почти замкнутый ледник с подковообразной засыпанной сне­гом огромной мореной.

Движемся с величайшей осторожностью. Местами из-под снега выступает лед. Приходится рубить ступеньки и держаться вдвойне бдительно. Ледорубом здесь зацепиться буквально не за что. Холод­ный рассудок подсказывает: «Спасать некому, надей­тесь только на себя».

Чувство ответственности, что малейшая оплош­ность одного пагубно отразится на всех, заставляет нас бдительно охранять товарища, следить за каж­дым его движением.

Часто попадаются предательские ловушки — ле­дяные склоны, скрытые наметенным слоем снега.

Еще в самом начале движения по гребню мы на­помнили друг другу суровый закон движения; если один покатится по склону вниз, другой должен мгновенно бросаться на противоположную сторону гребня. Только так можно предотвратить неизбеж­ную гибель связки.

Ветер с яростью бросается на нас, и нужно иметь большое самообладание, чтобы не растеряться от его рывков.

Под напором сильного, сбивающего с ног холод­ного ветра особенно тяжело рубить ступеньки. Руки коченеют от холода, ледоруб скользит в оледенев­ших рукавицах, высота, близкая к 5000 метрам, не допускает резких движений. Но нужно было рубить, и Женя рубил, несмотря ни на что.

Мы все были тепло одеты — в полушубок, лыжный костюм, свитер и теплое белье и все же ветер пронизывал нас насквозь так сильно, что ломило позвоночник и коленки. Медленно приближались мы к вершине. Снежная пелена вокруг все сгущалась. Пропасти с боков становились незаметными, невиди­мыми и менее страшными.

Показался широкий снежный бугор, в него уперся наш гребень. За ним шло довольно большое снежное плато. Обходим его кругом. Края плато со всех сторон круто обрываются вниз. Подниматься больше некуда.

Значит это победа. Так незаметно взошли мы на вершину. Не верится, неужели мы на вершине Толгарского пика? Да, действительно. Высота около 5000 метров над уровнем моря. Три часа дня.

По словам первых поднявшихся на Толгарский пик альпинистов, на его южном склоне в скальном выступе оставлен тур и записка о восхождении.

Рискуя сорваться, обошли всю площадку. Но вершина занесена снегом, не видно ни одного камеш­ка. Все наши поиски записки были тщетны.

Видимость уменьшилась настолько, что передний в связке терялся в снежном вихре. Чтобы передохнуть, мы забираемся в огромную трещину снежной шапки.

Почти у всех отморожены уши, щеки и нос. Усиленно оттираем их снегом и мягкими рукавица­ми. Записки оставить негде. Здесь в трещине бес­полезно.

Несмотря на мучивший до тошноты голод, без всякого аппетита глотаю шоколадные конфеты. Они кажутся безвкусными, точно старый воск и даже кислыми. Видимо, высота сильно меняет вкусовые ощущения. Однако ребята едят и не жалуются. Зато с каким удовольствием я сосал последние черносливы!

Проводим короткое совещание и решаем, что де­лать.

Вася предлагает часа два подождать здесь в трещине в надежде на улучшение погоды. Но ни­каких признаков улучшения не чувствуется.

— Как ни опасно спускаться вниз, а выжидать «у моря погоды» здесь еще опаснее, — возражаем мы.

— Если нас здесь или при спуске застигнет ночь, мы погибнем, — добавляю я.

Температура падает. Даже в пещере леденеют руки и ноги. Решаем немедленно спускаться.

С вершины ничего не видно. Нечем полюбоваться и «отвести альпинистскую душу».

Прощай Толгарский пик! Дорого мы заплатили за взятие твоей вершины.

Видимость всего 20—30 метров. Свист и вой ветра заглушают голос, а снег залепляет глаза, за­бивается в уши, в нос, под шлем, за поднятый вы­сокий воротник полушубка, забирается даже в белье. Там он тает, и маленькие холодные ручейки текут по телу.

Рискуя быть сшибленными порывами бешеного ветра, спускаемся с большой осторожностью. Все сильнее чувствуется усталость, безразличие и сон­ливость. Губы пересохли. На щеках едкий налет соли. У нас во рту с прошлого вечера не было ни глотка воды. Руки слабеют и отказываются держать ледоруб при охранении. Поэтому приходится нава­ливаться на него всем корпусом.

Медленно минуем опасные склоны. Страшная тем­нота еще более сгущает снежную пелену. Но вот последний склон и мы скрываемся за гребень. Ветер сразу делается тише.

Впереди неясно видно темное пятно. Это или палатка или камень. Старых следов нет, их давно уже замело. В темноте мы натыкаемся на палатку. Ее верхний борт продавлен под тяжестью снега. Очищаемся от набившегося всюду снега и с трудом забираемся в палатку. У Виктора отморожены паль­цы левой ноги. Женя долго оттирает их снегом и спиртом. Медленно возвращается чувствительность. Виктор жалуется на сильную боль и закутывает но­гу в меховую рукавицу.

В примусе есть еще капля керосину. Вася мучается с ним уже полчаса. Как только нагревается горелка, и Вася начинает накачивать его, клубы удушливого дыма заполняют палатку. Керосиновый перегар действует еще хуже, чем голод и жажда. Открыть же палатку нельзя, так как моментально гаснет примус.

