Антология экспедиционного очерка

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник: Шипчинский Н.В.  Мои путешествия, Государственное издательство географической литературы, Москва, 1955 г.

Снова в комарином царстве

Нарымская экспедиция 1927 года 

В 1927 году мне предложили принять участие в экспедиции в Нарымский край. Предполагалось пройти со среднего течения р. Енисея на среднее течение р. Оби.

Экспедиция была комплексной и ставила перед собой разнообразные научные задачи. В ее состав входили: ихтиологи (рыбоведы), почвоведы, ботаник, агроном, этнографы, статистики, гидрологи, химики и другие специалисты. Всего в экспедиции участвовало 24 представителя разных специальностей.

В то время в районе, где экспедиция должна была работать, сухопутных дорог еще не было и основной путь предполагалось проделать по водным артериям на плавучих средствах. Исходным пунктом назначался – г. Красноярск; здесь проходила вся подготовительная работа по снаряжению. Экспедиция располагала моторной лодкой, которая должна была буксировать довольно большую баржу.

Из Красноярска нам предстояло спуститься вниз по Енисею до р. Кас. Эта река впадает в Енисей с запада, ниже г. Енисейска. Отсюда надо было подняться почти до истоков р. Кас и перебраться в воды реки Кеть. Потом надо было пройти вниз по течению Кети на запад – до Оби и войти в Обь около Колпашево. Дальнейший путь шел вниз по Оби до р. Тым. По Тыму предполагалось подняться насколько возможно выше, затем вернуться на Обь и пройти по Оби вверх до Новосибирска. Здесь экспедиция заканчивалась.

В Красноярском управлении водного надзора считали, что с такими, как у нас, небольшими и неглубоко сидящими судами мы легко пройдем по рекам Касу и Кети, без труда преодолеем шлюзовую систему Обь-Енисейского канала и выйдем на Обь. Нас уверили, что на весь путь потребуется не больше двух недель.

Однако оптимизм работников Управления водного надзора оказался необоснованным. Вся шлюзовая система Обь-Енисейского канала уже свыше десяти лет не работала и была в таком запущенном состоянии, что даже для наших мелкосидящих судов оказалась почти непроходимой.

Обь-Енисейский канал с 16 его шлюзами сооружался еще до начала постройки Сибирской железной дороги. Этот водный транспортный путь должен был связать западную Сибирь с восточной. В 1898 году строительство канала было уже почти закончено, и только тут выяснилось, что он не сможет оправдать своего назначения. Его пропускная способность оказалась далеко не достаточной, а в долгий зимний сезон и вовсе прекращалась. Поэтому, когда приступили к строительству Сибирской железнодорожной магистрали, постройку Обь-Енисейского канала забросили и каналом почти совсем не пользовались. Этот пример ярко иллюстрирует недальновидность и бесплановость мероприятий царского правительства.

Мы уже почти были готовы к отплытию, и только укрепление прочности корпуса баржи, названной «Иголиндой», задержало выход экспедиции из Красноярска до 10 июня. Утром 10 июня закончили погрузку снаряжения, продовольствия и горючего для моторной лодки. Экспедиционного груза оказалось очень много и разместили его с трудом. Четверо сотрудников экспедиции устроились на моторной лодке, остальные 20 человек – на баркасе. 

Нос и корма «Иголинды» были открытыми, беспалубными, и предназначались для горючего, рыболовных сетей и прочих принадлежностей работы ихтиологов. Остальная часть баржи была крытая. На палубе высилась легкая надстройка с небольшими застекленными окнами. В первой от носа каюте размещалось шесть человек на двухъярусных нарах. Предназначалась она для мужского персонала экспедиции. Вторая каюта, тоже на шесть человек и с такими же нарами, была предоставлена женщинам. Дальше следовало большое помещение химической лаборатории, одновременно служившее и кают-компанией и спальней для остальных восьми человек. Ближе к корме, в кладовых, размещалось продовольствие и другие грузы.

Наконец, «Иголинда» отвалила от пристани. Течение Енисея очень быстрое. Моторная лодка, плотно пришвартованная с левого борта к барже, легко тянет нас полным ходом вперед. Скоро теряем Красноярск из виду.

Погода стоит прохладная, иногда накрапывает мелкий дождь, иногда сквозь разрывы облаков светит солнце. Дует умеренный ветер и нас немного покачивает. Вечером остановились на ночевку у берега, заросшего кустами ивы. За день спустились по Енисею от Красноярска приблизительно километров на 100.

Утром отплыли очень рано – часа в 3, и уже в 9 часов утра пристали к левому берегу Енисея, около деревни Залив. Ниже начинается гигантский Казачинский порог. По берегу на протяжении всего порога установлены створные знаки, по которым лоцман ориентируется в фарватере.

Проход через этот порог разрешается только с лоцманом и то лишь после того, как снизу сообщат, что вверх по порогу не идет ни одно судно. Такие суровые правила вполне оправданы, так как проход через порог очень опасен, и нужен большой опыт и мужество, чтобы благополучно провести судно.

Берега вдоль порога высокие, скалистые, особенно справа по течению. Со дна реки поднимаются подводные утесы, их верхушки угрожающе торчат над водой. Река течет здесь под большим уклоном, она низвергается по порогу с огромной быстротой. Белая от пены и брызг вода с ревом и грохотом несется по камням. Мне довелось побывать в Финляндии на Иматре. Когда-то этот водопад казался мне исключительно грандиозным. А ведь Казачинский порог в десятки раз шире Иматры, в сотни раз мощнее и грандиознее. Его величие поистине незабываемо.

Лоцман, крепкий человек лет 35, прибыл к нам около полудня. Он проверил крепость швартовов, связывающих моторную лодку с баржей, и мы отвалили от деревни Залив. Подошли к блокировочному посту, расположенному в непосредственной близости от порога и получили окончательное разрешение на спуск. Потом сразу же вышли на середину реки.

Бурное течение реки быстро подхватило наши суда и бросило их на грохочущий порог. Кругом мощные струи воды, натыкаясь на подводные скалы, вздымаются кверху могучими фонтанами. Со страшной быстротой они перескакивают через подводные утесы и несутся все дальше вниз. Кажется, что вода кипит и клокочет в гигантском котле. От шума, грохота и рева ничего не слышно рядом. Там, где нет пены и брызг, вода кажется тяжелой расплавленной металлической струей, только густо-синего цвета.

Лоцман очень внимательно следит за ходом наших судов и направляет их по более спокойным струям, туда, где нет камней. Суда делают крутые повороты. Временами кажется, что мы стоим на месте, а берега проносятся мимо нас в обратном направлении, торчащие из воды подводные каменные глыбы мелькают с кинематографической быстротой. Нервы натянуты до крайности, зрение напряжено до предела. Длится все это каких-нибудь 20 минут, но за это время мы пролетаем около 9 км.

Сразу за порогом Енисей снова спокойно течет среди расширившихся берегов. Отсюда, высадив лоцмана на берег, поплыли дальше самостоятельно. Прошли устье р. Ангары (Верхней Тунгуски), которая впадает в Енисей справа, почти на полпути между Казачинским и Енисейском. Место впадения Ангары заметно издали по цвету воды. Слева идет темная енисейская вода, а справа светлая, серебристая – ангарская. Лишь постепенно, на протяжении многих километров, обе струи смешиваются, и след ангарской воды исчезает.

После впадения Ангары Енисей становится еще полноводнее, а берега его приобретают более спокойный равнинный характер. Дальше на север берега Енисея становятся совсем пологими, скалы остаются позади.

Около 10 утра пришли в Енисейск, в то время еще маленький, сонный городок, скорее похожий на большое село, застроенное небольшими бревенчатыми и кирпичными домами в один-два этажа. Поражало в нем количество церквей – их было там шесть, среди них две старинные, насчитывавшие лет по 200. В бывшем женском монастыре помещался детский дом.

В Енисейске мы пополнили запасы продовольствия и отплыли дальше на север. Погода стояла теплая, безветренная, плыли мы хорошо и к вечеру дошли до поселка Назимова. В поселке пробыли недолго, купили корову, разделали тушу на куски и развесили на палубе для провяливания. Здесь же приобрели небольшую долбленую лодку, которую погрузили на палубе баржи.

К утру следующего дня проплыли до деревни Суковатой, иначе Нижне-Шадрино, где устроили дневку, чтобы подготовиться к путешествию по безлюдным местам. Здесь же наняли проводника. До устья р. Каса, в которое нам предстояло свернуть, оставалось километров шесть, а на Касе в то время жилья еще не было.

Вечером мы подверглись нападению бесчисленного комариного «войска» в союзе с мошкарой, по-сибирски – гнусом. В каюте от массы комаров гудело. Легли спать, но заснуть было немыслимо – комары ели поедом. Я перебрался на палубу, на лицо надел накомарник, сверх него укрылся капюшоном, однако терпения моего хватило ненадолго – мошка пробиралась в любую, даже самую маленькую щелку и нещадно кусала. Тогда я снова вернулся в каюту, но спустя полчаса не выдержал и встал.

За ночь все участники экспедиции были сильно искусаны. У кого опухли и не смотрят глаза, у кого от опухоли свернулся нос на сторону, у кого отвисла распухшая губа.

Все стали такими «красавцами», что без смеха невозможно было смотреть друг на друга.

Из-за порчи машины в моторной лодке отплытие задержалось, но все же часа через два вошли в устье р. Кас. Река эта неширокая, вода в ней бурая, болотная, глубина маленькая, но течение довольно быстрое. Почти сразу же километра через три сели на песчаную мель, однако снялись с нее довольно легко. К нашему несчастью, мотор лодки засосал со дна песок и машину пришлось разбирать и промывать. Это задержало нас еще на три часа. Таково было наше первое знакомство с р. Кас, которая доставила нам много тяжелых дней.

Воспользовавшись невольной остановкой, сделали небольшую экскурсию в сторону от берега. Вдоль берега неширокой полосой идет заросль кустарников тальника, за нею тянется сырая пихтовая тайга с примесью лиственницы и березы. В лесу очень много валежника и сухостоя.

В период половодья прибрежные леса сплошь затопляет вода. Никаких троп в лесу не видно. Уже на глубине 47 см натолкнулись на вечную мерзлоту. В этот день я сделал первые ботанические сборы для гербария.

Как только машина моторной лодки была исправлена, отправились дальше вверх по реке. Теперь моторная лодка шла впереди и тянула за собой баржу. По пути встретились две стремнины. Моторная лодка не смогла своими силами вытянуть баржу против течения, и всему составу экспедиции пришлось взяться за шесты.

Вверх по р. Кас проплыли до вечера около 20 км и остановились на ночевку у низкого песчаного острова. Ночью прошел небольшой дождь с грозой, но он нам не очень помешал. Зато комары и мошки снова нас жестоко атаковали.

В 6 часов утра двинулись дальше вверх по реке, среди низких берегов, поднимавшихся над водой всего метра на два. Кругом тайга из пихты, кедра, лиственницы и березы. Часто видны рябина, черемуха, реже серая и зеленая ольха. Сосна встречается лишь на высоких песчаных буграх, но ее мало.

Глубина реки около одного метра, и нам приходится все время делать промеры, чтобы не сесть на мель. Река сильно петлит, нередко делая повороты чуть ли не в обратную сторону, и это значительно удлиняет путь. Нередко встречаются острова, и русло реки раздваивается. Обычно одно из русел забито заломом – массой древесных стволов вместе с корнями и сучьями, нанесенных сюда во время половодья.

На ночь остановились около высокого песчаного яра, поросшего на вершине сосновым лесом.

Сегодня, 16 июня, мое и почвоведа дежурство по кухне. В качестве поваров и судомоек по очереди дежурят все, кроме начальника экспедиции и моториста. Поварское дело оказалось очень хлопотливым – ведь надо было накормить 25 человек. Поэтому мы встали раньше других часа на два, чтобы к побудке завтрак был готов. К 7 часам утра все были накормлены и напоены, вещи уложены на баржу и катер, и экспедиция двинулась дальше.

Приготовление обеда в экспедиции серьезное дело. Накануне на песчаном острове мы собрали много дикорастущего щавеля и накормили всех зелеными щами. Обедали на песчаной косе. После обеда отправились дальше вверх по реке. Мы, дежурные «повара», моем и убираем посуду, потом садимся на палубе отдохнуть. Ужин будем стряпать на берегу, когда остановимся на ночевку.

С палубы осматриваем берега. Кругом все та же тайга, только чаще стали встречаться небольшие песчаные холмы, поросшие сосновым лесом. Тайга кажется мертвой, не видно даже птиц. Кругом царит тишина. Низкие острова забиты плавником.

На другой день погода стояла пасмурная, моросил дождь. Появились какие-то особенно крупные комары, которые не пугаются ни костра, ни дымокуров и жалят даже сквозь одежду. Река стала значительно уже, в русле много осевших на дно деревьев, затрудняющих плаванье. Особенно мешали те стволы, которые были целиком затоплены, но их вершины поднимались почти до самой поверхности воды.

От устья реки мы прошли, считая все повороты и извилины, километров 150. До первого шлюза оставалось еще около 50 км.

Несмотря на то, что все время лил дождь, мы с почвоведом совершили экскурсию вглубь от левого берега. Прибрежная полоса густо заросла кустарником, через который трудно было пробраться. За кустарниками вдоль берега реки шла песчаная возвышенная гряда, поросшая сосновым лесом, за ней заболоченная пониженная полоса, а дальше снова гряда с сосновым лесом. За второй грядой шло широкое торфяное болото, особенно топкое по краю.

Около 7 часов утра 18 июня отчалили от берега и продолжали путь вверх по все более петлявшей реке. Часа через два сделали посередине реки остановку для гидрологических наблюдений. К вечеру добрались до места впадения р. Малого Каса в р. Кас. Проход вверх по реке оказался здесь очень трудным, и мы сели на мель. Спустив купленную на Енисее долбленую лодку, обследовали глубину и возможность дальнейшего прохода наших судов. После долгих поисков фарватер был найден.

Через полчаса пути подошли к месту, где река раздваивается. Отсюда начались наши мучения. Справа вход в русло был закрыт плавником и замыт песком. Сделали разведку и выяснили, что это русло ведет к первому на нашем пути шлюзу – Александровскому, состоящему из одной камеры, сплошь забитой плавником. Рядом с камерой расположен низкий остров, заваленный беспорядочно нагроможденными друг на друга стволами деревьев. Много лет они накапливались здесь приносимые весенним половодьем.

Левое русло реки было открыто для входа, но выше его преграждала разрушенная плотина, состоявшая из двух береговых ряжей   (Заслонов, сделанных из толстых бревен) и двух русловых в середине реки. Сверху по течению реки во время весеннего половодья к этим ряжам привалило огромный толстый ствол кедра, который перегородил русло. Постепенно, в течение нескольких лет, к этому кедру во время весенних паводков приносило все новые и новые стволы деревьев. Выше шлюза они образовали невероятно путаное сплетение бревен, торчащих в разных направлениях и местами уже поросших ивняком.

Этот залом преграждал русло реки метров на 200 и за несколько лет превратился в новую мощную плотину. Однако вода находила себе сток между стволами и с шумом вырывалась около ряжей.

Суда пришвартовались к правобережному ряжу, и мы отправились осматривать препятствие, преградившее нам путь. Долго промеряли глубину, выискивали места, где залом менее прочен и легче может поддаться разборке. Положение казалось безнадежным. А ведь это был первый шлюз из 16, которые нам предстояло пройти.

При всестороннем и внимательном осмотре выяснили, что большая часть воды проходит сквозь залом вдоль правого берега. Следовательно, именно здесь надо попытаться его разобрать и расчистить проход для проводки судов. Мы понимали, что работа будет очень тяжелой и потребует много времени даже при мобилизации всех наших сил.

С вечера подготовили пилы, топоры, багры, шесты, веревки, сняли со шлюза стоявший здесь чугунный двухрычажный ворот и укрепили его на палубе баркаса.

Работу всем коллективом начали с рассветом. В первую очередь надо было перепилить толстый ствол кедра, который лежал над самой поверхностью воды и послужил причиной образования залома. Перепилить поперечными ручными пилами этот мощный, более метра в диаметре ствол оказалось делом очень трудным. Пилили по очереди, когда одна пара пильщиков уставала, их сменяла другая.

