Антология экспедиционного очерка

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник: Отчет о походе по Северному Уралу. Бурмантово – Чистоп – Верхнее-Вишерский камень – р.Вишера – Красновишерск.Пеше-водный маршрут, 3 класс cложности, 1955 г.
Московское ордена Ленина и ордена трудового Красного Знамени высшее техническое училище им. Баумана, 1955 

Утром солнечного дня в начале августа 1955 года по настильной бревенчатой дороге, ведущей со станции Ивдель в город Ивдель, медленно переставляя ноги, двигалась процессия из 9 че­ловек. В этот день после непродолжительной непогоды снова светило солнце, что довольно часто случается в это время года на Урале и комары, отдохнувшие и проголодавшиеся за время не­настья, с веселым гулом налетели на путешественников. Но эти люди, нагруженные альпинистскими рюкзаками, набитыми до такой сте­пени, что каждый рюкзак напоминал круглую морскую мину, окруженную карманами-взрывателями и готовую разлететься на мелкие куски при одном прикосновении, эти люди не обращали внимания ни на солнце, ни на комаров. На лицах, облепленных комарами, отражались разные чувства. Шагающий впереди молодой человек атлетического сложения в сапогах-ботфортах, в тельняшке, с начинающимися пробиваться бакенбардами, несший на спине рюкзак, бронированный сверху двуручной пилой, а сзади большой белой сковородой, напоминающей дю­жего английского матроса, отправившегося вглубь, в экспедицию в неизвестную страну. Это был руководитель похода. Он думал о том, как обмануть или убедить руководителей неизвестной еще ему общественной организации Ивделя, где необходимо было отметить зад­ним числом командировочные удостоверения, по которым в институте предстояло получить деньги. Следом за ним, согнувшись и приняв положение, в котором, вероятно, начинали ходить на двух конечно­стях наши далекие пещерные предки, когда они бродили по лесам в поисках съедобных корней, почти касаясь руками земли, переступал паренек с ясными голубыми глазами и жесткими усами на об­росшем загорелом лице, выражавшем нескрываемое удовольствие. Его штормкостюм удачно гармонировал с зеленым рюкзаком, увенчанным хозяйски свернутой капроновой веревкой. За ним шествует..., впрочем, подождите минутку. Отряд уже утомился, рюкзаки сброшены на настил, прогнувшийся под их тяжестью. Все выпрямляются и начинают дышать; через некоторое время начинают различать летающих комаров от чертиков, бегающих в глазах, и отмахиваются от них.

Слышатся ужасные вздохи и шлепки. Раздается автомобильный гу­док, все хватают рюкзаки, дергают их, но не успевают сдвинуть с места, и автомобиль останавливается. «Ишь, нагрузились, сердечные, – замечает какая–то старуха из кузова, – и сдвинуть–то мешков не могут». «Шофер, подвези», – просьба сопровождается таким взглядом, что человек у руля не выдерживает и кивает. Тотчас же в кузов полетели рюкзаки, ружья, спиннинг и люди. Мотор весело захлопал, и все понеслись со скоростью 50 км/час. Пока туристы слушают пере­стук бревен под колесами машины и, подпрыгивая на рюкзаках, пы­таясь определить, какую форму примут лежащие там буханки черного хлеба, можно рассказать, кто это такие и что они собираются делать. Группе туристов из 9 человек ребят, где ядром (7 чел.) были студенты МВТУ, следовало пройти по тайге около 200 км, выйти на реку Вишеру и, построив плоты, двинуться вниз по течению. Самым увлекательным в этом маршруте было то, что он проходил много севернее всех предыдущих походов в этом районе, а карта обещала многодневное плавание на реке без признаков жилья. Вот по­чему, освободившись от тяжести, ребята с любопытством озирались; смотря на густые заросли молодого березняка и осинника, сквозь которые продиралась дорога, все думали, скоро ли, наконец, начнется эта неведомая лесная сторона, где под кустами стерегут волки, под корчами таятся медведи, а из–за деревьев выглядывают… люди манси. На самом деле до тайги было еще довольно далеко, но никто, конечно, этого не знал и все продолжали во все глаза высматривать глухарей на ветках. Между тем показались первые строения Ивделя. Машина остановилась у околицы. «Ребята, вылезай!» – была команда. Ребята не заставили себя ждать и, взвалив опять мешки на себя, двинулись через мост ближе к центру города в том же порядке, в каком шествовали по дороге. Опять впереди шел Маклецов, за ним Виталий, после него выступал юноша в берете и высоких сапогах – завхоз отряда, затем парень в вязаной тельняшке, в прорезиненной штормовке, ружье, которое он нес в руках, свидетельствовало о его охотничьих склонностях. Позвякивал бутылками с диметилфтолатом невысокий «доктор», похожий лицом на японца. За доктором следовал наш собственный естествоиспы­татель, которому отец дал строгое задание – ловить всех шмелей на пути следования, следом, передвигая долговязые ноги, обря­женные в короткие резиновые сапоги, – Димка. Он часто снимал и протирал очки, озираясь по сторонам с торжествующим видом, как будто хотел сказать: «А вот и мы! Где же оркестр ?» Шествие замыкал парнишка в костюме цвета размоченной апельсин­ной корки со спиннингом в руках. На его лице выражалось беспокой­ство, его одолевала мысль, успеет ли он найти в городе резино­вый клей для сапог, прорванных еще весной на слете и прова­лявшихся так три месяца. Этот, по предварительным расчетам, должен был завалить поваров рыбой. Группа перешла мост, оста­новилась на досках, сваленных около какого–то дома. Молодые лю­ди решили тотчас побриться и уселись на берегу реки. Рыболов в проекте обнаружил хоз. лавку, где по слухам, имелся в продаже резиновый клей, и курсировал между лавкой и берегом, дожидаясь открытия лавки и очереди бриться. Все решили: бреемся сегодня в последний раз. Следующий раз возьмемся за бритву в Красновишерске.

Солнце весело припекало, река лепетала, доски чудесно пахли. Мы сидели и писали последние письма, в тайге ведь почтовых ящиков не найти.

Между тем подъехал местный автобус (простая грузовая авто­машина), который должен был свести нас в Бурмантово. Он был мгновенно забит до отказа местной публикой.

Мы с рюкзаками за спиной окружили автобус и с ужасом смотрели, как все меньше остается свободного места. Наконец, шо­фер разрешил нам попытаться влезть в машину. Вмиг выход из ма­шины был заполнен 5-ю рюкзаками, остальные рюкзаки, не уместившиеся внутри кузова, были нагромождены на кабину водителя. Вся эта куча рюкзаков привязана была к машине веревкой, охватывающей весь кузов. Разместившись кто как мог, одни втиснулись между но­гами и скамейками и, согнувшись, подпирали, подобно Атланту, брезентовый купол, другие, свесив ноги, сидели на самом краю, один устроился на коленях у почтальонши, другой почти сел на спину почтенному полковнику МВД. Как бы то ни было, машина трогается. Пусть все 100 км придется стоять, пусть при каждом толчке едва не откусывается язык, пусть руки немеют от непрерывных усилий, а фотоаппарат, повешенный на шею, методически раскачивается и стукает какую-то гражданку по затылку, а она так зажата, что не в состоянии повернуться и выяснить, что это такое. Пусть! Зато мы едем, а не идем. Дорога, поплутав по городу, вырвалась в лес и повела нас в тайгу. Шоссе настильное, и оно местами довольно расхлябано, т.е. напоминает клавиши, причем бешено несущаяся автомашина бывает способна с такой силой ударить по концу свобод­но лежащего бревна, что оно встает на дыбы и, если следующий ряд свободен, укладывается в ложбинку. Говорят, даже предполагается такой способ доставки леса, но, подумав, отказались из-за соображений техники безопасности. По пути встречаются разъезды, где вспотевшие машины охлаждают бока, дожидаясь проезда встречных. Едва машина остановилась в Бурмантове, как была разгружена нами от рюкзаков с проворством, на которое способны только воры и то, когда они торопятся. Саша трусцой от­правился на розыски ночлега и хлеба, а мы сели на бревна и с интересом оглядывают первое таежное село?

Подошел старик и начал словоохотливо рассказывать, куда мы должны идти, чтобы получить продукты, с кем договариваться насчет лодок, где можно спросить проводника. Мы слушали эти загадочные речи и удивлялись. Наконец, старик сказал, что все экспедиции делали именно так, как он нам советует, стало быть, мы похожи на экспедицию.

Однако тем временем вернулся инструктор и объявил, что ночевать можно в школе, что хлеб в магазине есть, и что де­журные могут сейчас по приходе заняться приготовлением ужина.

Следующий день застал группу на пути в Вижай. По дороге во время остановок собрано было много грибов. Рюкзаки понемногу обминаются о плечи. Наконец, вскоре после многочисленных остановок показались первые дома Вижая, небольшого поселка, окруженного со всех сторон лесом. Жители занимаются лесоразработками, по реке Лозьве весной сплавляют лес.

Мы устроились в ремонтирующихся яслях, где полы завалены дранкой, свежеобмазанная печь дымит, пол забрызган известкой. Сегодня мы обновим сковородку – решили все. Взялся за жаренье грибов Дима. Он деловито покрошил их на сковородку, которая достигала 40 см в поперечнике и поставил ее сбоку на плиту, не забыв подлить соевого масла. Грибы через некоторое время весело зашипели. Все вышли из кухни, чтобы расстелить палатки и одеяла, в это мгновение послышался хлопок и комната озарилась. Когда дежурные с выпученными от беспокойства глазами влетели в кухню, масло уже догорало на плите: сочные грибы выделили воду, легкое масло оказалось на поверхности и, вылившись на плиту, вспыхнуло. Дима не растерялся и затушил огонь чей–то портянкой. Он вообще, оказывается, любит иметь дело с огнем, что нередко оканчивается плачевно – прожег на себе все, за что и получил впоследствии прозвище «Брандсбойд». Грибы были, конечно, составлены в угол, и на следующий день Сашка долго ворчал: «Сковороду испоганили, а грибов не жрали, черти».

На следующий утро мы, вероятно, по инерции еще умывались. Вода в речке, несмотря на август, была ледяная, все дрожали и думали, неужели по такой воде нам плыть! Бррр! В воде мы собирались купаться, даже нормы ГТО на плавание сдавать, мы представляли свой водный поход как непрерывную сеть удовольствий: купание с плота, чередуясь с рыбной ловлей, которой, в свою очередь, предшествует беспечному загоранию на плоту, потом варится уха, все объедаются и плывут на плотах дальше. Однако завтрак окончен, все начинают собираться. Все сосредоточенно шныряют по комнатам, разыскивая свои вещи, и лица у всех серьезные – еще бы! Впервые входим в тайгу, а вчера, когда Саша бегал по домам, к нам подошел подгулявший местный начальник снабжения – младший лейтенант. Он спросил, что это за люди и, узнав, что мы по собственному желанию идем в тайгу, очумело посмотрел на нас и рассмеялся: « Да вы смерти что ли захотели? Вы кто? Москвичи? Я тоже москвич! Значит, земляки! Городские пижамники в тайгу, о которой не имеете никакого понятия. Да вы заблудитесь, в болотах утонете, вас манси обманут, да что вам, шпиглякам, надо – я один вас всех ночью перережу, а беглый и подавно, да здесь за околицей всякая власть кончается, а в тайге медведь – прокурор, а манси – судьи! А карта у вас есть? Что это? Семь с половиной в сантиметре! Выбрось эту бумажку! Да вы сразу в болото вопретесь и прощай. А накомарники есть? Нет? А знаю я эти мази! От них толку нет! Ладно, земляки. Сколько вас? 10?» С этими словами начальник написал несколько слов на клочке, вырванном из записной книжки, и, остановив ка­кого–то прохожего, послал на склад. Через несколько минут тот принес 10 накомарников. «Жалко мне вас, земляки, вот вам накомарники! Да что там платить. Не разорюсь, а вы не разбо­гатеете, а в тайге без них нельзя, хоть ночью вы спать будете».