Наконец, часа через два добыли по нескольку глотков прокопченной воды пополам с мокрым сне­гом для увеличения ее количества. Вспоминаю, что сегодня день моего рождения.

— И моего тоже, — грустно процеживает сквозь зубы Виктор.

— Вот так именины, черт побери!

— Ничего, ребята, вот вернемся в Алма-Ату, — говорит Вася, — там отпразднуем как следует. — Беседа оживилась, но не надолго.

Стонет Витя, обмороженные пальцы левой ноги причиняют ему невыносимую боль.

Решили подождать наступления утра. Пурга с той же силой наметала все больше снега. Ночью она перешла в настоящий шторм.

Трудно сидеть на корточках, навалившись один на другого. Нервы у всех напряжены до крайности. Из-за малейшего пустяка мы начинаем ожесточенно спорить. И, наоборот, на заданный кем-нибудь во­прос следует долгое молчание.

 

Что делать? 

Утро не принесло ничего хорошего. Ветер по-прежнему бешено рвет палатку. От его завывания холодные мурашки бегают по телу.

На высоте 4800 метров в окружении снегов, льда и губительного ветра мы были отрезаны от всего мира.

Появились первые проблески света. Перед нами тот же вопрос «Что делать? Ожидать ли окончания непогоды или в пургу начинать спуск? Разбиваемся на две спорящие группы. Наша группа за спуск.

Далее оставаться здесь опасно, спускаться тоже не менее опасно, тем более с «Копыра», где спуск труднее подъема.

Все же решили спускаться в надежде, что ниже, за прикрытием хребтов, ветер будет слабее.

Но что делать с Виктором? На распухшую ногу не входит его тесный пим. Примеряем по очереди наши пимы. У меня самая большая нога. Отдаю ему свой, надеваю значительно меньший пим Жени, а тот — Виктора.

Тесный пим сдавливает мне ногу, но с этим приходится мириться. Виктору еще тяжелее.

С трудом надеваем смерзшиеся кошки. Палатка обледенела и стала в два раза тяжелее. Она пере­ходит ко мне. Облегчаем ношу Виктора. Теперь у меня порядочная нагрузка. Часам к 12 сборы закон­чены, и мы начинаем спуск.

Та же пурга, что и при вчерашнем шторме, лишь несколько слабее ветер. Температура 25° ниже нуля.

На скалистом участке склона очень плохо. Промерзшие рукавицы только мешают работе рук. Приходится работать без них. Мерзнут лицо, руки, ноги. Голые пальцы рук как огнем обжигаются от прикосновения к заиндевевшим камням скал.

Преодолевая невыносимые трудности, мы добрались до «Копыра».

Вот и обрыв, с которого надо начинать спуск. Наши предположения об улучшении погоды с умень­шением высоты не оправдались. Природа не вняла нашим просьбам, она мстила за дерзкое вторжение в ее недосягаемые участки.

Но человек не сдается, он совершает невозмож­ное дело и остается победителем природы.

Нас ни на минуту не покидал дорогой образ на­шего вождя и учителя, лучшего друга физкультур­ников, товарища Сталина. Он вдохновлял нас на борьбу с природой, на преодоление трудностей, звал к победе.

Склоны закрыты сплошной снежной пеленой.

«Хоть убей, следа не видно» — вспоминаются слова Пушкина. Ни одного старого следа, ни одного выступа. Только снег вьется и кружится во­круг нас. Дальнейший спуск в таких условиях не­возможен — гибель неизбежна.

Мы в тупике. Опять встает мучительный вопрос «Что делать?»

Решили подождать до утра и тогда уже, невзи­рая ни на что, продолжать спуск.

Во всех членах чувствуется ужасная вялость. Появляется сонливость, непреодолимое желание спать. Еле волочу привязанную к поясу веревку. Она кажется неимоверно тяжелой. В огромной тре­щине — ледяной пещере, разбиваем палатку и устраиваемся на ночь.

Какой-то неприятный зуд и тупая боль во всем теле. Четвертые сутки мы без воды и уже двое суток на сверхголодном пайке.

Нас не трогает ветер, но зато страшно холодно, мороз доходит до 30° ниже нуля. Внутренняя тепло­та постепенно покидает тело.

В небольшой стеклянной фляжке осталось немно­го спирта. Из ваты и бинтов мы сделали фитиль, заложили его в горло фляжки и получилось нечто вроде спиртовки. Котелок и спиртовку попеременно держим в руках. Маленький котелочек кажется очень тяжелым и оттягивает руки. Широкое пламя фитиля захватило весь котелок. И все же еле-еле сумели расплавить полкотелка снега. Набралось по несколько ложек воды на каждого. Перед нами все остатки продуктов — ничтожная горсточка сухарей и несколько маленьких обломков шоколада!

Разделили эти запасы и съели. Утром, невзирая на погоду, будем спускаться, так как иначе нас ждет голодное прозябание и полная потеря сил.

Как неудобно проводить шестую ночь, скорчившись в «три погибели». Кажется, любой ценой сог­ласился бы устроиться на самой плохой койке, лишь бы без угрозы для жизни спокойно заснуть. Насту­пает полнейшее равнодушие ко всему окружающему. Заметно слабеет пульс. Конечности остывают. Неужели все кончено и это смерть?

