Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Виктор Корзун. Дорога лавин. Журнал «На суше и на море» №9, 1938 г.
Риск без нужды, ради «рекорда», недостоин советского альпиниста. Но там, где надо будет отдать жизнь за советскую родину, альпинист, не задумываясь, пойдет навстречу опасности. Так поступают герои рассказа «Дорога лавин» молодые советские патриоты.
Автор этого рассказа В. Корзун — студент литературного факультета педагогического института в г. Орджоникидзе — много лет провел в горах и является старшим инструктором альпинизма.
1.
Вершины загорелись пламенем восхода и стали бездымно тлеть. Густая синяя тень поползла по фирну к скалам.
Утро предвещало один из тех прекрасных тихих дней, которые бывают в сентябре в горах Кавказа.
Темные скалистые стены амфитеатром окружали громадную чашу снежника. Выделяясь на них матово-синими языками, поднимались лавинные конусы. Местами они были разорваны поперек широкими пастями подгорных трещин.
Два альпиниста медленно шли по фирновому полю ледника. Они направлялись к подножью горы, на вершину которой хотели сделать восхождение.
Ритмично похрустывал под кошками морозный снег. Позади оставались на фирне следы зубьев. После каждого второго следа справа синела дырочка от штычка ледоруба. Изредка поверхности фирна касалась веревка, делая витые отпечатки на пушистой ночной изморози.
Из ущелья потянул холодный предутренний ветерок и пронесся по леднику, вселяя бодрость в идущих альпинистов. Передний, высокий, шел легкой пружинистой походкой. Во всех его движениях видна была чуткость и настороженность. Под зеленым штормовым костюмом скрывалась легкая мускулистая фигура. О нем товарищи-альпинисты восторженно говорили: «Сергей Щербаков? Выносливый, как верблюд из Сахары». Это сравнение он считал для себя очень лестным. И правда, он свободно мог при самых трудных восхождениях не пить по целым суткам.
Метрах в восьми позади Сергея, держа в руке соединяющую их веревку и следя за Сергеем, шел второй. Он был немного ниже товарища, но зато плотнее и шире в плечах. Это был друг Сергея по работе — Михаил Краснов. Альпинист он был молодой и только первый год работал под руководством Сергея в лагере альпинистов в качестве инструктора. В лагере им вместе мало пришлось ходить — учили молодых альпинистов. После закрытия лагеря друзья, перед походом на Черноморское побережье и отъездом в Москву, решили в свое удовольствие сделать одно первовосхождение.
— Стоп! — сказал Сергей.
Михаил подошел и сбросил рюкзак на снег.
— Давай окончательно наметим путь на вершину, пока она не скрылась за подступами.
— Я еще на ходу дорогу наметил, — похвалился Михаил.
— Плохо, что на ходу, надо под ноги смотреть. Влетишь когда-нибудь в трещину, — рассердился Сергей.
— Посмотрите, товарищи! — обратился Михаил к молчаливым горам. — Опять я виноват...
Запрокинув голову и прищурив глаза, они долго рассматривали скалистую вершину. Ее коричневые скалы угрожали камнепадами. А от цепочки карнизов, бахромой свисавших с изломанного фирнового гребня, можно было ожидать лавин.
Сергей стоял, опершись руками на ледоруб, и пядь за пядью изучал склон горы. Михаил присел на рюкзак и также смотрел на скалы. Но взгляд его скользил, ни на чем не задерживаясь. Синяя морозная тень снегов отражалась в его светлых глазах, и они становились голубыми.
Михаил был очень уверен в себе, в своей силе и, не задумываясь, мог подставить под удар свой высокий чистый лоб. Он шел напролом, не думая о тактике. Лишь бы прямо и скорее. Он еще не научился, как Сергей, выслеживать все хитрости и опасности гор, он их еще как следует не узнал.
«Вот щелкнем мы эту вершину сегодня, а она не меньше как третьей ступени, — думал он, глядя на нее. — Значит, у меня уже будет две. Да к тому же это первовосхождение — значит выше».
— Ну, что придумал? — небрежно спросил он товарища.
Сергей начал говорить, не отрывая взгляда от вершины. Прежде всего немного спуститься за лавинный конус, оттуда подняться по скалам прямо на ребро и к вершине.
— Боишься? — и Михаил указал ледорубом на косой уступ, пересекающий скалу и поднимающийся к кулуару. Это был путь прямо вверх, без всяких зигзагов и отступлений.
