Экспедиция 1909 года на Полярный Урал
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Братья Николай Григорьевич и Григорий Григорьевич Кузнецовы
В ноябре 1908 года доктор Михаил Григорьевич Мамуровский обратился в Императорское Русское Географическое Общество с просьбой взять под свое покровительство экспедицию, которую братья Николай Григорьевич и Григорий Григорьевич Кузнецовы (в Москве) намеревались снарядить на свои средства на Полярный Урал, на р. Кару, к Байдарацкой губе и на р. Щучью для всестороннего исследования этой области в естественно-историческом отношении. В своей записке Мамуровский сообщает, что гг. Кузнецовы намерены пригласить в состав экспедиции до 10 специалистов для ведения научных исследований, что они же, Кузнецовы, имеют в виду обеспечить средствами научную обработку материалов и наблюдений экспедиции и что научный материал будет пожертвован в соответствующие ученые учреждения Москвы, и С.-Петербурга. Одновременно Мамуровский обратился и к Начальнику Главного Гидрографического Управления А. И. Вилькицкому, Директору Геологического Комитета академику Ф. Н. Чернышеву и ученому хранителю Геологического Музея Императорской Академии Наук И. П. Толмачеву с просьбой указать лиц, которые могли бы принять участие в экспедиции в качестве геолога и астронома. Упомянутые лица указали на О.О. Баклунда.
Подготовка материальной части экспедиции и найм оленей
Еще до этого Мамуровский вступил в переговоры с жителем г. Тюмени, ученым агрономом Д. Я. Вардроппером, хорошо знающим низовья р. Оби, о предварительной заготовке по зимнему пути средств для передвижения экспедиции летом. После совещания, в котором принял участие и Баклунд и на котором было выяснено количество оленных нарт (саней), потребное для передвижения экспедиции, а также способ передвижения при помощи подстав, т. е. с переменой оленей и подводчиков по несколько раз в пути, — единственный способ, гарантирующий успех летней оленной экспедиции,—Вардроппер в середине декабря 1908 г. отправился в Обдорск для переговоров с местной администрацией и для найма оленей у местных инородцев-оленщиков. Из Обдорска Вардроппер вернулся в конце января 1909 г.; дело с наймом оленей было налажено, докончить и оформить его было предоставлено местной администрации в лице Березовского уездного исправника Л. Н. Ямзина и пристава Обдорского стана В.Н.Тарасова. Но так как места кочевок отдельных инородцев, владеющих стадами оленей, не были достаточно точно известны и к тому же менялись из года в год, сами же владельцы выходили в Обдорск в различное время года, то переговоры об устройстве подстав не увенчались успехом, и пришлось нанять одних и тех же хозяев на весь путь. Это обстоятельство заставило в значительной степени, для облегчения передвижения, увеличить количество наемных оленей и устроить на пути следования экспедиции несколько складов провизии: последние были намечены 1) на озере в вершине р. Щучьей (со сроком 20-го июня); 2) у горы Минисей, на северной оконечности Урала (со сроком
1-го июля). С этой задачей, после письменных переговоров, великолепно справилась местная администрация.
Одновременно в С.-Петербурге энергично шла подготовка материальной части экспедиции. Провизия, назначенная для складов, в соответствующей упаковке была отправлена в Обдорск. Затем и остальная провизия и предметы ежедневного обихода во время следования экспедиции были отправлены туда же; упаковка была специально приспособлена для следования на оленных нартах. Часть научного снаряжения более грубого была отправлена тем же путем. Общеэкспедиционное снаряжение шло под непосредственным руководством Баклунда, который на это был уполномочен Мамуровским.
Письмом от 8-го февраля 1909 братья Кузнецовы и Мамуровский через Непременного Секретаря просили Императорскую Академию Наук экспедицию на Полярный Урал взять под свое покровительство, на что было изъявлено согласие в заседании конференции 14-го февраля и о чем со стороны Академии было извещено Географическое Общество. Одновременно Баклунд, по предложению Мамуровского, будущего начальника экспедиции, взял на себя заботы о приглашении лиц для принятия участия в экспедиции и хлопоты в разных учреждениях по делам экспедиции, а потому и обратился в Академию с просьбой возбудить ходатайство перед Министерством Путей Сообщения о предоставлении экспедиции бесплатно парохода из Тюмени в Обдорск и обратно. Из Министерства был получен ответ, что оно может предоставить экспедиции отдельный пароход только до Тобольска, для дальнейшего же следования экспедиции может быть предоставлено 15 бесплатных мест в первом классе на казенном пароходе, совершающем срочные рейсы между Тобольском и Обдорском.