Невыносимо хочется спать. Сознание подсказы­вает, что спать нельзя, что во сне можно незаметно отморозить ноги и тогда гибель — из ледяной пу­стыни не выбраться. Сидим молча.

Вдруг кто-то часто, часто забормотал. Это ночной бред, разговор в полузабытьи самого с собой, со своими мыслями. Мороз делает свою ужасную рабо­ту: он сковывает нас тысячами невидимых цепей.

Полудремотное состояние медленно переходит в сон, от которого можно не проснуться. Вздрагиваю, чувствую сильный озноб в ногах. Мучительно ноют суставы и кости. Усиленно стучу замерзшими колод­кам ног друг о друга.

Как-то не дошло до сознания, что пальцы ног, особенно левой, были серьезно отморожены, не ду­мал, что эта ночь принесет мне столько ужасных мучений впоследствии.

Впереди предстоит медленный и тяжелый спуск, который доставит нам много испытаний. Особенно тяжело будет Виктору. У него на пальцах левой ноги появились пузыри, которые вскоре прорвались.

Обнажились свежие ткани, очень чувствительные к новому обмораживанию.

Колочу ногами дремлющих ребят, чтобы не дать им заснуть. Снаружи доносится завывание пурги, как будто там ревут гудки или протяжно гудит сирена.

К утру пурга стихла и, как обычно, мороз уси­лился. Изредка выглядываем из палатки. Чистое не­бо усеяно бесчисленными звездами. Значит с рассве­том можно начать спуск, и мы спасены. Еще задол­го до утра начали собираться. К рассвету сборы были закончены, и мы вылезли из трещины в глубо­кий и рыхлый снег. Обмороженные пальцы совсем не чувствовались. Все мы настолько ослабели, что с большим трудом начали спуск.

 

Спуск 

Тихое морозное утро. Такое утро всегда бывает только после сильных снежных буранов.

Спускаться мы решили не там, где поднимались. Идем по крутым фирновым полям, затем свернули влево и перешли на скалы, где темп движения резко уменьшился. Обмороженные пальцы рук совершенно потеряли чувствительность. Вступаем в ледяной кулуар. Немного левее ясно заметные пути лавин с обрывистых склонов Толгарского пика и «Копыра».

Со страшным грохотом мимо нас проносится ла­вина. Мы видим слева от себя ее правый край, ко­торый как будто идет на нас. Еще мгновение и снежный вал промчался мимо, обдав нас холодным вихрем снега и мелких кусочков льда.

Спускаться по кулуару выгодно, но очень трудно. Главное — нет опасности встречи с лавиной. Места­ми кулуар покрыт коркой фирна. В противном слу­чае он был бы совершенно неприступен. Изредка попадается чистый лед. Тогда снова тяжелая и утомительная рубка ступеней, изнурительная забивка крючьев. Небольшой рюкзак кажется очень тяжелым. В руках совсем нет силы.

Впереди — крутой ледяной  желоб, слева фирно­вое поле. Женя достигает скального выступа. При­меняя самоохранение, он с рубкой ступеней медленно переходит на фирн. У меня и Виктора очень не­устойчивое положение. Стоим на гладком льду с охранением на крючьях. Виктор добирается до «скального выступа» и в полувисячем положении берет меня на охранение.

Но я знаю, что он сам еле-еле держится и по­тому надеюсь только на себя. У меня плохо дер­жится кошка на левой ноге. Она велика для чужого пима. Я делаю попытку сменить Виктора, чтобы взять себя и его на охранение. Для этого пришлось приподняться на обмороженных пальцах ног. Не выдерживаю острой боли и теряю равновесие. Кош­ки скользнули по льду, и я с огромной скоростью полетел вниз.

От сильного и резкого рывка крюк выскочил из скалы, и я увлек за собой охранявшего меня Виктора.

Впереди небольшой снежный перепад, зияющая трещина и ледяной стометровый обрыв в нижнее ледяное поле. Чувство ужаса пронизывает мой мозг. Стараюсь повернуться лицом к склону, изо всех сил торможу ледорубом, но не могу удержаться на гладком льду. Кошки уже царапают лед трещины... Вдруг веревка натянулась, больно врезалась под мышки, и я повис над зияющей пастью огромной поперечной трещины.

Это с нечеловеческим напряжением сил удержал нас Женя. Я пролетел метров тридцать, на 15 мет­ров выше повис Виктор. Счастливо отделались уши­бами и легкими царапинами. У Вити улетел в тре­щину шлем. Молча жмем руку Жене. Это была крепкая, на всю жизнь обязывающая нас благодар­ность.

На снежном перепаде y злополучного места поджидаем вторую связку. Если с ними случится то же, мы задержим их и не дадим скользнуть в трещину.

Учитывая наш урок, верхняя связка очень мед­ленно спускается к нам.

Дальше по фирновому пологому склону  идти гораздо легче. Шли на кошках без охранения. Этот путь до лагеря на высоте 4200 м прошли гораздо быстрее.

Неотступно мучила мысль: «Осталось ли во фляге хоть немного керосина?»

Снег и лед совсем не утоляли невыносимой жажды. От них становилось только холодней.

Часа в четыре дня прибыли в аварийный лагерь на высоте 4200 м.

Керосина не хватило даже для разжигания примуса. Кроме мерзлых продуктов подкрепиться нечем. Сухой кисель отнимал последнюю слюну и только увеличивал жажду.

