Антология экспедиционного очерка

Поговорим о туризме 

Забайкалье. Хаотические отроги Баргузинского хребта вдоль и поперек пересечены сотнями звериных троп. Они сходятся друг с другом, разветвляются, упираются в реку, исчезают, не доходя до перевала, и возникают снова. Порой очень четкие, они вдруг теряются в густой траве вековой тайги.

Пользуясь тропами, наша группа из шести туристов пробиралась вдоль берега реки Сагзенной. Выйдя на полянку, мы сбросили с себя тяжелые рюкзаки и присели отдохнуть, чтобы через десять минут снова тронуться в путь.

 — Продолжим разговор, — сказал Дима, распрямляя спину. — Предмет дискуссии — зачем мы ходим.

 — Туризм — лучший отдых, — иронически заметил Жора. — Об этом говорят все плакаты, призывая к отдыху.

 — Ну, в плакатах пропагандируется экскурсионный туризм... Ходи и смотри, что тебе экскурсовод показывает, — ответил ему Кирилл, с видимым наслаждением, развалясь в траве. — А вот в чем сущность нашего, самодеятельного туризма — это вопрос...

 — Нашего? — Таня живо приподнялась и повернулась лицом к говорящим. — Во-первых, активность в движении. Мы сами идем, сами поднимаемся в лодках по рекам, сами спускаемся на плотах, взбираемся на горы, выбираем и готовим маршрут, тащим продукты. И все делаем сами... Понимаешь — все сами!

 — «Идем, спускаемся, поднимаемся, взбираемся», а туризм называется «самодеятельный». А где же дело-то?

— А это что, не дело — подготовить и провести поход?! — и, словно считая разговор оконченным, Татьяна принялась старательно выбирать орешки из печеной кедровой шишки.

 — Ну, это только одна сторона самодеятельного туризма, — вступаю в дискуссию я, но докончить мысль мне не удалось: Миша, начальник нашего похода, смотрит на часы и командует подъем.

Разговор на этом оборвался. На узкой тропе под тяжестью рюкзака его не продолжишь, а потом он забылся за новыми впечатлениями, нахлынувшими в последующие дни. Но позднее, уже вернувшись домой, я много раз мысленно к нему возвращался.

Жизнь туристов в походе скрыта от посторонних взоров. Только фотографии и статьи, изредка появляющиеся в журналах и газетах, рассказывают о ней. И люди, далекие от этого спорта, часто совершенно его себе не представляют.

Зачем туристы ходят в дальние походы? Такой вопрос можно услышать и от родителей, которые неохотно отпускают многих из нас в горы, и от местных жителей, которые с недоумением смотрят на наш необычный вид, и от товарищей по работе, предпочитающих в отпуск поехать на курорт или наслаждаться природой с борта комфортабельного парохода.

А мы все же ходим в походы и ежегодно с нетерпением ждем очередного отпуска, чтобы идти снова. Зачем? Я постараюсь, подытожив в памяти все впечатления десятилетнего хождения по различным краям нашей Родины, дать ответ.

 

* * *

 

Бодрое жизнерадостное слово «турист» вызывает в моем представлении любознательных людей, путешествующих по просторам родной страны. Всех туристов объединяет стремление побывать в новых местах, познакомиться с людьми. Но среди огромного количества туристов есть любители глухих мест, девственных лесов, нехоженых звериных троп. Здесь одной любознательности мало. Для того чтобы провести тридцать — сорок дней вдали от людских поселений, с глазу на глаз с природой, часто очень капризной и суровой, нужна воля, ловкость, сноровка и, конечно, интерес к походной жизни. Все эти качества приобретаются не сразу, и потому туризм имеет непреложное правило: в дальние походы допускаются только закаленные туристы, имеющие за своими плечами большой опыт, которые могут правильно организовать бивуак, разжечь костер в любую погоду, ориентироваться по компасу. Они привыкли переносить жару, мороз и вьюгу, комариные укусы и тяжесть рюкзака.

Самодеятельный туризм рожден стремлением людей проводить свободное от учебы и работы время в путешествиях по родной стране.

В походах туристы встречаются с новыми людьми, проходят по незнакомым местам. Турист — не созерцатель, а действующее лицо, когда он идет в дальний поход.

Он идет не один, а в группе, — это основное положение самодеятельного туризма. Сплачивается коллектив, люди привыкают думать и заботиться друг о друге, возникает чувство локтя, дружбы.

Подготовка дальнего сложного похода требует изучения района похода, чтения литературы, знакомства с картами. Во время путешествия туристы лучше узнают свою родину, помогают уточнять карты, участвуют в разведке недр, поисках полезных ископаемых.

Туристы вступают в соревнование с силами природы. В этом спортивная сторона самодеятельного туризма.

Трудно найти слова, которые могут передать неудержимую радость победы, когда, осилив перевал, или пройдя порог горной речки, или поднявшись на вершину горы, группа туристов, пропахших костром и потом, с лоснящимися лицами, прилипшими ко лбу волосами, с ввалившимися глазами, чувствуют себя победителями.

В этот момент мы, туристы, может быть, и страшны, и некрасивы, равнодушны к той красоте, которую ценит городской житель, но наши лица сияют от совершенной, ничем не затуманенной радости. Она выражается и в возгласе, переходящем в крик: «Взяла! Наша взяла!»

Это правда. И мы почувствовали не только радость победы над горным перевалом. Мы ощутили всю полноту жизни: преодолели препятствия, напрягая свою волю.

Свежие впечатления повышают интерес к путешествиям, укрепляют желание ходить дальше.

Проходят годы и, попав снова на пройденный ранее маршрут, диву даешься, видя, как изменился за короткий срок ландшафт: была непроходимая тайга — по ней проложена железная дорога, стояли юрты — их уже нет, на их месте выросли поселки.

А природа, родная русская природа, воспетая в бесчисленных произведениях поэтов и писателей, вдохновлявшая художников и композиторов на создание замечательных произведений искусства! Кому же, как не туристам, знать природу родной страны.

От берегов Северного Ледовитого океана с вечными льдами длинной полосой тянутся тундры, сменяемые ширью тайги. Смешанные леса опоясывают центральную часть страны, переходя затем в степи и субтропическую зону у берегов Черного моря. Но этим не исчерпывается разнообразие природных условий: во многих районах нашей страны возвышаются горы, которые в основном и привлекают туристов. Хибины Кольского полуострова, Карпаты, Крым, Кавказ, горные системы Средней Азии, Урал и хребты сибирских гор. Здесь туристы движутся по звериным тропам, по азимуту, поднимаются на недоступные вершины, оставляя на них туры, вымпелы и памятные записки — знаки своего пребывания.

После каждого похода не утихает желание идти вновь. Отдохнули, пришли в себя, составили отчет, напечатали фотоснимки, поделились впечатлениями с товарищами-туристами, послушали их. И глядишь, в твое сознание прокрадывается мысль: не пора ли подумать о следующем очередном походе?

Но куда?

И тут на помощь нам, москвичам, приходит городской клуб туристов. В клубе работают различные секции, там можно получить совет у опытных консультантов. Клуб туристов имеет неплохую библиотеку, а ведь знакомство с районом будущего путешествия приходится начинать именно с чтения книг. Клуб располагает   также небольшим запасом туристского снаряжения, которое он выдает напрокат.

Когда уже подобралась группа и разработан маршрут, когда совет добровольного спортивного общества решил оплатить часть расходов группы, наступает новый этап — утверждение похода в маршрутной комиссии.

Это очень важный этап, так как маршрутная комиссия призвана решить, готова группа к походу или нет. Утверждение в маршрутных комиссиях не проходят только те туристы, которые путешествуют по плановым маршрутам ТЭУ ВЦСПС, где ими руководят инструкторы туристских баз.

Но «самодеятельные» туристы обязательно должны утверждать свои походы в маршрутных комиссиях.

Маршрутные комиссии проверяют, как группа подготовлена, все ли ее члены прошли медицинский осмотр, достаточно ли опытен руководитель группы, какое снаряжение у нее имеется, как она обеспечена картами. Здесь посоветуют, где можно достать снаряжение, с кем поговорить о маршруте.

В комнате маршрутной комиссии висит график походов, на котором отмечают, куда уходят группы и когда они должны прислать телеграммы. Здесь, словно на диспетчерском пункте, оставшиеся в Москве туристы следят за своими товарищами, путешествующими по стране. Каждая группа на учете, о каждой беспокоятся. И в клуб в разгар сезона со всех концов страны приходят телеграммы с коротким адресом «Москва, Турклуб» и на графике движения ставится цифра — группа туристов вышла на маршрут.

В других городах подобную работу проводят самодеятельные туристские клубы, где все делается энтузиастами-общественниками, или городские туристские секции.

 

По Кавказу

 

Первый раз в большом походе я был на Кавказе, который на всю жизнь остался в моей памяти: он покорил меня очарованием гор, красотой ущелий и великолепием Черного моря.

На Кавказ я ехал с однокурсниками, студентами экономического факультета Московского государственного университета. В отличие от других факультетов туристская работа на нем развернута не была, и мы всю зиму горячо агитировали за создание секции. Весной провели первый массовый поход с ночевкой в лесу. Из числа его участников подобралась небольшая группа, вместе с которой я и пошел по плановому маршруту ТЭУ ВЦСПС: Хаджох — Гузерипль — Хоста.

Двенадцать тысяч километров с запада на восток, четыре с половиной тысячи с юга на север, двадцать две тысячи квадратных километров — вот цифры, рисующие просторы нашей Родины. Я впервые реально ощутил значение этих цифр, запомнившихся еще по учебнику географии, когда выехал за пределы Подмосковья.

Можно измерить длину железных дорог, поддаются исчислению километры шоссе, но не подвластна человеку статистика троп. Они появляются в мало хоженых местах, часто пропадают и не всегда можно быть уверенным, что тропа выведет в нужное место. Однако туристы предпочитают идти тропой: больше романтики, ближе к девственной природе. Неограниченные возможности походов по просторам родной страны открывались передо мной...

Первые дни, проведенные на Кавказской турбазе, прошли незаметно: каждый из них приносил что-нибудь новое. Мы быстро перезнакомились с туристами, съехавшимися со всех концов Советского Союза. Веселой группой под руководством инструктора пошли через Кавказский заповедник.

Вот первый переход через горную реку Белую, к которой нас привела тропа. Движемся по висячему мостику.

 — В ногу не идите, мост не раскачивайте, — раздается голос инструктора. — За поручни крепче держитесь!

Внизу шумит вода. Цвет ее прозрачен. Исток Белой где-то на леднике Фишта, судя по карте. Но вот наше внимание привлекает необычное зрелище: вдоль правого берега струится мутная грязно-коричневая вода, не смешиваясь с прозрачно-белой водой у другого берега. В середине реки отчетливо виднеется линия, разделяющая оба потока. Это в верховьях притока шли дожди, вода его помутнела. А над Белой дождя не было. Обе реки текут с большой скоростью, и поэтому воды их долго не смешиваются. То же явление я увидел много позже — в походе по баргузинской тайге Забайкалья.

На другой день мы рассматривали долмены — следы деятельности древнего человека. Трудно себе представить титаническую работу, проделанную им: несколько больших гранитных плит положено в основание, на котором возвышается сооружение из отполированных каменных плит — надгробие.

В пути интересно было наблюдать за резкой сменой растительности, происходившей на наших глазах. Выйдя из леса, мы попали на луга, где можно было укрыться не нагибаясь: высокая трава с сочными стеблями, с большими, разных оттенков цветами была переплетена тонким вьюнком. На перевалах травы нет, виднеются большие камни, покрытые мхом и лишайником. Рядом Фишт, окруженный ледником.

Все, что прошло перед глазами, в первом походе по Кавказу, было новым, вызывало восторг. С нетерпением ждали моря. Оно казалось чем-то недосягаемым, притягивало к себе неизвестностью. Наша группа по пыльной дороге подходила к Дагомысу. Сзади показалась машина, и шофер, притормозив около посторонившихся туристов, крикнул: «Влезайте в кузов!»

Четверо приняли приглашение, остальные продолжали идти. Было жарко. Они шли, глотая пыль. Позади остались горы и лес, дорога вилась по поселку, но они шагали, одержимые одной мыслью: весь маршрут проделать пешком. Наша четверка давно успела вдоволь накупаться в море и блаженно отдыхала, когда уставшая группа добрела до пляжа. Вечером возник спор: кто был прав? Они, пройдя весь маршрут до конца, или мы, проехав последние утомительные километры на машине? От инструктора мы получили выговор, так как нарушили традицию планового похода — пройти пешком определенное количество километров. Но на мой взгляд, мы все же были правы: где можно, следует использовать транспорт, особенно если дорога не представляет интереса для туристов. Много позже я услышал туристскую мораль: «Не ходи там, где можно ехать...»

С тех пор в походах по плановым маршрутам я не был. Они хороши как начало. Собирая людей с разных концов страны, людей различных специальностей и профессий, походы по маршрутам ТЭУ ВЦСПС создают исключительные условия для прекрасного активного отдыха во время отпуска. Для более же подробного знакомства с краем лучшей формой туристского путешествия является «самодеятельный» поход. В нем туристы делают все сами, надеются только на свои силы, ничто и никто не сковывает их инициативы.

И на следующее лето мы снова на Кавказе, на этот раз в походе второй категории трудности, в так называемой «двойке». Маршрут нетрудный: от Теберды к Архызу, далее через Главный Кавказский хребет к Псху и Красной Поляне. Для того чтобы вовлечь в туристские путешествия большее число студентов с факультета, выделили две группы. В каждую из них включили по четыре человека, ходившие предыдущим летом по Кавказскому заповеднику и получившие первый опыт походной жизни.

Помню, как на пятый день пути наш маленький туристский отряд, уже значительно уставший, с тяжелыми рюкзаками за спиной, подходил к кошам (Кош — летнее жилище пастухов в горах Кавказа), где мы решили сделать небольшой отдых. Разноголосый собачий лай огласил окрестность, и нас окружили кавказские овчарки. Из коша вышли два подростка-пастуха, ласково принявшие группу. В гостях у пастухов мы прожили два дня, наслаждаясь горным воздухом, бродя по окрестностям. Пастухи рассказывали о жизни в колхозе, показывали живописные долины, объясняли целебные свойства трав и цветов, угощали молочно-кислым напитком, подобным варенцу.

Овчарки стали совсем ручными. Верховодила ими Дуба — могучая, с мощной пастью и густой жесткой шерстью. Дубу все слушают, она может у любой другой собаки отобрать кость, а та будет только рычать, не больше. Но Дуба стареет. Подрастут молодые здоровые псы и перестанут терпеть первенство Дубы. Сила, ловкость и чутье выдвинут нового главаря.

Дуба возится с костью, которую только что отняла ... Но вот она прислушивается, отбегает от стада овец и стремительно несется вдаль. Вся собачья свора кидается за ней.

 — Зверь, значит, — поясняет пастух. — Версты за три чует. Без собак стада бы не уберечь. Волки...

Мы прощаемся с пастухами и продолжаем свой путь. В середине дня, в самую жару делаем большие привалы. Такое распределение времени позволяет отдыхать, больше видеть и наблюдать.

Под перевалом Аджепт, на пути из Пхии в Псху, мы вышли к народному курорту «Кислые» — месту, где бьют источники с лечебной водой и куда собираются люди. Тропа к нему вилась меж стволов деревьев, огромных камней и, наконец, вывела на берег голубого ледяного Санчара. Вдали, в истоках его, виднелись языки ледников. Перед нами вставал Главный Кавказский хребет.

