Ледник этот назван мною ошибочно «последним» на южном склоне Главного хребта. Инструментальная съемка текущего года обнаруживает в верховьях р. Мзымты (значительно западнее р. Бзыби) два-три весьма небольших фирн-глетчера.
Это сообщение прочитано в общем собрании 7-го июля.
Мне, как одному из участников экспедиции, восходившей в августе месяце 1902 года на вершину Большого Арарата, досталась, по поручению участников этой экспедиции, честь представить почтенному Обществу сообща составленный краткий отчет о нашем восхождении. Арарат и восхождение на него уже столько раз были описаны, что нового мы вряд ли можем сообщить. Цель настоящего изложения - предостеречь других от сделанных нами ошибок.
Предварительно изложения самого восхождения мы позволим себе ознакомить вас, Милостивые Государи, как с возникновением нашей компании, так и с нашими приготовлениями.
Уже несколько лет подряд небольшим кружком близко знакомых лиц, любителей природы, постоянно совершаются прогулки куда-нибудь в горы. Главным организатором как этих прогулок, так и экспедиции на Арарат является помощь начальника материальной службы Закавказских казенных железных дорог Александр Богданович Евангулов.
Восхождение на главные кавказские вершины - Эльбрус, Казбек, Арарат и др. нами задумано давно.
Одним из главных мотивов наших восхождений и путешествий было то, что современная городская жизнь чрезвычайно вредно влияет на здоровье. Особенно это влияние замечается над людьми, зарабатывающими средства к жизни умственным трудом. Так как и мы принадлежим к этой именно категории людей, то для ослабления такого вредного влияния на нас городской жизни, мы и стали предпринимать прогулки к разным монастырям и высотам. Сначала эти прогулки были небольшие. Сотоварищи наши и мы сами были очень довольны прогулками. Общение с природой сделалось для многих важнейшею потребностью. Успехи небольших прогулок и потребность в разнообразии вызвали стремление к большим и более трудным экскурсиям. Как раз в это самое время мы вознамерились совершить восхождение на большие высоты и решились путем больших и трудных прогулок приготовляться, тренироваться к будущим восхождениям. Эти прогулки мы совершали в течение нескольких лет, главным образом летом, когда погода более благоприятна. Каждое воскресенье или праздник мы отправлялись куда-нибудь большой компанией, доходившей иногда до 40 человек.
В 1901 году, в средине августа, вчетвером, мы совершили восхождение на Алагез как для общих наших целей, так и для приучения себя к разреженному воздуху. Здесь, любуясь красивым и грандиозным Араратом, мы тогда же порешили в будущем году взобраться уже на него.
Из прочитанных нами описаний восхождений на Арарат, совершенных нашими предшественниками, мы узнали, что самое лучшее для этого время - вторая половина июля и первая половина августа, поэтому составили свой маршрут так: отправиться из Тифлиса 4-6 августа и вернуться 15-17, причем для восхождения из Сардар-булаха употребить три, а не два дня, как это делали многие предшественники. Опыт наших прогулок научил нас, что большинство неудач и даже несчастных случаев бывает как результат спешки и переутомления и что при спокойном и медленном восхождении мы, несомненно, успешно одолеем все ожидаемые препятствия и затруднения. Независимо от этого, мы убедились, что большинство наших предшественников в своих описаниях сильно преувеличивали затруднения и опасности пути, вследствие собственных неудач. Исключение из этого составляет описание Пастухова - спокойное и в высшей степени близкое к правде. В то время, когда другие, описывая трудные места путешествия, внушают читателю непреодолимый страх и даже ужас, Пастухов просто и спокойно указывает пути к обходу всех препятствий и наставляет смело идти к цели.
Для утилизации нашего восхождения на Арарат мы предложили Тифлисской Физической Обсерватории оставить там термометры или другие какие-нибудь инструменты.
Кавказский Отдел Императорского Русского Географического Общества отпустил нам в 1902 году 25 рублей на приобретение максимального и минимального термометров, для установки на Арарате.