Шел пятый час дня. Солнце уже было близко к горизонту. Решили скорее добраться до нижнего лагеря к дровам, к теплу, к продуктам, к жизни. Но до него еще очень далеко...

С туго набитыми рюкзаками, совсем обессилен­ные, начали спуск.

Снегу намело еще больше, местами он доходил до пояса. Высказываем различные предположения о проводнике и в конце концов единодушно решаем, что его уже нет в нижнем лагере.

Шли шестые сутки, а сена для лошадей у него было только на четверо суток.

Во мраке часто сбиваемся с первоначального на­правления, натыкаемся на полузанесенные снегом ог­ромные камни. Ноги глубоко уходят в снег. Рюкзак  невыносимо тянет назад. Напрягаем все силы, чтобы не потерять равновесия. Мы настолько ослабли, что в случае падения подняться из рыхлого и глубокого снега очень трудно. Часто приходится прыгать с камня на камень с опасностью сломать руку или ногу.

— Ребята, луна, — закричал вдруг замыкающий Вася.

Все обернулись. Полная широколицая ночная красавица улыбалась нам из-за тучи. Стало немного светлее. Теперь двигаемся не ощупью, а хоть немно­го выбирая дорогу. В темноте мы незаметно укло­нились влево от морен и теперь до них трудно до­браться. Через каждые 100 метров отдыхаем, падая на спину прямо на рюкзаки, чтобы хоть немного ослабить уставшие конечности.

Особенно тяжело Вите. Обмороженные пальцы причиняют ему сильную боль, но он стойко выносит ее. У меня пальцы еще не начали отходить и я их совсем не чувствую.

Некоторое время лежим молча, не шевелясь. От напряжения на лбу выступает холодный пот, обвет­ренные лица покрываются соленым налетом. Через минуту начинаем судорожно глотать снег. Одолевает предательская сонливость, но побеждает инстинкт самосохранения, способность человеческого организма в любых условиях бороться за свое существование.

— Вставай, ребята,  идти еще очень далеко, — слышится голос Васи.

Молча, с усилием поднимаемся, затрачивая на подъем почти все силы, накопленные во время от­дыха.

Так по камням и глубокому снегу бесконечно долго спускались до нижнего лагеря.

Вот и первая елочка. Лица оживают, становятся веселее, настроение бодрее. Теперь уже недалеко и до лагеря.

Кричим в надежде услышать голос проводника. Дали даже несколько выстрелов. Но ответа не слышно, кругом тишина.

А вот и лагерь. Приблизившись к нему, Женя кричит нам:

— Ура! Ребята, вода!

На затухающем костре мы находим два полных ведра снежной воды. По очереди с жадностью прильнули к ним. Однако, пить сразу много опасно, но буквально нет сил оторваться от воды.

Кажется, что не пили целую вечность.

Жажда — самое мучительное чувство. Гораздо легче перенести холод или голод, чем жажду.

Пьем во второй и в третий раз. Организм как губка впитывает потерянную влагу. Затем с сахаром пьем еще.

Разрываем костер и находим горячие угольки. Значит проводник уехал только сегодня.

Потом мы узнали, что он уехал в этот день только под вечер, через двое суток после того, как кончился последний корм у лошадей. Бедные жи­вотные, они тоже мучились от голода.

Варим кисель. Обогреваемся. Осматриваем ноги.

Я только сейчас начинаю чувствовать, что у меня сильно отморожены пальцы ног. На правой стопе пальцы мягкие, значит, успели отойти во время движения. Пальцы же левой ноги стучат словно де­ревянные. Оказывается, я пострадал больше всех.

Спирта у нас не было, пришлось с помощью Жени оттирать снегом. Но даже долгие оттирания не помогли, хотя и удалось добиться частичного смягчения мышечных тканей.

Женя успокаивает, что к утру появятся пузыри и будет легче. Мы еще долго сидим у костра. По­том, после многих бессонных ночей, забираемся в мешки и ложимся спать. Моментально всех сковы­вает крепкий сон. Однако, я и Виктор спали недол­го. Часа через два мы проснулись от невыносимой боли в ногах. Началась гангрена тканей. Пальцы у меня почернели, а у Виктора лопнули пузыри и в трещины выглядывало красное кровянистое мясо.

 

Возвращение 

Ребята проснулись поздно. У всех после нечело­веческого напряжения сильный упадок сил. Сборы идут вяло. Обмороженные ноги не дают покоя. Я решил  идти вперед с Сергеем. С лыжами в руках тронулись «Варакиной щелью» на кордон. Груз оста­вили на месте — потом возьмет проводник.

От нижнего лагеря до кордона километров трид­цать.

Вначале  идти очень трудно, тропинки нет, только глубокие ямы от конских копыт.

При каждом вдавливании ноги в такую яму чув­ствую ужасную боль, от которой можно потерять сознание. Ноги горят как в огне. В полушубке жарко.

Сергей идет первым. Я все время отстаю, и ему подолгу приходится дожидаться меня. Пимы скользят. В горных ботинках было бы  идти лучше, но надеть их не смог.

До землянки лесорубов еще далеко. У каждого ручейка или ключа пьем воду. Путь то глубоко заходит в снег, то переходит на курумник. Иногда он круто поднимается вверх по склону ущелья или спускается к речке. Слева шумит незамерзающий Средний Толгар. Его шум радует нас.

