Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Константин Михайлович и Джен Званцевы. Из дневника полярника. Журнал «Наша страна», Журнально-газетное объединение, Москва, апрель 1937 г.
Сентябрь
12 сентября окончились, наконец, все наши ледовые приключения. «Малыгин» и «Русанов» подошли к мысу Стерлегова. На траверсе мыса получили телеграмму за подписью Ушакова: «Ставить радиостанцию не на Скот-Гансене, а в устье реки Ленсги».
Мы долго обсуждали в каюте капитана содержание этой телеграммы, перерыли все карты, изучили все реки Таймырского полуострова, но... нигде реки Ленсги не было.
Запросили Диксон. В исправленном виде телеграмма читалась так: «Радиостанцию острова Русского ставить не на Скот-Гансене, а близ устья реки Ленивой на мысе Стерлегове».
Нашли на карте мыс Стерлегова и легли курсом на полуостров Таймыр, к нужной точке.
Небольшой переход. Напряженно ждем, когда же, наконец, покажется земля.
У борга собрались все зимовщики – я, будущий начальник станции на мысе Стерлегова, моя жена Джен, механик Котов и радист Наумов. Все – молодежь.
Льдов не было. Стояла прекрасная солнечная погода. Раздался возглас старшего помощника Дубинина:
– Прямо по носу открылась гора «Приметная». Берег близок.
Еще два часа, и в голубой дымке моря показалась полоска земли. Ближе, ближе подходит судно. Вот уже видны очертания гор и на их фоне – гора «Приметная» с блестящей главой, покрытой снегом, по-настоящему заслуживающая своего названия. Видны черные обрывистые скалы мыса Стерлегова, устье реки, пустынные берега неприветливой земли.
Раздалась команда: «Малый ход». Бросили лот – измерить глубину; подход к мысу по лоции чрезвычайно опасен. Наконец, застопорили машину. Судно остановилось. Отдали якорь.
Быстро спустили моторный вельбот. Зарокотал мотор. Шлюпка отошла от борта и через несколько минут, мягко зашуршав, врезалась в гальку небольшой бухточки между скалами.
***
Сентябрь в Арктике – уже зима. Времени оставалось мало. Со дня на день мог начаться снегопад, мог опресниться и замерзнуть верхний слой морской воды, и тогда выгрузка станет невозможной. Нужно было спешить. Решили делать плоты из стройматериалов, которые шли на постройку дома и служб, и на эти плоты выгружать ящики со снаряжением и запасами.
Закипела работа. Вельбот с руль-мотором «Искра» таскал громадные плоты с грудой полузатопленных ящиков. Все время меня не оставляло опасение, что маленький мотор вельбота не выдержит нагрузки. На веслах при быстром течении вдоль берега выгружаться невозможно. Порча мотора погубила бы все дело.
Напряженная работа команды «Малыгина» и небольшой группки полярников-зимовщиков продолжалась 6 дней и 6 ночей. Работали по 12 часов.
На берегу стучали молотки, топоры, звенели пилы, грохотали взрывы. Строили полярное жилье, рыли ямы для столбов радиомачты и якоря.
«Русанов» ушел. Собрался уходить и «Малыгин». Дом был поставлен, но начерно: крыша, стены и черный потолок. Ни полов, ни обшивки, ни конопатки, ни засыпки, ни тамбура, ни службы – ничего этого не было, и половина строительных работ, таким образом, оставалась на нашу долю.
Тогда мы решили оставить на зимовку молодого плотника – бригадира Румянцева. Он хотел поработать в Арктике, которую видел впервые, но которая, как он говорил, «пришлась ему по душе».
***
Выгрузка закончена. Команда «Малыгина» устраивает нам прощальный банкет. Кают-компания «Малыгина» казалась нам особенно уютной. Белоснежные скатерти, сверкающий сервиз, бокалы, искрящееся вино, цветы – все это придавало праздничный вид нашему собранию.
Хозяева сияли. Мы также старались быть радостными, но, нужно честно сказать, это не совсем хорошо получалось. Мы были взволнованы. Было сложное чувство – мы как бы раздваивались. С одной стороны, каждый из нашей пятерки был полон гордости от сознания, что мы будем первыми на этом отдаленном, еще не обжитом участке нашей обширной родины, будем его осваивать, изучать.