Остальные сотрудники экспедиции с помощью багров, шестов, веревок и установленного на барже ворота вытаскивали из залома менее толстые бревна и спускали их вниз по течению.

Во время этой работы чуть не случилось несчастье, едва не повлекшее за собой гибели одной из наших научных сотрудниц. Перебираясь по бревнам залома с одного ствола на другой, она поскользнулась, потеряла равновесие, упала в омут и моментально скрылась под водой. По счастью, она была неплохой физкультурницей, не растерялась и сумела вынырнуть. Как только она показалась над водой, ее немедленно вытащили на берег. Отдохнув минут 15 наша «утопленница» снова принялась за работу по расчистке залома.

Чтобы ускорить расчистку, мы развели на заломе костры и расположили их так, чтобы огонь пережигал наиболее толстые стволы деревьев и помогал нам прокладывать себе дорогу.

Вскоре кедр, особенно мешавший работе, в двух местах был перепилен и спущен вплавь по течению. Это было нашей большой победой – исчезло препятствие, которое мешало сплавлять другие стволы. Через несколько часов упорной работы нам удалось прорубить узкий проход через весь залом. Оставалось только его расширить до четырех метров, чтобы можно было пропустить суда. Тут помощницей нашей стала вода. Она стремительно врывалась в прорубленный проход, размывала и обрушивала правый берег.

Можно ли пройти дальше, мы не знали, и наш проводник на лодке отправился на разведку пути до следующего шлюза, расположенного километрах в семи выше по реке.

Назавтра закончили расширение прорубленного канала и приступили к проводке судов. Течение в проделанном нами канале оказалось настолько стремительным, что моторная лодка сама не могла подняться вверх. Пришлось помогать ей с помощью троса и канатов, за которые тянули все сотрудники, идя по берегу. Так ученые превратились в бурлаков.

Когда моторная лодка была выведена на верхний плёс, к ней стальным тросом прицепили баржу. Кроме того, в канаты снова впряглись все участники экспедиции. На таком комбинированном буксире баржу провели, наконец, через прорубленный канал.

Когда закончили проводку судов, вернулся наш разведчик и сообщил, что выше в русле реки очень много топляков – замытых на дно реки деревьев, вершины которых косо торчат из воды или находятся где-то вблизи от ее поверхности. На втором шлюзе, по его словам, залом еще больше, чем только что прорубленный.

Идем навстречу новым трудностям. Плыть становится все труднее. Продвигаемся на буксире моторной лодки, часто натыкаемся на коряги или садимся на мель. Где моторная лодка не в силах своей машиной вытянуть баржу, используем в помощь ей ворот. Для этого один конец троса зацепляем за деревья, растущие на берегу, а другой выбираем, наматывая его на ворот. Трос натягивается как струна, а иногда и рвется. Повороты реки настолько круты, что в отдельных местах разворачиваемся с большим трудом. Естественно, что при таких условиях продвигаемся вперед очень медленно – за целый день проходим меньше 3,5 км. Ночуем у песчаной косы. Назавтра путь становится еще труднее и скорость нашего движения снижается до километра в час. Часто садимся на мель. Нередко встречаем горелые леса. Преобладающие породы в окружающей тайге – кедр и сосна, берез и осин здесь мало. Почва даже на возвышенных местах часто заболочена. Она оттаяла не больше чем на 50 см, а в низинах всего на 30 см.

Наконец, подходим к шлюзу Георгиевскому. Вход в шлюзовую коробку сильно замыт песком и забит плавником. Выше сливной плотины залом значительно больше, чем уже пройденный. Уже имея опыт расчистки и прокладки канала, на этом шлюзе мы принялись за работу более уверенно. Поставленный на носу баржи ворот значительно облегчал и ускорял работу.

Весь состав экспедиции пилил, рубил, прожигал, растаскивал бревна и сплавлял их. Работа заметно двигалась вперед. Несмотря на сырую, холодную и дождливую погоду, работали до 2 часов ночи. На следующий день заканчиваем прокладку канала к 2 часам и отправляемся дальше.

До третьего шлюза около 23 км. За три дня напряженной работы все невероятно устали, все сильно искусаны комарами и гнусом, кожа на руках от холода и постоянной мокроты покрылась глубокими трещинами и кровоточащими ранами. Все мокрые, грязные, одежда изорвана. Ставим заплаты из мешковины, больше не из чего.

Поздно вечером подходим к шлюзу Безымянному, который состоит из двух последующих камер. Сливная плотина расположена в стороне, она также сильно замыта песком и илом и забита плавником. На разборку залома и проводку судов на этот раз затратили больше двух дней. За это время мы с почвоведом совершили пешеходную экскурсию по берегу до следующего шлюза – Налимьего. Большую часть пути пришлось сделать по старой истлевшей гати, проложенной через болота еще в то время, когда строился канал.

Во второй половине дня 30 июня продвинулись по реке всего на каких-нибудь 200–250 м и прочно сели на мель. Сколько ни бились, но сняться с мели до ночи не удалось, тут же на мели и заночевали. Снялись с мели только утром и довольно легко, очевидно за ночь часть песку вымыло течением реки из-под баржи.

Фарватер реки становится все мельче, а коряги в нем попадаются все чаще. Только и делаем: то снимаемся с мели, то с коряжины. Продвигаемся вперед черепашьим шагом, местами тащимся волоком, царапая баржой по дну реки.

Чтобы уменьшить осадку судов, решили снять с них часть груза. На берег сгрузили несколько бочек с керосином и другое экспедиционное имущество. Всего оставили на берегу пудов 150. Хотя осадка судов стала меньше, все же продвигаемся по-прежнему – где на буксире моторной лодки, где с помощью ворота, а иногда и проталкивая баржу вагами (длинными шестами). Эта работа самая неприятная.

Приходится соскакивать в реку и орудовать большими толстыми березовыми жердями, стоя по пояс в холодной воде.

За последние три дня продвинулись вперед на каких-нибудь 5–6 км. Изредка нам с почвоведом удавалось совершать небольшие пешеходные экскурсии по тайге. Везде профиль местности был одинаков: повышенные гряды, занятые преимущественно сосняком, чередовались с полосами торфяных болот. Чем дальше от реки, тем болота становились шире. В тайге комары, слепни и мошки «работают» в три смены: с утра жалят комары, в середине дня слепни, с 5 часов вечера и мошка и комары. Гнус лезет во все щелочки, в рукава, за воротник, в уши, в глаза.

Мы ползем все дальше вверх по реке. Чаще всего передвигаемся с помощью ворота и человеческих сил.

Наши продовольственные запасы тают. Хлеб кончился, крупа на исходе, мяса давно нет, жиров тоже. Охотиться и ловить рыбу негде. Здесь нет ни рыбы в реке, ни зверя на суше, ни птицы в воздухе. Вместо хлеба, теперь каждому выдается три сухие баранки на день, кроме того, чайное блюдечко рисовой каши, три куска сахару – вот и все.

Еще два дня назад мы отправили в лодке двух человек вперед просить помощи в ближайшей деревне. Мы рассчитывали с помощью новых людей и мелко сидящих лодок перебросить возможно больше груза сквозь шлюзированную часть Обь-Енисейского канала, облегченные же суда провести до р. Кети, которая имеет более глубокий фарватер. Но наших посланцев все нет и нет. Нет и столь необходимой нам помощи.

Наши силы окончательно иссякли. Последним напряжением преодолели еще несколько перекатов и остановились на ночлег, не дойдя километра полтора до шлюза Налимьего. Выдержим ли мы или придется повернуть обратно? Все-таки решили двигаться вперед. Если не сможем выйти в бассейн Оби, дождемся зимы, сделаем лыжи и налегке по замерзшим болотам дойдем до ближайшей деревни и там зазимуем.

Только что снова двинулись вперед, как вдруг из-за крутого поворота нам навстречу показывается одна, вторая, а за ними еще три лодки. Это возвращаются наши разведчики и с ними шестеро мужчин из ближайшего селения. Оно оказалось довольно далеко, уже по ту сторону шлюзированной части канала, на р. Кети.

На прибывших лодках нам привезли немного продовольствия, что было весьма кстати, так как мы уже ощущали основательный голод. Долгожданная помощь подняла наши силы и энергию, хотя мы и узнали, что дальнейший путь по шлюзам Обь-Енисейского канала будет нелегче. Река очень обмелела, на следующих шлюзах тоже много заломов. Лишь за шлюзами на р. Кети проход свободен.

Прибывшие также рассказали, что последний пароход по каналу проходил в 1915 году, имея особо подобранную команду и специально приспособленные для растаскивания заломов вороты. До тех пор в год проходило по каналу только два-три, редко четыре судна за лето. С 1917 года канал был окончательно заброшен, и движение по нему совсем прекратилось. Шлюзовая система канала начала разрушаться, а русло реки засоряться топляками и заноситься песком.

До следующего шлюза, Мокряки, путь был очень скверным, на перекатах глубина реки не превышала 15– 20 см, затонувших коряг не сосчитать. Поэтому решили возможно больше груза отправить на лодках и перенести на себе; людей поделили поровну. Утро 9 июля прошло в сортировке снаряжения. Имущество, которое нельзя было отправить с лодками, погрузили на себя. Таким способом облегчили нагрузку баржи еще пудов на 130, и осадка ее значительно уменьшилась.

До шлюза Мокряки сухим путем было километров девять-десять. Пешком мы прошли их довольно легко. Дорога шла горелым сосновым лесом и лишь под конец пришлось пройти около километра торфяным болотом по полуистлевшей гати. На шлюз Мокряки пришли к вечеру. Наших лодок, идущих с грузом по реке, там еще не было. В ожидании лодок, на которых находилось продовольствие и посуда, разожгли костер; в походной манерке вскипятили воду; вместо чая, заварили листья черной смородины и подкрепились тем, что нашлось у себя. У костра и переконевали. Лодки с грузом пришли только на другой день после полудня. Оказалось, что большую часть дороги людям пришлось идти вброд и тащить за собой лодки.

До следующего шлюза, Марьина Грива, 9 км. Двигаемся прежним порядком – 12 человек пешком, остальные в лодках. Сухопутная дорога значительно отклоняется от реки в сторону и идет то пологими песчаными холмами, то по обширным торфяным болотам. Холмы покрыты горелым сосняком, поваленные деревья преграждают путь и идти очень трудно.

Путь по торфяным болотам тоже несладок – приходится пробиваться по полусгнившим гатям. Их жерди местами настолько сгнили, что того гляди провалишься по пояс. Таких гатей пришлось пройти три, каждую в полкилометра длиной. Прошли также мимо большого, по краям заболоченного озера.

За этот переход очень устали. Под дождем, выбиваясь из сил, мы дошли до шлюза Марьина Грива только к 9 часам вечера. На этот раз лодки прибыли раньше нас. Ночью было холодно. Ночевали в маленькой палатке, прижавшись друг к другу.

Весь следующий день шел дождь. От шлюза Марьина Грива к 6 часам добрались до следующего, носящего название Малый Кас. Дорога шла частью березняками, частью по болотам. За день прошли 16 гатей. Последние километра полтора шли по отвалам прорытого канала.

Постройки на шлюзе Малый Кас разрушены, уцелел только один навес и баня, да и та с провалившимся потолком. Поставили две палатки и убрали в них груз, боящийся дождя, сами же устроились под навесом. Ночь опять была очень холодная.

С утра занялись просушкой подмоченных вещей и закладкой в сушку собранных за три дня растений. Экономисты и этнографы отправились дальше, а мы – почвоведы, ботаник, гидролог и ихтиологи – остались у шлюза.

К утру погода прояснилась, и мы сумели пойти в небольшую экскурсию на юго-запад от шлюза. Вечером на лодках приехала часть второй группы экспедиции.

Разобрав собранные накануне научные материалы, готовимся к дальнейшему пути. Большую долбленую лодку перетаскиваем волоком по берегу к нижней части шлюза и грузим в нее вещи. Делаем попытку отплыть от берега и сразу же черпаем воду, сначала одним, а затем другим бортом. Тогда часть вещей складываем на берегу. Все же лодка остается очень валкой, поэтому решили плыть в самое спокойное и безветренное время, особенно через пересекающее нам путь озеро.

Берега озера сильно заболочены. Мы с трудом нашли маленький, относительно сухой бугорок, к которому можно было пришвартоваться. По озеру продвигались с большой осторожностью, чтобы не нарушить равновесия лодки, даже не разговаривали. Плыли по озеру часа полтора. Оно довольно велико – около 7 км в длину, 3–4 км в ширину при глубине 5–6 м. Из озера вошли в речку Язевую – приток р. Кети, в свою очередь впадающей в Обь. Глубокой ночью подошли к шлюзу Николаевскому (Никольскому).

Обойти плавом плотину и шлюз оказалось невозможно, так как шлюзовые механизмы были испорчены. Пришлось разгружать лодку и опять перетаскивать волоком по берегу. Поставили ее в маленькой заводи у берега. Пошли за вещами, и каково же было наше удивление, когда вернувшись, лодки на месте мы не нашли. Мы решили, что по рассеянности забыли привязать лодку к берегу и ее снесло течением. Отправились вниз по реке в расчете настигнуть беглянку и привести ее обратно. Оказалось, что проходившие мимо тунгусы заметили лодку, перегнали ее в боковую протоку и спрятали в густых кустах. Натолкнулись мы на нее случайно, после долгих поисков.

До следующего шлюза, Генеральского, было около 7 км. Здесь снова пришлось разгружать лодку, снова перетаскивать ее волоком и снова грузить. Отсюда поплыли дальше, к шлюзу Новому, к которому добрались уже в темноте.

Здесь когда-то были размещены ремонтные мастерские управления каналом, но, когда им перестали пользоваться, все станки отсюда вывезли, а дома забросили.

Назавтра отправились к следующему шлюзу – Ильинскому. Здесь в р. Язевую впадает р. Ломовитая и отсюда Язевая становится значительно полноводнее, а течение ее быстрее.

Дальше пришлось пройти всего несколько перекатов и до шлюза Красного проплыли быстро – за два с половиной часа. Этот шлюз стоит уже на р. Домовитой, притоке р. Кети. Намучились много, но все же р. Язевую прошли. Теперь нам оставалось преодолеть всего один, последний шлюз – Веселый, до которого было около 5 км.

Ночь была холодная. Укрылись всем, что у нас нашлось,– одеялами, пальто, брезентовыми плащами, но все-таки сильно озябли. Зато холод и ветер спугнули комаров.

У шлюза Веселого встретили глубокого старика с длинной по пояс седой бородой и с ним двух женщин, одетых в черные платья и повязанных белыми платками. Они приехали сюда на лодке снизу и направлялись в какой-то отдаленный таежный поселок. Старик сообщил, что дальше они пойдут пешком и поэтому могут продать свою лодку. Лодка была дощатая, поместительная, крытая посередине. Хотя она была без киля и не отличалась большой устойчивостью, все же она соблазнила нас тем, что на ней имелось крытое помещение. В такой «каюте» можно было не бояться дождя, держать все снаряжение, собранные коллекции и продовольствие и хорошо разместиться самим. Дальше поплыли уже на двух лодках. Течение реки стало медленнее, но зато река глубже и шире.

Итак, мы прошли всю шлюзовую систему Обь-Енисейского канала, преодолели почти непосильные трудности, голодали и холодали. Вместо «обещанных» нам судовым надзором в Красноярске двух недель на весь путь от Енисея до Оби, мы только на прохождение шлюзовой системы затратили более месяца.

Километрах в четырех от небольшого поселка Усть-Озерного по берегам реки начали попадаться пойменные луга и около них небольшие рощицы осокоря или черного тополя. Поселок Усть-Озерный был в то время первым населенным пунктом после Нижне-Шадринского на Енисее. Он расположен при слиянии рек Домовитой и Кети. Поэтому дома в поселке построены на высоких сваях, так как в половодье берег заливается здесь водой.

Мы расположились в пустой избе и ночью стали добычей изголодавшихся клопов. После комаров и гнуса это все-таки было разнообразием. Однако утром нам пришлось переселиться в свои палатки.