Недалеко от курорта лес и альпийские луга, скрывавшие нас своей зеленью, кончились. Тропа вела по склону горы, на котором желтым пятном выделялись массы окаменевшей породы. Шестнадцать источников разной по химическому составу воды давала гора. Вокруг были выстроены шалаши, разбиты палатки.

Сюда шли люди за сотни километров. Шли с верой в излечение ... и вылечивались. Да и как было не почувствовать облегчение: горный воздух, целебная вода и тишина быстро успокаивают нервную систему и возвращают человеку силу.

Такие народные курорты, пользующиеся популярностью у местного населения, я встречал в Саянах, в Забайкалье. На одном из притоков реки Баргузин, в нескольких километрах от селения Аллы, есть горячий серный источник (температура + 63 градуса). Над источником устроен сруб — баня. Слева над ямой, откуда бьет источник, выдолбленный из бревна желоб, по которому течет холодная вода из реки Аллы. В желобе затычка. Открыв ее, можно впустить холодную воду, отрегулировать температуру воды и с наслаждением вымыться. Просто, удобно и оригинально.

Но вернемся к кавказскому курорту. Времени у нас было мало, и воду из всех шестнадцати источников мы так и не успели попробовать. Двинулись дальше.

Выше курорта — следы боев. В годы Великой Отечественной войны, когда советские люди отстаивали Кавказ, перевалы, вершины и камни укрывали их от врага. На подступах к перевалу в беспорядке валялись гильзы, снаряды, патроны, встречались блиндажи. Сколько сил и энергии потребовалось от людей, чтобы забросить сюда все необходимое для военных действий. Эти остатки боев напоминали о бедствиях, которые принесла война. Этого не должно больше быть!

Пусть лучше здесь, среди долин и ущелий, по тропам, лесам и лугам ходят, набирая сил, туристы. Пусть, встречая рассвет или сидя у костра, наслаждаются отдыхом, чтобы с новыми силами вернуться к своему повседневному радостному труду.

Горный воздух кавказских лесов, спокойная обстановка похода, подъемы на крутые склоны и перевалы, переправы через реки, ночевки у костра в палатках и затем выход к морю — все это было прекрасным активным отдыхом, прибавило много энергии.

После второго кавказского похода мне удавалось легче переходить через горные речки, совершать подъемы по кручам и спускаться с них, быстро и рационально устраивать бивуак. Приобретался опыт, фантазия работала, выискивая разные усовершенствования в туристском быту.

Сидя у костра я уже начал мечтать о более серьезных путешествиях, чем кавказская «двойка». Правда, в те годы Кавказ был центром туристских путешествий. На север ходило незначительное количество групп. Но после двух летних походов по Кавказу я поставил своей целью подготовиться к длительному дальнему походу. Правда, куда и с кем — это пока оставалось неизвестным.

 

Товарищи туристы

 

Туризм — вид спорта. А в спорте от человека требуется умение в нужные моменты собрать свою волю для выполнения определенной задачи. В отдельных видах спорта победы добиваются коллективно, в туризме — группой, собравшейся в поход. Туризм немыслим в одиночку, провести поход не под силу одному человеку. Нужен крепкий, спаянный коллектив, чувство локтя, взаимной помощи, выручка и поддержка в трудную минуту.

Не всякий человек, хотя бы и молодой, сильный и здоровый находит для себя интересным и нужным стать настоящим туристом. Примером могут служить студенты нашего факультета — те, которые принимали участие в воскресных походах. Они составили небольшую группу, совершившую во время двух летних каникул путешествия по Кавказу. Но только двое из них пошли в сложные походы третьей категории трудности. Остальные продолжали воскресные выходы и путешествия по плановым маршрутам и «двойкам», находя в них много интересного: новых друзей, новые места, непройденные маршруты.

Поэтому в дальнейшем нам пришлось подбирать группы в Московском клубе туристов. Здесь собираются люди самых разнообразных профессий. Взять хотя бы нашу забайкальскую группу: Миша работал экономистом на одном из крупных московских заводов и был там председателем туристской секции. В воскресные дни заводские туристы уходили в различные уголки Подмосковья: на водохранилища канала имени Москвы, под Серпухов, на Клинско-Дмитровскую гряду. Год спустя после нашего похода Миша организовал лыжный поход по Закарпатью с членами заводской секции. Они посетили города и предприятия, куда их завод поставлял оборудование. После этого похода у туристов завязались новые знакомства. В походе по Забайкалью Миша был начальником, Жора — врачом. С его приходом в группе укрепилась уверенность в себе: во время воскресного похода он на наших глазах вправил юноше вывихнутую ногу. В другой раз быстро наложил повязку на колено. В Забайкалье его интересовали лекарственные травы, которыми он грозился лечить нас от всевозможных болезней. К счастью, лечить нас не пришлось: в турпоходе не болеют.

Кирилл, аспирант, внес теплоту и сердечность в наши взаимоотношения. Вовремя брошенная им фраза сглаживала иногда обострявшиеся отношения в маленьком коллективе и останавливала не в меру строптивого начальника.

Остальные члены нашей группы — Дима, Татьяна и я — были связаны друг с другом несколькими походами, пройденными еще в студенческие годы. Теперь Таня преподавала русский язык в средней школе, мы с Димой работали в издательствах.

Такое разнообразие профессий давало возможность для бесконечных разговоров, споров, каждый имел свое мнение о различных жизненных явлениях. А в целом мы представляли собой спаянный коллектив.

Туризм — это своего рода соревнование: соревнование с силами природы, которые поставили на пути туриста много препятствий, соревнование за удачно выбранный маршрут, за тактически смелое и технически верное прохождение его, за применение наиболее эффективного способа передвижения на разных участках маршрута — пешком или верхом, на лодках или плотах, ишаках или оленях, камусных лыжах или горных, с нартами или без них. А так как существует немало возможных решений, то многое зависит от смелости, опыта, находчивости, фантазии членов группы и ее начальника.

Пожалуй, трудно назвать что-либо, что сближало бы людей так, как сближает дальний поход. Что же именно является причиной этого сближения? Тайга, в которой, оторвавшись от целого мира, мы живем, прокладываем путь, отдыхаем и наслаждаемся дикой, нетронутой природой. Палатка, в которой ночуем все вместе. Костер, который согревает в непогоду, освещает в темную ночь, роднит по вечерам, когда, утомившись от долгого пути и устройства бивуака, мы собираемся возле него для дружеских бесед.

Люди, вместе с тобой прокладывавшие маршруты, обычно оставляют о себе теплые воспоминания. Плохое забывается, хорошее остается. И нельзя не сказать хотя бы несколько слов о товарищах-туристах.

Валя и Сергей из Саянского похода — от центра Азии  (Центр Азии находится в г. Кызыле. Обелиск расположен во дворе городской электростанции) до Байкала через Тоджу и Окинский аймак. Валины песни всегда были к месту. Он хорошо играл на аккордеоне, метко стрелял из ружья. Но не этим он завоевал себе признание. Валя, студент Энергетического института, был незаменимым в путешествии изобретателем и хозяйственником. Ни одна мелочь не ускользала из поля его зрения, он дал много ценных советов и указаний в дни подготовки.

Каждый, кто ходил в дальний поход, знает, как важно взять с собой все необходимое и рационально упаковать вещи. Например, как нести масло, чтобы оно не растапливалось и не заливало вещей. Валя предложил бидоны двух форм: большой, на десять килограммов, в виде канистры, малый, на пять килограммов, круглый. Опыт показал, что круглый менее пригоден для транспортировки. А пробки? Во время заводской практики Валя выточил пробки и гайки из легкого металла и впаял их в бидоны. Вот мы и не мучились с маслом. Для крупы и муки Валя предложил длинные узкие мешочки на три-четыре килограмма. В таких же мешках упаковывали сахар прямо в пачках, компактно: легче учитывать расход и можно придать рюкзаку необходимую форму. У Вали был заведен строгий порядок выдачи продуктов: он не сыпал их на глазок, а установил мерку. Он завел блокнот, где все продукты были расписаны по рюкзакам. Сахар учитывался по пачкам, крупа — по количеству варок, мясные и молочные консервы делились на дни похода. Его блокнот особенно помог в тот момент, когда мы, оставив лошадей, почувствовали на своих спинах тяжесть продовольствия. Валя равномерно снимал часть груза по очереди у каждого, варьировал и разнообразил питание. А Валина ремонтная база! Чего только в ней не было: гвоздики, шурупчики, веревочки, проволока. И все в идеальном порядке, всегда под рукой. Его практические наклонности избавили нас в саянском походе от многих неприятных мелочей.

Валя и Сергей состязались между собой в изобретательности. На привалах они сооружали из колышков и жердей приспособления для сушки вещей и требовали от всех постоянного ухода за обувью и одеждой. Валя любил уют и комфорт в походе. Лишний лапник, расстеленный под палаткой, бревна, поднесенные к костру для сиденья, алюминиевая сковорода, взятая по его настоянию, пряности, разнообразившие питание, скрашивали дни похода.

Сергей пленял нас своим юмором. Юмор для туриста – привлекательная черта характера. Он поддерживает в трудную минуту, создает бодрое настроение в часы усталости.

А вот Женя, с которым я провел наибольшее число походов. Он худ, но вынослив. Его выносливость особенно проявляется во время утомительных переходов. Когда на привалах все стремятся отдохнуть, он лишний раз прокатится на лыжах (если это зимний поход), а летом добежит до озера, слазает на деревья, достанет кедровые шишки. Энергии у него хоть отбавляй. Его рюкзак всегда тяжелее, чем у других. К этому мы уже привыкли, так как тяжелый рюкзак — единственный способ сдержать его быструю ходьбу. Несколько сутулый, Женя преображается, когда попадает в горы, на камни или скалы. Это его стихия. Он видит, чувствует и понимает камень. Быстро находит короткий и правильный путь для подъема и спуска, то вытягиваясь во весь рост, то прилегая к скале, прижимаясь к ней всем телом. Женино любимое дело — разведка, радиальные выходы, эксперименты в походе. Хорошо ориентируется, хотя иногда группа, подчиняясь его соображениям, делает по десяти и больше километров лишку. Молчалив, но когда говорит, то с вдохновением. Туризм — его любимое дело. Никакие препятствия его не оторвут от походов, он в них ходит со студенческих лет и безусловно будет ходить и дальше.

За десять лет «хождения по походам» мне пришлось общаться с очень многими людьми, говорить о них я мог бы гораздо больше. Число туристов велико. Среди них есть рабочие и служащие предприятий и учреждений, учителя и, конечно, студенты — юноши и девушки. Туристы — люди самых разных возрастов и интересов, но попадая в поход, особенно сложный, они живут одной общей мыслью: пройти намеченный маршрут, еще лучше узнать свою страну. Многие с увлечением и даже некоторым фанатизмом путешествуют из года в год.

Очень важно, чтобы по выносливости и по спортивной подготовке участники похода были примерно на одном уровне. Хуже, когда один-два человека оказываются менее выносливыми, нежели остальные. Подобно тому, как в футбольной или волейбольной команде можно при чрезвычайном напряжении сил других добиться победы при одном-двух игроках, пассивно участвующих в игре, так и в сложных походах неподготовленные туристы оказываются вне интересов и достижений группы. Говоря туристским языком, их протащили по маршруту.

Помню случай, когда я поддался обаянию одной студентки, ее жизнерадостности, задору и страстному желанию пойти с нами в зимний поход по Карелии, начальником которого я был выделен. Меня поддерживали все участники похода, кроме комсорга, упорно говорившего: «Как это? Без тренировки, без опыта и брать ее в сложный зимний поход? Это безумие! Намучаемся с ней».

Все же спор решился в пользу Нины. Да и как было не взять ее? Маленького роста, насмешливая, с лукавыми искорками в черных глазах, живая, подвижная, веселая ... «Вынесет!» — думал я, глядя на нее. Всегда она хотела быть полезной, всем помогала, создавала сердечную атмосферу простоты и непринужденности. В поезде даже у скептика, не хотевшего ее брать с собой, смягчилось настроение.

Вышли мы на маршрут Нюхча — Хижозеро — Сегежа. Погода стояла хорошая: было морозно, но безветренно, а в лесу даже тепло. Нина держалась весело и бодро, лучше других, подмечала красивые виды и не уставала восхищаться ими. А кругом под тяжестью снега гнулись могучие ветки деревьев, сквозь которые проскальзывали лучи низкого северного солнца.

До деревни Хижозеро, которая находится километрах в семи — десяти от железной дороги, добрались без особых приключений. Дальнейший путь был значительно тяжелее: начались трудные будни походной жизни. Мы, имея опыт прежних походов, переносили их довольно легко, а Нина явно сдала. Не стало слышно ее смеха, умолкли шутки. А тут еще во время перехода по Выгозеру ударил мороз — температура была минус сорок градусов. Становилось тяжелее идти. Туристы помогали друг другу, следили, чтобы кто-нибудь не поморозился. Нина замерзла окончательно — вся съежилась, оттертые товарищами пальцы не сопротивлялись морозу. К вечеру она еле передвигала ноги. Ее освободили от груза, одели возможно теплее. Вот когда я понял правоту комсорга и свою безответственность при включении Нины в группу. Что делать? Начальник похода должен быстро принимать решение, и я его принял: направил группу вперед в близлежащую деревню, которая по нашим расчетам была от нас не далее шести — восьми километров и в которой мы предполагали заночевать, а сам остался с Ниной. Двигались медленно.

Появилась хорошо накатанная дорога — значит, селение близко. Но дорога вдруг разделилась на две, и трудно было установить в надвигавшихся сумерках, по которой из них прошла группа. С тревогой я взял направление, показавшееся мне правильным. Действительно, вскоре мы добрели до небольшой деревушки, где жило несколько семей рыбаков. Устроив Нину в крайней избе, я пошел искать товарищей, но, увы, никто их не видел. Измученная девушка, поужинав и согревшись на печке, крепко уснула, а я в тревоге за друзей бодрствовал всю ночь. Чуть забрезжило, я встал на лыжи и отправился в лес. Не прошел и двух километров, как услышал голоса — это шла группа. Оказалось, наши товарищи выбрали вчера другое направление на том месте, где дорога раздваивалась, и, проплутав часа два, остановились на холодную ночевку... Все хорошо, что хорошо кончается. Но этот урок запомнился навсегда. После карельского похода я особенно тщательно подхожу к подбору группы, если сам веду ее, и то же всегда советую другим.

 

* * *

Особенно строгим должен быть отбор туристов в сложные зимние походы. По Приполярному Уралу ходили мои близкие друзья, ходил и я зимой 1955 года. Помню, у нас был маршрут протяженностью около трехсот километров по ненаселенной местности. Мы провели двенадцать холодных ночевок в условиях таежного леса и уральской тундры. И, быть может, кому-нибудь это покажется странным — начальником похода была девушка.

Я видел искреннее удивление, застывшее в глазах электрика из поселка Косью любителя-охотника Егорова, который нам дал нарты, когда, внимательно присмотревшись к нашей группе, он обратил внимание на Галю. Оглядев ее щупленькую фигурку в штормовом костюме с огромным рюкзаком за плечами, Егоров с укором сказал:

 — А она-то куда с вами? Заморозите ведь. Себя не жалеете, хоть бы ее пожалели. Не бывало здесь девчат зимой.

Он долго ворчал, а мы поняли, что присутствие девушки даже несколько обидело охотника, делая в его глазах суровую природу севера более обыденной и доступной для человека. Мы не подавали вида, что Галя — начальник нашего похода. Галя же, обычно молчаливая, здесь разговорилась. Из ее рассказов стало ясным, откуда столько смелости и решимости у нее в характере.

