Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: На Камчатке. Сборник статей и очерков. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1936 г.
В очерке А.И.Морозова описан 600-километровый маршрут, проделанный геологическим отрядом от с.Соболево до г.Петропавловска. В очерке описаны те изменения, которые произошли в жизни и быте коряков после 1917 года. Описывая западный берег Камчатки, автор указывает на огромные заросли шеломайника и рассматривает их как кормовой ресурс, необходимый для развития животноводства. Кроме того, он описывает работу рыболовецкого колхоза в процессе ловли краба и подготовку к путине.
В очерке рассказывается о петрографии Срединного хребта и его преодолении отрядом. Дана характеристика Валагинского хребта, описана панорама, которая открывается с него. Приведены размеры и форма конуса Березовской сопки и дано описание ее извержения.
А. И. Морозов
От Охотского моря до Тихого океана
Последние прощальные гудки. Пароход снимается с якоря. До свидания, Владивосток!
Спокойно прошли мы Японское море. Безбрежная синяя гладь расстилалась кругом. На второй день плавания вошли в пролив Лаперуза. Справа виднелся Хоккайдо, второй по величине остров Японского архипелага. Слева высились мрачные скалистые громады Южного Сахалина.
У входа в пролив располагаются два небольших островка – Риушири и Рифунсири. Это – два типичных вулкана. Над водой выступают только вершины вулканических конусов. У Риушири конус сильно разрушен, у Рифунсири – представляет удивительно правильное тело. Круто падающие в воду откосы вулканов густо усеяны на берегу моря рыбацкими поселками.
В Охотском море сразу окунулись в густой, почти осязаемый туман. Цвет воды из синего стал грязно-зеленым. Появилась небольшая пологая волна. Три дня мы шли в сплошном тумане. Через каждые пять минут пароход давал гудки. Иногда на них откликались встречные суда. Тогда пароход резко сбавлял скорость. На мостике показывалась знакомая фигура капитана.
У берегов Камчатки нас захватил восьмибалльный шторм. Седое Охотское море – самое опасное и коварное из всех морей земного шара. На этот раз оно разыгралось не на шутку. Грязно-зеленая штормовая волна легко, как игрушку, ворочала наш океанский пароход. Он погружался в воду, оставляя над волнами только спардек, стремительно взлетал на пенистый гребень, неуклюже переваливался с боку на бок и скрипел всеми своими переборками.
Западный берег Камчатки не имеет ни одной бухты, где можно было бы отстояться во время шторма. Болотистые берега, покрытые торфяниками, полого уходят в воду. Пароходы останавливаются далеко от берега, разгружаются на рейде. Штормовая погода часто срывает разгрузочные работы. При первых признаках бури пароходы уходят в море и ожидают там хорошей погоды.
9 июля шторм затих.
Вместе с сотрудниками другого отряда экспедиции, почвоведом К. П. Богатыревым и топографом И. К. Веховым, мы вышли на берег. Здесь расположился Пымтинский крабоконсервный комбинат.
На комбинате шла ударная работа. Этот сезон отличался небывалым ходом крабов. Кавасаки грудами выбрасывали их на берег. Заводские конвейеры были загружены до отказа. Важно было использовать удачу и время. Громадные морские крабы, из которых приготовляются прекрасные консервы, каждый день могли уйти далеко в море. В эти дни решалась судьба целого года работы консервного комбината.
Рыбная путина еще не началась здесь, к ней усиленно готовились: делали настил для приема рыбы с кунгасов, проводили электричество, водопровод, натягивали тент, приготовляли засольные сараи.
До пункта, откуда мы должны были начать свои работы, оставалось 50 километров. Это было Соболево, одно из крупнейших поселений на западном берегу Камчатки. Мы увидели здесь около семидесяти крестьянских дворов, русскую и корякскую школу, больницу, ясли, молочную ферму и хорошо оборудованную пекарню. Это – крепкий, очень хорошо работающий колхоз.
От моря его отделяет двенадцатикилометровая дельта реки Воровской, разбитая на многочисленные протоки и разветвления.