Здешние речки не замерзают всю зиму. Над ними клубится пар. Вода прозрачна, хорошо видно каме­нистое дно. Кое-где на склонах блестят ледяные наплывы выдавленной на поверхность грунтовой воды.

Сейчас в Толгаре мало воды, так как мерзлые ледники не питают его. Летом воды будет значи­тельно больше. В широких местах обмелевшая речка скалится своими каменистыми берегами.

Страшно бывает здесь в разлив. Тогда вода с ревом и шумом перекатывает огромные валуны.

Долго еще будут помнить местные жители силь 1921 года, принесший им и даже городу немало бед. Грязевые потоки погубили тогда много людей и скота, захваченных в горных долинах. По словам проводника немало жертв было и в «Варакиной щели».

Склоны ущелья становятся положе, оно все бо­лее делается похожим на обычную долину горной речки, чем на ущелье.

Огромные валуны разбросаны по всему ущелью. В густых ветвях елок копошатся и пищат малень­кие серенькие птички. На речке попадаются сквор­цы, часто встречаются следы крупных и мелких зверей. В памяти встают рассказы охотников о барсах и медведях.

Щель круто падает вниз, сзади нас остается пик «Чекист».

Встречаем следы недавно пролетевшей лавины — вокруг разбросанные веером крупные камни. Лави­на — грозная опасность в этих местах: она вырывает с корнями деревья, несет тучи камней и сметает все, что попадается на пути. Человек перед ней бессилен. Все чаще попадается рябина, тополь и яблоня. Идти мне становится все труднее. Стоит только оступиться или даже слабо ударить пимом о камень, как тяжелая боль пронзает ногу. Перед глазами встают темные круги и я, теряя сознание, в изнеможении падаю.

Сергей поднимает меня, и мы снова идем. День уже подходил к концу, когда мы встре­тили лесорубов. Это те самые, с которыми мы бе­седовали на кордоне перед выходом. Они как ста­рые знакомые с любопытством расспрашивали нас о походе.

— Ну, как, ребята? Наверно тяжело досталось,— спрашивают двое первых.

— Неужели добрались до вершины? — добав­ляет третий.

С видимым недоверием слушают они наше сооб­щение об одержанной большой победе. Ведь по их рассказам зимой туда никто не проникал, даже са­мые смелые охотники не заходили на ледники.

Вот и вторая землянка, где мы ночевали первую ночь.

Валяются остатки старой проржавленной кухни, быть может, лежащей здесь со времен бегства белогвардейщины под сокрушительным натиском Крас­ной Армии.

Чувствую себя все хуже, температура подни­мается, боль усиливается. Солнце уже кончает свою дневную прогулку и висит над горизонтом большим красным и холодным шаром.

По дырявому ледяному мостику перешли речку Толгар. Подо льдом шумит и пенится вода, с силой ударяясь о камни. Выходим на широкую долину. Дорога становится гораздо лучше, по ней уже ездят на санях.

Далеко слева виден густой красивый лесок, а справа голые травянистые склоны. Я теряю последние силы и падаю в снег.

— Сергей, езжай скорей на лыжах в кордон. Я больше не могу, — с трудом выговариваю я…

Сергей уже далеко впереди, когда я приподнял голову. Встаю и тихо продвигаюсь вперед. До кор­дона остается километров восемь. Оттуда Сергей должен привести вьючных лошадей для Виктора и меня.

Вокруг везде яблони. Весной, когда яблони по­кроются белыми цветами, здесь должно быть очень красиво. Не доходя трех километров до кордона, встретил Сергея с лошадьми. На вьючном седле сильно трясет. Шагом доезжаю до кордона. Через несколько минут подходят на лыжах и остальные ребята.

Вася с электростанции вызывает город и требует машину. Мы едем до ближайшего совхоза, где нас будет ждать машина из города. Наконец, в машине едем в Алма-Ату.

По дороге встретили машину скорой помощи, и я с Витей перебрались туда. Эта машина доставила нас в городскую хирургическую клинику.

В клубе альпинистов города Алма-Ата засвиде­тельствовали свои восхождения.

Трое суток мы ждали багаж, который привезли из горного лагеря.

Наконец, 19 февраля все шестеро поездом вы­ехали в Новосибирск.

Радостная встреча в родном городе, приветствия друзей и знакомых, поздравления с победой. Так закончился наш зимний альпинистский поход в горах Тянь-Шаня. 

Суровая борьба с беспощадной природой влекла нас в неизведанные высоты.

Природа не хотела открывать свои вековые зимние тайны. На каждом шагу нас ждали невидимые опасности, каждый неверный шаг грозил гибелью, каждый метр высоты приходилось брать с бою. Нас мучили холод, голод и жажда.

Мы знали об ожидающих нас опасностях. Уве­ренность в своих силах, твердость воли, непреодо­лимое стремление вперед, не отступая ни перед какими трудностями — вот что обеспечило нам победу.

Вместе с закалкой организма, воли и характера, мы изучали зимний режим гор, особенности зимнего альпинизма.