Выступ скалы скрывал кулуар от людей, но, судя по лавинному конусу у его подножья, кулуар был очень широкий. Под ним висели старые снежные карнизы. Это была дорога лавин.
Сергей молча смотрел на скалы, словно не расслышав вопроса товарища.
— Уступи мне хоть раз! — сказал Михаил, взглядывая на Сергея прищуренными от яркого света глазами.
— Скалы интересные... — медленно сказал Сергей, разглядывая уступ, — времени у нас много, пойдем...
Сильным привычным движением рук и корпуса люди вскинули на спины рюкзаки и мерно зашагали прямо к скалистой стене, вздымающейся за краем ледника. Бархатное белое поле рассекала тонкая серебристая ниточка следов.
...Час спустя, когда солнце, догоняя альпинистов, коснулось их первого следа на другой стороне фирнового поля, они, пройдя первые скалы, подобрались к длинному уступу, пересекающему скалу и наклонно поднимающемуся к ее правому краю. В некоторых местах ширина уступа доходила до полуметра, или, стертый обвалами, он исчезал совсем. Тогда приходилось, вися над полукилометровым обрывом, забивать крючья и отдельно переправлять рюкзаки.
Через сотню метров уступ превратился в трещину, которая круто поползла вверх. Изредка, буравя воздух шипящим свистом, невдалеке проносились камни.
Внизу слышались глухие удары: далеко на ледник каменным дождем сыпались осколки, и оседали облачка бурой пыли. Издали это было похоже на ружейные выстрелы с дымным порохом.
Сергей последовательно заколотил четыре крюка, втиснулся боком в трещину и пополз к повороту скалы.
Солнце уже проникло и сюда. На фоне противоположного затененного склона гребень уступа вырисовывался, очерченный тонкой ниточкой освещенных краев.
До края скалы оставалось не более полуметра. Там удобнее было укрепиться, и Сергей пополз.
Вот пальцы человека, скользя по гладкому камню, захватили его ребро. Концами пальцев он почувствовал приятную теплоту нагретого солнцем камня.
Он взялся обеими руками за ребро, быстро подтянулся и выглянул за край скалы. В лицо ударил яркий сноп теплых солнечных лучей. Он ничего не увидел, но улыбнулся и в первую секунду от яркого света зажмурил глаза.
Выше он нашел выступ для левой ноги, освободил одну руку и отстегнул козырек штормового шлема.
Но опять выглянул за границу темного неосвещенного мира в блестящий, наполненный теплом и светом. Глаза, привыкая к яркому освещению, различали окружающую обстановку.
За ребром скалы трещина исчезла. Скалы поднимались неровными ступеньками, удобными для восхождения. А метрах в пятидесяти, уже освещенная солнцем, проходила «дорога лавин» — большой снежный кулуар с корытообразными скалистыми боками.
«Так и есть, громадный кулуар», — подумал Сергей.
Он пристально всмотрелся в детали этой картины. Шевельнулось какое-то воспоминание. Ему показалось, что он уже когда-то видел этот кулуар, что он уже здесь был.
Сергей силился вспомнить, где он видел этот обглаженный скалистый уступ на краю лавинного желоба, вон тот пояс облизанных лавинами скал, пересекающих его поперек. Что-то большое и страшное надвинулось на него, и он почувствовал невидимую опасность. Его глаза засветились скрытой энергией. Быстрый пронзительный взгляд, перебегая с места на место, восстанавливал в памяти временем стертую картину. Но он еще не все вспомнил. Мало ли пройдено кулуаров за многолетние переходы в снежных горах!
— Го-го! — закричал снизу Михаил, обеспокоенный молчанием товарища.
Этот крик послужил как бы толчком, мгновенно воскресившим в памяти Сергея то, чего он никогда не мог забыть совсем.
И он сразу все вспомнил. Но не место было предаваться воспоминаниям. Он висел над пропастью, а в десяти метрах ниже, привязанный к крюку, охраняя его, свисал Михаил.
Сергей укрепился и крикнул:
— Подходи!
Эхо гулко ударилось об стену и, скомкав слова, клубком замирающих звуков запрыгало по скалам.
Сергей выбирал веревку, сидя за гребнем.
Выбивая крючья, подползал Михаил. Сперва из-за края скалы показался шлем, большие спокойные глаза, выдающийся вперед подбородок, слегка покатые сильные плечи, и, наконец человек вспрыгнул на ребро скалы.