В Усть-Озерном мы восстановили запасы продовольствия. Договорились с местными жителями о поставке ежедневно молока и свежей рыбы. На фактории Охотсоюза купили муки, сушек, соли. После долгих лишений мы смогли воспользоваться и плодами «культуры». Отдали в стирку белье и вымылись в бане. Баня была бревенчатая, хорошо держала тепло, но топилась по-черному.

После бани занялись починкой одежды. Из-за отсутствия материала заплаты делали из брюк, отрезая брюки до колен, а отрезанные концы надставляли мешковиной. Правда, вид у нас был довольно странный, но это никого не смущало.

Вечером на нас опять напали комары и мошки. Пришлось разложить дымокуры. Местные жители, чтобы избавиться от комаров и гнуса, ставят на пороге при входе в избу ведро с песком, в котором тлеют мелкие головешки или кора. Вход в избу для комаров и мошки всегда закрыт дымовой завесой.

С утра 23 июля ботаники и почвоведы отправились на экскурсию по левому берегу р. Ломовитой. Осмотрели поемные, преимущественно осоковые, сильно кочкарные луга. Побывали в лесу из кедра и лиственницы с примесью сосны и ели. В более низких местах бродили среди берез и осин.

С утра следующего дня начали подготовку к дальнейшему пути вниз по р. Кети. Для придания большей устойчивости нашей лодке, погрузили на ее дно ящик с песком. Значительной осадки здесь уже опасаться не приходилось, так как р. Кеть имеет по фарватеру глубину около 8 м.

25 июля двинулись в путь вниз по Кети. Плыли не торопясь, внимательно осматривали берега и записывали все виденное. На ночь остановились около большой песчаной косы, немного ниже юрт Кондуковых. Юртами здесь называются небольшие поселки из двух-пяти домиков, редко из десятка-полутора десятков. В таких юртах живут или остяки, или остяки вместе с русскими.

Утром я отправился вглубь тайги. Картина чередования рельефа местности и растительного покрова здесь приблизительно та же, что и в долине р. Кас, с той лишь разницей, что берега р. Кети более высокие. Параллельные береговой возвышенной гряде песчаные гряды тоже несколько выше. Однако полосы торфяных болот такие же, и чем дальше от берега, тем они шире.

На следующий день, около полудня дошли до юрт Зубрековых. В них было всего семь домов, населенных остяками. Только в одном доме жила русская семья. Отсюда поплыли дальше к юртам Пириных, которые стоят на речке Пириной в километре от р. Кети, потом к юртам Паргуновых.

Километрах в пяти ниже юрт на левом берегу увидели крутой размытый яр с погребенным торфяником. Пристали к берегу и занялись его исследованием, взяли пробы торфа и сделали описание его залегания.

Всю ночь шел дождь, только к утру он перестал, и мы тронулись дальше. Прошли мимо юрт Аргаусовых, ниже которых начинаются большие поемные луга. В Максимкином Яре зашли в боковую протоку и поставили палатки под старыми соснами и кедрами невдалеке от села. Дома в селе разбросаны по сухому песчаному плато. Около домов небольшие огороды. Из-за короткого лета и ранних заморозков хлебопашеством здесь не занимались. В селе в то время, когда мы там были, насчитывалось десятка полтора плохоньких коровенок и приблизительно столько же лошадей. Летом лошади паслись без всякого присмотра, а осенью, с наступлением холодов, сами возвращались домой. Ездили здесь на них только зимой, по санному пути, после того как замерзнут реки и болота.

Вечером 31 июля нас догнали с моторной лодкой и баржей все остальные участники экспедиции. Встреча была радостной. Приехавшие рассказали нам о мучениях, с какими они проходили шлюзы; мы им – о своих трудностях.

Утром с начальником экспедиции договорились о дальнейшем пути. Условились, что основная часть сотрудников с моторной лодкой и баржей сегодня же отправится вниз по о. Кети и будет ждать ботаников и почвоведов у устья р. Лисицы недели через две.

За это время нам предстояло совершить глубокую экскурсию в сторону от реки, чтобы установить закономерности в растительном и почвенном покровах и выяснить возможность земледелия в этом районе.

Рано утром следующего дня мы с почвоведом отправились в далекую экскурсию на юг от р. Кети. Погода стояла пасмурная, но дождя не было, и мы отошли от реки, если считать по прямой, километров 10.

Характер растительного покрова здесь все тот же. У берега реки на довольно высоком песчаном валу сосняк, за ним заболоченное понижение с торфяным болотом. Дальше снова песчаная гряда, только низкая и узкая, поросшая сосной и кедром. За этой грядой снова понижение, но уже более широкое и тоже с торфяным болотом. Чем дальше от берега реки, тем песчаные гряды становились уже, а торфяные болота шире. В конце концов они переходили в сплошные торфяники, простирающиеся на многие десятки, а местами и сотни километров.

Ночевать пришлось на небольшом песчаном бугорке среди обширного торфяного болота. В защиту от дождя соорудили из сосновых веток шалаш, разожгли костер и так скоротали ночь до рассвета. Обратно к лагерю вернулись прежней дорогой. Снова пересекли ряд топких болот и песчаных грив с сосной и кедром.

Следующие два дня льет, не переставая, дождь и конца ему не видно. Все же решаем плыть дальше. Проходим мимо юрт Митяшкиных, населенных остяками. Дома живописно раскинулись среди лиственниц и кедров, а кругом топкие болота. Вечером мы достигаем устья р. Тоглике (Тогояшки), на следующий день проходим мимо устья р. Орловки и поворачиваем на юг в большую старицу – Анге.

Пока плыли по старице, добыли себе хороший ужин – поймали четырех щук и крупного окуня.

От юрт Алипкиных со смешанным русско-остяцким населением отправились в экскурсию на юг от реки. Сначала путь шел смешанным лесом, потом километров шесть по хорошему чистому бору. Здесь сосновый лес резко обрывался перед безбрежным торфяным болотом. На нем оказалось пять небольших, продольных, вытянутых с востока на запад низких песчаных грив, поросших сосной.

После обеда отправились смотреть поемные луга. Они почти целиком покрыты осокой и очень однообразны. На лугах масса комаров и мошки; летучие хищники набрасывались на нас целыми тучами, а впереди стояли черной стеной. Вернулись с экскурсии затемно.

12 августа продолжаем путь вниз по р. Кети, часто останавливаемся на островах. В юртах Ибескиных нашли проводника для двухдневной экскурсии на юг от реки.

Отправились в эту экспедицию рано утром. Через песчаные гривы и торфяные болота прошли километров 16 и сильно промокли при переходе через топи. В довершении ко всему вечером пошел дождь. Остановились ночевать в маленьком амбарчике, в котором оказалось сухо и тепло. С утра двинулись в обратный путь; по дороге, как обычно, собирали растения, записывали характер растительного и почвенного покрова, копали почвенные ямы и делали описание вскрытых горизонтов. И все это под проливным дождем.

Вернувшись в лагерь, сразу отплыли дальше вниз по реке, до юрт Мулешкиных. Отсюда опять совершили небольшую экскурсию в смешанный лес, расположенный в речной пойме. Лес оказался прорезанным во всех направлениях многочисленными старицами.

17 августа встали очень рано и продолжали свой путь к устью р. Сегединки. Прошли за день не менее 50 км и остановились ночевать на открытом воздухе около штабеля толстых сосновых бревен. Ночь была очень холодной, но зато без комаров и мошки.

На левом берегу р. Кети, вблизи устья р. Лисицы, мы увидели воткнутый в землю высокий шест. Сверху в расщепе шеста был укреплен кусок белой, видной издалека бересты. В бересте мы нашли записку от начальника экспедиции, в которой сообщалось, что головной отряд экспедиции с моторной лодкой и баржей прошел здесь 16 августа. Отсюда он поднялся вверх по р. Лисице до мощного залома, преградившего реку, повернул обратно и поплыл по р. Кети. Мы пустились вдогонку изо всех сил, и, пройдя километров 20, у юрт Савкиных догнали головной отряд.

24 августа мы совершили экскурсию на моторной лодке вверх по р. Елтыревой, впадающей в р. Кеть, поднялись по ней километров на пять до первого непреодолимого переката и вернулись обратно. В сумерках достигли поселка Жигалова и застали здесь пароход «Алтай» с баржей, пришедшей с Оби. Капитан парохода рассказал, что о судьбе нашей экспедиции очень беспокоятся в Томске и Новосибирске и уже склонны считать, что мы погибли. Всем капитанам пароходов, плавающих по Енисею и Оби, дано указание, что если будут обнаружены какие-нибудь следы нашей экспедиции, сейчас же сообщить об этом в ближайший административный центр.

В красном уголке парохода были газеты, которых мы не видели со дня выезда из Красноярска, мы ими так увлеклись, что просидели за чтением до глубокой ночи. Ведь два с половиной месяца мы были оторваны от внешнего мира.

С утра 25 августа продолжали путь вниз по реке. К полудню доплыли до поселка Тогура, а вечером были уже в Колпашеве на Оби. После дикой безлюдной тайги Колпашево показалось нам чуть ли не столицей. Мы увидели здесь школу, больницу, магазины, услышали радио.

Несказанным блаженством показалось нам посещение парикмахерской.

26 августа сделали краткое сообщение о работах экспедиции на расширенном заседании пленума Районного исполнительного комитета. Весь следующий день прошел в хлопотах, мы готовились к дальнейшей поездке вниз по рекам Оби и Тыму.

28 августа мы уже покачивались среди широкого речного простора. Встречный ветер поднимал на Оби короткие сердитые волны. В середине дня ветер усилился и нас стало качать, как в море. Пришлось остановиться и переждать бурю.

На следующий день в селении Парабель мы посетили недавно построенный здесь агрометеорологический пункт. На пункте нас угостили чудесной цветной капустой со своего огорода. Вот вам и север!

По пути мы побывали и в г. Нарыме, отстоящем от берега километрах в трех. К вечеру дошли до Усть-Васюгана. Из селения Тымское (Тымск) наш почвенно-ботанический отряд с двумя вьючными лошадьми направился сухим путем в село Белый Яр, расположенное на р. Тым. До Белоярского было километров 20. Тропа проходила то по кедрачам с примесью березы и осины, то по торфяным болотам. Здесь в самых топких местах проложен бревенчатый настил.

Встретившись в Белоярском с основным отрядом, мы еще несколько дней на буксире моторной лодки шли вверх по р. Тыму. Путь по этой реке труден – фарватер очень мелкий, дно илистое, в русле много затонувших в весеннее половодье деревьев. Все это сильно задерживало наше движение.

У юрт Напаских снова совершили пешеходную экскурсию. Вокруг густая, безлюдная тайга, в ней много медведей и другого зверья. Везде осень уже наложила свою печать. Береза пожелтела и ее листья переливаются на солнце светлым золотом. Багряным пламенем горят листья осины. Рябина стоит уже голая, а хваченные крепкими утренними заморозками кисти ее ягод рдеют среди сумрака леса. Ночи стали очень холодными, и к утру на поверхности воды в заводях появился лед. Нас догоняла зима и пришлось поворачивать обратно, иначе мы рисковали зазимовать в этом глухом крае.

У юрт Негутских увидели шамана. Долго его уговаривали и угощали, наконец упросили облечься в шаманские атрибуты и незаметно сфотографировали. Шаман стал уже почти безработным. Население разочаровалось в силе его заговоров, стенаний, плясок под бубен и предпочитало обращаться к фельдшеру или в больницу.

14 сентября вернулись на Обь и, наконец-то, повернули обратно вверх по реке – к Тымску. Здесь кончалась моя ботаническая работа, и я пересел на товаро-пассажирский пароход, который шел в Тобольск. Это было 17 сентября.

Путь на пароходе по Оби был очень однообразным, но зато спокойным, и я с наслаждением отдыхал от тяжелой работы нескольких месяцев экспедиции. В Тобольске мне удалось побывать в мастерской, где местные резчики, подлинные мастера-художники, изготовляют замечательно тонкие вещи из мамонтовой кости. Они вырезывают оленей, запряженных в нарты, искусные орнаменты, делают письменные приборы, шкатулки и т. п. Мамонтовые клыки добывают по берегам Оби. Особенно много их собирают после весеннего половодья в береговых отвалах, размытых полой водой.

В Тобольске я пересел на другой пароход, который доставил меня в Тюмень, а оттуда поездом вернулся в Ленинград.

 

* * *

Условия, в которых проходила наша экспедиция, были исключительно тяжелыми. Особенно тяжелым был путь по водоразделу через шлюзированную часть Обь-Енисейского канала. На этом пути – по прямой всего каких-нибудь 90 км – мы преодолели исключительные трудности благодаря самоотверженной работе всего дружного коллектива экспедиции. На его прохождение потребовалось больше месяца самых напряженных усилий среди суровой природы, грозящей иногда большими опасностями.

Край от берегов Енисея до селения Усть-Озерного в те времена был еще совершенно диким и необжитым. Население состояло из остяков, тунгусов и небольшого количества русских.

Долина р. Кети была оживленнее, чем долина р. Каса. В ней уже имелись обжитые пункты, местами население занималось сельским хозяйством – отчасти хлебопашеством, отчасти животноводством и огородничеством. Уже и в те годы довольно широко использовались местные природные ресурсы. Развивались лесное хозяйство, рыболовство, охота, сбор лесной ягоды и т. п. В долине Оби, южнее 60° северной широты, собирали вполне устойчивые урожаи и быстрыми темпами развивалось продуктивное животноводство.

В 1927 году, когда работала наша экспедиция, условия жизни местного населения были еще очень тяжелыми, само население отсталым в культурном отношении и в большинстве неграмотным. Однако позднее там, как и везде в нашей стране, широко начало распространяться народное образование – оно проникло в самые отдаленные уголки северной тайги. Население стало переходить к более культурной жизни. Появились бани, школы, светлые и чистые жилища, больницы, радио. Все это сменило бескультурье, оторвало народ из-под влияния шаманов. Там, где местное население в основном занималось охотой и рыбной ловлей и часто вело полукочевой образ жизни, появилось земледелие. Возникшие колхозы собирают теперь ежегодно урожаи не только огородных культур, но и устойчивые урожаи зерновых. При этом земледелие, опираясь на агрономическую науку, на созданные советскими учеными новые сорта семян, приспособленных к короткому северному лету и ранним заморозкам, с каждым годом все дальше проникает на север.

Из года в год развивается оленеводство и молочное животноводство.

Выросла здесь и своя национальная интеллигенция. Уровень жизни населения неуклонно поднимается. Теперь местные народности идут по новому светлому пути.

 

В области семи рек

Талды-Курганская экспедиция 1928 года 

Центральное управление землеустройства Казахской ССР в 1928 году приступило к исследованиям растительного покрова по правобережью р. Каратала вдоль ее среднего течения. Руководство этой экспедицией было поручено мне.

Сейчас район деятельности экспедиции пересекает линия Туркестано-Сибирской железной дороги, но тогда дороги еще не было. Велись только изыскательские работы для установления железнодорожной трассы. Поэтому проехать туда было не так просто, как это можно сделать теперь.

Со своим помощником Василием Ивановичем Смирновым по железной дороге я доехал до г. Фрунзе. Оттуда на грузовом автомобиле перебрались через Курдайский перевал, тогда еще неблагоустроенный, с очень крутыми подъемами и спусками, и добрались до г. Алма-Аты. В Алма-Ате приступили к окончательному комплектованию и снаряжению экспедиции и к поискам транспортных средств, с помощью которых можно было бы доехать до Талды-Кургана – исходного пункта наших работ.

Нам посчастливилось очень скоро найти старика-возчика таранчинца, который хорошо знал дорогу и имел большую повозку, запряженную тройкой крепких коней. В повозку уместилось все снаряжение экспедиции и осталось достаточно места для нас. Повозка была покрыта тентом и хорошо спасала от солнца, дождя и пыли.

От Алма-Аты до Талды-Кургана около 260 км. Путь пролегал по степным увалам. Эти увалы были частью распаханы и засеяны, частью использовались под пастбища. Местами дорога шла среди невысоких гор.

Мы рассчитывали в первый день пути задолго до вечера доехать до р. Или, однако это нам не удалось. Во второй половине дня поднялся резкий северо-западный ветер, который все крепчал и крепчал. Пыль и песок так насыщали воздух, что слепили глаза, забивались в рот, нос, проникали сквозь одежду. Скоро ветер превратился в настоящую песчаную бурю, кругом ничего не было видно, и мы потеряли дорогу.