Понятно, вспоминая эти речи, мы не чувствовали особых приливов храбрости. Пока инструктор рыскал по поселку, разы­скивая печать, каждый занимался своим делом, один, сидя на корточках, раздумывал, не пора ли выбросить полуботинки, «врач» тщательно упаковывал пол-литра диметилфтолата, кто-то, не жалея себя, допивал остатки кофе – не пропадать же добру, кто подаль­новиднее, пытался подманить собаку, подбрасывая ей кусочки хлеба. Кусочки тут же исчезали, но собака явно не желала менять спокойную домашнюю жизнь на скитания по тайге и держалась на дистанции.

Тем временем все собрались, трусцой подбежал инструктор, мы посидели перед дорогой, одели рюкзаки и пошли вниз.

Тайга еще не была тайгой: многочисленные порубки, заросшие молодняки березняков пересекались специфическими узкоколей­ными деревянными дорогами, по одной из таких дорог и двинулся отряд. Легкий ветерок на вырубленных местах разгонял комаров и освежал разгоряченную голову и грудь.

Вскоре отряд был вынужден остановиться: дорогу преграждала река. Однако оказалось, что это не так страшно, если срубить палочку покрепче, поднять брюки повыше или остаться в одних трусах и особенно, если надеть на ноги тапочки или кеды. Так состоялось первое близкое знакомство с уральской речкой.

Обсушившись и отдохнув, взяли направление на запад, перпендикулярно реке.

Через несколько часов пути, подъемов, спусков и пролезаний сквозь заросли перед нами открылся лежащий внизу небольшой поселок, так называемый 83 участок. Отряд остановился. Мы те­перь всегда останавливаемся в таких местах, где можно поставить рюкзаки на что-нибудь приподнятое, потому что поднимать каждый раз эту тяжесть – занятие не из веселых. А некоторые вообще предпочитали не снимать его, а садились на землю под пенек или кочку, на которые и громоздили рюкзаки. На сей раз нашей мебелью была толстенная сосна, лежавшая на верхушке горы. Невольно пришла мысль, что, скатись эта сосна под гору, от домов внизу остались бы одни щепки, к счастью, этого произойти не могло, т.к. поселок стоит на противоположном берегу реки, огибавший гору.

Отдохнув, все спустились вниз. Отряжена была экспедиция за хлебом. Пока Саша и Юра ходили в поселок, оставшиеся ребя­та малость соснули. Блаженство отдыха было нарушено криком: «Вставай, в рюкзак!» И опять начались хождения. Натертые плечи и поясница горят так, будто к ним приложили горчич­ники, пот, смешанный с диметилфтолатом, проникает в глаза и нещадно щиплет их. Диметилфтолат – превосходное средство от комаров, он приятен на запах, но ужасно горек и жгуч. Стоит рукой, смазанной диметилфтолатом, положить в рот ягоду, как лицо перекашивается, а глаза выпучиваются, буд­то глотнул столовую ложку перца. Тереть глаза не пожелаю самому злому своему врагу, это похоже на то, если положить в глаз пригоршню мыльного порошка и не смывать. Диметилфтолат действует хорошо, в течение часов четырех, если не по­теть, а иначе он смешивается с потом и улетучивается с вас. Через каждые километра три садимся отдыхать, 30-ти ки­лограммовые рюкзаки дают о себе знать. Самостоятельно на но­ги можно подняться, только если предварительно встанешь на колени. Впрочем, нет худа без добра – ведь на каждой из оста­новок можно объедаться голубикой и черникой, которые пред­ставляют собой нередко сплошной покров, даже на брюках ос­таются пятна от ягод.

Наши снайперы Саша и Юра решили блеснуть своим искусством и обнадежить робких, приободрить верующих, что живого мяса у нас будет пропасть. По Сашиным расчетам, его одноство­лка с подпиленной мушкой сыпет дробь на метр выше и на метр правее точки прицеливания, поэтому он косит соответствующие корректуры. Раззадоренный звуками стрельбы, гулко отдающейся по лесу, второй снайпер достает свою двустволку и черпает из чемодана патроны. Все окружают стрелка, звучит выстрел, и банка падает. Ура! После этого многие нажимают на спусковой крючок, но банка висит непоколебимой. После представления гильзы были повешены на сучочки молодой елочки, и вся группа, взявшись за руки, исполнила вокруг нее танец радости.

После ужина Сашка встал, потягиваясь и хрустя костями, но вдруг раскрыл рот от удивления и сел. Перед ним валялся в ногах Димка. «Христом молю, инструктор, не клади меня в одну палатку с Гогой, ничего мне больше не надо, понесу сколь­ко хочешь, только уважь меня! Ведь я ночи не сплю, у меня сон чуткий, а этот Гога ворочается через каждый час да еще и одеяло сдергивает». Но инструктор уже распределил места сна и постарался примирить стороны, взяв с Гоги клятвенное обещание не ворочаться во сне. Димка, ворча, отступил. Все же ночь прошла неспокойно, особенно для Гоги, который, проснувшись от холода и, слушая шорохи и шелест за стенкой палатки, рисовал в сво­ем воображении то медведя, шатающегося вокруг лагеря, то, услы­хав звяканье ведра, думал, что кто-то ворует кухонную посуду.

Несмотря на гулкое вечернее эхо, дождя ночью не было. Солнце вызвало к жизни сотни голосов тайги. Казалось, вся природа постепенно оттаивала от ночного мороза, начинала свой день с песни. Горит костер, стучат ложки, выгре­баемое ведро издает победные звуки. Вьючный караван собирается в путь. Спинные позвонки и тазобедренные кости еще сох­ранили память о вчерашнем переходе и начинают тоскливо ныть. Мы идем по тропе, стараясь в основном сохранить необходимое направление на запад. Почти не встречается следов людей. Никаких консервных банок, бинтов, рваных ботинок, кострищ. Наконец, справа замечаем Чистоп. Обнаружили нечто напоминающее тропу и двинулись по ней. В конце дня тропа привела к стойбищу манси. Навстречу вышел высокий черноволосый мужчина. На нем была выжатая рубаха, пояс с набором ножичков и ножей и высокие, отделанные мехом наконечники из солдатского сукна. Он довольно быстро понял, куда мы идем, но не смог уразуметь зачем. После двух часов оживленной жестикуляции мы махнули рукой, решив, что пусть те, кто пойдет за нами, объяснит этому манси цель и задачи туризма. Он, присев на корточки, наблюдал за нами. Когда из рюкзаков появились консервы с рыбными котлетами, у этого местного жителя значительно повы­сился интеллект и он популярно объяснил, что за четыре банки мы получим 3 кг оленины. Слово это звучало заманчиво, и через полчаса Герман возвращался, неся в котелке что-то бурое и дурно пахнущее.

Варить с этим суп мы не решились, и в ход пошла сковорода. Все было порезано на тонкие ломтики, переложено можжевель­ником и полуподжарено. Когда сняли сверху ветки, то обнару­жилось интересное свойство оленины: пока жарили-варили с можжевельником (для отбития запаха), она уменьшила свой объем приблизительно в четыре раза. Отсутствие сырья не позволило нам повторить опыт, чтобы выяснить, является ли это ее естественным свойством или здесь виноват можжевельник.

Предполагаем проделать этот опыт другим исследователям. Не удалось экспериментально установить, как повлияло на скорость приготовления непрерывное опробование пищи дежурным.

В полдень следующего дня возле слияния 2-х речек отряд остановился в нерешительности: правильна ли эта тропа? Наткнувшись на лодку и подобие шалаша, мы убедились, что тропа, по которой мы шли, вела именно к этому месту и не далее. К тому же это слияние оказалось не слиянием Малой и Большой Тошемки, а просто река, обогнув остров, снова слила обе свои части. По этому поводу надо было отдохнуть, выслать вперед разведку. В разведку, взяв ружье, отправились Саша и Юра X. Гога настоял, чтобы второе ружье оставили на бивуаке. Нельзя тут без оружия! Вдруг медведь! Однако скоро ему наскучило сидеть и гонять комаров. В голову лезли всякие неприятные мысли.                    

Начиная с первых прогулок по Ильменскому заповеднику, Герман не давал покоя своими остротами и предложениями, где лучше применить спиннинг.

Правда Гога в свое время выдвинул предложение взять в поход спиннинг больше из хвастовства, т.к. сам был глубоко убежден, что вряд ли сумеет поймать на него что–нибудь, будь перед ним даже аквариум, забитый щуками. Но предложение было принято с энтузиазмом. Тут же на Гогу было официально возло­жено звание главного поставщика рыбы. Это почетное звание несколько озадачило его, потому что в рыбных делах, как и во многих других он был больше теоретик, не все же было лестно. Теперь, когда одни ушли в разведку, другие мирно почивали, Гога решил действовать. Он хотел наловить столько же рыбы, сколько ловили по таежным речкам герои рассказов из «Спугни-ка рыболова». Не прошло и десять минут, как обе половины бамбукового удилища были освобождены от веревок и составлены. Еще каких–нибудь пять минут он разыскивал катушку по закоулкам рюкзака. Прошло еще четверть часа, а катушка уже кра­совалась на ручке, и кончик лески кокетливо выглядывал из стеклянного колечка. Осталось разыскать банку с крючками и блеснами и привязать поводок к концу лески. Десять минут энергичных поисков, затем двадцать минут изощреннейших ухищрений, наконец, поводок привязан и снаряд готов к употреблению. Вот этот каменистый перекат кишит рыбой.  

Бросок – и блесна, сверкая, летит прямо в водяные лопухи у берега и прекрепко зацепляется. Катушка разма­тывается, и выходит «борода». Боже мой, кто же виноват, если лов рыбы задерживается по технологическим причинам! Слышатся голоса – это возвращается разведка. Они убили двух кедровок и не нашли никакой тропы. Что же, придется заночевать на этой рыбацкой стоянке. У Герки большое искушение покататься на туземной лодке, но инструктор отвечает категорическим отказом. Чужие вещи в тайге не прикосновенны. Решили заночевать. Вскоре после перекуса каждому нашлось дело. Саша с Виталием отправились на север в поисках тропы, Витя с Хорунжим улеглись ночевать, Герман, Юра Цветаев и Дима взяли по удочке и готовились к ловле, Гога, бросив спиннинг, читал в «Спутнике рыбака» о повадках и способах ловли хариуса. Оказалось, что они вовсе и не ловятся на обычный спиннинг, нужно было ловить нахлыстом, удочкой с искусственной мушкой, которую надлежало забрасывать в омут из–за кустов. Тем временем Борис на правах хирурга потрошил свежую кедровку. Все рыбаки метались по берегу в поисках наживки. Как назло ни один червяк не прятался под мхом, покрывающим каменистую почву, ни одна бабочка не резвилась в лучах заходящего солнца, ни один кузнечик не трещал в траве.       

