Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: На оленях по Якутии. (Путевые заметки). Советская Арктика №1-5, 1938 г.
I
Туманный вечер на 75 параллели. Полярная станция Марии Прончищевой, несмотря на позднее время, живет напряженной жизнью. Получена радиограмма: шхуна «Смольный» идет за зимовщиками. Спешно проводятся последние сборы на Большую землю.
За двухлетнюю жизнь на полярной станции мы много раз провожали. Различные группы не раз уезжали и возвращались, полные интересными впечатлениями, привозя ценные материалы по освоению дикой природы Севера.
Но на этот раз уезжающие едут надолго на Большую землю – заканчивать свою работу, подводить итоги двухлетним наблюдениям по исследованию одного из мало изученных уголков Советского Союза – восточного побережья Таймырского полуострова.
Я вышел на улицу, которую мы в шутку называли «Проспект моржовых туш». Это берег бухты, заваленный отходами моржового промысла.
В последний раз оглядываю хорошо знакомые места, они стали родными. В течение двух лет изо дня в день мы бороздили эти места, зимой пешком или на собаках, летом - на шлюпке и катерах.
Моросит мелкий осенний дождь, совсем как в Ленинграде. Тундра еще вязкая, но уже кое-где белеет снег, выпавший сегодня ночью. Это первый снег в этом году. Вода в бухте черная, подернутая легкой рябью. Над бухтой туман. Противоположного берега не видно...
Тихо. Собаки молча лежат, свернувшись клубочками. Наш общий любимец, белый Мишка, тоже притих; забравшись в конуру, он оттуда лениво поглядывает на собак, с которыми не в ладах. Изредка зазвенит цепочка, да собака взвизгнет во сне - и опять тишина.
Катер, на котором мы будем добираться до шхуны, давно готов, он стоит, слегка покачиваясь, у пристани.
Наконец сборы окончены, катер погружен. Все зимовщики вышли на пристань провожать отъезжающих. Прощальные слова сопровождаются приветственными залпами винтовок. Выбрали якорь; катер, медленно разворачиваясь, отошел от пристани.
В тумане плывут знакомые места. Нить, связывающая нас с полярной станцией, становится все тоньше и тоньше и, наконец, рвется совсем. Огней станции уже больше не видно.
Обогнули мыс Носок, на котором был произведен первый научный забой моржа. Вдали призрачным силуэтом чернеет Моржовая коса - место, где последние три года производилась небывалая добыча моржа, этого ценного морского зверя.
Пройдя косу, вышли и открытое море...
Вскоре мы попали в сильную зыбь и принуждены были вернуться и отстаиваться у берега. Со шхуны заметили, что катер вернулся, и сами подошли к нам.
Шхуна «Смольный» - это зверобойное судно полуледокольного типа.
На «Смольном» вся команда была из комсомольцев - это судно так и называлось комсомольским.
Море Лаптевых, по которому мы шли, - одно из самых малоизученных морей. Оно мелкое, бурное, в нем масса банок и мелей.
На вторые сутки началась качка, и многие зимовщики перестали выходить к обеду. Идем чистой водой. Почти весь путь в тумане. Моросит дождик, настоящая осенная погода. На седьмые сутки подошли к бухте Кожевникова. Выгрузив продукты для рабочих порта, изменили курс и двинулись к бухте Тикси.
Качка прекратилась, все зимовщики почувствовали себя лучше, поднялось настроение. К Тикси подошли после полудня на 9-й день плавания.
Тикси - большой строящийся северный порт в устье реки Лены. Имеется клуб, кино, своя газета.
Отсюда мы поедем в Якутск на оленях, когда установится санный путь.
II
В Тикси мы, «транзитники», прожили около трех месяцев, дожидаясь санного пути.
Участвуя в подготовке к зиме, мы быстро освоились, сжились с коллективом. Вошли в общественную жизнь зимовки, занимаясь в политкружках, участвуя в выпусках стенной газеты, играя на сцене.
Наравне со всеми зимовщиками авралили, а авралов было много. Грузы, шедшие в Якутск, не успели пройти, они остались в Тикси. Нужно было их сохранить до следующей навигации.
За работой незаметно проходило время.
Первые признаки зимы уже налицо. Птицы почти исчезли, остались только куропатки, да и те начали встречаться все реже и реже. Зима подкрадывается как-то незаметно, сперва медленно падала температура, потом по утрам уже начались заморозки. На море у берегов сало и шугу начинает сменять припай, который растет изо дня в день. Солнце все меньше и меньше появляется на горизонте. Наконец, показавшись в последний раз, оно скрылось до февраля.