Директор Тифлисской Обсерватории Стефан Владиславович Гласек любезно предложил услуги по выписке на отпущенные нам 25 рублей термометров и, кроме того, снабдил нас несколькими инструментами для производства некоторых наблюдений. Для установки же на вершине Арарата термометров Стефан Владиславович на средства Обсерватории построил особую жалюзийную будку, в которой, кроме ртутных термометров, должен был быть установлен металлический максимальный и минимальный термограф Вильда, принадлежащий Физической Обсерватории.
За месяц до отправления в путь оказалось восемь человек желающих принять участие в восхождении на Б. Арарат, а именно: А. В. Евангулов - главный организатор вообще всех наших прогулок, путешествий и восхождений, Лазарь Егорович Саркисов, Рудольф Иван Данилович, Николай Николаевич Простосердов, Григорий Григорьевич Ананьев, Леопольд Львович Штрейхер, Виктор Сильвестрович Меленчук и я. Сообразно с этим приступили к изготовлению палатки, кошек и наконечников для горных палок. Палатку выбрали формы треугольной призмы, длиною в семь аршин, шириною в три аршина пола и высотою в два аршина. Палатка поддерживается тремя палками длиною по 2 1/4 аршина. Вся палатка с кольями и веревками весила около 30 фунтов, обошлась около 10 рублей, и в ней могли поместиться свободно 10 человек, считая площадь в ¾ аршина шириною и три аршина длиною на человека. Труднее всего достались нам кошки, так как до сих пор в Тифлисе их нет в продаже, и пришлось нанимать слесарей и заказывать им по определенной модели, полученной нами от Пастухова. Пара кошек обошлась нам в среднем в 4 рубля.
Кроме палок, наконечников, специальной для хождения по горам обуви, каждый из нас запасся «консервами» для охраны глаз во время хождения по снежным высотам, башлыком, перчатками, буркой или мешком из бурочной материи, в котором можно было бы спать, теплою шапкою, шерстяным бельем, кальсонами, фуфайкой, пледом или одеялом, металлическою кружкой, столовой ложкой, флягой, резиновым плащом и дорожной сумкой для носки тяжести на спине.
Независимо от перечисленных предметов, нужных каждому в отдельности, мы взяли с собой следующие предметы для общей потребности: большой эмалированный и медный чайники, котелок для варки каши, металлические тарелки, хурджины, два фонаря, две спиртовки, молоток, зубило и прочную легкую веревку в 20 сажен, маленькие мешочки для собирания образцов почвы и минералов, бинокли, три анероида для измерения высоты, компас, термометр (анероидами и термометрами-пращами нас снабдил г. директор Тифлисской Физической Обсерватории Стефан Владиславович Гласек), карты окрестностей Арарата и фотографические аппараты.
Мы не смогли пользоваться тремя анероидами, данными нам Обсерваторией, так как они рассчитаны на высоту, меньшую Арарата. Других же инструментов для разных наблюдений мы не могли получить.
Относительно провизии мы знали, что в Сардар-булахе (конечный пункт) можно было достать мясо и хлеб, а потому решили взять с собой провизию для пути выше Сардар-булаха: соль, лук, крупы пшенной и гречневой, сало, сыр, колбасы охотничьей и московской, лимоны, лимонную кислоту, кофе, чай, сахар, спирт, свечи, английское печенье, сушки, пастилу, мармелад, монпансье, шоколад, мятные лепешки, коньяк, вино и водку и, кроме того, запаслись необходимыми лекарствами для подачи первой помощи в случае болезни или какого-либо несчастного случая с кем-нибудь из нас.
Остается сказать еще о ботанических рамках и пропускной бумаге и о таких мелочах, как флаг из красной материи с белою надписью «1902» для водружения на видном месте вершины Арарата, трафаретки с надписью «1902 год», кисти и красная краска для отметок на скалах и больших камнях по пути нашего следования, чтобы этим закончить перечисление всех необходимых припасов и вещей при больших восхождениях.