Насадки не было! Пробовали насаживать хлебные крошки, но эта дикая рыба, видно, никогда не пробовала печеного и упрямо обходила приманку. Вдруг у Юры мелькнула остроумная мысль. Схватив кусок тонкой кишки из внутренностей кедровки, он насадил его на крючок и забросил вместо червяка к коряге, где плескалась рыба. Через несколько минут раздался торжествующий крик: «Рыба!» Юра Цветаев бежал к стоянке с криками: «Ура! Рыба! Делайте снимок: «Я и рыба». У него в руках действительно был великолепный экземпляр хариуса. Эта красивая рыба имела для своей величины до недоумения маленький рот. Такой рот неспособен был бы проглотить даже одного крючка из тех тройников с блеснами, которые Гога забрасывал раньше. У Цветаева немедленно появились подражатели. Но то ли вся рыба была распугана, то ли там среди хариусов был единственный любитель кишок, но клев не повторялся. Здесь не будет лишним упомянуть, что  среди бутылей с диметилфтолатом, бинтов, ваты и порошков, наш врач Борис нес кусок океанской сети. Такие сети употребляются рыбаками на Тихом океане, когда мощный траулер захватывает целый косяк сельди. Кусок, который был у Бориса, видимо, принадлежал самому концу этого конуса и имел форму усеченного конуса с наибольшим диаметром метра два с половиной и наименьшим – метра полутора. Длина этого усеченного конуса была не более 3-х метров, итак, разгоряченный рыбным видом, Борис принялся за постройку крупного сооружения, напоминавшего «морду». Когда вернулись Саша и Виталий и сказали, что нужная тропа найдена, основные приготовления были уже закончены. Решили перегородить реку в самом узком месте и загнать рыбу в сеть. Правда, даже в этом месте «морда» едва ли закрывала треть прохода, это нас не беспокоило – два человека будут стоять с краев и загонять рыбу в сетку. Стоило посмотреть, с каким энтузиазмом все засуетились, начали вооружаться палками, пестами и затем спорили, с какого места начинать загон. Одни предлагали начать стучать в километре от заставки, другие на это возражали, что хариус – рыба нежная и скоро портится, что нечего жадничать, ведь нам вполне хватит того, что загоним и со ста метров. Однако по техническим причинам (из-за коряг и бурелома) пришлось начать стук и шлепанье метров за 30. Оглушительные вопли загонщиков рыбы взбудоражили вечную тишину тайги. Казалось, даже окрестные сумрачные горы с интересом переглядывались, что это за создания пляшут с воплями на берегу реки и колотят пестами по воде. Вода, казалось, кипела от сыпавшихся из на нее ударов – никакая рыба не выдержала бы такого шествия и сама полезла бы в сеть от этого грохота, но этим решительным действиям не хватало последовательности. В одном месте из омута показались кусты, нависшие над водой, никто из загонщиков не решился лезть в воду, и это место было обстукано не так тщательно. Вероятно, в нем и спряталась вся рыба, потому что, когда посиневшие от холода рыбаки, сторожившие рыбу по бокам сетки, вытащили ее на берег, она была пустехонька. Это обстоятельство нисколько не опечалило путешественников, надо было решить, что делать с единственным экземпляром хариуса. Кто-то по-старому предложил «кинуть на пальцах», но все возмутились. Это хорошо, когда дело идет о лишней порции арбуза или конфет, а здесь может быть единственная за всю жизнь возможность попробовать xapиyca. Рыба была нарезана на десять кусочков и сварена почти в собственном соку в миске, поставленной на уголья кострища, а под этими углями в земле пеклись четыре кедровки и один рябчик. Что за прелесть был этот хариус!

Мы съели все, даже хвоста не оставили. Когда все было кончено, все еще долго сидели, стараясь восстановить в памяти тот удивительно нежный вкус кусочка, который прошел через глотку, даже не задевая ее краев.

Аппетит приходит во время еды. Бросились разгребать угли. Под костром оказались только три кедровки и пара обгорелых косточек. Тушки были темные, и было непонятно, то ли они испеклись, то ли они вымазались в золе, но скоро и с ними было все кончено. Меж тем темнота, покрывшая землю, сгущалась. Лесная чаща, так привлекавшая днем своей прохладой, стояла темная, настороженная, только на вершинах дальних предгорий угадывалось светлое пятно. Скоро заблестел костер, забулькала похлебка. Дима, намерзшийся прошлой ночью, настаивал на том, чтобы развести большой костер на месте палатки, чтобы прогреть землю. Он панически боялся холода от реки и чуть не садился на горячие угли.

Следующий день хорошо запомнился всем участникам нашего похода. С утра все благоприятствовало движению. Саша с Виталием легко находили дороги, мы перешли речку, углуби­лись в лес. Дорога вначале немного болотистая, становилась все суше. Скоро вся тропа, ее закраины были усеяны черникой. В любом месте, где садились отдыхать, можно было, не сходя с места, поесть черники, только сделав оборот вокруг собствен­ной оси. Старая истина, что для туриста самое серьезное препятствие – это ягоды, снова подтвердилось. Мы ясно почувствовали, что рюкзаки стали тяжелее, чем вчера, и просили отдыха уже через каждые полчаса. Постепенно ягодник кончился, осталась позади полуразвалившаяся пустая избушка, горелый лес, дорога шла в гору. Подъем был не крут, но длинен, остановки следовали все чаще, через двадцать, через десять минут. А тропа все так же издеватель­ски неторопливо лезет вверх и прячется под насупленными ветвями елей. Сердце стучит, как метроном, спину покрывает пот, плечи тупо ноют. Тропа идет вверх по пути ручейка, но воды в нем мало, и передние затоптали ее в грязь, а пить хочется. Наконец, послышался плеск ручья. Отдохнув и напившись, мы снова полезли в гору. Постепенно тайга отступила и смени­лась раскидистыми березками, невысокими и пышными. Они росли среди наклонного поля, как яблони в саду. Ветерок усилился, показывая близость вершины.

Скоро исчезли и березки, тропа затерялась в жестком ковре карликовой березы, покрытом зеленью. Ветер стал пронизыва­ющим. Перед нами лежало совершенно ровное плато, на даль­нем его конце видна была пара скал. Ветер, как наглый парикмахер, обдавал мельчайшими брызгами холодного дождя. Все наперегонки кинулись к этим скалам, которые почти ощути­мо удалялись от нас. Наконец, мы их нагнали и укрылись от ветра и дождя под большей из них.

Некоторое время все отогревались, потом затянули песню про «струйки мутные». Дима решил отдохнуть посолиднее и улегся, завернувшись в свой голубой плащ. Надо сказать, что этот плащ был сшит ему мамой по его заказу в подражание знамени­тому Сашиному черному плащу, о котором у нас в группе ходила легенда, что однажды на Кавказе во время дождя Саша раскрыл полы своего плаща, как наседка крылья, и под ними спряталось еще пять человек. Но материал этого голу­бого плаща был толщиной не менее 1/2 миллиметра; вся эта пластмассовая шкура на холоде дубела, переставала гнуться и грохотала как кровельное железо.

Пока эта голубая и бесформенная масса, под которой дремал Дима, лежала под дождем, в многочисленных складках скопились целые озера воды, не замедлившие вылиться на сонного Диму, вылезшего, чтобы принять участие в перекусе. Начало темнеть, необходимо было что–то предпринять. В разведку пошли Саша с Геркой. Они вернулись и сообщили, что метрах в трехстах начинается растительность, но воды нигде нет.

Подгоняемые дождем и ветром, нахлобучив на себя все, что могло защитить от дождя, мы двинулись в туман, вниз. Наконец, впереди что–то затемнело сквозь белые полосы тумана. Увы, это опять оказались такие же, как раньше, березки и ни намека на сушняк. Едва дошли до этого призра­ка леса, как молча, словно по уговору, скинули рюкзаки и всем стало ясно, что будем ночевать здесь, хотя не будет ни воды, ни огня. Однако не следует отчаиваться, хотя не может быть речи о том, чтобы вернуться на старый ручей, но, возможно, и на этой стороне есть в тайге вода. Трое собрались по воду. Взяли с собой два ведра, кружку, ружье, часы и компас.

Спускаясь несколько поперек склона, мы заметили подобие тропы, ведущей вниз, и поспешили ею воспользоваться. Часто останавливались, прислушивались, не раздается ли где звон лесного ручья, но ничего не услышали. Лишь в одном месте под ногами вдруг блеснуло крохотное, величиной с тарелку зеркальце воды. Один остался и принялся кружкой наполнять ведра, два других продолжали спускаться по тропе и скоро наткнулись на свежий сруб. Это была будущая охотничья избушка. Пока что у сруба не было крыши, но не было также прорублено ни окно, ни двери. Немного дальше мы увидели и шалаш охо­тника. Он представлял собой один наклонный скат, на прикрепленную к двум стоящим рядом деревьям жердь положены шесты, проме­жутки закрыты берестой. Внутри, под навесом, видны были рубашки, обувь из оленьей шкуры (одна пара ношеная, вторая новая), соль в банке, спички в коробке, табак в мешочке. Но воды больше нигде не было. Когда мы вернулись с ведрами на стоянку, уже пылал костер. Каким–то чудом удалось разыскать пару сухих пней. Наше сообщение вызвало неожиданную реакцию. Борис, который последнее время окончательно разбил свои тапочки, заявил, что ему нужны мокасины, а единственный курящий среди нас Дима, вынужденный уже больше недели сидеть без курева, встрепенулся при известии о махорке. Однако брать безвозмездно нельзя, по законам тайги полагается заме­нить взятое равноценным. После оживленной дискуссии сошлись на том, что полкилограмма пшена, пара толстых свечей и несколько рублей денег в какой–то мере скомпенсируют ущерб охотнику. Дима попросил захватить ему щепотку махорки. На принесенных воде и дровах из леса быстро готовится каша, и это, казалось, безысходное положение неожиданно оканчива­ется довольно благополучно. Засыпаем под вой ветра и плеск дождя.

Утро выдалось на редкость хорошее и солнечное. Уральский горный ветерок теребил палатки, трава быстро просохла под солнцем, мы приподняли днища у палаток, чтобы их прополо­скало ветром и подсушили и разложили сушить свои вещи, пока готовился завтрак.

В сущности то, на чем мы находились, правильнее называть сопкой, а не горой, т.к. камня почти нигде не было видно, подножье все занято тайгой.             

От этой сопки были видны некоторые плешины на вершинах других горок, из этого можно было заключить, что она несколько выше их. Борис, разбирая свой мокрый рюкзак, натолкнулся на свечи и, вспомнив вчерашний разговор, попросил его проводить к шалашу охотника. Он питает страсть к редким снимкам и поэтому захватил с собой аппарат, чтобы увековечить лесной быт. Когда все было кончено и мы вернулись в лагерь, первым к нам кинулся Дима, его привлекали не расшитые мокасины, а махорка. Но махорки мы забыли отсыпать, и, проклиная нашу забывчивость, Дима помчался по нашим следам.

Когда все были в сборе и вещи собраны, отряд двинулся дальше на запад. С высоты эти заросшие гряды сопки казались гигантскими морщинами земли. Все новые неоглядные таежные просторы раскрывались перед нами, наконец, мы стали спускаться на другую сторону и у самого леса попали на едва заметную тропу. Борис, студент медицинского института, когда бегал по кафедрам насекомоведения и выпрашивал диметилфтолат, получил задание собрать коллекцию лесных клещей. Эти клещи водятся под корой, на животных, в экскрементах животных и других подобных местах. В этом лесу нам попадалось много следов пребывания животных, так что Борис вконец был изведен почти непрерывными призывами.