Альпинисты стояли у края кулуара. Скальный засыпанный снегом желоб круто поднимался вверх и терялся в сияющем диске солнца. Оно уже сильно пригрело снег и скалы. Кое-где скалы, словно плача, блестели струйками талой воды. От кусочков снега и коротких прозрачных сосулек по коричневым плитам, набухая, скользили рывками большие теплые капли.
По кулуару, оставляя изорванные дорожки, катились комья мокрого снега. Увеличиваясь и набирая скорость, они с разлета ударялись о выступы, оставляя льдистые бугорки.
— Где мы будем переходить? — спросил Михаил.
Надев альпийские очки, Сергей посмотрел вверх. Над расходящимся кулуаром с гребня горы, бросая острые тени, нависали громадными козырьками угрожающие карнизы. На снежном скате под ними виднелись широкие полосы свежего несъехавшего снега — остатки последнего снегопада. На скалах снег уже стаял, а на ледяных склонах еще лежал.
Сергей поднял обломок скалы и бросил в кулуар. Камень зарылся в снег, но от сотрясения сдвинулся пласт подтаявшего снега и пошла маленькая лавинка. Сергей взглянул на часы: двенадцать часов.
— Сегодня мы его переходить не будем.
— Почему не будем? — изумился Михаил. — Лавины еще не идут.
— Так они могут пойти. По снегу идти сейчас нельзя, а скалами — не меньше получаса, может грохнуть лавина.
— Проскочим. Не обязательно же она на нас обрушится!
— Никаких «проскочим», это не лотерея. Завтра пораньше возьмем вершину, спустимся вниз и вечером будем в долине.
Светлые глаза Михаила потемнели.
— Все это прекрасно... — начал он.
— Нет, — сказал Сергей и покачал головой, — глупо рисковать без нужды.
— Ты боишься лавины! Твоя осторожность переходит в трусость! — вспылил Михаил. — Я в тебе этой черты не замечал.
Он стоял, злой и растерянный, готовый броситься с кулаками на любую лавину.
Сергей легко повернулся, оперся на ледоруб и, не повышая голоса, ответил:
— Я рисковать без цели не намерен. А насчет трусости... — он сдвинул на лоб очки и глаза сошлись в щелки, — некрасиво так говорить с товарищем.
И Сергей направился к ближайшей скале выбирать место для бивака.
Молча выбрали они место, молча распаковали рюкзаки, но не успели развернуть палатку, как послышался грохот обвалившегося над кулуаром карниза. Грохот грозно нарастал, рассыпаясь в скалах тысячами голосов и отголосков.
Шла первая утренняя лавина.
Михаил стоял, прислонясь плечом к скале, с опущенной головой. Затем поднял ее и посмотрел на хвост исчезающей лавины. Он был бледен.
Ни одно слово не нарушило воцарившуюся вслед за лавинным грохотом тишину.
2.
Из долины, временами закрывая солнце, поднимались белесые облака. Они лохматыми краями обнимали ледники и снежные поля. В просветы показывались висящие в воздухе обрывистые вершины. Обрамленные облаками, они казались странно высокими и недоступными.
По ледникам и скалам, непрерывно меняя форму, задумчиво бродили густые синие тени.
Не произнося ни слова, альпинисты расчистили под скалой площадку и натянули двухместный шустер.
Потом в одних трусиках загорали. Солнце рано соскользнуло с западного склона и, закрыв их синеватой кисеей тени, освещало и ледник над ними, и ущелья, и далекие цепи горных хребтов с подножьями, укутанными зелеными покрывалами хвойных лесов.
Они влезли в палатку и через прорез входа смотрели вдаль. Долго лежали они не шевелясь, погруженные каждый в свои думы.
Вечерело. Даль затянулась прозрачной фиолетовой дымкой, как дорогие воспоминания затягиваются в памяти человека вуалью времени и пространства. Сглаживались контуры знакомых гор, исчезала резкость очертаний.
— Ты знаешь, — сказал Сергей, — прошлым летом я был в большой высокогорной правительственной экспедиции...
Михаил повернулся и посмотрел на товарища.
— Знаю... — медленно сказал он.
— Мы искали ценный металл... — Сергей говорил так, словно между ним и Михаилом ничего не произошло. — Вместе с геологами работало несколько альпинистов... Четыре с половиной месяца мы рыскали по ледяным дебрям высокогорья. Везде нам мерещились матово-белые жилы с черными кристаллами руды драгоценного металла.