Наступает полярная ночь. В Тикси она значительно светлее, чем на Прончищевой. Здесь в полярную ночь работы на улице не прекращались всю зиму, и в дневные часы было настолько светло, что можно, например, работать топором на постройке.
Начали поговаривать о первой пурге. Она здесь как бы задает тон всей зиме: какова будет по своей силе первая пурга, такова будет и зима.
Пурга началась внезапно. Полярная станция в это время жила нормальной жизнью. Часть зимовщиков уехала на тракторе за дровами и льдом, гидролог поехал на собаках на производство очередного разреза в море.
Начался небольшой ветерок. Он стал усиливаться, появился поземок, предвестник пурги. Метет мелкий, как пыль, снег. Ветер к вечеру дошел до 17 м/сек. Ночью он сильно завывал в трубах, на утро в комнатах было очень холодно.
На другой день пурга разгулялась вовсю, ветер доходил до 22 м/сек., работать на дворе было нельзя. Занялись заготовкой и колкой дров на кухню и для комнат.
Со двора зимовщики приходили совершенно засыпанные снегом.
Все радостно встретили пургу, и долго во всех комнатах велись разговоры о ней. На следующий день ветер еще усилился, порывы его доходили до 28, а иногда и до 30 м/сек. На улицу запретили выходить. Перешли на пурговый запас, кухня не работала. Комнаты с наветренной стороны сильно выхолаживались, топка печей была бесполезна, так как тяга в трубе была настолько велика, что чуть не целые головешки летели вместе с дымом на воздух. В комнатах с подветренной стороны, наоборот, было тепло. Снаружи все стены с этой стороны были закрыты снегом до самой крыши.
Так прошел еще один день без всяких изменений. Синоптики говорили, что пурга должна окончиться через два дня.
Пурга на этой параллели длится три, шесть или девять дней, эта закономерность наблюдается уже третий год подряд, чем она вызвана – еще неизвестно.
В начале шестого дня ветер начал стихать и к вечеру стих совершенно. Все вышли на улицу. Нашим глазам представилась красивая картина. В ярко-розовом небе полыхал закат солнца, которого мы уже не видели, плывут, удаляясь в темноту, остатки черных разорванных туч, и среди них, пока еще бледные, начали искриться звезды. В воздухе чувствуется особая свежесть, как летом после грозы.
Быстро начала падать температура, к 19 часам она достигла уже -27° С. Это обычное явление: сразу после пурги и наступает похолодание.
Утром мы не узнали станции, повсюду выросли новые сугробы, все постройки оказались засыпанными снегом. В столовой, несмотря на двойные рамы, подоконник оказался в снегу.
Мы начали приводить в порядок жилые постройки, откапывать двери, расчищать дорожки.
Вид окрестной тундры также сильно изменился. Вместо черной неровной местности – перед глазами большие, скрывающиеся в белесоватой дымке снежные холмы. Чернеют только отдельные крупные камни и группки скал на пологих склонах неровной тундры.
Бухта уже стала. Лед у берегов сильно наторошен, а дальше на гладком, еще молодом льду белыми нитями вытянулись острые заструги снега.
В тундре тишина. Тундра представляется голой и безжизненной, только изредка попадающиеся следы песца и лемминга напоминают о том, что она обитаема.
Работая и подготавливаясь к отъезду, мы прожили последний месяц. Ждем оленей, они должны придти на днях.
Почтовые олени являются основным видом транспорта в зимнее время и почти единственным средством связи далеких окраин с материком.
Вот на этих-то оленях, от станка к станку, нам предстоит путь в 3500 километров – до города Якутска.
Пара оленей по сносной дороге может везти до 200 килограммов груза при средней скорости 9-12 километров в час.
Первые олени уже пришли из Булуна. Скоро отъезд.
Ознакомились с порядком отъезда у заведующего почтовым отделением Тикси. Это оказался мальчик, лет 17-18, старающийся говорить басом. Он нам предложил «включиться» в список отъезжающих и ждать своей очереди, при этом заявил, что порядок отправки установит он сам. Ничего не поделаешь, включились в очередь и начали ждать. Ждали около полумесяца. Ждать пришлось не только прихода следующих оленей, но и окончания внеочередной очереди, которая оказалась достаточно длинной.
