Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Гернгрос Ю. Эйгерванд. Журнал «На суше и на море» №6, ОГИЗ Физкультура и туризм, 1937 г.
Сейчас все, даже труднейшие, вершины в Альпах взяты по нескольку раз, и восхождения на них становятся заурядным явлением. Обычные проторенные пути восхождения кажутся будничными и неинтересными. Нервы ищут новых ощущений, мышцы — новых напряжений, техника — новых объектов. В Альпах прокатывается волна «восхождений по северным стенам». Рекорд воцаряется среди западноевропейских альпинистов, и если рекордсмены побеждают вершину, — их венчают лаврами, а если они гибнут, — их превращают в глупцов и безумцев. Разумные голоса культурных альпинистов, не устающие утверждать, что риск и безумство отваги (или отвага безумия) — не украшение опытного альпиниста, а его недостаток, не могут развеять угара самовлюбленности, который особенно удушлив, когда приправлен ядом шовинизма. Трагедия на Эйгере — яркий пример «безрассудного самоубийства».
***
Северная стена Эйгера (Эйгерванд) лишь с 1932 г. попала в число объектов восхождения — до того времени она считалась недоступной. В 1932 г. два швейцарца — Ганс Лаунер и Альфред Цюрхер с проводниками Александром Гравеном и Иосифом Кнубелем, не предупредив никого, поднялись по восточной части Эйгера и благополучно спустились обратно.
В 1935 г. была совершена попытка подняться по западной (она труднее восточной) части этой стены. Участниками были немецкие альпинисты Зедельмайер и Мерингер, начавшие восхождение 21 августа. За три дня они смогли подняться лишь до высоты 3350 м, здесь сорвались и бесследно исчезли где-то на леднике у подножья стены.
В 1936 г. Эйгерванд вновь увидал штурмующих его альпинистов. На этот раз история была много сложнее. Лето было исключительно неблагоприятным для альпинистов: снегопад сменялся дождями, и обледенение скал было сильнее, чем в предыдущие годы. Как показали осенние подсчеты, жертв горовосхождения в 1936 г. было на много больше, чем обычно бывает в Альпах.
К началу июля несколько групп немецких альпинистов собрались в деревне Клейн Шейдег, с целью восхождения на Эйгер с севера. 7 июля связка из двух альпинистов — Хинтерштойсер и Курц — сделала тренировочное и разведывательное восхождение на стену, однако из-за непогоды не могла подняться выше 3000 м и была вынуждена вернуться. При спуске Хинтерштойсер сорвался и пролетел около 40 метров, сильно повредив себе ногу.
17 июля альпинисты решили вновь идти на вершину, и хотя погода все время оставалась очень плохой и местные проводники доказывали им безрассудность этого предприятия, они все же решили идти. Честолюбие было сильнее здравого смысла. За несколько дней до восхождения они заявили: «Эйгер будет нашим, или мы погибнем на Эйгере». Достаточно сказать, что еще один германский альпинист — Тойфель, тренировавшийся в это время на северной стене Шнейхорна, с тем, чтобы потом пойти на Эйгер, заявлял во всеуслышание: «Вы, швейцарцы, не годитесь для этого, только мы сумеем овладеть Эйгером». Правда, ему так и не пришлось совершить попытку подняться по Эйгерванду: он погиб еще во время тренировки, но важно самое отношение немецких альпинистов к швейцарцам — высокомерное и презрительное, воспитанное в сердцах немецких альпинистов фашистским режимом. Стимул к восхождению был не в желании хорошо провести свой отпуск, упражняя волю, мышцы и нервы, а в стремлении показать миру, что рекорды альпинизма в руках немцев и что лишь они достойны первых мест среди альпинистов мира. Ангерер и его спутники боролись за получение олимпийской медали, которая в 1931 г. была присуждена первовосходителям на северную стену Маттерхорна и была обещана в 1936 г. альпинистам, которые совершат выдающееся восхождение. Ложный стимул, толкавший немецких альпинистов на безрассудное дело, заставил их 18 июля выйти на северную стену Эйгера. Участниками восхождения были: немцы Андреас Хинтерштойсер и Антон Курц — солдаты одного из горных полков — и австрийцы Вилли Ангерер и Эдуард Райнер, жившие последние годы в Германии в фашистском лагере для беженцев из Австрии. Альпинисты избрали несколько более западный путь, чем их предшественники, хотя путь этот был труднее. Широкая реклама в местной прессе о предстоящем великолепном (?!) восхождении привела к тому, что телескопы в местных деревнях Клейн Шейдеге и Альпиглене брались наблюдателями с боя, а многие зрители пришли с биноклями и подзорными трубами, чтобы следить за продвижением альпинистов.
