Антология экспедиционного очерка

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник:  Снежной тропой, сборник туристских очерков с предисловием Л.Л. Бархаша, ОГИЗ – Физкультура и туризм, Москва, 1936 г.

Очерк Жемчужникова описывает зимний переход по маршруту Твибер – Сванетия – Тбилиси (Тифлис). Очерк Малеинова рассказывает об исследовании района Красной Поляны и Гагр на предмет занятий лыжным спортом. Очерк Гущина посвящен лыжному переходу через Местийский и Бечойский перевалы. В каждом очерке описаны особенности использования лыж «телемарк» в горах, организация движения по снегу, фирну и обнаженным от снега участкам гор, приведены распорядки дней движения и  дней отдыха, рацион питания. Экспедиция, описанная Жемчужниковым, не использовала палаток для ночлега. Во время похода, описанного Гущиным, проводилось испытание 2-х и 3-х-местных спальных мешков. Малеинов в своем очерке сравнивает типы лыж. Каждый из авторов подробно описывает физическое состояние участников экспедиций. В послесловии Л.Бархаш подводит итоги экспедиций и дает рекомендации по снаряжению и питанию лыжников, путешествующих в горах.

Я.Авдиев описывает зимнюю поездку в Бакуриани по маршруту Бакуриани – Ахалкалаки – Бахмаро с целью исследования условий для создания турбазы. В очерке подробно описаны особенности местного климата и связанные с этим особенности экипировки путешественников. Описан тип лыж, которые были использованы в экспедиции, и управление ими на поворотах, а также условия возникновения лавин. Перечислены три пути на Цхра-Цхаро.

В очерке А.Насимовича коротко представлена характеристика Кавказского государственного заповедника, его расположения, флоры и фауны. Автор описал лыжи, используемые местным населением для передвижения по снегу. Далее им описан лыжный поход по маршруту Киша – Красная Поляна протяженностью около 100 км, проделанный на лыжах «телемарк». В очерке рассказано о снаряжении, питании, дневном рационе и составе экспедиции. Можно найти сведения об устройстве лагерей, способах просушки обуви, требованиях, предъявляемых к лыжам, а также о распределении снежного покрова в горах.

Предисловие

Интересно ли путешествовать зимой? 

Тысячи лыжников уже давно ответили утвердительно на этот вопрос. В путешествиях и вылазках на лыжах есть такие особенности, такие привлекательные стороны, которых не встретишь ни в каком другом виде спорта или туризма.

...Запорошенные снегом ели. Между ними бежит лыжня. Быстрый спуск — лыжник показывает устойчивость, искусство торможения и поворотов. Затем идет медленный подъем. Слегка похлопывая лыжами по снегу, «елочкой» или «ступеньками» лыжник берет склон. Он тяжело дышит. Но вот подъем кончился. Безбрежные дали открываются с высоты. Синеют леса, сверкает снег на солнце, здесь и там живописно разбросаны селения. Взор тянется к далеким, вздымающимся на горизонте горам. Впереди — новый, еще более заманчивый маршрут... Крепкий мороз пощипывает щеки; легко скользят лыжи. Незаметно бегут назад километр за километром. Все ново, все интересно кругом: природа, деревни, след зверя, пересекающий дорогу.

В деревне у колхозника или в дремучем бору у лесника — гостеприимный приют. Вопросы, рассказы. Так хорошо знакомый лыжнику огромный аппетит утоляется жирными щами со свининой, кашей, чаем с хлебом и с маслом. Оживленный разговор постепенно затихает. Тянет ко сну. Уже приготовлены постели; крепко засыпают лыжники... А утром снова в путь по сверкающему снегу к заманчивым далям. Жадно пьет грудь морозный воздух...

Десятки тысяч трудящихся ежегодно отправляются в лыжные путешествия и походы. На длинных беговых лыжах, на широких лесных, на горных и «муртомаа» под Москвой и Ленинградом, на Урале и под Харьковом, на Сахалине и Камчатке, в Казахстане и Белоруссии совершают туристы вылазки в выходные дни. Идут на расположенные поблизости небольшие горки, в живописные места, в заповедники, в образцовые лесничества, в колхозы и совхозы. На лыжах совершают экскурсии молодые колхозники и сельскохозяйственные рабочие. Многие из них «мастерят» лыжи сами, другие получают их на лыжных станциях, сеть которых растет с каждым годом.

Но все же слабо еще используются у нас лыжи. Ряд лыжных походов, путешествий и экспедиций, организованных советами физкультуры, профсоюзами, туристскими организациями, воентурсекторами РККА, показал, что зимой во время отпуска можно отдохнуть не хуже, чем летом. На необъятной территории Страны Советов имеются места, не уступающие прославленным мировым центрам зимнего спорта и туризма — таким, как Давос, Шамони, Сен-Мориц в Альпах, где проводят зимой свои каникулы и отпуска буржуазные спортсмены и туристы. Очень часто наш трудящийся, получив отпуск зимой, отсиживается дома. Летом он бы поехал, допустим, на Кавказ, в Крым, на Алтай, Урал, чтобы ознакомиться там с природой, жизнью людей, социалистическим строительством и в то же время хорошо отдохнуть, загореть. А зимнее путешествие кажется ему неинтересным.

В помещаемых ниже очерках говорится лишь о некоторых районах, где интересно побывать лыжнику. Крепкие и смелые физкультурники пойдут на лыжах через перевалы Главного Кавказского хребта по тем маршрутам, о которых пишут тт. Жемчужников и Гущин. Те, кто пожелает идти на лыжах и в то же время загорать на солнце, направятся в «Абхазские Альпы» — там можно ходить на лыжах в одних трусиках при температуре в 20—30° выше 0. С Абхазских Альп видно Черное море. 8—10 километров спуска — и вы уже в субтропиках, купаетесь в море.

Седой Урал, суровый, покрытый дремучими лесами, состоящими из могучих елей, сосен, мало еще изведан лыжниками. Но пройдет несколько лет, и на Урале будет больше лыжников, больше интереснейших лыжных маршрутов, чем в прославленной лыжным спортом и туризмом Норвегии.

Очень интересно совершить путешествие по Кавказскому заповеднику, где можно наблюдать за жизнью редчайших экземпляров зверей и где много прекрасных снежных склонов.

Любители Севера пойдут на лыжах по Кольскому полуострову, где тьму полярной ночи разгоняют сполохи северного сияния.

В книге указано лишь несколько из тысячи маршрутов, по которым может направиться лыжник-отпускник. В каждой области, в каждом районе, где держится снеговой покров, — а таких большинство в нашем Союзе, — можно совершить интересные лыжные переходы и экскурсии.

Кто может отправиться в путешествия на лыжах во время отпуска? Лыжи доступны всем трудящимся. Но выбор маршрута зависит от физической подготовленности, от умения управлять лыжами. Известные спортсмены нашей страны совершают пробеги от Хабаровска до Москвы. Тысячи километров проходят с большой скоростью наши женщины-физкультурницы. Но это крепкие, хорошо натренированные люди. Новички в лыжном спорте и туризме должны на первых порах проходить в день 10—15 километров; лучше всего им начать с радиальных вылазок из одной точки.

Наиболее широкие возможности имеются для лыжных вылазок выходного дня. Кружки туристов, лыжные секции при клубах, при коллектива физкультуры могут широко использовать эти вылазки, разработав маршруты для людей различных возрастов, для начинающих и подготовленных. В клубах нужно устраивать «уголки» лыжников-туристов, с описанием маршрутов, с фотографиями; широко пропагандировать организуемые лыжные экскурсии, привлекая к участию в них рабочих с женами, с детьми, начиная с 10—12-летнего возраста. В первых вылазках их нужно обучать управлению лыжами. В дальнейшем можно организовывать общецеховые или общезаводские конкурсы на лучшее управление лыжами: как правильно сделать поворот «Христиания», правильно тормозить, сделать упор «плугом». Все эти вылазки должны быть веселыми, радостными и в то же время хорошо организованными — нельзя допускать, чтобы кто-либо отстал или переутомился.

Особый интерес имеют вылазки за город с ночлегом. Каждое крупное предприятие, каждый вуз или институт может зимой организовать свою базу за городом. Можно использовать помещение заводского совхоза или договориться о предоставлении помещения с правлением колхоза, находящегося в наиболее интересном для лыжников районе. Возможна, например, такая форма договора: завком, кружок туристов, лыжная секция физкультуры оказывают колхозу помощь в ремонте инвентаря, в налаживании учета и отчетности, в организации культурной работы. Со своей стороны колхоз предоставляет лыжникам помещение, где за счет завкома, физкультурно-туристской организации ставятся койки, необходимая мебель и пр. Колхоз обеспечивает базу хлебом, молоком, мясом, маслом, яйцами, овощами. Сотни и тысячи таких баз должны быть организованы в ближайшее время, не считая образцовых баз, создаваемых советами физкультуры и профсоюзными организациями.

Нужно помнить: в каждой области, в каждом районе можно найти много маршрутов для интересных лыжных вылазок и экскурсий. У нас могучий подъем в области социалистического строительства и культурной революции. У нас гигантски растут запросы на организацию культурного и здорового досуга со стороны наших стахановцев, со стороны ударников учебы. В ближайшее время лыжни отпускника и производящего за городом или селом выходной день рабочего, служащего, учащегося, красноармейца и командира, колхозника и научного работника должны встречаться во всех тех местах нашего Союза, где есть какие-то возможности покататься на лыжах. А таких мест сколько угодно на необъятной территории великой социалистической родины. 

А. Жемчужников

Первая лыжня на Твибере 

Мы часто собирались в маленькой комнате Л. Л. Бархаша — его первом рабочем кабинете в ЦС ОПТЭ, горячо обсуждая волнующий нас вопрос: можно ли перейти зимой на лыжах Кавказский хребет? В то время еще ни один альпинист не был в горах Кавказа зимой. Ни один смельчак-проводник балкарец или сван не решался зимой пройти через какой-либо из перевалов.

И вот нужно было доказать, что путешествие, непосильное для пешехода, вполне доступно для лыжника. Мы, инициативная группа туристов, были в этом уверены. Недаром каждый из нас отдал лыжам не менее половины своей жизни: Бархаш, один из старейших и лучших лыжников, Скалкин, в недавнем чемпион Москвы по лыжам и второй лыжник на первенство СССР, Серебряков, чемпион РСФСР по лыжам в 1922 г., наконец я, с пятнадцатилетним стажем спортивной и педагогической работы по лыжам.

В Центральном совете мало кто разделял наши взгляды. «Безнадежное предприятие... рискованная попытка...» — вот какие мы слышали отзывы. Даже старейший и мудрейший наш альпинист Василий Логинович Семеновский, проводя с нами беседу накануне нашего отправления в горы, несколько раз повторил, что задуманный переход будет очень труден. «Есть шансы, что все пройдет благополучно, но...» — дальше шло перечисление шансов на неблагополучный исход, и их было так много, что участники экспедиции сурово хмурились.

Однако нашлись и такие люди, которые с энтузиазмом откликнулись на наш призыв. Прежде всего, это были братья Коломенские. Оба — молодые лыжники, увлекавшиеся горнолыжным туризмом и прошедшие хорошую школу на «родине» московских горняков — Ленинских горах. Затем Инюшин, рабочий Тульского завода. Он прекрасно владел горными лыжами, не уступая никому из нас — москвичей. Еще Ширяев, рабочий Сормовского завода, молчаливый, выдержанный и чрезвычайно выносливый, и другие. Всего нас собралось 13 человек, твердо решивших пойти навстречу всем опасностям и невзгодам зимнего высокогорного путешествия.

 

*** 

Экспедиция была назначена на февраль. Маршрут: Твиберский перевал (3 600 м над уровнем моря) — Сванетия — и дальше на юг через Сванетский хребет.

В декабре и январе мы усиленно готовились и тренировались. Два случая надолго останутся в памяти.

Мне было поручено испытать на Ленинских горах участников экспедиции: насколько они подготовлены к походу. Был конец января, и стояли сильные морозы. На укатанных тысячами лыж Ленинских горах при 25° мороза наши лыжи развивали громадную скорость.

В конце испытания я вел группу вниз по крутому оврагу. С естественного трамплина меня выбросило гораздо дальше, чем обычно, и лыжи попали на косогор. Широкие крепления, поставленные на узких лыжах, врезались в снег. Последовало головокружительное падение. С трудом встал. Кисть левой руки не действовала. «Разрыв суставной сумки», — подумал я. «До отъезда (11 февраля) заживет», — утешил себя.

Через пять дней производились вторые испытания — пробег на 50 км с рюкзаками. Здесь уже меня самого проверяли. Отказаться от участия в пробеге значило не идти с экспедицией. Я мучительно вздрагивал, когда больной рукой опирался палкой о снег. С большим трудом выдержал испытание. Через несколько дней мне сделали рентгеновский снимок кисти руки. Оказалось неправильное сращение после перелома пястной кости. Значит, я все 50 км шел со сломанной кистью.

Наконец испытания кончились, состав группы утвержден, получено снаряжение. Его оказалось так много, что мы решили не брать палаток. А после не раз вспоминали о них: спальные мешки из толстой прорезиненной материи и с подкладкой из шинельного сукна плохо грели, мы стучали зубами, ночуя на ледниках при морозе в 20°. Остальное снаряжение было вполне доброкачественным: прекрасные ясеневые лыжи «телемарк», палки, штормовые костюмы, ботинки, кошки, ледорубы и веревки. Взяли с собой и несколько складных примусов.

Вечером 11 февраля в полном снаряжении собрались в ЦС ОПТЭ. Тепло простились с его работниками. Нас даже сфотографировали.

 

***

В поезде все были заняты делом. Требовались и слесарные, и столярные, и портняжные работы: подогнать крепления, подшить лямки рюкзаков... В свободные минуты читали литературу о Кавказе и Сванетии.

Если поезд останавливался там, где был хороший снежный наст, наши неугомонные лыжники и прежде всего Инюшин выскакивали наружу и пробегали на лыжах сотню-другую метров, чтобы затем впопыхах вскочить в тронувшийся поезд.

В Нальчик приехали глубокой ночью. Тишина. На улицах ни души. На базе нас встретили заведующий Вавилов и его помощник Терещенко. После ужина сразу легли спать.

Здесь провели три дня. Вавилов уехал вверх по Чегемскому ущелью, чтобы забросить часть нашего продовольствия. А мы создали первую группу лыжников Кабардино-Балкарии: проводили с ними теоретическую учебу, устраивали учебные лыжные вылазки в окрестностях Нальчика.

 

*** 

На рассвете 17 февраля взвалили на себя тяжелые рюкзаки и тронулись в путь.

В этот день предстояло одолеть на лыжах 35—40 км до Нижнего Чегема. По плану, составленному Бархатом, нужно было пойти влево через предгорья на Нижний Чегем, оставив справа шоссе: таким образом значительно сокращался путь.

Шли по долинам речек, поднимаясь все выше и выше по сильно пересеченной местности. Все гуще становился кустарник. После четырехчасового пути остановились: густые заросли совсем загородили путь, нужно было прорубаться с топором. Вернулись. Проблуждав некоторое время, узнали от проезжих кабардинцев, что мы сильно забрали влево, к югу, и что путь к Нижнему Чегему лежит гораздо правее.

Поздно вечером, сделав более 50 км, добрались, наконец, до места своего назначения. Сильно устали. Но после ужина и горячего чая все повеселели и укладывались спать с самыми радужными надеждами.

Последние километры перед Верхним Чегемом мы проходили в сжатом горами ущелье. Снега не было. Сняли лыжи. Узкое ущелье уходило вверх вертикальными стенами. Где-то далеко верхушки скал золотило солнце. Дорога шла по каменному карнизу. Местами на сотни метров мы двигались под нависшими каменными громадами. Внизу бурно неслась река Чегем, с грохотом ворочая камни. Голоса терялись. Разговаривали только жестами.

В теснине Суазу находятся знаменитые водопады, летом шумно низвергающиеся с высоты нескольких сот метров. Сейчас они были скованы морозом. На темных стенах ущелья ледяные сосульки отливали голубыми, зелеными тонами. Местами нависали огромные ледяные карнизы.

Ближе к Верхнему Чегему ущелье расширилось. Впереди начали вырисовываться громады Главного Кавказского хребта. Но трудности были еще впереди.

 

*** 

Солнечным утром 19 февраля мы вышли из Верхнего Чегема в Караул-кош. Оттуда рукой подать до ледника, но это была труднейшая часть пути. Снега все не видно. Шли левой стороной ущелья, по мерзлой земле и камням.

Жители последнего селения в ущелье Булунгу, провожая нас, высыпали на крыши своих каменных жилищ.

У слияния потоков Башиль-аузу-су и Гара-аузу-су, образующих реку Чегем, перед нами вздыбилась гора Тихтенген, одна из самых неприступных на Кавказе. Перешли через мост; далее — то правому берегу потока Гара-аузу-су. Все чаще и чаще появлялись участки, покрытые снегом, скрывавшим русло реки. Наконец река совсем спряталась под белой пеленой снега. Мы встали на лыжи. Скользя между валунами, часто наклонялись под сосновыми ветвями, готовыми каждую минуту осыпать нас снегом.

Уже смеркалось, когда мы добрались до коша. Здесь нас ждал сытный ужин, приготовленный т. Вавиловым, прибывшим сюда на сутки раньше нас. Приятен был отдых у огня. Завтра дневка. 