Мы ежедневно приходили на почту и уговаривали Костю (так знали почтаря) отправить нас поскорее. Он рассказывал нам об условиях работы почты, жаловался на отсутствие руководящих материалов и нерегулярность почты и отправлял других.
Ямщики на этом тракте целиком состоят из местного населения – якутов. Нередко среди ямщиков встречаются старики или молодые парнишки, лет по 15-13, а иногда даже и женщины.
Наконец пришли очередные нарты из Булуна, и неожиданно было объявлено об отправке нашей очереди.
Тронулись. Дорога шла под гору по кочковатой, неровной тундре. Я вцепился в обочины нарт, и все мои мысли были направлены к тому, чтобы не вылететь.
Олени бежали быстро, ветер свистел, перед глазами мелькали окрестности, как в окне быстро идущего поезда. Скорость на этом отрезке пути достигала, вероятно, километров до сорока в час.
Наконец спуск окончился, и олени пошли тише. Впереди еще около 120 километров до ближайшего станка.
С любопытством смотрю по сторонам, олени идут ровно. Ландшафт безжизненный, холмы сменяются холмами. Небольшой встречный ветерок надоедливо бьет в лицо. Постепенно привыкнув к шагу оленей, я уснул.
Просыпаюсь от толчков в плечо, мой спутник будит меня и говорит: «Приехали». Кругом тундра, темно, видимо, ночь. Мы пошли куда-то в сторону и вскоре подошли к небольшой землянке, имеющей вид усеченной пирамиды. Дверь в нее была небольшая, с очень высоким порогом. Это оказался первый станок между Тикси и Булуном. Он был необитаем и служил приютом на случай пурги.
В середине стояла железная печь, низкий столик, за которым нужно сидеть прямо на полу, несколько поленьев в углу да куча наколотого льду.
Этот станок сложен из почти неотесанных еловых бревен, положенных одно на другое, щели законопачены мхом. Единственное окно изо льда. Освещается станок свечами.
Но при всей этой бедности станок является убежищем, где можно заночевать, согреться и напиться чаю, а чай в зимней поездке, особенно длительной, имеет огромное значение. С чая в Якутии начинается и заканчивается любая поездка, чай пьют на всех остановках. Наш проводник тоже начал с того, что разжег печку и поставил на нее чайник со льдом.
В станках, которые мне пришлось посетить, чай «варили» в любой посуде, главным образом в больших чайниках, чашах, а иногда даже и в обыкновенных ведрах. После того как вода закипает, в нее бросают горсть кирпичного чая и некоторое время варят его. Затем уже приступают к чаепитию.
Пьют чай якуты много, долго, с разговорами, вперемежку с трубкой, причем курят почти все, не взирая на пол, начиная от самых маленьких до дряхлых стариков и старух.
Пока растаивал лед и грелась вода, ямщик достал из своего мешка большую мороженую рыбину, это была нельма. Отрубив кусок ее весом килограмма в три, он приступил к приготовлению своего любимого и распространенного в Якутии блюда. Оно называется строганиной и состоит из мороженой сырой рыбы, настроганной тонкими листочками. Едят строганину без хлеба и иногда даже без соли.
Затем мы занялись чаем, сразу согрелись. Покурили и начали опять собираться в дорогу.
Олени стояли неподалеку от станка. Устроившись сразу же поудобнее, тронулись дальше.
III
Проехали еще около 50 километров. Последнюю часть пути мы ехали уже лесом.
Высокий забор из еловых палок, поставленных крест-накрест, огораживал двор, где стояло несколько станков.
Вокруг довольно густой лес. Тундра уже кончилась, началась тайга. Пока лес встречается только полосами. Дальше тайга пойдет до самого Якутска - так сообщил нам ямщик.
Этот станок был большой, здесь жило несколько семейств почтовых ямщиков. В качестве подсобного промысла они занимаются еще охотой. Здесь промышляют колонка, горностая, белку и разную птицу: глухаря, тетерева и других. Изредка здесь встречается лиса.
Во дворе свободно ходили олени, стояло много нарт; около каждого станка сложен штабель наколотых дров. Тип постройки всех станков один и тот же, только эти станки больше и чище.
При входе в комнату сразу бросается в глаза замечательное сооружение – камин. Только он устроен несколько иначе. Камин представляет собой полукруглую земляную стенку, прислоненную к одной из стен комнаты, а иногда стоящую прямо среди комнаты, несколько ближе к выходу. Оканчивается он широкой трубой, которая обеспечивает хорошую тягу. Поленья любой толщины в этом сооружении разгорались в 15 минут, согревая и одновременно освещая внутренность комнаты.