А с другой стороны, пугала суровая природа, тяжелые условия... Но звание членов комсомольской зимовки обязывало нас не унывать, и мы не унывали.
Мы получили много подарков, но самую большую радость нам доставило знамя Белой Земли, преподнесенное командой «Малыгина». Белую Землю, находящуюся где-то далеко за землей Франца-Иосифа, искала экспедиция на ледоколе «Малыгин». Белую Землю не нашли. И вот знамя, которое должно было быть поднято на ней, было передано нашей комсомольской зимовке.
Наступили минуты прощания, все собрались у борта. Нам жали руки, и каждый старался что-нибудь подарить на память.
Мы сели в прыгавшую на волнах моторную шлюпку, отдали концы, и шлюпка отошла от борта. Ледокол приветственно загудел. Застучала лебедка, выбирая якорь...
Мы на берегу. Наши друзья-собаки встретили нас радостным лаем. Ледокол выбрал якорь, развернулся и, салютуя гудком, пошел на запад. Мы дали залп из винтовок и невольно взглянули друг на друга. Теперь мы должны были надеяться только на себя...
***
Надо было немедленно приниматься за работу. Дел было очень много: настилать потолок, делить дом на комнаты, конопатить, обшивать, вставлять стекла, дверные рамы, строить коридор, уборную, кладовую, складик. Мы решили поставить также баню. Баня в Арктике – это праздник.
Работа закипела, мы работали по 18–19 часов в сутки. Мы ведь обещали пустить радиостанцию до срока. Единственная женщина на зимовке – Джен – не только готовила вкусные обеды, но и работала вместе с мужчинами. Мы мерзли на улице под осенним ветром и дождем, руки у нас потрескались, кровоточили. После работы спали вповалку в спальных мешках в сыром, еще не обсохшем от морской воды доме. С черного потолка на нас капало, мы просыпались мокрые. Хотели поставить палатку в доме, но потом решили, что лучше спасти от дождя муку, и покрыли ее палаткой.
Время летело. Зима вступала в свои права. Но не мешкали и мы. Настелили потолки, поставили часть переборок. Перепланировали дом, и у нас получилась маленькая кухонка, она же и кают-компания, где мы могли коротать свой досуг, радиорубка, она же комната радиста, маленькая метеорологическая станция, она же комната начальника, проходная, маленькая комнатка для Джен и комната побольше для Котова и Румянцева.
25 сентября ночью поднялся сильный северный ветер, температура резко упала, закружились белые мухи, запели оттяжки радиомачт. Когда мы поутру пошли умываться, то с тревогой заметили, что замерзла вода в умывальнике. Замерзло также маленькое озеро, откуда мы брали пресную воду. Необходимо было ускорить и без того напряженные темпы. Скоро завоют метели, снежный панцирь скует землю и тогда усилий пяти человек будет недостаточно, чтобы победить суровую арктическую зиму и закончить постройку.
В тщательно изолированном уголке дома механик начал устанавливать моторы. Шла параллельная работа по монтажу радиостанции и силовой установки.
Мы с Румянцевым продолжали достраивать дом.
***
Октябрь
В ночь на 1 октября мы проснулись от грохота волн и свиста ветра. Начался шторм. Сразу вспомнили о шлюпке. Выскочили и увидели, что шлюпку, на которой мы перевозили материалы для постройки, вот-вот разобьет прибой. Ее уже залило водой. Долго мы боролись с волнами, но под конец все же удалось ее спасти.
18 октября у нас был большой праздник – были заряжены анодные аккумуляторы, и наши мертвые антенны ожили. Наумов первый раз включил приемник и, побледнев от волнения, ловил первые звуки в эфире. Свист, треск и наконец-то!.. Станция имени Коминтерна. Москва объявляла время. Еще минута – и полились мощные звуки «Интернационала». Так приветствовала нас Красная столица. Мы были необычайно взволнованы.
Наумов снял наушники, подошел ко мне и четко, по-военному отрапортовал:
– Константин Михайлович, радиостанцию можно эксплуатировать на прием. Через несколько дней будем эксплуатировать ее на передачу.
На другой день мы уже слушали «Последние известия». Наконец-то, мы будем знать, что делается у нас на родине и во всем мире!