Оказывается, Галя родилась на Волге, в городе, который в дни войны стал героем. Война прервала беззаботное детство. Перед Галиными глазами прошли страшные картины обороны города, пожаров. Она видела самолеты, сбрасывавшие бомбы. После войны пришлось совместить учебу с работой на тракторном заводе. Вот она и приучилась с ранних лет к самостоятельности. У Гали была мечта, к исполнению которой она стремилась все те годы, — по окончании вечерней школы поступить в МГУ.

 — Это хорошо, — как бы рассуждая сама с собой, говорила Галя, — что я одновременно и училась, и работала на производстве. Зато без колебаний выбрала физический факультет. И учиться в университете мне было нетрудно, наоборот, больше свободного времени стало, занялась спортом: легкой атлетикой, баскетболом, плаванием и лыжами...

Первые летние каникулы, проведенные в походе по Кавказу, определили дальнейшую Галину судьбу: она стала заниматься туризмом. Побывала на Кольском полуострове, в Саянах, на Тиманском кряже в КомиАССР. И вот теперь вела нас по Приполярному Уралу. Кстати сказать, начальником она оказалась стойким, сумела сохранить дисциплину в группе и в нужный момент поддержать бодрость духа и веселое настроение.

В Москве, в одном из научно-исследовательских институтов, где теперь Галя работает, товарищи по работе часто слышат ее рассказы о походах, которым она продолжает отдавать свое свободное время.

 

* * *

Как-то в один из вечеров у костра в Забайкальском походе мы заговорили о воспитании воли у туриста и стали приводить различные примеры, вспоминать интересные случаи.

Таня рассказала о своем зимнем походе на Урал в студенческие годы. Среди членов группы оказалось несколько «нытиков». Морозы доходили до пятидесяти градусов ниже нуля, и кое-кто повесил нос. На привале общее тяжелое молчание было нарушено громким смехом Тани...

 — Ты чего? —  спросил чей-то сдавленный голос.

 — А я, — рассказывала нам Татьяна, — хохочу, что есть мочи. «Да посмотрите, — говорю, — на себя. Вы ведь на дедов морозов похожи. Бороды-то, бороды! Ой, Димка, а у тебя сосульки висят. А ты, Плюшкин: то ли мужик, то ли баба!.. А мне кто-то в ответ: «А сама-то ты на что похожа? Не поймешь, где ты, где рюкзак!»

А все же, как пояснила Таня, молчание и тягостное настроение были нарушены. Посыпались шутливые сравнения, каждое новое определение встречалось взрывами смеха. Защелкали вынутые из-за пазухи фотоаппараты. И ведь намного бодрее пошли дальше, а вскоре добрели до леса, где разожгли костер и согрелись.

Мне кажется, что Татьяна была права: умение поддержать бодрость в группе чрезвычайно важно в трудном походе.

Если уже пришлось мне говорить о девушках, которые делили с нами все тяготы походной жизни, то хочется сказать, что обе они — Галя и Таня — взаимно дополняли друг друга. Галя много внимания уделяла хозяйственно-бытовым мелочам в походе. Она брала на себя роль завхоза и медсестры, всегда носила при себе жестяную коробочку с пуговицами, нитками, иголками. Случись у кого неполадки в костюме, был один путь — к Гале.

Таня с наслаждением будет рубить и пилить деревья, ставить палатки, но к приготовлению пищи относится с полным равнодушием. Только бы не пригорела, а то достанется от группы. Таня непоседлива и подвижна, как мальчишка. В зимних походах любит тропить лыжню, щелкать фотоаппаратом даже в те минуты, когда рук не хочется на мороз высунуть. Теребит каждого, кто от холода унывает.

Мой походный опыт дает мне право утверждать, что даже очень хорошо организованное путешествие может окончиться провалом, что путешествие по самым интересным местам может оказаться неинтересным, если группа не будет дружной, сплоченной, если люди в ней будут нелюбопытными, необщительными. Словом, и в туризме, как и в любом другом деле, успех решается людьми — все зависит от них.

 

В края далекие

 

Побывав два раза на Кавказе и один раз в Карелии и получив второй спортивный разряд по туризму, я стал подумывать о походе третьей категории трудности, на туристском языке именуемом «тройкой».

Право участвовать в «тройке» предоставляется только опытным туристам. Не так-то просто уйти на много дней в тайгу, где на сотни километров не встретишь людского жилья, где неоткуда ждать помощи и приходится рассчитывать только на свои силы. Первая трудность — это рюкзак почти неподъемного веса. Ведь, помимо питания на тридцать — сорок дней и личных вещей, приходится брать дополнительное групповое снаряжение в виде палаток, веревки для переправы, ружей, пилы. Обычно для такого похода в начале пути подыскивается проводник с лошадьми, чтобы первые восемь — десять дней туристы могли идти налегке. В дальнейшем желательно использовать возможности спуска по реке на плотах. Конец пути с облегченными рюкзаками проделывается пешком.

Подобралась группа — пять энтузиастов-туристов: Сергей — физик, Валя — энергетик, мы с Женей — экономисты, Татьяна — филолог. Над картой СССР устроили предварительное совещание. Намечали район путешествия: «Алтай! Забайкалье! Нет, Тянь-Шань. . .»

 — Саяны, — произнесла Татьяна, сначала робко, вопросительно, а затем все более настойчиво.

Посетить этот далекий, малоисследованный туристами край показалось нам заманчивым, и мы действительно остановились на Саянах.

Мне довелось стать начальником этого чудесного похода, который я считаю самым интересным и удачным из всех мною пройденных. Подобные путешествия не повторяются дважды в жизни. То было замечательное время; молодость, жизнерадостность, мечты, надежды на их осуществление, первые шаги по тайге, неизвестность и романтика, привлекающие туристов.

Мы хорошо понимали, что результат похода будет зависеть от тщательной подготовки. Первая трудность, встретившаяся нам, — не было детальной, отвечающей действительности карты.

Распределили всю имевшуюся литературу по Саянам между членами нашей маленькой группы и раз в неделю устраивали нечто вроде семинара. Часто сведения, полученные из разных источников, не совпадали, и наши споры затягивались далеко за полночь. Но споры эти приносили пользу: мы восполняли пробелы в знаниях о районе путешествия. В период подготовки были радостные дни, когда удавалось разыскать сведения о крае, которые не были раньше известны, найти новую карту, придумать выгодное решение в упаковке вещей.

Саянские горы (Саяны) раскинулись на юге Сибири в пограничной с Монголией полосе. Склоны их покрыты девственной тайгой, скалистые вершины лишены растительности. На обширных просторах Саян зарождается великая водная артерия Сибири — река Енисей с многочисленными притоками. Реки эти носят типичный горный характер, большую часть года они многоводны и текут в крутосклонных долинах.

Саяны нас интересовали по широкому кругу вопросов: географические и природные условия, климат, растительность и животный мир, быт и экономика населения. Интересовались мы и транспортом, изучали возможность забросить груз вглубь тайги. Очень важно было узнать, как обстоит дело с охотой и ловлей рыбы. Занимались снаряжением, проблемой питания во время похода. Однако особое внимание обращали на реки, так как часть путешествия предполагали передвигаться на плотах. Изучали технику плотостроения.

Реки Саян имеют в верховьях большое и неравномерное падение со значительной скоростью течения, каменистое и галечное дно. Питают их в основном дожди и тающие снега. В первой половине лета половодье кончается, хотя иногда среди лета бывают резкие подъемы воды, вызываемые сильными дождями в горах. В самых верховьях реки для сплава не годятся. Но сведения о среднем течении их нас порадовали. Здесь реки спускаются по более пологим горным склонам, пересекают широкие долины, течение замедляется. Кто-то из геологов, бывавших на Саянах, сказал, что с осторожностью на плотах спускаться можно.

Во время подготовки мы послали несколько писем в Туву и Бурят-Монголию. Однажды встречаю Таню — она была выбрана комсоргом группы, — идет радостная и молча протягивает мне письмо из Тувинского района Тоджи. Все сведения из письма в нашу пользу: все продукты на месте есть, лошадей и проводника можно достать за сравнительно небольшую плату. В заключение Лида Сапрыкина, секретарь Тоджинского РК ВЛКСМ, писала: «Комсомольцы горной Тоджи шлют вам пламенный привет и убедительно просят, чтобы вы побывали именно у нас, потому что люди с Большой Земли у нас редкие гости».

Работая над литературой по Саянам в Ленинской библиотеке, Женя обнаружил книгу, которая представляла собой отчет капитана генерального штаба Михеева об экспедиции в Туву, Бурят-Монголию и Монголию в 1909 году. Этим путем по Туве никто из туристов еще не ходил. Нас привлекло озеро Азас — гордость Тоджи, истоки могучей реки Енисея, и озеро Кара-Балык (Черная рыба), находящееся там же. Узнать, что представляют собой истоки Енисея, собирающего воды с западных склонов Восточного Саяна, и истоки Оки, притока Ангары, стекающего с его восточных склонов, познакомиться с природой этого дикого, мало исследованного края — вот цель, которую мы поставили перед собой, собираясь в саянский поход.

Работа Михеева нам помогла при составлении маршрута, местами совпадавшего с маршрутом экспедиции. Так же как и она, мы намеревались пересечь хребет Восточного Саяна на перевале Сайхен-Дабан (Саара-Арт по-тувински).

Напряженная четырехмесячная подготовка к походу, проходившая параллельно со сдачей экзаменационной сессии, благополучно закончилась. И вот мы в Туве, в гостях у тоджинских комсомольцев.

Нас тепло встретили в Тоора-Хеме, центре Тоджинского района. Комсомольцы с гордостью показывали, как меняется жизнь в самом глухом районе Тувы. Перемены были налицо. Заканчивался монтаж электростанции, свежими бревнами блестели дома в поселке колхоза «Пять лет Советской Тувы», где были построены школа и клуб. Часть домов достраивалась, и тувинцы из своих старых юрт могли наблюдать, как заканчивается сооружение их будущих жилищ. Тувинское кочевое население становилось оседлым.

Жизнь Советской Тувы изменилась не только внешне. С новыми жилищами тувинцы приобрели навыки культурного быта. Дети учатся в школах, техникумах и вузах. У тувинцев есть своя письменность и литература. В Тодже работают местные специалисты с высшим и средним образованием — учителя, врачи, библиотекари и служащие учреждений.

Несколько дней мы провели среди новых друзей. Женя изучал тувинский язык, составляя из обиходных выражений карманный тувино-русский словарь, чтобы разговаривать с проводником. Остальные занимались подгонкой снаряжения, доставляли лошадей, договаривались с проводником. А вечера проводили в Доме культуры. Научно-популярные лекции сменялись песнями и танцами, наши выступления чередовались с тоджинскими. Затаив дыхание, все слушали известных исполнительниц тувинских песен Зою Найдаш и Марию Чигжит. Нашего Валю крепко полюбила местная молодежь за хорошее исполнение песен и игру на аккордеоне. Тепло расставались с нами комсомольцы Тоджи, когда мы покидали Тоора-Хем.

Все первые дни похода стояла хорошая погода, ветра не было, ярко светило солнце. Настроение бодрое, приподнятое. Учтя советы тоджинских колхозников, мы соорудили нечто вроде каравана, на практике постигнув способы завьючивания лошадей. Спаренные рюкзаки играют роль вьюков, никаких специальных мешков не требуется. Лямки соединяются соответственно крупу лошади. Рюкзаки подбираются попарно — одинакового размера и веса, чтобы ни один из них не перетягивал. Им придается приплюснутая форма, задний и боковой карманы освобождаются от вещей. На вьюки и седло укладывается еще один рюкзак. Груз туго обвязывают веревкой, чтобы пустые карманы не цеплялись за скалы и ветки деревьев. Чем туже и надежнее обвязаны вьюки, тем меньше возможности стереть лошади холку.

К лошадям мы привыкли скоро, узнали характер каждой. Они хорошо ходили под вьюками, осторожно ступая по камням и болотам. Надежно везли маленькие монгольские лошадки наш большой груз — снаряжение и продовольствие на тридцать дней похода по маршруту Тоора-Хем — перевал Саара-Арт — Орлик протяженностью в четыреста километров.

Вьючный транспорт, помогающий забросить груз в тайгу на значительное расстояние, позволяет сделать походы более содержательными, охватить большую территорию. Освободившись от переноски тяжести на собственных спинах, мы смогли намного увеличить протяженность пути. Мы делали радиальные выходы, устроив базовый лагерь где-нибудь в горах, совершили несколько восхождений на вершины гор, удаленных на сотни километров от сел. Мы шли по забытым тропам, отыскивали новые пути, а это ведь мечта каждого туриста. Двигаясь налегке, мы видели многое из того, что могло бы остаться вне поля нашего зрения, если бы нам пришлось самим тащить рюкзаки. Словом, эффект от похода значительно повышается, если пользоваться вьючным транспортом — лошадьми или оленями.

Удача нашего перехода с вьюками по Саянам объясняется еще и тем, что нам попался очень хороший проводник — Кунджюк. Кунджюк прекрасный охотник, и тайга была для него родным домом. Он знал все тропы, знал названия рек, озер, хребтов и гор, не раз ходил проводником с геологами и, взглянув как-то на нашу карту, знаками показал: «Здесь неверно». Мы ему не поверили, но каково же было наше удивление, когда, подойдя ближе к спорному месту, удостоверились в правоте Кунджюка.

Весь путь Кунджюк не слезал с лошади: «лошадь — друг, без нее пропадешь». С ним была собака, именно с ним, а не с нами. От нас она даже не брала пищи. Кунджюк ехал и за повод держал другую лошадь — вьючную. Третью мы вели поочередно. Пока мы шли с проводником, у нас была возможность проверять правильность пути и рационально выбирать маршрут, советуясь с опытным товарищем.

Я любил наблюдать за Кунджюком. Он делал все неторопливо, обдуманно. Никаких лишних движений, ни одной ненужной вещи в мешке. На привалах он быстро соскакивал с лошади, отвязывал острый, насаженный на длинную ручку топор и резкими взмахами срубал несколько кольев. Кунджюк ставил их шатром, накладывал с наветренной стороны оленьи шкуры. Вот и готова юрта, укрывающая его от любого дождя. Мы еще разбирали рюкзаки, а у нашего проводника горел огонек и уже закипал котелок. Проверив лошадей, он усаживался у огня чаевничать. Питались мы вместе, но чай Кунджюк варил для себя отдельно: белого цвета, жирный, соленый тувинский чай. Трудно представить себе путешественника без него. Ни один охотник не уйдет в тайгу без топора, спичек, соли и чая, который придает ему силу и утоляет жажду.

Наш проводник особенно поражал нас, туристов-горожан, своим предвидением погоды. Однажды он при безоблачном небе предсказал накануне дождь, и этот короткий сильный таежный дождь полил как из ведра в точно указанное Кунджюком время дня.

А недавно я услышал печальную весть: туристы, бывшие в Тодже, узнали, что Бааран Саарович Кунджюк, участник революционного движения в Тодже, член партии с 1928 года, скончался. Хороший был человек!

В саянском походе больше половины пути было пройдено с вьючным транспортом, вполне оправдавшим себя. К нему же мы прибегли через три года в забайкальском походе, но на этот раз все оказалось менее удачным. Попался крайне несведущий проводник, не знавший таежных баргузинских троп. Группа попала в мешанину хребтов с крутыми склонами, по которым лошади не могли спускаться без риска поломать ноги. Мы даже не использовали лошадей полностью: пришлось расстаться с ними раньше срока. Вот как все это получилось.

Группа продвигалась верховьями реки Аллы по довольно четкой тропе. Трое вели лошадей, трое были свободны — менялись через час. Шли, осматривая окрестности. На третий день тропа стала исчезать и пришлось ориентироваться по зарубкам на деревьях. В поисках удобного прохода для лошадей часто переправлялись с одного берега Аллы на другой. Реку переходило по двое с палками в руках, в отриконенных ботинках. Следом направляли лошадей, зацепив повод к вьюкам. Местных лошадок вести по воде не требовалось. Они привычны к здешним условиям, и сами прекрасно выбирают себе дорогу. Не было случая, чтобы они ошиблись. Уверенно, маленькими шажками, пробуя каждый раз, куда ступить, лошадь переходит реку.