Отдохнуть остановились под раскидистыми кедрами. Шишки заманчиво глядели с концов ветвей у вершины. Хорунжий несколь­ко раз пальнул по ним из ружья, но бесполезно. Тогда на дерево забрался Юра Цветаев, к которому после поимки хариуса перешло звание «обер–рыбака»; рискуя слететь вниз, он палкой сбивал шишки. К концу операции набралось два ведра кедровых шишек, которые решили нести по очереди. Цепочка снова двинулась вниз; лес скоро кончился, перед нами была очередная складка земли, иначе говоря, перевал. По мере подъема все больше камней попадалось на склоне, наконец, когда мы вышли на плато, под ногами сплошь лежали одни сло­истые сланцевые камни, чаще всего они лежали на ребрах, так что напоминали противотанковые надолбы. Приходилось, балансируя, перепрыгивать с одного каменного гребня на другой. Справа от нас виднелась целая гора, сложенная из тонких плоских камней. Их положение наводило на мысль, что когда–то эта гора была много выше, но время в сочетании с холодом и жарой раздробили каменные скалы на плоские куски, которые начали сползать. Цвет камней был серый, многие уже поросли мхом.

Борис побежал с фотоаппаратом – он выпросил обождать его, пока он залезет на гору и сфотографирует окрестность. Саша пошел вперед рассматривать дорогу. Остальные располо­жились среди камней, защищенных от ветра, и вздремнули. Вернулся Саша. Он где–то отыскал скинутый олений рог и теперь нес его с торжеством. Рог, действительно, хорошо сохранился и был не слишком громоздок. Саша решил во что бы то ни стало донести рог до своей московской квартиры и прицепил его поверх своего рюкзака, бронированного пилой. Между тем Бориса не было видно ни на горе, ни на подъеме, очевидно, туда дорога оказалась труднее и дальше, чем это представлялось. Поднялся свист и крик, но тут фигурка человека показалась, наконец, на фона неба. Сделали тур и заложили в консервной банке записку, что здесь проходила наша группа. В камнях недостатка не было, и скоро выросла пирамидка тура. Вернулся Борис. Через некоторое время мы опять двинулись вниз по слабо наклонной каменистой и мшистой равнине. Уже начало темнеть, когда мы, наконец, вступили в зону лесов и начали искать место для ночлега. На одной из полянок, заросшей сочной, по пояс травой, остановился наш выбор. Трава везде была не примятая, наши ноги впервые пригибали ее к земле, и после прохода отряда оставалась настоящая торная тропа. Только на нескольких метрах, когда было по пути, мы воспользовались следом какого–то животного, вероятнее всего, лося, потому что время от времени натыкались на лежки. Первым делом отправились на поиски воды, она оказалась рядом, тогда стали на ночлег. Когда стало совсем темно, мы сидели у костра и шелушили вареные кедровые шишки. Свежие кедровые шишки пропитаны смолой, которая мешает добираться до орехов. Можно обжарить шишку в костре иди хорошенько проки­пятить ее, тогда смола не слишком мешает лакомиться орехами. Мы предпочли второй способ. Наутро двинулись при небольшом тумане. Дорога все идет вниз, приходится все время менять направление, лавируя среди кустов. Высокая трава вымочила всех до пояса. Часто проверяли направление по компасу.

Наш путь на запад. Под ногами настоящее болото; в таких условиях неплохо иметь непромокаемые сапоги. Вообще же резиновые сапоги в походе имеют как правило плюсовые и минусовые стороны. Сапоги очень к месту, когда приходится шлепать по болотам, лесным полузаболоченным дорогам, переходить вброд мелкие реки. Лучше, конечно, высокие сапоги, особенно, если придется плыть по реке на плотах. С другой стороны, мокрые участки часто чередуются с сухими, где идти в сапогах жарковато и, кроме того, по-моему, больше опасности порвать сапог. За время похода до реки все имевшие сапоги уже столько раз клеились, что израсходовали целую велосипедную аптечку, так что надо брать с собой резины и клея раза в два больше, чем имеется в ней.

Болотистая местность кончилась, мы вышли к берегу небольшой речушки, текущей с севера на юг, и остановились на отдых. С вершины предыдущей сопки была видна лесистая долина между двумя хребтами, ведущая на запад. Нам нужно было все время идти по ней, однако, глядя с вершины сопки, никто не мог сказать, каково расстояние от нас до конца этой долины, упирающейся в хребет, за которым мы ожидали найти Вишеру. Поэтому за время перехода несколько раз лазили на деревья то Цветаев, то Саша. Эта была действительная тайга. Умершие деревья стояли, готовые упасть от первого толчка, висели, зацепившись черными скрюченными лапами за живых, лежали на боку еще крепкие и со звонкой древесиной, но уже обреченные на тление, как покойник у края ждущей могилы, или покоились, разложившись, под зелеными холмиками мха, став пищей червей. Покров мха, как ил на дне водоема или известковые отложения на океанском дне, сглаживает неровности, затягивает провалы и трясины, поглощает и обваливает все, попавшее на него.

Несмотря на то, что идем непрерывными зигзагами, обходя то завалившее дорогу дерево, то болотце, то выставивший упругую стежку ветвей ельник, двигаться чрезвычайно тяжело. Рюкзаки хотя и поубавились в весе, но еще очень тяжелы, и особенно утомляет нервное напряжение, все внимание направлено под ноги, покров мха обманчив: нога часто проваливается в пустотины между корнями деревьев, затянутые обманчивым зеленым покровом. Когда дерево, лежащее поперек пути не слишком высоко, по обламываем ветви сверху и перелезали через него. Здесь требуется тройная осторожность, проверяется каждая точка опоры, рассчитывается каждое движение, а если поскользнешься и не сбалансируешь перевешивающего рюкзака, то всей массой упадешь на сухие шипы обломанных сучков. Стоит неосторожно опереться на обросший мхом камень, как этот мох сорвется с поверхности и вы в лучшем случае отделаетесь ушибами. Все внимание обращено под ноги, стараешься пройти по тому же месту, где ступал идущий впереди, хотя время от времени отогнутая в сторону ветка дает увесистую пощечину – не ходи следом слишком близко. К концу дня, перевалив напоследок через ручей, мы очутились у подножия новой горы. Все находили странным, что до сих пор нет и признаков Вишеры; некоторые выдвигали предложения идти вдоль только что пройденного ручья и таким образом выйти на Вишеру, другие предла­гали штурмовать горы. Скоро чуть выше ручья найдена была поляна, удобная для ночлега, весело затрещала хвоя, деловито засновали люди, ставя палатки и варя кашу. Саша отправился на рекогносцировку, полез вверх на перевал. Когда он вернулся, все было готово для вечера. Известия, принесенные из разведки, с успехом заменили третье блюдо. С вершины хребта далеко было видно, что в туманной долинке сквозь какую-то прореху в еловой шубе тайги выглядывала на мгновение река и снова пряталась в чаще. Больше нам ничего не было нужно.

Встали рано, настроение бодрое. Дали установку дойти до реки. Необычайно быстро стали подниматься на перевал. С каждым шагом стали открываться все более прекрасные и обширные виды на Урал с самого высокого хребта из тех, которые нам попадались на пути. На перевале есть скалы, состоящие из наваленных друг на друга обомшелых обломков, они доступны со стороны перевала и стеной с карнизами обрываются на юг к тайге. Фотографы забегали, сняли всех и все, сложили тур с запиской, написали на скале пастой МВТУ Аз – первая и славная запись на этих доисторических камнях. На вершине, однако, холодно.

Перевальная линия образует своеобразную аэродинамическую трубу, защищенную с севера и юга скалами, по этой лощине дует адский ветер, не прекращающийся ни на минуту. Пора и честь знать. Начали спускаться, заметив направление на сверкающую вдали реку. Справа, как сказочные замки, громоздились под облаками пики и башни хребта, по склону которого мы шли, впереди виднелись не менее причудливые столбы, ворота, пирамиды – на вершине другого хребта, перпен­дикулярно перевалу. Понемногу стали переходить в скрытое место – лес, спускающийся куда–то вниз. Шли по лесу долго. Это очень скучно и утомительно – идти в тайге без дороги, все внимание направлено на то, куда ступить, как перелезть через бурелом деревьев, как успеть отвернуться от хлещущих веток, с какой стороны обойти завал и т.д. Приходится смотреть под ноги, а кругом те же деревья и буреломы. Сели отдохнуть, услышали плеск и обрадовались: река. Загордились те, кто сказал, что до реки километра три-четыре, т.к. еще на хребте мы, конечно, поспорили о расстоянии: линия разошлась от 3 до 10 км. Плески издавались ручьем. Пошли по ручью. Шли бесконечно долго. Вдруг послышался шум от взлета большой птицы, все замерли. Охотники двинулись, взлетела еще одна птица, прошло несколько времени, прогремел выстрел, и затем раздался торжествующий крик Хорунжего: «Попал!» Он явился из лесу с видом Дианы, держа за шею тетерку. Этот факт был, конечно, замечателен. Воодушевленный, он кинулся на розыски второй птицы. Мы, сидящие, услышали вдруг слабый писк, как будто приближающийся к нам. Кто бы это мог быть? Конечно, дети тетерки.

Юра Цветаев навострил уши и большими прыжками бросился в одну сторону, Гога прислушался и бросился в противоположную. И что же? Это пищали копчики, широкими кругами летающие над тайгой. Второй птицы не убили. Через некоторое время надо было переходить через ручей, первым шел Саша. Он ступил на ветку одного из параллельных деревьев, лежащих поперек ручья, она подогнулась, и Саша величественно погрузился спиной и рюкзаками в ручей глубиной по колено. Выражение его лица было такое скорбное, когда он лежал в ручье, что сразу же умолк начавшийся было смех. Ему помогли вылезти. Виталий отошел в сторону и вдруг прибежал обратно. «Ребята, честное слово, большая река!» Все побежали и увидели реку, т.к. этот берег болотистый, мы вскоре остановились на полянке. Ножами стали косить траву под палаткой. Сварили лапшу с тетеркой, получилось очень вкусно. За ужином Витя отрекся от должности завхоза. Виталий общим голосованием был введен в чин завхоза. Он ревизовал наличие продуктов и объявил, что еды осталось на четыре дня. Дождливое и хмурое утро следующего дня вполне гармонировало с настроением людей. По плану похода мы должны были идти вдоль реки до Приисковой, а там садиться на плоты. Однако самые осторожные подсчеты по карте давали до Приисковой не менее 130 км пути. Тщательные поиски тропы по обеим сторонам реки не увенчались успехом. Учитывая таежное бездорожье, многочисленные разветвления реки и притоки, которые придется обходить, не трудно было догадаться, что до Приисковой не добраться менее, чем через неделю. К этому следует добавить, что после перевала через хребты пропали ягоды и грибы, остались только кедровые орехи. Все эти соображения заставляли подумать о более быстром способе передвижения, чем собственные ноги. Естественно, все помыслы были обращены к реке, которая непрерывно бежала на юг. Бросали щепки в воду и высчитывали скорость их движения. Получалось, что при таких темпах они будут в Приисковой через каких-нибудь 25 часов.

По палаткам опять забарабанил дождь. Мы сидели, грызли орехи и по очереди читали «Кузину Бетту» – первый и последний том нашей художественной библиотеки. «Спутник рыболова», разумеется, в счет не идет. Язык и губы постепенно настолько раздражаются орехами, что глядеть на них становится противно. В обед вернулись Саша с Виталием. Ниже км. 4 по течению река уже способная нести плоты, и есть удобная отмель для стройки. Нам ничего не остается, как продолжать путь водой, ведь говорят, что по реке делают 50 км. за день, такая скорость нам и нужна, чтобы не остаться на шишах. Виталий, как завхоз, известен нам по кавказскому походу. Это типичный зажимала. На обед, сварив жидкую кашу, для густоты добавил крошек от белых сухарей. Теперь все продукты укладывались в уголке мешка Виталия.