Мы уже совершили десятки первовосхождений и лыжных переходов, но залежей руды промышленного значения найдено не было. Драгоценный металл встречался богатыми кустовыми вкраплениями, и только. Геологи твердили: «Руда здесь быть должна». Данные петрографических исследований, теоретические заключения специалистов — все подтверждало наличие драгоценного металла в хребте.
И вот в октябре в глушь горных узлов приезжает представитель Совнаркома. В юрте на альпийском лугу собрались геологи и альпинисты. Мы сидели вокруг на кошмах. Лица у всех были покрыты коричневым загаром от горного солнца, штормовые костюмы истерлись, шипы на ботинках сбились, руки изодрались, и у каждого в глазах была затаенная усталость.
Представитель Совнаркома разостлал перед нами карту и, покручивая седые усы, говорил. Он говорил о трудностях, которые испытывает наша страна в связи с недостатком драгоценного металла, о том, что до сих пор мы вывозили этот необходимый металл из-за границы, а за него утекает туда золото. Но дело не так в золоте, как в зависимости от капиталистических стран.
Мы и раньше знали, что ищем и за что боремся с опасностями гор. Но пылкие слова старого большевика-подпольщика сделали нас вдвое молодыми. Он рисовал перед нами волнующие картины. И я видел, как таяла усталость в глазах товарищей. Мы забыли все раны, неудачи, долгие месяцы борьбы и исканий.
Он говорил о том, что скоро наступит зима. В оставшийся промежуток времени нужно обследовать стык хребтов.
Он кончил. Больше никто не выступал. Все было ясно.
На следующее утро мы двойками разошлись в намеченные районы. Уходили на шесть дней. Я шел с Петром Беляевым. Ты его видел. У него мускулы развиты так же прекрасно, как и мозг.
Чтобы осмотреть свой район, мы совершили первовосхождение на безыменную вершину. По высоте — Эльбрус, но что это была за вершина! Восемнадцать часов мы ныряли по острым сыпучим «жандармам», гребням и карнизам. По обе стороны — чудовищные скаты. Если из-под ног падали камни, то вызывали лавины. Мы видели, как в сизой глубине под нами, сдвигая пласты снега, на ледник выползали их серые тупые языки.
С вершины в бинокль я увидел на скалистых склонах следующего водораздельного гребня светлые жилы. Одна большая жила появилась на стене, потом выползала на склон хребта и продолжала виться по самому его гребню.
В груди кольнуло: «Неужели рудоносная?»
Я протянул товарищу бинокль. Он долго не отрывался от него, а я смотрел на его напряженное лицо и с трепетом, почти не дыша, ждал его слова.
Он повернулся. Его глаза горели. Я никогда не видел его таким взволнованным.
— Сергей, — сказал он, — если только внизу, в моренах, мы найдем свалы от жилы, то пробьемся через эту ледяную кашу и вскарабкаемся на стену.
Внизу в боковых моренах ледника мы нашли куски породы с богатым вкраплением руды... И мы ринулись дальше.
Три дня рубились мы в ледопадах безыменного ледника среди трещин.
На рассвете четвертого дня мы подходили к стене. Около скал стали попадаться осколки камней. Мы с жадностью хватали их и рассматривали: типичные сланцы. Вдруг мы сразу подняли по знакомому угловатому куску. В нем поблескивали крупные кристаллы руды.
— Ты посмотри, дружище, — сказал Петр взволнованно.
— Нет, ты взгляни на мой кусок, — перебил я его. — Это редчайшая жила...
Мы, не задумываясь, двинулись дальше. Перед нами встали черные сланцевые скалы. Чтобы подойти к главной жиле, нужно было подняться по ним и пересечь большой кулуар. Посоветовались и решили пробраться к жиле, взять образцы и перевалить хребет, чтобы разведать новый путь.
Нужно было спешить. Из-за освещенных утренними лучами вершин крадучись выползли нити перистых облаков — надвигалась непогода, бури и снегопады. Застань нас на обратном пути снегопад, и гибель неизбежна.
Но уже засветило солнце, и склон хребта ожил: посыпались камни, загрохотали «дороги лавин» — кулуары.
Не отдыхая, мы лезли шесть часов. Дорогу нам преградил край кулуара, который мы видели снизу.
Перистые облака затянули все небо, стало душно.