Когда последний, едва заметный участок тропы затерялся в густой траве, Таня пошла на разведку. Послышался ее голос: «Стойте, здесь круча, лошади не пройдут!»

Караван остановился, нужно было принять какое-то решение. Жора предложил развьючить лошадей и перенести вещи на руках. Миша возражал: долго, лучше спускаться, поддерживая рюкзаки. Проводник недоверчиво покачал головой: «Если такие спуски будут встречаться и дальше, придется поворачивать назад, иначе лошадей угробишь. Да и страшно будет одному возвращаться по этим местам».

Все-таки решились на спуск с лошадьми. Самого умного и осторожного коня, Принца, пустили вперед. Упираясь передними ногами, осторожно и точно ставя задние в их след, Принц начал спускаться. С трудом поспевали за ним, нужно было поддерживать сползающие мешки. Пятьдесят метров спуска проделали без особых происшествий, если не считать неуважительного отношения одной из лошадок к нашему начальнику — взяла и основательно лягнула его в наиболее трудный момент. К счастью, дело обошлось без повреждений, и, отдохнув после тяжелого спуска, мы двинулись дальше.

Тропы исчезли, засек не было видно. В тайге это явление обычное: на ровном месте тропы теряются чаще, нежели на спусках и подъемах, где звери и люди прилагают больше усилий и оставляют заметные следы, из которых образуется тропа.

Шли недолго — опять река. Новая переправа. Алла обмелела, разбившись на несколько рукавов, и переправляться легче. Мы уже потеряли счет переправам. На третий день добрались до Кабаньего ключа, который справа вливается в Аллу. Именно добрались, так как лошади поминутно проваливались во мху, вьюки цеплялись за деревья и кусты, терлись о скалы. Мы измучились, лошади устали. Их приходилось то подгонять, то сдерживать. Много раз перевьючивали лошадей, укрепляли рюкзаки. Наконец, вышли в такое место, где переправа была невозможна: лошади не могли спуститься к воде.

Что было делать? Перейти самим и переправить вещи? А лошади? Расстаться с ними и остальную часть пути нести груз на себе? Тяжело. Рано отправлять лошадей... Решили поужинать и лечь спать. Издавна говорится, что утро вечера мудренее.

Проснулись с первыми лучами солнца. В то раннее утро оно играло в листве, ослепительными брызгами пробивалось сквозь крону прибрежных деревьев. Берега были покрыты валежником, мхами, травой. Лежали сгнившие деревья, напоминавшие о долголетней жизни. И поверх всего этого хаоса растительности тысячами искр сверкала роса. Тишина. Но стоило прислушаться — различался отдаленный шум воды на перекатах. Он был монотонен и не нарушал общего спокойствия.

По спиленному дереву Жора перешел на другой берег и натянул капроновую веревку. По ней мы переправили рюкзаки. Развьюченных лошадей проводник и Миша перегнали километра за три назад, и там они перебрели реку.

Караван двинулся дальше. Идти с каждым километром становилось труднее. На пути неожиданно вставали крупные каменные россыпи, скалы прижимались к реке, тайга делалась непроходимой. Мы то круто забирались наверх, обходя нависшие над рекой скалы, то с трудом спускались к самой воде и шли берегом. Но и здесь было не легче. На камнях лошади скользили, спотыкались, сбивали ноги. На одной из переправ Принц поскользнулся в воде, намочил рюкзаки. Его с трудом удержали. Лошади выбились из сил. Проводник требовал возвращения домой.

Настал час расставания. С грустью мы смотрели вслед удалявшемуся проводнику. Хоть и мучительны были последние дни, зато мы не несли на своих плечах тяжелого груза. А теперь?

Перед нами была глухомань, тайга. Долины рек, броды, перевалы, скалистые берега. И все это на расстоянии двухсот пятидесяти километров от ближайшего населенного пункта. Правда, есть карта, компас и неистощимый запас оптимизма.

Одни в тайге... Кто из туристов не знает этого чувства оторванности от жизни, от дома. На какую-то долю минуты каждый из нас почувствовал одиночество, все переглянулись, молча, без слов поняв друг друга. Затем несколько смущенно засмеялись, и сразу стало легко на душе и совсем не страшно.

Большой груз давал себя знать, темп ходьбы резко снизился. Отдыхали теперь через сорок пять минут, а ведь с лошадьми делали только один привал — днем. Медленно тянулись эти три четверти часа, зато пятнадцать минут отдыха пролетали молниеносно. Шли то по камням, то по колено в воде, то сквозь густой колючий кустарник. Без тропы. Ориентир — долина Аллы.

Несколько дней наша группа прожила под Баргузинским хребтом; это был необходимый и заслуженный отдых. Да, кроме того, и само место стоило того, чтобы там остановиться. Лагерь разбили на границе леса. Мы бродили по склонам хребта. С ближайших вершин видели, как блестят на солнце палатки-серебрянки. Одни в далекой, безлюдной сибирской тайге! Подобные дневки во время похода, тем более такого сложного, как наш, дороже всего для туриста. Хорошо в дикой тайге, среди гор провести несколько дней — бродить по озерам, болотам, снегам ледника, по скалистым осыпям, подниматься на горы. В руках, кроме фотоаппарата и ружья, нет никакого груза. Ни с чем несравнимое блаженство!

Пешеходный туризм имеет свои большие преимущества. Те, кто им занимается, имеют возможность проникать в самые труднодоступные места, посещать самые дикие уголки страны. Однако практика показывает, что целесообразнее совершать комбинированные походы, используя все возможные способы для транспортировки груза.

Смысл пешеходного путешествия не в том, чтобы протащить на себе груз, проделав какое-то количество километров, а в том, чтобы получить от похода как можно больше впечатлений: преодолевать препятствия, совершать восхождения, фотографировать, собирать гербарии, охотиться. Все это пропадает, когда, нагрузившись рюкзаком весом в тридцать пять — сорок килограммов, турист, кроме тропы, не видит ничего.

 

По воде

 

В сложных туристских походах мне дважды пришлось спускаться по реке на плотах: первый раз в 1953 году в саянском походе по реке Тиссе и второй — в 1956 году в забайкальской тайге по реке Светлой. Кроме того, мне хотелось бы рассказать о передвижении на лодке «бичевником» по реке Шугор в походе по Уралу летом 1955 года.

Сначала о плотах. Заманчивая идея проделать часть пути по саянской тайге на плотах пришла нам в Москве, в дни подготовки к походу. Но кроме большого желания, был только минимум необходимых сведений по строительной технике.

Среди огромного количества рек нашей страны — рек глубоких и мелких, прямых и петляющих, с порогами и перекатами, завалами и водоворотами, с теплой или ледяной водой — есть реки, о которых известно очень немногое. Такой была и Тисса. Мы впервые увидели эту реку, когда вышли к ее истоку и перешли его по камням, даже не замочив ног. Однако чем ниже мы спускались вдоль реки, тем мощнее она становилась, тем сильнее менялся ее характер. И на третий день пути мы шли по берегу Тиссы с одной мыслью: выбрать место для постройки плота.

 — Пора переходить на новый способ передвижения, — говорил Сергей, глядя, как после каждого притока река набирала силу.

Тисса текла в широкой — около километра — долине. Временами группа шла без тропы то по одному, то по другому берегу. Обегая камни, вода клокотала, образовывала гребешки пены. Но с каждым километром воды становилось больше, гребешки постепенно исчезали. Неразумно было идти пешком и искать брода в больших притоках Тиссы, на ее болотистых берегах, когда сама она, приветливая и ясная, спокойно текла в заманчивую даль.

Вечером Сергей настоял на том, чтобы строить плот. Нам не удалось найти подходящей для строительства мелкой заводи на реке. Поэтому по совету Вали начали собирать плот «на рельсах». Положили наклонно два дерева — от берега до воды, чтобы готовый плот можно было столкнуть в воду. Однако по своей неопытности и из-за отсутствия сухостоя материалом для плота мы взяли сырую лиственницу. Все рассчитали правильно, но сырые бревна подвели: грузоподъемность плота оказалась недостаточной. Он поднял только вещи и троих человек, а нас было пятеро. Что делать?

Тут же срубили маленький плотик (салик) на двоих. Его построили быстро, притащив из лесу три небольшие сушины (Сушина — дерево, засохшее на корню) и связав их с помощью ронжин (Ронжина — поперечное бревно, скрепляющее плот, которое вставляется в специально выпиленные пазы) и веревок.

Флотилия готова. И вот мы плывем по Тиссе. Постепенно она становится широкой и глубокой рекой с сильным, но спокойным течением. Река протекает через два озера, одно из них называется Дозор-Hyp. Озеро несколько сдерживает течение реки. Берега мшистые, покрыты лесом. Отчетливо выступают скалы, часто прибрежные деревья низко наклоняются над водой, мешая проезжать у берега.

Большой плот требовал управления шестами. Это было довольно тяжело. Зато на маленьком плоту мы с Женей сидели спокойно и грызли кедровые орешки, так как салик легко соскакивал с камней. Приходилось только отталкиваться от деревьев, преграждавших путь.

Но роли переменились, когда Тисса встретила на своем пути озеро. Теперь большой плот быстрее пошел по воде, а мы с Женей стали отставать. Татьяна, Сергей и Валя то и дело останавливались и поджидали нас. Но салик упрямо не хотел двигаться быстро. Тогда Сергей соединил оба плота веревкой, а остальные в это время соорудили из палатки нечто вроде паруса, употребив два шеста вместо стоек. Остальные шесты использовали как весла.

Вечерело, становилось прохладно. С тревогой поглядывали мы на далекую линию берега и надвигавшуюся темноту.

На наше счастье попутный ветер помог нам добраться до берега, к которому мы, наконец, пристали, изрядно промокнув и продрогнув на ветру. А сколько было происшествий! Устойчивость плотов была различной: если трое сидевших на первом плоту могли спокойно передвигаться по нему, то мы с Женей вынуждены были сохранять полную неподвижность. Как-то Сергей с большого плота наступил на крайнее бревно нашего салика. Салик тут же накренился, и плоты стали быстро расходиться в разные стороны. Чтобы опять их соединить, Сергей и Женя бросились в воду. Вылезли они мокрые и простывшие, но зато ковчег не потерял вещей.

Солнце спустилось к горизонту. Запоздалые блики его скользили по вершинам гор. Ветер стих, и парус повис на шестах. Мы убрали палатку и налегли на шесты, работая ими, как веслами. К счастью, на берег успели высадиться еще до наступления ночи. Быстро развели костер и начали сушиться.

Утром группа встала рано. Оказалось, что мы пристали недалеко от истока реки, где она быстро и шумно вытекала из озера. Разведка, проведенная Таней и Валей, показала, что плыть можно, хотя течение несравненно быстрее прежнего. Река петляла, плот шел от переката к перекату. Редко встречались спокойные места, и большой плот с трудом удавалось удерживать в струе: на поворотах его то и дело выбрасывало на мелкие участки реки. Наш салик, напротив, шел легко. Мы держались позади, чтобы при аварии помочь товарищам.

С первого плота доносится:

 — Впереди перекат...

 — Слева дерево...

 — Камень, камень!

 — Правее шестом!

И все же у самого берега большой плот развернуло. Люди пригнулись, но веткой нависшего дерева сбросило ружье в воду. Обидно! Плот, потеряв управление, сел на камни.

Снова разведка показала, что дальше плыть можно. Но как столкнуть плот? Сняли все вещи. На нем остался один Сергей, а мы с Женей шестами сталкиваем плот. Он сползает с камней. Входим с ним в воду и вводим его в струю. Здесь плот резко разворачивается. Женя, не успев вскочить на него, цепляется за бревна. Плот набирает скорость, и я вижу, как Женины ноги и туловище уходят под бревна...

Упираюсь шестом что есть силы, затем вдвоем с Сергеем мы втаскиваем мокрого Женю на плот. Через секунду нас основательно тряхнуло о камень, бревна содрогнулись. Однако нам удалось, быстро работая шестами, выправить плот и пройти до спокойного места, где легко пристали к берегу. Вовремя мы вытащили Женю! В момент удара плота о камень его могло искалечить...

Загружаем плот и снова двигаемся дальше.

Идем по струе. Плот плывет быстро, но иногда нижняя ронжина цепляется за камни. Надо было нижние пазы делать глубже.

Все время нужна осмотрительность, осторожность и еще раз осторожность. Вот, например, Женя, заглядевшись по сторонам, не заметил склонившуюся над рекой пихту и повис на ней. Салик накренился в мою сторону и, спасая фотоаппарат, я свалился в воду. Было это при сильном течении, но, к счастью, близко от берега.

Однако, если быть внимательным и не ленясь работать в трудных местах, то передвижение на плотах чудесно. И весь этот день мы наслаждались жизнью.

Но на следующее утро идиллия с плотами внезапно кончилась: большой плот с ходу подошел к завалу из деревьев и, упершись в него, стал накреняться. Вещи начали съезжать в воду, два рюкзака отвязались. Действовать приходилось молниеносно. Сергей и Таня взобрались на завал, а Валя, схватив один рюкзак, поплыл с ним к берегу. Тут подоспел наш салик, и мы помогли перекочевать всем на сушу. Мы вымокли с ног до головы, да вдобавок ко всему пошел дождь. Весь следующий день пришлось сушить продукты.

Плот крепко застрял в завале и снять его мы не смогли. Разведка показала, кроме того, что дальше плыть по Тиссе становилось опасным, и мы расстались с плотами. Сколь ни романтичным казался нам этот способ передвижения, осторожность взяла верх. В дальнейшем мы убедились, что сошли с плотов вовремя: Тисса вышла из берегов, сменила русло и текла тайгой меж деревьев, где сплав без риска для жизни невозможен.

Не все таежные реки пригодны для сплава. Чаще только по определенной части реки можно спускаться на плотах, строя их ниже порогов. Иногда возможно разбирать плот и спускать через порог бревна, чтобы потом выловить их и собрать плот ниже порога. При подготовке похода на плотах надо тщательно изучить характер местности, угол падения реки, хребты, идущие параллельно или перпендикулярно реке. Обязательно стоит опросить местных жителей при выходе в поход, главным образом охотников, знающих тайгу. Только взвесив все, можно пускаться в путь на плотах.

Во время плавания на плотах долг каждого туриста — заботиться о спасательных средствах. Одежда должна быть не тяжелой, а такой, чтобы турист без особых усилий мог плыть по воде. На ногах нужно иметь тапочки или кеды. Меры предосторожности — гарантия благополучного исхода во время «приключений». А они на воде бывают чаще, чем на суше.

После спуска по Тиссе мы пришли к выводу, что плавание на плотах — интересный вид активного передвижения. Он требует силы, ловкости, умения видеть и чувствовать реку. Нужна быстрота действия и товарищеская взаимопомощь. Здесь особенно необходимы выдержка и чувство меры. Горная река никогда не бывает одинакова в своем течении, каждую минуту можно ждать от нее сюрпризов. Группа туристов собирает свою волю, напрягает зрение, слух, координирует движения. Все направлено на решение одной задачи: как можно лучше и дольше пройти по реке на плоту, избавив себя от переноски тяжестей. В эти моменты, как никогда, появляется чувство товарищества, заботы о друзьях, ведь туристы доверяют друг другу свою жизнь. И если все предусмотрено, опасного в спуске по реке на плотах мало. Катастрофа может наступить только в результате промаха кого-либо из участников. Поэтому здесь особенно важно, чтобы группа была одинаково сильной, сплоченной.