14 ноября началась полярная ночь. Солнце ушло на три месяца. Мы с грустью проводили его.
20 ноября утром, когда чуть-чуть еще брезжил короткий рассвет, меня разбудил Румянцев:
– Где-то очень далеко лает наш Мохнашка. Я один не пошел без вашего разрешения, да и боязно. Пойдемте вместе, наверно, Мохнашке плохо приходится, очень жалобно лает.
Я быстро вскочил, оделся потеплее, взял винтовку, Румянцев тоже. Надели лыжи. Добежали до устья Ленивой, остановились, прислушались: заливчатый лай несся с моря. Такими руладами лаять мог только Мохнашка. Мы спустились на морской лед и, воткнув лыжи около берега, пошли в торосы. Через 40 минут вышли на гладкий молодой лед и глазам нашим предстала любопытная картина. Мохнашка сидел на краю полыньи, а в полынье, фыркая, плавали два медведя. Пес, мокрый и дрожащий, лаял на них, не давая им вылезть. Когда медведи пытались выбраться на противоположную сторону, Мохнашка немедленно бросался в воду, быстро переплывал полынью, выскакивал на противоположную сторону и снова хватал медведей за морды. Медведи свирепо рычали, отмахивались лапами, брызгали водой на Мохнашку. Но он не отставал. Увидев нас, он явно обрадовался.
Мы подошли к краю полыньи и любовались прекрасными животными. Но вдруг сильный толчок чуть не свалил нас в воду. Это были наши собаки. Они увязались с нами и, разогнавшись, на полном ходу ткнулись лапами нам в спины. Но медведи сразу же отвлекли их внимание от нас. Они окружили полынью цепью и начали лаять на зверей.
Молодой пес Хардик до того увлекся, что кувыркнулся в полынью. К счастью, мне вовремя удалось схватить его за хвост. После такого подвига он скромно отошел подальше от полыньи и жалобно заскулил.
Медведица нырнула, под нами заколыхался еще непрочный лед. Мы быстро отскочили назад, и в том месте, где мы стояли, лед поднялся, и вынырнула медведица. Дело становилось серьезным. Я выстрелил и убил зверя. Медведь поменьше, улучив момент, хотел тоже выскочить. Румянцев начал стрелять, но пули ложились около медведя, не причиняя ему вреда. Румянцев, расстреляв всю обойму, заложил последний патрон. В это время медведь выскочил и бросился на меня. Я нажал спуск, но выстрела не последовало: осечка. Медведь в два прыжка очутился рядом. Я схватил винтовку за ствол и уже собирался ударить медведя по голове прикладом, как дубиной, но раздался последний выстрел Румянцева, и зверь упал.
От горячей крови лед быстро протаял, медведь провалился в воду. С большим трудом вытащили мы медведицу и медведя, сняли шкуры, разделали мясо и уже собирались идти домой, как вдруг из-за торосов показались Котов и Наумов. Они тащили нарты и собачью упряжь. Самая хитрая из собак – Лизон, увидев нарты и упряжь, скромно отошла в сторонку, скрылась за торос и убежала домой. Остальных собак мы поставили в упряжку и торжественно повезли домой богатую добычу.
***
Декабрь
Весь месяц свирепствовала пурга. Ветер свистел и выл на разные голоса в такелаже радиомачт, в антеннах, в трубе. В окна и стены нашего занесенного домика с шумом и плеском били белые волны снега. Получалось полное впечатление маленького корабля, затерянного в море снега. Домик вздрагивал и скрипел под ударами ветра. Мы с трудом могли производить наружные наблюдения. Метеобудка была занесена снегом, добраться до нее нелегко: шторм валил с ног, слепил, засыпал снегом, в двух шагах ничего не было видно.
Но мы не допускали пропусков. Мы знали, что наши наблюдения нужны советской науке. Несмотря ни на какую погоду, метеоролог выходил к будке и отсчитывал положенные сроки по всем видам наблюдений.
Январь
Незаметно подкрался Новый год. Мы утюжили брюки и тужурки, крахмалили воротнички. Достали одеколон. Полы в кают-компании и радиорубке и окна были вымыты до блеска, печь побелена. Вкусно пахло хлебами и пирогами. Все приобретало праздничный, парадный вид. Хлебы пекли мы не в русской печи, как это вообще полагается, и не в духовке, а в обычной голландке.