** * 

Ясное утро. Вокруг коша — небольшие плешинки нерастаявшего снега. Вверх по склону уходили стройные сосны. Напротив — мрачные склоны Тихтенгена. Умылись ледяной водой нарзана, выбивавшегося тут же из-под снега.

Ледник начинался километра на 1 ½  выше по ущелью за грядой соснового леса. Бархаш организовал разведку к леднику с целью заброски туда груза. Я остался в коше и использовал свободное время для испытания норвежской лыжной мази «Scare» на снегу ледника. Прекрасно действующая на лыжи в равнинных условиях, мазь здесь оказалась совершенно негодной. Лыжи при подъеме стремительно «отдавали» назад: нужно было употреблять нашу самодельную резиновую мазь. Она «держала» хорошо.

Стояла прекрасная погода. Чистое небо. Утром и вечером полная тишина, днем дул ветер с ледника.

Уже смеркалось, когда вернулись разведчики. Они установили полную доступность дальнейшего пути, — правда, тяжелого из-за большого количества полуобнаженных мореных камней.

*** 

В день выхода на перевал, 21 февраля, поднялись в 4 часа утра. Предусмотрительный Е. Вавилов захватил «летучую мышь», и мы при ее свете наскоро закусили. В 5 часов тронулись в путь.

Слабый свет звезд чуть освещал лыжню. Все, кто ходил на разведку, были снаряжены легко: их груз остался наверху. Я же тащил туго набитый рюкзак и боялся «зарезаться» на первых же километрах. Но путь до ледника мы одолели легко, на язык его взобрались при первых лучах солнца.

Устроили привал. Многие из нас настолько хорошо себя чувствовали, что, сняв лыжи, катались в горных ботинках по твердому фирну, делая «христианию». А. Ширяев, имевший стаж фигуриста-конькобежца, демонстрировал «кораблик». Но самый молодой и физически еще не сложившийся Реполовский, не справившись с тяжелой нагрузкой пути, вынужден был заявить, что он отказывается идти дальше к перевалу. Мы долго следили за ним, пока он не скрылся в лесу у коша. Там т. Вавилов обещал пробыть еще три дня, чтобы в случае несчастья или непогоды обеспечить нам приют и помощь.

Мы тронулись в путь то скользя по сыпкому снегу, то поднимаясь на кошках по такому твердому фирну, что трудно было заметить наши следы. 

*** 

Путь до перевала шел по леднику «Кулак» в юго-западном направлении, так что солнце освещало нас в течение всего дня. Мы двигались по географически левой стороне ледника, высокой старой мореной, гуськом, с грузом у каждого около 25 кг. Когда брали на плечи рюкзаки, то первые секунды стояли пошатываясь, и казалось, что идти так в гору по камням, через трещины невозможно. Но проходили сотню-другую метров, и рюкзак начинал казаться уже не столь тяжелым.

Шедший первым Бархаш спокойно вел колонну. Дыхание сбивалось только тогда, когда, сняв лыжи, приходилось карабкаться по особенно крутым склонам ледника. Частые отдыхи восстанавливали силы. За исключением отдельных крутых участков, где твердый фирн заставлял пользоваться кошками, путь был не труден. Снег проваливался на 10—15 см.

Труднее, чем другим, приходилось Ю. Коломенскому: он часто останавливался, чтобы зафиксировать на пленку «лейки» тот или другой заинтересовавший его момент, и затем догонял группу.

Уже час дня. Мы в пути восемь часов, а перевала не видно. Там, где несколько расширилось ущелье, на грудах мореных камней устроили привал.

Высота уже сказывалась. Некоторые из нас с мрачным видом отказывались от своих порций сардинок.

Горячие лучи солнца заставили снять шлемы. Нашлись такие, которые сбросили всю верхнюю одежду, оставшись лишь в нижних теплых рубашках. Синее небо было по-прежнему безоблачным. Легкий, ровный ветерок тянул с привала.

Своеобразен вид гор зимой. Если летом белый покров снега бывает загрязнен потоками воды, глыбами лавин и черными пятнами — следами камнепадов, то зимой в горах можно наблюдать только три цвета: белый — снегов, синий — неба и желтовато-коричневый — скал. И куда бы вы ни бросили взгляд, всюду снег девственно чист.

Снова заскрипели лыжи по снегу. Впереди вырисовывалась перемычка перевала. Еще немного усилий, и мы наверху. Горькое разочарование! Один из высоких взметов ледника мы приняли за высшую точку перевала. Впереди тянулось длинное, снежное полотно, упрямо уходящее вверх. Чем ниже садилось солнце, тем тяжелей казались рюкзаки, тем большая усталость чувствовалась в ногах.

Когда солнце уже скрывалось за вершинами гор, мы очутились перед крутым снежником. Несомненно, перевал. К перемычке его справа и слева подходили скалистые хребты, разорванные узким проходом.

Здесь неожиданно возникла горячая дискуссия. Ее трудно было ожидать от утомленных, измотанных людей, которые шли уже 11 ½  часов: на лыжах или без лыж брать этот участок пути? Подняться на лыжах в лоб невозможно: очень круто. Идти зигзагами — значит прорезать лыжней склон и вызвать лавину: крутой скат слева уходил далеко-далеко вниз, слететь туда с лавиной — гибель. Идти в лоб без лыж... какая же это лыжная экспедиция?

Бархаш высказался за то, что нужно идти на лыжах. Начали подъем. Подойдя к склону, пересекли его влево вверх и сделали поворот на 120°, чтобы выбраться на перемычку. Такой поворот на столь крутом склоне очень труден. В. Коломенский перед последним подъемом взял себе на плечи второй рюкзак. Ю. Коломенский не рассчитал своих сил, растратил их на съемках и ослаб. Вот Бархаш благополучно повернулся и пошел вправо. В. Коломенский поднял правую лыжу, чтобы забросить ее носком в обратную сторону и... потерял равновесие. По счастью, в этот момент под ним оказался Инюшин — он поддержал его. Еще несколько метров подъема вверх, и В. Коломенский доставил к «финишу» свой груз в 50 кг. Вслед за ним на перемычке выстроились все участники экспедиции.

Последние лучи заходящего солнца озарили грандиозную картину: справа скалистый отвес, полукругом ограничивал фирновое поле; впереди уходил вниз ледник, терявшийся в синеватых очертаниях гор. Прямо под нами крутой, покрытый снегом спуск около 200 метров.

Семнадцать часов. Более полусуток непрерывной тяжелой работы. Труднейшая часть пути пройдена. Кавказский хребет взят.

Подул холодный ветер. Пора подумать о ночлеге. Наше предположение, что в один переход мы сможем дойти до южного приюта ОПТЭ, не осуществилось. На перевале ночевать нельзя — замерзнем. Спуск очень крутой. Связали вместе три веревки. Бархаш страховал наверху с помощью воткнутого в снег ледоруба, остальные начали поочередно спускаться, держась за веревку.

Я шел предпоследним, за мной — Бархаш. Я помог ему развязать и собрать веревки. Остальные ждали ниже на плато.

Мы все же сделали попытку добраться до лесной зоны при слабом свете звезд. Первые сотни метров по фирновому цирку успели пройти в густых сумерках.

Но вот вся группа сбилась перед крутым спуском, уходящим в безвестную темь. Бархаш и Скалкин с веревкой пошли искать обхода. Всюду они встречали крутизны, терявшиеся в ночной мгле. Ледяной ветер пронизывал насквозь. Зубы наши выстукивали дробь.

Наконец выяснилось: пути нет, нужно устраиваться на ночлег. Отойдя на десяток метров назад, мы сняли лыжи и быстро, чтобы согреться, начали рыть яму и воздвигать снежный вал для защиты от ветра. Яму вырыли длиной метров в 7, шириной около 2 метров и глубиной около 60 см. Со стороны ветра соорудили полутораметровый вал, в него воткнули лыжи. Защита хорошая. На снег положили штурмовки и рюкзаки. На них легли сами в спальных мешках. Все настолько устали, озябли, что и не подумали о еде. Скоро водворилась тишина.

Эта ночь оставила у всех тяжелое воспоминание. Мешки очень плохо грели. Ляжешь на спину — она быстро начинает мерзнуть. Перевернешься на бок — мерзнет бок. И так ворочались долгие часы в полусонном состоянии. 

*** 

Черная ночь сменилась серыми предрассветными сумерками. Вот уже утро легло синими тенями. Вскоре солнце озолотило верхушки гор. Мы продолжали оставаться в мешках, стараясь сохранить остатки тепла и дожидаясь, когда поднимется и начнет греть солнце. Термометр показывал 20° мороза.

В семь часов раздалась команда: «Одеваться», и мы вылезли из мешков. Более предусмотрительные из нас, положившие на ночь ботинки в спальные мешки, надели их свободно. Те же, кто легкомысленно оставил ботинки на морозе, долго грели их на примусе, прежде чем надеть.

Позавтракав всухомятку маслом и галетами, тронулись в путь. Испугавший вчера спуск оказался сплошь покрытым мягким снегом и оканчивался ровной площадкой. Мы глиссеровали сидя. Затем надели лыжи и, сделав несколько поворотов, оказались на поверхности отлого спускавшегося ледника.

От перевала сначала двигались по леднику Лычад. После ледопада, вызвавшего вынужденную ночевку, перешли на ледник Дзинал. Несколькими километрами ниже он переходил в ледник Твибер (все три названия относятся к одному леднику, обозначая лишь разные его части).

Вторая часть ледника Дзинал была очень удобной для прохождения на лыжах. Ровный уклон при однообразном снежном покрове удовольствие доставил мне и Ю. Коломенскому.

Под предлогом фотосъемки мы отстали и затем пустились вдогонку. По прекрасно укатанной лыжне двигались с быстротой 40—50 км в час. На ровной снежной поверхности лыжи скользили легко, без толчков. Когда мы смотрели на снег, то ясно чувствовали, что несемся со скоростью поезда, но стоило взглянуть вверх, вдаль и в стороны на вершины гор, — создавалось впечатление, что мы стоим неподвижно, и только чуть шевелятся лыжи. В несколько минут догнали почти исчезнувших из глаз товарищей. Они уже переходили через засыпанную снегом трещину у начала Твиберского ледника.

После поворота ледника налево снова натолкнулись на трудное место: крутой, усыпанный небольшими лавинами склон оканчивался маленькой площадкой, окруженной трещинами. Спускаться змейкой было опасно — кругом лавины. Спускаться прямо? — Не успеешь развернуться на маленькой площадке и упадешь в трещину. Решили взять спуск лесенкой. Способ очень примитивный, но надежный. Здесь на минуту растерялся всегда спокойный Леша Зикеев: он перешел на прямой спуск и, делая отлогий поворот налево, на снежной кочке потерял равновесие — качнулся вперед, начал падать. Одна из петель бывшей у него на спине веревки зацепилась за носок лыжи. Когда рассеялась снежная пыль, мы увидели, что носок лыжи отломился и лежал в стороне. Авария серьезная.

Выйдя на середину ледника, подальше от лавин и камнепадов, мы сделали привал. В. Коломенский занялся починкой лыжи Зикеева. Остальные закусывали и принимали солнечные ванны. Было очень тепло.

Пока на лыжу Зикеева накладывалась жестяная заплата на заклепках, мы решили двинуться дальше, рассчитывая, что Зикеев и В. Коломенский нас догонят.

Ледник часто пересекали трещины. Со склонов гор срывались камни. Местами мы видели ручейки.

По-видимому, путь наш проходил по срединной морене ледника, так как из-под снега выступали камни, лыжи скользили по неровностям то вниз, то вверх.

Но вот ледник повернул налево, на юг. Здесь он назывался Дзинал-Твибер. Обстановка резко изменилась. Прежде всего, мы значительно ниже спустились, и поэтому было теплее. Снегу здесь было гораздо меньше. Мы почувствовали дыхание весны и уже видели леса Сванетии.

Ниже... Вот и язык ледника. Оглянулись — далеко на севере белел ледник Тод. Слева в ущелье ниспадал ледник Китлод. А внизу под нами из-под льда вырывался поток Твибер.

Спустившись с языка ледника по мокрому и грязному снегу, мы двинулись по руслу потока, еще закрытому глубоким снегом.

Нетерпение возрастало: вон внизу, у начала леса стоит летний приют ОПТЭ. Там можно ночевать не на снегу, а на земляном полу, под крышей, там можно развести костер, согреться, высушиться у огня и — главное — напиться горячего чаю. Медленно приближался лес. Снега в русле потока все меньше и меньше, камни и вода затрудняли путь.

Думали, что через час достигнем хижины. Но вот уже два часа, а мы все шли и шли... Тяжело давили на спины рюкзаки с мокрыми спальными мешками. Только теперь особенно сказались два дня исключительно напряженной работы: немели руки и ноги.

Вдруг все встрепенулись. Забыв об усталости, напряженно стали всматриваться вперед. В полукилометре, на крутом поросшем редким кустарником склоне, двигались темные точки. Люди! Неужели?

Ближе... Мы шли медленно, внимательно присматриваясь. По одежде — безусловно, сваны.

Когда нас разделяло не более шестидесяти метров, мы остановились. То же сделали и сваны. Минута неподвижности. Но вот они начали дружелюбно размахивать шапками. Мы решительно двинулись навстречу.

Вскоре крепко пожимали сильные руки высоких мужественных сванов. Это были храбрые охотники Верхней Сванетии, вышедшие встречать нас, не веря, чтобы глубокой зимой через льды и снега Кавказа, с севера, в Сванетию мог проникнуть человек. До сих пор, когда Сванетия покрывалась многометровым снеговым покровом, только по тропе вдоль реки Ингура отдельные смельчаки с запада, со стороны Мингрелии, пробирались в эту сказочную страну. И многие из них гибли под снежными лавинами. 

*** 

Очень трудно выбраться из Сванетии на юг через Сванетский хребет. Средняя высота его — около 3 500 м. Высота перевалов не ниже 3000—3 200 м. С крутых склонов хребта часто низвергаются лавины. Не один раз сваны, отправляясь после окончания полевых работ на юг через горы, на заработки, гибли под этими лавинами. Однажды у Латпарского перевала лавина похоронила под собой 30 сванов. Все же через Сванетский хребет не раз зимой проходили люди. Но чтобы пройти в Сванетию зимой через Главный Кавказский хребет — такого случая еще не было.

Поэтому весть о нашем приходе взволновала жителей Сванетии. Из Жабежа, самого верхнего селения Сванетии, пришли встретить нас пятеро мужественных сванов. Двое из них — на круглых ступающих лыжах, а трое — просто пешком. Им не верилось, что мы преодолеем зимой страшный Твиберский перевал: в них еще не умерли религиозные предрассудки, и они не знали об огромном преимуществе наших скользящих лыж перед их — ступающими.

У ярко пылавшего в хижине костра они грели руки, разминали затекшие плечи и, улыбаясь, рассказывали нам о горах, о зиме и снеге, о колхозах, о новой удивительной жизни сванов.

Мы не знали сванского языка. Они плохо понимали по-русски. Помогли мимика и жесты. Мы хорошо поняли друг друга, и все были очень довольны. Долго горел костер, пока мы опоражнивали, наливали и снова грели котелки с водой и супом, вознаграждая себя за суровые лишения, перенесенные в походе, и усиленно угощая своих дорогих гостей.

У огня высушили мокрые вещи и перед сном долго беседовали, вспоминая и тяжелое и смешное, что случалось с нами в шути.

Солнечным утром, неспеша позавтракав, вышли в Жабеж. Во главе — сваны. Нас радовало то, что они проведут нас кратчайшим и наиболее безопасным путем. Однако, выбирая путь, удобный для пешехода, они иногда ставили нас, лыжников, в весьма затруднительные положения. Вскоре после выхода из хижины на краю высокого, обрывистого берега потока Ю. Коломенский сорвался и полетел вниз. К его счастью, снежный кулуар, по которому он покатился, вскоре сузился. Коломенский застрял в нем и благополучно был извлечен с помощью спущенных ему лыжных палок.

Перейдя в левую сторону ущелья, мы попали в чащу леса и кустарника. Почти все из нас сняли лыжи и пошли по следам сванов, оставленным ими во время подъема к хижине. Только я и Ю. Коломенский решили до конца не расставаться с лыжами. Мы проделали головоломный путь и очень устали.

Вот и конец лесистого гребня, возвышавшегося над Жабежем. Ниже нас — развалины старой башни. Еще ниже — между уходящими на запад цепями гор раскинулась Сванетия с игрушечными башенками селений.

Вот она, страна, о которой мы слышали так много интересного. Жадными глазами всматривались мы вдаль. Один из наших спутников-сванов выстрелил из винтовки. Это был условный сигнал о нашем прибытии. Когда мы, спустившись под гору, вошли в селение, нас уже встретила толпа мужчин, женщин и, конечно, ребятишек.

Нас привели в уютный, чистый дом, где гостеприимно горел камин. Я снял мокрые ботинки и поставил их к огню. Нас угостили вкусным и сытным обедом. После мы вышли на крыльцо, чтобы посмотреть, как на наших лыжах сваны делают попытки скатываться со снежного пригорка.

Но пора выходить в Местию. Уже час дня. Начали собираться.

При выходе нас встретила целая демонстрация. Развевались красные знамена, их несли недавно организованные пионеры Сванетии, школьники, взрослые.

Так Жабеж встретил первых лыжников, пришедших в Сванетию.

После обмена приветствиями отправились дальше. Сначала мы двигались по целине, но когда размякший от солнца снег начал проваливаться, перешли на дорогу. Не доходя пяти километров до Местии, встретили новую колонну сванов. Ее возглавлял председатель исполкома Верхней Сванетии. Более сотни сванов вышли из Местии, чтобы приветствовать нас.