Вспоминается случай, происшедший на реке Светлой, когда только взаимная выручка спасла нашу забайкальскую группу от несчастного случая.

Идти по забайкальской тайге с тяжелыми рюкзаками было трудно. Когда мы очутились на берегу спокойной реки Светлой, то естественно, что по ассоциации с Саянами возникла мысль о плотах. Нашли небольшой затончик и принялись строить два плота, учитывая ошибки саянского похода.

На берегу свалили сухие прямые пихты. От комля дерева отмеряли расстояние в пять пил и отпиливали верхушку. Бревна старались подобрать одинакового размера: тридцать — сорок сантиметров в поперечнике. Потом их подтаскивали к заводи и спускали в воду для определения плавучести. На верхней стороне бревна надпиливали пазы для ронжины. Связывали бревна при помощи виц. Этот оригинальный способ строить плоты нам показали в Сибири. В лесной чаще срубаются тонкие елочки, пихты или березки. Затем у большого толстого ствола на уровне груди делается зарубка топором, чтобы можно было защемить верхушку срубленного деревца. Комлевая часть его раздваивается, и в нее вставляется палка, которая связывается ремнем или шпагатом, чтобы не выскакивала. Натянутая лоза дважды перекручивается. Она крутится при помощи палки вокруг своей оси и одновременно вокруг ствола толстого дерева. Лоза расщепляется, и волокна ее перекручиваются настолько, что, вынутая из зарубки, она легко связывается обручем. Этот обруч (вица) подводится под два бревна и вставляется в паз, который делается в бревне под ронжиной. Затем одно из связанных бревен спаривается с новым бревном и так до тех пор, пока все бревна не будут последовательно скреплены.

В результате двухдневной работы в затоне мы соорудили два плота, у которых снизу не было поперечной палки, задевавшей в саянском походе за камни на перекатах, а для виц были прорублены пазы. Плот вышел крепким и устойчивым. Греби (весла) мы делать не стали, решили опять идти на шестах. Однако потом убедились в своей ошибке: на порожистых и таежных реках необходимо делать греби. Тогда спокойнее и увереннее чувствуют себя туристы на плоту. И еще один совет: если река порожиста, плот связывать вицами не стоит. Лучше сбивать бревна ронжинами.

...Мы плыли по Светлой. Течение сильное, но спокойное. Светлая вполне оправдывала свое название: прозрачная вода ее струилась среди низких берегов, покрытых пестреющими лугами. От этого вида веяло спокойствием и мягкостью, успокаивающей нежностью красок. А ведь мы только что прошли берегами совсем других таежных рек: мрачной узкой долиной Томпуды, скалистой в своем верховье Аллы и заросшей кедрачом Сагзенной.

Вода в Светлой была пронизана солнечными лучами. А на галечном дне были видны даже мельчайшие травинки и чуть шевелящийся мох. По бокам, у берегов, черными громадами лежали отполированные водой стволы погибших деревьев, между которыми шныряли стаи рыб. Кладбище леса! Под водой оно производит впечатление более сильное, чем бурелом в тайге, заросший мхом.

И вдруг лебедь ... Чудесная белокрылая птица пролетела над нами и, опустившись в воду, такая же светлая и холодная, как и река, поплыла недалеко от плотов. Не промолвив ни звука, мы долго провожали ее взглядом ...

Отдых, полученный на Светлой, был непродолжительным.

Скоро характер реки стал меняться. Теснее сдвинулись горы, появились перекаты, река потекла перпендикулярно хребтам, прорезая их. Вода с шумом проносилась по камням. На пути завалы, водовороты. Об отдыхе на плоту пришлось забыть. Плыли настороженно. Все притихли.

Вот здесь-то и произошел тот случай, о котором я хотел рассказать, когда вспоминал своих товарищей-туристов. О том, как двое из них — Дима и Таня — в нужный момент не растерялись, а проявили заботу о друзьях и находчивость.

Кирилл, Дима и Таня плыли на переднем плоту, Миша, Жора и я — на заднем. Вечерело, и все вслух мечтали о ночевке и ужине. Вдруг со своего плота я увидел, что на переднем что-то случилось: Татьяна, стоя на краю, отчаянно махала нам руками, показывая на берег. Я резко повернул к берегу. Что же там такое? Оказалось, что за одним из поворотов внезапно появился огромный завал из деревьев. Течение несло плот прямо на него. Казалось, люди могли растеряться, опустить руки... Но нет, Дима делает отчаянные попытки повернуть плот в сторону от завала к небольшой протоке, оставшейся с правой стороны. Его усилия, хотя и не спасли плот, но значительно смягчили силу удара о завал. Татьяна сигналила нам...

Когда плот перевернулся, сильная струя воды потянула всех их по течению. Как потом рассказывал Дима, он сильно испугался за Таню. «Смотрю, нет ее. Нет ни у плота, ни у завала. Где же она?  Вдруг из-под плота выплывает русалка в мокрой штормовке». Дима бросился к ней на помощь. Эта помощь действительно была нужна, так как Таня плыла, задыхаясь, толкая перед собой палатку и вылавливая соскользнувший с плота рюкзак.

 — А я, — вспоминала Татьяна, — только хотела испугаться, смотрю, рюкзак тонет, палатка плывет, сразу о страхе позабыла ...

На плотах можно спускаться вниз по течению. Но иногда приходится и подниматься вверх по реке.

Это было летом 1955 года. Мы сошли на станцию Печора, добрались на пароходе по реке Печоре до селения Усть-Щугор. Дальше предполагали по реке Щугор подняться на двести километров до подножия горы Тельпос, и, перейдя через Уральские горы, выйти в Азию.

Дед Поликарп Григорьевич, которого мы разыскали в Усть-Щугоре, обещал научить нас ходить «бечевником», как ходят жители северных рек, и дал лодку, которую мы должны были оставить на метеорологической станции, находящейся у подножия Тельпоса.

Дед по-таежному крепок, и, хотя в волосах у него обильная седина, а большая борода серебрится, глаза ясные, немного лукавые, с хитрецой. Всю жизнь он прожил на Щугоре, и тайга для него родной дом. По Щугору он построил несколько избушек, где живет во время охоты. Предлагал нам останавливаться в них на ночлег.

Подниматься по горной реке очень любопытно. Движение медленнее и привалы чаще, чем при спуске, поэтому больше видишь вокруг.

Дед дал нам плоскодонку. В скамейке, расположенной в трети длины от кормы, проделано отверстие, где укреплена мачта, как для паруса. Вверху мачты отверстие, через которое бечева от кормы, где она привязана, тянется к бурлакам. Бечева длинная, тонкая, но крепкая. Лямки сделаны из бересты: она не промокает, когда кормчий подтягивает к себе бечеву, и лямки тянутся по воде. Кормчий правит веслом, а на обмелевших перекатах в ход пускаются трехметровые шесты с железными наконечниками.

На этот раз у нас группа очень маленькая — всего четыре человека. Мы разделились на две пары и, меняясь каждые два часа, гуськом тянем волок.

Щугор — река живописная. Чистые воды быстро текут по каменистому руслу, в трех местах скованному воротами скал, которые как в зеркале отражаются в воде. Каждое из ворот по-своему красиво. Берега пестрят неприхотливыми цветами севера. Река извивается по нетронутой тайге. На остановках заглядываем в ее непролазную чащу: бурелом преграждает путь на каждом шагу. Тысяча благодарностей деду за его лодку, за лямки, за бечеву!

Дождь. Скользим, срываясь с мокрых камней. Скорее бы в лодку! Там, меняясь с кормчим, можно немного посидеть спокойно и вытянуть усталые ноги.

После дождя устанавливается жаркая погода. Беспрерывно светит солнце, лишь иногда уходя за тучи и ночью чуть-чуть скрываясь за горизонтом, но не лишая нас света. Трудно привыкнуть к этим белым ночам севера! Теряешь счет дням ...

Изредка веет благодатный ветерок, и тогда мы подставляем ему свои искусанные комарами и мошкой лица и вдыхаем аромат таежного леса.

Постепенно продвигаемся вглубь Урала. Бечеву тянем то по каменистому берегу, то пробираясь по скалам. В поисках более удобного пути часто приходится переплывать от одного берега к другому.

Слева остался массив Сабли с остроконечной вершиной. На изгибах реки проглядывают из синей дымки массивы Неройки и Тельпоса. Щугор мельчает. Попадаются лосиные лежневки, на восьмой день пути отмечаем интересное событие: реку спокойно пересек северный красавец лось. Заметив нас, постоял в раздумье и неторопливо повернул к берегу. Мы знаем о запрещении охоты на лосей и потому только любуемся им, а Юра с тоской смотрит на ружье...

Было ясное спокойное утро, когда мы подъезжали к Глубникам. Так называлось то место в верхнем течении Щугора, об опасности которого предупреждал дед: стремительное течение и крупные подводные камни поджидали здесь путников.

Мы с Наташей были в упряжке, когда по натянутой бечеве поняли, что дело неладно. Оглядываемся и видим трепыхающееся дно лодки и Юрия, стоящего по пояс в воде и изо всех сил удерживающего плоскодонку, которую бешено тянет вниз. Алексей вылавливает рюкзаки.  К счастью, они так тяжелы, что камнем падают на дно.

 — Ботинки! Ружье! Аппарат! — кричит во весь голос Наташа.

Мы бросились в воду. Увы! Фотоаппарат подмочен, ружье и ботинки уносятся течением. После долгих поисков Юрий нашел ружье, но Наташины ботинки исчезли в реке ...

И вот... считать мы стали раны. Девчата сушат на берегу продукты, я вожусь с фотоаппаратом, развешены на ветру ковбойки и носки. Алексей ожесточенно закидывает сразу несколько удочек в воду.

Через два дня, петляя меж гор вместе со Щугором, прибываем на метеорологическую станцию, закончив водную часть пути.

Бечевником вверх по течению рек ходят жители многих северных селений. Уральские реки весной сильно разливаются, освобождая берега от древесных завалов. Узкая полоса берега, свободная от тайги, и носит название «бечевник». По этой полосе шли и мы, поднимая вверх по Щугору лодку. Это прекрасный способ передвижения. Он дал нам много незабываемых минут.

Путешествия по воде с каждым летним сезоном приобретают среди туристов все больше горячих сторонников. Обилие рек самых разнообразных режимов способствует этому. Острота ощущений проявляется ярче, когда спаянный туристскими буднями коллектив пробует свои силы в водном походе.

Выбор тут большой: плывут на плотах и байдарках, долбленых лодках и плоскодонках, спускаются по течению и поднимаются вверх по рекам, пользуясь шестами, веслами и бечевником.

Самые интересные и насыщенные впечатлениями дни похода — это те, когда мы движемся по воде.

 

В студеную зимнюю пору

 

Первый серьезный зимний поход я прошел по Карелии в студенческие каникулы 1953 года. Мы шли от станции Нюхча, что стоит у самого Белого моря, пересекли трассу Беломоро-Балтийского канала и вышли к Сегежи. Красота зимнего пейзажа, фантастичность и таинственность заснеженных лесов, возможность во время дневок насладиться катанием на лыжах пленили меня. И с тех пор в зимние походы я троплю лыжню по различным районам Родины. После Карелии —  Кольский полуостров, затем Приполярный Урал, Ветреный пояс в Архангельской области, Карпаты и опять Кольский, только дальше от железной дороги, чем в первый раз.

Интересное сопоставление: в 1954 году на Кольском полуострове мы встретили только одну туристскую группу. Вторично попав туда в 1958 году, я был поражен большим числом туристов, встреченных в пути и в городах Мурманской области. О чем это говорит? Не о том ли, что лыжный туризм приобретает в нашей стране массовый характер, причем в походы ходят не только вблизи городов, но и на далеких окраинах.

Кольский полуостров, Карелия, Архангельская область, Урал стали местом проведения массовых лыжных походов. Зимние путешествия последних лет отличаются и разнообразием, и сложностью маршрутов. Туристские группы на Кольском полуострове проникли в Темные тундры (На Кольском полуострове горы называются тундрами) в западной части и дошли до горла Белого моря на востоке. В разных направлениях ими проложены лыжни: по Хибинам, Чуна-, Монче- и Волчьим тундрам.

Открыты новые перевалы, разработаны новые маршруты.

Кольский полуостров привлекает туристов своими благоприятными климатическими условиями. В самом деле: зима здесь сравнительно теплая, но озера и большинство рек скованы льдом. Средняя высота снежного покрова к февралю достигает пятидесяти — девяноста сантиметров. На высотах и открытых местах крепкий наст. В ясные морозные ночи на небе появляется северное сияние. А главное, что привлекает туристов-лыжников, — это горы, которые подступают к железной дороге с обеих сторон. Подступают настолько близко, что не надо тратить драгоценного времени на подходы к ним. Железная дорога проходит между Хибинами и Лавозерскими тундрами с одной стороны, Чуна- и Монче- и Волчьими тундрами с другой. С любой станции можно наметить интересный маршрут по обеим сторонам железной дороги.

Недаром туристы, тропившие лыжни по разным направлениям Кольского полуострова, единогласно признают, что он стал для них своеобразным зимним туристским курортом.

Но не только Кольский полуостров привлекает туристов в зимнее время. Они прошли по Ветреному поясу в Архангельской области, исследовали хребты Приполярного Урала вдоль Печорской железной дороги.

 

* * *

Помню, было темно, безлюдно и морозно, когда поезд подошел к станции Косью.

Суров климат Приполярного Урала. В зимние дни только на несколько часов выглядывает солнце и, скользя над горизонтом, скрывается, не успев растопить иней на деревьях, бросающих длинные тени. Солнечные лучи не греют, только слепят глаза сверкающей белизной снега. На открытых местах, на реках образуется твердый наст. Ветер сдувает рыхлый снег и уносит его в лес, где одевает им деревья, — они стоят, одетые в белые шубы.

Река Косью течет с гор, а на равнине, в тайге, ее пересекает железная дорога. Нам предстояло подняться вверх по рекам Косью и Недысею, откуда мы предполагали перевалить в долину реки Дурной и возвратиться на станцию Кожим, проделав, таким образом, около трехсот километров на лыжах.

Во время сборов в Косью встал вопрос о транспортировке груза. Посмотрев внимательно на увесистые рюкзаки, которые были набиты до предела, электрик Егоров, знаток здешних мест, у которого мы остановились, сказал:

 — С таким грузом вам только с нартами можно идти.

Зная, что добрую половину пути нам придется двигаться по широкому руслу реки, а горы начнутся дальше, мы стали искать нарты. Но это оказалось не просто. В поселке их никто не продавал, а оленеводы были далеко в тундре. Помог все тот же Егоров.

 — Вижу, — сказал он, — ребята вы хорошие. Жалко мне трудов ваших напрасных, девушку вашу жалко. Берите мои, а мне сотню оставьте под залог. Вернете нарты — деньги обратно получите, бросите, ну ничего не поделаешь. А лучше верните, хороши нарты-то! Центнера полтора увезете. Впрягайтесь цугом. Двое-трое впереди, сзади один колом поддерживает. Ну, с богом!

И мы стали обладателями чудесных егоровских нарт. Они были сделаны просто, прочно и рационально. На самодельные широкие лыжи, расставленные по ширине обычной лыжни, было надстроено подобие детских санок высотой сантиметров пятнадцать — двадцать с таким расчетом, чтобы вещи не касались снега. Нарты были узкие, над полозьями не расширялись. Длина их около двух метров. Когда мы отправились в путь, нарты шли по лыжне, не проваливаясь и не перекидываясь на бок, так как рюкзаки были уложены вдоль них и крепко привязаны. Груз равномерно распределялся по всей скользящей поверхности. Сзади нарты подпирал колом один человек, поддерживая на поворотах и подъемах. Двое шли цугом в упряжке по лыжне, которую тропили первые три человека. Первые трое шли с рюкзаками, в которые были уложены объемные легкие вещи. В наших условиях это было самое целесообразное распределение сил.