Ехали наобум, ориентируясь по направлению ветра. Наступил вечер, но песчаный буран не стихал. Пыль и песок со свистом проносились мимо. От насыщенного песком, нагретого за день воздуха стало трудно дышать.

В один из коротких промежутков между шквалами с восточной стороны донесся собачий лай. Это означало, что там где-то есть люди. Мы свернули на собачий голос, вслепую ехали часа полтора и вдруг совершенно неожиданно выехали на дорогу. Вскоре мы очутились в поселке Илийском, где и заночевали.

Утром направились дальше на север, переехали по железному мосту через широкую и быструю р. Или, несущую свои мутные воды с востока на запад. Это самая многоводная из рек, впадающих в оз. Балхаш. В своем нижнем течении она отлагает массу песку, поэтому устье реки часто кочует и образует сложную дельту с постоянно меняющимися протоками. Река Или приносит в год 10 млн. куб. м взвешенных в воде иловатых и песчаных частиц, которые отлагаются в дельте и в устье реки при выносе вод в озеро. Вместе с р. Каратал, впадающей севернее, она сбрасывает в Балхаш такое количество воды, что опресняет всю западную и южную части озера, тогда как в восточной части озера вода соленая.

На правом берегу Или дорога проходит по краю больших песчаных барханов. Даже такие сильные лошади, как наши, дорогу преодолевали с большим трудом – колеса глубоко вязли в песке. Наконец, барханы пройдены, мы снова выезжаем на хорошо укатанную трактовую дорогу и едем дальше на север. Только около поселка Царицынского путь снова становится труднее из-за длинного и крутого спуска в долину р. Кок-су. Он настолько крут, что спускаться приходится на тормозах. За мостом через р. Кок-су дорога снова поднимается на увалы и идет по ним до самого Талды-Кургана.

К Талды-Кургану подъехали на рассвете. Перед самым восходом солнца пересекли несколько широких головных арыков и рано утром въехали в город, где и образовали базу экспедиции.

Талды-Курган расположен на левом берегу Каратала, несколько западнее тракта, идущего из Алма-Аты в Семипалатинск. Ниже моста от реки ответвляется ряд головных арыков, которые орошают большую площадь долины левого берега реки, занятую полями и бахчами. Ответвления от головных арыков проходят также по всем улицам Талды-Кургана и поят многочисленные фруктовые сады.

Талды-Курган имеет правильную прямоугольную планировку, его прорезают широкие прямые улицы, по бокам обсаженные пирамидальными тополями, карагачами и другими деревьями. По всем улицам в узеньких арыках журчит вода. Уже тогда, в 1928 году, было отчетливо видно, что с прокладкой Турксиба значение Талды-Кургана сильно вырастет и он станет центром обширных пространств, тяготеющих к железной дороге. Было ясно, что и значение р. Каратала как источника водоснабжения больших территорий, предназначенных для сельскохозяйственного освоения, тоже неизмеримо возрастет.

В Талды-Кургане мы быстро подыскали рабочих с лошадьми и уже 8 июня двумя отрядами выступили в район работ. В. А. Смирнова я направил в долину нижнего течения Каратала, а сам отправился на среднее течение реки.

Около северной оконечности Талды-Кургана наш отряд переправился вброд на правый берег и свернул на запад в сторону долины Уш-тюбе (Уш-Тобе). Путь пролегал по сравнительно пологим холмам, на вершинах которых нередко выступали обнаженные каменные породы.

Склоны холмов в большинстве случаев покрыты зарослями низкой горько пахнущей полыни с примесью злаков: ковыля-волосатика, тонконога и овсяницы. Местами встречаются значительными пятнами солодки.

В полынных зарослях живут крупные мохнатые пауки – фаланги. Днем они скрываются в своих норках, а вечером выходят наружу и разбегаются во всех направлениях. Фаланги не только быстро бегают, но и прыгают. Укусы этих насекомых очень болезненны, вызывают долго непроходящую опухоль, а весной, в брачный период, даже опасны.

14 июня мы перевалили через пологий водораздел и вышли на северный склон возвышенности – к верховьям ущелья Туранглык, недалеко от озера Уч-куль (Уш-коль). Это ущелье больше похоже на глубокую долину, дно которой увлажняется весенними талыми водами.

Склоны ущелья довольно крутые, местами каменистые. В глубине выбивается на поверхность небольшой родничок с пресной водой. Воды в нем так мало, что ее едва хватило, чтобы напоить лошадей и напиться самим. У выхода из ущелья на равнину местность оживляется небольшой рощей из разнолистных тополей – туранги. Тополя здесь небольшие, метров пять высотой, стволы их искривлены, кроны негустые.

Несмотря на то, что ущелье Туранглык очень сухое и отнюдь не тенистое, растительность в нем разнообразна. Особенно много там травянистых растений, немало встречается и низких кустарников. В ущелье обитает много степных зайцев, которые ютятся в неглубоких норах, преимущественно по западному его склону. Воздух вокруг очень сухой и жаркий. Чувствуется, что мы в ближайшем соседстве с песками Ак-Джал и барханными песками Джабы-салды, которые находятся севернее и северо-западнее и тянутся на многие десятки километров, достигая южного берега оз. Балхаш. К западу простираются обширные барханные пески Сары-Ишик-Отрау, занимающие все огромное пространство между реками Или и Караталом.

Вблизи берега оз. Балхаш пески покрыты мощными зарослями тростника, называемого здесь камышом. Заросли этих камышей широкой полосой тянутся почти вдоль всего южного берега озера. В камышах живут стада диких кабанов, много диких камышовых кошек, изредка встречаются тигры, лакомой пищей которых являются поросята дикой свиньи. Много здесь и водоплавающей птицы, среди камышей важно выступают на своих длинных ногах цапли, есть и другие представители пернатых.

Следующие два дня мы посвятили обследованию крайних пологих склонов возвышенности, незаметно переходящей в пески Джабы-салды. С большим трудом мы нашли здесь колодец Кос-кудук, в котором было так мало воды, что ее пришлось по каплям собирать в ведра. Изменилась и растительность. Злаки почти исчезли, их сменили низкие солянки, даже полынь пропала.

Свернув на юго-запад в сторону Каратала, мы пересекли пологую, похожую на плато каменистую возвышенность и сразу же попали в обширную полосу подвижных песков. Эти пески тянутся вплоть до берегов Каратала. В них обитает небольшая змея – песчаный удав. Она с невероятной быстротой зарывается в песок и буквально на глазах скрывается из поля зрения.

Дальнейший переход вверх по долине Каратала оказался очень тяжелым – стояла невыносимая жара. Сверху жгли прямые солнечные лучи, снизу опалял жаром раскаленный песок. Зной был так велик, что у одной из наших лошадей произошел не то тепловой, не то солнечный удар, и мы еле ее отходили. Пришлось путешествовать ночью. В середине ночи добрались до урочища Уч-тюбе (Уш-Тобе) и остановились около костра на маленьком солонцеватом лугу, чтобы подкормить лошадей. На этой стоянке исчезла наша собачонка, которая сопровождала нас из Талды-Кургана и всю дорогу гонялась за зайцами.

К вечеру 23 июня мы вернулись в Талды-Курган на нашу базу и каково же было наше удивление, когда нас встретила исчезнувшая собака. Она очень обрадовалась нашему приходу, лизала нам руки и радостно скулила, но ее ноги оказались настолько сбитыми, что она еле выползла из своей конуры. Только через две недели собака поправилась и бегала пуще прежнего.

Нас интересовало, насколько долинная флора сухих районов проникает в горы, а горная – на равнину. Для выяснения этого вопроса через три дня мы предприняли многодневную поездку из Талды-Кургана на восток к ущелью р. Кары – одного из притоков Каратала.

Поначалу долина Каратала от Талды-Кургана вверх по течению реки поднимается почти незаметно, лишь склоны холмов правого берега становятся круче, а холмы выше. Но уже вскоре после села Каратальского долина замыкается круто спускающимися горными склонами и переходит в ряд ущелий.

Мы направились к ущелью, по которому течет р. Кара, впадающая в Каратал с севера. Это ущелье ограничено высокими хребтами, склоны которых падают к реке то крутыми каменистыми обрывами, то мощными валунными осыпями. Называют его здесь Карийской щелью, так оно узко.

Река Кара с грохотом бешено несет свои воды по ущелью, но, вырываясь из ущелья, быстро расширяется и с шумом впадает в р. Каратал.

При выходе из ущелья река протекает под мостом. В то время мост состоял из двух береговых деревянных ряжей, служивших опорой для настила из шести бревен, переброшенных с одного берега на другой. Бревна ничем не были связаны между собой и оставляли большие щели, поэтому переход по такому мосту для лошадей не только труден, но даже и опасен. Непривычная лошадь вряд ли сумеет пройти по этим бревнам, не застряв в щелях и не переломав себе ноги.

Около моста на пологом южном склоне с сильно щебнистой почвой мы увидели сплошную заросль колосящейся ржи. Но это была не засеянная нива, а одичавшая рожь, которая росла здесь из года в год.

Не переходя на другой берег, мы свернули к северу и поставили свои палатки у самого входа в ущелье р. Кары. Совершая отсюда пешеходные экскурсии, мы недалеко от наших палаток натолкнулись на очень интересную каменную глыбу. Восточная сторона камня была плоской, и на ней хорошо сохранился высеченный рисунок, изображающий китайско-тибетский бурхан. Рисунок от времени зарос накипными лишайниками, но все же его можно было хорошо рассмотреть. Эта каменная глыба, несомненно, памятник глубокой старины, памятник той эпохи, когда китайско-тибетские племена через горные проходы проникали с востока на запад и поддерживали торговые связи с народами, заселяющими Среднюю Азию.

Для того, чтобы лучше запечатлеть рисунок, высеченный на камне, я его сфотографировал сперва в нетронутом виде, а затем осторожно с помощью острого деревянного колышка очистил от лишайников, обвел контуры рисунка карандашом и снова сфотографировал.

Свои обильные воды Кара несет по круто падающему дну ущелья с колоссальной быстротой. На наших глазах силой течения подняло со дна потока громадный валун, метра в три диаметром, поставило его на ребро, опрокинуло и разбило вдребезги о другие камни. По Каре неоднократно пытались сплавлять лес из ее верховья, где растет ель Шренка, но из этого ничего не вышло. Вода бросает толстые бревна на береговые утесы или разбивает их в щепки о каменистое дно.

Мы пробовали проникнуть по узкому краю ущелья вверх по Каре хотя бы на несколько километров, но все наши попытки не увенчались успехом. Как только мы доходили до крутых осыпей правого берега и пытались пройти по валунам, камни теряли равновесие и катились в бушующий, стремительный поток. На место скатившихся сверху целой лавиной сыпались другие валуны и грозили похоронить нас под собой. После нескольких попыток пройти осыпи от этой рискованной затеи пришлось отказаться.

Попытка пробраться в обход осыпей по гребню возвышенности тоже не удалась. Гребень очень высок и переходит в хребет, спуск с которого к реке круто обрывается почти вертикальными стенками. Пришлось ограничиться исследованием у подножья хребта на высоте от 1 100 до 1 600 м над уровнем моря.

Растительный покров здесь резко отличается от того, который характерен для холмов, окружающих Талды-Курган. Степные травянистые растения можно встретить только на сухих южных склонах, но к ним уже в значительной степени примешиваются горные растения. По восточным и северным склонам, менее иссушаемым солнцем, растут такие кустарники, как барбарис, жимолость, а в более сырых местах, в ущельях – боярышник, ирга, крушина, желтая акация, дикая яблоня, облепиха, черемуха, тополь душистый, корявые березки, смородина Мейера, шиповники (желтый Шренка и др.), рябина тяньшанская, жимолость мелколистная. В особенно сырых местах встречаются некоторые папоротники, а по берегам реки – ивы. По характеру растений видно, что большее количество влаги создает здесь иные условия существования для растений, чем на холмах, окружающих Талды-Курган.

С богатым сбором растений и с многими записями наблюдений 6 июля мы вернулись в Талды-Курган, где занялись приведением в порядок дневников, сушкой собранных для гербария растений и упаковкой их для отправки в Ленинград. Одновременно шла подготовка к вторичной экскурсии на северо-запад и запад от Талды-Кургана.

В эту экскурсию мы выехали 12 июля. Снова вброд переехали на правый берег Каратала и направились на северо-запад через горы Бура-кой и Курган-чеку на северные склоны небольшой возвышенности. Все увалы этой пологой возвышенности очень однообразны и покрыты полынно-злаковой или полынно-солончаковой растительностью. Но эти два типа растительного покрова, каждый сам по себе, не занимают обширных пространств, а чередуются большими или меньшими пятнами. Полынно-злаковые пятна степи обычно приурочены к незначительным понижениям рельефа или к северным склонам, а полынно-солянковые – преимущественно к пологим южным склонам или к повышениям рельефа.

Более глубокие понижения рельефа занимают солончаки, особенно по краям впадин, центр которых занимают небольшие озера. Солончаки развиты также в низинах, куда скатываются весной талые воды, но с наступлением лета испаряются. Преобладают на солончаках представители растений из семейства солянковых (лебедовых). Интересно отметить, что в обследованном районе почти совершенно не встречаются пухлые солончаки, столь характерные для многих других мест Казахстана.

Настоящих лугов западнее Талды-Кургана тоже нет. Участки с луговой растительностью в той или иной степени засорены солончаковыми или лугово-болотными травами, особенно тростником, ситниками, хвощом и др., и их скорее надо отнести к болотам. Восточнее Талды-Кургана, ближе к горам, в долине Каратала луговая растительность развита больше и состав лугов намного богаче сочными луговыми травами. Скалистые и щебнистые участки северо-западнее и западнее Талды-Кургана покрыты разреженной травянистой растительностью засухоустойчивого типа, преимущественно низкорослыми травами.

Культурные поля вокруг Талды-Кургана занимают большие площади. Они орошаются многочисленными арыками, идущими от рек Каратал и Коксу. Основными культурными растениями являлись пшеница, подсолнечник, просо и бахчевые. Во время нашей работы, в 1928 году, посевов кукурузы там еще не было.

Из второй поездки на запад и северо-запад от Талды-Кургана мы вернулись 23 июля, а 25 июля снова отправились на восток в горы, на так называемые джайлау, или летние горные пастбища. На этот раз, не доезжая до р. Кары, мы свернули на юг и у села Каратальского вброд переправились через верховье Каратала на его левый берег. Отсюда по северным склонам предгорий мы углубились в долину р. Текели, к ущелью Салдат-сай (Солдатское ущелье).

В отличие от устья р. Кары подъем в горы здесь более плавный. И внешне он отраднее – меньше скал, долины шире и живописнее, растительный покров богаче и разнообразнее. Совершенно незаметно мы поднялись на высоту 1 750 м над уровнем моря и поставили палатки на великолепном горном лугу, у края ущелья Салдат-сай. На противоположной стороне ущелья паслись большие стада крупного и мелкого рогатого скота, табуны лошадей, а поблизости стояли кибитки казахов.

Растительный покров пологого северного склона чрезвычайно богат. Травостой здесь густой и настолько высокий, что нередко достигает роста человека. Кое-где под высокими травами прячутся обильные заросли дикой клубники с очень ароматными ягодами. Луга покрыты разнообразными злаками и двудольными растениями, типичными для луговой степи более северных широт. Кроме злаков, здесь много бобовых растений, зонтичных, розоцветных и др., свойственных высокогорной флоре Джунгарского Алатау. Крутые склоны со щебнистой почвой заняты обширными и густыми зарослями шиповника с примесью кустов таволги и жимолости.

В Салдат-сае, представляющем собой глубокое и узкое, но короткое ущелье, сохранились ели Шренка. Здесь же растут рябина тяньшанская, береза, тополя, черемуха и всевозможные кустарники. По склонам много казачьего можжевельника, а в трещинах скал ютятся папоротники. До высоты в 2–2,5 тыс. м характер растительного покрова остается приблизительно таким же, но в нем чаще начинают попадаться высокогорные растения субальпийской флоры.