Последние километры до Местии шли под уклон. Лыжи легко скользили по обледенелой дороге, мы двигались быстро. Но сваны не отставали, они легко, свободно бежали следом. И только на последнем длинном спуске к самой Местии, где лыжи неслись быстрее, чем нам хотелось, мы несколько ушли вперед. 

* * * 

Три дня мы провели в Местии. О них сохранились светлые воспоминания. Мы организовали для сванов лыжный праздник. С утра я занялся приготовлением к нему, сооружая трамплин. Чтобы сваны наиболее ярко представили себе, какое значение могут иметь прыжки на лыжах, мы устроили трамплин у края дороги, где стаял снег, и лыжник, прыгающий с трамплина, должен был перелететь через четырехметровую полосу обнаженной от снега земли.

Кроме прыжков, мы демонстрировали повороты («христианию», «телемарк»), одиночные и групповые прыжки с помощью палок. Зрителей было очень много. В катании на лыжах приняли участие и сваны — молодежь, прошедшая под руководством В. Серебрякова начальный курс лыжного обучения.

В Местии мы провели ряд бесед о значении лыж, нашего перехода и о социалистическом строительстве Сванетии.

На обратном пути разделились на две группы. Утром 27 февраля четверо пошли на запад, вдоль красивой реки Ингура, где вьючная тропа то опускается к шумящему потоку, то вздымается вверх, по узкому карнизу. Восьмерка, под руководством Бархаша, двинулась к Латпарскому перевалу. По трудности перехода Латпарский перевал в зимних условиях немного уступал Твиберскому перевалу.

Через несколько дней мы все сошлись в Тифлисе. Там очень тепло нас встретили альпинисты Грузии. Один из них, Шота Микеладзе, предложил мне ознакомиться с местечком Бакуриани, чтобы судить, насколько возможно там развернуть лыжный спорт. Отказавшись от торжественного банкета, устроенного Грузинским ОПТЭ в честь нашего перехода, мы с ним вдвоем ночью на поезде направились в этот красивый уголок Кавказа.

Курортное селение Бакуриани расположено в «цирке», окруженном со всех сторон довольно высокими цепями гор. Склоны их имеют мягкие очертания и либо лишены растительности (Цхра-Цхаро), либо поросли сосновым лесом, не мешающим, однако, лыжнику скатываться по ним.

Убедившись, что Бакуриани — прекрасное место для развития лыжного спорта, мы с Шота двинулись в обратный путь.

Эта неожиданная поездка скрепила нашу дружбу и внушила мне большое уважение к нему. Трагическая гибель Шота на Казбеке лишила нас одного из лучших товарищей. 

После первого лыжного похода через Кавказский хребет прошло уже пять лет. Теперь можно оценить его беспристрастно. Прежде всего, нужно отдать должное инициативе ЦС ОПТЭ и лично т. Бархаша.

Вопрос о применении лыж в горах, об их прикладном и оборонном значении давно назрел. Нужно приветствовать тех смельчаков, которые для разрешения этой проблемы пошли на большой риск.

Нужно сказать, что не все было благополучно в обеспечении экспедиции снаряжением. Отсутствие палаток могло бы привести к печальным последствиям, если бы не благоприятная погода во время ночевок на ледниках. В следующем году экспедиция через перевал Цанер была застигнута непогодой на высоте около 3 800 м (г. Кель-Баши) и трое с половиной суток провела в палатке при морозе в 20 и 25° при отсутствии видимости и штормовом ветре. Неизвестно, увидели ли бы мы наших друзей — участников этого похода, если бы они по примеру Твиберской экспедиции пошли без палаток.

Андрей Малеинов

В солнечной Абхазии 

Наша группа именуется горнолыжной экспедицией ЦС ОПТЭ. Ее задачи: исследовать район Красной Поляны и Гагр, чтобы определить, насколько он пригоден для горнолыжного туризма. Состав экспедиции — актив горнолыжной секции ЦС ОПТЭ и Московской горной секции: И. Ошер, А. Малеинов, Б. Симагин, Я. Денисюк. Руководитель — т. Ошер.

9 марта мы прибыли в Красную Поляну, откуда сделали 3-дневную вылазку на хребет Ачишхо и 3-дневную вылазку на хребет Псекохо до перевала Псеашхо. Район Красной Поляны оказался весьма подходящим для горнолыжного туризма. Предстояло обследовать горные хребты у берегов Черного моря около г. Гагр. Эти места, по материалам, собранным нами раньше, представляют большой интерес для зимнего туризма. Разительный контраст: субтропическая растительность Гагр, голубые воды Черного моря, теплые весенние лучи южного солнца, фруктовые деревья в цвету, огороды, изобилующие зрелыми овощами, а в 5—6 часах ходьбы от города, наверху — снежный покров толщиной в 2—3 метра, белоснежные вершины и хребты с острыми клыками темных скал, обрамленных снизу зеленой щетиной пихтового леса. Это напоминало скорее суровый Урал, чем теплый, ласкающий Юг.

Утро 17 марта. Наша группа медленно движется по хорошей горной тропке Гагринского ущелья. Внизу далеко синеет море. Подымаемся все выше и выше. Буки и самшиты постепенно исчезают, уступая место огромным зеленым великанам-пихтам. Там, наверху, сквозь зеленую хвою виднеется снег. Приятным холодом веет от него. По склонам через буреломы змейкой вьется тропинка. От Гагр до горной метеорологической станции на Гагринском хребте, куда мы и держим свой путь, 12 километров. Подходим к снегу, надеваем лыжи. У каждого около 30 килограммов груза в рюкзаке; слегка покачивает. Солнечные зайчики, пробиваясь через мохнатые ветви пихт, играют на загорелых потных лицах ребят. Поднимаемся зигзагами: уклон градусов в 25.

Тени становятся длиннее. Лес начинает редеть. Перед нами огромная снежная поляна, уходящая вверх; на вершине снежного склона прилепился небольшой домик метеорологической станции. Часам к 5 подходим к нему. Нас радушно встречают работники станции во главе с заведующим тов. Рудневым. Гостеприимные метеорологи тотчас же отвели нам одну из комнат. На пахучих сосновых стружках мы расстелили свои спальные мешки. С веранды домика открываются красивые виды на Черное море и горные хребты. 

*** 

Вершины гор розовеют под лучами восходящего солнца. Тихо поскрипывают лыжи. На лохматых ветках огромных пихт, словно клочья ваты, лежит снег. Длинной цепочкой растянулся отряд лыжников. Вместе с нами идут наблюдатели станции: начальник Руднев, его племянник, молодой человек лет 19, и широкоплечий с огромной шапкой вьющихся волос Янго Аврамиди. Все они отлично владеют лыжами. Нужно ли снять наблюдение со снегомеров, промерить толщу снежного покрова в различных точках района, пойти в лес за дровами, поохотиться, спуститься в город — наблюдатели всегда передвигаются на лыжах.

Путь наш идет по восточной части Гагринского хребта. Налегке, без рюкзаков движемся, придерживаясь все время вершины хребта, по сильно пересеченной местности. Вдруг идущий впереди резко останавливается, разглядывая что-то под ногами. Подходим к нему, он молча показывает рукой: на снегу четко вырисовываются следы огромных когтистых лап медведя.

Лыжи выносят нас на опушку леса. Мы на холмистом плоскогорье Ашхабишхи (высота 1600—1700 м). Обширные альпийские луга. С северо-востока на юго-запад протянулся мягким рельефом хребет Мамздышхи.

Жарко. Идем без рубашек. Снег мокроватый, но лыжи скользят легко. Подходим к заброшенному пастушьему балагану. Из-под снега высовывается одна лишь крыша. Устраиваем привал, располагаясь на крыше балагана. Тело нежится под лучами солнца. Закрываешь глаза, и кажется, что лежишь на пляже у берега синего моря. Снежок, брошенный кем-то из ребят, попадает мне на голый живот — это выводит из дремотного состояния. Руднев измеряет температуру воздуха, крутя на веревочке термометр. Он опытный метеоролог, с многолетним стажем работы. Солнце играет в стеклах его очков, сидящих на кончике носа. Вот он достает записную книжку и заносит в нее: «Температура воздуха + 25». Затем берет другой термометр, ранее воткнутый в снег, и снова пишет: «Температура снега —20».

Снова на лыжи, снова в путь. Часам к двум поднимаемся на одну из вершин хребта Мамздышхи (высота 1 940 м). Перед нами развертывается красивая панорама гор. На севере виднеются темные контуры скалистой вершины Агебсты; на северо-востоке блестит своими белоснежными вершинами и фирновыми полями Главный Кавказский хребет; на западе лесистые горы и долины выходят к морю; на юго-западе — покатая белая шапка приморской вершины Мамздышхи (высота 1 870 м); на юге — Черное море, поражающее густо-синей окраской. А внизу, под нашими ногами, на востоке — темное узкое Бзыбское ущелье, на дне которого вьется блестящей лентой бурная порожистая река Бзыбь. Наши фотографы наперебой щелкают затворами своих фотоаппаратов.

С вершины спускаемся по новому пути — широкому гребню небольшого хребта. С правой стороны его крутой сброс, обнаженный от снега, с левой — довольно пологие склоны. Вон черным комком по белому ковру, низко присев, катится Боб Симагин, за ним в узкой сбойке (никак не может отвыкнуть!) Яша Денисюк, дальше Ошер, потом, «бразды пушистые взрывая», летит наблюдатель станции, весельчак грек Янго Аврамиди. Ветер свистит в ушах. На быстром ходу легко делать повороты. Снег, искрясь на солнце, серебряным облаком отлетает в сторону.

Часам к 7 вечера приходим на Гагринскую метеорологическую станцию. Ошер, наш шеф-повар и кулинар, готовит ужин. Яша возится со своей самодельной «лейкой», которой он снимает не хуже, чем Ошер настоящей. Боб составляет описание района, в котором мы сегодня были, а я работаю над своим дневником. Завтра выходим дней на 8 в районы Арабика и хребта Берчиль. 

*** 

В предрассветном сумраке, нагруженные тяжелыми рюкзаками, быстро скользим по склону. Большой снежный холм скрыл станцию и силуэты двух людей, махавших нам шапками. Входим в лес. Там еще темно, только верхушки деревьев горят в багряном отблеске зари. Идем по старому, вчерашнему следу. Лямки рюкзака давят плечи, магазинная коробка карабина трет бедро. У Боба при каждом сильном толчке лопатка ледоруба стукается о большой котел, прикрепленный на ремнях к рюкзаку — слышатся низкие, гудящие звуки. Ошер что-то жует.

Лес кончается, мы опять на холмах альпийских лугов. Уходим от старой лыжни, которая изломанной линией убегает на Ашхабишху, к пастушьим балаганам. Лыжи мнут целину. Фигуры товарищей то появляются, то исчезают, словно челны среди застывших огромных волн.

Погода начинает портиться. Голубое небо заволакивают темные свинцовые тучи. Подходим к пастушьему балагану, который приютился около небольшого хребта. Подъем идет круто вверх.

Минут через 20 взбираемся на верхнюю часть хребта. Правая его сторона круто обрывается на север, левая (южная) образует уклон градусов в 15—20. Темнеет. Скоро хребет переходит в острый гребень с большим снежным карнизом.

С моря дует сильный, пронизывающий ветер. На бледном небосклоне резко вырисовывается горный массив Арабика. Решаем идти обратно к балагану и там заночевать.

Крышками от котелков и лыжами откапываем вход в балаган...

Дым костров ест глаза. Закусываем и залезаем в спальные мешки. Костер медленно гаснет, последние угольки бросают красноватый отблеск на наши загорелые и закопченные дымом лица.

***

Густой туман. Отойдешь от балагана метров 5 и уже теряешь его из виду. О дальнейшем пути нечего и думать. Приходится выжидать лучшей погоды. Крыша балагана покрыта толстым слоем снега. К двери нашего временного жилища ведет глубокая траншея, прорытая нами в 3-метровом слое снега

Временами, очень редко, порывы ветра разрывают завесу тумана, и мы, как медведи из берлоги, вылезаем из своего убежища, чтобы полюбоваться снежными пиками, блестящими под яркими лучами солнца. Но снова надвигается белая пелена...

С небольшой горки пробуем кататься на лыжах. Все неровности склона скрадывает молочно-белая пелена.

До предела напрягаю зрение. Лыжи набирают скорость. Вдруг прямо передо мной из тумана вырастает ствол огромного дерева. Резкая «христиания», небольшой толчок в правое плечо — и я несусь дальше, но уже осторожней, слегка подтормаживая «плугом». Наперерез мне выносится Боб. Мелькнули его вихры, улыбающаяся физиономия, согнутая фигура. Секунда, и он скрывается в небольшой ложбинке.

Вдоволь накатавшись, возвращаемся в нашу хижину. Развешиваются над костром мокрые брюки, рубашки, носки. Ребята, вооружившись ложками, усаживаются вокруг котелка с кашей. За починкой нашего поизносившегося снаряжения проходит вторая половина дня.

Надо сказать, что лыжи типа «телемарк» производства Кареллеса и крепления Еркова оправдали себя. Конечно, лучше бы ходить в этих местах (в условиях глубокого снега) на широких лыжах типа Еркова, но при снаряжении экспедиции в Москве мы этих лыж не успели достать.

***

Просовываю голову в отверстие крыши балагана. От вчерашней непогоды не осталось и следа: ярко светит солнце, ослепительный блеск снега режет глаза.

Ошер с Симагиным идут на плоскогорье Арабика. Я и Денисюк быстро скользим на лыжах по небольшой котловине. Наша задача — найти удобный подход к хребту Берчиль. Перелезаем через огромные деревья, вырванные с корней снежными обвалами. Спуск и спуск, ноги устают от напряжения. Ветви хлещут по лицу.

Выбираемся на небольшую полянку. Денисюк поворачивает ко мне загорелое, исцарапанное в кровь, возбужденное лицо. Глаза его блестят, к груди он прижимает драгоценную «лейку». Он страстный фотограф и в самые опасные минуты не забывает о своем фотоаппарате. Мы видим, как две черные точки движутся по снежным склонам плоскогорья — это Ошер и Симагин.

Спускаемся ниже. На противоположной стороне ущелья, среди густого пихтового леса, мы видим ровные длинные безлесные прогалины. Это следы снежных лавин. Выше лесной зоны — темные стены гранитных скал. Со дна ущелья чуть внятно доносится шум реки.

Большая птица с пестрым оперением сидит на корне вырванного из земли дерева. Коротко хлестнул выстрел наспех сорванной с плеч винтовки. Птица, шумя крыльями, лениво слетела с корня и скрылась в мохнатой зеленой хвое.

Опять начинает портиться погода. Плотный туман медленно накрывает нас. Снега все меньше и меньше.

Вдруг путь преграждает глубокое ущелье (Джакварское). Прямо перед нами крутой скалистый обрыв. На лыжах спуститься нельзя, да и снег почти совсем исчез. Ориентируясь по старой лыжне, в густом молочном тумане часам к 7 вечера добираемся до пастушьего балагана. Там нас встречают товарищи, уже вернувшиеся из разведки.

За ужином подводим итоги: единственный более или менее подходящий путь к Берчилю и Арабику — это пройти по небольшому хребту, который соединяет плоскогорье Ашхабишхи с плоскогорьем Арабика. Сегодня этим путем прошли Ошер и Симагин...

5 часов утра. На небе ни облачка. На кошках по твердому насту, связавшись веревкой, переходим острый гребень, который перекинулся от одного плоскогорья к другому. Вот мы на большом плато. Твердого наста как не было — мягкий пушистый снег. Высота — 2 000 м. Прекрасные места для катанья на лыжах! Одеваем очки-консервы, без них идти невозможно. Небольшая седловина между вершиной Хырки и безымянной вершиной. По южной стороне хребта Арабика выходим на его гребень, который белой гигантской змеей протянулся к вершине. Вид на север: темные скалистые стены хребтов — они не радуют взор.

Путешествуя в районе хребта Берчиль, Хырки и Арабика, турист-лыжник должен применять высокую горнолыжную технику и быть знакомым с некоторыми элементами альпинизма.

Гагринский район зимой по трудности путешествия можно разбить на три участка: первый участок — легкие, пологие склоны холмов Ашхабишхи. Их можно попользовать для учебно-тренировочных занятий. На этих спокойных и безопасных склонах неопытные туристы могут постигать технику хождения на лыжах по горам.

Второй участок — это хребет Мамздышхи с его главной вершиной. Средняя высота хребта — 1 800 м. Он представляет интерес как прекрасно пересеченная местность, по которой можно сделать интересный горнолыжный маршрут. Наконец, третий участок — хребет Берчиль, гора Хырка, с высшей точки которой можно спуститься на лыжах к вершине Арабика (высота 2 700 м).

Стремителен был спуск со склона хребта Арабика. Один за другим, каждый, прокладывая новую лыжню, в пушистой снежной целине неслись мы по нетронутому снегу, оставляя за собой след, похожий на серебристые полосы серпантина.

Темнело. Вот перед нами знакомый хребет. Лыжи вскидываем на плечи и по старым затвердевшим следам переходим гребень.

Минут через 20 мы увидели снежный холмик. То была крыша нашего балагана. После сытного ужина и хорошего отдыха подготавливаем снаряжение и откладываем продукты. Завтра нужно подняться на высшую точку хребта Берчиль (2 400 м), с которой, по нашему предположению, можно произвести наблюдения над горными кряжами, простирающимися на юг, запад и север: они заслонены хребтом Берчиль и не видны с плоскогорья Арабика. 