Ангерер и его спутники были недостаточно хорошо снаряжены, а запасы продовольствия, взятые ими с собой, свидетельствовали о недооценке трудностей: странно сказать, но они взяли с собой на человека лишь по 1 фунту хлеба, полфунта бекона, по нескольку сардин, немного сахара и чая; зато у них было 60 крючьев с соответствующим числом карабинов и около 140 м веревки.
Как бы то ни было, они вышли в 2 часа утра и к 8-30 достигли точки, куда поднимались несколькими днями раньше для разведки, пройдя по вертикали за 6,5 часов около 1000 м. За этим последовал короткий, но очень трудный траверс на восток с выходом на путь восхождения 1935 г. Трудность усугублялась тем, что на некоторых участках приходилось траверсировать наклонно вниз. Через два часа альпинисты были на нижнем снегу и начали подъем к верхнему снегу по нависшим скалам 250-метрового выступа Роте Флух (Красная Стена). Эти 250 м были пройдены за 4 часа, и около 4 часов дня группа остановилась на ночлег в точке № 1, приблизительно на высоте 3200 м. Началась гроза, и потоки воды и обломки льда бурно неслись всю ночь по склону.
На другой день (19 июля) в 6-45 утра, когда облака ненадолго разорвались, обе связки были замечены во время подъема выше бивуака № 2. Они шли по ледяному склону, охраняясь крючьями. Через несколько минут стена вновь закрылась тучами, и весь день ничего не было видно. Можно было лишь вообразить мучительный труд альпинистов, которым приходилось под дождем и снегом, среди падающих кусков льда и камней забивать крючья, продевать окоченевшими руками набухшую мокрую веревку через карабины, связывать и развязывать узлы. А ночь среди обледенелых скал, которую они провели привязанными к крючьям, чтобы не упасть, в смерзшейся одежде, без пищи, дожидаясь, скоро ли забрезжит свет!
20 июля в 8 часов утра вновь можно было наблюдать альпинистов, еще шедших вперед. Однако через несколько часов в минуту прояснения их видели уже отступавшими, причем у шедшего впереди Ангерера была перевязана голова. К 5 часам дня они стояли на снегу над скалами Роте Флух. Погода несколько было улучшилась, но затем вновь начала свирепствовать, и во всю ширину склона шли лавины и сильнейший камнепад.
Прошла еще ночь, и утром они стояли у траверса, о котором говорилось выше. Связанные на одной веревке, они пытались проделать обратный траверс, но это оказалось невозможным: за три дня непогоды условия на стене стали еще более тяжелыми. Оставался один выход — прямой спуск по веревке приблизительно на 150 м. К выполнению этого плана они и приступили.
Одновременно началась другая, подлинно героическая работа по спасению группы. Неподалеку от линии восхождения немецких альпинистов в скале имеется глубокий штрек, или галерея, ведущая из тоннеля железной дороги на Юнгфрау. Один из служащих дороги, наблюдая восхождение из штрека и слыша сигналы бедствия, сигнализировал вниз, и в ответ на его призыв местные проводники немедленно организовали спасательный отряд, куда вошли Адольф и Христиан Руби, Гас Шлунегер из Венделя и Адольф Глаттард из Клейн Шейдега. Они пошли не для рекордов, а просто, чтобы спасти людей. Под сильнейшим камнепадом вышли из штрека и траверсировали стену в горизонтальном направлении, наперерез линии спуска альпинистов.