Личный состав экспедиции
В течение февраля и марта месяцев Баклундом, с согласия Кузнецовых, были приглашены в участники экспедиции следующие лица: Секретарь Управления Триангуляции Западного Пространства, классный топограф, Коллежский Советник Н.А.Григорьев в качестве топографа; в качестве ботаника — ассистент при кафедре ботаники Лесного Института В. Н. Сукачев; в качестве зоолога по беспозвоночным —
Ф. А. Зайцев; в качестве коллектора по геологии — студент Горного Института
В. Г. Мухин. Д. Я. Вардроппер, хорошо знакомый с фауной птиц устьев Оби, вошел в состав экспедиции в качестве зоолога по позвоночным животным. Переговоры насчет участия в экспедиции лица, ведающего этнографическую часть, затянулись, и в последний момент пришлось пригласить в качестве коллектора этнографических предметов студента Московского Университета Д. Т. Яновича.
В середине марта месяца внезапно опасно заболел М. Г. Мамуровский, и заведывание делами экспедиции, а также начальство над ней было передано Баклунду, который для урегулирования отношений заключил с Кузнецовыми письменный договор.
Выезд в Тюмень
В конце марта Кузнецовы и А. Г. Болин выехали в Тюмень, чтобы перед началом экспедиции познакомиться с жизнью и природой Сибири, а с ними выехал также Вардроппер; последний, однако, вскоре вернулся в Петербург и окончательно выехал только в конце апреля. Тогда же было получено известие, что предоставленный экспедиции пароход выйдет из Тюмени 10-го мая, а срочный пароход, на котором были предоставлены места, из Тобольска в Обдорск 12-го мая.
Утром 10-го мая все участники экспедиции (кроме Кузнецовых и Болина, находившихся в одной из деревень на р. Иртыше) съехались в г. Тюмени.
Складная парусиновая лодка
Из Обдорска предполагалось взять с собой две остяцкие лодки-долбенки (ветки) для переправ через реки, тем более, что Наука заявил, что ни у него, ни у Толи не будет лодок в караване. Осмотренные лодки оказались мало подходящими, и о. Иринарх весьма помог экспедиции, любезно предложив ей в пользование складную парусинную лодку с полным снаряжением. Кроме того он предложил экспедиции, тоже во временное пользование, 2 пары надувных резиновых мешков, предназначенных для постройки на них при помощи чумовых шестов плота. Этим оказана была значительная услуга экспедиции: лодку, хотя от сырости немного отяжелевшую, можно было грузить на одну нарту, мешки же не занимали вовсе места, а между тем и та и другие впоследствии сослужили хорошую службу. О. Иринарху эти редкие на отдаленном севере предметы достались по наследству от экспедиции Житкова.
Из совещаний в Обдорске сразу выяснилось, что р. Собь на столь малое расстояние от Оби проходима на лодках, что не стоило тратить время на эту поездку; пороги появляются недалеко от устья, а определить пункт, где мог бы к лодкам подойти караван, было нельзя, так как реки никто подробно не знал. Кроме того, в начале рыбного сезона трудно найти необходимое количество гребцов. Выше по Соби узкие ущелья препятствуют передвижению, и вдоль берегов кормовищ для оленей нет. Было решено пройти до вершины р. Соби напрямик, целым караваном.
Выезд из Обдорска
Последнее сравнение метеорологических инструментов на местной метеорологической станции было произведено накануне выезда. Добавочный склад провизии был отправлен вверх по р. Идучьей при посредстве И. А. Рочева и Д. А. Чупрова. Последние мешки с сухарями нагружены на «Ангару». Не забыты даже заказанные подводчиками Наукой и Толей гостинцы — три пуда сахару. Удалось, хотя и не без затруднения, доставить на «Ангару» нанятых рабочих и переводчиков, которые оказались почти поголовно — кто в весьма приподнятом настроения, кто в состоянии полной апатии — результат усердного прощания с родными местами. Личный багаж был сведен до минимума, все лишнее оставлено в Обдорске; охотник Чаев остался в Обдорске: от жизни в урмане в сырую и холодную весну он прихварывал. Экспедиция простилась с гостеприимным населением Обдорска, и в 6 часов вечера 26-го мая «Ангара», завернув в узком фарватере Полуя, отвалила от берега. Экспедицию провожали представители местной власти: пристав В. Н. Тарасов и урядник. О. Иринарх, близко принимавший к сердцу дела экспедиции, также собрался в путь, и первая часть пути на ту сторону Оби была обеспечена, благодаря любезному обещанию П. А. Синицына высадить экспедицию со всем имуществом у Иондырских юрт на протоке Вылпосл.