Приятное чувство овладевает вами, когда вдруг среди темной ночи в чаще тайги вы замечаете снопы искр, вылетающие из трубы. Вы начинаете ворочаться на нартах, задавать вопросы ямщику – словом, проявлять живость и нетерпеливость. А когда олени въезжают во двор, вы соскакиваете и с наслаждением бежите рядом, держась за возок, пока олени, наконец, не остановятся. Затем сбрасываете с себя доху и рукавицы и входите в теплый и светлый станок. Садитесь, знакомитесь с хозяевами станка, пьете чай, закусываете. Наконец, согреваетесь. Закуриваете папиросу и ждете, когда будут запряжены новые олени и вы поедете дальше.
Такие остановки бывают обычно очень кратковременны: 20-30 минут. За это время только успеешь ознакомиться с обитателями станка, наделить детвору сладостями, и нужно уже ехать дальше.
Так и на этот раз. Распрощались мы со своим первым ямщиком, через пятидневку он поедет опять в Тикси. Я уже успел согреться чаем, покурил. Олени были готовы.
Новый ямщик оказался женщиной. Небольшого роста, одетая, как и все, она мало отличалась от окружающих, только голос, некоторая торопливость и мягкость в движениях управления оленями выдавали ее пол.
Вскоре мы выбрались на проторенную дорогу. Олени пошли быстрее. Ямщик, сдерживая оленей, часто соскакивала и шла пешком, держа оленей за повод, чтобы они не разбили о дерево нарты.
По времени и по ходу оленей чувствую, что скоро станок. Олени бежали, высоко задрав головы, усиленно принюхиваясь.
Невдалеке послышался лай собаки. Значит, скоро станок. Действительно, еще один поворот дороги, и мы у станка.
Это был большой станок с хорошим камином и высоким столиком. За столом сидел молодой пассажир. Это оказался возвращавшийся с трехгодичной зимовки механик. Он едет в Киренск. Нам по пути.
Не успели мы как следует согреться чаем, как нам сообщили, что олени готовы, можно ехать.
Дорога по-прежнему идет тайгой, по очень узкой тропинке. Она настолько узка, что если навстречу будет идти человек, то нарты с ним не разъедутся.
Наконец тайга начала редеть, и вскоре мы выехали на одну из проток, а по ней доехали и до самой Лены.
Вот она, Лена, сибирская красавица, широкая и глубокая река, скованная толстым льдом! У берегов лед сильно наторошен, ехать совершенно невозможно, пришлось выбираться на середину реки. В этом месте Лена около полутора километров шириной.
Каменные берега ее обрывисты и круты, стоят они черные, без снега. Стройные елки издали кажутся тонкими обгоревшими спичками, часто натыканными по берегу. Почти весь лед изборожден белыми штрихами длинных снежных заструг, вытянутых в направлении преимущественных ветров. Чистые ледяные поля на этом фоне выглядят значительно темнее и производят впечатление больших неподвижных луж. Нарты на них катятся куда-то в сторону, олени постоянно скользят и падают, самим приходится идти пешком. На наше счастье, такие чистые ледяные поля встречаются не часто.
Вскоре ямщик опять поехал к берегу, и над нашими головами снова сомкнулась тайга. Ветви лезут в лицо, олени, задевая за них рогами, посыпают нас мелким снегом. Изредка нарты стукаются об елку, а на раскате того и гляди вылетишь.
Уже ночью мы подъехали к очередному станку. Все спали. Камин еле тлел, когда мы вошли в комнату. Было душно.
Мы разожгли камин, он скоро ярко запылал, и мы увидели живописную картину – станок ночью. Разнообразное одеяние спящих придавало этой картине особый колорит.
В углу за пологом одевался очередной ямщик. Вскоре он ушел в тайгу за оленями.
В этом станке, кроме портретов вождей - товарищей Сталина, Молотова и Ворошилова, которые встречаются в каждом станке, я обнаружил еще несколько газет на русском и местном языках.
Мы пробыли здесь часа полтора – ямщики долго ходили за оленями. Удивительно, каким образом якуты ночью в тайге находят оленей, когда в двух шагах ничего не видно.