*** 

Прежде чем начать подъем на хребет Берчиль, нам пришлось спуститься в узкую теснину Джакварского ущелья.

Пройдя по дну ущелья, мы выбрали такой участок склона Берчиля, на котором нам меньше всего угрожали лавины. Увязая по колено в снегу, стали подниматься вверх. Часто сменялись идущие впереди: тяжело было прокладывать след в глубоком снегу.

Вот уже около 3 часов мы поднимаемся по крутому склону, проходя широкие разрывы снежного покрова — начало образования весенних грунтовых лавин. Спускаешься в эти широкие трещины, некоторое время идешь по земле, по молодой, зеленой травке до противоположной 2-метровой снежной стенки и видишь темнеющие пустоты — здесь стаял снег, соприкасавшийся с теплой землей.

Крутой подъем. Наконец выходим на высшую точку хребта Берчиль. Его склоны на север обрываются скалистой стенкой, а на юг идут под углом градусов в 35. На востоке гордо возвышается белоснежная вершина Арабика.

Три головы склонились над картой. Денисюк щелкает «лейкой». Острыми зубцами скал смотрит на нас с севера хребет Кацирха. Местность за хребтом на запад и север пригодна для лыжных маршрутов. Зоркие глаза Боба заметили на лесистом Гагринском хребте мачту метеорологической станции.

Пора спускаться вниз. Глиссируя на ногах, тормозя лыжными палками, мчимся вниз.

Стемнело. Нам светит большая бледная луна. Идем молча. Тихо. Вдруг один из нас громко запевает. Все подхватывают, и вот широко и свободно несется походная партизанская песня:

 

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед...

 

Забываешь усталость. Как-то сами по себе быстрее и быстрее начинают передвигаться ноги. 

*** 

Исследование района Арабика и Берчиля закончено. На другой день решаем перенести свою базу в район хребта Мамздышхи. Нужно обследовать хребет в направлении на юг и приморскую его вершину (высота 1 870 м).

Погода установилась. Сегодня тихий солнечный день. Рюкзаки легкие, продуктов осталось мало. Лыжи выдавливают в снегу длинную «елочку». Пересекаем след волчьей стаи. Среди множества отпечатков волчьих лап попадается одинокий след широких, раздвоенных копыт. Очевидно, волки гнались за горной козой. 

К вечеру находим подходящий для ночлега балаган. Много пришлось поработать, чтобы расчистить место для костров и ночлега. Балаган был весь забит снегом. Весело потрескивает костер. Снег в котле быстро тает... 

*** 

Ясное утро, чистый прозрачный воздух. За линией близлежащих снежных холмов видно голубое море, а впереди, далеко-далеко, вырисовывается неровная линия Трапезундских гор. Налегке быстро мчимся по длинному склону, рисуя на целине замысловатые змейки. Выходим на широкий спокойный  гребень хребта Мамздышхи и поворачиваем на юг к морю. Красивые гористые поляны с зелеными склонами. Внизу на море, словно черный жук на синей бумаге, движется теплоход.

Некрутой подъем. Часам к 3 выходим на приморскую вершину Мамздышхи. На вершине сооружен из жердей метеорологический знак. На западном склоне виден целый поселок летних пастушьих балаганов.

Слегка закусив и отдохнув, трогаемся в обратный путь. Лыжи легко скользят по проторенной раньше лыжне. Дочерна загорелые лица ребят пышут здоровьем и силой.

Красный раскаленный диск солнца медленно опускается в море. В быстро наступивших сумерках разыскиваем балаган. Холодный ветерок забирается за ворот рубашки, щекоча разгоряченное тело. Натягиваю свитер; ворсистая шерсть приятно покалывает кожу.

В этих местах мы ни разу не видели человеческого следа. Зимой сюда никто не заглядывает. А летом здесь — пастбище для скота. Приходя с разведок в балаган, мы ни разу не замечали, чтобы оставленные нами вещи были тронуты. Под приюты для туристов можно хорошо приспособить пастушьи балаганы, предварительно летом сговорившись с их хозяевами — абхазцами. Балаганы нужно лишь расширить, утеплить и сделать в них нары. Все это будет стоить много дешевле, чем постройка специальных туристских приютов.

Выглянула луна, снежные холмы осветились белым серебристым светом. Очередной дежурный Ошер возится у костра. Лыжи, воткнутые в снег, бросают длинные тени. Кто-то уже похрапывает, не дождавшись ужина. У меня веки становятся тяжелыми, тянет ко сну. Временами открываю глаза и вижу на стенке балагана застывшую тень человека с ложкой. 

28 марта вернулись на Гагринскую метеорологическую станцию. Наши блокноты распухли от записей. У наших фотографов истощились запасы пленки. Не хватало продуктов. Встреченные радостными возгласами метеорологов, вошли в дом. Наши исследования в Гагринском районе закончены. Завтра дневка на станции, а 30-го — в Гагры и затем в Москву.

Прекрасные места, по которым мы прошли, ждут пролетарских туристов. Здесь они на деле могут осуществить лозунг: «Не только летом, но и зимой можно хорошо отдохнуть и интересно провести свой отпуск». 

Д. Гущин

Местийским и Бечойским перевалами 

Мы с Малеиновым выехали из Москвы на несколько дней раньше других, чтобы заготовить продовольствие и подготовить транспорт. 4-го марта были в Нальчике. А 7-го прибыли все остальные: Е. Абалаков, Т. Волгина, Ефимов, доктор Д. Донской и начальник экспедиции А. Гермогенов.

К 12 часам ночи автомобиль доставил нас в селение Верхний Баксан. Остановились у одного из балкарцев.

Проснулись бодрые. Ярко светило солнце, было тепло. Быстро распределили снаряжение, продовольствие, подогнали крепления для лыж, смазали ботинки. Часть продовольствия отправили в Тегенекли — оно понадобится при восхождении на Эльбрус. Заготовили дополнительное продовольствие — мясо и яйца.

В 10 часов сборы закончены. Часть груза навьючили на двух ишаков, остальной распределили по рюкзакам. С лыжами за плечами тронулись в путь. Провожать вышли почти все жители В. Баксана. Они изумленно смотрели на нас, недоверчиво качали головами, говоря, что никто еще не проходил зимой через перевал. Долго провожали нас глазами.

Мы повернули в ущелье. Снега там не было. Тропа сначала шла по левому берегу реки Адыр-су, потом перекинулась на правый ее берег. Бурная, мутно-пенистая летом, Адыр-су теперь тихо катила свои кристально чистые воды по каменистому руслу. Узкое ущелье с востока и запада отгорожено темными скалами, а внизу покрыто густым хвойным и лиственным лесом. Вдали, на юге, виднелись снежные великаны Главного хребта. Иногда лишь тишину нарушал крик или смех кого-нибудь из нашей группы. Настроение было бодрое.

Солнце скрылось за хребтом Андырчи, и сумерки окутали ущелье, когда по лесной тропе мы дошли до последнего коша. Он находился на опушке леса километрах в 4 от ледника Адыр-су. Вверх от ущелья шла широкая долина, по которой протекала река. Снега все не было. Впереди ярко вырисовывалась вершина Лацги.

Кош был заперт изнутри огромным деревянным засовом. Женя Абалаков влез на крышу, через отверстие дымохода спустился внутрь и открыл нам дверь. Собрав в лесу дрова, мы развели костер.

С запада наползли облака. Скоро они сплошной пеленой покрыли горы и ущелье. Пошел густой снег. Мороз крепчал. После ужина измерили температуру: —16° по Цельсию...

В 10 часов вечера в коше слышался легкий храп. Но мы с Алешей Гермогеновым долго еще сидели, обсуждая маршрут. 

*** 

Шесть часов утра. Температура в коше —4°. Развели костер. После чая и обильного завтрака распределили груз. На каждого пришлось не менее 25 килограммов.

Из-за хребта Адыр-су солнце бросало розовые лучи на горы Главного хребта. А в долине еще густели сумерки. Тихо. На склонах гор лес серебрился инеем. В долине белел выпавший за ночь снег.

Кош покинули в 8 часов утра. Температура —18° по Цельсию. Шли без лыж — мало было снега. Лишь у опушки леса надели лыжи. Идти с тяжелыми рюкзаками было трудно. Подъем становился все круче и круче. Путь часто преграждали глыбы скал. Сняли лыжи. Проваливались в снег по пояс.

Ущелье повернуло на восток. Показался огромный язык ледника Адыр-су. Прямо перед нами блистали снежная стена Лацги, вершины Уллу-тау-чана, Гумачи.

Остановились на привал около огромного грота. Было 12 часов дня. Температура на солнце +6°, в тени —4°. Некоторые решили принять солнечные ванны, другие занялись приготовлением обеда. Примусы ежеминутно гасли. Приготовление обеда заняло около 3 часов.

В 15 часов тронулись дальше. Шли на лыжах по правой стороне ледника. Подъем был довольно крутой, снег твердый. Лыжи расползались в стороны.

Но вот перед нами ровное ледяное поле, изрезанное небольшими грядами морен и покрытое тонким слоем снега. Всюду торчали камни, они мешали двигаться на лыжах.

Последняя большая морена. Крутой спуск по глубокому снегу. Дальше ровный ледник, покрытый снегом. Вдали виден Местийский перевал.

Утоптали площадку и поставили три палатки. Это была первая наша ночевка на снегу и первое испытание двух- и трехместных спальных мешков.

Усталые, скоро уснули. 

*** 

Утро 10 марта. Солнце золотило вершины гор. Мороз —24°, в палатке —18°. Согреваясь быстрыми движениями, приготовили завтрак из горохового супа, чай. Около 8 часов утра были в пути. Ослепительно блестел снег. Надели очки. Двигались по крутому склону ледника. Вначале он был покрыт глубоким снегом. Но чем выше мы поднимались, тем снега становилось все меньше и меньше. Наконец он превратился в твердый фирн. Идти стало трудно. Ледник горбился. Стали попадаться трещины. Сняли лыжи и связались веревкой. Временами приходилось рубить ступени.

Наконец выбрались из лабиринта трещин. Перед нами — ровное снежное поле. На нем трудно было различить засыпанные снегом трещины. Шли на охранении с большой осторожностью.

В 12 часов дня сделали привал, позавтракали, отдохнули.

Перевала все не было видно, он скрывался за крутым склоном ледника. Двигались зигзагами, пока склон не стал очень крут. Тогда пошли лесенкой. Утомительный путь. Я попробовал снять лыжи — ноги начали глубоко проваливаться в снег и сильно мерзнуть.

Солнце скрылось за вершиной Лацги. Мороз усиливался. В сумерках мы еще продолжали двигаться по крутому склону.

Внезапно перед нами оказался лавинный склон. Темно. Остановиться на ночлег нельзя, и мы продолжали идти до 9 часов вечера, пока не прошли эти опасные места.

Высота 3 400 метров. До перевала осталось немного. Но ночью продолжать путь было опасно, хотя и светила луна. Остановились на ночлег. Склон настолько крут, что нельзя установить палатку. Более получаса трудились над устройством площадки. Алеша занялся приготовлением чая и ужина. Утомленные, мы падали на снег. Мучил голод. 

*** 

Мороз с утра —22°, в палатке —14°. Легко закусив, тронулись в путь. Снег скрипел под лыжами. Впереди шел Гермогенов, прокладывая лыжню в глубоком снегу. Далеко на северо-западе куполообразная восточная вершина Эльбруса багровела в лучах восходящего солнца. Внизу виднелся след наших лыж — путь двух предыдущих дней. Прямо на севере лежала скалистая гряда Адыр-су.

До перевала оставалось метров 300. Гермогенов шел первым и пожаловался, что у него мерзнут ноги. Я предложил ему уступить место Абалакову. Он долго отказывался, но, наконец, согласился. Отстав от товарищей, мы с ним более получаса оттирали его ноги, удивляясь, почему они мерзли: у него на ногах было надето по 4 пары шерстяных носков, а у меня только по две. Когда ноги Алеши согрелись, он надел только две пары носков. Больше он не жаловался на то, что мерзнут ноги.

По проложенной лыжне мы шли с ним быстро и почти у перевала догнали товарищей.

В 12 часов мы были на высшей точке Местийского перевала (3 751 м). Ветер вздымал снег, бросая его в лицо. Трудно было стоять.

— А где Малеинов? — спохватился кто-то.

Впереди увидели еле заметную лыжню. Абалаков осторожно двинулся по ней. Внезапно носки его лыж повисли над провалом в снегу. Он вскрикнул. Снизу послышался ответный крик Андрюши: уйдя вперед, он провалился в трещину. Гермогенов обследовал место провала. Абалаков привязался к веревке, вплотную подошел к трещине и наклонился. Трещина была не глубока. Спустившись в нее, Абалаков помог выбраться Андрюше.

Связались по трое на веревке и быстро начали спускаться на лыжах. Ветер стих. Ярко светило солнце. Изредка останавливаясь, мы любовались прекрасным видом на горы. На востоке возвышалась скалистая вершина Башиль-тау; на юге блестел острый хребет Светгар с пикообразной вершиной Тот-тау; на юго-востоке — красавец Тетнульд, а за ним Гестола, Катынь-тау, двуглавая Джанги-тау и еле заметный вдали массив Шхары; далеко на юге виднелся Сванский хребет с вершиной Лайлы.

Спуск был безопасный, но очень неудобный: стоило упасть одному в связке, как падали и все остальные. Остановившись у ледопада, мы долго выискивали взглядом путь дальнейшего спуска. Все с ног до головы были залеплены снегом. Ледопад обошли с правой стороны у скал. Спуск шел очень круто, по твердому фирну, сохранившему следы прошедших пластовых лавин. А со скал над нами нависали огромные массы снега и льда. Место опасное, а спуск лесенкой занял бы много времени. Пришлось снять лыжи.

Ниже ледопада очутились на широкой площадке, покрытой глубоким снегом. Солнце уже скрылось за вершиной Чатын-тау. Сильно похолодало. Снег покрылся ледяной коркой, ее с трудом разрезали лыжи.

Второй ледопад также обошли по правой стороне, по не покрытой снегом морене, которая небольшой грядой круто спускалась вниз. Местами между камнями морены лежал снег. Стемнело. Пришлось заночевать на морене: по крайней мере, не угрожали лавины и камнепады.

Третья ночь на ледниках. Но мы не унывали. Митя Донской не забыл о своих исследованиях: прокалывал нам пальцы и брал кровь. Алеша готовил гороховый бульон и чай. Скоро во всех трех палатках воцарилась тишина. 

*** 

Опять солнышко. Впереди ослепительно блестел Лекзырский ледник.

Спустившись на него по морене, стали на лыжи и быстро покатились вниз. Все были связаны веревками, только один я, как фотограф, шел не связанный по проложенной лыжне. Там, где ледник поворачивал на юг, Гермогенов запротестовал: «Свяжись и ты» — сказал мне. Место было небезопасное: кругом трещины и бергшрунды, начинался ледопад. Я послушался.

В полдень мы близко подошли к ледопаду. Местами спускались на веревке; тому, кто шел последним, приходилось ловчиться, иногда даже делать прыжки с ледяных торосов в глубокий снег. Эту почетную роль всегда выполнял Алеша Гермогенов.

От 4-дневного перехода по ледникам с тяжелым грузом за плечами все очень устали. При малейшем торможении лыж падали вперед. Поднимались с трудом...

Было уже около 5 часов вечера, а мы продолжали спускаться по изорванному леднику, местами покрытому снегом, местами — твердым фирном, переходящим в лед.

Солнце уже скрылось за хребтом Долла-кора. Морозило. Снег покрылся твердой коркой. Усталость и жажда (не пили с утра) мучили всех. Язык ледника круто обрывался. Внизу из-под него вытекала река с чистой, хрустальной водой. На 500 метров дальше начинался густой хвойный лес.

Наконец-то мы сидели на камнях у реки и, черпая кружкой воду, жадно пили-пили. Усталость прошла. Но наступала ночь, надо было торопиться. Поспешно собрались, стали на лыжи и быстро двинулись вдоль реки по направлению к лесу...

Двое из нас отправились на реку за водой. Остальные рассыпались по лесу в поисках дров. С большим трудом передвигались,  утопая по пояс в снегу; набрав охапку дров, возвращались кто ползком, кто, скатываясь с крутого склона; иногда передавали дрова, как по конвейеру, один другому, стоя по пояс в снегу. И все же было весело.

Очень трудно было установить палатки. Что ни шаг, то проваливались по пояс. Собственными телами укатывали снег и затем утаптывали его ногами.

Костер разложили прямо на снегу. Через полчаса он опустился на метровую глубину. Мы сидели вокруг него на ветвях ельника. Было тихо, дымок поднимался вертикально кверху. Варился ужин, сушились носки, портянки и ботинки, грелись люди.

Утолив голод, мы даже запели песни.

Вдруг повалил снег. Опомнились и поспешили в палатки. Был уже час ночи. 

*** 

За ночь выпал глубокий снег. Напившись чаю, поспешно собрались, стали на лыжи и быстро покатили по правому берегу реки Тюйбри.

Кругом лес. Вот ущелье Тюйбри повернуло на юг. На повороте мы наткнулись на небольшой мостик. Он хранил следы сванских саней. Свернули на раскатанную санями дорогу. Мы были в Сванетии. Незаметно очутились на опушке леса. Отсюда открылся вид на Местию.