Нагрузка нарт
Нагрузка нарт-саней, начатая сейчас же, не сошла столь гладко, как можно было ожидать, имея в виду приготовленные багажные единицы. Накануне весь груз был разложен именно так, как имелось в виду грузить его на нарты. Но остяки не признавали никакого порядка. Старший толмач и путеводитель, как его с насмешечкой называли экспедиционные рабочие, продолжающий пребывать с самого Обдорска в воинственно-всесокрушающем настроении — по-видимому, он возобновлял душевную энергию из тайно взятых с собой запасов — направил свою затаенную злобу не только против остяков, но и против членов экспедиции, и был поэтому временно отстранен от своей должности. Младший толмач, как самоед, не пользовался авторитетом у остяков, а рабочие, все хорошо знающие по-остяцки, не вошли еще в роль. Поэтому порядок загрузки не раз нарушался, и приходилось по два, по три раза перегружать нарты.
Наконец, все нарты были нагружены. Остяки заявили, что часть груза, оставшегося ненагруженным, они заберут на следующий день, так как не все еще заказанные нарты были на лицо. Считать количество загруженных нарт не представлялось возможным; лишь только кончалась нагрузка одного анаса (ряд из 6-10 саней, запряженных в два-три оленя и привязанных цугом к передовой нарте, на которой ямщик правил четверкой или пятеркой отборных оленей), он уезжал, взамен его подходил другой; к тому же грузили в двух-трех местах сразу.
Установка палаток
Быстрым шагом, почти рысью, анасы направились в гору. По незаметной, но прекрасно вытоптанной дороге, они пробрались через густую ивовую чащу, миновали крутой, заросший более частой лиственницей склон, и по пологому снежному полю поднялись в тундру. Незначительный переход по тундре - и взорам открылся чум Науки, за холмом, на берегу небольшого озера. Здесь была поставлена палатка площадью 3x4 арш., в которой заселились Баклунд, Григорьев, Сукачев и Мухин. Чтобы дать возможность толмачу Коневу успокоиться, его уполномочили в верхнем лагере осмотреть и проконтролировать загруженные нарты, но он и этого не пожелал и отправился вниз, решительно заявляя, что он едет в Обдорск.
Внизу под горой остались 4 палатки и меновая часть груза. В палатках члены экспедиции разместились следующим образом: в большой палатке площадью 4х4 арш. разместились рабочие, два охотника Кузнецовых и главный толмач. В палатке 3x4 арш. помещались братья Кузнецовы и Болин; в одной из маленьких палаток размерами 3x3 арш. поселились Вардроппер и Зайцев, а в другой — Янович с самоедом-переводчиком. Все, кроме Кузнецовых, Болина и Яновича, взявших с собою складные кровати, спали на полу палатки; постелью служила оленья шкура. Такое размещение сохранилось до конца экспедиции.
Несмотря на то, что остяки вечер и почти всю ночь провели в разгуле и пьянстве —поднесенное им со стороны экспедиции по одной рюмке вино, очевидно, разожгло страсти и дало повод к уничтожению собственных запасов, припасенных на лето,— к вечеру следующего дня удалось подтянуть к верхней стоянке вторую часть экспедиции при посредстве Науки. Толя же с 30 нагруженными нартами отправился к своему чуму, отстоящему, по его словам, к западу на расстоянии 10 верст.
В общем день и прекрасная погода были использованы членами экспедиции. Экскурсии по различным направлениям дали мало положительных результатов.
По дождю
Следующий день, 30-го мая, принес с собою северный ветер с дождем. Выезд был назначен на раннее утро, но оленей около чума не видно. Остяки отказались ехать в дождь: сырая упряжь быстро натирает оленям плечи. Но понемногу удалось их убедить и к чуму стали подгонять и запрягать оленей. Сложили палатки, кроме одной, которая осталась временно в виду возможных еще исследований на кладбище. Наука сам отказался ехать в дождь и с ним остался чум. Путеводитель Конев явился с извинениями по поводу своего непростительного поведения и клялся идти, куда прикажут, до конца света, пешком, даже с грузом на спине, если окажется необходимым. Ему был поручен надзор над караваном, а члены экспедиции отправились вперед пешком в проливной дождь, по следам ушедших накануне с Толей тридцати нарт.