В начале августа мы снова вернулись в Талды-Курган, откуда совершили третью поездку на северо-запад, по водоразделу между Караталом и оз. Уч-куль. Опять мы дошли почти до конца возвышенности, где она незаметно переходит в пески, тянущиеся до оз. Балхаш. В этот раз мы собрали много растений, зацветающих к осени.

Вернулись в Талды-Курган 24 августа и приступили к досушке растений для гербария, подведению предварительных итогов, упаковке снаряжения и коллекций.

Мы решили вернуться в Алма-Ату более короткой дорогой на юго-запад. Однако этот путь оказался труднее, чем можно было ожидать. За лето в р. Коксу сильно прибыла вода, и брод через нее оказался очень тяжелым. В середине реки под колеса подвернулся большой камень, лошади устали и не в силах были вытянуть повозки. Пришлось поворачивать обратно, но тут сломались оглобли и шкворень. Починка их затянулась до утра следующего дня. Уровень реки в первой половине дня всегда ниже, и на этот раз мы благополучно переправились на другой берег, хотя быстрым течением лошадей чуть не сбивало с ног.

Дальше путь до Алма-Аты прошел без происшествий. Из Алма-Аты на грузовой машине мы доехали до г. Фрунзе, а оттуда поездом вернулись в Ленинград.

 

*** 

Лето 1928 года было последним, когда местное казахское население вело прежний кочевой образ жизни. До сих пор основные богатства кочевников – стада овец, коров, лошадей, верблюды – принадлежали баям. Лучшие земли и выпасы также были в их руках. Однако все предпосылки к уничтожению байства были уже созданы. Позднее баи были раскулачены во всем Казахстане, и казахское трудовое население решительно повернуло на новый путь – на путь к зажиточной жизни, к коллективизации.

Когда через два года, в 1930 году, я снова работал в этом же районе, его нельзя было узнать. За эти два года выросли поселки, населенные казахами; казахи-бедняки и середняки стали членами колхозов. Они дружно работали на колхозных полях и пасли общественные стада.

 

 

В пустынях центрального Казахстана

Карсакпайская экспедиция 1929 года 

В 1929 году я участвовал в экспедиции по исследованию центральной части Казахстана в районе к северу от Кзыл-Орды до гор, окружающих скалистую группу Улу-тау.

Базой экспедиции был назначен г. Кзыл-Орда. Здесь надо было получить все лагерное снаряжение и запастись продовольствием. Здесь же совместно с начальником экспедиции Н. В. Павловым предстояло разработать маршруты отдельных отрядов. Вся эта организационная работа заняла много времени.

Однажды среди ночи я вдруг почувствовал, что кто-то толкнул мою походную кровать. Проснувшись, услышал яростный лай собак и шум пирамидальных тополей, будто при сильном ветре и ливне. Я разбудил своих спутников, и мы выскочили во двор. Собаки продолжали лаять и выть, а тополя шуметь своими кронами. Странно, но никакого ветра и ливня не было. Воздух совершенно спокоен, небо чисто, и на нем ярко светят южные звезды.

Вдруг земля под нами колыхнулась, раздался подземный гул, тополя зашумели сильнее. Стало ясно, что это землетрясение. Толчки возобновлялись время от времени всю ночь, но все реже и слабее. К утру мы снова улеглись и крепко уснули.

Утром зашли напиться. Неожиданно стул подо мною сильно пошатнулся, а квас из кружки выплеснулся на стол. Посетители вскочили и встали под косяк в дверях.

Тогда я понял, что это снова подземные толчки. Так впервые в жизни мне пришлось испытать землетрясение. Сила его оценивалась в 4– 4,5 балла.

Организационные дела задержали нас в Кзыл-Орде надолго. Выехать к исходному пункту работы моего отряда, на станцию Джусалы, удалось только в середине июня. А на станции Джусалы предстояло еще подыскать транспорт для караванного пути на север – в горы Улутау.

К 18 июня наш отряд располагал двумя повозками, двумя верблюдами и лошадью, и мы смогли выехать из Джусалы. Путь наш лежал на северо-восток по западной окраине пустыни Бет-Пак-Дала – плоской равнине, слегка поднимающейся на север.

Кругом расстилается безводная опесчаненная полупустыня с очень скудной растительностью. Земля покрыта приземистыми серыми солянками. Лишь на едва заметных понижениях растут кустики верблюжьей колючки – растения из семейства бобовых. Эти кустики с острыми колючками и небольшими ярко-зелеными листьями не производят впечатления представителей засушливой пустынной флоры. Однако верблюжья колючка растет именно в условиях пустынь, хотя внешне сильно отличается от остальных пустынных растений. Объясняется это тем, что она имеет очень глубокую корневую систему, идущую вглубь почвы на несколько метров. Оттуда, из глубины, она и тянет воду для питания своих листьев.

Верблюжьей колючкой это растение называется потому, что служит пищей верблюдам. Колючки верблюда не смущают. Он очень ловко обхватывает языком нижнюю часть растения, где колючки отсутствуют, и сдирает листья и молодые ветви так, что колючки отгибаются вверх и не колют язык.

На некоторых участках равнины песок тонким слоем  расстилается по земле. В таких местах, кроме солянок, растет еще полынь, а там, где песок образует маленькие барханы, появляется кустарник кандым, или джузгун, с извилистыми лакированными стеблями. Здесь же растут некоторые злаки и засухоустойчивые осоки. Хотя весенний сезон уже прошел, все же в отдельных западинках нам еще удалось застать цветущие тюльпаны. На более возвышенных местах они уже стоят с созревшими семенными коробочками.

Дальше дорога пересекает полосу низких холмов с пологими склонами, за которыми местность становится еще более плоской. На этой бесконечной равнине много почти незаметных для глаза блюдцеобразных понижений. Эти понижения иногда занимают площади в десятки и сотни гектаров, иногда же они очень невелики – всего в несколько сот квадратных метров. Весной, во время таяния снегов, они наполняются водой и на короткое время превращаются в мелкие, не больше метра глубины, озера. С наступлением жары вода в них быстро испаряется и образует такыры.

Такыр имеет гладкую черновато-серую глинистую поверхность, покрытую плотной блестящей коркой. К половине июня поверхность такыра совершенно высыхает и становится такой твердой, как будто она залита асфальтом. Позднее на ней появляются трещины, в которых поселяются отдельные экземпляры растений, преимущественно солянки. Там, где вода держалась дольше, поверхность такыра растрескивается более густой сеткой трещин, а верхняя пленка отслаивается, образуя чешуйки. По окраинам такыра кое-где торчат пучки крупного злака – чия. Промежутки между такырами покрыты низкими кустиками полыни и тех же солянок.

Дальнейший наш путь пролегает по плато с буро-красной почвой. Местами его пересекают нанесенные ветром песчаные бугры, поросшие кустиками джузгуна и тамариска. К западу плато резко обрывается крутыми ступенями в несколько десятков метров глубины. На склонах видны обнаженные пласты с крупными, ярко блестевшими на солнце кристаллами и друзами гипса. Эти ступенчатые склоны кое-где прорезаны глубокими оврагами, на дне которых развита сравнительно пышная лугово-степная растительность, состоящая из злаков, осок и ряда обычных двудольных растений.

За районом красноцветных почв рельеф местности меняется. На поверхности появляются бугры, по пологим склонам которых в большом количестве растет крупное растение шаир из семейства зонтичных. Среди зарослей шаира нередко встречается Маgасаrреа из семейства крестоцветных. Такой тип растительного покрова тянется почти на 250 км.

Постепенно окрестности становятся холмистыми, рельеф меняется как и состав растительного покрова: белая полынь сменяется серой, по северным склонам и в легких западинках все еще попадается злак – живородящий мятлик. Однако по южным, особенно по щебнистым склонам, характер растительного покрова остается прежним.

С изменением рельефа и состава растительного покрова до сих пор безлюдная пустыня оживает. Чаще встречаются кибитки казахов-скотоводов, всадники и пасущийся скот, становится веселее. В котловинах, дольше сохраняющих весеннюю влагу, начинают попадаться низкие заросли кустарников таволги. Путь пересекают лужайки, поросшие пыреем и другими злаками. Еще дальше дорога идет холмами и пересекает гряды возвышенностей. Чем выше поднимается местность, тем меньше встречается растительности, свойственной полупустынной равнине. Полынь появляется все реже, зато количество злаков увеличивается. Постепенно местность приобретает горнохолмистый характер. На дневную поверхность выходят каменистые породы, часто прорезанные мощными кварцевыми жилами.

К северу от Карсакпая местность становится все более гористой. Дорога к горам Улутау идет то по крутым склонам, то по узким долинам, но неуклонно поднимается все выше и выше. Чем дальше к северу, тем чаще попадаются кустарники таволги и все большую роль начинают играть злаки. В глубине долин сохраняются небольшие водоемы – остатки весенних ручьев и речек. Многие из этих водоемов не пересыхают в течение всего лета и заросли представителями водноболотной флоры. Нередко в этих водоемах водится и рыба. Там, где долины расширяются и накапливают весною больше влаги, луговой и лугово-болотный растительный покров занимает значительную площадь, иногда в несколько километров длины и больше километра ширины.

В воде стариц растут несколько видов рдестов – водяных растений с цветками, поднимающимися над водой, и с листьями, плавающими на поверхности. Водяная лилия, кубышка, земноводная гречиха, сусак, камыш и тростник образуют яркие, веселящие глаз заросли. Берега водоемов нередко зарастают красноталом. В местах, затопляемых весенними водами, растут осоки, злаки и другие лугово-болотные и луговые растения.

По мере приближения к Улутавским горам холмы становятся выше, а склоны их круче. Долины же сужаются и становятся каменистыми.

Улутавские горы представляют собой горный узел, состоящий из скалистых гранитных вершин и утесов. От них расходятся в разные стороны многочисленные отроги, идущие на север и на запад. Многие из этих отрогов достигают значительной высоты, но они все-таки ниже центрального узла гор Улутау. Вершины гор Улутау поднимаются почти на 1 100 м над уровнем океана.

Уже издалека, за несколько десятков километров, Улутавский горный массив кажется острой скалистой громадой, высоко торчащей над окружающими его горами.

Горная группа имеет вид близко сдвинутых конусов и острых кряжей, вершины которых отделены друг от друга глубокими пропастями и ущельями. Дно ущелий завалено громадными глыбами. Этот горный массив состоит из сильно выветрившегося красного гранита. Лишь у подножья выступают другие породы – порфириты, песчаники и известняки, зачастую прорезанные мощными кварцевыми жилами.

В Улутавском горном узле берут свое начало многочисленные горные ручьи, не пересыхающие все лето. Эти ручьи дают начало притокам р. Сарысу, текущей на юг и пропадающей в пустыне Бет-Пак-Дала, и притокам рек Джилали и Тургай, текущим на запад. Здесь так много влаги, что на дне и по берегам долин растут хотя и небольшие, но густые березово-осиновые лески. Деревья достигают 5–7 м высоты, но у них изогнутые корявые стволы. Подлесок составляют густо разросшиеся кустарники шиповника, ивы и желтой акации.

По мере подъёма состав кустарников в долинах делается разнообразнее, появляются боярышник, смородина, крушина. Подъём на вершину Улутавских гор очень труден. Сплошь и рядом встречаются почти отвесные обрывы и приходится делать длинные боковые обходы, чтобы найти приемлемый путь. Примерно с половины высоты начинают попадаться кусты казачьего можжевельника, корни которого гнездятся в расщелинах и трещинах гранитных скал. Там же ютятся и другие растения, но пробраться к ним нет никакой возможности.

Когда после утомительного подъема по карнизам и кручам достигаешь, наконец, вершины, внизу открываются грозные глубокие ущелья и пропасти. Над ними нависают громадные гранитные глыбы и отвесные скалы, готовые в любой момент обвалиться вниз. С вершины открывается широкий вид на окружающие горы и холмы. С высоты они кажутся морщинками, растекающимися во всех направлениях на десятки километров.

Ф. Ф. Зеленский так описывает Улутавскую горную группу, к которой он подходил с севера:

«Уровень степи по мере приближения к Улутау все повышается, но и в деталях рельеф становится все более оживленным. Не только абсолютная высота гор Арганатинских, Талдинских, через которые ведет дорога, но и относительная высота их кряжей над долинами все возрастает. Но далее эта постоянность внезапно обрывается. В этом убеждаешься издали, когда с пятидесятиверстного расстояния над горизонтом вырисовываются две синеющие массы – горы Улутавские и Аиртавские. В бинокль можно различить, что это уже не те бугры, покрытые травой, которые мы до сих пор, за неимением лучшего, называли горами; то, что перед нами, – это голые скалистые хребты, сильно зазубренные с многочисленными отдельными вершинами. К ним непосредственного перехода от окраинных гор нет. Приблизившись к ним, кажется, будто все то, что до сих пор считалось горами, сплылось в одну едва волнистую равнину, из которой вырастают гранитные исполины Улутау. Впечатление окрестной равнины еще усиливается, если взобраться на одну из вершин и смотреть на то, что внизу, с высоты птичьего полета. В то же время убеждаешься, что площадь, занимаемая Улутавскими горами, очень невелика. С центральных вершин взор по всему горизонту видит равнину, и только на юго-восток прямая линия нарушается Аиртавскими горами, которые, однако, ниже Улутавских и не стоят с ними в прямой связи».

Совершенно такое же впечатление получается, когда к Улутавским горам подъезжаешь с юга. Разница состоит только в том, что здесь подъем более короткий, и поэтому из равнины попадаешь в горы значительно скорей.

Улутавский горный узел во многом похож на расположенные восточнее Каркаралинские, Аркадские и другие горы. Все они представляют собой останцы некогда проходившей здесь горной цепи, высоко вздымавшейся над бывшим когда-то в этом месте Тургайским морем.

На дне глубоких ущелий Улутавских гор кустарники растут настолько густо, что пробраться сквозь них почти невозможно. В ущельях, по трещинам скал нередко попадаются папоротники и другие влаголюбивые растения. Мы нашли здесь костянику, истод, горечавку, подмаренник, трясунку, гравилат, мятлик, водосбор, лесной хвощ, льнянку, мерингию, веронику, ожику, кровохлебку и др., обычно свойственные более северным и влажным районам.

От Улутавских гор мы направились на восток в долину рек Каракингира и Сарыкингира. Эти реки полноводны только весной. В середине лета они настолько пересыхают, что на большей части своего течения превращаются в цепочку водоемов, вытянутых по руслу реки. Глубина их порой достигает нескольких метров. Они изобилуют рыбой, а на их берегах гнездятся дикие утки и гуси. По берегам много зимовок. Казахи построили их очень основательно, из обожженного кирпича. В долинах этих рек местное население заготовляет сено для подкормки зимой больших стад крупного и мелкого скота, принадлежащего колхозам.

Как по берегам основного русла, так и по старицам сплошь и рядом встречаются обширные густые заросли кустарников: ив, жимолости, чилиги, узколистного лоха и таволги. Обширные пространства заросли камышом. Как водная, так и прибрежная флора очень богата разнообразием растущих видов.

У подножья Улутавских гор и по долинам рек Каракингира и Сарыкингира немало таких мест, которые легко могут быть использованы под пашни, особенно при условии организации правильного водного хозяйства. Однако в 1929 году использование земель под сельскохозяйственные культуры было еще очень незначительным – только в районе родников Ак-пас мы встретили поливные поля пшеницы. Богарных посевов мы здесь нигде не видели.

В Джезказгане я воспользовался случаем и побывал под землей в шахтах, где добывался песчаник, содержащий медь и идущий на переработку на Карсакпайский медеплавильный завод. Медные руды здесь очень богаты, и запас их практически неисчерпаем.

Наш отряд закончил свои полевые работы 16 августа и на грузовом автомобиле из Карсакпая вернулся на станцию Джусалы. Обширные материалы экспедиции подверглись обработке уже в Ленинграде.

Теперь район верховьев рек Каракингира и Сарыкингира неузнаваемо изменился. Здесь построен мощный медеплавильный завод-гигант Большой Джезказган. Он соединен железной дорогой с Петропавловском и с городом меди – Балхашем. В безлюдной некогда степи распахано много целинных земель, выросли многочисленные колхозы, поселки, школы. Там, где тишину горных вершин нарушал лишь клекот горных орлов, звучит радио. Местные скотоводы-казахи вместе с другими народами Советского Союза строят теперь на своих родных землях новую, счастливую жизнь.