О дне нашего выезда мы за месяц известили г. Эриванского губернатора, и от него очень скоро получили ответ, что нам следует ехать чрез Игдырь и что о нашем предприятии им сообщено начальнику Сурмалинского уезда. Впосдедствии оказалось, что наилучший путь на Арарат не чрез Игдырь, а из Эривани через Камарлу и Аралых. Чем ближе подходило время, назначенное для выезда из Тифлиса, тем большее нервное возбуждение испытывали мы: приходилось спешить и бояться, чтобы не забыть чего-либо. Особенно нас беспокоила будка. Стефан Владиславович заказал в Тифлисе столярному мастеру Гауху будку, но она, согласно размерам, данным обсерваторией, оказалась настолько тяжелой, что мы отказались ее взять. Тогда Гаух взялся чуть ли не в полтора дня сделать другую, более легкую. Эта будка была готова только за три часа до отхода поезда. За день до отъезда мы все собрались в Физической Обсерватории для ознакомления с употреблением инструментов.
6 августа 1902 года вечером в 10 часов по железной дороге мы выехали из Тифлиса на Александрополь. Перед отъездом мы послали сурмалинскому уездному начальнику в Игдырь телеграмму, что 7-го вечером будем в Кархуне с вещами на пять вьюков, и просили прислать туда подводы и лошадей.
Благодаря любезности строителя Эриванской ветви инженера Вурцеля, наш вагон прицепили к поезду Эриванской ветви, и таким образом мы избегли огромной возни, сопряженной с пересадкой.
В Александрополе от доктора Финкельштейна мы получили пробирки, наполненные бульоном и желатином, для собирания на разных высотах Арарата воздуха для определения потом рода и количества находящихся там бактерий. Обязанность эту мы поручили наблюдателю за состоянием нашего здоровья - Л. Л. Штрейхеру.
Около 10 часов утра мы выехали из Александрополя.
Вначале мы любовались видом Алагеза с левой стороны, потом потянулся вдоль пути с правой стороны Арпачай, то выступающий почти на уровне местности, то прячущийся в глубоких промоинах грунта.
Через несколько времени стали показываться на правом берегу Арначая знаменитые развалины армянской столицы Ани, дважды нами осмотренные. Там, благодаря ужасному землетрясению, огромный город со всеми жителями и со всеми памятниками древней цивилизации похоронен и до сих пор остается нераскопанным.
После станции Ани скоро показалась вершина Арарата, и нас всех охватила мысль, что через несколько дней мы будем на этой самой вершине, которая теперь смотрит на нас с ужасающей высоты.
Ни одна из близко виденных нами вершин Кавказа - Алагез, Ужба, Дыхтау, Коштан-тау, Шхара, Адай-хох, Казбек и Эльбрус - не производила на нас такого величественного впечатления, какое произвел Арарат. Это происходит от того, что, хотя высота Арарата над уровнем моря и уступает такой же высоте многих из вышеперечисленных гигантов, но зато высота Арарата над уровнем окрестных мест превышает такую же высоту всех гор не только Кавказа, но и многих других.
Отсюда понятно, почему Арарат производит сильнейшее впечатление на наблюдателя.
Предстоящее восхождение неотступно приковывало наше внимание к Арарату, бинокль непрерывно переходил из рук в руки, пока каждый из нас не насладился дивной картиной, так близко стоящей от нас.
Взглянув в это время на Алагез, мы поняли всю ничтожность его сравнительно с Араратом.
С железнодорожной станции «Аракс» уже начинается громадная долина реки Аракса. Почва почти всей части долины, виденной нами, наносная, илистая. Хотя такие почвы и очень плодородны, но, благодаря значительному количеству находящегося в них песка и большой глубине залегания твердого грунта (подпочвы), требуют усиленной поливки. При недостатке воды такая почва легко может сделаться пустыней. Не занятые культурой площади все поросли саксаульником.
На станцию Кархун мы приехали около 5 часов дня и там застали присланные для нас сурмалинским уездным начальником три фаэтона, один фургон, четырех стражников и во главе их чиновника-переводчика.