И вот мы в тайге. Морозно, но безветренно. Солнце светит так, что больно глазам, одеваем темные очки. Под полозьями нарт и лыжами скрип. Уже скрылись из виду домики поселка, лишь высокие столбы дыма от жарко натопленных печей еще долго виднеются на горизонте. Дорога кончается быстро, и приходит пора тропить лыжню. Теперь мы предоставлены самим себе и можем рассчитывать лишь на свои силы.

Передние лыжники то и дело уходят вперед: нарты задерживают ход, но зато насколько легче идти без груза! Везем нарты поочередно по проложенной первыми тремя туристами лыжне. Отдыхаем и меняемся ролями каждые пятьдесят минут. Наст крепкий. Вдоль полыней проходим осторожно, увеличивая разрыв между друг другом, чтобы не провалиться, затем провозим нарты.

Среди бесконечной белой ленты реки вода в полынье кажется особенно черной, чем-то чужеродным в привычной картине зимы. В самом деле, тридцать градусов ниже нуля и незамерзающая река! Легкие волны ударяются о тонкую кромку льда, и над зияющей раной реки поднимается разреженный пар остывающей воды. Поверхность реки ровная и белая, большей частью абсолютно гладкая. Лишь порой ее однотонность нарушает след зверя, ровной цепочкой убегающий на противоположный берег и исчезающий в кустах с обглоданной корой, вокруг которых примят снег: здесь были лоси. На безжизненных просторах севера жизнь не замирает ни на минуту. Лосиные следы сменяются заячьими, птичьими...

Тихо. Только слышится звук от скольжения лыж и нарт по снегу. Назад уходит накатанная лыжня. Вот по такой бы идти! Но нет, надо тропить лыжню самим.

... Там, где сливаются Косью и Вангыр, на мысу раскинулись избушки охотника Мезенцева. Они стоят давно и даже отмечены на картах тридцатых годов как «изба Мезенцева». Мы очень хотели познакомиться с охотником, круглый год живущим в лесу, вдали от людей, и от него узнать подробности маршрута. Но, к сожалению, Мезенцева не оказалось дома. Видимо, воспользовавшись хорошей погодой, он ушел в очередной охотничий рейд. Мы остановились в его добротном жилище и устроили дневку.

В рубленой избе две небольшие комнатки, соединенные дверью с входом через сенцы. В них много всевозможной хозяйственной и охотничьей утвари. В небольшом лабазе, примыкающем к сенцам, хранятся продукты. Стоят нарты и камусные лыжи (Камусные лыжи — самодельные лыжи, снизу обитые лосиной или оленьей шкурой ворсом по ходу, снятой с ног животного. Эти лыжи не скользят назад). Вокруг избы поленницы дров. Набитая тропинка ведет к проруби. Во всем чувствуется порядок: видимо, хороший хозяин этот таинственный старик. Устанавливаем, что он старообрядец, так как на полке лежат старинные старообрядческие книги в кожаных переплетах и висит литография с картины Сурикова «Боярыня Морозова». На косяке окна много надписей, сделанных туристами, в разные времена гостившими у Мезенцева.

В таежных лесах нашего севера есть много мест, которые являются ключевыми, куда выходят туристы с гор или из долин, куда стремятся, чтобы иметь отправную точку для дальнейшего продвижения. Например, это леспромхоз Куц-Куль на севере Волчьих тундр и избушки в верховьях реки Пече, в Сальных тундрах Кольского полуострова, это селение Хижозеро в Карелии и Калгачиха в Архангельской области, это, наконец, изба Мезенцева на Приполярном Урале. Мне кажется, надо ввести традицию в таких местах делать пометки не ножом на косяках окон, а оставлять небольшой блокнот для записи добрых вестей. Встретить такой блокнот после многих дней пути — это радость не меньшая, чем у альпинистов, когда они снимают на вершинах гор и перевалах записи о восхождениях.

Не дождавшись Мезенцева, вышли в путь рано утром, так как знали, что на расстоянии дневного перехода вверх по Косью стоит еще одна избушка заботливого охотника, где можно переночевать.

Хочется сделать небольшое лирическое отступление и сказать несколько слов об избушках, которые встречает путник на севере в безлюдной тайге. Построены они с одной целью: приютить усталого, озябшего, порой голодного человека. И суровые люди севера неизменно поддерживают эту традицию. Забота о человеке проявляется особенно ярко в необжитых таежных местах. Охотник беспокоится не только о себе, но и о своем неведомом друге. Кому доводилось бродить на севере и в сибирской тайге, тот поймет нашу радость при виде этих скромных избенок. Чаще всего их срубают на берегу озера или перемычке между двух озер, на излучинах рек или в их устье. Разные бывают они: покосившиеся от времени, почерневшие и покрытые мхом, с приставленной дверью и тряпкой, закрывающей разбитое окно. Внутри пол, нары, какая-нибудь причудливая, сделанная из пня табуретка. Посредине засаленный стол с вырезанными ножом инициалами. У входа камин или просто настил из камней — место для огня. В закоптелом потолке дыра, заткнутая тряпьем, для вытяжки дыма. Под потолком привязаны запас соли, махорка, спички и бумага. Иногда можно найти и продовольствие: сухари, крупу. Бывает топор или поржавевшая пила у напиленных дров. И каждый, кто побывает в такой избушке, обязательно нарубит новых дров, пополнит запас спичек и соли.

Вторая избушка, судя по светлому срубу и еще совсем не закопченному потолку, была недавно поставлена Мезенцевым. Дверь плотно входила в косяк, окна были целы.

Через час в камине потрескивали сухие дрова, мы садились за ужин. Под спальные мешки подстелили лосевые шкуры, которые лежали на нарах. Избушка была рассчитана на двух-трех человек. Но где помещаются трое, там улягутся и шестеро, особенно если на улице крепчает мороз.

 — Хорошо ли развесили носки? — спрашивает Галя, начальник похода. — Что-то, мне сдается, гарью запахло. Кто там крайний лежит? Проверить надо.

Проверить! Это легко сказать, но не так-то легко сделать: не хочется вставать с обогретого места. Однако я вспоминаю одну из наших ночевок в избе заброшенной карельской деревни, когда произошел такой случай: положили сушить носки и заснули, как убитые. А носок тем временем затлел. Проснулись, когда изба была полна дыма. Еще немного, и обувь сгорела бы.

Да, пожар в такой избушке удовольствие маленькое. Даже если сами остались бы живы, все равно лишиться обуви равносильно гибели. И я напрягаю волю и поднимаюсь, чтобы исполнить приказание начальника: проверяю носки, переворачиваю обувь. Не обнаружив ничего угрожающего мирному сну группы, снова влезаю в спальный мешок.

Наутро мороз крепчает. В утренней дымке перехватывает дыхание. Легкое дуновение ветерка обжигает щеки. На небритых лицах и меховых ушанках белеет иней от дыхания. Только быстрая ходьба согревает.

— Не везет нам, — замечает Дима. — Сидели у старика, тепло было. А теперь, смотрите-ка, минус тридцать восемь!

Глядим друг на друга, если у кого-нибудь замечаем белое пятно, растираем сухой варежкой. Привалами уже нельзя назвать наши остановки. Какой же это привал, когда, остановившись возле нарт, мы начинаем прыгать, подталкивая друг друга.

Незаметно вошли в горы. Скалистые берега с двух сторон сковывают реку. На ней торосами беспорядочно навален лед, который приходится обходить. Трудно с нартами. По следам лосей, зайцев отыскиваем более удобный путь.

Полдень, а солнце чуть поднимается над горизонтом. Его лучи скользят по гладкой поверхности, застревая на кочках и бросая длинные тени от невысоких деревьев. Лес мельчает. Вдали, в верховьях Косью, показалась гора Манарага. Но мы сворачиваем с Косью по ее притоку Недысею в истоки реки Дурной, по которой пойдем на станцию. Дойдем ли?

Морозный день проходит быстро. А ночь, холодная приполярная ночь тянется нескончаемо долго. Холодные ночевки следуют одна за другой. Мы уже выработали технику быстрого и рационального устройства бивуака, с каждым разом совершенствуя его и изощряясь в выдумках.

Как-то в один из наиболее холодных дней похода, когда термометр показывал минус сорок пять градусов, мы остановились на ночь раньше обычного: хотели лучше устроить бивуак и напилить побольше дров. Место выбрали у поворота реки: сухие стволы деревьев виднелись поблизости.

— Сегодня надо подумать о хорошем костре, — предложила Галя.

— Так, чтобы чертям тошно стало!

— Сегодня надо разморозить мороз! Он будет знать, как порядочных людей морозить. Огоньком его, огоньком!

— Двое пилить дрова, остальные копать яму и бить прорубь, лапник наберем потом. За работу, друзья! — распределяет Галя наши обязанности, хотя все и без того принимаются за дело. Стоять нельзя: замерзнешь.

Двое быстро снимают лыжи и разгребают снег — место для костра и палатки. Гребут алюминиевой лопаткой и лыжами. Задником лыж нарезают снежные кирпичи, а лопатой подрезают снизу и выкладывают их на край ямы. Так постепенно очищается просторная площадка, на которой разжигаем костер из сучьев. Яму расширяем все больше и больше. Постепенно подносим стволы сухих деревьев, распилив их на бревна по четыре-пять метров длиной, и накладываем их на разгорающийся сушняк. Из проруби Дима приносит воду. Закончив заготовку дров и лапника, устраиваемся у пылающего огня. С краю на угольках закипает ужин.

У костра становится жарко, хотя одновременно мерзнет спина. Повернешься, сидишь, греешься, пока опять не поворотишься лицом к огню.

— Сколько там?— спрашивает Дима у Ильи, сидящего у термометра. Все смолкают в ожидании ответа.

— Минус тридцать девять.

— А вроде теплее стало. Разогрелись на работе. Сейчас каша допреет, поедим, потом спать будем, — Галя блаженно улыбается. Она раскраснелась от огня. Глаза блестят. Шутки сыплются одна за другой.

— Давайте обувь сушить, — прерывает Дима. — Чтобы ничего, даже волглого не было. Особенно носки, стельки.

Он прав. Я вспоминаю слова одного геолога, говорившего, что ни при каком морозе не будет обморожения ног или рук, если следить за обувью и варежками. Обморожение происходит только от невнимательного отношения к одежде и обуви. Достаточно не высушить носки, оставить их влажными — ноги замерзают даже при небольшом морозе. При сухих носках ногам только больно бывает, а если размяться, попрыгать, сразу все пройдет. А вот когда носок и стелька волглые, никакими движениями не согреешься. Отсюда и закон «сухих ног», или на туристском языке закон «сухих стелек», именно стелек, потому что носки-то каждый высушит, а про стельки иногда забывают. От обморожения конечностей спасает качество теплых вещей, а совсем не количество. Две пары толстых шерстяных носков и сухие войлочные или суконные стельки в свободных ботинках, поверх которых одеты матерчатые чехлы, гарантируют тепло ногам. Шерстяные варежки и кожаные рукавицы надежно предохраняют руки.

— Ребята, — слышится голос Ильи,— снимаем ведро, а то витамины выкипят...

Ужинаем. Процесс еды приносит человеку приятное ощущение, если у него хороший аппетит. Но человек, промерзший, усталый от долгого пути, физически поздоровевший в спортивном походе, испытывает чувство наслаждения, когда берет в свои руки дымящуюся миску горячей каши. И руки согреваются, и чувствуешь прилив новых сил.

В темноте февральской морозной ночи потрескивает догорающий костер, освещая ближайшие заиндевелые деревья. Огромные уголья растапливают снег и углубляют яму. Потом показывается увядшая трава, пожелтевшие листья. Перебросив обуглившиеся бревна в другой конец ямы, быстро забрасываем место костра толстым слоем лапника и ставим палатку. Снизу идет тепло от нагретой земли, рядом еще догорает костер, от реки палатку загораживает стена снега, выброшенного из ямы. Заготовив топливо на утро, ложимся спать. Залезаем по трое в спальный мешок, строго соблюдая очередность в местах, так как всегда больше мерзнут крайние и теплее средним. Крайним даем меховые куртки, остальные спят в ватниках. С боку на бок переворачиваемся одновременно. Тесно, но относительно тепло.

Затихают голоса. Сразу не заснешь. Лежишь с закрытыми глазами и чудится тебе бесконечная лыжня, петляющая между торосами, нарты, с трудом продвигающиеся вперед, а вдали величественные заснеженные горы. Снится дом и сборы в поход, да и сон ли это? Скорее дремота, но часов через шесть — восемь раздается более бодрое и радостное, чем накануне:

— Сколько?

— Чего сколько? Времени или градусов?

— И того и другого. Ребята, кто самый смелый?

— Семь часов,— вытаскивая руку, говорит Дима.

— А градусов?

— Ну, знаешь, надо быть героем, а я человек скромный!

Ждем команды начальника, разом встаем и быстро налаживаем утренний очаг...

А идти все труднее. Долина суживается, горы наступают на нас. Пришлось разгрузить нарты и нести на себе рюкзаки, правда, значительно облегченные после десяти походных дней. Нарты тащим за собой: жалко бросить. Мы впоследствии доставили нарты Егорову, использовав их на ровных участках пути и провезя пустыми сквозь тайгу.

Группа у нас дружная, веселая, жизнерадостная, полная желания преодолеть все трудности маршрута. Конечно, самая большая трудность зимнего похода — это мороз. Мороз, к которому никак не удается привыкнуть. Человек свыкается с жарой, ветром, переносит недоедание, жажду, но мороз все время дает себя чувствовать. Даже шутками нельзя согреть коченеющие пальцы. Выручает одно — быстрый ход в пути и работа на привалах. Тропление лыжни в течение десяти — пятнадцати минут так согревает, что даже на большом морозе испытываешь желание немного остынуть. На стоянках согревают работа по разбивке лагеря и огонь большого таежного костра.

Но внезапно начинается оттепель. Мы чувствуем себя свободнее, не так скованно, как прежде, больше фотографируем. Однако не успели мы еще насладиться теплом, как пошел снег. Он многопудовыми гирями прилипает к лыжам.

Идем по извилистому руслу Недысея и с нетерпением ждем поворота на перевал, после которого, судя по карте, идти будет гораздо легче.

От правильной ориентировки зависит исход путешествия. А ориентироваться трудно: туман окутывает горы. Длительный путь утомил нас, и все откровенно мечтают скорей свернуть к перевалу. На десятиминутном привале обступили Галю:

— Хватит вертеться по речке, все равно перевала не видно.

— Здесь нам подниматься пора.

— Сколько на крок ни смотри, ничего он тебе нового не скажет.

— Будет острить-то, не до шуток, — замечает Дима.

Галя молчит, видимо, не пришла еще к окончательному решению. Стоя в центре группы, она внимательно прислушивается к нашим суждениям. Потом говорит:

— Нет. Рано сворачивать. Пройдем еще несколько километров, тогда будем выходить к границе леса. Сейчас у нас ложное представление о том, где мы находимся. Нам кажется, что мы прошли больше, чем на самом деле. Учтите, что снегопад сдерживает ход, да и река слишком петляет. Так?

Галины доводы несколько убеждают нас. И снова мы трогаемся в путь. Снегопад не прекращается, тепло. С трудом приходится отрывать лыжи от наста, ноги едва передвигаешь, кажется, гигантскими магнитами их притягивает к земле.