В самый канун Нового года радио сообщило, что будет специальный новогодний арктический выпуск, передача из Москвы через радиостанцию Коминтерна.
Наступил новогодний вечер. Мы парадно накрыли стол, включили репродуктор. Все в форме. В домике тепло, пахло цветами. Предварительно мы накалили конфорку и накапали на нее духи и одеколоны «Ландыш», «Сирень» и «Фиалка». Получился целый букет.
Скоро включили Москву. Радио передало нам голос Михаила Ивановича Калинина. Михаил Иванович приехал специально в редакцию «Последних известий» поговорить с нами, полярниками, по телефону, поздравить нас с Новым годом. Мы были очень обрадованы его теплой речью. Затем выступали Шмидт, Бергавинов. Потом начался прекрасный концерт, организованный специально для нас, полярников. Новогоднюю ночь мы встретили бодро и радостно вместе со всей нашей родиной.
***
Книг у нас было очень немного, мы их быстро перечитали. Тем не менее мы сумели интересно организовать наш досуг. Мы взялись за изучение мотора, метеорологии, военно-тактического дела. «Моторный клуб» работал довольно хорошо. Руководил им Котов, учился Румянцев. Я был консультантом, так как окончил летную школу.
Метеорологический «кружок» вел я сам. Слушателями были Джен и Наумов. Вскоре молодые метеорологи уже обрабатывали метеорологические таблицы.
В военно-тактическом «кружке» занимались все зимовщики. В результате каждый из нас мог решать несложные тактические задачи, все научились стрелять из винтовки.
«Кружок» по истории партии вел Наумов.
К концу года Румянцев и Джен знали основательно метеорологию и моторы. Впоследствии Румянцев нередко замещал Котова в механической мастерской, а Джен осталась на второй год зимовки работать младшим метеорологом.
Был у нас и литературный «кружок». Каждый вечер был чем-нибудь занят. Мы читали вслух, разбирали прочитанное, и нередко в домике, занесенном снегом, пять человек забывали о том, что за стенами воет пурга, что кроме них на сотни километров нет никого. Они горячо спорили по поводу «Горя от ума» или стихов Байрона.
На сон грядущий ребята слушали концерты из Москвы и нередко засыпали с наушниками.
***
Февраль
Пурга стихла к 14 февраля. Товарищи еще спали, когда я, позавтракав и укутавшись в меха, взял с собой собак и пошел на гору. Первые лучи полярного солнца не заставили себя ждать. Заря разгоралась все ярче. Позолотились высокие перистые облака, а за ними и вершины гор. И, наконец, из-за гор вышло солнце – огромный золотисто-красный шар. Я невольно сорвал шапку и, замахав, закричал:
– Ура, ура гип, гип, ура!
Собаки завиляли хвостами и залаяли. Я три раза выстрелил, отсалютовав солнцу. Хотелось поклониться ему, как кланялся первобытный человек. Только полярник может понять, с какой радостью встречаешь солнце!
Трехмесячная ночь не отразилась на нас. Все пополнели, порозовели.
19 февраля радио передало из Москвы обращение командования Главсевморпути к полярникам с призывом остаться еще на год на своих зимовках. Мы собрались в кают-компании.
Я спросил товарищей:
– Ну, как, остаемся?
Первый ответил Румянцев:
– Я остаюсь.
Я подумал, что Румянцев уже два года не видел своей жены и ребенка. За Румянцевым ответил Наумов:
– Я тоже остаюсь.
Остался и Котов. Ну, о Джен и говорить нечего, – разумеется, она оставалась тоже.
***
Март
В середине марта началась весенняя пурга. Весенняя пурга страшна. Она очень продолжительна и особенно сильна. Остров Диксон передавал – «жестокий шторм», остров Уединения передавал – «жестокий шторм», мыс Челюскин передавал – «жестокий шторм», мыс Стерлегов передавал – «жестокий шторм».
С большим трудом я и Наумов производили метеорологические наблюдения, нам помогала вся зимовка. Домик был занесен снегом до крыши. Нужно было откапывать двери, рыть лазейку, выкатываться кубарем в глубокую, выбитую ветром в снегу канаву, затем карабкаться на другую сторону и почти ползком добираться до метеобудки. Ветер валил с ног. В бушующей снежной мгле не было видно ни зги.