Так как фургон не мог поспевать за нами, то для охраны его оставили двух стражников.
Погода была жаркая, и пыль стояла столбом. Вначале мы ехали грунтовой дорогой, пока не миновали деревню Кархун; за нею мы выехали на шоссе, которое идет из Эривани через Эчмиадзин в Игдырь. Дорогой мы узнали о разбоях, учиняемых как нашими, так и турецкими и персидскими курдами, так как государственная граница с Турцией и Персией тут проходит близко.
Подъезжая к селению Маркара, мы вышли из фаэтонов и пошли вперед пешком, чтобы полюбоваться видом Аракса, через который устроен прекрасный железный мост. Едучи из Кархуна в Игдырь, мы невольно обратили внимание на массу оросительных каналов, посредством которых значительная часть воды Аракса выводится из него для орошения и прочих нужд огромного района. Благодаря этим каналам, пустынная равнина Сурмалинского уезда превращена в плодороднейший оазис. Точно так же нам бросилось в глаза необыкновенно хорошее состояние шоссе и прочих так называемых улучшенных грунтовых дорог. Во время наших многолетних прогулок мы видали дороги всех районов Кавказа, но нигде не замечали таких, какие увидели как по пути в Игдырь, так и потом, едучи в Аралых и оттуда через Камарлу в Эривань, на Гокчу и в Делижан.
В Игдыре мы остановились в сельском управлении, а затем поехали к уездному начальнику, который пригласил нас на ужин.
От уездного начальника мы узнали о целом ряде распоряжений, сделанных им по случаю предстоящего восхождения на вершину Арарата.
Гостеприимство, распорядительность и любезность Александра Антоновича Богуславского превзошли все наши ожидания.
Фургон с нашими вещами мы отправили в 2 часа ночи в Аралых в сопровождении двух стражников, которые, прибыв раньше нас в Аралых, должны были приготовить пять вьючных и восемь верховых лошадей.
Местечко Игдырь - резиденция уездного начальника - (в Сурмалинском уезде нет ни одного города) - населено армянами и небольшим количеством татар и довольно благоустроенно; жителей около трех-четырех тысяч.
После утреннего чая мы около 8 часов простились с любезным хозяином нашим и в двух фаэтонах поехали в Аралых в сопровождении урядника полицейской стражи Колесникова и двух стражников.
Путь от Игдыря к Аралыху идет почти вдоль подошвы Арарата. Ни у одной из кавказских гор мы не видали такой ясно очерченной подошвы. Область этой горы чрезвычайно резко бросается в глаза целой массой больших и малых камней, нагроможденных друг на друга. Точно с вершины Арарата шел дождь из лавы, камней и оторванных кусков скал.
Громадные камни скатились с горы и остановились там, где вы теперь их находите. Пробить между этими камнями проезжий путь очень трудно, и потому дорога обходит их и нигде не поднимается на подошву горы. Этим объясняется и то обстоятельство, что на всей возвышенности Арарата, с подошвы до вершины, нигде нет селения, за исключением Ахуров.
Дорога от Игдыря до Аралыха все время идет долиною Аракса и пересекается множеством оросительных канав. Поля возделаны весьма тщательно. Культуры большею частью все ценные: кунжут, рис, хлопок. Проезжая мимо татарских селений (Кара-коюнлу, Даш-бурун), мы невольно обратили внимание на то, что почти в каждом дворе была ручная веялка; кроме того, молотьба хлеба, который аккуратно был сложен в большие стога, производилась посредством особых молотилок. Это аршина полтора деревянный вал, диаметром около 10-12 вершков, который свободно вращается на оси. К концам оси прикреплены два деревянных небольших бруска, от которых идет дышло к ярму волов, или к упряжи лошадей. На большом валу имеется ряд больших острых железных зубьев, вроде тех зубьев, что имеются на барабанах больших паровых молотилок. При движении вал вращается, и находящимися на нем железными зубьями выколачивается зерно из разостланных колосьев.