Мы, очевидно, никогда не узнаем с точностью, что произошло дальше с альпинистами, но мозаика, состоящая из наблюдений в телескоп, свидетельств проводников и отрывочных сообщений Курца, рисует приблизительно следующую картину разыгравшейся на Эйгерванде трагедии.
Ангерер пытался спуститься прямо вниз, охраняемый посредством среднего, или центрального крюка; за ним стоял Хинтерштойсер, третьим был Курц, и слева от центрального крюка держался Райнер. Веревка была слишком коротка, и, чтобы дать возможность Ангереру спуститься, Хинтерштойсер стал развязываться и в это время упал, сильно рванув веревку. Ангерер пытался его удержать, но оказался затянутым веревкой и был сразу же задушен насмерть. Та же участь постигла и Райнера, прижатого к своему крюку. Тело Хинтерштойсера пронеслось мимо проводников, и за ним полетела масса льда и камней, едва не сбив Глаттарда. Но проводники продолжали подниматься. Это было около 3 часов дня 21 июля. Вскоре проводники стояли лишь на 50 метров ниже Курца, единственного оставшегося в живых из всей четверки. Он им сообщил, что все погибли кроме него и что ему очень трудно; на вопрос, сможет ли он вынести еще одну ночь, он ответил отрицательно. Но наступившая темнота и разыгравшаяся буря не позволили проводникам продолжать спасательный работы, они вернулись в галерею тоннеля.
Курц пережил и эту четвертую ночь. Диву даешься, думая о стойкости и выносливости хорошо тренированного человеческого организма, а Курц был хорошо тренирован. С 5 часов утра проводники возобновили свою работу. В рекордный 45-минутный срок они прошли 200 м труднейшего траверса и стали под Курцем, причем на этот раз их отделяло лишь 40 м нависшей скалы. Трое пытались обойти Курца слева и, поднявшись выше, спуститься к нему сверху. Это оказалось невозможным, так как скалы были покрыты мокрым снегом и льдом, к тому же Курц стоял не на пути восхождения, а западней, прямо на отвесе стены. Они спросили Курца, может ли он отрезать веревку от мертвого Райнера и спустить им конец. Работая одной рукой (другая рука была совершенно отморожена и бездействовала), Курц ледорубом перепилил веревку, освободив тело Райнера; однако оно примерзло к скале и лишь через некоторое время пролетело мимо проводников. Между тем Курц продолжал свое дело спуска конца к проводникам; нелегкое дело — намокшая веревка лишь с трудом проходила через карабины, узлы нужно было развязывать и вновь связывать. Потребовалось почти 4 часа работы измученного альпиниста, чтобы конец оказался у проводников и они могли навесить на него 120 м веревки, 2 крюка и карабины, которые затем Курц подтянул к себе.
Забив новый крюк, он начал спуск. Медленно, очень медленно он спускался, и, наконец, настала минута, когда спасение казалось несомненным: Курц висел на веревке над проводниками на такой высоте, что Глаттард, став на плечи другого товарища, мог почти коснуться концом своего ледоруба кошек Курца. Но вот заедает узел; раскачиваемый ветром Курц зубами старается протащить его через карабин. Еще минута... но, простонав: «я больше не могу» и пробормотав еще что-то, Курц сгибается... голова его свешивается на грудь, обвисают руки, и ветер продолжает раскачивать уже мертвое тело альпиниста, умершего в самую минуту своего спасения.
Так закончилась драма на Эйгерванде. Все четыре альпиниста навсегда окончили свой путь, и проводникам, проявившим редкое мужество и беззаветную любовь к человеку, ничего не оставалось, как вернуться назад. Они не побоялись подвергнуть себя смертельной опасности камнепада и лавин, ужасающих условий, в которых им пришлось приближаться к спасаемым, они не считались со своей жизнью, чтобы спасти тех, кто из тщеславия погубили свои жизни.
***
Драма кончилась, но еще долго тянулся эпилог споров и дискуссий, решений и контррешений «по вопросу».