Постепенно все меньше становилось снега. В километре от Местии он совсем исчез. Сняли лыжи, перекинули их за плечи и пошли пешком. Встречались сваны. Они смотрели изумленными глазами.

В 2 часа дня вошли в Местию. Это было 13 марта.

Одна из наших задач была выполнена: доказали, что Местийский перевал проходим не только летом, но и зимой.

Сваны окружили нас. Они долго не могли понять, откуда явились сюда в столь необычное время эти загорелые и веселые люди, и, когда узнали, что мы пришли из Баксана через Местийский перевал, долго качали головами, говоря: «Молодцы, молодцы». Исполком Сванетии отвел нам прекрасное помещение.

В беседе с председателем исполкома и секретарем обкома мы дали обязательство обучить сванскую молодежь ходьбе на лыжах и устроить вечер смычки с населением Местии.

Этот вечер состоялся 15 марта во вновь построенном клубе. Просторное помещение не вместило всех желающих присутствовать на вечере. Мы сделали доклад о значении лыжных зимних переходов. Через переводчиков сваны засыпали нас вопросами: «Много ли снега в горах? Где вы ночевали? Долго ли шли?»

На глазах у сотен сванов мы демонстрировали упражнения на турнике и брусьях. Со своей стороны молодые сваны показали нам гимнастические номера на снарядах и вольные движения, которые они изучили под руководством т. Волгиной. Под конец состоялись национальные танцы.

На следующий день были организованы показательное катанье с гор на лыжах и прыжки с трамплина. Молодые сваны оказались очень способными учениками: они не только смело повторили за нами спуски с гор на лыжах, но даже делали прыжки с трамплина.

Нашу радость омрачило лишь то, что Гермогенов  все время пребывания в Местии пролежал в постели. Он ослеп: на Лекзырском леднике он на некоторое время снял очки, чтобы лучше разглядеть путь в опасном месте. Но к вечеру 16 марта Алеша прозрел, и мы начали собираться в путь к Бечойскому перевалу.

В 10 часов вышли из Местии. По дороге часто встречались группы женщин-сванок верхом на лошадях. Мужчины шли, держа за повод лошадей. Со всеми мы обменивались приветствиями.

Ингур, одна из самых бурных и многоводных рек на Кавказе, была покрыта толстым слоем льда. На южном склоне гор трудолюбивые сваны пахали землю. На деревьях наливались почки. А на сотню метров выше лежал еще глубокий снег. Так выглядела Сванетия ранней весной.

Около 4 часов дня пришли в Мозеры. Это последний населенный пункт по пути к перевалу Бечо. Остановились в сванской школе. Времени до темноты оставалось еще много. Андрюша, Таиса и Женя ушли кататься с гор на лыжах. Все население высыпало на улицы, чтобы посмотреть на это невиданное зрелище. Удачные спуски приветствовались восторженными криками. Детвора облепила все крыши домов. 

*** 

18 марта еще до восхода солнца были уже в пути. Мороз — 4°. Чтобы не испортить лыжи на жестком снегу, пешком двигались по санному пути. Тяжелые рюкзаки навьючили на двух лошадей.

Начался лес. Дорога исчезла. Кругом глубокий снег. В лесу были еще сумерки. Стали на лыжи. Лыжня змеилась за нами среди деревьев. Провожавшие нас двое сванов долго смотрели вслед, качая головами. Им не верилось, что мы можем перейти Бечо. На прощанье они крикнули: «Вернетесь, опять заходите к нам в школу».

Легкий подъем по правому берегу реки Долры. Река журчала, то скрываясь под глубоким слоем снега, то снова вырываясь наружу. Густой лес.

К полудню подошли к небольшому мостику и перешли на левый берег. Остановились на большой прогалине. Прямо перед нами на востоке возвышался скалистый, бесснежный пик Мозер. Рядом с ним свисал Ужбинский ледник. Было тепло и тихо. Не хотелось расставаться со Сванетией.

Дальше путь шел опять лесом среди голых скал и ледников. Глубокий снег. Цепляясь за сучья деревьев, мы помогали друг другу.

Лес кончился. Идти стало легче, но опаснее: крутые склоны; часто видели следы от прошедших лавин. Далеко на западе открывалось ущелье. Местами по склону торчали редкие кустарники. День клонился к вечеру. Мы не торопились, ожидая захода солнца, когда мороз скует снег и можно будет идти, не опасаясь пластовых лавин.

Ночь застала нас в пути, когда мы пробирались по склонам, покрытым тонкой ледяной коркой. Местами они были завалены глыбами снега упавших лавин. Идти было трудно и опасно.

Сняли лыжи и... застряли в глубоком снегу. С трудом вытаскивая ноги, цеплялись за сучья кустарников.

Обессилев, потеряв ориентировку, остановились на ночлег. Вырыли глубокие ямы, расставили подобно частоколу лыжи и палки. На небольшой площадке разбили палатки и, поужинав, легли спать в полусидящем положении. 

*** 

Встали до восхода солнца. Мороз был — 18°. Чтобы скорее пройти лавинные места, решили не завтракать. Одолев большой снежный выступ, вышли на ровное снежное плато. Снег был покрыт толстой ледяной коркой. По ней легко скользили лыжи.

Вдали показалась хижина — Южный приют ОПТЭ. Недостроенная, она выглядела очень неуютно: ни окон, ни дверей.

От хижины к перевалу Бечо путь повернул на север по ущелью. Подъем был некрутой, и мы двигались быстро. В ущелье лежал глубокий снег.

Было 12 часов, когда мы подошли к подъему на перевал. Слева от нас на запад лежал огромный ледник. Прямо к перевалу шел крутой подъем, весь засыпанный снегом и обломками льда. Вдалеке наверху был виден конец висячего ледника. Справа на восток выступал скалистый отрог. По нему проходит летний путь через перевал. Он весь был покрыт тонкой коркой льда и фирна. Подниматься по летнему пути было невозможно. Гермогенов с Женей пошли на разведку. Остальные приготовляли обед.

Вернулась разведка: единственный путь — идти по лавинному склону. Чтобы не попасть под лавину, вышли поздно, когда похолодало. Вначале двигались зигзагами. Потом склон стал круче, и пошли лесенкой. Подъем елочкой с грузом за плечами в горных условиях совершенно невозможен: теряешь устойчивость, нарушается правильное дыхание, быстро устаешь.

Подошли к языку ледника. Он был покрыт чистым льдом. Крутизна 60—70°. Слева и справа скалы. Надев кошки, мы пошли по правой стороне (орографически) у самого конца ледника. Пробираясь под нависшими глыбами льда, вскоре очутились в тупике: кругом отвесные ледяные стены и скалы. На помощь пришла альпинистская смелость и ловкость Гермогенова. Сбросив груз, он залез на верхушку скалы и спустил веревку. По ней взобрались все по очереди. Перед нами открылся небольшой ледник, дальше — высшая точка перевала. Мы облегченно вздохнули. Но вечерняя мгла уже окутывала горы. Сильно похолодало. Подъем был настолько крут, что пришлось рубить ступени. До перевала оставалось еще около 200 метров, когда наступила ночь. На небольшой площадке, безопасной от лавин и камнепадов, остановились на ночлег. 

*** 

20 марта до восхода солнца двинулись в путь. Зябли ноги: обувь промокла еще при переходе от Местии до Мозер; после этого два дня шли по снегу, не имея возможности высушить ее. На крутом подъеме снег лежал твердой коркой. Идти на лыжах было невозможно, без лыж — корка не выдерживала, проваливалась.

Первым остановился Алеша. У него совсем окоченели ноги. Я снова остался с ним, а Абалаков повел товарищей дальше.

В 9 часов мы были на перевале (3 375 м), покрытом толстым слоем снега. Полчаса отдыхали, закусывали.

Начался очень крутой спуск. Снег здесь настолько был рыхлый, что двигаться на лыжах было невозможно. В сидячем положении мы съезжали по склону вплоть до ледника. По леднику спускались на лыжах. Встречалось много небольших трещин, их проходили легко. Постепенно слой снега на леднике становился все тоньше и, наконец, сменился твердым фирном. Сняли лыжи и... снова их надели, попав на снежное плато. По легкому насту быстро спустились зигзагами.

Внизу увидели лыжни и удивились. После узнали, что здесь прошли наши товарищи Лавров, Любский и Васильев, ожидавшие нас в приюте.

По широкому снежному полю мы менее чем в полчаса дошли до приюта. В нем нашли заготовленные дрова и записку: «Ждали вас несколько дней. Вечером 19 ушли в Тегенекли. Надеемся на ваше благополучное возвращение и переход через Бечо. О вашем удачном переходе через Местийский перевал мы получили сведения в Нальчике. Лавров».

Через 10 минут уже пылал костер. На нем кипятился чай, варились овсяный суп и рисовая каша. Был полдень. Сильно пригревало солнце. Все разделись и сушили на солнце и на костре свои промокшие одежду и обувь.

В 3 часа дня тронулись дальше. В ущелье снега не было. Шли без лыж. Поток Юсеньги, так бурно шумящий летом в узком скалистом каньоне, теперь едва слышно журчал в глубине ущелья. Вошли в лес.

В 5 часов вечера были в Тегенекли. Нас встретила группа Лаврова радостными восклицаниями.

В Тегенекли — день отдыха, починка снаряжения и обуви. А 22-го — на Эльбрус. К вечеру были уже на Кругозоре. 

Экспедиция ОПТЭ закончила главную свою работу: возможность прохождения через Местийский и Бечойский перевалы в зимних условиях доказана.

Значение этого перехода огромное. Установлена связь через перевалы Главного Кавказского хребта из Балкарии в Сванетию не только летом, но и зимой. Найден ближайший путь, соединяющий Сванетию с культурными центрами союзных республик. Открылась возможность развития лыжного туризма и спорта среди населения Балкарии и Сванетии.

Требования к тем, кто пожелает пройти по нашему маршруту: хорошая физическая тренировка, выносливость и знание альпинистской техники. Снаряжение: лыжи «телемарк», не менее 3 свитеров, 6 пар шерстяных носков, спальный мешок на пуху или же двух- и даже трехспальный мешок на ватине (трехспальные мешки неудобны для транспортировки, но для ночлега на снегу в условиях сильных холодов они незаменимы). Затем: шерстяные шлемы и штормовые куртки с капюшонами, очки; на группу в 5—6 человек не менее двух пар кошек и 2 ледорубов, 2 веревки по 15 метров, палатка. Для примуса нужен бензин наполовину с керосином (лучше сухой спирт).

Основное питание: больше сливочного масла и сахара. Рекомендуем муку и копчености. Необходимы сухие фрукты и экстракты.

 

Я. Авдиев

На Цхра-Цхаро 

Был декабрь. Около 9 часов вечера А. Филимонов и я встретили на Сходненской насыпи братьев Коломенских. Пожаловались друг другу, что скучно стало ходить на лыжах под Москвой. Для разнообразия стали в темноте кататься с гор.

— Вот бы в Бакуриани поехать, — сказал В. Коломенский.

— Что за Бакуриани?

— Место такое под Боржомом...

Задолго до поездки карта района была изучена до последнего штриха.

Зная из опыта, что каждую, даже самую небольшую экспедицию нужно снаряжать очень тщательно, мы старались предусмотреть все необходимое, учитывая холод — все-таки февраль — значительную высоту и т. д. И все же ошиблись во всех своих расчетах, если не считать, что нам хватило взятых шерстяных носок.

ЦС ОПТЭ поручил нам обследовать район Бакуриани, чтобы установить, возможно ли там создать турбазу. Наш маршрут: Бакуриани — Абастуман.

Весна была ранняя, и в Цагвери, всего на 400 метров ниже Бакуриани, совсем не было снега, цветами пестрели луга, а в Бакуриани лежал 2-метровым слоем снег. Поход на Абастуман пришлось отложить. Решили детально обследовать весь Бакурианский район и пройти по маршруту  Бакуриани — Ахалкалаки —Бахмаро.

Хотя заранее было известно, что от Ахалкалаки до Зарзмы почти не было снега, но эту часть маршрута я проходил уже два раза в разное время года (с киноэкспедицией), так что можно было рискнуть.

День приезда в Бакуриани ознаменовался большим снегопадом. Он продолжался и ночью. В половине шестого мы были уже на ногах, а в шесть неслись к проходу у хребта Шуглиат-Убани. Подъем на Шуглиат-Убани был не труден, и через час мы были на высшей его точке. Перед нами открылся прекрасный вид на Главный Кавказский хребет. Отчетливо выделялись на фоне голубого неба вершины: вот Тетнульд, вот Ужба, а там направо с краю — Казбек.

Начали спускаться к Бакуриани. Наша техника всевозможных поворотов оказалась здесь непригодной. Мы падали и падали. Дело в том, что мы привыкли ходить по снегу глубиной 15—20 сантиметров, а здесь лыжи иногда на полметра погружались в снежный пух. После каждого поворота снежная пыль полминуты висела в воздухе.

Был такой случай: остановившись на краю небольшого обрыва (метров около 8), мы размышляли, как спуститься. Лучшим способом казался квершпрунг. Так как в московских условиях я владел им почти в совершенстве, то честь первого прыжка была предоставлена мне. Взобравшись по склону метров на 15 выше края обрыва, я с разбега подлетел к краю. Легкий толчок палкой — и... я лежу в снегу головой вниз, ногами вверх. Барахтаюсь, стараясь выбраться, слышу голос, зовущий меня. Пробую подняться, вывернуться. Ничего не выходит, руки не достают до твердого грунта, не пускают лыжи, а отстегнуть ремни невозможно. Наконец чувствую, что меня кто-то тянет кверху. Это Шура, ухватившись за мои лыжи, пытается вытащить меня из снеговой ловушки. Помогаю ему руками. Еще немного... Слишком сильно рванулся; Шура упал, выпустив из рук мои лыжи, а я съехал обратно в яму. Вторая попытка оказалась более удачной. Шура предупредил меня: «Не дергайся, иначе ноги оторву!». Через полминуты я уже сидел под елочкой, отряхивая снег.

В этот же день мы убедились, что совсем не знаем горного климата. На рассвете было 14° мороза. Оделись мы тепло; две пары шерстяных носков, рубашка, свитер, виндъяк (брезентовая куртка). В 7 часов утра в рюкзак был спрятан виндъяк, в 7 часов 30 мин. — свитер, в 8 — рубашка, в 9 — штаны, в 9 час. 30 мин. мы уже были в одних трусиках: термометр на солнце показывал 34° тепла. В 4 часа дня было 18°, а в 6 час. вечера 4°. Ночью 12—18 градусов мороза. Однако температура, показываемая термометром на солнце, отнюдь не определяла температуры воздуха: на солнце было +34, а в тени —2. Снег не таял. Зато в пасмурные дни температура воздуха поднималась, доходя до +2, начинался подлип. Не помогала никакая мазь. Правда, климат Бакуриани таков, что за месяц с лишним нашего там пребывания было всего три пасмурных дня. Обычно было так: в 9 вечера начинал падать снег. В 12—1 час ночи небо прояснялось. День был ясный.

Не нужно забывать, что на большой высоте в разреженном воздухе солнечный свет богат ультрафиолетовыми лучами, и если на море летом можно за один день загореть на солнце до пузырей на коже, то в горах будет тот же результат за 2—3 часа.

В горах особую осторожность нужно соблюдать при порезах. Каждую ранку на теле нужно заливать густо йодом и завязывать темной тряпочкой. Дело в том, что под лучами горного солнца выпадение белых кровяных шариков происходит гораздо энергичнее, чем в обычных условиях; поэтому даже самая маленькая царапина здесь воспаляется. Смазывать ранку йодом нужно не столько в целях дезинфекции, сколько для защиты ранки от ультрафиолетовых лучей.

Желтый цвет йода служит светофильтром, но все же лучше завязать ранку темной тряпочкой.

У нас были своеобразные лыжи. В Москве, собираясь в путешествие, мы обратились за советом к директору фабрики «Спортинвентарь» Г. А. Кальюнен. Сам старый лыжник (один из финских чемпионов), он пошел нам навстречу и сделал лыжи особой конструкции — клееные трехслойные, по типу лыж Еркова. Эти лыжи сослужили нам большую службу. Под конец экспедиции мы сделали испытание крепости лыж разных типов. Карельские «телемарк» треснули на первой же канаве, «идеал» — также, экспортные «муртомаа» не выдержали при переезде через бревно, лежавшее под снегом.

Таким образом, мы убедились, что лучшие лыжи для горных походов по глубокому снегу — это клееные лыжи типа Еркова, с тремя канавками на носу. Они несколько шире лыж «телемарк» и короче их. Лыжи этого типа изготовляются на фабрике «Спортинвентарь». Но, к сожалению, т. Кальюнен, не имея большого заказа, производит их в крайне ограниченном количестве.

Освоившись с прохождением по глубокому снегу, мы решили подняться на вершину Кохты. Подъем начали от ботанического сада. Час с четвертью, с остановкой на 5 минут, двигались широкими зигзагами под небольшим углом. Благодаря этому не было отката, несмотря на отсутствие специальной мази. На вершине мы пробыли несколько минут, изучая склоны Цхра-Цхаро и Саквелос-мта.

Спускались очень быстро. На полдороге остановились, чтобы взглянуть на оставленный след, и удивились: он был виден лишь на поворотах. Мы поднялись и осмотрели дорогу. Оказывается, при большой скорости лыжи выходят «на редан», то есть скользят по поверхности снега. Понятно, почему так трудно поворачивать на глубоком снегу: скорость резко падает, лыжи уходят в снег. На первом спуске с Кохты было столько же падений, сколько и поворотов. Этот спуск занял 28 минут.