Выехали мы отсюда глубокой ночью. Хотелось спать. На нарте вытянуться нельзя, приходится засыпать, свернувшись клубочком. Я привык спать в любых положениях и совершенно не чувствовал тяжести пути. Ямщики почти всегда молчали, изредка покрикивая на оленей.
Так, в совершенной тишине, нарушаемой только окриком ямщика и храпом оленей, наш небольшой оленный поезд пробирался сквозь дремучую тайгу к Якутску. Прошло уже пять суток беспрерывного движения.
Скоро Жиганск.
IV
Пройдено уже около 900 километров пути. Мы совершенно свыклись с дорогой, с ночными переездами и станками, с постоянным движением.
В дороге несколько раз видели солнце, но оно было в тумане. Сегодня ясный тихий день. Громадные елки и сосны одеты снегом, он лежит на их ветвях, как слой ваты. Ярко светит солнышко; несмотря на мороз, чувствуешь, как оно пригревает.
Приехали на очередной станок. Все вышли нас встречать, детвора с любопытством осматривает незнакомых людей.
После чая я вышел на улицу. Выпряженные из нарт олени смело подходят и тычутся мордами, обнюхивая незнакомого человека. Ярко светит солнце, его лучи как бы растворяются в ослепительной белизне снега, лежащего на крыше станка и на земле. Отдавая голубизной, поблескивает ледяное окошечко, искрятся верхушки деревьев, которые стоят не шелохнувшись, обремененные снегом.
Стоит торжественная тишина. Дымок поднимается из трубы почти вертикально.
В тайге послышались голоса и треск веток. Это ведут новых оленей, сейчас их запрягут, и мы поедем дальше...
Вместо следующего станка в тайге стоит палатка. Самая обыкновенная четырехугольная ситцевая палатка на растяжках. Из трубы валит дым. «Там, вероятно, холодно», – подумал я, слезая с нарт. Вошли, поздоровались. Оглядываюсь кругом. Почти в середине стоит небольшая железная печь, накаленная докрасна. На полу масса хвои. Как ни странно, но тепло, даже жарко, особенно наверху. Под самым потолком протянута проволока для сушки одежды. На улице –40°С, а в палатке +40°. Вначале это казалось странным, но потом привыкли.
«Здесь оленьи пастбища очень далеко, поэтому нельзя построить станка, – объяснил нам новый ямщик. – Приходится все время кочевать за кормом. Когда здесь все съедят, переедем в другое место. Так и кочуем».
Палатка оказалась не так плоха, как я представлял себе вначале. Спят в палатке в заячьих спальных мешках, при этом ночью печь не топится. Заячьи одеяла и мешки удивительно хорошо удерживают тепло. Это я проверил также на заячьих рукавицах. Если не вынимать руки из рукавицы от станка до станка (километров 40 – 50) при температуре 45–50° ниже нуля, они сохраняют тепло, и руки не зябнут совершенно.
Пока ходили за оленями, я успел высушить все свое одеяние и облачился во все сухое и теплое. А на морозе иметь сухое белье очень важно: малейшая сырость – и вы замерзли.
Олени готовы. Снова в путь. Теперь остановка через 70 километров, и это будет Жиганск.
Во второй половине пути ехали по берегу Лены, дорога очень тяжелая, торосистая, олени порядком выдохлись.
Вдали по отлогому берегу показались первые строения Жиганска. Подъезжаем ближе. Почти у самого города на реке стоит колесный пароход «Кальвиц». Он зазимовал здесь, и сейчас стоит вымороженный, недалеко от берега. Выморозка производится так: вокруг парохода у бортов обкалывают лед, при этом вода, выступающая наверх, поднимает пароход, тогда вновь обкалывают лед, пароход поднимается еще выше. И это продолжается до тех пор, пока не поднимут пароход на нужную высоту.
На пароходе «Кальвиц» сейчас живут, вся палуба его завалена дровами. Ждут навигации.
Въезжаем в Жиганск. Здесь есть почта, кооператив, хлебный ларек, милиция. Словом, это настоящий городок в тайге.
Город как-то весь в куче. Маленькие деревянные домики. Крыши из каменных плиток. Около каждого домика стоит аккуратно сложенный штабель льда и дров. Воду здесь получают изо льда, который рубят на Лене, а затем развозят по домам.
Почтовое отделение расположено в центре селения, и нам пришлось проехать через добрую половину этого небольшого городка в тайге. Было часов двенадцать дня. Стоял хороший солнечный день. На улице много детворы. Они катались на самодельных лыжах, на санках. Нередко мелькали пионерские галстуки. Некоторые из ребятишек пытались прицепиться к нашим нартам, пока мы подъезжали к почте.