Река Воровская берет начало в Срединном хребте, минует скалистые участки и, пробежав километров 120, выходит на прибрежную низменность, сильно замедляет скорость течения, а затем спокойным, широким потоком впадает в Охотское море. Как и все реки западного побережья Камчатки, река Воровская в месте своего впадения в море образует «кошку», или, иначе говоря, приустьевый штормовый вал. Подбежав к берегу моря, река вдруг круто поворачивает на север и течет параллельно морскому берегу, затем через пять – шесть километров вновь принимает первоначальное направление и, наконец, впадает в море. «Кошка» состоит из хорошо окатанной и тщательно отсортированной морской гальки. Ширина ее незначительна, редко она превышает 50 метров. По-видимому, это своеобразное явление вызвано работой штормовых волн, задерживающих течение реки и нарушающие ее нормальный сток в море.
На этой-то «кошке» и находилось теперь все взрослое население села. Здесь была расположена колхозная рыбалка. Каждый человек в эти дни был на строгом учете. С трудом нам удалось набрать в Соболеве рабочих.
В проводники пошел Елагин Уэпич – рослый и еще нестарый коряк. Уэпич недавно получил ружье «Савач» отличного боя и был этому несказанно рад. Превосходный охотник, изумительный следопыт, он знал цену хорошему ружью: целыми часами он рассматривал свой «Савач», примеривался к нему, чистил и протирал затвор.
Никто лучше Елагина не знает перевальных троп в этой части Срединного хребта, никто не может соревноваться с ним в знании таежной жизни. Дорогу он находил безошибочно по еле заметным приметам. Он все понимал в таинственной жизни леса. Даже летом, когда нет снега, выдающего зверя, Елагин показывал нам следы пробежавшего соболя.
Порой он вызывал удивление даже у камчадалов, замечательных охотников. Коряк был немногословен, говорил кратко и убедительно. Слова его всегда сопровождались добродушной улыбкой.
Пока шла пригонка вьючных седел, Елагин чинил сбрую, часами сидел на корточках и оживленно беседовал со своей старшей сестрой Елкун. Вокруг бегала целая стайка племянниц Елагина.
Наметив окончательно направление боковых маршрутов и распределив груз по вьюкам, мы тронулись в путь. Это было 7 августа. Далеко за околицу нас провожала черноглазая детвора. Малыши приветливо махали нам ручонками. Они отстали от нас только после того, как наши лошади скрылись в высокой траве предувалья. Эта трава мешала нам вести геологические исследования.
Камчатка всегда поражала исследователей мощным травостоем. Не успеет сойти снег, как появляются густые зеленые побеги. Они растут не по дням, а по часам. Короткий вегетационный период заставляет растение дорожить каждым хорошим днем. Оно старается, тянется, растет. Где, кроме Камчатки, можно увидеть подобные заросли шеломайника? Зеленые моря этого стройного широколистного красавца колышутся по всей Камчатке. Пойма всех рек, всех горных ручьев покрыта изумрудным ковром шеломайника. Незабываемая картина – передвижение вьючного каравана в зеленом тоннеле этого однолетнего великана, раскинувшего далеко во все стороны свои великолепные владения. Шеломайник может служить и уже служит прекрасным материалом для кормов. Его широкие листья и мощные стебли дают вкусный и сочный силос. Неисчерпаемые кормовые ресурсы имеет животноводство Камчатки в этом диком растении.
На четвертый день пути мы остановились в долине небольшой речушки, чтобы просушить подмоченное при переходе через реку снаряжение и продовольствие. Вдруг послышался страшный рев. Он повторился несколько раз. Мы переглянулись. Где-то ревела компания медведей. Чего они не поделили между собой? Дрались они или развлекались игрой после сытного обеда?
Когда мы вошли в прихребтовые увалы, нам стали попадаться обнажения горных пород, главным образом в береговых обрывах. Они были представлены третичными песчаниками с остатками флоры, позволяющей судить о возрасте этой породы.