На следующий день мы тренировались в поворотах. Выбрали хороший склон и пропахали его лыжами вдоль и поперек. Секрет был найден: поворот надо начинать в открытой стойке и затем резко приседать, делая сильный упор на ногу, обращенную внутрь поворота. Самые удобные повороты — это «христианин» с упором и «ножницы». О «телемарке» на таких скоростях нечего и думать.

Следующей задачей было подняться на Цхра-Цхаро. В составе нашей экспедиции были две женщины: моя жена, молодая лыжница Кира Авдиева, и инструктор ЦС ОПТЭ Грузии, тов. Сельма Бильхен. Они тоже решили взойти на вершину Цхра-Цхара и спуститься с нее в один день. Пришлось для тренировки всем коллективом снова пройти по хребту Шуглиат-Убани и подняться на Кохту.

Наконец, настал день штурма Цхра-Цхаро.

Тифлисские лыжники пугали нас трудностями подъема, говоря, что даже Гоги Бакрадзе, окончивший лыжную школу за границей, с трудом преодолевал этот путь, а мы берем с собой женщин. Забеспокоившись, мы обратились за советом к директору Бакурианского ботанического сада т. Козловскому. Выслушав нас и немного подумав, он сказал:

— Глупости! Я каждую пятидневку хожу туда менять ленты на барографе и пишущем термометре.

В 6 час. утра мы были уже в пути. Руководствуясь опытом, оделись не слишком тепло, но у каждого в рюкзаке лежал хорошо защищающий от ветра виндъяк. Кроме того, мы имели в запасе по две пары шерстяных носков и по паре теплых рукавиц.

Подняться на Цхра-Цхаро можно тремя путями. Первый — через Цихес-Джвари и оттуда вдоль ахалкалакского шоссе; пройдя через перевал, нужно свернуть влево и за развалинами хижины сделать последний подъем на вершину. Этот путь очень длинен, и мы его отвергли. Второй путь идет сначала по течению речки Бакурианки и после поворота ее влево — в сторону, противоположную ее течению. Подниматься нужно сначала по склону правой вершины Цхра-Цхаро. a у перевала повернуть и идти все время по гребню. На самую высокую из вершин Цхра-Цхаро, при подходе со стороны большого перевала, лучше всего подниматься по левому гребню до больших камней, откуда свернуть метров на 50 влево и вниз; затем идет крутой подъем к самой вершине. На ней имеется тур, где лежат записки туристов, взошедших сюда зимой.

Третий путь — все время идти по течению Бакурианки и потом подняться в лоб на большой перевал. Путь здесь очень крутой и утомительный. Зато от подножия до вершины всего лишь около 3½ километров против 6 и 9 в первых двух маршрутах. Можно подниматься по склону от развалин домика, но этот путь представляет некоторую опасность в том отношении, что снег здесь лежит непрочно: легко может образоваться лавина.

Работая кинооператором, я однажды снимал картину «В стране обвалов», зимой в Пшавии, на склонах Большого Барбало и Танти-хоха. Название картины говорит за себя. Два раза меня откапывали из-под снега. Этот опыт на «собственной шкуре» заставляет меня предупредить товарищей: бойтесь южных склонов Цхра-Цхаро. После солнечного дня самое опасное время это от 4 до 7 вечера: один неосторожный шаг, и вы покатитесь со снегом вниз. Опасность представляет не только большая лавина, несущая сотни тысяч тонн снега, льда и камней,— маленькая лавинка, сползающая с 100-метрового склона, может засыпать вас так, что потом целый день придется откапывать лопатами.

В пути мы сделали три остановки, из них последнюю на перевале, где сытно позавтракали горячим какао, хлебом, сыром и печеньем с маслом. Последнее блюдо особенно хорошо подкрепляет. Отдохнув полчаса, мы в один прием взяли вершину. Кира и Сельма, за которых так беспокоились внизу в Бакуриани, показали себя на «страх врагам» прекрасными альпинистками. Оно и не удивительно: Сельма Бильхен не раз бывала на вершине Казбека, восходила на Эльбрус и имеет громадный опыт в туристской работе; Кира Авдиева, хотя и молодая лыжница, но имела выдержку и волю.

Раскопав занесенный снегом тур, мы нашли в нем записку т. Козловского. Вместе с своей запиской положили коробочку с шоколадными конфетами. Затем сняли панораму Кавказского хребта, сняли самих себя, закусили и двинулись в обратный путь. Было 2 часа дня — торопились, чтобы спуститься в долину до сумерек.

До перевала дошли за час. Можно было это сделать и быстрее, но помешал подтаявший снег. На протяжении полутора километров после перевала снег был настолько жестким, промерзлым, что спуск по нему на лыжах был очень труден. В начале четвертого часа с перевала начал дуть ветер. Это холодный воздух с Ахалкалакского плоскогорья шел «ночевать» в долину Бакуриани. С каждой минутой ветер усиливался, иногда порывы его были настолько сильны, что валили с ног.

Мы остановились и переменили носки: за день они сильно промокли, и ноги начинали мерзнуть. Затем надели фуфайки и виндъяки. Сразу стало тепло.

Ветер дул, как в аэродинамической трубе; казалось, можно было лежать на воздухе. Странно, что по вечерам в Бакуриани так же, как и днем, никогда не бывает ветра. Когда вечером в Бакуриани идет снег, то хорошо видно, как снежинки в вихревом танце несутся на высоте нескольких десятков метров. Но на землю они падают медленно. Ветер не спускается в низины Бакурианской долины.

Сразу стихло. Мы остановились и решили исследовать движение воздуха. Шура пошел с Кирой и Сельмой вниз, а я, пристегнув лыжи, направился вверх.

По мере подъема ветер усиливался. Наконец, стало трудно двигаться против ветра. Я свернул в сторону и пошел вдоль склона. Пройдя с километр, оглянулся назад. Был виден весь склон Цхра-Цхаро от перевала до ботанического сада. Склон имеет выемку, после которой вновь идет подъем; ниже — лес. Потоки воздуха, прорвавшись через перевал, ударяются об этот склон и сворачивают влево, обходя долину Бакуриани. Я спустился в выемку и там убедился в своих догадках. Затем быстро помчался вдогонку ушедшим вперед товарищам.

В Бакуриани пришли уже в темноте.

 

А. Насимович

Первая лыжня в кавказском заповеднике 

Кавказский государственный заповедник расположен в западной части Главного Кавказского хребта (Восточная часть Карачаевской области и горные части Майкопского, Лабинского и Сочинского районов). Западная и южная границы его на значительном протяжении проходят по южному склону этого хребта. Северная граница более удалена от него. Главный Кавказский хребет, начинаясь у Анапы небольшими холмами, идет постепенно повышаясь на юго-восток. На территории заповедника он достигает высоты снеговой линии, местами поднимаясь более чем на 3000 м. Наиболее удобными перевалами в пределах заповедника считаются Белореченский, Чугуш, Псеашхо и Аишхо. Центральная часть заповедника — это скалы, ледники и альпийские луга. Склоны гор густо заросли пихтовыми лесами, ниже находится пояс лиственных лесов, состоящий из бука, граба, дуба и других древесных пород.

Территория заповедника заселена весьма разнообразными видами животных. В альпийском поясе гор бродят многочисленные стада туров и серн. В лесном поясе много благородных оленей, кабанов и медведей, есть косули, рыси, волки, куницы, выдры и другие звери. До сих пор здесь сохранился самый страшный хищник гор — барс, охотящийся за турами и сернами. Богат заповедник и птицами. Здесь встречаются горные индейки и горные тетерева, различные виды грифов и орлов.

В горной полосе Западного Кавказа зимой выпадает большое количество снега. Толщина снежного покрова достигает 3-4 м и больше. В лесной зоне снег обычно бывает рыхлый, а на южных склонах в высокогорье он по плотности приближается к фирну. Вследствие этого передвижение зимой в горах заповедника связано с большими трудностями.

Толщина снежного покрова в горах заповедника зависит от близости моря. Южный склон главного Кавказского хребта более богат зимними осадками, чем северный. Этот хребет является огромным барьером, задерживающим на южном склоне большую часть осадков. Сильная облачность значительно понижает таяние снега и вследствие этого южный склон Главного хребта имеет более мощный снеговой покров, чем северный. Но дальше к северу на сложной системе боковых отрогов Главного хребта, а также в районе так называемого Скалистого хребта наблюдается иная закономерность в распределении снежного покрова: на северных, мало освещенных солнцем склонах снег лежит более мощным слоем, чем на южном, где он стаивает, пригреваемый лучами солнца.

Большое влияние на распределение снежного покрова имеет крутизна склонов, степень их лесистости и даже окраски скал. С очень крутых скал снег обычно сдувается ветром; леса задерживают таяние снега; на более темных скалах снег тает быстрее.

Большая часть копытных животных (олень, косуля, кабан, тур) держится зимою на южных склонах хребта («выгревы»). На северных склонах («захолодь») из копытных в небольшом количестве живут серны, придерживающиеся скалистых участков, откуда снег сдувается ветром. Но и они чаще всего встречаются на выгревах. В альпийской зоне обычно зимуют одни туры, но и те часто спускаются в высокоствольные пихтовые леса. Олени и кабаны держатся зимой значительно ниже по склонам гор, чем летом, преимущественно в пихтовых лесах. Там же часто встречаются и серны. Косули спускаются еще ниже, в пояс лиственных лесов. Волки обычно встречаются в пихтовом лесу, а рыси и барсы — вблизи туровых зимовок.

Зима для многих животных, и в особенности для копытных (благородный олень, косуля, серна, тур, кабан), является самым тяжелым периодом года: трудно добывать корм. В горных районах животные в поисках корма в большом количестве скопляются на сравнительно небольшой территории. Это ведет к распространению паразитарных заболеваний и облегчает хищникам охоту. Все это побудило охотстанцию Кавказского заповедника организовать ряд работ по изучению зимней биологии животных.

Население западной части Кавказского хребта для ходьбы по глубокому снегу применяет особый род лыж — «круги» или «ступы». Они представляют собой прутяной круг, переплетенный ремешками и бечевками. Нога наглухо прикрепляется к кругу. Такие лыжи совершенно не скользят по снегу. Движение на них затрудняется тем, что при каждом шаге ногу приходится несколько откидывать в сторону. В условиях сильно пересеченной местности и по рыхлому снегу больше 4-5 км за день на таких лыжах сделать нельзя. Лучших лыж Западный Кавказ не знал до самого последнего времени. Для зимней работы охотстанции Кавказского заповедника также приходилось пользоваться местными «кругами».

Зимой 1933/34 г. охотстанция организовала ряд походов для изучения распределения снежного покрова в горах. Одним из них являлся наш поход. Его маршрут: Киша—Красная Поляна через перевал Чугуш-Ачишхо. В этом походе мы пользовались местными «кругами». Погода нам не благоприятствовала: большую часть пути пришлось идти при снегопаде, сильно затруднявшем ориентировку. До Красной Поляны двигались 10 дней, на это потребовалось много сил. Было ясно, что дальше так продолжать работу нельзя. Решили обратиться за помощью в Центральный совет ОПТЭ: нельзя ли опробовать в заповеднике лыжи системы «телемарк». На эту мысль меня натолкнула книжка альпиниста Л. Бархаша «Первая лыжня в Сванетии». Центральный совет ОПТЭ пошел нам навстречу, и был заключен договор на совместное зимнее обследование глубинных районов заповедника на лыжах.

В феврале 1935 г. в заповедник прибыла из Москвы группа лыжников. Совместно с работниками охотстанции она обследовала верхнюю часть бассейна р. Киши. Во время похода сотрудники станции получили первое знакомстве с горнолыжной техникой. Лыжи системы «телемарк» оправдали себя. В марте того же года было намечено пересечь на лыжах Главный Кавказский хребет. Избрали путь через перевал Псеашхо (2050 м), в зимних условиях считавшийся местным населением непроходимым. Отправным пунктом выбрали охотстанцию, расположенную на р. Кише у северной границы заповедника (ближайшие селения, Сахрай и Хамышки (Майкопский pайон), находятся в 15 и 18 км), конечным пунктом Красную Поляну. Маршрут проходил по одному из северных отрогов Главного Кавказского хребта, Б. Бамбаку и Джуге, являющимся водоразделом бассейнов Белой и Лабы, затем шел в долину реки Уруштен, откуда начинался подъем к перевалу Псеашхо. Длина маршрута 90—100 км. Он шел по сильно пересеченной местности с подъемом на высоту до 2500 м. На всем протяжении маршрута не было человеческого жилья. Мы рассчитывали пройти его в 8 дней, включая однодневный отдых.

Одним из неудобств избранного нами маршрута являлось отсутствие балаганов на большей части пути. Единственными пристанищами были «Уруштен» и «Холодный», находящиеся в последней части пути. В задачи похода входило: выяснить возможность зимнего сообщения на лыжах через перевал Псеашхо между кордонами заповедника, расположенными на разных склонах хребта;

изучить закономерность распределения снежного покрова на склонах гор различной экспозиции и крутизны;

изучить распределение снежного покрова в различных насаждениях и поясах гор;

изучить распределение копытных по склонам в связи с глубиною снежного покрова и наличием кормов;

произвести биологические наблюдения за животным миром;

изучить снеголом в различных типах леса и составить карты районов, подверженных лавинам.

По степени подготовленности к этому походу нас можно было разделить на две группы. С одной стороны, представители ОПТЭ, хорошо владевшие горнолыжной техникой (часть из них — альпинисты, уже совершившие серьезные горнолыжные переходы и поднимавшиеся на ряд вершин); с другой — работники заповедника, лишь пятнадцать дней тому назад вставшие на горные лыжи (наблюдатели охотстанции до этого вообще не были знакомы с скользящими лыжами), но люди, привычные к тяжелым переходам, хорошо знакомые с условиями работы в заповеднике. Двое из них (Насимович и Никифоров) уже проделали зимою прошлого года переход без лыж по Кавказскому заповеднику, через перевал Чугуш.

Все участники похода были снабжены лыжами системы «телемарк» и спальными мешками. В снаряжение еще входили: походная мастерская для починки лыж, мазь против подлипа и для предотвращения отдачи лыж, 2 пары кошек, альпийские веревки, ледоруб, топор, небольшая аптечка, альтиметры, сухой спирт, шестикратный бинокль, фотоаппарат с большим запасом пластинок и пр.

Вместе с имевшимся десятидневным запасом провизии, состоявшим из сухарей, молочных, мясных, рыбных и щавельных консервов, плиток горохового супа, из риса, пшена, лапши, сливочного масла, сахара, конфет, какао, чая, лимонов, клюквенного экстракта, воблы и т. д., — все это составило значительный груз. (Средний дневной рацион 1 человека состоял из 100 г сливочного масла, 250 г мясных и рыбных консервов, 60 г сгущенного молока, 200 г крупы, 200 г сахара, 400 г сухарей). Рюкзак каждого из участников похода в момент выхода весил от 24 до 30 килограммов.

К снежным полям Бамбака

Выступили 7 марта. Утром перед отправкой в последний раз проверили содержимое рюкзаков — все готово. Странным казалось: вот здесь весна, а там, в горах, на расстоянии какого-нибудь дня пути, лежит снег, и мы будем идти на лыжах.

Последние дни стояла теплая погода. Днем сильно пригревало солнце. Совсем согнало снег, местами зазеленела трава, по утрам в лесу звонко заливались зяблики. Река Киша шумела, очнувшись от зимней спячки. Рокот ее воды был слышен у самой станции...

И только накануне похода погода резко изменилась: начавшийся с вечера дождь ночью перешел в снег. Он продолжал сыпаться и утром. На полянах снег быстро таял, но в лесу белый ковер укрыл всю землю.

От станции мы направились в лес. Морозило. Идти было легко. За нами шли лошади, нагруженные рюкзаками. Мы рассчитывали, что вещи удастся доставить до первого ночлега.

Сперва путь лежал над правым берегом Киши, затем река осталась далеко в стороне и внизу, тропа начала подниматься в гору. Когда-то по ней возили из леса на быках дранку. Теперь она заросла лесом, местами обвалилась. Куда ни взглянешь — высокие буки, ветвистые дубы, изредка стройные ясени, грабы, местами молодой осинник. Иногда тропа выходила из леса на полянки. Несколько десятков шагов — и снова лес, наполненный шорохом падавшего снега.

Снежный покров еще очень тонок: оглядываясь, мы видели темные окна — следы башмаков и конских копыт. Лес казался необитаемым, но стоило внимательно приглядеться: здесь совсем недавно прошли пара косуль и кабан — их следы еще не успел запорошить снег. Птиц совсем не было слышно. За весь день мы заметили несколько гаечек и зябликов, двух или трех снегирей, да где-то далеко послышалась барабанная дробь черного дятла. Когда падает снег, птицы обычно молчат — тихим, пустым кажется лес.

В полдень снег пошел большими хлопьями. В лесу воцарилась своеобразная зимняя полумгла. Пытались стать на лыжи, но ничего не вышло: всюду камни, еле прикрытые снегом.