Плохо потерять дорогу домой, хотя до дома всего 200 метров. Вся зимовка в такие моменты была насторожена. Мы с Наумовым связывались веревкой и так вдвоем пять раз в сутки выходили к метеобудке и делали отсчеты приборов.
Обычно наблюдения делаются две-три минуты, а в пургу приходилось быть на метеобудке по 10 минут.
Пурга приготовила нам сюрприз: как-то ночью сорвало антенну. С порванной антенной радиоаппарат работать не может, а метеосводки передавать необходимо. Мы с Наумовым решили поправить антенну. Как кроты, стали выкапываться из занесенного домика. Обвязались веревкой.
С большим трудом добрались до мачты, нащупали фалд, спускающий антенну, долго ползая по снегу искали впотьмах оборванную проволоку, наконец, нашли.
Еще несколько усилий, и антенна была закреплена, поднята наверх, и мы стали пробираться к дому.
Пришли за пять минут до начала передачи. Еле отогрев руки, включили радио, и метеосводки пошли по эфиру на материк.
***
Апрель
Мы решили отправиться на охоту и ушли на восток с одной упряжкой собак, взяв винтовки, палатку, необходимое количество продовольствия и корма для собак. По дороге нам часто попадались нерпьи отдушины. Нерпу нетрудно находить подо льдом. Она оставляет себе отдушины в молодом или годовалом льду, обязательно с гладкой поверхностью. Животное оберегает свою лунку, не давая ей замерзнуть – лунка необходима ему для дыхания. Чтобы зимой убить нерпу, нужно внимательно обыскать каждый метр гладкого льда и, найдя отдушины, в каждую из лунок спустить по копью. Уколовшись о копье, нерпа в испуге уйдет в другую лунку; у последней лунки, в которой нет копья, вы будете стеречь нерпу с гарпуном или винтовкой. Вот нерпа высунула нос; легкий парок, – она дышит. Резкий взмах гарпуна, и пораженная насмерть нерпа – ваша добыча. Остается только расширить лунку и достать вкусное свежее мясо. Но на сей раз нас привлекали медведи, и мы на нерп не охотились. По дороге во льдах мы стали часто встречать медвежьи следы, в которых угадывали грузную поступь медведицы и легкие семенящие шаги медвежат. Собаки начали сильно волноваться, взвизгивать, рваться по следам, но мы знали, что это бесполезное занятие. След холодный, медведь уже сутки в пути, такого медведя не догнать.
После 17-часового перехода мы в 35 километрах от Стерлегова выбрали место для лагеря, установили палатку, подкрепились, часок отдохнули. Отдохнув, решили отправиться на легких нартах на острова, видневшиеся вдали. Собаки снова побежали бодро. Необычная обстановка их волновала.
Далеко видна была темная полоска – значит, там есть полынья. В полынье живут нерпы. И туда за добычей отправятся медведицы с медвежатами. Истощенные долгой голодовкой, родами и кормежкой питомцев, они уже вышли из берлог. Мы решили ехать к полынье. Через два часа собаки добрались до острова.
Из-за грядок торосов ярко горела заря. Все было окрашено в пурпурный цвет. В воздухе было тихо.
Стоя около нарт, мы любовались этой величавой картиной. Собаки молчали. Вдруг я заметил, что у вожака упряжки – Бандита взъерошилась шерсть. Только я хотел сказать Румянцеву, что собаки почуяли что-то, как вдруг Бандит взвизгнул, дернул нарты, за ним рванулась вся упряжка, и только я успел свалиться в нарты, как в тот же миг собаки понеслись к самому краю скалы. А внизу обрыв, крутизна около 40 метров. Румянцев, не растерявшись, побежал за нартами, быстро настиг их, схватился за перекладину, но, поскользнувшись, упал. Однако он не выпускал их из рук. Собаки мчались. Они долетели до самого обрыва, и Бандит, сорвавшись со скалы, уже повис над обрывом. Нам удалось затормозить нарты. К счастью, под полозья подвернулся большой, выступивший из-под снега камень. Только это спасло нас от неминуемой гибели.