С утра опять то идет дождь, то проглянет синее небо. Собрались и пошли вдоль реки. Река часто раздваивалась, образуя много проток. Трава высокая и мокрая, все быстро вымокли до пояса.

В одном месте Саша пошел по берегу, а ребята свернули к лесу и потеряли друг друга из виду. Командир шел по берегу, звал свое войско и ругался страшным голосом; наконец, собрались все вместе, от дождя сели под елку и начали вспоминать цивилизацию. Под цивилизацией понимался весь остальной мир, населенный людьми, которые едят каждый день досыта, одеты в сухое, не прожженное платье, спят в сухих постелях и имеют ясное представление о своем поло­жении. Стали вспоминать нашу студенческую столовую. Сейчас бы нам в нее попасть! Но до Москвы тысячи км, преодолеть которые является для нас необходимостью. Ничего, нас девять ребят; как–нибудь выкрутимся!

Как только пришли на место, где собирались строить плоты (небольшой заливчик с галечной отмелью), сразу подыскали подходящее место для стоянки и поставили палатки. Дежурные занялись костром, Саша, Юра Хорунжий и Витя отправились в лес с пилой и топором, т.к. нужно было разыскать сушняк для плотов. Деревья – сухие сосны и пихты – валили, разрезали на равные куски (по пяти пил длиной), обрубили сучья и за веревку, привязанную к стволу, бревна сталкивали к «верфи». Разделились на две бригады – одна спиливает, а другая сталкивает; затем, когда нужно было тащить бревна издалека и сбрасывать в протоку, Витя и Цветаев стали моряками – сопровождали бревна в их плавании до верфи. В лесу были проложены настоящие дороги. За половину дня заготовили 13 бревен; решили делать два основных и третий малый плот для разведки. Завтра за день нужно построить плоты. Вечером сидели у костра и пели песни. Третьей или четвертой в нашем репертуаре была «Славное море». Когда дело дошло до последнего куплета, где речь идет о кафтане, то бишь «халате дыроватом», Витя и некоторые другие объявили себя убежденными сторонниками «кафтана дыроватого», в результате чего услуж­ливое ночное эхо в течение двух часов кричало с одной стороны поляны: «кафтан» только для того, чтобы тотчас с другой сто­роны ответить «халат!»

Погода нас не балует. Часть людей отправилась дозаготовить бревна, а часть пошла на верфи – готовиться к работе. Дежурные решили угостить нас сегодня в обед вкусным и дешевым борщом-щами из крапивы.

Эта идея зародилась вчера, когда мы сидели под елками и вспоминали домашние разносолы.

Ботаники, поднатужившись, вспоминали, что можно варить из растительности, имеющейся вокруг. Грибов мало, ягоды варить – крахмала нет, кислицы мало, крапивы – много. Правда, это многолетняя трава высотой в человеческий рост с виду несколько жестковата, но будем надеяться, что наши дежурные хорошенько разварят ее, и она будет не хуже капусты. К обеду сварили щи из крапивы с двумя банками тушенки и горсткой пшена. Дежурили Витя и Дима. Крапива не потеряла своего естественного цвета, однако перестала жечься. Жидкость имела зеленовато-желтоватый цвет, а на ложке, вынутой из миски, висела такая борода, что трудно описать. В настороженном молчании все расселись вокруг костра. Рядом стояли два ведра: в одном погуще, в другом пожиже. Кто-то несмело спросил: «А добавка будет?» – Дима тотчас же ответил: «Пожалуйста!» – и потянулся к черпаку, но никто не протянул мисок. Все сосредоточенно, по зернышку вылавливали крупу. Когда на ложку попадал зеленый клубок крапивы, ложка описывала круг в вертикальной плоскости и масса летела за спину. Весь день строили плоты. Плоты делаем без единого гвоздя с помощью одной пилы и топора методом шпунтования. Делается распил под ласточкин хвост поперек бревен на шпунт плота, и в него загоняется обтесанный по той же форме шпунт; стали их заколачивать березовыми дубинками, все руки поотбивали. Однако кончили второй плот – вбили шпунты и сделали третий.

После перекуса во второй половине дня вышли в первое плавание. Впереди шла «Галина», за ней «Волга», за «Волгой» – «Вишера». Команды плотов: на «Галине» – Витя и Юра X. – оба вахтенные офицеры. На «Волге» – Саша – капитан, Герман, Игорь, Борис – простые матросы. На «Вишере» – Юра Цветаев, Виталий и Дима – все вахтенные офицеры. Когда отплыла «Галина», плот быстро понесся по реке; теперь наша очередь. Не успели утихнуть провальные крики, как мы сели на камень, пришлось слезать в воду и подваживать: и так 11 раз пришлось перетаскивать свой плот по камням через перепады. Отплыли с утра, плыли весь день. Перекусывали консервами – рыбными котлетами по 3р.95 коп. с сухарями и чаем. Весь день щелкали орехи (съели два ведра), и время прошло приятно.

Сегодня пришлось слезать в воду 9 раз. Первый раз – в узкой протоке; не успели отвернуть и сели очень прочно на большой плоский камень, но, к счастью, с плота свалилась вага и попа­ла под плот, заменив трение скольжения трением качения, что и позволило нам вместе с течением развернуть плот. Второй раз плот сел на камень менее прочно, его подваживали и с помощью течения вывернули на чистую воду. Перекатов, на которых пришлось слезать в воду и подталкивать плот, было всего семь. Река часто разветвлялась на две протоки, а то и больше. Когда подъезжаешь, приходится судить о глубине по внешним признакам, т.к. вода отсвечивает и ничего не видно. Вот некоторые из этих признаков: если на перекате имеется изгиб русла, то глубже у вогнутого берега, где растут трехлистник – мало, где вода на глаз разделяется на две протоки одинаково, а затем одна делается узкой, то следует идти по узкой. Следует следить за глубиной; она часто переходит с середины реки и наоборот, перекаты чаще более проходимы с краев, чем с середины.

При этом надо иметь в виду, что течение в верховьях довольно быстрое и, чтобы направить плот по желанию, часто приходится работать, впрочем, позднее мы представляли течению самому тянуть плот в ту или другую протоку по усмотрению и, кажется, нисколько от этого не страдали.

Плывем второй день, а нет никаких признаков жизни. Ночевали на левом берегу, высадились удачно – к малине, собрали и сварили грибы – пора переходить на подножный корм.

Когда подсчитывали продукты перед отплытием, решили, что пшенки хватит на одну заварку. Сегодня мы ее разделили пополам. Сухари уже давно Виталий раздает по маленьким горсточкам. Крошки от них подкладываем в кашу для густоты.

С утра погода была пасмурная с ветром, но он дул в спину.

Приближаемся к чему–то грозно шумящему. Впереди, как всегда «Галина», и вдруг видим, что она сворачивает к берегу. Ага, там видны две лодки и фигура человека. Когда мы подъехали, то первым был вопрос: «Далеко ли до Приисковой?» Ребята и радуют, и огорчают нас. До Приисковой 50 км, но впереди ужасные пороги, которые пересекают Вишеру четырьмя рядами на протяжении 3–4 км, а между ними плесы. Рыбак посоветовал вещи снять, а плоты провести на веревках. Так и решили сде­лать. Саша скомандовал: «Я, Витя, Виталий поведем плоты, остальные идут берегом, соответственно тянут рюкзаки, старший – Цветаев».

Мы перепаковали рюкзаки, т.к. на плоту безразлич­но, торчит ли банка или нет, и пошли вдоль берега по еле заметной тропке. Пройдя немного лесом, увидели и услышали – еле услышали пороги. Ребята вышли к берегу и не узнали реку, вода ревела, образуя белые буруны вокруг гряды кам­ней, высовывающихся из воды по всей ширине реки. За плот­ной завесой тумана и воды кипело что-то еще более ужас­ное. На реке никого не было видно. Мы пошли дальше. Хлес­тал дождь, деревья обтрясали на нас воду с листьев. Тропа, точнее ее подобие, то исчезала, то появлялась снова. Часто нога проваливалась сквозь мох, попадая в щели сре­ди корней деревьев. Трудно было нам, но мы все время пом­нили о наших товарищах на плотах. Второй раз река пода­ет свой голос – давящий неумолкаемый шум, который созда­ет ощущение какой-то угрозы, пока еще неизвестной, скры­той за туманом и вуалью дождя. Тропа поворачивает в глубь леса, мы отходим опять от реки. Дождь постепенно стихает.

Река сделала изгиб, и тут мы увидели два наших плота и одновременно услышали крики. Последние метры мы пробегаем, и нас встречают Витя и Саша. Они, оба мокрые, стоят и греются у костра, который они разожгли с по­мощью «НЗ» спичек. Мы заготовили дров и сели ждать Виталия. Почему его нет? Он вышел за Сашей, и он видел его на первом пороге. Тревога закрадывается в душу, Саша начинает ругаться, но Юра Хорунжий говорит: «Ты, помолчи, еще неизвестно, что с ним». Мы угнетенно замолчали. Наконец, Саша нарушил молчание: «Гога, Юра, идите вдоль берега, разыщите Витальку и окажите ему помощь. Все. Возьмите по сухарику!» Решили идти так: на плесах кричать, а на порогах выходить и кричать. Долгое время шли безрезультатно, только у первой ли­нии на наши свистки раздался ответный, и тут мы увидели плот. Река в этом месте разделена на две прото­ки: первая – бурливая и шире, чем правая, которая ти­ше, уже, но сплошь усеяна камнями и имеет мели в кон­це и начале. Плот, накренившись, сидел на камне, приблизительно на середине реки, стремительная вода, бессильная сдвинуть плот, вздыбила пышные кружева пены вокруг него. Из кус­тов вышел Виталий, он был в трусах и в свитере.

Юрка выразил немедленное желание перейти на ту сторону и столкнуть плот. Он даже разулся и полез в воду, но течение было такое сильное, что вода зашатала его. Да, в такую воду лезть без страховки не стоит. Пока шли обрат­но, Виталий рассказал нам о своих приключениях.

Сначала он сидел на мели в начале протоки, затем по оче­реди на нескольких камешках, а на последнем застрял, да так крепко, что, несмотря на все усилия, не смог сдвинуть плота. Тогда он взял шест и, опираясь на него, пошел че­рез протоку на островок, а затем, пройдя вверх по косе, перешел вторую протоку и очутился на нашей стороне.

«Ну, хорошо, что ты хоть жив, а то мы ужу не весть, что подумали», – говорим мы Виталию.

В лагере горит костер, валяются раскрытые банки из-под котлет. Все набросились на Витальку: «Что слу­чилось?». Он рассказал. Решили спасать плот. На спасение плота отправились Саша, Юра Цветаев, Гера и Витя. Они взяли с собой веревку.

Мы сели к костру подсушиться и подкрепиться. Ви­талий выдал по гигантской порции сухарей. Он промолчал, когда мы взяли по пять кусков сахару. А когда робко завели разговор: «Еще бы по сухарику...» Он встряхнулся, как от сна и сказал торопливо: «Ешьте, ребята, ешьте!» Это было так непохоже на него, что мы сначала опешили, потом переглянулись и не заставили себя больше просить. Он сказал: «Я только сегодня , когда меня понесло во­дой, оторвав от почвы, почувствовал, что могу и уто­нуть, до этого считал, что ничего со мной случить­ся не может». Мы пилили дрова, ставили палатки. Наконец, когда уже давно стемнело, с реки послышались голоса, это плыли ребята. Они пели веселые песни и кричали нам, чтобы мы осветили причал. Причалив, плот, ребята кинулись к костру. На костре уже варились грибной суп с рябчиком и каша из пшенки, разделенной еще раз. Ребята выпили, переоделись и начали рассказывать.