Лесная растительность, если можно назвать этим словом те жалкие, корявые и часто сухие лиственницы, которые ютятся по краю тундры, прекратилась почти немедленно за чертой лагеря.
Формирование оленного каравана
На этой стоянке был окончательно сформирован караван экспедиции. (Оленный караван у зырян носит название «аргиш»; но так как это название на Енисее употребляется также в смысле дневного перехода, то в последующем описании это слово избегается). Здесь стада Науки и Толи были в сборе; впрочем, первый пригнал сюда только часть своих оленей, главное же стадо паслось по ту сторону камня, в вершине р. Уссы. Но все же здесь, с телятами и важенками (самками), было в сборе до 1500 оленей. Сами подводчики с семьями, с семейными сыновьями и семейными рабочими под себя, свое имущество и детей занимали немалое количество нарт. Но, к счастью, значительная часть вещей зимнего обихода была оставлена на месте, в покрытых сшитыми из бересты «брезентами» — тисками, нартах. Этими тисками покрывается и летний чум.
Установить наличность и нагрузить нарты, поставляемые Толей, не представляло затруднений. Число 30 еще находится в пределах, доступных представлению остяков. Зато 50 нарт Науки не поддавались учету усердно считающих их хозяев: остяк Филипп, считавшийся особенно мудрым, ходил по нартам и считал, а вслед за ним Наука, с ножом в руках, на палочке отмечал каждую нарту зарубкой. Первый подсчет зарубок дал в результате 54 нарты. Второй подсчет, при котором Наука и Филипп обменялись ролями, дал 52 нарты, а третий — 49. Тогда Наука с досадой бросил палку и решил, что «надо ехать».
Большое неудобство представляло то обстоятельство, что Наука не поставил полного законтрактованного с ним количества нарт; грузил он всего на 50-ти, но часть этих нарт была занята под ямщиков, поэтому, несмотря на то, что в роли ямщиков частью были малолетние дети, эти нарты не выдерживали полной загрузки.
Что из-за каждой нарты и ее груза были нескончаемые споры, об этом не стоило бы вспоминать. Здесь особенно ярко выступил неприветливый, по сравнению с другими инородцами севера, характер остяков. Казалось, загрузка упростилась бы благодаря распределению большинства груза в пудовых ящиках: пять ящиков на нарту и загрузка готова. Но остяки не могли понять столь простого приема. Они во всем подозревали обман и требовали, чтобы весь груз был перевешан; даже самостоятельно принялись за эту работу, употребляя как эталон пудовик муки. Особенно их смущала размерами складная лодка. И до самого конца они не могли понять, что легкие, неперегруженные нарты были в интересах экспедиции и что лишь для этого было законтрактовано столь огромное количество их.
Топографический анас
Особенная дипломатия потребовалась для того, чтобы заручиться отдельными двумя нартами под Григорьева и его рабочих. Чтобы вести съемку более успешно, требовалось, чтобы он двигался самостоятельно, независимо от каравана, и имел бы возможность заезжать на точки, лежащие в стороне от пути следования каравана. Лишь после подробных переговоров, повторяющихся на каждой стоянке почти в продолжение всего пути, удалось выгородить эти нарты. Остяки до самого конца считали их сверхсметными, хотя они вошли в общее число законтрактованных нарт; их убеждение основалось на том, что эти нарты не шли в общем караване.
Анасы были составлены таким образом, что все вещи, необходимые на стоянках каждый день, были сосредоточены в одних анасах, другие же вещи были помещены в анасах, смотря по однородности груза: были анасы с сухарями, с галетами, с крупой, мукой и т. д. Впоследствии, по мере того, как эти анасы освобождались от груза, они были превращены в анасы геологический, ботанический, зоологический и др. Так как второго рода анасы были всегда готовы к выступлению, то взрослые мужчины, нарты которых всегда запрягались первыми, целиком их забрали в свои руки, оставляя анасы с разнородной, но более нежной кладью женщинам-работницам и детям, что было сопряжено с большими неудобствами: женщины и дети, управляли анасами несравненно хуже и небрежнее мужчин; к тому же эти анасы, благодаря не вполне равномерно распределенному по нартам грузу, были труднее для управления, и поэтому с этими нартами нередко случались аварии, пока после бесконечных переговоров не удалось изменить, хотя бы отчасти, этот порядок.