Моментально остановившись, собаки сразу присмирели, поджали хвосты и, не понимая, куда девался вожак, жалобно повизгивали. Румянцев встал, потирая ушибленное колено, и, ругаясь, вытащил Бандита, которому тут же дал нахлобучку. Когда все немного успокоились, мы стали всматриваться вдаль.
Возле тороса мы увидали медведицу с медвежонком.
Собаки опять начали нервничать. Наученные горьким опытом, мы отвязали их. Румянцев взял вожака за ошейник, я сел в нарты, взял в руки тормоз, и мы стали осторожно спускаться по крутому склону острова, с трудом сдерживая бешено рвавшихся собак. Наконец, достигли подножья острова.
Отпустили Майну. Майна втянула в себя воздух, почуяла медведя и помчалась, за нею пустили Бандита, затем Лизон. В упряжке остались дико завывающие Хардик, Нордик и Рыжий.
Собаки окружили медведицу. Медвежонок дико завизжал. Оставшихся собак невозможно было удержать. Пришлось нам с Румянцевым сесть в нарты, и собаки потащили нас во весь дух.
Зная по опыту, что с не распряженными собаками близко подходить к медведю опасно, я с трудом остановил нарты, с помощью Румянцева распряг собак и пустил их в самую гущу свалки. Это был сплошной клубок. Клочьями летела медвежья шерсть. Медведиц ревела от бешенства и злобы, медвежонок – от страха. Собаки обезумели.
Стрелять было невозможно, мы рисковали убить собак. Но вот медведица встала на дыбы, готовясь ринуться на глупого Хардика. Мгновение – и она упала с простреленной головой. Оставался медвежонок.
Раздался выстрел Румянцева, и пуля оторвала медвежонку ухо. Он кувыркнулся через голову, вскочил, диким ревом кинулся на собак, сильно ударил Бандита по загривку и стремглав кинулся в торосы. На миг все оцепенели, и только Бандит катался с отчаянным визгом, крутя головой. Но вот собаки с диким лаем и воем кинулись по следу медвежонка.
Мы остались на льду одни, вдали от жилья, далеко от палатки, около убитой медведицы.
Медведица была еще теплая, мы согрели руки. Сняли шкуру, разделали мясо. Собак не было видно. Сложив мясо, накрыли шкурой, подтащили поближе нарты, поставили их стоймя, на случай заноса, к нартам привязали красный флаг, чтобы отпугивать зверя. Медведь не любит красный цвет, он далеко обходит это место.
Когда все было сделано, мы двинулись к лагерю.
Шли несколько часов. Наступили сумерки. Идти становилось все труднее и труднее. Силы постепенно уходили. Мы часто садились отдыхать. Ветер усиливался. Проходя мимо большой груды торосов, Румянцев вдруг сказал шепотом:
– Константин Михайлович, а ведь это медведица.
Взглянув, я невольно вздрогнул: шагах в 20, под торосом, лежала громадная медведица с двумя медвежатами и внимательно следила за двумя странными существами. Очевидно, до нее донесся тревожащий запах человека. Она фыркнула и опять притаилась, полагая, что ее не видят. Мы, конечно, тоже предпочли бы ее не видеть и вовсе не встречаться с ней. Решили обойти стороной. Стволы наших винтовок были полны снега. Впрочем, если бы даже винтовки были в исправности, мы настолько устали, что могли промахнуться и только раздразнить зверя.
Окончательно измученные, поддерживая друг друга, мы в середине следующего дня пришли к палатке. Подкрепились консервами, выпили чаю, легли спать и, как убитые, проспали десять часов, невзирая на холод.
Встали оба бодрые, но обоих мучила одна и та мысль – что с собаками?
После завтрака мы решили пойти искать собак: Румянцев – на северо-восток, а я – на юго-запад, по направлению к Стерлегову, в надежде, что собаки, может быть, прибежали домой.
Много часов я шел по направлению к Стерлегову. Пришел лишь на другой день. Собак дома не оказалось. Это меня встревожило, я хотел было сейчас же идти обратно. Но по пути домой я, поскользнувшись на льду, упал и ушиб колено. Колено распухло и болело. Нога требовала покоя, идти было нельзя. На помощь Румянцеву пошел Котов. Он встретил его на полдороге между Стерлеговым и лагерем, с собаками и убитым медведем.