Талый снег оползал по скалам, оставляя блестящие стекловидные следы. Солнце скрылось за облака и тускло их просвечивало.
Через несколько минут нам открылся и другой склон, за «дорогой лавин». И на нем, в нескольких десятках метров, выступала толстая беловато-серая жила. Она выползала из сланцев и, утолщаясь, уступами поднималась к гребню.
Она была совсем близко, но... по кулуару шла лавина. Шурша, снег лениво обтекал встречные выступы и с нарастающей скоростью летел вниз.
Мы сели на край кулуара отдохнуть и подумать. Риск был очевиден.
Вспомнилось все, что нам говорил представитель Совнаркома. И вот совсем близко, за опасным местом, лежало, быть может, богатство, но не такое, которое можно было положить в собственный карман и унести. Богатство для родной страны — руда нужного металла.
— Ну, что ж, — сказал Петр и угрюмо засмеялся. — Давай переходить, что ли...
Его слова утонули в шуме очередной лавины. Отдельные кусочки снега прыжками неслись вниз. Мы проводили лавину глазами и посмотрели друг на друга. Каждый из нас волновался.
— Идем, Петр, меня агитировать нечего, — сказал я твердо. В левом кармане моей штормовой куртки, как и у него, лежал комсомольский билет. И я был рад, бесконечно рад, что настал момент, когда мы пошли навстречу опасности за родину.
— Скорее, скорее! – торопил я.
— Нет, — сказал Петр. — Давай подождем большой лавины. После нее может быть затишье.
Я согласился, и мы стали ждать.
Полчаса ожидания показались нам вечностью. Мы сидели и молчали. Взоры скользили по суровым хребтам, по ледникам и стремительным склонам. Под нами было три километра бездны. При взгляде на кулуар, помимо воли, в воображении мелькали два несущихся человека в потоке снега.
Помню, я вздрогнул от этой картины и закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. Тяжелей всего в таком положении томительное ожидание, ожидание перед действием, перед борьбой за жизнь.
И я не выдержал.
— Петя, — сказал я и поднялся, — этой проклятой лавины не дождешься. Пошли скорее, пока снег совсем не размок, пошли, а то я...
— Сядь, — сказал Петр, повернувшись ко мне, а сам сморщился. У него сильно болел раздробленный палец.
Мне стало стыдно перед этим большим, смелым и сильным человеком.
Прошло минут пять.
И вдруг наверху грохнуло. Мы вздрогнули. Послышался нарастающий гул лавины. Мы инстинктивно отодвинулись от края уступа и замерли.
Вот это была лавина!
Она вылетела из-за среза скалы и взвилась в воздух. Заклубилась снежная пыль. Видно, из-под карнизов стронулся сухой морозный снег. В правом краю, переливаясь всеми цветами, вспыхнула радуга.
Мне почудилось, что это облако снега с кусками радуги сейчас обрушится на нас, в одно мгновение скомкает и сбросит вниз.
Пальцы судорожно вцепились за выступы скалы.
Это было делом секунды. Изливаясь водопадом снега, лавина рванулась вниз и, встретив бок изогнутого желоба, фонтаном взвилась к небу. Снег разлетелся в стороны и осыпался на нас. Но это была только одна рассеянная часть. Основная масса снега повернула и со страшным грохотом замелькала метрах в десяти сбоку. Волна воздуха рванула наши штормовые костюмы. Мы прижались к скале, и на нас обрушился снегопад. Все кругом покрылось слоем снега в несколько сантиметров.
Когда снежная пыль рассеялась, я различил сползающий хвост лавины. Если не считать выпавшего снега, все было по-прежнему.
— Скорее. Лавина все смела... Будет затишье... — заговорил я отрывисто и не узнал своего голоса. В нем звучали незнакомые, никогда не слышанные мною нотки.
— Вон там выше... — сказал Петр, — по гряде скал...
По мере того как мы выходили на «дорогу лавин», я все больше настораживался, но был спокоен.
На мне, как на первом, лежала большая ответственность. От моей быстроты зависели две жизни. Такие минуты выковывают в человеке твердость и бесстрашие на всю жизнь.
Все движения были резки и точны. Подойдя к скале, я быстро разыскал засыпанную снегом трещину и несколькими ударами вбил первый скальный крюк. Продев карабин, я стал охранять подходящего Петра. По той быстроте, с которой он сменил в карабине веревку, я понял, что он в таком же состоянии, как и я.
