Из жизни одного рюкзака
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: журнал "Alpinismus" №7, Мюнхен, июль 1973 г.
Перевод с немецкого
Этот рюкзак находится на вершине Гоугоурде (Альпы у моря, южная Франция). Рюкзак, о котором идет речь в данном рассказе, можно встретить в горах везде.
Зигфрид Грундман
Из жизни одного рюкзака
Рюкзак был туго набит.
Термобутылочка стучала о зонт.
«Он вспотел?»
«Он еще не снял шляпу», - сказал зонт.
«Тогда, нет, он еще не вспотел», - сказала термобутылка разочарованно.
«Ты хочешь освободиться от чая»,- спросил зонт.
«Было бы хорошо, - ответила термобутылка, - а какой, кстати, будет погода?»
«Разная погода, - сказал зонт, - в любом случае, зонт есть».
«А куда мы, вообще, идем?» - захотели узнать запасные гетры.
«Точно куда-то высоко», сказал ледоруб, который висел снаружи на рюкзаке.
«И как высоко?»
«До снега, конечно».
«Снега?» - сказал зонт так сухо, каким был он сам в настоящую минуту.
«Что тебе надо? - сказал ледоруб, - тебя берут с собой старые женщины, когда ходят по воскресеньям в церковь».
«Вокруг меня всегда радость», - сказал зонт.
«Мы точно придем в хижину, - торжествовали запасные гетры, - домашние тапочки там есть?»
«Здесь», - пискнули тапочки из бокового кармана.
«А полотенце?»
«К сожалению, тоже,- сокрушалось полотенце,- и как он меня снова сжал! Вот бы он повесил меня на крючок, как дома».
«Крючок? Не надейся! Хижина - это не гостиница. Там нет такого комфорта, как дома, максимум, там есть пауки и мыши».
«О господи, - застонало полотенце, - я больше не выдержу, и как на меня давит коробочка с кремом!»
«В рюкзаке , конечно, не так, как в ванной. - сказала коробочка с кремом для кожи, - Честно сказать, я тоже очень мягкая внутри, но у меня, по крайней мере, снаружи твердая оболочка»
«Мягкое семечко в твердой кожуре ,- так всегда говорят о нем, выразил свое мнение ледоруб, - только я тверд, как снаружи, так и изнутри, и таким всегда и останусь. Для меня не существует компромиссов. Я тверже, чем лед и скала».
«Мрамор, камень, железо ломаются, но только не наша любовь», - сказала коробочка с кремом для кожи лиловому бальзаму от ожогов. Все молчали.
«Да, да. И мягкое преодолевает твердое,- сказало полотенце, - так говорят старые китайцы».
«Мы можем долго этого ждать, пока ты не справишься со льдом», - сказал ледоруб.
«Да, вас он бы мог оставить дома, - сказал перочинный нож, - вы ни на что не годитесь».
«Ты ничего не понимаешь в культуре, - сказала вода для бритья, - ничего о терпкой, мужской свежести, которую я даю».
«Этого я, конечно, не понимаю, - сказал перочинный нож, - но что-то я смыслю в апельсиновых корках…» И, обращаясь к апельсинам: «Сегодня я сниму вам шкуру с живота».
«Апельсины еще теснее прижались друг к другу и стали мягче, несмотря на их толстую кожу, за которой они прячут свои ранимые души».
«Может, мы снова на Сицилии, - шептали они друг другу,- там был снег только вверху в горах».
«Да, а вид на море на восходе солнца».
«Море?- сказал бинокль, - Мне бы тоже хотелось этого. Я еще никогда не видел моря. Я видел только стены скал, лес и снег. Всегда сталкиваешься с тем, что хочется увидеть, что там дальше…»
«Там, где ходят пароходы», - сказали апельсины.
«Пароходы? Что это?» - спросил бинокль.
«На них можно плавать по морю, - сказал компас, - тебе следует знать это».
«Извини, - сказал бинокль,- но я родом из Мюнхена. Там нет моря, только Изар. Куда мы, собственно говоря, идем? А, карта?»
Карта молчала.
«Эй,- сказал бинокль, - я, кажется, у тебя спрашиваю».
«Да,- сказали запасные гетры, - скажи нам наконец-то, куда мы идем».
«Я не должна это выдавать, - сказала карта, - я обязана быть сдержанной».