24 апреля, хотя еще стоял тридцатиградусный мороз, мы увидели первого вестника весны – маленькую птичку с веселым голоском. Прилетел первый зяблик или, как еще называют, каменка. Значит, зиме конец!
Мы радостно приветствовали маленькую путешественницу. Джен высыпала горсточку пшена, доверчивая птичка подлетела совсем близко и начала клевать.
***
Май
Весна вступила в свои права. Прилетели куропатки, за которыми мы усиленно охотились. Нашими соперниками были совы, которых очень много в районе Стерлегова. Огромные совищи летали, как призраки, и схватывали то лемминга, то молоденькую куропатку.
Заметно таял снег. Местами показались проталины. Снег оседал и делался рыхлым, ходить без лыж по талому снегу было невозможно. На море на поверхности льда появились лужицы воды. Зяблики летали уже стайками. Появились песцы, волки; песцы линяли, волки двигались в глубь тундры – навстречу оленьим стадам. 23 мая впервые заметили чаек. Но чайки все летели на север, вероятно, в том направлении была полынья.
Первый раз на поверхность льда вылезла нерпа погреться на солнце. Убить ее не удалось. Весенние нерпы очень осторожны и подкрасться к ним очень трудно. Зато в воде они совсем беспечны, любопытны и близко подплывают под верную пулю. Мы вспомнили верную арктическую примету: раз нерпа открывает лунку и вылезает греться на солнце, значит весна в самом разгаре, пурги больше не будет, не будет больше и морозов.
25 мая мы провели веселую перекличку по радиотелефону с соседями – островом Уединения. Слушали песни, музыку.
Остров Диксон сообщил по радио, что видел первых прилетевших гусей. Убили девять оленей.
***
Июнь
1 июня – большой праздник для всех полярников. Открылся первый по мощности в Арктике и третий в мире радиомаяк на острове Белом, где зимовал опытный полярник т. Сиродин. Это была еще одна техническая победа на Великом Северном морском пути.
Прилетели кулики.
Котов увидел поморников и стадо оленей. Близко его олени не подпустили. Они пришли с юга и туда же убежали после первого выстрела. Услышали крики прилетающих на летнее гнездованье гусей. Гуси летели на северо-восток.
На льду появились озера пресной воды. Таяли снега.
Все мы усиленно занимались натуралистическими наблюдениями, следили за прилетом и отлетом птиц, за тем, когда линяют птицы и звери, где гнездуются, где кормятся, сколько их приблизительно, каких они пород. Все это важно для более подробного знакомства с районом.
***
Июль
В ночь на 1 июля внезапно вскрылась река. Мы с Румянцевым спали в палатке. Проснулись от сильного грохота. Сразу оба встревожились. На берегу реки, в банках, лежит бензин для самолетов. Река может сильно разлиться и смыть бензин. Тогда не будет базы для зарядки самолетов горючим. А это может повлечь за собой срыв ледовых разведок. Румянцев разбудил Котова. Втроем мы отправились за пять километров вверх по реке, где был сложен бензин. Наши опасения оправдались: бензин начало сносить сильным течением. Целую ночь по колено в воде мы вытаскивали банки. Бензин был перенесен на высокий берег и сложен в штабеля. Спасли 400 с лишним банок. Некоторые банки сильно примерзли к грунту и их приходилось, стоя в воде, вырубать маленьким топориком.
Открылась навигация. Началась напряженная работа. Нужно было отремонтировать и привести в порядок шлюпки, проверить радиоаппаратуру, проверить моторно-силовое хозяйство, подремонтировать дом, проверить сохранность продуктов питания. Проконопатили, осмолили карбас и назвали его «Бегемот» за его малоподвижность и неуклюжесть. Командиром «Бегемота» назначили Румянцева. Отремонтировали также морскую шлюпку, назвав ее «Джен». Командиром этой шлюпки был назначен Котов. Наумов был занят проверкой своего радиохозяйства, кропотливо просматривал каждый винтик, каждый проводничок, выправлял антенну.