— Уж лучше бы мороз, чем этот проклятый снег, — раздается раздраженный голос Ильи.

— Разнообразие, больше впечатлений, — слышится иронический ответ Димы.

— От такого разнообразия появляется однообразие, — не успокаивается скептик.

И вдруг: «Ребята, пора на перевал, — звучит спокойный голос Гали. — Готовим ночлег, двое пойдут в разведку...».

Граница леса оказалась недалеко от нас, и пока мы варили ужин и готовили ночлег, вернулись разведчики — перевал впереди.

Чертики забегали в глазах нашего начальника. Ее заслуга была в правильной ориентировке. Жарко, почти без пламени горит лиственница, и отблески слабого огня освещают радостные лица туристов: можно считать, что такой сложный и ответственный поход, каким был наш, завершится благополучно.

 

* * *

Зимние путешествия имеют свои особенности. В них необходимо дополнительное снаряжение, умение ходить по замерзшим таежным и горным рекам, подниматься и спускаться с гор.

Долгое время зиму считали мертвым сезоном для туризма. Это в корне неправильное мнение, и массовые дальние походы за последние годы целиком подтверждают ложность подобных взглядов. Лыжные туристские походы с ночевками на воздухе, помимо общего физического развития туриста и закалки организма, укрепляют его силы и веру в свои возможности. При правильной подготовке группы и дружном коллективе не страшны морозы, ветры и вьюга. Мы особенно это почувствовали после двенадцати холодных ночевок подряд на Приполярном Урале. Все мелочи и невзгоды с лихвой перекрывает чувство удовлетворения от преодоления трудностей и завершения маршрута.

Сущность зимних путешествий та же, что и летних. Меняются лишь способ передвижения и режим. Скорость движения по целине, как правило, не превышает двух километров в час, увеличиваясь на открытых местах с крепким настом. Еще внимательнее, чем в дни подготовки к летним походам, необходимо прорабатывать маршрут, рассчитывать питание, выбирать одежду. Тщательная подготовка зимнего похода гарантирует успешное его проведение. А это даст неизмеримое чувство радости и опытному туристу, привыкшему тропить лыжню по нехоженой тайге, и тем более туристу-новичку, плененному красотой северной природы в студеную зимнюю пору.

 

Запомнилось навсегда

 

Как в калейдоскопе, мелькают в памяти картины природы, виденные на туристских тропах за много лет. Навсегда запомнились некоторые эпизоды из походной жизни, встречи, диковинные места. Яркое воспоминание осталось, например, от необычайного водопада в Саянской тайге. Мы шли долиной реки Тиссы в ее истоках. Постепенно нарастал шум падающей воды, но откуда он доносился, не знали: густые заросли по берегу реки закрывали все вокруг. И лишь поднявшись вверх по притоку, увидели в каньоне притока Тиссы огромный водопад.

Водопады — потрясающее зрелище. Мировой известностью пользуются водопады Ниагара, Виктория. Здесь же в тайге водопады никому не известны, не засняты, не зарисованы. Они пленяют своим неожиданным появлением. Их много — все они своеобразны, не похожи один на другой.

Подойдя ближе, мы увидели, что массы воды со страшной силой вырываются из мокрого черного отполированного каньона. Падая на освещенные солнцем камни, вода разбивается белой пеной, играя всеми цветами радуги. Не успев успокоиться, снова сдавленная скалами, река с гулом и грохотом сбрасывается вниз со следующего уступа. На скалах гниют, перепутавшись сучьями, сухие деревья. Над ними тихо покачиваются кедры. Во мху пересекаются звериные тропки, и от грохота воды кажется, что гудит земля.

Стоя у края водопада, можно часами смотреть на постоянно меняющуюся картину движения водных потоков. Можно долго наблюдать различные оттенки струй в момент падения и в месте водоворота, в лучах солнца и под моросящим дождем.

Я встречал водопады в кавказских горах. Одни легкой змейкой спускались со склона горы, другие ревели в глубоких ущельях, в третьих русло реки неожиданно обрывалось после спокойного плеса, и вода стремительно падала вниз. Но все они бледнели при сравнении с водопадом на Тиссе.

Картина была так своеобразна по своей дикой красоте, что мы решили остановиться здесь на ночлег. Хотелось вдоволь налюбоваться водопадом, посмотреть на него в лучах заходящего солнца и в утреннюю зарю.

Нашли место для ночлега, удовлетворявшее всем требованиям туристского комфорта: вода, дрова, сухое, защищенное от ветра место для палатки.

Мы с Сергеем занялись костром. Таня перезаряжала пленки, остальные ставили палатки. Работа кипела. Так всегда на привалах: заранее распределяются обязанности, и безделье этим исключается. И рад бы отдохнуть, да взглянешь на товарищей, самому работать веселее. Общее кончил — за свои дела принимайся, потом сиди у костра, любуйся на красоту природы, беги ближе к водопаду, слушай его нескончаемый шум...

Незаметно наступили сумерки. Вот солнце осветило половину горы, потом меньше, еще меньше, и, наконец, последние лучи его заскользили по вершинам. Постепенно долину реки окутала тьма. Вода горела отблесками костра. Чем-то эта ночь отличалась от предыдущих, когда слишком усталые, едва поужинав, мы скорей ложились спать.

В лагере тихо. Задумчиво глядели мы на горящие поленья. Это не та ночевка, какие бывали в подмосковных походах или на Кавказе, когда у костра царили смех, песни, шум. Но зато сегодня мы смогли вдоволь насладиться диковинным зрелищем таежного водопада, зрелищем, скрытым от глаз городского человека, но доступным туристу.

 

* * *

Запомнилась мне из похода по баргузинской тайге Забайкалья переправа через реку Беремью.

Мы шли хорошей тропой, которая вилась по левому берегу реки Томпуды. Под конец дня разбили бивуак в трех метрах от воды, у самых кустов. Выбрать место получше не удалось: крутая гора почти вплотную подходила к реке.

Вечер не предвещал ничего плохого. Однако ночью пошел дождь. Вода в реке начала подниматься и подобралась к палаткам и продовольствию. Крайнего подмочило, и среди ночи раздался крик: «Вода!..»

Выскочив из палатки, увидели, что надо срочно свертываться. В потоках дождя мы молниеносно сняли палатки, перетащили вещи на крутой берег. Здесь их поставить было нельзя. Накрылись мокрыми брезентовыми полотнищами и стали ждать рассвета. Но хмурое утро не принесло с собой ничего хорошего: дождь усилился, вода в реке бешено мчалась между берегами. Вдоль нашего берега вода была мутной, то и дело проплывали сучья, обломки деревьев. Подобную картину я видел однажды в кавказском походе и поэтому высказал предположение, что с нашей стороны скоро будет большой приток, в верховьях которого прошел ливень и взбаламутил воду. Но почему же этого притока нет на карте? Впрочем, практика походов выработала у туристов неписаный закон: поменьше верь картам, побольше тому, что перед тобой.

Под дождем собрались. Тропу залило водой, и нам пришлось пробираться среди мокрых кустов на склоне горы. Вскоре действительно подошли к большой реке, вливавшей в Томпуду свои грязные воды. Впоследствии мы узнали ее название — это была Беремья. По ширине она равнялась самой Томпуде. Течение было очень быстрым, мутная вода металась меж каменистых берегов.

Дождь не прекращался: над вершинами гор нависли густые серые тучи.

Миша посмотрел на реку и покачал головой: — Придется разводить костер да налаживать переправу, вброд здесь не перейдешь. Двое сразу ушли в разведку вверх по реке. Остальные взялись пилить одно из трех деревьев, росших у самой воды. Работали быстро, часто меняясь. И вот подпиленная и подрубленная пихта под нажимом наших рук рухнула, едва задев макушкой камни противоположного берега. Стремительное течение повернуло дерево параллельно берегу. Печально посмотрев ему вслед, мы взялись за второе дерево. Опять неудача! И третье дерево нас не выручило: не достало до противоположного берега. А больше деревьев возле воды не было. Тут вернулись разведчики и объявили, что удобного для переправы места поблизости нет.

Что было делать? Оставалось только налаживать подвесную переправу. Кто-то один должен был перейти реку, чтобы закрепить веревку за дерево на противоположном берегу.

Обследуем место перехода. Всей группой обсуждаем, кто пойдет на тот берег. Выбор падает на меня: мой высокий рост должен облегчить борьбу с потоком. Вот почему так запомнилась мне та переправа.

Друзья обступают меня и готовят так, как будто я спускаюсь на дно морское. Я крепко затягиваю шнурки на отриконенных ботинках, поверх штормовых брюк ноги обвязываю шпагатом. Карманы освобождаю от вещей и застегиваю булавками. Как при хождении в связке по горам, делаю грудную обвязку, и все мои товарищи становятся на страховку. Длина капроновой веревки сорок метров. Меня страхует Миша, если сорвет и его, нас удержат остальные. Жора приносит легкий, но прочный кол. Опираясь на него, легче будет преодолеть стремительное течение реки.

Вхожу в воду... Бр...р...р. Холодная. Вот уже по колено, по пояс... Я удаляюсь от берега, постепенно натягиваю веревку. Иду медленно, так как малейшее неосторожное движение — и сильное течение собьет меня с ног. Так и есть, падаю. И верные руки друзей вытаскивают меня на берег.

Вторая попытка. Опять борюсь с потоком, неужели он сильнее меня? Вперед! Но... те же камни... тот же неуемный поток... Стремительное течение сносит меня снова. Я бегаю по берегу и пытаюсь согреться.

Выбираем для переправы другое место. Теперь веревкой перевязывается Миша, наш начальник. Он доходит почти до самого берега, но буквально за два метра до земли бурлящий поток сбивает его с ног, тут уже и я энергично помогаю вытащить его на берег. Наметанный глаз увидел именно здесь возможность переправы. Прошу у товарищей разрешения еще раз попытать счастья. Грудная обвязка снова на мне, и снова начинается поединок с силами природы. Конечно, это место более удачно: оно шире, но мельче.

Миша упал возле этих камней, я беру правее и… громкоголосое «ура» доносится до меня сквозь шум воды, когда я упираюсь руками в каменистый берег и лезу на него. Итак, коварная Беремья, мы тебя все-таки победили! Веревка навешена, вот уже движутся по ней рюкзаки, друг за другом переправляются товарищи-туристы. Кто же после этого скажет, что туризм не является спортом? Разве борьба с силами природы, поиски правильного решения поставленных ею задач, воспитание воли и мужества не наполняют туризм элементами спортивного характера? Да вдобавок эти препятствия можно преодолеть только коллективом, группой, а одному человеку они не под силу...

 

* * *

Я буду помнить всю жизнь верховую езду от Орлика до Монды в Саянском походе. В Орлик группа вышла после полуторамесячного пребывания в тайге. Стоял конец августа. К началу учебного года аймачный совет посылал шесть лошадей за преподавателями, и нам предложили перегнать лошадей из Орлика в Монды.

Верхом двести километров! — об этом мы даже не мечтали в начале похода. Никто из нас пятерых не представлял себе, что такое верховая езда в горах, по тропам, болотам, через реки. Некоторые навыки обращения с лошадьми мы, правда, получили, когда с нами шел Кунджюк, и на двух лошадках транспортировался наш груз. Тем не менее, у каждого немного екнуло сердце, когда перед нами остановились шесть оседланных маленьких монгольских лошадей, из которых пять предоставлялись нам. Каждый выбрал себе конька сообразно наклонностям и нраву. Самому невозмутимому из нас — Жене — достался молодой малообъезженный конь, который сбросил неопытного седока через десять километров после выезда. У первого же хутора мы обменяли ретивую лошадку на более спокойную.

Массу новых впечатлений получили мы от своей поездки. Правда, радость первого дня к вечеру сменилась усталостью, и с непривычки очень трудно было ходить. Поэтому на следующий день мы частенько соскакивали с седла и вели лошадей под уздцы. Поразмявшись, снова садились.

Местность менялась на наших глазах. После Орлика мы набирали высоту, держась берега реки Оки. Высокое нагорье Восточного Саяна поднималось к вершине Мунку-Сардык. По обе стороны нашей тропы расходились горные цепи. Хребты рельефно обозначались пирамидальными пиками, острыми гребнями. Глубокие ущелья врезались между горами. Пихту и лиственницу саянской тайги постепенно сменял кедр.

Вот мы уже поднялись на две тысячи метров над уровнем моря. Едем по гольцам, и нашему взору открываются вечные снега Мунку-Сардыка.

— Сюда бы организовать восхождение, ведь это высочайшая точка Сибири, не считая Алтая, — делимся мы друг с другом мечтами о будущих походах.

На пятый день поездки мы уже настолько привыкаем к лошадкам, что езда доставляет нам истинное удовольствие. Да и они, почувствовав нашу уверенную руку, перестают с нами шутить. И мы едем верхом, грызем кедровые орешки, благо в сентябре их великое множество в глуши саянской тайги.

Разве ради подобного наслаждения, доступного туристу, наслаждения от длительной верховой езды на диковатых, но умных монгольских лошадках не стоит опять пойти в поход, хотя бы и с тяжелым рюкзаком?

 

* * *

Еще об одном ощущении, которое часто испытывали мы, туристы, ходоки по далеким, ненаселенным уголкам нашей Родины, мне бы хотелось рассказать. Это чувство гордого удовлетворения тем, что ты побывал там, где редко ступала нога человека.

Помню, с таким настроением мы шли в уральский поход летом 1955 года, целью которого было дойти до массива Тельпоса и подняться на его вершину. Я уже говорил о том, что путь от Печоры до подножия Тельпоса, где расположена постоянная метеорологическая станция, мы проделали «бечевником» на лодке по Шугору.

От работников ее узнали, что три года назад студенты одного из свердловских институтов добрались до вершины Тельпоса, но им не благоприятствовала погода: из-за сплошной облачности они не смогли ничего увидеть. Тем не менее знамя свое и записку они оставили. Значит, свердловчане там были!

Составляем план восхождения и, взяв с собой незначительный продовольственный груз и палатку, уходим на неделю в горы.

Чтобы попасть в долину Нарт-Сю, от которой начинаются подступы к Тельпосу, надо перевалить через невысокий хребет. В этом направлении троп нет. Идем по азимуту (Азимут — угол между направлением на север и заданным направлением) зоной альпийских лугов. Трава достигает в высоту полутора метров. На каменистых склонах растут одинокие пихты, впереди в тумане проглядывает снежник. У одной из пихт шевелится какое-то темное живое существо. Ну, конечно, это...

— Ружье, — не своим голосом бормочет Юрий и, схватив ружье, бежит вперед.

На осыпях хребта переваливается огромный бурый медведь. Завидев грозную фигуру Юрия с ружьем, мишка поворачивается и скрывается за камнями. Дальнейшее преследование его бесполезно, и мы, негодуя на свое ротозейство, идем дальше...

Попадаем в густые облака и только к вечеру приближаемся к северному склону Тельпоса и в густом тумане ставим палатку, разводим костер. Поужинав, ложимся спать, сетуя на то, что мы, как и свердловчане, из-за тумана ничего не увидим, поднявшись на вершину.

Но судьба сжалилась над нами, и утром, проснувшись, мы долго не могли прийти в себя — стояли как зачарованные перед открывшейся панорамой. Люди в группе подобрались бывалые: исходили Кавказ, бродили по Алтаю, поднимались на Красноярские столбы. Но все признались друг другу, что такого непревзойденного по красоте пейзажа еще не встречали.

Туман исчез. Перед нами расстилалась поросшая лесом долина Нарт-Сю. Лес поднимался на горы, но не мог одолеть их высоты: намного не достигая гребней, он кончался, а на серых склонах хребта лежали белые языки снежников. Окрашенный солнечными лучами хребет, который мы перевалили накануне, уходил далеко на запад.