 

Снова в области семи рек

Экспедиция в Джунгарский Алатау в 1930 году 

В 1930 году я снова попал в область семи рек. На этот раз я обследовал район гор Джунгарского Алатау.

Весь состав экспедиции доехал поездом до станции Илийской. Отсюда мы пересели на баржу, которая на буксире моторного катера поддерживала грузовое и пассажирское сообщение вверх по р. Или до г. Джаркента (Панфилов), находящегося недалеко от китайской границы.

Река Или имеет очень быстрое течение, делает много крутых поворотов и извилин, поэтому подъем судов вверх, против течения, проходит очень медленно. Путь в 200 км по реке томительно тянулся почти три дня. Берега ее очень однообразны и скучны, на реке много плоских островов и кругом видишь все одни и те же кустарники.

На третий день мы добрались, наконец, до пристани Илийский перевоз (Борохудзир). Оттуда на подводах перебрались в поселок Голубевку, находящуюся примерно в 20 км севернее р. Или. Дорога от реки идет по равнине, частью покрытой песками, частью заросшей камышом. Только вблизи Голубевки появляются засеянные поля.

Голубевка утопала в садах. Население поселка состояло почти исключительно из русских. Севернее поселка раскинулись обширные орошаемые арыками поля. Источником орошения является р. Борохудзир, текущая с гор Алатау на юг. Поля засеяны преимущественно пшеницей.

В Голубевке мы быстро подготовились к выезду. Предполагалось проводить экспедиционную работу тремя отрядами. Однако намеченные маршруты были сломаны неожиданными событиями, спутавшими все наши планы. Не надо забывать, что все это происходило в 1930 году, т. е. 25 лет назад.

Через несколько дней после нашего приезда в Голубевку появились сведения о том, что в пределы Джаркентского района, со стороны Китая, горными тропами проникли какие-то банды. Они спустились в предгорья и устраивают нападения в горной части района, особенно в Кайбынском ущелье.

Чтобы не рисковать людьми и не срывать работу, пришлось спешно перестраивать всю организацию экспедиции. В первую очередь необходимо было собрать более достоверные данные о действиях басмачей и тогда уже действовать решительно и быстро. В результате выяснилось, что в районе южных отрогов Джунгарского Алатау скрываются значительные, хорошо вооруженные банды, пришедшие из Китая и состоящие преимущественно из байских сынков, два года назад после раскулачивания скрывшихся в Китай. Поэтому пути на север нашей экспедиции были закрыты. Оставался единственный путь на запад через Кайбынское ущелье, но именно там и были случаи нападений с грабежом и убийствами проезжих, особенно утром и вечером. Днем в жару по этому ущелью никто не проезжает, и басмачи на это время куда-то скрываются. Поэтому мы решили не делиться на отряды и ехать всем вместе с таким расчетом, чтобы Кайбынское ущелье миновать в самое жаркое время дня и без остановок.

Из Голубевки мы выехали 17 июля рано утром на трех пароконных повозках. К 10 часам утра достигли почтовой станции Кайбын, находящейся около входа в Кайбынское ущелье, и здесь остановились. Мы расставили палатки, занялись варкой обеда – в общем вели себя так, как будто собирались простоять здесь до вечера, пока не спадет жара.

Вдалеке на холмах время от времени появлялись всадники, видимо присматривавшиеся к нашему лагерю. Ближе к полудню они исчезли. А мы, как только время подошло к 12 часам дня, быстро свернули лагерь и двинулись по дороге в Кайбынское ущелье.

Вначале Кайбынское ущелье довольно широкое – путь проходит между холмами, но дальше ущелье сужается, и дорога идет уже в теснинах между гор. Общая протяженность Кайбынского ущелья около 16 км. Ехали мы без остановок. Изредка на холмах снова появлялись дозорные, но нас никто не трогал. К 4 часам дня мы благополучно проехали ущелье и к вечеру достигли почтовой станции Айна-булак, пройдя за день свыше 40 км. Около этой станции заночевали, а на следующий день дошли до почтовой станции Боши (Басший), находящейся уже у подножья Алтын-Эмельского перевала. Переночевав в Боши, мы рано утром свернули лагерь и начали подъем по трудно проходимому Алтын-Эмельскому перевалу. Дорога здесь идет по сплошной булыжниковой россыпи и с каждым шагом становится все круче. Пройдя около 10 км по такому утомительному подъему мы около полудня достигли, наконец, вершины перевала. Наоборот, спуск с перевала на северо-запад оказался пологим, дорога хорошей, и мы довольно быстро доехали до Алтын-Эмельской почтовой станции, около которой и заночевали.

Появление басмачей в Джаркентском районе было последней отрыжкой байского наскока, последней вылазкой раскулаченных в 1928 году богачей, успевших укрыться в пределах Западного Китая. Банды скоро были ликвидированы и уже навсегда наступило полное спокойствие.

20 июля мы достигли Талды-Кургана и остановились в доме, который служил нам базой в 1928 году. Отсюда наша экспедиция разделилась на три отряда. Один отправился для исследования северо-западной части склонов Джунгарского Алатау, второй должен был обследовать восточную часть северных склонов этих гор, а третий отряд, в котором был я, направлялся для изучения западных склонов. Мой отряд вышел на восток через устье р. Кары. По горным долинам, склонам и ущельям мы углубились в горы и проникли до так называемой Медвежьей щели. Это ущелье находится уже в горно-лесной зоне на высоте около 2 500 м над уровнем моря. Местами дорога вьется по узкой живописной долине горной реки Чин-булак. В половодье по ней производят сплав леса. Сплав этот очень труден, так как река имеет много перекатов, высоких скалистых щек, каменных глыб, лежащих в русле, и много других препятствий. Бревна в реке часто застревают, собираются в заломы, через которые их трудно проталкивать. Когда мы проезжали вдоль берега, на камнях и около утесов мы видели много застрявших бревен.

Склоны долины р. Чин-булак покрыты травянистыми степными растениями или густыми зарослями кустарников. Кустарники растут преимущественно по северным и северо-западным склонам. При дальнейшем подъеме в горы они начинают постепенно редеть и среди них все чаще попадаются деревья дикой яблони. Наконец, кустарниковые заросли сменяет зона яблоневых лесов.

Яблони растут исключительно по западным и юго-западным отлогим склонам на таком расстоянии друг от друга, что производят впечатление искусственно посаженных. Каждая яблоня невысока, имеет хорошо развитую полушаровидную или слегка яйцевидную крону и довольно прямой ствол. Крона начинается на высоте 1,5–2 м от земли. Сорта яблонь здесь очень разнообразны. Они отличаются друг от друга формой, величиной, окраской и вкусом. Есть яблони мелкоплодные, у которых яблоки не больше грецкого ореха, есть, и такие, у которых они достигают величины мандарина. Бывают яблоки и плоские, и шаровидные, и суженные к одному концу. Одни из них сладкие, другие кисло-сладкие или совсем кислые. Есть яблоки ароматные и лишенные аромата.

Что касается окраски, то здесь можно найти всю гамму переходов: встречаются яблоки беловатые, желтоватые, желтовато-розовые, оранжевые, красные, темно-красные, то одноколерные, то с одной стороны ярко окрашенные, иногда полосатые, иногда ребристые.

Созревшие яблоки дружно опадают с дерева. Их так много, что под кроной образуется сплошное яркое пятно. После первого же легкого заморозка яблоки теряют свою терпкость и становятся лучшим лакомством для медведей. Медведи в это время приходят сюда и наедаются яблоками до отвала.

Ученые полагают, что горы Джунгарского Алатау, Заилийского и Киргизского хребтов являются родиной многих культурных сортов яблонь. Эти сорта веками усовершенствовались путем гибридизации и отбора.

На высоте 1 300–1 500 м над уровнем океана по узким долинам северного склона гор все чаще встречаются представители лесной флоры. С высоты 1 500 м начинают появляться леса, состоящие из ели Шренка. У этой ели очень характерная узкопирамидальная крона и темно-зеленая хвоя; деревья достигают 40 м высоты при диаметре ствола 1,5–2 м.

Еловые леса поднимаются в горы почти до высоты 3 000 м. Они нередко приурочены к очень крутым каменистым склонам с избытком влаги и с сильно развитым моховым покровом. Отдельные деревья на дне узких долин растут в одиночку. Здесь они развиваются особенно пышно, одеты сучьями почти от самой поверхности земли и имеют совершенно прямой ствол. По крутым северным склонам ели растут настолько густо, что их кроны плотно смыкаются друг с другом и почти не пропускают солнечных лучей, в таком лесу всегда царит полумрак и прохлада.

В зоне еловых лесов на высоте 1500–2000 м по открытым влажным склонам расстилаются пышные высокотравные горные луга. На сухих южных склонах, если они не очень каменисты, луга состоят из низкотравных степных растений.

Выше разнотравных горных лугов на высоте 3000–3500 м раскинулись высокогорные луга, состоящие из плотного покрова манжетки, горных осок и некоторых злаков. Здесь часто встречаются крупноцветковые алтайские фиалки, по величине и красоте венчика не уступающие садовым.

На каменистых выходах растет кустистый казачий можжевельник, а в пониженных местах – густая заросль тяньшанской живокости с темно-фиолетовыми цветками и очень ядовитыми корневищами. Еще выше в горах начинаются низкотравные кобрезиевые луга, среди которых в ложбинах северного склона все лето сохраняются снежные пятна.

С вершины гор открывается широкий вид на восток – на перевал Демекпе, находящийся на границе с Китаем, и на весь горный узел Джунгарского Алатау с его колоссальными обрывами и глубокими ущельями. На западе видны понижающиеся хребты, идущие в сторону Талды-Кургана и Прибалхашской низменности.

За работой время проходило незаметно. Подкрался конец августа, и ночи в горах становились все холоднее. Ночь на 25 августа была особенно холодной. Каково же было наше удивление, когда, проснувшись утром, мы увидели, что в палатках темно, а крыши палаток необычно низко прогнулись. Выйдя наружу, мы увидели, что вся окружающая местность покрыта снежным покровом сантиметров в 15 толщиной. Все кругом было засыпано снегом – и склоны, и вершины, и деревья.

Хотя этот снег через два дня растаял, он все же заставил нас поторопиться в обратный путь. В любой день можно было ждать нового и еще большего снегопада и морозов, что сделало бы спуск с гор не только тяжелым, но и опасным. Поэтому, как только почва немного подсохла и ноги лошадей перестали скользить на горных тропинках, мы свернули лагерь и начали спуск. Спустились мы вполне благополучно и скоро вернулись на нашу базу в Талды- Курган.

Из Талды-Кургана мы сделали еще одну непродолжительную поездку на северо-запад. За эти дни в горах снова выпал обильный снег. Он покрыл горы до половины высоты, приблизительно до 1 200–1 500 м. Этот снег уже не таял, и снеговая линия спускалась все ниже – в горах наступила зима.

Ночи стали холодными и в низине. Растения постепенно переходили в стадию зимнего покоя. Надо было возвращаться обратно.

На новой железнодорожной станции Турксиба – Уш-Тобе мы погрузились в вагон и заснули как убитые. Проснулись лишь утром, когда поезд подходил к Алма-Ате.

С окончанием строительства Турксиба тяготеющие к нему районы стали на путь быстрого развития народного хозяйства как в области полеводства, так и животноводства. С проведением Турксиба разработки полезных ископаемых тоже неизмеримо увеличились. Вблизи Талды-Кургана теперь широко используются местные водные ресурсы и площади распаханных земель увеличились. Появились рисовые поля, плантации сахарной свеклы. Построены сахарный и маслодельный заводы, элеватор. Талды-Курган превратился в крупный областной центр. С Туркестано-Сибирской железной дорогой он соединен железнодорожной веткой.

 

У границ Ирана

Ленкоранская экспедиция 1931 года

 

Весной 1931 года я отправился в путешествие в один из субтропических районов Советского Союза, носящий общее название Талыш и расположенный на юго-западном побережье Каспийского моря, у границы с Ираном.

Этот уголок нашей родины представляет для ботаника исключительный интерес. Здесь благодаря мягкому влажному климату произрастают такие растения, которые в СССР нигде больше не встречаются. В некоторых своих чертах они сходны с растениями японо-китайской флоры.

Средняя температура года прибрежной полосы южной части Каспийского моря равняется 14,7°, января 2,8° и октября 16,7°. Наиболее низкая температура бывает в январе, в это время она иногда падает до –7,7°.

Среднее годовое количество осадков велико – оно достигает 1 188 мм. Однако осадки выпадают неравномерно. Наиболее дождливыми являются осень и зима, тогда как в течение периода май – август выпадает только 137 мм осадков. Такой относительно теплый и влажный климат благоприятствует развитию многих тепло- и влаголюбивых растений и земля покрывается пышным зеленым убором.

Горные районы имеют более суровый климат.

Восточный склон Талышского (Гирканского) хребта покрыт густыми лиственными лесами. Здесь растут дуб каштанолистный, шелковая акация, гирканский клен, железное дерево, гледичия каспийская, сердцелистная ольха, хурма и много других пород. Некоторые из них свойственны только этому району, а также южному побережью Каспийского моря в пределах Ирана.

Талышский горный хребет, по которому проходит наша граница с Ираном, довольно высок. В среднем он имеет около 1 800 м высоты, а отдельные его вершины поднимаются до 2 300 м (вершина Кыз-Юрды).

В Баку мы вместе со всем снаряжением погрузились на товаро-пассажирский пароход, идущий в Ленкорань. Утром следующего дня подошли к Ленкорани. Уже с палубы парохода, остановившегося в километре от берега, была видна неширокая песчаная прибрежная полоса, а за ней яркая пышная растительность. В густой зелени тонули городские постройки.

Пассажиров и груз перевезли на берег в шлюпках. По мере приближения к берегу все заметнее чувствовалось, что воздух полон теплой влаги, когда же ступили на землю, мы словно попали в жаркую влажную оранжерею.

С берега мы перебрались в город, на опорный пункт Всесоюзного института растениеводства, и немедленно принялись за работу по организации экспедиции. Попутно совершали экскурсии в окрестности города. Первую экскурсию совершили по песчаному берегу моря, а также по лугам и болотцам ближайших окрестностей. Через день мы отправились вверх по долине р. Ленкорань-чай и дальше на запад в предгорья Талыша.

Недалеко от южного конца города перешли вброд быструю р. Ленкорань-чай. Минуя селения Нюады и Шагола-Коджа, мы достигли гирканского участка Института растениеводства. Здесь нам предоставили помещение для базы экспедиции в маленьком кирпичном домике, стоявшем на краю леса.

В соседней деревне нам скоро удалось найти проводника и вьючных лошадей. В эти же дни мы ознакомились с ближайшими лесами и другой растительностью в поясе предгорий. Характерной особенностью лесов этого пояса является не только большое разнообразие древесных пород, но и обилие всевозможных лиан. Местами лианы так густо обвивают деревья и кустарники, что пробраться сквозь них без топора невозможно. Особенно трудно проходить там, где растет сассапариль, крепкие и упругие стебли которой покрыты острыми когтеобразными колючками.

Вечером и ночью нам досаждали тучи комаров. Это было не только мучительно, но и внушало опасения – здешние комары являются разносчиками тропической малярии. Надоедливые кровопийцы пробирались в комнаты через самые маленькие щелки.

Много здесь было также шакалов. Они без стеснения подходили к нашему домику, одиноко стоявшему на небольшой лесной поляне, и «развлекали» нас своими противными голосами. В ночном мраке громко разносился их вой, похожий то на дикий хохот, то на жалобный детский плач. Под такой «концерт» заснуть было трудно.

Выход экспедиции в горы задержался по не зависящим от нас причинам. Только 22 июня мы отправились вверх по долине р. Ленкорань-чай.

Ленкорань-чай – типичная горная река. Она течет по каменистому ложу в глубоком ущелье. Склоны гор круто опускаются вниз, местами они обрываются в реку почти отвесно. В то время когда дождей нет, воды в реке немного и течет она относительно спокойно, но после длительных дождей или внезапных ливней река становится грозной.