Через несколько дней к Эйгеру приехали члены мюнхенского фашистского бергвахта (Бергвахт — «караул в гopax» — фашистская альпинистская организация), которые хотели разыскать тела погибших. Впрочем, фашистское радио оповестило, что члены бергвахта предпринимают работу по спасению четырех альпинистов, скрыв, что мюнхенцы приехали к месту гибели через несколько дней после финала драмы. Как бы то ни было, члены бергвахта прибыли. Они добрались до места, где стояли в свое время проводники (и на это они употребили 4 часа, а не 45 минут!) и ножом, привязанным к шесту, перерезали веревку, на которой висело тело Курца; оно пронеслось вниз к подножью стены. После длительных и тщательных поисков, произведенных затем внизу, были найдены останки Зедельмайера и тела Ангерера, Райнера и Курца, а также некоторые вещи, принадлежавшие Мерингеру, тела остальных жертв найдены не были.
Восхождение стало предметом обсуждения специальной прессы, да и не только прессы. Ландрат Интерлакена (швейцарский кантонный парламент) в результате несчастья вынес 25 июля постановление, запрещающее совершать восхождение по северной стене Эйгера под страхом штрафа (вроде запрещения ходить по газону!). Швейцарский альпинист доктор Хуг писал, требуя, чтобы иностранцы, совершающие восхождение по северной стене (Хуг был противником запрещения), обеспечивали себя своими собственными спасательными отрядами, так как «зачем мы должны рисковать жизнями хороших людей, спасая того, кто еще до восхождения решил пожертвовать своей?».
Само восхождение подверглось суровой критике как с идейной, так и с материальной стороны. Тот же Хуг в «Нейе базлер цейтунг» писал: «Техническое снаряжение и продовольствие были недостаточны. Попытка 1936 г. показала, что это не дело одного или двух дней. Группа совершила важную ошибку: члены ее привыкли к сухим и невысоким скалам, и они подошли к Эйгеру с меркой Восточных Альп. Кроме того, при подобном восхождении важную роль играет вес снаряжения. Вес веревок, крючьев и одежды становится настолько большим, что не дает возможности взять достаточно продуктов».
Не менее резко критиковали восхождение и другие газеты и журналы, хотя все они отвергали разумность запрещения восходить на Эйгерванд (Ханс Бракер в журнале «Ди Альпен», английский «Альпайн джернал» и др.), так как «нельзя запретить самоубийство». Все сходились, однако, на том, что не дело альпинистам гоняться за олимпийской медалью, которая является наградой за спортивное достижение, в то время как альпинизм является времяпрепровождением, хотя и имеющим в себе элементы спорта, но не являющимся самим по себе видом спорта.
Фашистская пресса жестоко обрушилась на английских и швейцарских альпинистов, говоря, что их альпинистское мышление не приспособлено к совершению героических поступков, что швейцарские проводники и альпинисты не могут подняться до высот, когда для выполнения героического дела жертвуется жизнь. В свете этих высказываний фашистских газет интересно вспомнить приведенное выше мнение Тейфеля и др.: ясен источник, питающий их принципами альпинизма и внушающий им презрение к инакомыслящим. Фашизм воспитывает рекордсменов, которые должны ценой своей жизни вплетать лавры в венок Гитлера.
Как это не похоже на наши принципы альпинизма! Весь спор нам чужд, потому что у нас служение родине сочетается с высокой заботой о человеческой жизни. Для нас несомненно, что, оберегая человека, можно запретить любое восхождение, для нас несомненно, что авантюризм в горах является преступлением, для нас несомненно, что суровая критика своих ошибок закаляет бойца для новых побед. Но для нас также несомненно, что подлинный героизм, который проявили на Эйгере швейцарские проводники, таится в сердце каждого советского альпиниста.
Трагедия на Эйгере интересна как показатель того, что высокая техника, огромная стренированность, мужество и выносливость, отравленные фашистским шовинизмом и самовосхвалением, превращаются в причину гибели даже сильнейших альпинистов.