Шаг за шагом мы продвигались вперед. Позади остались труднопроходимые болота. Уже ясно можно было различить величественные перевальные пики Срединного хребта.
У самого перевала погода вдруг резко изменилась. Барометр упал и не ошибся в своем предсказании: солнце быстро спряталось, и мы надолго распрощались с хорошей погодой.
Слева и справа над нами поднимались суровые, величественные горы. Сейчас мы не видели ничего, кроме тумана моросящего дождя. Пришлось отсиживаться в палатках и ждать, когда разбушевавшаяся непогода позволит тронуться снова в путь.
Несмотря на ненастье, в корякском стойбище, где мы остановились, царило необычайное оживление. Наш проводник Уэпич встретился со своим младшим братом Вивиком, который всегда в это время находится в хребтах у самого перевала и пасет на ягельниках стада оленей. Пользуясь нашей вынужденной стоянкой, Елагин целые дни проводил в юрте у своего брата. Они вели нескончаемые разговоры на своем певучем гортанном языке.
Неузнаваемой стала теперь корякская жизнь. В каждой юрте появились вещи, о которых раньше коряки не могли и мечтать. Сахар и чай, хлеб и крупа стали обычной пищей коряка. Вместо одежды из оленьей кожи, коряки стали носить легкие, добротные рубашки. Вот и на Елагине красуется новая рубашка. Правда, он слегка переделал ее на свой вкус – пришил на высоте пояса третий карман из алого ситца. Это – для лемешины (самодельного жевательного табака).
«Раньше нас «пискулянты» сильно обманывали», – говорил нам Эпич, сын Вивика: «Говорили, что Камчатка русская, а мы, коряки, – нездешние, пришлые, можем жить только в хребтах. Плохо было раньше. Ни рубахи, ни хлеба – только спирт!»
Эпич Укун – молодой коряк лет тридцати. Он считается лучшим охотником во всем районе. С гордостью он сообщил нам, что план охоты он выполнил на 130% и что этой осенью его премируют хорошим винчестером. Эпич Укун очень любознателен и любопытен. Он настойчиво просил меня рассказать, как называются камни, которые я «кую» (отбиваю молотком). Я охотно делился с ним знанием петрографии, всегда называл ему породы и заключенные в них минералы. Любимыми камнями Эпича оказались полевой шпат и роговая обманка.
Походы, проделанные с Эпичем по самой дикой и неприступной части Срединного хребта, навсегда останутся у меня в памяти.
Крутые скалы, похожие на сказочные замки, он одолевал с легкостью горного тура. Я никогда не поспевал за ним, хотя был вооружен геологическим молотком и посохом. В иных местах мне не удавалось даже осмотреть места, где Эпич проходил совершенно свободно.
Мы с Эпичем были на ледниковом цирке Катэп, что означает по-коряцки «горный баран». Были на горах Яюль («Лиса») и Милют («Заяц»). Они расположены на самой вершине перевала, при спуске в долину реки Камчатки. В цирке я обнаружил значительную интрузию диорита, сопровождаемую в контакте с кремнистыми сланцами зоной горноблендита (породы, состоящей, главным образом, из роговой обманки). Надолго запомнились эти дикие, фантастически красивые места.
Диориты и горноблендит, открытые нами, являются прекрасными поделочными и облицовочными породами. Они имеют промышленное значение. Эпич часто повторял в разговоре со мной:
– Теперь я понимаю, какие камни вам надо. Я думал, вам надо речные камни, а вам надо – скалы!
Как-то я сказал ему, что геологи насчитывают около двухсот наиболее распространенных пород. Он был очень удивлен.
– А мы думали, что камень везде один!
Вскоре непогода прекратилась так же быстро, как и появилась. Ослепительно яркое горное солнце указывало, что пора в путь.
На следующий день мы достигли наивысшей точки перевала, зарегистрировав анероидом абсолютную высоту в 1850 м.