Сегодня нужно во что бы то ни стало доплыть до Приисковой. Это было решено безоговорочно, все согласились, даже Виталий, который закатил нам утром «королевский» завтрак (в смысле кофе и сухарей). Последняя горсть пшеничной крупы была обильно сдобрена крошками и сахаром, получилась великолепная каша. Погода нам улыбалась. Широкое спокойное течение реки, однако довольно быстрее, обещало легкое плаванье. Решили перекус делать на плотах для экономии времени разобрав продукты. Мы погрузились и отплыли. На «Галине» взяли с собой бритву, решив сбрить таежные заросли и явиться в цивилизацию куль­турными. Плыли спокойно, дежуря по двое, наконец, и на нашем плоту вошло это в обычай.

В полдень увидали «Галину», ребята дожидались нас. Они заявили, что им скучно и они хотят к нам. Что ж, гостям мы всегда рады; сначала пытались причалить «Галину», потом плюнули и бросили этот маленький милый плотик. Сняли головные уборы, кликнули «Ура!» и оставили его на произвол судьбы. Наш плот, утяжеленный двумя людьми, понесся быстрее. «Галина» отстала и была вскоре ветром и течением прибита к берегу. Теперь нас на плоту шесть человек. Небритые побрились, затем трое человек сели перекусывать. За этим делом нас застал первый перекат. Слезать в воду ужасно не охота, мы остервенело толкаемся с плота, но безрезультатно. Саша, большой и хмурый, слезает с плота и начинает подваживать, постепенно мы слезаем с мели, теперь садятся кушать еще трое. Не успели они доесть, как плот опять зловеще заскрежетал по камням. «Бревно», –говорим мы, понимая, что задевает не плот, а отставшее впереди бревно, опустившееся концом ниже «днища» нашей посудины. Чаще всего за этим скрежетанием следует «посадка», впрочем, иногда успевали свернуть на глубину.

На этот раз сели прочно: было две протоки, правая шире и спокойнее, левая уже и вогнутая. Капитанил Герман. Он решил идти по правой с молчаливого согласия Саши. Следствием было то, что Саше и Юре Х. пришлось слезать в воду и подваживать, но ничего. Мы не знали тогда, что это был последний перекат. Река постепенно принимала другой характер. Лес по берегам стал мельче, веселее, появилась осина. На кедрах, стоявших у реки, шишек уже не было видно.

Мы плыли с песнями, перелистывая подряд Геркин сборник песен и заботясь только о том, чтобы плот был посредине реки. Плот немедленно развернуло бортом вперед и, кажется, даже понесло быстрее. Чаще стали появляться на берегах не то копенки, не то стожки сена – погода на Урале переменчивая, и чтобы высушить сено, приходится вбивать в ряд 8–10 кольев длиной метра 3 с интервалом см. 30 и нанизывать сено клоками на этот гребешок. В одном месте река прямо, казалось, неслась на огромную скалу, нависшую своей громадой, потом внезапно она повернула в сторону, вправо и тут же растеклась на два рукава, огибая остров.

Вскоре мы увидали человека в лодке – он рыбачил хариуса. Мы спросили, сколько времени — четверть седьмого, сколько до Приисковой — 18 км. Решили плыть дальше. Некоторое время спустя опять увидали две лодки и в них — двое молодых людей. Едва мы отъехали, они стали что-то рубить в лесу. Было уже без малого 8 часов. Пора останавливаться. Не было видно ни заливчика, ни заводи.

Решили остановиться за березкой, опустившей свои ветви в воду. Едва мы остановили плот, из кустов на том берегу реки раздались голоса. Это была очередная счастливая случайность в виде туристов из МАИ. Мы взяли у них две кружки пшена, проинструктировали насчет строительства плотов, обменяли пилу, дали крок. На следующий день отплыли при блеске солнца, крикнули хором: «До свидания, МАИ!» – и, назначив одного дежурного, понеслись по течению в предвкушении скорой «цивилизации» – до Приисковой осталось 14 км. По реке часто стали встречаться люди в лодках, они пробирались обычно вдоль берега, толкаясь шестами. Справа увидали бор, где много кедров. У берега стояли люди, заваленные шишками.

Наконец, показались вдали избы Приисковой. Мы пристали к берегу и кинулись в магазин. Он оказался закрытым; разыскали продавщицу, и она отвесила нам и крупы 3 сорта, и сахара, и хлеба, и местных консервов, и баклажанной икры. Из жиров в магазине был маргарин; продавался спирт – в два раза дороже водки. Мы сели тут же на берегу и вонзили зубы в теплый, с хрустящей корочкой, душистый ржаной хлеб.

Ночевать решили за Приисковой, съев килограммов 8 хлеба с солью, двинулись дальше. Внезапное обилие пищи не обо­шлось даром для некоторых желудков. Ночью у Юры Цветаева и Бориса началась сильнейшая изжога и они несколько раз выскакивали из палаток и бежали к реке пить, но это не помогало. И вдруг у студента Медицинского института появилась спасительная идея. Боря кинулся к рюкзаку и достал тюбик зубной пасты. Отвернув колпачок, он стал с наслаждением ее жевать. Почувствовав облегчение, он предложил новоиспеченное снадобье Юре. Съев два тюбика пасты и коробку порошка, два обжоры спокойно улеглись спать. От Приисковой до Велса 18 км. Часть из них мы проплыли вчера без особых приключений, собравшись сегодня утром, поплыли дальше. По берегам чаще попадаются камни, перекаты стали более проходными даже для нашего плота; плесы – более длин­ными и тихими. Течение воды примерно 0,8 м/сек. Перед самым Велсом слева по течению стоит огромная красноватая скала. Зашли в Велс; решили купить сахару и хлеба. Магазин был закрыт по случаю воскресенья. Пошли искать «почтаря» для отправки телеграмм, которые отсюда передаются по телефону в Усть–Ула, а уже оттуда по проводам. Почтарь ушла на весь день по ягоды, и мы остались не солоно хлебавши.

Встретили одного местного жителя, который спросил: «Нет ли крючков?» – «Как не быть!» – «Так давайте сменяемся!» Сговорились сменять крючки на молоко и отправились, набрав крючков, в дом готового на обмен местного жителя. По дороге он рассказал нам любопытную историю поселка Велс. Среди поселка стоят две развалившиеся домны, в них на древесном угле выплавлялось железо. Домны и поселок принадлежали французам, поселившимся там при Александре III. Французы были привлечены рудничными богатствами этих мест. Из поселка хорошо видна горная гряда, которая геометрически точно по прямой выходит из земли, а затем идет параллельно поверхности – это рудничные горы. Но поблизости нет каменного угля, и французские заводчики стали выжигать богатейший строевой лес, добывая древесный уголь. Это расхищение было прекращено в 1912 году, когда концессионеры были выпровожены за пределы России. До сих пор почва в Велсе покрыта то тут, то там голубым доменным шлаком, а неподалеку от островов домн лежит груда железной руды (???).

 Знакомый дядя из наших рассказов сделал вывод, что мы были у самого Верхне- Вишерского камня. Оказывается, Вишера начинается с одной стороны камня, а Печора (???) с противоположной. Этот камень представляет собой продолговатую скалистую гряду, увенчанную замком, который мы видели. Оказывается, мы были в самых истоках Вишеры, т.к. до этой гряды было рукой подать – считанные километры.

Уже в Велсе нам сказали, что дальше течение такое же и река спокойная. Из достопримечательностей остались только камни: Ветряный, Боец, Писаный и целая куча других. Мы сразу стали интересоваться катерами, потому что, во-первых, камни можно посмотреть и с катера, во-вторых, плыть уже надоело, а в-третьих, погода никак не способствовала хорошему настроению, и всем хотелось поскорее на юг, где тепло, в «Солнечную Армению». Здесь же Саша достал у начальника лесоразработок 2-х километровую карту Вишеры; он скалькировал ее для будущих вишеропроходцев. Выпив молока, ведро которого обошлось нам: 6 тройников, штук 20 крючков, леска, с хлебом и сахаром, мы, несмотря на предложение переночевать, тронулись дальше и плыли до 8 часов вечера.

Ребята увидели стаю рыб и остановились, решив поудить. Но берег был высокий, пришлось перейти на ту сторону, где было помельче, но рыбы не было. Мирно переночевали на острове, где оказалось много ягод малины, красной и даже черной смородины. Вечером подсчитывали, успеет ли Борис к началу занятий к 1 сентября. Решили, что вряд ли успеет, но опоздает не надолго. Дима заявил вечером в палатке: «Я хочу домой, к маме!» Это значит, что он не поедет в Армению. Сегодня мы должны доплыть до Усть-Улса. Плывем спокойно, дежуря по одному. Река имеет большой перепад уровней, часто заметный даже на глаз, часты повороты, правый берег – заросшая тайгой сопка. Стало встречаться множество уток, они налетают на выстрел, но влет стрелять никто не может, поэтому посторонний наблюдатель мог бы подумать, что с переднего плота салютуют летящим вверх по течению птицам.

На перекус пристали и галечному берегу. Светило солнце, лепетала волна, а мы, наслаждаясь чаем, строили планы наших дальнейших путешествий. К шести часам вечера по местному времени доплыли до Усть-Улса. Течение очень медленное, река делается шире, у самого берега мелко. Усть-Улс расположен по обоим берегам. Где почта? Кричим: «Эй, на лодке! Где почта?» На лодке показывают на правый берег. Скоро мы и сами видим домик с вывеской, почтовым ящиком и проводами. Спешим туда, отправляем телеграммы (полученные в Москве в тот же день) и накидываемся на газеты: изголодались по информации. Решили сегодня же добраться до Ваи – сели опять на плоты, часа через три увидели слева дома. Свернули вправо от скалы в протоку и заночевали под Ваей. Рано утром, едва вошло солнце, все были на ногах. Дежурные доваривали завтрак, а все собирали рюкзаки – надо было пораньше попасть в Ваю, т.к. неизвестно, во сколько отходит катер.

Но напрасна была наша спешка; катера нет и не будет ни завтра, ни послезавтра. Здесь, в Вае, мы решили обменять свои последние рыбо-охотничьи принадлежности на что-нибудь вкусное, и Саша, собрав все принадлежности, пошел с ведром для молока. После второго завтрака, т. к. времени было только 11 часов, поплыли дальше. Проплыли  поселок, заправочную станцию, и снова Вишера покатила нас среди лесов. Но это были уже «не те леса», как сказал Гера, все с ним согласились. Всюду была видна цивилизация: то копна сена, то какие-нибудь избушки, а иногда догоняли нас люди и хозяева предлагали подвезти нас, конечно, за соответствующую мзду. Лес тоже стал другой: кедрача все меньше и меньше, зато появилась сосна. Если сойдешь на берег, то сразу не найдешь ягод, как бывало прежде, так как вдоль берега проходит тропа. Описывать путь от Ваи до Сторожевой не стоит, т.к. он достаточно описан предшествующими нам туристами. В Сторожевой мы сошли на берег и тут нас обрадовали, что сегодня здесь будет катер, который нас и захватит. И правда, спустя неко­торое время мы стали грузиться, но не на катер, а на «шитик». Шитик – это тип баржи, он сварен из листового железа, имеет скругленный нос, плоское дно и отрубленную корму.