Личные анасы
Нарты для участников экспедиции были составлены в два анаса. Нередко к одному из этих анасов прицепляли один из анасов личного багажа, именно когда требовался, в виду сложного пути, лишний рабочий-пастух для того, чтобы перегонять порожнее стадо от одной стоянки к другой.
Для перегона порожнего стада требовалось 2-3 рабочих, к тому же самых ловких и сильных. Именно поэтому, несмотря на сравнительно большое число рабочих рук, пришлось в таком большом масштабе использовать женщин и детей в качестве ямщиков.
Еще одно неудобство было устранено лишь постепенно, по мере передвижения вперед: сначала лучшие ямщики из мужчин и женщин обыкновенно составляли себе анасы из собственных нарт, предоставляя худшим ездокам-ямщикам составить анасы из экспедиционных нарт. Впоследствии же все мужчины служили ямщиками для экспедиционных анасов; недостаточное число ямщиков пополнили женщины-жены рабочих и дети, весьма небрежно правящие анасами. Хозяйские же жены и взрослые дочери, правящие оленями не хуже мужчин, оставались при своих анасах.
Внимание управляющего анасом устремляется в две стороны: на путь впереди и едущие там анасы и на свой собственный, прицепленный сзади анас. Слепо по следам предшествующего он не может идти, так как при поворотах, переходах через реки и рытвины каждый последующий анас должен сделать более обширный заезд, чем предыдущий, потому что каждая следующая пара оленей с нартой скрадывает поворот, и последняя нарта в анасе поэтому может попасть не поперек реки и рытвины, а вдоль, и благодаря этому — опрокинуться. Кроме того в пути случаются дефекты с упряжью, олень может упасть и оборваться, и следствием этого, обыкновенно, бывает гибель оленя, если ямщик не заметит несчастья. Против этого двойного внимания грешили часто дети по неопытности, а женщины по небрежности, а быть может, тоже потому, что на стоянке им мало давалось отдыха — они все время были заняты по хозяйству, и поэтому в пути просто дремали.
Здесь выделено сравнительно много места описанию способа езды и нагрузки, чтобы впоследствии не повторяться и дать представление о том, из каких факторов слагается успешность переходов, скорость передвижения и быстрота сборов.
Что касается последнего пункта, то вряд ли какое-либо другое оленеводное племя собирается в путь так долго, медленно и без видимого порядка, как остяки. При первом формировании каравана на стоянке, члены экспедиции кончили обедать в 10 часов утра, и остяки торопили их сложить палатки и нагрузить личные нарты. Но караван был готов и выступил только в 7 часов вечера; лишь немногим раньше удалось выехать Григорьеву с топографическим анасом, которым управлял все время впоследствии остяк Филипп.
Выступление на оленях
Действительно, своими грандиозными размерами караван внушал серьезные опасения за благополучный исход экспедиции. До 120 нарт, в том числе инородческие, несколькими параллельными рядами спускались с того холма, на котором была 3-я стоянка. Впереди всех со своим анасом ехал Толя, стоя на своей нарте и размахивая длинным хореем, снабженным железным копьевидным наконечником на заднем конце; он лучше всех знал дорогу, но в то же время он зорко следил за вытявувшимся по его следу караваном. То и дело раздавался его неистовый рев, которым он обращал внимание ямщиков на беспорядки в упряжи, могущие отразиться гибельно на оленях или нартах.
Многие из оленей были в упряжи в первый раз, к тому же и не все еще ямщики освоились окончательно с такими длинными анасами. Поэтому переход был сравнительно небольшой; караван пересек большое, поросшее тальником болото и остановился на песчаном холме в виду сопки Няравет-кеу (на карте она обозначена г.Няравеча). Участники экспедиции большую часть пути прошли пешком, чтобы дать оленям привыкнуть к упряжи.