Начальник почтового отделения вышел нас встретить. Вместе с ямщиком мы помогли ему разгрузить нарты и внести почту в комнату. Дом, в котором расположено почтовое отделение, один из самых больших в Жиганске. Он состоит из двух комнат: в одной контора, в другой живет сам начальник.
Здесь мы решили заночевать. Когда мы привели себя немного в порядок, начальник угостил нас чаем из настоящих стаканов и за настоящим столом. Разговорились; он живет здесь уже третий год, работы много, не скучает, привык. Единственное развлечение здесь – это охота, чем он очень увлекается.
Завтра чуть свет придут олени, и нужно будет ехать дальше. Нам устроили постели прямо на полу в конторе, и мы с удовольствием забрались в свои спальные мешки, впервые за декаду раздевшись.
Рано утром пришли олени. Пока ямщик пил чай, мы успели побывать в кооперативе, купили хлеба и сахару.
Ямщик уже увязывал почту на Якутск. Распрощавшись с гостеприимным хозяином, мы выехали. Дорога по-прежнему идет тайгой. Сегодня, проезжая мимо одной сосны, спугнули сидевшего на ней глухаря, и он, тяжело хлопая крыльями, скрылся в тайге. Часто попадались различные силки и самоловы. Здесь много охотников.
Станки после Жиганска стали попадаться чаще: теперь мы в сутки не делаем и ста километров из-за всевозможных задержек в станках.
Так, без приключений, незаметно прошло еще пять суток.
К дороге привыкли, втянулись, чувствовали себя неплохо.
Подъезжаем к Средневилюйску. Он расположен в тайге, далеко от реки. В противоположность Жиганску город этот раскинулся шире, дома стоят далеко друг от друга – деревянные, почти европейского типа. Окна из стекла. Здесь есть школа, клуб, бывает кино, танцы под баян.
Почта на окраине города. Здесь мы также заночевали.
До Якутска осталось около 700 километров. Этот путь займет дней 6-7.
На одном из станков нам сказали, что еще только на двух станках будут олени, а затем пойдут лошади до самого Якутска. Нельзя сказать, чтобы мы выслушали это сообщение с радостью, так как лошади идут значительно медленнее. Но результаты даже превзошли наши ожидания. Лошади везли так тихо, что быстрым шагом налегке можно было их обгонять.
Общий вид станков на этом пути несколько изменился. Все больше и больше начинают они быть похожими на европейские постройки. Нет уже больше этих каминов, к которым мы так привыкли. Их сменили обычные русские печи.
В связи с заменой оленей лошадьми во дворах добавочные постройки: конюшни, кладовые. В домах сени, где хранятся вся конская сбруя и прочие хозяйственные предметы.
Нарты заменены обыкновенными русскими дровнями, а оленьи шкуры – сеном и соломой. Вместо длинного хорея – обычный кнут. Даже одежда ямщиков иная: на севере она целиком из оленьих шкур, а здесь на ногах у них собачьи сапоги и валенки, рукавицы из собачьей шкуры, а вместо оленьей дохи – бараньи полушубки и тулупы, подпоясанные кушаком.
Внутреннее убранство станков также изменилось: большие столы и стулья, самовары, тарелки, чайные ложки и другая утварь. Окна здесь уже из стекла. Свечи сменились настольными лампами и фонарями «летучая мышь».
На одном из станков мы встретили 40 штук тракторов, их перегоняли из Якутска в Вилюйск. Дорога после прохода всей этой колонны сильно утрамбовалась и расширилась. По ней мы ехали до самого Якутска. Вдоль дороги тянутся провода телеграфной сети, соединяющие Якутск с Вилюйском.
Все чаще и чаще начинают попадаться автомашины, перевозящие грузы из Якутска в Вилюйск.
Чем ближе мы подъезжаем к Якутску, тем становится холоднее. Температура была ниже – 50°С. Туман стал обычным явлением. Солнце тусклым желтым диском поднималось и опускалось над горизонтом.
Последние 18 часов мы проехали без остановок при температуре –68°С.
Уже поздно вечером мы подъехали к Якутску. Вдали виднелись мачты радиостанции. В тумане почти не было видно города, только огоньки тускло желтели. Едем по улицам, они нешироки, но из-за тумана ничего не видно. Чувствую только, что наше путешествие близится к концу.