Шитик был завален железным ломом, свободное место впереди было занято погруженными лошадьми. Мы расселись на корме, и скоро это все двинулось. Катер на канате потянул зa собой шитик, а второй катер завершал шествие, усиливая торжественность момента. Итак, опять началось плаванье, но с этой минуты мы не несемся покорно по воле воды, а, наоборот, волны так и разбегаются от носа шитика.

Здесь надо сказать, что обычно туристы начинали плаванье по Вишере от Приисковой, чаще всего от Велса или Усть-Улса, т.е. в таких местах, где на берегах лежали заготовленные стандартные сушеные бревна, которые за небольшую плату вицами связывают в плоты местные жители. Река здесь имеет настолько спокойное течение и столь медленный бег, что путешествие превращается в поиски способа убить время. В ход пускаются домино, карты, собственные голоса, если погода способствует плаванию и с неба не сыплется мелкая водяная пыль. Если идет дождь, путешествие превращается в каторгу, т.к. все залезают под плащи, и плоты несутся по воле волн. Все описанное выше дает право утверждать, что лучшие места для водного путешествия – в верховьях реки.

25 августа мы закончили свое путешествие в городе Красновишерск. Прямо с пристани мы отправились в столовую, и она полностью оправдала наши желудочно-финансовые требования. Ее можно смело рекомендовать всем, кто будет в Красновишерске, как говориться: «дешево и сердито».

Устроившись в одной из школ и приняв должный вид, мы отправи­лись на экскурсию по городу.

В семь часов утра следующего дня мы опять были в столовой, а оттуда прямо на машину – в Соликамск. Автомашина развернулась и остановилась около вокзала. По пути маленький ОВ толкал куда-то вагоны. С чистого неба сыпалась черная крупа сажи. Мы снова вернулись в обыкновенный мир, готовимся стать обыкновенными пассажирами. Как вон та бабка на узлах или этот мальчишка. Как будто не было бесконечных лесных далей в сиреневом тумане, зачарованной живой тайги, бурлящих порогов и заката над рекой. Но нет! Навсегда в нашей памяти останутся и спокойные утесы по берегам, и веселые зеленые островки на реке, и наши неуклюжие, но дорогие нам «корабли», часто верные наши товарищи. Этот грустный конец похода совмещается с радостным началом нашего похода, с началом похода по солнечной Армении.

 

Географические заметки

о пешеходной части маршрута

 

Первый день похода явился самым легким для группы. Из Бурмантово мы доехали до развилки на машине, а оставшиеся двенадцать км до Вижая, прошли пешком по хорошей «лежневой» дороге. Из Вижая наш путь лежал к лесоучастку «83» (по номеру квад­рата лесхоза, в котором он расположен). Ранее «83» был свя­зан с Вижаем дорогой, которая очень похожа на дореволюци­онную конку, только у нее были деревянные рельсы и соответ­ствующего вида колеса у небольшой тележки, которую тащила лошадь. Теперь связь Вижая с «83» проходит по реке. Мы пошли по этой дороге, которая тянется в западном направление. Идем лесом, через полчаса ходьбы выходим на пожарище и обходим его с левой стороны. После пожарища до­рога круто поворачивает на север, в лес. В лесу приятно прох­ладно после солнцепека, которому мы подвергались, идя по пожарищу. Под ногами чавкает болото, дорогу очень плохо вид­но, но иногда встречаются ее остатки, которые помогают най­ти путь. Дорога постепенно поворачивает в западном направлении и выводит нас к реке Вижай. На нашем берегу стоит избуш­ка, кроме нее на обоих берегах стоят деревянные подпорки для подвесного моста. Дорогу видно на противоположном бере­гу – значит надо переправляться. Лодок не видно и решили идти вброд, переходить надо прямо по линии между столбами, течение не сильное, но палка не помешает. Перешли и, пройдя метров сто вниз по течению, повернули круто от реки. Идем по кустарнику, изредка попадаются небольшие болотца, но вот по­логий подъем выводит нас на вершину сопки. Отсюда видно го­ру Чистоп, а также и дальнейший наш путь по пожарищу.

Спускаемся с сопки к пожарищу, оно заросло березовым мо­лоднячком. В одном месте дорога раздваивается – пошли по правой, но через сотню метров дороги опять сходятся. Пожарище кончилось, и начинается километровый спуск к р. Сев. Тошемка, на берегу которой виден лесоучасток «83».

Через реку перекинут навесной мост, но переходить мы не стали и отдохнули на этом берегу. «83» был последним населен­ным пунктом на маршруте и, закупив здесь хлеба, пошли в путь.

От моста дорога выводит нас на гору. Тропа идет в С–3 направ­лении, но затем поворачивает в лес на запад и выводит к маленькой речушке Сабите, которая впадает в Сев.Тошемку. Идем вверх по Сабите, потом переправляемся на другой берег по завалу, т.к. по этому пути идти будет трудно из–за виднеющейся скалы. Перешли и наткнулись на старую дорогу. Идем по ней, но замечаем, что она уводит к северу и поэтому решили переправиться обратно. Переправа была сделана у серой скалы напротив небольшой долинки. Идем на запад и скоро вышли на тропу, которая идет с севера. На западе видна гора Чистоп. Она хорошо выделялась на фоне неба своими девятью вершинами, расположенными с ЮЮ–3 на СС–В:

Тропа идет по порубке, ее очень плохо видно, а иногда и сов­сем теряется в кустах. Кое-где попадаются палочки, воткнутые в землю, или отдельные веточки кустов, которые расщеплены и в них вложены щепочки, указывающие в определенном направлении.

Идем, придерживаясь опушки леса и ориентируясь на левый дальний угол порубки, в котором видны две вышки длинною 5 м. Входим в лес, тропа здесь более отчетливая, по пути встречаются старые затески и вообще заметно, что тропа старая. Идем все время в западном направлении, огибая сопку. Подошли к реке Савме, имеющей метра 4 в ширину, через нее перекинут мост из жер­дей, на которых заметны следы от полозьев саней. Пройдя 2 км от реки, мы подошли к ручью, у которого остановились на ночлег.

Утром двинулись дальше. Минут через 20 выходим к болоту, поросшему сосеночками, под ногами кочки, покрытые красивым кра­сным мохом. На болоте тропа теряется, но мы идем прямо, приняв за ориентир высохшее дерево на опушке леса. Кончилось болото, и вышли сразу на тропу. После болота, метров через 300 наткнулись на разрушенный загон, затем еще болотце – и так все время, местами среди леса попадаются плеши, состоящие из крупных кам­ней, наваленных на такой плеши. Местами тропа отмечена кусками березовой коры и вообще, надо сказать, что если видишь березы с аккуратно ободранной корой, то иди к ним – там определенно най­дешь тропу!

Наша тропа постепенно поворачивает с северо-запада на север и проходит то по болоту, то по лесу. Лес, по которому мы идем, ме­няет свое лицо в зависимости от рельефа. То он сплошь хвойный – где-нибудь на пригорках, но вот спуск, и видно, как начинают вкрап­ливаться осины, березы, а на болоте уже приходится продираться че­рез сплошной осинник.

Около часа дня вышли на р. Таргурсос, через нее есть мостик, после которого сделали привал. Отдохнув, пошли дальше и через пять минут вышли на огромное пожарище. Вся его площадь завалена упавшими де­ревьями, и тропа все время виляет по этому своеобразному лабиринту. Кое-где в низинах сохранились островки леса. После одной из таких рощиц начинается болото, и т. к. по тропе давно не ходили, то она за­росла, и нам надо было самим выбирать себе путь. Болото тянется метров на 700–800, и мы, взяв ориентир – вершину противоположной сопки, пошли через него. Болото очень топкое и надо придерживаться чахлых кустиков, растущих кое-где на болоте.

Непосредственно за болотом начинается лес, в котором после пяти­минутных поисков нашли тропу. Тропа хорошая, идти легко. Перешли ру­чеек, через который брошено несколько (кладей) жердей, и не успели мы отойти от ручья и 20 метров, как вдруг услыхали впереди лай, еще де­сяток метров – и мы выходим к двум юртам манси. Солнце уже склонилось к западу, пройденные 25 км давали себя знать, и мы решили здесь заноче­вать.

На следующий день, поговорив с манси Тимофеем Бахтияровым, пря­мо от юрт пошли на север. Около амбара, стоящего на двух столбах, перешли обратно ручей и стали подниматься на небольшую горочку. Идем минут десять и подходим к болоту, в середине которого протекает ручей. Через ручей перекинут мостик, по которому можно проехать на оленях.

От моста зимник, по которому, наверное, не ездили с весны, ибо он весь зарос травой, теряет свою отчетливость. Следы полозьев можно увидеть лишь при внимательном осмотре. Вот тропа расходится на две – идем по правой, и она начинает уклоняться куда-то к востоку. Но после часовой ходьбы от моста начинаем поворачивать на С–3. Под но­гами все время мокро, два раза пересекаем болото и один раз – ручей. Выходим к речке, должно быть, Вагыссос. Минут десять шли вдоль реки, а потом заметили кладки через нее, и в то же время тропа продолжает идти дальше по правому берегу. Делаем привал и идем на разведку – двое по этому берегу, другие двое перебрались на противоположный. На этом берегу дорога становится все хуже и хуже – следы саней часто совсем теряются в сплошном болоте, которое, наверное, лежит вдоль всего берега. На другом, правом берегу реки после кладей идет пешеходная тропинка, болот там нет и идти можно. После небольшого раздумья переправляемся на правый берег и идем по тропинке. Она отходит от реки и извивается по левому склону низенькой сопки. Снова вышли к реке и идем по берегу. Выходим на полянку, на которой лежит перевернутая лодка и есть старое кост­рище, пройдя еще немного, увидели сено, развешанное на палках для просушки. Здесь-то и кончилась наша тропа, тут-то мы и поняли всю ошибочность нашего перехода на правый берег, но делать нечего – обратно решили не идти, а остановились, и двое пошли на разведку.

Место привала было быстро найдено на карте, и разведчики без долгих колебаний перешли на правый берег Б. Тошемки и пошли вверх по ней. Обратно они вернулись часа через три и доложили группе о положительных результатах разведки. Посмотрев на план, вы ясно можете себе представить, как начался пятый день нашего путешествия. Перебрались на другой берег Вагыссоса по поваленной березе и пошли вверх по Б. Тошемке. Можно было, конечно, идти по азимуту через лес, это было бы короче метров на 700–800, но по бе­регу было очень удобно идти по галечнику и к тому же ни один сучок не цеплялся за рюкзак.

Когда отошли от 2-го острова на ки­лометр, то на противоположном берегу увидели тропу, которая выходила из во­ды. Рядом с тропой стояло дерево, на ко­тором была укреплена горизонтально пал­ка. На нашем берегу, напротив описанного места, тоже есть тропинка, оканчивающая у воды. Она была ис­следована в глубь леса метров на 300 – она очень слабо выражена и проходит по болоту.

Река в месте брода мелкая, и течение не сильное, поэтому пе­реправа через нее не представляет какой-либо трудности. Тропа пер­пендикулярно реке уходит в лес на СС–З. Ее хорошо видно, и про­ходит она по сосновому лесу. Примерно через 2 км тропа подводит нас к старому срубу, метрах в ста от него внизу шумит река М. Тошемка. Здесь кончается хорошая тропа, но есть тропа к реке, а также есть что-то очень похожее на тропу, которая тя­нется вдоль берега. Пошли вверх по реке по последней тропе. Местами она совершенно теряется в голубичнике и брусничнике, растущих здесь в изобилии, но благодаря нашим разведчикам, которые сделали засечки, мы все время идем правильно и минут через 50 выходим на отличную санную дорогу, резко выделяющую­ся среди зеленой растительности. Тропа проходит по бугру, и мы спускаемся по более крутому (правому, если смотреть со стороны, откуда мы пришли) склону.