Вечер был ясный и холодный, температура в 1 час. 30 мин. ночи упала до —3,2 ˚, барометр показывал 739.3 м/м давления. (Температура измерялась двумя термометрами (со шкалой Цельсия) с поправкой 0˚, определенной Главной физической обсерваторией. Давление измерялось одним столовым и тремя карманными анероидами, поправки коих были также определены Главной Физической Обсерваторией. Основой для вычисления высот по барометру служили данные Обдорской Метеорологической станции, со ртутным барометром и анероидом, коей были сравнены экспедиционные анероиды до выезда и после возвращения. Абсолютная поправка за время экспедиции мало изменилась: 27 мая/ 7 июня в Обдорск поправка = - 3,6 или 16/ 29 сентября в Обдорске = - 4,9 м/м). По барометрической нивелировке высота стоянки равнялась 212 м, против 176 м предыдущей стоянки.
Распределение хозяйства
Лишь поздно к вечеру все участники экспедиции собрались у стоянки. Уже на третьей стоянке было условлено, что поочередно каждый член экспедиции должен посвятить день на дежурство по хозяйству. Ввиду ухода старшего толмача, на котором предполагалось сосредоточить эти заботы, приготовление примитивного обеда и ужина с чаем легло исключительно на членов экспедиции. Рабочих, целый день бегающих с рейкой и часто возвращающихся поздно к стоянке, нельзя было к этому приспособить; впоследствии охотник Джапаридзе оказался ценным помощником по этой части, а охотник Политов заведовал хозяйством рабочих. Кроме того, ввиду недружелюбного отношения остяков к экспедиции, сказавшегося, между прочим в попытке, правда, в нетрезвом виде, завладеть запасами спирта (для зоологических коллекций) экспедиции, а главным образом, ввиду стремительных нападений более ручных оленей на кули с ржаными сухарями и собак на запасы мяса, были установлены ночные дежурства рабочих поочередно. В обязанности дежурного рабочего входило также приготовление утреннего чая.
Запасов мясных консервов у экспедиции не было. Мясо покупалось у подводчиков, т. е. покупались олени на убой. Сначала остяки требовали за оленя небывалые в этих краях цены — 30-35 рублей. (Средняя цена самки-важенки в Обдорском крае и по всему северу Сибири — 12-15р., а быка — 18-25 р.; лишь в исключительных случаях отборные ездовые быки продаются за более высокую цену). Когда на столь нескромные запросы члены экспедиции отозвались тем, что перешли на блюда из разных круп, то остяки постепенно понизили цену, но все же пришлось платить выше нормы, и они с особенным искусством для нужд экспедиции вылавливали из своего стада самых старых и тощих, часто никуда не годных оленей, уверяя при этом, что других оленей для убоя у них нет. Сначала Толя был главным поставщиком мяса, но в то же время Наука обещал, что как только пригонят его главное стадо с вершины р. Уссы, качество мяса будет выше; в сущности же Наука впоследствии в роли поставщика мяса не отличался от Толи. Качество мяса улучшилось только тогда, когда молодые телята подросли и стали пригодными для убоя.
Эта тактика остяков весьма понятна, если принять во внимание, как неохотно оленеводы расстаются со своими оленями, несмотря даже на весьма небрежное обращение с ними; и едва ли какие-либо оленеводы в последнем отношении превосходят остяков.
В ночь на 5/18 июня шел снег, так что о наблюдении солнечного затмения не могло быть и речи. С утра члены экспедиции приготовились к выступлению, которое состоялось не раньше 3 час. 10 мин. пополудни.
Погода значительно поправилась, и по полосе снега на левом берегу р. Ханема караван двинулся вверх; долина постепенно суживалась; левые притоки, значительно вздувшиеся после рекогносцировки предыдущего дня, представляли препятствия, которые неоднократно грозили гибелью более ценному грузу. К счастью, на этот раз в воде выкупались нарты с грузом, уложенным в герметически запаянных жестянках.
Когда с нартой в анасе случается авария, то об этом немедленно дается знать всему каравану: едущий за ней ямщик, который первым замечает несчастье, сейчас же подымает неистовый крик, подхватываемый всеми ямщиками в хвосте каравана и передающийся вперед. Головной анас останавливается, и вслед за ним все остальные. В результате этого маневра нарта оказывается лежащей на боку или с опрокинутыми вверх полозьями в самой глубокой части ручья. Ямщики, продолжая сидеть на нартах, в раздумье поглядывают на опрокинутую нарту, пока, наконец, не решится один из них слезть и осторожно подойти к ней, выправляя ее. Эта роль обыкновенно выпадает на долю рабочих; хозяйский сын, если у него сухие ноги, или женщины не трогаются с места, зато все мужчины, раз у них мокрые ноги, безотчетно готовы ежеминутно бродить по холодной воде.