В рюкзаке заволновались.
«Ну и воображала. - закричали все, перебивая друг друга, - Все время эти тайны карты. Надоело».
«Тогда скажи нам, по меньшей мере, свое имя»,- потребовал бинокль.
«32»,- сказала карта.
«32? Мы не можем себя там представить»
«Очень жаль», - сказала холодно карта.
«Там сверху ледники?», - спросил ледоруб.
«Да»
«Где?»
«На юге»
«Там протекает река?»
«Да».
«В каком направлении?»
«С запада на восток, потом на север».
«На ней стоит большой город?»
«Да»
«И железная дорога рядом и широкая улица. И там есть много мостов?»
«Да».
Тогда это точно река Инн, а мы в Тироле, правильно?», - сказал компас.
«Я не могу врать, что я из Тироля с баварским уклоном».
«Хорошо,- сказали запасные гетры, - но куда мы, правда, идем?»
«Я не знаю, но у меня появилось странное чувство, что-то щекочет внутри».
«Севернее или южнее реки?»
«Севернее, я думаю».
«Тогда мы точно в Карвендель, - сказал компас, - Зонт, что ты думаешь по этому поводу?»
«Может быть, - сказал зонт,- скалы видны. Но мне абсолютно все равно. Главное, сегодня еще идет дождь. Позади все смешивается»
«Чепуха,- сказал перочинный нож, и облизал губы, - у Него колбаса с собой». Он превратится в поедателя колбасы.
«Хи-хи», хихикнула колбаса, «не щекочи меня по животу, иначе я лопну».
«Сейчас будет еще лучше, подожди только», сказал нож.
«Помог-и-и-те, - запищало яйцо, которое все еще лежало придавленное бутылкой, - ты сейчас меня совсем раздавишь».
«И меня тоже»,- пискнуло другое яйцо. Тут оно треснуло и желток капнул на платок, который стал сильно чихать.
«Почему он прыгает, как козел», - сказал сыр, который был родом из Альгёя (область в Альпах) сыном счастливых коров.
«Может, он хочет еще до грозы добраться до хижины, уже гром гремит»,- сказал зонт.
«Боже, у меня будет сотрясение мозга, - сказал фотоаппарат, - что Он прыгает, как лань?»
«Постепенно я начинаю таять», - сказало масло и начало течь. Газета начала жадно впитывать жир.
«Здесь, вообще, нет порядка»,- сказал паспорт, -»все время одно и то же. У вас есть соответствующая печать, вы, сволочи?»
«Последнее замечание слилось с раскатами грома».
«Сейчас пойдет дождь,- закричали запасные гетры, - мы совсем вымокнем»
«Это только горечавка, - как всегда выдержано сказала бутылка, - я говорю, шнапс портит хорошие традиции».
«Извините, товарищи, - сказала бутылка горечавки, - я тут ни при чём. Пробка открылась».
«Шнапс»,- наперебой закричали тапочки, гетры, трусы, платок, нож, сыр, масло, колбаса, полотенце. «Прекрати».
Несдержанная бутылка шнапса еще больше наклонилась вперед и выплюнула пробку изо рта. Крепкий напиток залил все содержимое рюкзака.
«Ну, вот, опять двадцать пять», - возмутилась термобутылка, - куда мы придем, если снова берем эту сивуху с собой?»
Но все остальные внутри рюкзака стали веселее. В конце концов, они запели песню альпинистов: «Мы, друзья гор, заколдованы…», - постепенно перерастая в крик. «Сейчас, действительно пойдет дождь», - закричал безнадежно зонт.
«А вот и хижина», - злорадно сказал ледоруб.
В рюкзаке продолжали петь: «Горные странники – мы…».
Вдруг сильный удар по рюкзаку заставил его замолчать. Сразу после этого его открыли, и раздались проклятия: «Боже, ужас, черт побери, что это блин»,- что тут случилось. Это же свинство. Турист вытащил бутылку со спиртным и выпил остатки одни глотком.
А потом Он стал вытаскивать пахнущие шнапсом вещи и раскладывать их на скамье у хижины, так как снаружи барабанил по крыше дождь, и раскаты грома ударяли вдоль стен хижины.
В рюкзаке все молчали, как мышки, только термобутылка довольно булькала:
«Так ему и надо, так ему и надо…»
Но турист этого не понял.