Ближе к Шише, притоку Киши, в лесу все чаще стали встречаться пихты. Это дерево любит северные холодные склоны; оно охотно селится по долинам рек, где больше влага, чем на открытых склонах гор. Вначале встречались отдельно стоявшие низкорослые пихты, но дальше на склонах Бамбака они уже господствовали. Шишу, небольшую речушку, перешли по «кладке» — переброшенному с берега на берег дереву. Дальше начался более серьезный подъем. Мы преодолевали первые уступы Бамбака. Главный штурм горы предстоял на другой день. В половине третьего часа пришлось остановиться на ночлег. Нужно было успеть вернуть лошадей с провожавшим нас наблюдателем. Прошли всего около 12 километров.

За два часа дружной работы устроили отличную защиту от снега из лапника пихт. Она обеспечивала нам спокойную ночь.

«Утром 8-го двинулись дальше. Предстояло с полным грузом подняться по крутизне почти на целый километр. Снег едва прикрывал валежник. Приходилось тащить на себе лыжи, что утяжеляло груз. Шли западным склоном Бамбака. Сначала делали зигзаги, потом выбрались на отрог хребта и дальше двигались, придерживаясь его гребня. Путь был тяжелый; почти каждые 10 минут приходилось останавливаться, чтобы немного отдышаться. Высокие стройные пихты держали на своих ветвях целые сугробы пушистого снега. Порыв ветра и снег оживал, рассыпался в пыль, устраивая снежный душ подвернувшемуся неудачнику. Приходилось останавливаться, чтобы стряхнуть снег.

Подъем в среднем не меньше 15—20°, а местами значительно круче. Много времени ушло на лавирование в буреломе — обходы огромных стволов поваленных пихт, на то, чтобы пробраться сквозь заросли понтийского рододендрона и кусты падуба. Листья вечно зеленого падуба при прикосновении издавали своеобразный металлический звук.

Тихо в лесу. Временами лишь слышался гулкий «пуф» — это с лапника срывался снежный ком. Изредка перекликались снегири, пискала гаечка или трещал скалистый поползень. В лесу не видно горизонта, а там, где тропа поднимается на гребень и лес немного расступается, даль закрыта туманом.

Влево от нас, в снежном мареве, глубоко внизу, осталась долина Шиши, вправо уходила далеко к югу долина Киши. Нам нужно идти на юг по гребню Бамбака.

Дважды попадались следы гурта кабанов, много следов оленей, преимущественно самцов, нередко — следы куниц.

Примерно на высоте 1200 м снега стало больше. Правда, в лесу покров его не превышал 15-20 см, но на полянах глубина снега доходила до 60 см. Мы все же предпочитали идти пешком  — для свободного хода на лыжах снега было не достаточно.

После четырех часов ходьбы сделали сорокаминутный привал. Вскоре затем стали на лыжи. Как ни крут был подъем, как ни отдавали назад лыжи, все же идти на них было гораздо легче. Поднимались зигзагами; там, где угол подъема был слишком велик, приходилось идти или «елочкой», широко расставляя носы лыж, или «лесенкой», становясь боком к склону.

Во второй половине дня мы вступили в пояс густого леса, где пихты отступили на второй план и появились горный клен, или явор, береза, а еще выше — горная сосна. Это субальпийский пояс гор. Снега здесь значительно больше. На поляне промеры давали 90-110 сантиметров. Снег рыхлый, не слежавшийся. Без лыж здесь идти невозможно.

Позади далеко по лесу уходила наша лыжня. В пологих местах склона она тянулась ровной лентой, но там, где склон становится круче, лыжня змеилась, делая резкие изломы, зигзагами взбираясь на снежные кручи. Вот склон стал очень крутым, и здесь лыжня прерывалась длинным рядом параллельных ступенек, выбитых в снегу. Шел тяжелый, очень медленный подъем «лесенкой», единственно возможный на таких склонах.

Неожиданно на высоте около 1700 м встретили большое количество оленьих следов. Во второй половине зимы олени в массе держатся значительно ниже. Внимательно осмотрели следы и убедились, что они принадлежат самцам. Животные избороздили верхнюю часть поляны глубокими тропами — настоящими снежными траншеями. Местами тропа была пробита почти до земли. Видимо, животные с большим трудом двигались в рыхлом снегу. Особенно много следов было вблизи пихт, разбросанных там и здесь, вперемежку с явором, в верхней части поляны. Здесь снега было значительно меньше. Под некоторыми деревьями мы увидели лежки оленей. Там же на снегу заметили обрывки пихтовой коры, мха и лишайников, обгрызанных оленями. Олени только что ушли, потревоженные нашим приближением. Выше в березнике обнаружили старые лунки горного тетерева.

Подъем становился более пологим. Заросли леса чередовались с большими полянами. Но даль все скрывалась в тумане. Ближние склоны гор были одеты лесом. Лишь выше, полузадернутые снежной мглой, белели альпийские луга.

Уже вечерело. Пора подумать о ночлеге. Зимние сумерки очень коротки. Решили остановиться под большой сосной. Здесь мало было снега, место хорошо защищено от ветров березовой порослью.

Устройство ночлега на границе леса — довольно хлопотливое дело. Но работа спорилась, всем хотелось скорее отдохнуть. Восемь километров подъема утомили всех. Спина и плечи болели от тяжелых рюкзаков. Прямо на снег рядами крест-накрест настлали молодых березок, вниз положили более толстые ветви, выше — прутняк. Получился хороший пружинный настил, предохранявший спальные мешки от соприкосновения со снегом. Для удобства устроили три отдельных настила.

В центре, прямо на снегу, уже пылал большой костер, около которого хлопотали двое дежурных, приготовлявших ужин. День был трудный: чтобы восстановить силы, требовалось хорошее питание.

После ужина полчаса ушло на просушку обуви и перчаток. Наконец, залезли в спальные мешки. Легли, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее. Костер скоро провалился в яму (подтаял снег) и начал дымить.

Туман рассеялся. Ясная лунная ночь. На снегу — темные тени от сосен. Под лучами лунного света снег блестел яркими голубыми искрами. Далеко на юго-запад грозными зубьями возвышались Тыбга и Джемарук. Ближе — пологие склоны Бамбака. Казалось, конца нет снежным полям. Лес отступал вниз, в последнем усилии пытаясь бороться с глубоким снегом: отдельные группы деревьев карабкались все выше и выше по скалистым склонам...

Совсем стих лагерь, сон одолел всех.

 

Три дня в тумане

Под утро погода опять изменилась. Сильно потеплело. С запада наползали облака. Пока мы завтракали и собирались, вершины гор задернуло белой пеленой. Нужно было спешить. Весь день нам предстояло идти по альпийским лугам, где нельзя было укрыться от ветра и снега.

Команда: «На лыжи, вперед!». Несколько крутых зигзагов, и лес остался внизу. С гребня открылся вид на север и восток: две огромные плиты, обрывавшиеся отвесно к югу — горы Большой и Малой Тхач, хребет Бабук и скалы Чертовых Ворот (Ачешбок). Это два каменных уступа с красивыми изломами и обрывами в несколько сот метров. Между ними — широкий проход.

Несмотря на значительный груз, мы быстро набирали высоту. Склон был довольно пологий, и идти можно было в лоб — лишь сильнее прихлопывать лыжами и больше опираться на палки, чтобы уменьшить отдачу назад. Наша группа растянулась длинной вереницей. По мере подъема мы все больше отклонялись вправо. На высоте около 2500 м направились прямо на юг. Впереди — главная вершина Б. Бамбака — мощный снежный конус с широким основанием и довольно крутыми склонами. Нам предстояло обогнуть его с востока.

Спуск. Но лыжи не скользили — сильный подлип. Многие из нас падали; пришлось сделать привал. Просушили лыжи на солнце, натерли их скользящие поверхности особой мазью, предотвращающей прилипание снега. После этого быстро спустились к верховьям Бамбачки, впадающей в Уруштен. Вправо от нас остался склон к Кише. Дальнейший путь лежал по другому склону Бамбака, обращенному к Уруштену.

На снегу аккуратной строчкой тянулся лисий след. Вблизи от него заметили следы русака. В течение всей зимы зайцы держатся в альпийской зоне, питаясь ивовой порослью. В пихтовых лесах зимою их очень мало.

Огибая истоки Бамбачки, мы двигались причудливой лентой, то спускаясь, то поднимаясь. Речушка терялась в снежных сугробах. Во многих местах лыжная палка, воткнутая в снег верхним концом, погружалась в него вся. В то же время на левом берегу Бамбачки, на склонах, обращенных к югу, из-под снега выглядывала прошлогодняя сухая трава, а в отдельных местах склон был совсем свободен от снега. Это типично для гор Западного Кавказа — на столь близком расстоянии и такие контрасты!

С восточных склонов Бамбака открылась широкая панорама на горы. Впереди змеился лесистый хребет Мастакан, за ним тянулась цепь хребтов с вершинами Трю, Ятыргварта и Алоус. На заднем плане высился огромный массив Магишо, полузадернутый пеленой тумана.

Погода все ухудшалась. С запада сплошною стеною надвигался туман. Облака, тяжело переваливаясь через седловину Бамбака, настигали нас. Видимость была очень слабая — всюду молочная пелена тумана.

Все круче становились склоны Бамбака. Особенно трудно было переходить через некоторые балки. Снег здесь лежал двухметровым слоем. На крутых склонах, обращенных на юго-восток, он был очень плотен — плохо держались лыжи. Приходилось при каждом шаге «вколачивать» лыжи в снег и с большой силой опираться на палки. Требовалась большая осторожность: резким движением можно было срезать пласт снега и сорваться с крутизны на десятки метров.

Мы двигались то выше границы леса, то среди берез, тонувших в снежных сугробах. В одном месте подняли стаю тетеревов, сидевших на ветвях березы. Птицы подпустили нас шагов на тридцать и только тогда снялись с места и полетели, издавая характерный резкий свист крыльями. На снегу были видны целые тропы, проторенные тетеревами. Здесь же мы заметили следы куницы, очевидно, охотившейся за птицами.

Очень крутой настовый склон. Я снял лыжи, предпочитая обойти это место выше пешком, так как ребра лыж обточились и плохо держали на насте. Часть лыжников последовала за мной. Минут через двадцать мы миновали опасное место.

Остальные лыжники, желая выиграть во времени, стали опускаться прямо по склону. Сорвавшись, один из них более полусотни метров пролетел вниз, лежа на спине. Тогда они решили обойти этот склон снизу. В результате сильно запоздали.

Вечерело. На ночлег остановились в скалистой местности. Ее мы назвали «Туровый замок». На выгревах здесь почти не было снега. Где-то внизу, в лесу, по нашим предположениям, находилась туровая зимовка. Расположились среди редких берез. На снег настлали березовых веток. Все сильно устали и проголодались. Развели костер. Ужин показался особенно вкусным. Обувь и перчатки забрали с собой в спальные мешки, иначе за ночь все это настолько бы промерзло, что пришлось бы долго отогревать у костра. Наши мешки хорошо выдерживали мороз до 15°. Неприятны были лишь первые минуты, когда приходилось залезать в холодный мешок. Но вот застегнул его, закрывшись с головой, — и быстро согрелся.

Лагерь затих. Я высунул голову из мешка. Туман рассеялся, сверкали звезды, морозило. Может быть, завтра будет хорошая погода. От места последнего ночлега мы отошли километров на десять, но если считать все обходы, то мы проделали гораздо более длинный путь.

Мои надежды не оправдались: большую часть следующего дня мы опять шли в тумане. Переход оказался очень тяжелым. Несмотря на все усилия, нам не удалось добраться до намеченного пункта. На этом участке пути наши лыжи получили серьезное испытание. Недостаток их обнаружился при форсировании крутых скалистых склонов. Длинные, они сильно затрудняли маневрирование. Особенно тяжело приходилось при спусках по крутым балкам, имеющим форму желобов. Иногда мы долго шли, опираясь о снег только пятками и носками лыж, все остальные их части были на весу. Узкие, с очень крутыми берегами, эти желоба не давали возможности делать прямые спуски, приходилось прибегать к столь неудобной здесь «лесенке». Тяжело было двигаться и в лесу, поминутно перебираясь через упавшие стволы деревьев. Местами мы шли прямо по стволам. Неоднократно снимали лыжи, но через несколько минут опять их надевали. Более удобными в этих местах были бы лыжи канадского типа.

От места ночлега сперва шли склоном горы Джуги, придерживаясь зоны криволесья. Затем опустились к речке Челепсинке и начали подъем на хребет Челепсы.

С полдня пошел снег. В воздухе упорно держалась туманная дымка. Мы двигались то через заметенные снегом балки, то сквозь густой пихтовый лапник молодняка, сомкнувшийся плотной стеной. Иногда вверху бледными очертаниями выступали скалы Джуги.

В пихтовом лесу встретили следы куницы и полузаметенные снегом следы оленей. Очевидно, здесь животные подходили к незамерзшему ручейку и пили воду. Старые охотники сообщали мне раньше, что на Челепсах зимует много самцов оленей. Но встреченные следы, по-видимому, принадлежали самкам.

На ночлег остановились задолго до того, как наступили сумерки: в тумане легко было потерять ориентировку, а нам предстояло вновь выбираться в альпийскую зону, чтобы перевалить через хребет.

За день мы продвинулись не больше как на 7-8 километров.

Дружно принялись за устройство ночлега. Работой, как всегда, руководили наблюдатели заповедника, привыкшие к жизни в лесу. Одни рубили лапник на пихтах, другие стаскивали его в кучу и раскидывали снег самодельными «мотыгами». Там, где снег был слишком плотным, работали ледорубом. Чтобы устроить надежный навес, вбили в снег двухметровые колья с рогульками около большой пихты, служившей одновременно частью одной из стен нашего убежища. На рогульки положили поперечные перекладины и на них уже настлали лапник. Стены также устроили из лапника, приваленного снегом. Пол устлали пихтовыми ветками, поместив внизу толстые из них и выше — более тонкие. Перед зелеными шатрами (всего мы их построили два) в яме, выкопанной в снегу, разложили большой костер. Сытный, вкусный ужин заставил забыть о невзгодах дня. Спали крепко.

Утро нас не порадовало: как только тронулись в путь, пошел снег. Горы были окутаны туманом.

Впереди шел опытный лыжник — С. Любский, один из наиболее выдержанных участников похода, вторым — я, указывая по карте-одноверстке и компасу направление. Минут через пятнадцать мы выбрались из леса. Путь лежал по лугу, покрытому снегом. Я измерил толщину снежного покрова. Получилось так, что в альпийской зоне снега вдвое меньше, чем в субальпийской — среди зарослей берез. Очевидно, там снег сдувался сильными ветрами, а здесь задерживался стволами и ветвями берез.

У верхней границы леса неожиданно послышался задорный писк гаечек. Странно, как высоко забираются зимой эти маленькие птички.

Но вот стал рассеиваться туман. В лицо ударил ветер. Мы на перевальной точке Челепсов, на высоте около 2200 м. Впереди — долина Уруштен, подступы к Псеашхо. Глубоко внизу змеилась река, темная лента воды была окаймлена белыми берегами. Широкая долина далеко уходила вперед. За поворотом она сильно сузилась. С запада — склон Уруштена, с востока— Алоуса. Внимательно осмотрели склоны гор. На Алоусе были видны тропы, проложенные турами.

Вниз, к лагерю Уруштен. Нам удалось найти исключительно удобное место для спуска: длинный язык поляны, далеко уходивший в лес. Чем ниже, тем снег становился более рыхлым, и легче было управлять лыжами на крутом спуске.

Лыжи стремительно несли нас к лесу. Неловкий поворот... снежная Пыль клубами взвилась вверх — падение. Если бы не этот тяжелый рюкзак! Очень трудно сохранить равновесие, когда за плечами такая тяжесть. Чтобы удержаться, приходилось «ложиться в дрейф» — сильно наклоняться в сторону поворота.

Ближе и ближе лес. На ровной площадке остановились. Громкий говор — лыжники обменивались впечатлениями.

Ослепительно блестел снег. Трудно было оценить крутизну склона, даже вооружившись темными очками-консервами. Вот неожиданно для себя оказались на крутом обрыве. Это сообразили лишь тогда, когда лыжи уже со страшной быстротой понесли вниз. Затормозить нельзя. Более опытные сделали резкий поворот «христианин», новички, в том числе и сотрудники заповедника, потерялись: несколько секунд, и лыжи их с разгона зарылись в снег; две мертвые петли в воздухе — лыжники исчезли в тучах взметенного снега...

В лесу лавировать очень трудно. Тем не менее, мы двигались довольно быстро, с каждой секундой теряя высоту. Спуск до лагеря Уруштен (высота 1480 м) занял не более двух часов.

Заметили следы животных: двух кабаньих гуртов и одиночки кабана. Под деревьями обнаружили старые лежки кабана. Местами кабаны взрывали снег до земли в поисках корней растений. Такая неожиданность — встретить высоко в горах зимующих кабанов! Пересекли два медвежьих следа. Наверно, эти животные совсем не ложились на зимнюю спячку. Заметили следы зайца.

Ближе к лагерю снега в лесу становилось все меньше и меньше — мы постепенно переходили к южным склонам. Здесь и там зеленела ежевика. Громко кричали скалистые поползни, нередко слышались писки гаечек. Недалеко пролетел большой пестрый дятел.

Уруштен перешли по стволу дерева, переброшенному с одного берега на другой. С обоих берегов речку теснили снежные сугробы: местами они почти сходились.

Через несколько минут вышли на поляну к деревянному домику. Он построен специально для туристов. Мы были на главном маршруте, на пути в Красную Поляну.

Сегодня мы прошли 8-9 километров.