Стоянка № 8 в верховьях р.Харава
Место стоянки весьма живописное. Палатки были поставлены на высокой галечной террасе к западу, вверх по боковой долине, поднимается конусом значительная вершина с громадным, открытым к северо-востоку, кратероподобным каром под вершиной. Сама долина замыкается высоким снежным порогом, за которым высовываются отдельные, слегка покрытые снегом пики-вершины. К северу поднимается горная громада, разделяющая главную и боковую долины, с причудливыми формами выветривания на полусклоне; наискось ее видно продолжение той же, корытообразного типа, долины р. Харава. К востоку, в перспективе левого притока, видны довольно значительные пики, склоны которых испещрены правильно чередующимися полосами снега. К юго-востоку и югу видны только что пройденное ущелье р. Харава и сравнительно пологая россыпь in situ южного склона боковой долины. У впадения боковой долины в главную расположено покрытое еще льдом и снегом довольно большое, по-видимому, неглубокое озеро. Воды р.Харава проложили себе русло вдоль края этого озера, поверх льда.
После установки палаток Баклунд немедленно отправился на экскурсию к западу, вверх по боковой долине, и к вершине с кратероподобным каром. Остальные члены экспедиции частью занялись по хозяйству, частью экскурсировали по окрестностям вблизи стоянки. Тальниковые заросли дали кое-какие результаты по энтомофауне.
Порядок работ на стоянках
При остановках на лагере понемногу выработался следующий порядок: все участники экспедиции прежде всего по прибытии каравана немедленно принимались за постановку палаток. Очередной дежурный по хозяйству от участия в этой работе был освобожден и сразу брался за собирание дров (в большинстве случаев кустов тальника и полярной березки), за разведение костра и кипятил воду для чая. Вместе с тем он приготовлял мясо для варки и выдавал рабочим их порцию. К этому времени освободившиеся от установки палаток члены экспедиции помогали дежурному в собирании дров. Затем, пока варился ужин, пили чай, и непосредственно после этого ужинали, а после ужина опять пили чай. Утром, к «обеду», этот порядок немного упрощался, так как чай заготовлял ночной дежурный (из рабочих). От работ по хозяйству был совершенно освобожден Григорьев ввиду того, что он прибывал к стоянке позже всех и выезжал на работу раньше всех. Столь крупное неудобство, заключающееся в трате со стороны членов экспедиции большого количества времени и труда на хозяйственные работы, произошло из-за того, что главный переводчик и «путеводитель» Конев, который должен был исполнять эти работы, вопреки ожиданиям, оставил экспедицию. Остальные рабочие были заняты по съемке, бегая с рейками, второй же переводчик, самоед Ядопчу, с каждым днем становился все менее пригодным к физическому труду; даже на стоянках, при переговорах с подводчиками ему предпочитали зырянских, весьма бойких и с каждым днем все более вникающих в положение дел парней-рабочих.
В течение минувшего перехода в анасе Толи пал и погиб один из лучших ездовых оленей, что дало лишний повод хозяину волноваться. К его сомнениям на счет правильности распределения груза присоединились и протесты других возчиков. Началась поверка веса (на пружинных весах) со стороны остяков нагруженных нарт: самой тяжелой оказалась нарта со складной лодкой, весом, со вложенными в нее другими вещами, ровно 5 пудов. Тогда Толя стал выражать сомнения по поводу правильного толкования контракта и требовал возвращения в Обдорск. Насилу его успокоили, но на следующий день он отказался совершить переход. И действительно, олени требовали отдыха, но именно олени Науки, а не Толи; в нарты первого были запряжены лишь по два оленя, так как он рассчитывал, что караван продвинется вверх по водоразделу, пока еще снегу будет достаточно. А впоследствии он предполагал обновить состав оленей из главного стада, когда экспедиция подойдет к вершинам р.р. Кары и Уссы.
Следующий день, таким образом, был посвящен отдыху оленей, экскурсиям по окрестностям, фотографированию горных видов, коллектированию и работам по хозяйству.
Утром шел снег, и окружающие вершины покрылись пушистым налетом. Температура лишь медленно поднималась, в 10 час. 30 мин. утра термометр показал 2,0˚, а к часу дня 3,4˚. Высота стоянки по барометрической нивелировке - 245м, по съемке — 289 м.