Петрография горных пород Срединного хребта на широте пересечения оказалась довольно сложной. Чтобы как следует разобраться в характере и происхождении горных пород, приходилось совершать боковые заезды, длившиеся по два–три дня. В ядре хребта залегает так называемая гранитная интрузия, глубинная изверженная порода. Кое-где она обнажена, на других же участках скрыта под более древними породами.
Нас интересовал вопрос о происхождении, размерах и химико-минералогическом составе этого интрузивного тела и связанных с ним пород. Нас интересовала серия кварцевых и пегматитовых жил, рассекающих местами эти граниты. Иногда кварцевые жилы бывают золотосодержащими. Богатейший материал, собранный нами в этих местах, после камеральной обработки обещает дать ответ на вопросы, чрезвычайно важные для развития местной промышленности.
Закончив работы на перевале, мы спустились со Срединного хребта и очутились в селении Пущино, стоящем на реке Камчатке. Здесь мы распрощались с нашими проводниками-коряками. Прощание было теплое. Мы сроднились с этими славными людьми. В Шаромах мы встретились со среднекамчатской почвенной ботанической партией С. Ю. Липшица и вместе с нею совершили переход до Мильково.
Районный центр Мильково – большое, хорошо распланированное село. Здесь есть школа, клуб, ясли, больница, ветеринарная лечебница. Прекрасный климат позволяет культивировать не только овощи (их тут великое множество), но и зерновые культуры.
В Мильково мы задержались: наше внимание привлекли остатки костей мамонта, встречающиеся недалеко от села, в береговых отложениях реки Камчатки. Тут же мы изучали месторождения минеральных красок и болотной железной руды. Все это вместе задержало нас в Мильково на целых шесть дней.
Пятого сентября мы выступили из Мильково.
Величественный Срединный хребет с его сказочно красивыми вершинами остался далеко позади. На востоке поднимались почти отвесные скалы Валагинского хребта, – последнее препятствие на нашем пути к Тихому океану.
По сравнению со Срединным, Валагинский хребет в геологическом смысле слова еще молод. Реки еще не успели разработать здесь широких речных долин; они лишь прорезали глубокие, узкие ущелья, на дне которых неумолчно шумят горные потоки. В иных из них вода клокочет, как в гигантском кипящем котле. Облако брызг и пены поднимается над водой. В глубоких ущельях этого хребта снег лежит целое лето. Весною горные речушки пробивают в снеговых завалах небольшие тоннельчики, летом начинают шуметь и хозяйничать, как им заблагорассудится.
В долине реки Серебрянки мне пришлось однажды идти по такому снежному тоннелю. Незабываемое, ни с чем несравнимое путешествие. Пришлось пробираться в темном, холодном коридоре. Поминутно я оступался и проваливался в воду. Холодный резкий ветер с неимоверной силой, точно в аэродинамической трубе, мчится вниз по тоннелю, свистит в ушах и треплет одежду. Со всех сторон нависают глыбы слежавшегося снега. Вот-вот они рухнут на непрошеного гостя.
Изумительной красоты арки, словно выточенные неизвестным зодчим, поддерживают своды этого своеобразного тоннеля. Стены его сильно разъедены водой и «отделаны» как бы гофрированными переборами. Кое-где вода пробила тоннель. Сквозь проталины врываются в него ослепительные лучи горного солнца.
На перевалах Валагинского хребта мы часто встречали медведей. При встрече с нами они вели себя хладнокровно, иные и вовсе не обращали на нас внимания. Другие, учуяв запах незнакомых существ, нехотя уходили, скрывались в небольших островках темно-зеленого кедрового стланца.
Перед нами открывались панорамы хребтов, синеющих вдали, сплетающихся на перевалах узлами. Ослепительно блестели на солнце вершины заснеженных сопок, потухших или временно затихших вулканов.
Чистый горный воздух, необъятный простор, дикая красота этих скалистых заповедников приводили нас в восхищение. Величественную картину представляет собой Кроноцкая сопка, когда на нее смотришь с Валагинского перевала. Ее правильный конус покрыт белоснежной шапкой никогда не тающего снега. Снег отчетливо выделяется на фоне других сопок: Унан Тауншиц, Узон и Семячик, с их неровными конусами неправильной формы.