В этом нам пришлось убедиться позднее, в конце июля. Однажды прошел сильный грозовой ливень. С небольшими перерывами он продолжался до вечера. Ночью река вспухла и с грохотом неслась по камням. Спокойная доселе Ленкорань-чай превратилась в многоводный бушующий поток, низвергавшийся по круто падающему руслу.

Когда через два дня нам пришлось переходить реку вброд, то даже опытные местные лошади с большим трудом справлялись с бурным течением переполнившейся реки. Там, где раньше уровень воды был всего по колено, теперь приходилось пробираться вплавь. Река размыла правый берег у места переправы настолько, что уничтожила дорогу на многие десятки метров, и здесь образовался крутой высокий обрыв. Была смыта не только земля, но и большие камни и вековые деревья, росшие поблизости.

В дни наибольшей прибыли воды никакая переправа через Ленкорань-чай вообще невозможна, и поселки, расположенные за рекой, бывают отрезаны от города до тех пор, пока вода не спадет.

 

* * *

Дорога вдоль левого берега р. Ленкорань-чай проходит по довольно крутым склонам, то значительно поднимаясь над рекой, то, опускаясь почти до самого берега. Склоны в пределах лесной зоны покрыты дубовым лесом. Обнаженными остаются только скалы. Особенно живописны боковые долины, в которых лес значительно гуще и меньше тронут человеком. Кроме каштанолистного дуба здесь растут грабы, клены, ольха, дикая яблоня, рябина-берека, липа, падуб и др. Травянистые растения насчитывают тоже очень много видов.

Такой же состав растительного покрова простирается по склонам Талышских гор приблизительно до высоты 1 000 м. Дальше лес становится более разреженным и бедным по составу слагающих его пород. Чаще всего здесь растет дуб, образующий лесные участки, перемежающиеся с полянами.

Во время нашей стоянки у селения Кюрдасар, расположенного на высоте около 1000 м над уровнем моря, мы были разбужены сильным шумом, похожим на отдаленный гром, и громкими криками людей. Земля колебалась.

Слышался подземный гул, жители выбежали из своих домов. Подземные толчки силой до четырех баллов на этот раз прекратились скоро. Строения от них не пострадали.

Так второй раз в жизни я испытал землетрясение.

На следующий день местные жители рассказали нам о том, что поблизости от селения бродит барс. Он задушил корову, а сейчас скрывается в ущелье среди густых кустарников. Однако повстречаться с этим опасным хищником нам не пришлось.

Обследовав район, прилегающий к селению Кюрдасар, мы направились дальше на запад к селению Лерик. Здесь, на высоте 1 500 м, лесов уже нет, лишь изредка в более защищенных от ветра местах встречаются небольшие рощицы. Склоны покрыты кустарниками. Среди кустарника часто встречается редкая лилия Ледебура. Вообще видовой состав горнолуговых растений разнообразен.

По мере приближения к селению Оранд горнолуговая растительность смешивается с горностепной. Поражает обилие восточного мака. Его крупные кирпично-красные цветки пылают на зеленом фоне. Мак растет большими куртинами по пологим склонам и увалам.

Для того чтобы попасть в наиболее возвышенную часть Талышских гор, предстояло пройти Орандским ущельем. Это ущелье очень живописно, но трудно преодолимо. Дорога сплошь завалена камнями, и колесный путь здесь совершенно невозможен.

Приходится ехать вьюком или верхом, и то удивляешься, как только лошади не ломают себе ноги.

По обе стороны ущелья поднимаются вершины, достигающие 2 200 м высоты. Эти вершины подвержены воздействию сухих западных и юго-западных ветров, дующих со стороны горно-пустынных районов Ирана. Влияние ветров сказывается и на местной флоре. Здесь растут представители засушливой флоры – низкие колючие кустарники и жесткие травы. Лишь в трещинах скал можно найти более влаголюбивые растения, в частности мелкий папоротник цистоптерис.

Мы рассчитывали, что после прохода через Орандский перевал дойдем до пограничного скрытого в горах поста в один день, но этому помешало непредвиденное обстоятельство. Как только мы вышли из Орандского ущелья, один из наших спутников, молодой и физически крепкий человек, вдруг почувствовал себя очень плохо.

Температура внезапно поднялась выше 41°, он сразу ослабел и не мог сесть на лошадь. К утру температура резко упала до 36°, но слабость росла. Это была тропическая малярия, сильно распространенная в долинной части Ленкорани. Пришлось организовывать перевозку больного на пограничный пост.

Пока у больного не прошел первый приступ малярии, нам пришлось оставаться около пограничного поста. Эти несколько дней бродили по горностепным и каменистым склонам в ближайших окрестностях. Характер растительного покрова здесь сильно напоминал тот, который мы встретили в 1916 году в горных районах Ирана, вокруг Урмийского озера, – такие же колючие астрагалы, такой же подушкообразный акантолимон, такие же молочаи и другие растения.

Как только у больного первый приступ малярии прошел, мы решили двинуться дальше. Наметили следующий маршрут: пройти на юг вдоль государственной границы, потом повернуть на восток, спуститься с гор и вернуться на нашу базу.

Первые дни передвигались исключительно медленно, так как больной еще не в силах был держаться в седле. Пришлось заворачивать его в брезент и привьючивать к седлу. Как только больной уставал, его отвьючивали, распеленывали, давали ему час спокойно полежать, потом снова запеленывали в брезент, опять навьючивали на лошадь и шли дальше. Через два часа все начиналось сначала.

Такими небольшими переходами за день все же дошли до пограничного села Амбур-дара, где сделали дневку. За этот день мы собрали много растений для гербария.

К вечеру 18 июля наш караван достиг горного селения Мистан. Мы долго высматривали его с вершины горы. Из-за ломаной линии границы сразу нельзя было понять, находимся ли мы на своей земле или зашли на территорию Ирана.

Позже от начальника пограничного поста мы узнали, что на протяжении всего пути, извивавшегося среди гор и долин наши зоркие пограничники все время за нами следили из своих невидимых наблюдательных пунктов и помогли бы нам, если бы это потребовалось.

От поселка Мистан мы повернули на восток и начали постепенно удаляться от границы, спускаясь все ниже с гор. Сначала путь шел по крутым склонам, покрытым альпийскими лугами, а по мере дальнейшего спуска – дубовыми лесами и лужайками. Местами дорога шла по крутым обрывам, местами спускалась в узкие долины.

Между селениями Вери и Сиов встретили небольшую рощу, состоящую из деревьев тиса. Эти деревья были невысоки (всего 5–7 м), но имели широкую крону на голом, почти прямом стволе. В отличие от тиса, растущего на Черноморском побережье Кавказа, у здешних тисов сизо-зеленая хвоя, они значительно меньше и растут на открытом, сухом склоне.

Нам часто встречались живописные горные долины, по которым с громким журчаньем бежали речки. Кругом раскинулись обширные лужайки, широко разбросанные рощи. Около горы Шинамбуба мы попали в лес, почти сплошь состоящий из деревьев грецкого ореха. Растет ли здесь грецкий орех в диком состоянии или он был посажен и впоследствии одичал, определить оказалось невозможно. Во всяком случае, если грецкий орех и был посажен человеком, то это случилось давным-давно.

25 июля мы вернулись на нашу базу, а 6 августа снова отправились вдоль подножья гор на юг. По пути посевы риса все время перемежались участками леса и отдельными группами деревьев. Деревья очень часто перевивались мощными зарослями колючей лианы – сассапарили. Нередко сассапариль забиралась под самые вершины деревьев и своей тяжестью ломала их. На открытых местах встречались дикие заросли айвы и гранатника. Особенно много гранатника тянется вдоль берега Каспийского моря.

Около селения Шах-алача на побережье Каспийского моря мы были свидетелями интересного явления природы. Стояло ясное, солнечное утро, но далеко над морем бродили темные тучи. Около полудня тучи стали черно-свинцовыми, они постепенно начали приближаться к берегу и, наконец, закрыли все небо. Вскоре с моря подул сильный порывистый ветер, и пошел крупный дождь. Ветер с каждой минутой крепчал. Далеко от берега стояла сплошная дождевая завеса, в которой то и дело возникали темные вертикальные столбы. Столбы эти оказались водяными смерчами. В каждом смерче были отчетливо видны две воронки; широкий конец одной из них соприкасался с поверхностью моря, а широкий конец другой – с нижней поверхностью тучи.

Смерчи быстро неслись к берегу. Однако, когда смерч приближался и попадал на мелкое место, он начинал крутиться вокруг своей оси, разрывался в узкой части и исчезал.

Это явление продолжалось не более получаса, потом ветер внезапно стих, тучи рассеялись, и снова засияло солнце.

Вдоль берега Каспийского моря часто встречаются болотца и небольшие озера, по берегам которых растут разнообразные болотные растения. От берега моря мы свернули к подножью гор. Недалеко от селения Машхана, на старинном магометанском кладбище, нашли небольшую самшитовую рощу, состоящую, как это ни странно, из сравнительно молодых деревьев. Деревца достигали всего 3–5 м высоты. Толщина стволов не превышала 5–7 см. Они росли под густым пологом граба и клена на почве, покрытой мхами. По-видимому, кладбище когда-то было устроено в старой самшитовой роще, состоящей из крупных деревьев, но эти деревья потом были сведены.

К вечеру 11 августа мы приехали в г. Астару, которая расположена у р. Астара-чай на границе с Ираном. На противоположном берегу реки стоит иранская Астара.

В городе на пустырях растут посаженные группами или в одиночку кустарники сирийской розы. Ее стройные, обильно цветущие кусты достигают высоты 2–3 метров.

Пограничная с Ираном типично горная р. Астара-чай по ширине, количеству воды и характеру примерно одинакова с р. Ленкорань-чай. Она берет свое начало на вершинах Талышского хребта, пробивается через глубокие ущелья и только в нижнем течении выходит на равнину около пограничного поста Алашанского. Отсюда река уже спокойно течет в море. В нижнем течении она сильно разливается и катит свои воды по руслу, усеянному галечником и песком. Глубина русла невелика – по ее отмелям спокойно разгуливают длинноногие белые и серые цапли. Эти цапли не боятся человека, так как охота на них здесь запрещена.

Из г. Астары мы направились вверх по левому, советскому берегу р. Астара-чай. Дорога эта очень живописна, особенно около пограничного селения Алашанского, где часто встречаются большие ярко-зеленые лужайки, перемежающиеся рощами и кустарниками. Встречаются здесь и рощи грецкого ореха, посаженные человеком.

Около горы Алаша-банд есть теплые серные ключи, пробивающиеся по берегам ручья, впадающего в р. Астара-чай. Воздух около этих ключей насыщен влагой, в трещинах скал и в лесу часто попадаются различные виды папоротников, плющ Пастухова и другие влаголюбивые растения. По мере продвижения дальше на запад долина р. Астара-чай становится все уже и, наконец, переходит в глубокое ущелье. Дорога вьется то по узкому карнизу, то по крутым склонам. Противоположный, правый – иранский берег и дорога, ведущая в иранский город Арде-биль, находятся всего в нескольких шагах. Оттуда отчетливо слышен разговор иранцев – погонщиков караванов, их песни и рев ослов.

По мере подъема в горы лес становится все более густым и диким. 19 августа мы дошли до горы Алма-банд и остановились на несколько дней, чтобы подробнее изучить разнообразные растения этого интересного по своему рельефу и растительному покрову района. Здесь в ущельях и в глубоких долинах сохраняются почти не тронутые человеком леса, по склонам раскинулись луга, местами на поверхность выходят обнаженные скалистые утесы. Разбили лагерь около пограничного села на открытой поляне недалеко от глубокого лесистого ущелья. Первая ночь была темная и жаркая, и мы спали в открытых палатках. Накрапывал дождь, стояла полная тишина. Спутанные лошади паслись на лугу, невдалеке от нашей стоянки. Вдруг среди ночи мы были внезапно разбужены конским топотом и злобным ворчаньем собак пограничного села. В открытые двери палаток мы увидели движущиеся во тьме парные фосфорические точки. Глухое рычание собак доносилось уже откуда-то издалека. Оказалось, что ночью на лошадей напали волки, но собаки не подпустили их к лошадям и загнали обратно в лес.

Утром дождь усилился, но к полудню погода разгулялась, и мы решили отправиться на гору Шандан-Каласи, на которой сохранились развалины древней крепости. Небо снова затянуло сплошным пологом серых облаков, и опять стал моросить дождь. Однако мы продолжали путь, несмотря на то, что крутой подъем к вершине по размокшему грунту оказался очень тяжелым.

Когда мы подошли к подножью горы Шандан-Каласи, то увидели, что она с трех сторон имеет совершенно отвесные обрывы. Только с четвертой стороны вьется узкая, крутая тропа. По этой тропе мы и направились. Дождь не прекращался, а у вершины горы мы попали в полосу густого тумана, сквозь который даже вблизи ничего не было видно.

Каково же было наше изумление, когда мы вышли на вершину у древних разрушенных стен крепости. Над нами сияло совершенно чистое темно-голубое небо и ярко светило солнце, а у наших ног сплошной пеленой расстилалось море серовато-белых облаков. К северу от нас выступали отдельные вершины, черными пирамидами поднимавшиеся над облаками.

Полуразрушенные стены старинной крепости поразили нас своей толщиной и прочностью. Они были сложены из нетесаных камней, содержащих много кварца и сцементированных исключительно твердым стекловидным раствором. Эта цементирующая масса была настолько прочной, что, когда разрушались стены, разламывались камни, а не швы, скрепленные застывшим раствором.

Вершина горы была занята двором крепости. Остатки стен шли по самому краю глубоких обрывов. Около стен валялось много мелких глиняных черепков. В стенах сохранились остатки двух больших ниш с выдолбленными в них глубокими водоемами, до половины наполненными водой. Видимо, эти водоемы были устроены на случай длительной осады крепости. На наружной юго-восточной стороне сохранились остатки балкона, висящего над глубокой пропастью.

Из росших во дворе крепости растений нас особенно поразили крупные сиренево-розовые цветки гирканского безвременника, он занимал большую поляну и был так красив и ничем не засорен, что производил впечатление садовой куртины.

Когда-то, в феодальную эпоху, крепость служила сторожевым постом, закрывающим вход в долину р. Астара-чай. Если бы здесь произвести раскопки, археологи, наверно, узнали бы много интересного, проливающего свет на древнюю историю края. Несомненно, что археологи Азербайджанской Академии наук заинтересуются остатками крепости и займутся подробными исследованиями.

В последних числах августа мы начали спускаться с гор по долине р. Вашару. Наш путь шел на восток по крутым склонам и вдоль глубоких ущелий. Временами мы спускались почти к руслу реки. Тенистый лес местами прерывался широкими полянами. Чем ниже мы спускались, тем лес становился богаче. К дубу примешивались клены, грабы, буки и много других деревьев.

6 сентября мы вернулись на нашу базу, а еще через несколько дней возвратились в Ленкорань.

В день прибытия парохода в Ленкорань на море разыгрался сильный шторм, и мы попали под проливной дождь. Все же к пароходу поспели вовремя, хотя и совершенно вымокшие. Вскоре пароход отошел от пристани, обогнул остров и вышел в море. Каково же было наше удивление, когда в нескольких километрах от берега дождь прекратился и шторм утих, как по мановению волшебного жезла. Засияло яркое солнце, море очистилось от облаков. А над берегом по-прежнему висели мрачные тучи, и лил проливной дождь.

 

***

Ленкорано-Талышский район – это уголок богатых советских субтропиков с очень разнообразной и пышно развитой флорой. Отрезанный сухими степями от влажных советских субтропических районов, он имеет переходный характер между влажными и сухими субтропиками.

Ленкоранский и Астаринский районы с широкой культурой субтропических вечнозеленых растений и прибрежная равнина, простирающаяся вдоль берегов Каспийского моря, обладают исключительно благоприятным комплексом условий для организации многих специализированных хозяйств. Здесь возможна массовая промышленная культура садовых растений, особенно луковичных: тюльпанов, нарциссов, лилий, гладиолусов, монбреций и многих других. Все эти растения, по климатическим и почвенным данным, здесь должны развиваться лучше, чем на Черноморском побережье Кавказа.