Баклунд и Мухин совершили экскурсию к северо-востоку, вверх по боковой долине, затем из нее поднялись на платообразную вершину к северу и, сделав здесь небольшой круг, спустились в долину р. Харава.
Погода значительно изменилась к лучшему, солнце освещало блестящие снежные поля, и в течение всей последующей ночи окрестные вершины горели в огне; в глубокую долину р. Харава лучи полуночного солнца не проникали.
Проверка нарт
Работы по хозяйству на стоянках, кроме чисто кулинарной части, заключались в проверке груза экспедиций, в правильном распределении его по нартам. По мере расходования провизии отдельные нарты выделялись из обоих анасов в коллекционные анасы специалистов. При этом, с одной стороны, остяки старались оставлять эти облегченные нарты в своих общих анасах, с другой стороны, у участников-специалистов замечалось невольное стремление нагружать эти коллекционные нарты сверх нормы, чтобы иметь все на одном месте под руками. Эти недостатки приходилось ежедневно исправлять. К тому же, при починке нарт и обновлении полозьев, они разгружались, и так как это совершалось на стоянках, когда члены экспедиции были заняты другими делами, а нарты из-под палаточных и хозяйственных анасов стояли порожние, то при нагрузке исправленных нарт остяки почти регулярно загружали и свободно стоящие, равномерно распределяя груз по большему количеству нарт. За этими недочетами, исправляя их и улаживая возникшие недоразумения, следили, главным образом, Баклунд и Мухин. Коллекционные анасы находились под непосредственным наблюдением соответствующего специалиста, и Баклунд, лишь от времени до времени, подвергал контролю вес груза на их нартах, выделяя порожние нарты из общих анасов в пользование специалистов.
Вначале, когда составлялись коллекционные анасы, и более тяжелая провизия заменялась легкими по весу зоологическими и ботаническими коллекциями, то остяки смеялись над оригинальными склонностями своих пассажиров, собирающих столь ненужную «дрянь», и охотно доставляли специалистам случайно попадавшихся им насекомых и т. п. С большим интересом они следили за препарировкой животных и птиц. Но когда начали накопляться более тяжелые коллекции горных пород и почв, то они, сперва перешептываясь, решили, что это — «золото», но затем, убедившись, что золота нет и следов, неоднократно выражали бурное негодование по поводу тяжелого груза.
Утро 10/23 июня принесло с собой чудную погоду. Окружающие пики со свежевыпавшей снежной пеленой резко обрисовывались на ярко-голубом фоне безоблачного неба. По склонам долины, беспокойно направляясь то в одну сторону, то вдруг поворачивая в другую, врассыпную бродили олени; корма были скудные. Лишь с трудом их удалось собрать к лагерю.
Верховья р.Харава
В 3 часа пополудни караван выступил по направлению вверх по главной долине, обходя озеровидное расширение краем, где олени и нарты, ежеминутно проваливаясь сквозь снежные своды в неглубокую воду. Караван почти непосредственно снова вступил в корытообразную долину р. Харава, куда солнечные лучи не проникали. Долина становилась еще мрачней, окаймляющие ее горы сблизились еще более, между тем как ширина ее на дне незаметно убавилась (ср. рис. 7). Вниз по долине взорам не было преграды, казалось, что можно было разглядеть плоскую равнину приобской тундры. По бокам открывались все более узкие коридоры боковых долин, носящих характер каньонов. Вверх по течению долина замыкалась громадной конусообразной горой, высотой в 900 м.
Отвесные стены местами прорывались довольно круто поставленными жилами более твердых диабазовых пород, которые, благодаря неравномерному выветриванию, были идеально выпрепарированы (на 5-й версте). На вершине горы, с правой стороны пути, эти жили разрастались в покровы, образуя отвесный карниз вдоль края.
Боковые долины открывали вид то на куполообразные вершины, то на острые пики в самых различных расстояниях.
На 8-й версте, против конусообразной горы в 900 метров, караван свернул на WNW, следуя повороту долины, которая опять в своем направлении подчинилась изменению простирания пород. Отсюда начался более быстрый подъем, долина внезапно расширяется и к западу принимает характер широкой фирновой мульды, замкнутой с запада широким, сравнительно низким снежным порогом. Продолжение долины вверх имеет направление SW, и лишь правый ее берег обрисовывается хоть сколько-нибудь отчетливо, левый же образует вышеописанную мульду, из снежного покрова которой торчат причудливые столбы выветривания.