Дорога здесь до того хорошая, что даже удивляешься – откуда в тайге могут быть такие! Но это было не долго. Прошло не более получаса, как мы снова влезли в болото, по­том из него поднялись на пригорок, потом опять болото – и так все время. На поляне одного из пригорков видно, что раньше здесь стояла юрта, еще остались сани и прочий мусор. Здесь же стояла сосна с аккуратно вырубленными отверстиями – одно метрах в трех от земли, другое повыше – метров десять.

От поляны опять болота, на них дорогу еле-еле видно только по местам, где проезжали сани, трава растет немного другого цвета и покороче, что и позволяет не сбиться с пути. Но вот болота кончаются, и мы выходим на поляну, расположенную очень хорошо: справа внизу река, прямо ручеек – и здесь решили сделать обеденный привал.

После привала по лесу шли еще метров 200, а затем вышли на пожарище, где тропа стала разворачиваться на Ю–З. Идти по пожарищу трудно из–за деревьев, поваленных ветром в хаотическом беспорядке и образовавших сплошные завалы. Повсюду эти завалы заросли подростом осины, березы, ряби­ны и другим кустарником. Много сухих мертвых стволов деревьев, которые еще сохранились в вертикальном положении и могут упасть от ветра. Тропы здесь совершенно не видно и идешь по интуиции, но иногда встречаешь ее следы; или обрубленная ветка, мешавшая как видно, на пути, или на стволе, упавшем поперек тропы, вид­ны следы полозьев. Особенно трудно на каменистых участках, где направление тропы надо просто угадывать.

Но вот и конец переходу через пожарище, начинается лес. Доро­га приобретает отчетливость, вокруг нас пихты и кедры, под ногами голубика – одним словом все хорошо, кроме одного: начинается подъем, которому не видно конца-края. Поднимаемся в западном направлении и, наверное, на первую гряду Уральского хребта. После двух часов ходьбы замечаем, что лес становится реже и мы уже идем среди бе­резок, которые кривые из-за работы ветра. Здесь тропы совершенно не видно и ориентируешься только по старым–старым засечкам, на краях которых имеются уже большие вздутия.

Еще час подъема, и вышли на вершину, поросшую ягелем и брус­никой, повсюду следы оленей, наверное, сюда манси гоняют оле­ней на лето. Под ногами очень много троп, что даже не знаешь, по какой идти. На противоположной стороне стоят три характер­ных камня, под одним из которых мы и укрылись от дождя. Пос­ле дождя на вершину села туча, но мы не стали ждать, когда ее разгонит, и спустились по северному склону в лес, в котором и заночевали. Для будущих групп, если таковые пойдут по этому маршруту, скажу, что лучше всего заночевать в лесу, не начиная подъема, так как там, где мы остановились, не было ни сухих дров, ни во­ды, за которой пришлось спускаться вниз метров на четыреста.

Утром руководитель пошел на разведку. Он взобрался на самую вершину горы, где находится триангуляционный знак, и наметил маршрут дня. При возвращении он нашел еле заметную тропку, ко­торую трудно найди среди багульника и камней. Тропу надо искать на северном склоне, около леса, и очень тщательно. Сна­чала она идет как бы по горизонтали, а потом начинает спускаться вниз. Под ногами камни, покрытые мхом, а среди камней вода и идти очень неудобно, т.к. ноги иногда проваливаются и попада­ют между камней. После такого болота тропа прямо идет вниз и после полуторачасового спуска без каких-либо разграниче­ний начинает подниматься на новую цепь. Подъем небольшой и пологий, и мы выходим из леса к перевалу. Справа от него видна скала, которая состоит как бы из камней, сваленных в кучу. Сам перевал тоже сплошь каменистый. Оставили на нем тур с запиской и пошли вниз без какой-либо дороги.

Склон весь мокрый, и даже удивительно, откуда здесь вода, а вообще надо сказать, что, начиная с этого перевала, мы дальше шли все время по воде. Спустились вниз и, найдя от­носительно сухую полянку, остановились на ночлег.

11 августа, а может быть и 12–е, но, начиная с сегодняшнего дня, мы шли под лозунгом: «НА ЗАПАД!!!» Начальник с перева­ла наметил на следующей гряде, вершина которой совершенно лы­сая, ориентиры и перевал, и утром мы двинулись туда.

Ближе к вершине поваленных деревьев еще мало и единствен­ным препятствием на пути были камни и вода. По мере спуска «колодника» становилось все больше и больше и дорогу прихо­дится выбирать с большими предосторожностями. Спустились к ручью – метра 2 шириной и бегущему с севера на юг. Перепра­вляемся на другой берег и идем по небольшой болотистой доли­нке. Идти очень трудно, т.к. в траве, которая с нас высотой, валяются стволы деревьев, о которые часто спотыкаешься. Изредка залезаем на деревья, чтобы проверить направление. Прежде чем добраться до лысой вершины, мы два раза переваливали две маленькие гряды, поросшие лесом, и поэтому их не было вид­но раньше на общем фоне. В долинах между грядами протекают ручьи. Вот, наконец, и лысая, с нее очень хороший обзор во все стороны: слева, километрах в 10 – долина, прямо – следующая гря­да, она очень высокая и на ее вершине видно много камней са­мой причудливой формы. В долине между грядами виднеются пятна пожелтевшей растительности.

Опять вниз, а внизу опять болота и, только что стали под­ниматься, как вышли на желтые пятна. Это топкие болота из желтых кочек, а между ними черная вода. Поднялись повыше и заночевали на склонах последней, как нам казалось, гряды.

Мы не обманулись, действительно на следующий день, после часового подъема, мы с вершины гряды увидели блестящую лен­точку реки. Наметили направление по компасу, а в качестве ориентира взяли вершину Верхневишерского камня, которая напоминает развалившийся замок. Сначала пошли по склону, а по­том стали спускаться по медвежьей тропе. Вышли к ручью и пошли вниз по течению. Идти трудно, тайга как будто бы решила по­казать нам в последний день все свои «прелести». Это был и колодник, который приходилось обходить за версту, это были заросли молодых деревьев и, наконец, болото среди камней. С вершины до реки было километров 10, но мы шли уже пятый час, а реки все не было. Потом отошли от ручья и стали двигаться просто по компасу на запад. Перешли ручей и метров через 100 вышли на реку.

Это была ВИШЕРА! Течение сильное, но мелко – вода не вы­ше тридцати сантиметров, и мы перебрались на другой берег, где увидели очень хорошую полянку. Все сильно устали, и мы реши­ли здесь остановиться на ночь.

На следующее утро двое пошли вниз по реке, чтобы найти место, удобное для постройки плотов, и вообще исследовать Вишеру. Вернулись они и сообщили, что через километр от лагеря впадает еще одна река и Вишера становится глубже, а в 5 км есть прекрасная бухта. И вот, взвалив на плечи рюкзаки, мы двинулись в последние в этом походе пешие километры. Идем, ориентируясь на главное русло реки, иногда пересекали мелкие проточки и ручейки. Но вот и прекрасное место, о котором говорили разведчики, оно, правда, хорошо: на галечниковой отмели можно строить пло­ты, на берегу видно несколько сухих стволов, а для лагеря есть чудесная лужайка.

За два с половиной дня мы построили три плота и поплыли вниз. В верховье река имеет много перекатов и часто разби­вается на протоки. Со временен река собирает много рек и ручьев и приобретает ровное и сильное течение. Надо отметить по­роги (увалы), которые находятся км в восьми от Лыпьи. Перед ними большой плес, слева видна большая гора – это Тулымский камень, прямо перед ними большая заводь, потом поворот направо и видна первая линия порогов, метров через 500 – вторая, еще 400 метров – третья, через 1 км – последняя, четвертая. Между ли­ниями порогов – плесы, на которых течение очень медленное, и там надо работать шестами как веслами. После порогов идти очень хорошо: река течет быстро, кругом красота, а за плечами ничего нет.

Заканчивая описание, надо отметить, что поход полностью отвечает требованиям III–ей категории трудности и является первым походом в районе Бурмантово – верховье Вишеры – При­исковая.

 

Снаряжение

а. Общественное:

1. Палатки – 2 шт.

2. Ведра – 2 шт.

3. Топоры – 3 шт.

4. Пила двуручная – 1шт.

5. Основная верёвка.

6. Компасы – 3 шт.

7. Кроки:

всего маршрута– 1 : 750 000

низовье Вишеры– 1 : 500 000

8. Охотничьи принадлежности.

9. Фотоаппараты и принадлежности к ним.

10. Фонари – 3 шт.

11. Свечи – 5 шт.

12. Прибор для бритья.

13. Часы.

14. Бумага, карандаши.

б. Личное:

1. Рюкзак.

2. Одеяло.

3. Шляпа.

4. Накомарник.

5. Майка.

6. Ковбойка.

7. Свитер.

8. Штормовка.

9. Трусы.

10. Плавки.

11. Лыжные брюки.

12. Носки:

простые – 2 пары, шерстяные – 2 пары.

13. Обувь: сапоги резиновые, ботинки.

14. Ложка, миска, нож, кружка.

15. Полотенце, мыло, зубной порошок и щетка.

16. Спички

в. Медикаменты:

1. Бинт эластичный – 1.

2. Бинты марлевые – 5.

3. Вата – 2 п.

4. Йод –100 гр.

5. Марганцовокислый калий.

6. Мазь стрептоцитовая.

7. Дисульфан.

8. Спирт  –1 л.

9. Вазелин.

10. Ножницы.

11. Жгут резиновый.

12.Диметилфтолат – 2 л.

 

Список продуктов:

Наименование продукта	На человека в день	На группу в день	всего
Сухари черные	200 г	2 кг	18 кг
Сухари белые	200 г	2 кг	10 кг
Сгущенное молоко		2 банки	43 банки
Сгущенный кофе		1 банка	20 банок
Масло сливочное	20 г	250 г	5 кг
Сало	10 г	100 г	2 кг
Мясная тушенка		2 банки по 450 г	9 кг
Сахар	150 г	1,5 кг	30 кг
Вермишель	200 г	2 кг	10 кг
Пшено	200 г	2 кг	10 кг
Манка	200 г	2 кг	6 кг
Ядрица	200 г	2 кг	4 кг
Пшеничная крупа	200 г	2 кг	4 кг
Рыбные консервы		3 банки по 380 г	60 банок
Кофе			5 пачек
Чай			14 пачек
Соль			3 кг

 Домашний адрес руководителя: Москва, Хохловский пер, д.18, кв.4.

На Шитике

Плотоверфь

«Раз, два, взяли!» Заготовка бревен для плота

Фотоэнтузиасты

Три «туши» на девять ртов

Ловись рыбка большая и побольше

От тяжести рюкзаков лопнула шина. Надо менять

Таежная магистраль

Воробьев Г.Н. – фотограф. МВТУ им. Баумана

Дмитриевский И.Д. – рыболов. МВТУ им. Баумана

 

Хорунжий Ю.В. – врач ДИИ г. Сталино

Цибин В.Л. – участник. МВТУ им. Баумана

Пучков В.А. – 1–й завхоз. МВТУ им. Баумана

 

Маклецов А.Г. – руководитель. МВТУ им. Баумана

Спирин Б.А. – главврач 2–й МОЛМИ

     

Цветаев Ю.А. – участник. МВТУ им. Баумана.

Михайлов В.М. – 2–й завхоз. МВТУ им. Баумана

Михайлов В.М. – 2–й завхоз. МВТУ им. Баумана

Домашний уют после трудов праведных