Далеко-далеко синеют горы Шипунского мыса, чуть южнее поднимается вытянутый с запада на восток конус Жупановской сопки. Коряцкая сопка синеет далеко на юге, ее едва видно в колышущемся мареве теплого горного воздуха. Иные из сопок вздымают клубы вулканических паров – доказательство их жизнедеятельности. Особенно сильно парит Березовая сопка, расположенная на левом берегу реки Жупановой, в среднем ее течении. В бинокль видно, что пары вырываются не только из самого кратера, но и из многочисленных трещин, расположенных у самой вершины.
Камчадалы говорят, что временами сопка «гремит» и «трясет», а небо зажигается зловещим огнем. Последнее извержение Березовой сопки произошло год тому назад. Рыбаки рассказывают, что земля тогда сильно задрожала под ногами, многие не на шутку испугались. Извержение сопровождалось сильным гулом и взрывом, но лавы как будто не было. Зато вся местность на многие километры вокруг была засыпана мелким вулканическим пеплом и небольшими вулканическими бомбами – «лапилли».
Конус Березовой сопки расположен в центре громадной кальдеры. Он представляет собой вторичный конус, насыпанный на месте ранее существовавшего: более мощного вулкана, уничтоженного взрывом чудовищной силы, который, по словам местных жителей, произошел в 1929 году. Конус вулкана почти правильной формы, с углом откоса левого склона в 35°, правого 37°. Вершина конуса притуплена взрывом и несколько наклонена на юго-запад. Раньше сопку увенчивал почти идеальный конус с островерхой вершиной.
Березовая сопка служит для рыбака своеобразным барометром. Перед непогодой, когда атмосферное давление поднимается, она курится особенно сильно, так как сопротивление столба воздуха над кратером уменьшается. В ясные безоблачные дни сопка успокаивается.
Достигнув наивысшей точки перевала, мы вновь спустились в долину реки Камчатки и таким образом вторично пересекли Валагинский хребет километров на двадцать севернее первого маршрута, но уже не с запада на восток, а с востока на запад.
Здесь нам пришлось окончательно убедиться в том, что путешествие в долинах рек Валагинского хребта в летнее время исключительно трудно. Самое удобное время для исследования – зима.
Покидая перевал, спускаясь в долину реки Жупаново, мы долго смотрели на грандиозное видение исчезающих гор, стараясь запечатлеть их в памяти.
Неподкованные лошади с трудом шли по каменным осыпям, спотыкались и испуганно храпели. Небольшая, но глубокая долина вскоре превратилась в типичный каньон (ущелье), на дне которого с чудовищной быстротой мчалась небольшая горная речушка. Гигантские каменные ворота сжимали беснующийся горный поток. Со злобным ревом вырывался он из холодных объятий глубокого ущелья, пенился, бросал тучи брызг и клокотал на порогах.
Река Жупаново, куда мы спустились с хребта, встретила нас неприветливо и холодно. Огромные лавовые плато, лежащие в верховьях реки, были затянуты грязно-белым туманом. При каждом порыве ветра он вытягивал свои мохнатые щупальца.
От реки Жупановой дальнейший путь лежал к истокам реки Авачи, затем в Авачинскую губу, на которой расположена столица Камчатки Петропавловск.
На этом пути мы встречали главным образом изверженные породы основного типа, сопровождаемые шлаками и пемзой.
Пересекая ручей Серебряный у подножья Коряцкой и Авачинской сопок, мы едва не лишились одной вьючной лошади, безнадежно застрявшей в трясине. По пояс погрузившись в болотную вонючую грязь, мы развьючивали лошадей и выносили груз к более надежным местам. Расстояние в полкилометра мы проходили четыре часа. Но близость цели (до города оставалось не более 30 километров) придавала нам силы.
Через два дня, отдохнувшие и бодрые, мы въезжали в Петропавловск. Маршрут был закончен. Шестьсот километров таежного пути остались позади.