 

В долине лавин

Лагерь Уруштен расположен неподалеку от реки на опушке леса. Прямо перед лагерем — большая поляна. Отсюда открывается вид на хребты Алоус, Уруштен и Челепсы. Вокруг лесистые склоны гор. Место очень живописное.

Мы опоздали на один день против намеченного плана. Тем не менее, решили сделать дневку, чтобы отдохнуть перед дальнейшим походом.

Всю ночь дул сильный ветер, температура упала до —15° С. Несмотря на то, что мы спали в помещении, многие из нас сильно озябли в своих мешках. К утру ветер стих.

Сильные ветры в долине Уруштен — обычное явление: сюда охлажденные массы воздуха стекают со склонов Псеашхо вниз по ущелью.

Утро было ясное и солнечное. В первой половине дня тренировались в ходьбе на лыжах. С сотрудниками заповедника занимались инструкторы Ю. Мальцев и С. Любский. При тренировке сильно сказалась привычка идти с тяжелыми рюкзаками. Пришлось заново вырабатывать стойку на лыжах: до этого в пути на спусках рюкзаки заставляли нас держаться с широко расставленными ногами и с большим наклоном туловища вперед.

Во второй половине дня вместе с С. Любским я измерил глубину снежного покрова в различных местах. Наибольшей толщины снег достигал на большой поляне (в среднем около 1 метра) и в пойме реки, заросшей ольхой и березами (90 см). Значительно меньше было снега в березово-осиновых зарослях, находящихся на террасах близ реки (70 см) и в пихтовом редколесье (55 см). Сосны росли по небольшим бугоркам на хорошо освещенных местах; толщина снега здесь не превышала 35 см, а местами его совсем не было. В пойме бросалось в глаза скопление снега близ ольх, росших розеткой. Между отдельно стоявшими деревьями снег выдувался ветром. Снег всюду был плотный, некоторой рыхлостью отличался лишь верхний пласт, глубже прощупывалось несколько слоев наста.

В лесу я видел гаечек, а на берегу реки слышал оляпок.

На следующий день нужно было выступить как можно раньше: предстояло пройти там, где часто низвергались лавины. Эти места нужно было миновать, пока снег был еще скован морозом. Все приготовления были закончены с вечера. Тщательно были осмотрены крепления лыж.

Выступили на рассвете. До лагеря Холодного было 16 км. Путь к нему шел плавным подъемом (в среднем 25 метров подъема на 1 километр пути).

В километре от нашего лагеря перешли по деревянному мосту на левую сторону Уруштена. Двигались то вблизи реки, то удаляясь от нее на запад, по большим полянам или сосновыми и березовыми перелесками. На протяжении первых восьми километров долина реки широкая, горы здесь расступились, давая место большим ровным пространствам. Идти было легко. Окружавшие горы почти не имели бесснежных выгревов. Впадавшая справа в Уруштен речка Имеретинская была окружена горами, сплошь покрытыми снегом.

На восьмом километре опять перешли по мосту через Уруштен. Снег на мосту лежал на высоте перил. Странно было идти на лыжах по снежной арке, перекинутой с берега на берег. Внизу шумела река.

За мостом характер местности резко изменился. Долина начала суживаться, местами превращаясь в тесное ущелье. Приходилось идти уже не по ровным лужайкам, а скользить по склону. Горы сжали речку грозными скалистыми уступами. Пологие склоны сменились отвесами, огромными безлесными осыпями, на которых всюду были видны следы лавин. Резко изменился вид леса. Лиственные и хвойные деревья были перепутаны, а местами совершенно уничтожены лавинами. Всюду на полянах и склонах виднелись согнутые в дугу березы. Местами торчали лишь старые пни — словно ножом пластовые лавины срезали лес. С гребней хребтов грозно нависали снежные карнизы, тянувшиеся на протяжении нескольких километров.

Еще не доходя до впадения речки Имеретинской в Уруштен, на склонах гор начали встречаться остатки небольших лавин, прошедших 7-10 дней назад. Очевидно, эти лавины медленно двигались по склону, так как их извилистый след придерживался всех поворотов ложа балок.

Но чем дальше мы шли, тем более грозный вид принимали нагромождения лавинных глыб снега. Эти многометровые препятствия мы преодолевали с трудом. Вблизи язык остановившейся лавины казался гигантскими щупальцами какого-то чудовищного зверя, он расползался во всех направлениях по лесу. Иногда язык лавины имел вид широкого веера. Обычно лавинный нанос обрывался почти отвесной стеной, местами достигавшей высоты 20 метров и больше. Все это были лавины так называемого пылевого типа, вызванные большим скоплением снега выше по склону. На своем пути они захватили еще слои нижележащего рыхлого снега. Иногда такие лавины производят страшные разрушения: только силой воздушного давления они заставляют валиться деревья на противоположном склоне. На территории заповедника особенно много лавин упало зимой 1931/1932 гг.

Мы или пересекали лавины или обходили стороной. Большинство из них упало со склонов Алоуса и меньше с Уруштена. Всего до лагеря Холодного я насчитал 14 лавин. Некоторые из них могли бы похоронить под собой весь наш отряд. Особенно грозно выглядели две лавины, упавшие в том месте, где ущелье Уруштена сильно суживается, превращаясь в каньон. Они низверглись с противоположных склонов гор, перегородив русло реки. Вода пробила себе путь. Снег здесь лежал огромными мостами. Мы шли по этим мостам, по сторонам возвышались снеговые валы, из-за них не видно было леса.

Никаких следов зверей. В самом начале пути я слышал гаечек, а у лагеря Холодного неожиданно закричала сойка. Снег и снег, в изломах и сбросах отливавший синевой. Невидимая и неслышная река бежала где-то под слоем снега толщиной в десятки метров.

Особенно трудно нам пришлось, когда пошел снег, а вскоре затем разыгралась вьюга. В лицо со страшной силой бил ветер. Поминутно останавливались, чтобы перевести дух.

Наконец вышли на площадку, где стоит деревянный домик лагеря Холодного (высота 1 850 м). Снежные хлопья больно стегали по лицу. Лагерь сотрясался от порывов ветра. С трудом отворили дверь. Помещение совсем не было приспособлено для зимней остановки. Через выбитые окна внутрь намело целые сугробы, потолок угрожающе прогнулся от тяжести снега, набившегося через чердачные окна.

Прежде всего, мы вырубили часть пола, приготовив место для костра. Затем досками закрыли одно окно и сбросили снег с потолка. Замерзшие руки плохо слушались. Дрова пришлось носить издалека, утопая в глубоком снегу — на лыжах из-за ветра двигаться было невозможно. От Уруштена до Холодного мы шли часа четыре с половиной, и столько же примерно времени пришлось поработать, чтобы как-то обеспечить себе ночлег.

Все сильно устали, проголодались. У каждого было по одной резервной банке сгущенного молока — индивидуальный фонд на критический случай. И мы вскрыли эти банки, затем достали сухари... Горячего никто не стал дожидаться.

К утру нас наполовину замело снегом, проникшим в помещение через чердак и выбитое окно. Все так же выла вьюга. Решили выжидать улучшения погоды. Отправляясь в поход, мы захватили продуктов на десять дней. Сегодня был восьмой день. До Красной Поляны по нашим расчетам оставалось 1—1½ дня пути. Но как знать, сколько продержится вьюга? Я вспомнил прошлогодний поход, когда снег шел почти непрерывно 7 дней. Поэтому пришлось урезать продуктовый паек. Утром сытный завтрак был заменен чаем с небольшой порцией сгущенного молока. Чтобы сохранить силы, многие в этот день лежали в мешках.

А вьюга бушевала по-прежнему. С огромным усилием удавалось отворять дверь — так силен был ветер. Вокруг лагеря нанесло целые горы снега.

Лагерь Холодный стоит на небольшой полянке. С ледника Псеашхо, расположенного примерно в 7 км на юго-восток от лагеря, постоянно дуют ветры, не встречающие на своем пути никаких препятствий. Название «Холодный» вполне оправдывается местом. Даже летом здесь часто бывает холодно.

Большую часть дня я приводил в порядок свои записи. То же делали и некоторые другие. Остальные спали. Настроение было подавленное. Некоторые простудились, кашляли. Иногда кто-нибудь нервно вскакивал и подходил к окну. Даль клубилась в снежной мгле...

На ужин сварили суп из мясных консервов. После дня голодовки все жадно накинулись на еду. Вкусным показался и горячий чай, приготовленный из растопленного снега и сильно отдававший дымом.

 

Перевал Псеашхо

Под утро перестал сыпать снег. Утих ветер. Хребет Псеашхо — грозный, сверкающий белизной — предстал перед нами во всем своем величии. Западнее поднималась пирамидальная вершина горы Перевальной. Путь был открыт. Нужно спешить к перевалу: опять могла испортиться погода.

Быстро собрались, встали на лыжи. Через несколько минут первый лыжник плавно пошел на спуск к реке Холодной. Пушистый снег прочертила «змейка». Вот покатился следом второй, третий...

Река Холодная, правой приток Уруштена, впадает в него неподалеку от лагеря. Бурный поток, рождающийся из ледниковых вод Псеашхо, почти весь был заметен снегом. Один за другим лыжники прошли по снежному мосту и начали подниматься к перевалу. От лагеря до перевала около шести километров. Подъем идет очень плавно по полянам, чередующимся с березовыми перелесками. Снега было много, лес совсем тонул в нем, местами из-под сугробов выглядывали лишь верхушки согнутых берез. Верховья Уруштена, а также и озеро, расположенное неподалеку от перевала, были сплошь занесены снегом. По сторонам — высокие стены гор, с гребней хребтов нависали огромные снежные козырьки. Приходилось удивляться, как только они держались.

Два часа ходьбы, и мы на перевале. Высота 2050 метров. Вот известный всем наблюдателям заповедника камень высотой около 5 метров. Сейчас он еле выглядывал из-под снега. Прежде чем начать спуск к Красной Поляне, пришлось около двух километров идти склоном Перевальной горы и даже набрать еще большую высоту.

С севера подул резкий ветер. Долина Уруштен исчезла в тумане. Непогода преследовала нас.

Через полчаса подошли к месту, откуда летом начинается спуск к верховьями реки Бзерп. Тропа идет зигзагами по очень крутому склону... Мы остановились на краю обрыва. Нельзя было рассмотреть, что находилось внизу: мешали снежные наметы.

Это не явилось для нас неожиданностью: еще в Москве, составляя план похода, мы предусмотрели, что в этом месте нам, возможно, не удастся спуститься к Красной Поляне, и тогда же наметили обход с востока через хребет Псекохо.

Псекохо — узкий гребень, с востока прилегающий к верховьям Бзерпа. В верхней своей части он очень обрывист, ниже становится более спокойным и значительно расширяется; здесь на него выходит главная маршрутная тропа, пересекающая верховья Бзерпа. В дальнейшем тропа до первого селения «Сланцевого Рудника» идет по хребту, придерживаясь его капризных изломов. От перевала до рудника около 17 километров. Обход удлинял наш путь.

Прежде чем начать подъем на Псекохо, мы огляделись. Широкая горная панорама поражала своим величием. На западе — зубчатая скалистая гряда Ассары, Чугуш, красивый Ачишхо — излюбленное место для экскурсий туристов из Красной Поляны; ближе к морю — Чура; к югу— многоглавая Аибга; у ее подножия в долине Мзымты расположились маленькие, еле заметные, с перевала домики Красной Поляны. К востоку — Псекохо и дальше водораздельная гряда Главного Кавказского хребта — Псеашхо, Аишхо. Хребты сплетались, змеились во всех направлениях, ниспадали к долинам отвесными скалистыми склонами, чернеющими обнаженными от снега грозными уступами и более пологими склонами, покрытыми белой пеленой снега.

Мы двинулись на последний подъем. Шли зигзагами. Неожиданно пересекли следы лисицы. Что привело ее сюда?

Вокруг мертвая снежная пустыня. На гребне Псекохо нависал снежный козырек. Склон, обращенный к нам, был очень обрывист. Через каждые десять-пятнадцать минут делали остановки, наклонившись вперед, подставляли лыжные палки под тяжелые рюкзаки, чтобы дать отдых спине.

На последнем участке подъема шли особенно осторожно, так как зыбкий снег плохо держался на склоне — можно было вызвать лавину. Строго следили, чтобы между каждыми из идущих было расстояние не меньше 5 метров.

Наконец мы на высшей точке хребта. Быстро начали скользить на лыжах по гребню в направлении на юг. Необходимо было соблюдать большую осторожность: отклонившись вправо, можно было попасть на «воздушный снег» — козырек, нависавший над обрывом; так же опасно было отклониться влево: на крутом склоне легко вызвать лавину. Нужно было придерживаться узкой полосы гребня. Местами гребень расширялся; пользуясь тем, что на рыхлом снегу легко тормозить, мы быстро спускались.

Но вот перед нами обрыв. Здесь догнал нас надвигавшийся с севера туман. Дальше, чем на тридцать-сорок метров, ничего не было видно.

— Уруштен, Псеашхо и Псекохо не так-то легко даются, — сказал кто-то из нас. После короткого совещания сняли лыжи и выслали вперед на разведку Любского, Белоглазова и Букова. Они захватили альпийские веревки и ледоруб.

Несколько минут напряженное ожидания... Снизу донеслись голоса:

— Можно идти, сохраняя дистанцию в 10 метров!

Глубоко втыкая в снег лыжные палки, медленно спускались. Гребень круто падал на юг. Местами склоны его шли почти, отвесно. Влево и вправо от гребня терялись в тумане такие же почти отвесные склоны. Рыхлый, не слежавшийся снег двигался под ногами, сползая вниз. Часто мы глубоко проваливались, чувствуя под ногами твердые скалы. Обутые в горные ботинки ноги скользили по мерзлой земле. Немного ниже нас снег местами прочеркнулся трещинами. Мы проходили места, где рождались лавины. Стоило наступить оттепели, и тогда тысячи тонн снега ринутся внизу ломая и разрушая все на своем пути. Верховья Бзерпа издавна славятся лавинами. Сюда зимой не рискует заходить ни один охотник.

Двадцать минут напряженного спуска, и мы в безопасности. Снова стали на лыжи. С головы до ног мы вывалялись в снегу, сильно промокли. Скорее вниз — к лесу, чтобы согреться. Лыжи шли прекрасно: даже на очень крутых лесистых склонах можно было лавировать между деревьями, не прибегая к скучному спуску «лесенкой».

Быстро миновали верхнюю зону криволесья: берез, буков и горных кленов и вступили в пихтовый лес.

Поражало обилие снега. Сделали промеры — толщина снежного покрова не меньше двух метров. Под сугробами скрывались кустарник, упавшие стволы лесных великанов. Тяжелые снеговые шапки, по местному «навись», белели на верхушках пихт, ветки гнулись под их тяжестью. Многие деревья никли к земле, иные сломались.

Послышался тихий и тонкий писк; я поднял голову. На ветках пихты суетилась стайка корольков. Это  красивые маленькие птички с красным оперением на голове.

Пологие, плавные спуски изредка сменялись обрывистыми склонами. Некоторые из нас в таких местах скатывались «в лоб» и обычно падали, исчезая в тучах взметенного снега. Более осторожные спускались длинными зигзагами или верхом на лыжных палках...

Снега становилось все меньше. Примерно ни расстоянии двух километров от Рудника он как-то сразу исчез. Мы находились в лиственном лесу. Кругом — бук, каштан, лещина. Много птиц; появились зяблики, черные дрозды, синицы.

С лыжами на ремне уже в сумерках подошли к Руднику. До Красной Поляны оставалось шесть километров пути. 

Заключение

Утром 16 марта, ровно на десятый день пути вступили в Красную Поляну. Здесь мы устроили заключительный вечер, на котором подвели итоги нашей работы в горах.

Что дал переход?

Мы собрали обширный материал о распределении снежного покрова в горах, о влиянии лавин и снеговалов на лес, о местонахождении зимовок различных животных в горах заповедника. Наконец наш переход, несмотря на все его трудности, доказал ценность взаимной работы альпинистов и горных лыжников с научными работниками заповедника.

Однако мы отметили и то, что неблагоприятно отразилось на нашем походе. Прежде всего, громоздкость самой группы; подобные походы удобнее совершать группе в 4-5 человек: иначе замедляется темп движения, затрудняется устройство ночлега. Затем, мы поздно вышли — в марте, когда уже начинается движение лавин. Во второй половине декабря, в январе и первой половине февраля погода в этих местах более устойчивая, легче идти на лыжах.

Особое внимание нужно обратить на переоборудование и расширение сети лагерей. (К этой работе заповедник приступил летом 1935 г). Продукты в них нужно забрасывать осенью.

Лыжи системы «телемарк» оказались не совсем подходящими для нашего похода. Лучше было бы иметь лыжи более короткие и широкие. По узким балкам и желобам очень трудно продвигаться на длинных лыжах. Кроме того, для продвижения зимой в горах Кавказа нужны лыжи с железными подрезами, так как на крутых настовых склонах быстро стачиваются края лыж.

Пройденный нами маршрут мы пока не можем рекомендовать рядовому лыжнику-туристу. Нужно еще выяснить возможность безопасного спуска с Псеашхо (к верховьям реки Пслух). В ближайшие годы мы рекомендуем туристам для ознакомления с животным миром заповедника совершить экскурсии из Гузерипла на горы Абаго, Тыбгу и Гефо, с Киши на Б. Бамбак и т. д.; не менее интересным является маршрут Хамышки — Лагонаки — Белореченский перевал — Бабук-аул — Сочи (100 км).