За что мы тогда цеплялись на вылизанных лавинами мокрых крутых скалах, я не представляю себе, но никто из нас ни разу не поскользнулся. Желая пробежать опасное место, мы вынуждены были медленно ползти. Что может быть ужаснее!
Как и всегда в опасные минуты, я сквозь зубы насвистывал веселенький мотив. Это успокаивает взвинченные нервы.
Второй крюк я забил метров через пять, потом третий.
Стал подбираться Петр. Но когда он подползал ко второму крюку, над головой послышалось шипение несущейся лавины.
— Лавина! — крикнул я во всю силу своих легких и, завернув веревку за крюк, приник к скале. Я старался вдавиться в ее холодную неподатливую твердость.
В ожидании удара сверху я крепко зажмурил глаза, как в детстве, когда отец заносил руку для шлепка.
И снег ударил.
Этот мягкий, но тяжелый удар ошеломил, словно в облаке пуха обвалилась гора подушек. Дышать было нечем. Сердце в груди разрывалось на части. Снег обтекал по сторонам, забивал рот и нос.
Теряя сознание, я целиком повис на веревке... Вырвись тогда хотя один крюк, неизбежно вырвался бы и второй под тяжестью двух тел. Оборвись у одного из нас веревка, и другой полетел бы вслед. В лавине могли быть камни, но желоб, видимо, хорошо был выглажен частыми лавинами.
Нас спасло то, что наша лавина была лишь остатком предыдущей большой лавины.
Наконец, я почувствовал, что снег перестает меня обтекать. Поднял голову и протер глаза. Напротив меня висел Петр. Он был весь засыпан снегом и походил на деда Мороза, как его рисуют на детских картинках, только без елки и пакетов.
Мы отряхнули снег и опять поползли к противоположному спасительному краю.
Пугая нас, по склону катились комки снега. Подпрыгивая и свистя, они громадными скачками улетали в белую пустоту под нами.
Мы прекращали движение и на секунду превращались в слух.
Наконец, я забил последний крюк, но он был ненадежен. Я поспешно стал искать еще какую-нибудь щель, чтобы дублировать охранение. В эту минуту горы решили сделать последнюю попытку сбросить нас в объятия «белой смерти».
Опять раздался характерный свист идущей лавины. Быстро нарастая, он превратился в гул.
Петр находился на пути ее движения.
Вижу, как сейчас: он стоит на левой ноге и никак не найдет точку опоры, чтобы сделать еще один шаг и дотянуться до крюка. Тогда он делает прыжок. Я подтягиваю веревку, и он виснет на карабине.
Я моментально понял, что если он там останется, его, а затем и меня, сорвет. Последний крюк для такого рывка ненадежен, да и веревка может порваться.
Да, другого выхода нет.
— Маятник! — закричал я, что было силы.
Но Петр знал этот прием не хуже меня. Он уже подтянулся к крюку, и в тот миг, когда над головой взметнулся язык лавины, он отстегнул веревку. Скользнув по скале, он закачался подо мной в виде шестиметрового маятника на сравнительно безопасном краю кулуара.
Ударила волна воздуха. Вслед рванула лавина, и мы снова утонули в вихре, грохоте, ударах и облаках снежной пыли.
Кулуар мы перешли, но в каком потрепанном виде! Необычайное нервное и физическое напряжение сменилось полным упадком сил. Жила была рядом, а мы сидели и отдыхали, сушили мокрую одежду и снаряжение.
Согрелись и полезли к жиле. В эту минуту мы волновались, пожалуй, больше, чем под лавинами.
Но нас ожидало горькое разочарование: жила оказалась пустой. Мы не верили своим глазам. Исследовали каждое черное пятнышко, но не нашли ни одного кристалла руды. И только на верхнем ее краю, в месте контакта со сланцами, извивалась тонкая рудоносная жилка, правда с большим содержанием руды. Не оставалось сомнения, что найденные на леднике куски были отсюда.
Мы были потрясены. Но, вспомнив, что еще не все потеряно, ринулись вверх преследовать маленькую жилу. Мы шли не отдыхая, как охотники по следам раненого зверя.
А за нами гналась непогода. Над нами висела громадная свинцово-серая туча. Подавляющими валами, клубясь, она выкатывалась из-за горы и никак не могла выкатиться. Напрягая последние силы, мы влезли по крутой заснеженной стене и очутились на гребне хребта. По другую сторону спускался ровный спокойный ледник и скрывался за изгибом.