В нашей стране зимний альпинизм еще не получил широкого распространения. Он требует хорошего альпинистского снаряжения, большой тренировки, от­личного знания техники альпинизма, режима гор и маршрута, а также спаянной равносильной группы. Только при этом условии зимний альпинизм может быть успешным и будет проходить без единой ава­рии.

Зимний альпинизм имеет свои особенности, которые резко отличают его от летнего.

1. Частые вьюги и штормы, сильный мороз, но зато температура однообразнее, чем летом. Нет резких температурных колебаний, но существует страшная опасность обмораживания.

2. Почти совершенно не ощущается потребности в темных очках, так как зимой в горах свет более рассеянный (мы применяли очки только один раз на леднике Богдановича).

3. Зимой не так резко и остро проявляется горная болезнь как летом даже на сравнительно больших высотах.

4. Полнейшая оторванность от мира и исключительная трудность организации спасательной работы в зимних условиях.

Опыт альпиниад и восхождений говорит о том, что одной из серьезнейших опасностей высокогорно­го туризма и альпинизма является обмораживание.

В горах этой опасности подвергаются главным образом ноги, меньше руки и очень редко уши, нос и щеки. Чтобы избежать обмораживания, необходимо уделять серьезное внимание одежде и обуви.

Многослойность одежды лучше всего сохраняет телу тепло. Образующиеся при этом воздушные прослойки обладают малой теплопроводностью и не пропускают к телу холодный воздух.

Обувь ни в коем случае не должна быть тесной. Пальцам надо дать возможность свободно двигаться в ботинке или в пиме. Желательно сначала надеть тонкий бумажный носок, который хорошо впитывает пот, а затем один-два шерстяных носка, проложив между ними слой мятой газетной бумаги.

Часто обмораживание наступает почти незаметно и это увеличивает его опасность. Незначительные боли в начале обмораживания быстро проходят и наступает нечувствительность (анестезия) обморожен­ных тканей. Альпинист не чувствует обморажива­ния, а между тем растирание еще может восстано­вить кровообращение в пораженных тканях.

Во время восхождения необходимо время от вре­мени шевелить пальцами ног и рук, контролируя, таким образом, их состояние.

Ноги должны быть абсолютно сухими. Влажная потная нога отдает много тепла и легко обморажи­вается. Мокрые носки и ботинки испаряют влагу и дают резкое охлаждение кожи. В походе необходимо ежедневно менять носки, так как в сырой обуви можно обморозить ноги даже при температуре 3—4° ниже нуля.

При первом же ощущении холода, или недостаточной подвижности пальцев необходимо разуться и тщательно растирать ноги снегом, а затем сухой перчаткой или носком. Хорошо протереть их спиртом. После этого надо одеть сухие носки и если боли скоро возобновятся, то повторить растирание и устроиться на отдых или начать спуск.

Различают три степени обмораживания:

1-я степень характеризуется побледнением кожи с потерей чувствительности. По мере согревания кожа становится красной и отечной. Обмораживание пер­вой степени уничтожается растиранием.

2-я степень — расстройство кровообращения доходит до остановки, но кровь в сосудах не сверты­вается и они остаются проходимыми. 2-я степень обмораживания проявляется образованием пузырей с мутным кровянистым содержанием, окруженным темно-синей, почти фиолетовой кожей. Растирание противопоказано, так как оно облегчает инфекцию (заражение) пораженных тканей. После очистки кожи спиртом необходимо на обмороженное место наложить стерильную сухую повязку.

3-я степень — большее или меньшее число со­судов закупоривается, и все участки тканей с такими сосудами гибнут — наступает гангрена.

Гангрена может быть сухой (только в пределах обмораживания) и в случае инфекции может быть «влажной», быстро распространяться и привести к смерти от заражения крови.

При обмораживании 3-й степени необходим пол­ный покой и своевременное хирургическое вмешательство.

Несмотря на исключительно сложные условия нашего похода, обмораживание пальцев ног двумя альпинистами — явление, конечно, ненормальное. Наш советский альпинизм должен быть безаварий­ным.

Перед советскими альпинистами стоит задача изжи­тия сезонности альпинизма. Охранять горные рубежи на­шей родины нужно одинаково успешно и летом и зимой. Значительное осложнение зимнего восхождения и слабое знание горнолыжной техники делают горные районы малодоступными в зимних условиях. Поэтому, совершенно необходимым залогом успеха всякого зимнего горного маршрута является уменье использовать в горах лыжи и хорошее знание техники альпинизма.

Из опыта наших зимних маршрутов можно сде­лать некоторые выводы:

1. Прохождение ледников производится обычно на лыжах типа «Телемарк». Необходимо выбирать маршрут движения сообразно строению ледника так, чтобы избежать районов с трещинами (зимой обычно скрытых под снегом) или двигаться в направлении поперечным трещинам.

Для преодоления крутых и затяжных подъемов лыжи смазываются специальными мазями, уменьшаю­щими отдачу.

Также хорошо применять специальные ремни из кожи с сохраненным на ней волосом. Лучшими для таких ремней являются шкуры с ног лосей («камасья»), оленей или лошадей. Эти ремни имеют направленный в одну сторону жесткий волос, не мешают движению вперед и не дают обратного скольжения.

Ремни делаются равными ширине лыжи. Они прикрепляются петлями на носок лыжи, прихватываются посредине лыжи поперечным ремнем с пряжкой и притягиваются простым ремнем через концы лыж за средний ремень. Оснащенные таким образом лыжи позволяют 25°—30° подъем проходить без помощи палок простым шагом.