На сегодня — штурм Тельпоса. Пройдя несколько километров по долине через ручейки, мы очутились на перевале, откуда открывался чудесный вид на долину реки Тельпос. Один из ее притоков начинался под нами из светло-голубого высокогорного озера, которое питается тающими снежниками Тельпоса.

На вершину поднимались по юго-западному склону. На чистом небе ярко светило солнце, но от близости снега и свежего ветерка было прохладно. Глаза с трудом привыкли к сверканию снега.

К вечеру выходим на вершину Тельпоса.

Тихо вокруг... И мы молчим. Потом отмечаем свое восхождение салютом из ружья. Находим знамя и записку, датированную 1952 годом. Кладем свою в патрон. Кто-то будет здесь следующий? Долго сидим на вершине, наслаждаясь видом окрестностей. В такие моменты волнует одно: сознание того, что совсем не часто глаза человека видят эти места.

 

* * *

О чем же еще сказать, какое событие походной жизни навсегда осталось в памяти? Конечно, Корнескор  (Иногда это ущелье называют Эбручорр) — ущелье между Монче-тундрой и Чуна-тундрой в западной части Кольского полуострова.

Еще в дни подготовки к походу на Кольский полуостров зимой 1954 года мы услышали, что бывшие там в прошлом году туристы-москвичи не смогли пройти через Корнескор. Кажется, это было одной из причин, почему у нас возник интерес к этому ущелью: не попробовать ли? Но, может быть, и мы устрашимся того огромного ледопада, который наши предшественники не смогли преодолеть?

Придя на кордон Островское, находящийся в пятнадцати километрах от Корнескора, узнали от лесника, что зимой через ущелье никто не ходит.

— Впрочем, попробуйте, может быть, и пройдете, — ободряюще сказал он.

И мы решили попробовать. Группа остановилась на границе леса, разбила лагерь. Когда «тылы были обеспечены», отправились на разведку, оставив в палатке лыжи и рюкзаки. Наст твердый настолько, что свободно можно идти без лыж. Пошли, и вот что увидели: Чуна-и Монче-тундры здесь сходятся углом. Вниз к Вите-губе уходит лесная долина, где белыми плешами выделяются озера. Вверх поднимаются массивы гор, растительности на них мало. Узкое ущелье с отвесными стенами прорезает хребет и большой ступенью спускается в долину. Вот здесь и начинается водопад, который явно не проходим. С высоты двадцати метров, падает небольшая речушка, и ее вода замерзает огромными сосульками, образуя величественный ледопад. Выше ледопада идет плато, за ним четко проглядывает труба ущелья.

Походили мы вокруг да около, поразмыслили и решили обойти водопад слева — подняться по голому крутому склону, выбивая ступеньки в твердом снегу. Это было тяжело, но цель достигнута: ледопад остался сбоку от нас, а мы, пройдя полтора километра по плато, подошли к ущелью. У его входа лежат огромные, высотой до пятнадцати метров камни. Такие же камни загромождают само ущелье. Стены его отвесны, иногда даже имеют отрицательный угол. В снежные зимы ущелье лавиноопасно. Пробираемся в него один за другим и стоим, любуясь видом: от скопления льда, играющего в косых лучах полярного солнца, ущелье сверкает нежно-голубым светом. Выход из ущелья, как и вход, преграждают камни. Пройти можно без лыж сбоку по узкой полоске снега... Спускаемся обратно к своей палатке. Нужно хорошенько отдохнуть, потому что завтра предстоит проделать тот же путь, но уже с рюкзаками и лыжами. Сегодня можно было вволю любоваться причудливостью северной природы, а завтра придется думать о том, как легче, проще и разумнее пройти с грузом. Здесь нужны будут сноровка, ловкость и настойчивое желание преодолеть крутой склон ущелья Корнескор.

Шаг за шагом — иногда на лыжах, иногда подтаскивая их на веревках, отмечая каждые пройденные сто метров пути как победу — мы вторично преодолеваем ущелье.

 

* * *

Много необычного хранит в себе память туриста: картины хаотических отрогов Забайкалья, утренние дымки над широкими долинами голубого Саяна, сверкающие белые шапки двуглавого Эльбруса, темноту южных ночей и белые ночи севера, разноцветные лучи северного сияния и проблески молнии в подмосковных лесах...

Жизнь хороша, когда видишь ее в вечном движении, в беспрерывной смене событий и впечатлений.

 

Близко и возможно

 

Проехав тысячи километров на поезде, пароходе или барже, на самолете или на попутной грузовой машине, а то и верхом на лошади, мы — загоревшие, окрепшие, бодрые — возвращаемся из дальних краев. Еще один поход позади, еще раз побывали там, где только редкие затесы на деревьях вдоль тропы напоминают о человеке.

Вернувшись на работу, с новой силой и энергией принимаешься за дело. И постепенно жизнь вытесняет походные впечатления. Они оживают вновь, когда попадаешь в клуб туристов, где мы собираемся в клубный день для обмена мнениями, рассказов о походах, просмотра туристских кинофильмов! Мы, туристы, привыкли к клубу, открывшемуся семь лет назад на Рабочей улице Москвы. Новое всегда привлекает, и в Московский клуб туристов потянулась молодежь. Там мы впервые услышали разговоры о сложных дальних походах, о спортивном мастерстве, которого может достичь турист. В клубе же мы получали значки «Турист СССР», сдав все нужные нормы.

Клуб туристов ведет большую работу, значительное место в которой занимает пропаганда и организация ближних походов, походов выходного дня.

Это очень большое дело, так как воскресный туризм доступен для сотен тысяч людей.

Важно и другое: воскресные походы — хороший отдых. Немного арифметики: в году пятьдесят два воскресенья, три-четыре из них падают на отпуск, который люди обычно проводят на лоне природы. А остальные воскресные дни? Почему их не прибавить к отдыху на свежем воздухе, почему по воскресеньям не выезжать за город? Тогда активный отдых увеличится до семидесяти — семидесяти шести дней в году, причем он будет распределен равномерно на протяжении целого года. Значит, и человек будет больше и регулярнее отдыхать, чаще дышать целебным лесным воздухом.

По себе знаю, какую гнетущую тоску по свежему воздуху испытываешь в воскресный день и какое непреодолимое желание вырваться за город, особенно тогда, когда недавно вернулся из дальнего похода. Смотришь на людей, безвыездно сидящих в городе, и думаешь: как много теряют они, не заглядывая в ту преисполненную чудес книгу, которая называется «родной природой»!

Часто видишь, как горожане покупают полевые цветы, стиснутые в скупой рыночный букетик, — покупают, потому что любят украшать комнату. Но насколько больше наслаждения можно получить, если самому собрать этот букет пестрых цветов на зеленом лугу или в тенистом лесу...

Природа! Мы с детства привыкли ее любить. Ее — живую, постоянно меняющуюся, обогащающую новыми впечатлениями.

Однажды в апрельское воскресенье в издательстве, где я работаю, мы организовали комсомольский поход под Звенигород. Был солнечный весенний день. Жители города не видят пробуждения природы, а она поразительна по своей красоте. Для горожанина весна — это мутные ручьи, стекающие по тротуарам к водостокам. А мы шли по шоссе через лес, где все ожило: раздавалось звонкое щебетанье птичек, набухли почки на деревьях и кустарнике, ослепительно блестела береста.

— Как красиво, — замечает Алиса, художественный редактор. — Мне теперь ясно, чего порой не хватает при оформлении книг. Настоящей природы не видим, не знаем. А как оживили бы весенние мотивы обложки некоторых книг!

Вот насыпь пересекает реку: весенний разлив затопил низкие места. В зеркальной глади вешних вод отражается лес, и эти слившиеся воедино деревья — настоящие и отраженные — настолько хороши, что часами можно ими любоваться. Солнечные лучи пронизывают голые ветви деревьев и освещают водную гладь. Легкий ветерок рябит воду, а мы идем все глубже в лес...

Нужно успеть насладиться этой картиной ранней весны, потому что через неделю ее уже не будет. На смену придет другая, может быть, еще более прекрасная, но уже не эта.

Пройдут две-три недели, и подсохнет земля. Зеленым ковром оденутся луга, поляны и опушки леса. Вот уже желтеют и лиловеют первые цветы. Когда успели они раскрыть свои бутоны? Шесть дней назад о них и помину не было. Еще неделя — и завершится пробуждение природы от зимнего сна.

И тогда начинается привольная пора летних походов, когда нет нужды искать сухие места, шагать по шоссе. Летом турист расстается с проезжими дорогами. Летом он идет туда, где бывает меньше народа. Ошибочно мнение, что вокруг крупных городов нет малонаселенных мест.

Туристы нашего издательства часто выезжают по субботним вечерам на какую-нибудь отдаленную станцию и там идут не по тропе, а по азимуту, выбрав заранее по карте такое место, где обозначен зеленый массив леса.

Ночь мы проводим где-нибудь в лесу, на берегу реки у костра. Любуемся, как луна отсвечивает бликами в водной глади озера или в волнистых перекатах реки. А ранним утром, позавтракав, опять двигаемся вперед и лишь в полдень останавливаемся, чтобы отдохнуть и искупаться.

Мы проходим глухие, темные места, куда редко заглядывает человек. В таком лесу прохладно даже при ярком солнце, которое с трудом пронзает своими лучами крону деревьев. В чащобе смешанного или елового леса чувствуешь защиту и от дождя. Капли его не достигают земли, а застревают на ветках деревьев.

Сколько незабываемых картин остается в памяти после такого летнего похода: ранее утро с прохладной росой, неумолчное пение птиц, жаркий полдень среди цветов, розоватые тона заката, гроза... А мы один на один с природой...

Весна, лето, осень... Мы посещаем исторические места, места сражений Великой Отечественной войны, осматриваем архитектурные памятники, знакомимся с усадьбами русских писателей и поэтов: Тютчева, Чехова, Аксакова. Эти прогулки делают походы содержательнее, еще интереснее.

Игры на воздухе также увлекают туристов, особенно молодежь. Сетка, футбольный и волейбольный мячи всегда лежат в рюкзаках рядом с книжкой стихов.

Летом мы по-разному проводим походы: используем байдарки, спускаясь на них по рекам, берем на прокат лодки для прогулок по водохранилищу, едем на велосипедах...

Так продолжается, пока землю не скует мороз, поля не покроет снег, а леса не оденут свой белоснежный наряд. Тогда мы становимся на лыжи.

Что лыжный спорт стал у нас массовым, несомненно. Достаточно в воскресный день сойти с поезда на любой пригородной станции, чтобы удостовериться в этом. С раннего утра, еще в синеватой дымке зимнего рассвета, приезжает молодежь, в более поздний час — люди постарше. Некоторые едут с детьми, а вот и совсем замечательная картинка: родители и старший сын с лыжами в руках, а рядом пятилетний малыш. Отец несет детские саночки. Став в лесу на лыжи, он одновременно повезет и санки. Зачем лишать младшего члена семьи чудесного зимнего воздуха? Доберутся до горки, и тут начнутся самые настоящие «семейные» соревнования.

Стайками покидают поезд школьники с вожатыми или учителями. Они веселы и возбуждены: нужно хорошенько потренироваться перед районными лыжными соревнованиями. Но кроме этой цели, есть еще одна — попутно ознакомиться с историческими местами, побывать в музее. Для этого и сидели вечером, выбирая маршрут.

Лесные дороги, замерзшие русла рек с берегами, удобными для спуска, пестреют от разноцветных лыжных костюмов. В этот погожий зимний день старость, болезни, дурное настроение — все уходит прочь от людей, вставших на лыжи. День солнечный и тихий. Искрится иней на заснеженных деревьях, сверкает лед на реке. Хороши маленькие елочки, которые нежными густыми веточками словно поднимают вверх сияющие снежные шапки.

Выезжали как-то и мы со своей турсекцией издательства в воскресный зимний поход.

Решили пройти к верховьям Клязьмы. Сразу возле станции попадаем на лыжню, которая ведет в лес. Лыжников много, и мы идем в общем потоке.

Начало было хорошим, но вскоре то у одного, то у другого стали соскакивать крепления. Общая скорость движения несколько снизилась. Первые далеко вырвались вперед и уже катались с гор, когда потихоньку подтянулись отставшие.

Два смельчака с ходу спустились с высокого берега. Третий сломал задник у лыжи. Это насторожило остальных. Очередь была за девушкой в зеленом костюме.

— Я боюсь... Я осторожно спущусь, — и она сошла до половины горы лесенкой, а затем благополучно съехала вниз. Ее примеру последовали и другие.

— Ой, как здорово!

— Дайте, я еще раз попробую!

Вволю накатавшись с горки, двигаемся дальше. Входим в лес, прорезанный лыжнями. Навстречу попадается много лыжников. Мы свертываем с просеки и движемся по полю. Впереди замелькали машины — шоссе. Пересекаем его у села Черная грязь. А ведь многие и не знали, что здесь бывал Радищев!

Тут же решаем: сегодня, пользуясь исключительно хорошим днем, пройти намеченный маршрут, а на одно из ближайших воскресений наметить тематическую экскурсию, подготовиться к ней и посетить памятные места в этом районе.

Идем по обочине дороги ровно, не торопясь. Хорошо накатанная лыжня приводит к лесу. Со всех сторон нас обступают деревья: маленькие пушистые елочки, большие голые березы, поросль молодой осины. Мелкий кустарник пробивается между ними. Прутья и ветки цепляются за одежду, мешают упираться палками. Зато на полянах идти — одно удовольствие. Держим направление к реке Клязьме. Тяжеловато идти с разнородной по подготовке группой. Три девушки явно отстают: устали. Отстает и товарищ, сломавший лыжу. Приходится задержаться, помня непреложный закон туризма: не оставлять отстающих.

Дойдя до реки, осторожно переходим ее по льду и затем резко сворачиваем, чтобы другой дорогой вернуться на станцию. Попали в овраг. Изогнутые осины и березы обрамлены снегом. На темной зелени елей красиво выделяются шишки. Девушки останавливаются и собирают ветки, чтобы вернуться домой с зимними букетами. Насколько они красивее, чем безвкусно сделанные искусственные цветы, которыми многие украшают комнаты.

Прокладываем лыжню сквозь заснеженный лес. Так тихо, что создается впечатление, будто ветер оберегает снежный убор деревьев.

— Я никогда не думала, — признается одна из девушек, — что под Москвой есть такие чудесные места. Даже глазам не верится. Обязательно буду в походы ходить!

«Ага, попалась!» — думаю я, глядя на ее раскрасневшееся лицо и блестящие глаза. А ведь верно! Стоит один раз пройти по удачно выбранному маршруту, как человек чувствует себя покоренным красотой и величием природы и его потянет за город еще и еще раз.

Подходя к станции, многие снимают лыжи и идут пешком, решив, что так будет легче. Но никто не сожалеет о том, что провел воскресный день на лыжах.

— Обязательно пойдем еще и еще раз! — говорят все при расставании.

Конечно, пойдем! Я не сомневаюсь в том, что человек, вкусивший прелесть похода, прошедший в воскресный день с друзьями энное количество километров по туристской тропе или лесной лыжне, может сказать иначе.

 

* * *

Туризм зовет нас. Зовут туристские тропы! Зовут неведомые дали и просторы необъятной родной страны. И каждому ее патриоту надо знать все ее уголки от южных гор до северных морей, от лесистых Карпат до Тихого океана, знать ее равнины и холмы, реки и озера, тундры и тайгу.

В окрестностях больших городов и в отдаленных живописных уголках страны, путешествуя пешком и на лыжах, на плотах или байдарках — любым активным способом передвижения, мы можем познакомиться с замечательной нашей страной.