Мы с Румянцевым, кроме всего прочего, разбирали собранную нами геологическую коллекцию. Нашли много интересных пород – пирит, который всегда сопутствует золоту, рубины, слюду; проследили, что в обнаженных породах есть признаки оруднения. Я решил просить Полярное управление выслать нам геолога. Через несколько дней геологом в Стерлегов был назначен инженер Кузнецов, уже зимовавший на Новой Земле.
В море мы ходим на маленькой шлюпке «Бэби», которую сделал Румянцев, большой специалист по плоскодонным шлюпкам. На этой «Бэби» я отправился однажды с Румянцевым в море. Был полный штиль. Но вот где-то далеко послышалось странное фырканье и сопение. Казалось, пыхтело большое стадо каких-то животных. Быстро пошли к берегу. Но не успели пройти и половины расстояния, как вокруг шлюпки запыхтели, выбрасывая большие фонтаны воды, какие-то громадные белые животные.
– Белухи! – закричал я.
Опасность была велика. Белухи могли легко перевернуть нашу плоскодонную шлюпку. Одна из них вынырнула около самой шлюпки, выбросила фонтан воды и сейчас же ушла обратно. «Бэби» зачерпнула воды. Но вот стадо белух прошло. Мы вздохнули спокойно, но ненадолго. Из тумана снова послышалось пыхтенье. Шло второе стадо. Мы налегли на весла и подошли к подводным камням. В 20 метрах от нас прошло еще стадо белух. Стрелять мы не стали. Убить белух можно было бы, но вытащить и прибуксировать к берегу невозможно, так как каждая весит около полуторы тонны.
23 июля мы получили авиателеграмму. С Диксона сообщали:
– 6 час. 5 мин. самолет позывными «Н-10», пилотируемый летчиком Махоткиным, вылетел на разведку льда по маршруту Стерлегов – Челюскин. Волна радиостанции «Н-10» 600 метров.
Наша радость была неописуема.
В 9 час. 40 мин. «Н-10» показался над Стерлеговым и пошел на посадку. На базу для встречи самолета я послал Котова. Вскоре Котов вернулся с сообщением:
– «Н-10» просил передать, что они будут ночевать в Стерлегове, а сейчас они идут еще на разведку в Челюскин. Просят держать с ними связь. Вот передали для вас свежие газеты.
Вокруг стола собралась вся наша группа. Каждому хотелось посмотреть газету. Ведь целый год не видели их!
Зарядившись бензином, «Н-10» вылетел на мыс Челюскина. Но он поспешил: через 35 минут из Челюскина было получено сообщение для передачи «Н-10».
«Стерлегов передачи «Н-10» Челюскине сплошной лед посадки нет пусть воздержатся прилета».
Радист Наумов немедленно дважды предупредил «Н-10» об отсутствии посадочной площадки на Челюскине.
Вскоре был получен ответ:
«Очень благодарен сообщение идя Челюскин ледовую разведку посадку делать не буду. На горизонте виден туман. Если не удастся пробиться сейчас возвращаемся в Стерлегов».
Самолет заночевал в Стерлегове. Встреча была очень теплой. Пришел командир «Н-10», молодой полярный летчик – Василий Михайлович Махоткин, и весь экипаж самолета: штурман Зибрев, механик Лукич, моторист Герман, аэрофотосъемщик Жадринский, аэролоцмейстер Вердеревский, второй пилот Бубнов. Все были изумлены внутренним убранством дома. Действительно, у нас было уютно.
Угостили мы дорогих гостей на славу недавно убитым оленем. За обедом весело обменивались впечатлениями, распили бутылку коньяку, несколько бутылок вина, а после обеда пили кофе по-турецки.
И тут мы еще раз имели случай проверить правильность поговорки: «пути людей скрещиваются». Оказалось, что я встречался с аэролоцмейстером Вердеревским в Севастополе в 1928 году, в военно-морской школе летчиков. Я был курсантом, а Вердеревский преподавал стрелковое дело и пулемет.
Замечательно! После Севастополя – на 75° северной широты!
Весь экипаж остался ночевать в Стерлегове. Мы проговорили до двух часов ночи. Только один Наумов оставался на вахте.
Начальник комсомольской зимовки на мысе Стерлегова К.М. Званцев
Джен Званцева проводит метеонаблюдения на зимовке м. Стерлегова
Зимовка на мысе Стерлегова. Весенний пейзаж