На побережье Каспийского моря возможно развитие семеноводческих хозяйств многих цветочно-декоративных и огородных растений, а также промышленное разведение люффы. Если же здесь построить оранжереи, то можно выращивать разнообразнейшие тропические и субтропические растения, которые полностью удовлетворят спрос Москвы, Ленинграда и других городов Советского Союза.

В последние годы в районе Ленкорани и Астары получила большое распространение культура чая, цитрусовых, эвкалиптов; развивается культура пробкового дуба, расширяется виноградарство и виноделие.

Ленкорань-Астарийский район теперь связан железной дорогой с общей железнодорожной сетью; через Ленкорань-чай построен мост; хорошая дорога проложена вдоль реки. На побережье Каспийского моря построены рыболовецкие станции и рыбоконсервные заводы.

 

Новый этап в работе

 

Осенью 1931 года я переключился на работу по изучению вопросов интродукции растений и зеленого строительства. Эта работа не была связана с длительными путешествиями, но требовала глубокого знакомства с растениями, которые используются в озеленении, а также знания их ассортимента, особенностей роста и развития в разных климатических условиях нашей страны.

В своих путешествиях мне удалось ознакомиться с исключительно широким ассортиментом растений в их природной обстановке. Во время поездок по крупным городам Советского Союза я изучал растения, которые применяются для озеленения. Поскольку эти города расположены в различных климатических зонах с разными почвенными условиями, я мог сравнить их между собой и видеть отношение самих растений к тем условиям, в которых они находились.

Все эти данные я накапливал в течение длинного ряда лет, прежде чем приступить к обобщению собранных сведений, подведению общих итогов и выяснению дальнейших перспектив.

Накопленные знания и опыт пригодились при разработке проектов озеленения городов и проектов строительства ботанических садов в Москве, Минске, Днепропетровске и Новосибирске.

В целях дальнейшего пополнения собранных данных я в 1938 году посетил главнейшие ботанические сады и некоторые парки-заповедники в Минске, Киеве, Умани, Днепропетровске, Ростове-на-Дону, Воронеже и Москве. Эта поездка дала возможность сделать интересные сопоставления, а также ознакомиться со многими экзотическими растениями, до того времени мне совсем неизвестными или известными только по гербарным экземплярам и литературе. В результате накопился богатый материал по местонахождению в СССР многих экзотических деревьев и кустарников, их развитию и состоянию (Эти сведения наряду с другими сейчас широко используются Ботаническим институтом им. В. Л. Комарова Академии наук СССР при составлении капитальной шеститомной сводки «Деревья и кустарники СССР, пригодные и перспективные для зеленого строительства», выходящей под редакцией профессора С. Я. Соколова).

В 1939 году я возглавил бригаду Ботанического института Академии наук СССР, выезжавшую для опытного озеленения г. Балхаша, расположенного на северном берегу оз. Балхаш, около бухты Туранглык.

Бригада Института состояла из трех научных работников, трех техников-озеленителей, выехавших из Ленинграда, и нескольких работников, включенных в бригаду на месте.

В г. Балхаш мы приехали в разгар лета, и лучшие сроки весеннего сева уже прошли. Поэтому посевы нам пришлось делать в жаркую погоду, когда земля уже сильно прогрелась солнцем и быстро высыхала под его лучами.

Город Балхаш расположен в пустыне. Почва сильно засолена, в ней много щебня, местами она имеет каменистый характер. Естественных осадков в летнее время в Балхаше почти не бывает, поэтому растения могут там существовать и развиваться только при обильном искусственном поливе. Более влаголюбивые растения в жаркие летние месяцы в Балхашской пустыне надо поливать через день, а менее влаголюбивые через два-пять дней.

Очень большие трудности представляет летняя пересадка даже травянистых растений. Потревоженная корневая система растения не в состоянии поглотить из почвы достаточного количества влаги для компенсации испарения влаги листьями и стеблями. Поэтому пересадку растений мы производили после заката солнца, а пересаженные растения, до тех пор пока они как следует не укоренятся, закрывали от солнца. Нам пришлось потратить немало времени, сил и терпения, чтобы найти правильные агротехнические приемы.

Одновременно мы выясняли отношение различных декоративных растений к степени засоленности почвы, наблюдали характер развития растений в пустынных условиях, сроки их бутонизации, цветения и плодоношения.

Попутно с агротехническими опытами вели учет ассортимента деревьев и кустарников, ранее разведенных бригадой Казахского филиала Академии наук СССР на опытной территории Балхашского ботанического сада. В частности, наблюдали характер развития этих растений, отношение их к почвенным условиям, потребность в поливе и т. п. Мы смогли таким образом установить возможность использования многих, уже высаженных растений для озеленения города. Кроме того, проводили опыты по пересадке и введению в культуру некоторых местных дикорастущих травянистых многолетников, обладающих декоративными качествами, например ириса, ревеня.

В середине лета наступила очень жаркая и сухая погода, и полевую работу пришлось перенести на утренние (до 10 часов) и вечерние часы (с 4 часов пополудни). Дневные часы использовали для составления проектов озеленения некоторых участков г. Балхаша.

Временами на Балхаш налетали горячие суховеи. При почти ураганном ветре они поднимали тучи пыли и песку и заносили их в город. Влажность воздуха резко падала. Даже такое сравнительно засухоустойчивое растение, как клещевина, за одну ночь высыхало настолько, что его листья ломались, словно хорошо просушенный хворост. Все это показывает, в каких трудных условиях нам приходилось работать.

По мере созревания цветочно-декоративных растений мы собирали их семена для будущих озеленительных работ. К осени мы посеяли много видов древесных и кустарниковых растений. Все они должны были взойти весной следующего года. Результаты опытной работы наша бригада демонстрировала на местной отчетной выставке и получила похвальную грамоту.

К сожалению, работа нашей бригады ограничилась только одним летом, поэтому проверить результаты наших стараний в следующем году не удалось.

Закончили мы свою работу уже с наступлением заморозков. Из г. Балхаша выехали в светлый морозный день, а на станции Караганда нас застала уже настоящая снежная пурга с сильным ветром и снегопадом.

Весной 1940 года я по поручению Академии наук СССР выезжал на север в Хибины и в Мурманск. Это дало мне возможность ознакомиться с Полярно-Альпийским ботаническим садом в г. Кировске и опытом первых озеленительных работ в Мурманске.

Очень своеобразное впечатление на меня произвели северные ночи с незаходящим солнцем. Определить, что наступила ночь, можно было только по часам, а в 4 часа утра солнце уже светило, как днем.

В Мурманске с удивлением увидел у гостиницы «Арктика» высаженные в сквере цветущие кусты венгерской сирени – выходца из Венгрии и с Балканского полуострова. На венгерскую сирень не действовали резкие колебания температуры, когда жаркая погода сменялась морозной даже со снегопадами. Южная гостья от этих перемен нисколько не страдала.

Детально изучив физико-географические условия Мурманска и глубоко продумав возможность его озеленения, я понял, как широки перспективы благоустройства этого крупного заполярного центра.

Летом 1941 года началась Великая Отечественная война. Она принесла много разрушений и горя нашему миролюбивому государству. В числе особенно сильно пострадавших городов оказался Ленинград, выдержавший 900 дней блокады гитлеровскими войсками.

Во время блокады в Ботаническом институте сложилась очень тяжелая обстановка. Уже осенью 1941 г. стало вполне очевидным, что сохранить богатейшую коллекцию тропических и субтропических растений в оранжереях Ботанического сада не удастся – не хватит топлива для поддержания необходимой температуры. Тогда был разработан план возможного уплотнения растений, снижения температурного режима до минимума и ряд других мероприятий. Однако уже через месяц выяснилось, что и этот режим нереален. Пришлось часть растений разместить в помещении музея, часть в подвалы, часть по квартирам сотрудников. Для отапливания оставшихся оранжерей теперь понадобилось значительно меньше топлива.

Однако и это не спасло. В конце ноября в морозный вечер фашистский летчик сбросил тяжелую авиабомбу на Ботанический сад. Бомба взорвалась вблизи большой пальмовой оранжереи, выбила в ней и в соседних оранжереях все стекла и искалечила металлические конструкции.

Всю ночь не только сотрудники Ботанического сада, но и члены их семей, все, кто был в силах, вытаскивали оранжерейные растения из-под обломков, раня руки о битые стекла и рваное железо. Растения переносили в другие, относительно уцелевшие оранжереи. Зажигать фонари было нельзя и приходилось работать на ощупь в полной темноте. Но, несмотря на тяжелый, самоотверженный труд, перенести все растения оказалось невозможно, потому что среди них были не только очень громоздкие, высаженные в большие деревянные кадки, но и посаженные в грунт. Кроме того, за ночь многие растения уже успели замерзнуть. Все же была надежда, что из перенесенных в сохранившиеся оранжереи растений многие удастся спасти. Однако и эти надежды рухнули. Вскоре подача электроэнергии прекратилась, вследствие чего остановились центробежные насосы в кочегарке, вода перестала циркулировать в трубах отопления и замерзла.

Поставленные в некоторых оранжереях печи-времянки с длинными горизонтальными железными трубами тоже не могли поддержать необходимого тепла, так как работники Института настолько ослабели от голода, что уже не могли пилить дрова и колоть их. Не было в водопроводе и воды для поливки растений. Растения постепенно умирали.

Только в одной маленькой низкой оранжерее, которая отапливалась отдельным небольшим котлом, удалось поддерживать минимальную температуру, необходимую для жизни теплолюбивых растений. Воду в эту оранжерею для питания котла и поливки растений носили за полкилометра, из р. Б. Невки, или растапливали снег.

Большинство старых опытных садоводов и научных работников из тех, кто не эвакуировался через Ладожское озеро, умерло от истощения. Уход за растениями пал на плечи более молодых и менее опытных работников.

По мере того как приближалась весна 1942 года, и все чаще проглядывало солнце, мы все энергичнее к ней готовились. Прежде всего перебрали семена и споры, оставшиеся непосеянными с прошлых лет. Главным образом мы обращали внимание на семена растений тех видов, которые погибли за зиму. Таких семян оказалось довольно много. Одновременно приступили к приведению в порядок всех уцелевших оранжерейных растений – обмывали с них копоть, насевшую при топке времянок, производили пересадку и черенкование. Пересмотрели мы и растения, оставшиеся в оранжереях, которые зимой не отапливались. Однако в этих оранжереях оказалось очень мало растений, которые подавали бы хоть какую-нибудь надежду на оживление.

В связи с тем что большая часть садоводов за зиму погибла или была мобилизована в армию, мы организовали временные курсы по подготовке новых садоводов из подростков, в составе 25 человек. Большинство молодых людей оказалось очень способными, они быстро усваивали необходимые знания и практический опыт.

Со стороны воинских частей Ленинградского фронта был проявлен большой интерес к цветам; мы старались дать их фронту и военным госпиталям возможно больше, всеми силами стремились принести нашим защитникам больше радости (а какую радость доставляют всем нам цветы!). Мы хотели, чтобы фронт чувствовал, что осажденный Ленинград, непрерывно находящийся под бомбежкой с воздуха и под артиллерийским обстрелом, крепко связан с армией и помогает ей всем, чем может.

Перед нами сразу стал вопрос: где же выращивать цветы? Ведь большинство оранжерей было разрушено, и отепление в них не действовало. Не откладывая дела в долгий ящик, своими силами стали восстанавливать две маленькие оранжереи. Работа быстро продвигалась вперед. Вовремя нам удалось произвести посев семян и черенкование. Приступили также к выращиванию рассады овощей для снабжения города. Все газоны и другие подходящие участки были заняты нами под рассаду или огороды.

К началу лета окончательно выяснилось, что свыше 90% оранжерейных растений Ботанического сада безвозвратно погибло. Однако это не привело работников сада в отчаяние. Наоборот, у всех появилось упорное желание скорее восстановить все, что возможно. Работа, проделанная нами за лето 1942 года, укрепила уверенность в том, что мы справимся с этой задачей. К зиме 1942/43 года растения заняли уже целых три, вместо одной, оранжереи, и стал вопрос о том, чтобы к весне 1943 года восстановить еще две. Мы вновь мобилизовали свои силы и внутренние ресурсы, и к весне еще две оранжереи вступили в эксплуатацию.

Исключительный подъем охватил нас, когда была прорвана блокада Ленинграда и войска Ленинградского фронта соединились с войсками Волховского фронта. Мы всем своим существом поняли, что недалеко то время, когда гитлеровцам придется отказаться от мысли покорить упорных ленинградцев. С этого времени начали работать с особым энтузиазмом. И наши усилия не пропали даром. Теперь наш Ботанический сад еще краше, чем он был до войны.

 

* * *

Оглядываясь на прошлое и подводя итоги своей многолетней работы, в течение почти полувека, прежде всего приходишь к сопоставлению условий работы ученого-путешественника в те далекие дни и теперь. В первое свое путешествие я отправился в 1912 году, т. е. почти за шесть лет до Великой Октябрьской социалистической революции. В то далекое время условия, в которых приходилось работать ученому-путешественнику, резко отличались от существующих ныне в нашем Советском государстве.

Раньше исследования иногда организовывались в интересах той или иной группы частных предпринимателей и преследовали корыстные цели. Научные задачи, которые ставились перед путешественником-исследователем, часто были неопределенными. Единая методика исследования была разработана еще слабо, перспективных планов, подчиненных решению единой задачи в общегосударственном масштабе, в то время, по существу говоря, не было. Это приводило к тому, что отдельные путешественники, подлинные ученые-энтузиасты, проводили свою работу в зависимости от своих индивидуальных склонностей. В результате научные отчеты отдельных экспедиций, давая часто богатый научный материал, были трудно сопоставимы между собой.

Снаряжение экспедиций в то время, как правило, было примитивным. Транспортные средства часто состояли из обыкновенной телеги и крестьянских захудалых лошаденок, плохо пригодных под седло и под вьюк. На водных путях путешественник часто располагал только дырявым челноком, на котором проходили многие сотни километров. Остальное снаряжение и продовольствие зависело обыкновенно от финансовых возможностей, а они, как правило, были недостаточными.

Со времени выезда экспедиции и до ее возвращения по существу никто не интересовался ходом ее работ. Люди уходили в тайгу, на болота, в горы, степи, пустыни. Они подвергались суровым лишениям, преодолевали многие опасности. А как эти люди живут в экспедиции, как они работают, нужна ли им помощь, – никому до этого не было дела.

Совсем иное положение наступило в послереволюционное время. Теперь ученый-исследователь окружен всеобщим вниманием и заботой. К результатам его деятельности проявляет интерес самая широкая советская общественность. Главное же состоит в том, что у нас теперь предпринимаются всесторонние научные исследования во всех областях знаний, на всей территории Советского Союза, в самых отдаленных его уголках. Перед каждой экспедицией ставятся вполне конкретные цели и задачи, исходящие из общегосударственного плана. Учреждения и организации, отправляющие исследователей в путешествие, все время следят за ходом исследовательской работы, за всеми их нуждами, помогают преодолевать возникающие препятствия. Все эти заботы я почувствовал на себе во время путешествий, осуществленных уже после революции.

В случае необходимости экспедиции обеспечиваются теперь автомашинами, вездеходами, моторными лодками, аэросанями, даже самолетами. С помощью походных радиостанций с экспедициями поддерживается постоянная радиосвязь.

И все это дает свои плоды. Страна ставит перед учеными задачу дальнейшего развития передовой советской науки, дальнейшего познавания природных богатств нашей необъятной Родины и их использования на пользу народа. И ученые не остаются в долгу. Молодые исследователи-энтузиасты смело идут вперед по пути, проложенному учеными старшего поколения.

 

Стоянка экспедиции в верховьях р. Чин-булак. Ночью выпал снег

На пути из Алма-Аты в Талды-Курган. Привал

Маршрут Ленкоранской экспедиции 1931 года

Маршрут Южно-Уссурийской экспедиции 1913 года

Маршруты экспедиций 1928 и 1930 годов

Маршрут Забайкальской экспедиции 1912 года

Маршрут Нарымской экспедиции 1927 года

Маршрут Семипалатинской экспедиции 1914 года

Маршрут Урмийской экспедиции 1916 года