2. Ледовая техника. Летом ледяные склоны большой крутизны легко преодолеваются на кошках благодаря мягкому ноздреватому льду. Зимой же альпинист встречается с совершенно гладким, твер­дым и хрупким льдом. При спокойном надавливании шипы кошек не входят в лед, а при ударе лед отскакивает пластинками и вокруг шипов образуется широкая воронка, в которой шипы не держатся и кошка скользит.

Зато на склонах, покрытых хотя бы тонким слоем намерзшего снега, кошки держат хорошо. Поэтому в выборе маршрута надо избегать первых склонов и выбирать последние.

Рубка ступеней зимой также осложняется. Благо­даря хрупкости льда трудно несколькими ударами ледоруба сделать правильную ступеньку. Поэтому при рубке вначале не следует наносить сильных ударов, а сделав легкими ударами насечку низа ступеньки, сильными ударами (2—3) выбрать лед, ко­торый скалывается по насечке.

Нужно помнить, что зимой при падении на ледя­ном склоне задержаться ледорубом почти невозмож­но. Приходится чаще прибегать к ледовым крючьям для охранения.

Перед забивкой крюка предварительно следует ледорубом сколоть лед с поверхности, чтобы избе­жать выкалывания его при забивке.

Очень полезно пользоваться крюкоудавливателями (маленький карабинчик на шнуре), так как иногда почти полностью забитый крюк неожиданно выска­кивает и падает вниз.

3. Скальная техника. Если летом работа на обогретом солнцем скальном участке составляет боль­шое удовольствие, то зимой она приносит немало неприятностей.

Захваты оказываются заполненными снегом или льдом. Иногда даже целые участки скал бывают покрыты тонким слоем льда.

Для работы на скалах надо применять теплые перчатки со срезанными кончиками пальцев.

На ногах следует иметь обыкновенные высокогорные ботинки. Еще лучше заменить их подшитыми кошмой или целиком сконструированными из вале­нок ботинками.

Удобные летом трикони, почти совершенно не нужны, а часто и вредны зимой.

Трещины, используемые для скальных крючьев, должны быть совершенно чисты ото льда. В против­ном случае при забивке крючьев лед тает и, замер­зая вновь, образует вокруг крюка ледяную пленку, способствующую выскальзыванию крюка из трещины. Этим и объясняется случай, когда скальный крюк был выдернут при нашем падении во время спуска с «Копыра.

4. Снаряжение. Вопросы создания удобной и легкой одежды для зимнего альпинизма полностью еще не разрешены.

Во время описанного восхождения в горах Тянь-Шаня нами было взято следующее снаряжение:

Палаток 3-местных  - 2

Ботинок высокогорных без триконей  - 6 пар

Спальных мешков ватных  - 12

Кошек - 6 пар

Ледорубо - 6

Рюкзаков  - 6

Веревок альпинистских  - 2

Лыж горных «Телемарк» - 6 пар

Лыж «Муртомаа» - 1 пара

Креплений «Хауг - 7 пар

Примусов - 2

Очков защитных - 6 пар

Полушубков  - 6

Брюк ватных - 6 пар

Курток ватных - 6

Пимов-ботинок - 6 пар

Шлемов красноармейских - 6

Лыжных костюмов - 6

Носков шерстяных - 18 пар

Подшлемников - 6

Рукавиц собачьих  - 6 пар

Рукавиц заячьих  - 6 пар

Теплого белья - 6 ком.

Свитеров  - 6

Нижнего белья - 6 ком.

Крючьев (6 скальных, 6 ледовых) - 12

Молотков - 1

Фотоаппаратов «Лейка» - 1

            »           «Фотокор» - 1

Аптечек - 1

Термометров - 1

Пистолетов системы «Браунинг» - 2

Револьверов системы «Наган» - 1

Ведер - 2

Ложек деревянных - 16

Котелков  - 1

 

Совершенно не оправдали себя ватные спальные мешки. Первоначально у нас было по два мешка на человека. Затем, ввиду их большой тяжести, от двух пришлось отказаться.

Для зимних походов требуются легкие, теплые, портативные пуховые мешки.

Неплохими оказались пимы-ботинки, сконструиро­ванные Е. Алексеевым. От обыкновенных пимов от­резаются голенища и наставляются на подошву. Верхняя часть пимов на высоту 7 см подшивается шинельным сукном. Затем, как и в ботинке, делает­ся прорезь для шнурования, закрепленная кожей.

Преимущество таких пимов-ботинок перед обык­новенными пимами заключается в том, что при со­хранении теплоты для ступни обеспечивается сво­бода движений.

Лыжи «Телемарк» с креплениями «Хауг» оказались вполне пригодными к удобными для восхожде­ния.

Весьма серьезным вопросом является правильный рацион питания. Наш суточный паек на 1 человека состоял из следующих продуктов (в граммах):

 

1.

Сухарей черных - 100, белых - 300

400

2.

Фруктов

100

3.

Конфет шоколадных

100

4.

Масла

 50

5.

Колбасы

100

6.

Сахара

150

7.

Сыра

 50

8.

Ветчины (корейки)

100

9.

Крупы гречневой

 30

10.