Вдруг луч заходящего солнца прорезал тучу и осветил гребень хребта.
Среди скал, под лучами солнца розовела светлая рудоносная жила. Она ползла по гребню и, утолщаясь, сворачивала на склон громадной неизвестной горы. Достигая большой мощности, она долго шла над ровной поверхностью ледника и, понижаясь, исчезала за его поворотом.
— Вот, что мы искали! — сказал Петр, указывая на розовую жилу.
Мы пожали друг другу руки. От слабости и волнения мне хотелось плакать.
Солнечный луч померк и потух. Из глубины вырвался второй порыв ветра, взвыл и унесся с косматой косой белесого тумана и темной снежной тучей. Окутывая вершины гор, оседало небо. В воздухе замелькали крупные пушистые снежинки. Порывами закрутил ветер, и все кругом затянулось завесой густого снега.
Двое суток провели мы в палатке. Нас заносило снегом. Мы откапывались и снова залезали в спальные мешки и отлеживались, как медведи. Но зато в наших рюкзаках лежали прекрасные образцы с кристаллами руды.
На утро третьего дня облака поднялись, и мы имели удовольствие убедиться, что без лыж будем двигаться со скоростью черепах.
Лишь к концу четвертого дня мы, слабые от голода, измученные, с обмороженными пальцами на ногах и руках, добрались до своего лагеря.
Все уже вернулись, а нас отчаялись дождаться. Вести розыски не было никакой возможности. Снег сделал горы неприступными и закрыл все следы.
Какая была встреча! Товарищи в лагерь принесли нас на руках...
Сергей замолчал и, откинув полотнище, выглянул из палатки. Туман резкими клочьями расползался по склонам соседних вершин и таял в холодном ночном воздухе.
3.
Засветлел восток. Звезды стали гаснуть. Холодный предрассветный горизонт затеплился красками зари.
Два человека спокойно и быстро перешли на кошках через лавинный желоб и выбрались на острый гребень, ведущий к вершине.
В защищенном месте они оставили рюкзаки и кошки. Налегке быстро пошли к вершине. Изредка из-под ног выскальзывал камень и с сухим треском скатывался по скалам, нарушая сонную предутреннюю тишину спящих гор.
На площадке перед последним склоном присели отдохнуть.
Посветлело, но солнце еще скрывалось за дымкой алеющего горизонта.
Сергей, прищурив левый глаз, посмотрел на вершину и сказал:
— Давай-ка, посоветуемся, как идти: по ледяному склону или по нависшим карнизам. По склону — вернее, но мы затратим часа полтора на рубку ступеней. По карнизам — минут двадцать. Правда, мне кажется, что хотя и не обязательно, но один из них может обрушиться...
— Довольно, Сережа, смеяться, — тихо сказал Михаил.
И, чтобы скрыть свое смущение, он вскочил и полез дальше, повторяя на ходу:
— По льду, черт возьми, безусловно, по льду!
Вырубив в крепком, овеянном всеми ветрами льду пятьдесят две ступеньки, они вступили на вершину.
Выступ скалы, несколько острых камней и маленькая площадка представляли собой высшую точку побежденной горы. Внизу на дне провала, как на карте, обрисовывался язык ледника с горизонталями трещин. Снега вспыхнули и расплавились в золоте лучей восходящего солнца. Ночь трусливо убегала, спускаясь в темень зияющих ущелий. Загорелись Коштан-Тау, Дых-тау, зарделась цепь вершин Безингийской стены. На лице Сергея разбежались лучистые морщинки. От всей его стройной высокой фигуры веяло силой и решимостью.
Он посмотрел на стоящего в стороне Михаила и подошел к товарищу. Они крепко пожали друг другу руки.
— С первовосхождением! С настоящим первовосхождением! — сказал Сергей, делая ударение на слове «настоящим» и улыбаясь.
Словно радуясь вместе с людьми, день наливался блеском льда и отраженным светом снежных полей.
Михаилу хотелось кричать, петь. Он жадно вместе с Сергеем стал осматриваться вокруг.
Взглядами людей овладело Закавказье, куда их должны были вести невидимые отсюда горные тропы.
В лиловой дымке чудились нарастающие зеленые валы, алмазные брызги прибоя, развесистые пальмы и островерхие кипарисы на берегу моря, где их ждал заслуженный отдых после нескольких месяцев горных походов.