Шоколада

 25

11.

Консервов мясных

100

12.

Консервов рыбных

100

13.

Сухого киселя

100

 

Итого:                                                                        

1405

 

Хорошо иметь лимоны. Их можно с успехом употреблять и мерзлыми. Также полезно брать с со­бой сгущенное молоко, чернослив, курагу или изюм. Желательно иметь в походе вино, коньяк или спирт. У нас был только спирт и то в весьма ограничен­ном количестве, достаточном лишь для оказания первой помощи при обмораживании.

Совершенно необходим полный запас горючего для приготовления пищи. Наиболее удобно иметь сухой спирт (мету).

Зимний альпинизм значительно труднее летнего. Но трудности не могут пугать советских альпинистов. Изучая горнолыжную технику и особенности зимнего альпинизма, смело штурмуя горные вершины, советские альпинисты преодолеют эти трудности. В суровую зиму горы должны быть и будут так же доступны, как и летом.

 

Словарь специальных терминов и малоупотребительных слов, встре­чающихся в книге 

Альпеншток — длинная палка с заостренным железным наконечником, употребляемая при восхож­дении на высокие горы.

Анероид — металлический барометр, служащий для определения высоты над уровнем моря.

Арык — канал для орошения.

Бергшрунд — подгорная трещина изломанная, прерывающаяся. Образуется она от разрыва фирно­вых или ледяных масс в том месте, где склоны переходят в фирновое поле и, следовательно, пред­ставляет линию разрыва между движущимся льдом фирнового пояса или ледника и льдом или фирном, оставшимся на склоне.

Глиссирование — скольжение по поверхности.

«Жандармы» — скалы на гребне, преграждающие путь к вершине.

Карабин — металлическое приспособление — овальное кольцо с пружинной защелкой для облег­чения пользования веревкой и крючьями. Изготов­ляется из качественной стали.

Карниз — слежавшийся нависающий снег на гребне горы, грозящий обвалом.

Кошки — металлические подошвы с зубьями, прикрепленные к горным ботинкам для хождения по крутым ледяным, фирновым или травянистым скло­нам. Наиболее удобны десятизубые кошки, состоя­щие из двух звеньев и изготовляемые из качествен­ной стали.

Кулуар — желоб  больших размеров, широкая ложбина, выемка, разделяющая гору на две части или отделяющая одну гору от другой.

Курумник — низменная россыпь.

Лавина — снежная масса, быстро сползающая со склона горы. Вместе с камнепадом лавина представ­ляет одну из самых страшных опасностей в горах. Лавина на своем пути производит большие разру­шения. Моменты возникновения лавины определить почти невозможно.

Ледник — скопление снежных, фирновых и ле­дяных масс, образующихся в высоких горах в виде потока или покрова, медленно движущегося под действием силы тяжести по склону или по долине вниз (иногда всего несколько сантиметров в день).

Ледоруб — род кирки, употребляемый альпини­стами для опоры при продвижении по льду и фирну, для вырубания ступенек во льду, для прощупывания поверхности ледников и снежных полей, для охра­нения на ледяных, снежных и фирновых склонах.

Мета — сухой спирт, применяемый в виде топ­лива для изготовления пищи в походе.

Морена — нагромождение обломков скал, валу­нов и камней по краям и в нижней части ледника.

Мульда — чашкообразная ложбина в массиве горы.

Плато — обширная возвышенность с равнинной или холмистой поверхностью, более или менее крутой, опускающаяся вниз. Иногда плато называют плоскогорье.

Рюкзак — заплечная сумка из легкого брезента.

Сераки — ледяные иглы и пирамиды, образую­щиеся на ледниках.

Серпантины — извилины дороги.

Сили или муры — бурные временные потоки, образующиеся в гористых местностях при сильных дождях или быстром таянии снега. Обычно сили за­хватывают массу ила, песка и щебня и даже глыбы и валуны. Эти потоки производят огромные разрушения: размывают в ущельях ранее отложившиеся наносы и подмывают склоны, обусловливая оползни. Врываясь в более широкие долины или на под­ножье гор, где уклон резко уменьшается, перепол­ненная твердым материалом масса воды, расплываясь веером, теряет свою силу и образует конус выноса, который загораживает дороги, разрушает мосты и здания, засыпает сады, огороды и поля.

Траверс — боковой переход по выступам скал. Движение поперек склона.

Трикони — металлические шипы в подошве горных ботинок.

Фирн — слежавшийся снег, по плотности иногда даже мало уступающий льду.

Цирк — так альпинисты называют скалы и ле­дяное или снежное плато, напоминающее настоящий цирк.

Хребет — два склона горы, сходящиеся под тем или иным углом; часто представляют единственную возможность подъема на вершину.

Шекльтоны — теплые башмаки с войлочной прокладкой.


Участники похода в Алма-Ате. Слева направо: В. Ефимовский, С. Нагибин, В. Голубовский, А. Алексеев, Е. Алексеев и П. Богданов


Перед началом штурма



Пим-ботинок конструкции Е. Алексеева

1 – надставка из шинельного сукна высотой 7 см

2 – закрепление прорези для шнурования кожей

3 – обрез пима высотой (по голенищу) 10 см

4 – усиление подошвы отрезанным голенищем



Возврат к списку



Пишите нам:
aerogeol@yandex.ru