В Аралых мы приехали около двух часов дня.
Селение Аралых стоит над уровнем моря на высоте 825 м, или 2706 фут. Здесь находится штаб-квартира пограничной стражи; само местечко населено татарами в числе 600-800 душ. Жители занимаются, между прочим, разведением хлопчатника, чему способствует речка Кара-су, единственная, вытекающая в пределах России из подошвы Арарата. Тут будет кстати сказать, что на всем Кавказе нам ни разу не приходилось видеть такую громадную и кругом почти совершенно безводную гору, как Арарат. На Главном Кавказском хребте такие горы дают начало не одной, а нескольким большим рекам, тут же мы видим только речку Кара-су.
Около пяти часов дня привели для нас 8 верховых лошадей. Так как для возки наших вещей не нашли лошадей, то их предполагалось отправить вечером на верблюдах, которые к тому времени должны были прибыть в Аралых. Оставив на месте двух стражников для сопровождения верблюдов с нашими вещами, мы выехали в Сардар-булах.
Сейчас же за селением Аралых по направлению к югу, т. е. к Арарату, начинаются пески. Проезжая по дороге, в селении мы видели целые сугробы песка, наметенные ветром. Так как пришлось ехать по песку, то дорога, или, вернее, тропа очень тяжелая и, кроме того, постепенно все поднимается. Пески простираются приблизительно на расстоянии шести верст. На этих песках растет кустарник, листья которого отчасти похожи на хвощ, с такими же узлами на стеблях. Благодаря этому кустарнику, сыпучие пески мало-помалу обращаются в почву. В тех местах, где такой кустарник растет небольшой группой, имеется кое-какая хотя и тощая травяная растительность.
Наконец, дорога мало-помалу становится все тверже и тверже, пески кончаются, и мы едем по каменистому грунту.
Дорога часто перерезывается глубокими узкими водомоинами, и вся местность покрыта большими камнями, осколками глыб, когда-то скатившихся с Большого или Малого Арарата.
Тут встречается известковый туф, мергель, известково-глинистый песчаник, глинисто-железистый известняк, серный колчедан, порфировый туф, кремнистая глина, известковый конгломерат и кварцевый порфир (см. «Коллекция Кавказского Музея», изд. Г. И. Радде, т. III).
По пути между камнями мы заметили зайца, и урядник Колесников, соскочив с лошади, убил его пулей из берданки. Сначала нам показалось, что дорога пройдет справа от горы Такялту, но, подойдя почти к ее подошве, дорога повернула на левую сторону, т.е. к востоку. Пройдя несколько оврагов, мы увидали Такялтинский пост. Начинало темнеть, и всем хотелось пить. Лошади наши порядочно устали. Так как около Такялтинского поста не имеется источников воды, то ее привозят из Сардар-булаха, за восемь верст. От Такялтинского поста дорога поднимается все круче и круче, и ночью нам казалось, что мы скоро доберемся чуть ли не до вершины Малого Арарата. Проехав несколько верст, мы услыхали лай собак и скоро заметили черные чадры, т. е. палатки курдов. Курды в этой местности живут в черных чадрах, а татары в белых палатках. Далее нам встретились верховые из Сардар-булаха, едущие в Камарлу; от них узнали о близости Сардар-булаха. Между едущими был старший офицер охотничьей команды 1-й кавк. стрелк. бригады С.А. Томилов, который, обрадовавшись нашему приезду, давно им ожидаемому, повернул свою лошадь назад и поехал с нами.
Вдали показались белые палатки, и мы скоро подъехали к Сардар-булаху.
Сардар-булах - небольшая равнина, расположенная на высоте 1960 м или 6330 футов над уровнем моря между Большим и Малым Араратами; с северо-восточной стороны она примыкает к березовой рощице, лежащей у подошвы Малого Арарата. Среди камней и окружающей безлесной местности березовая роща представляет здесь довольно редкое явление. К великому сожалению, она совершенно не охраняется и подвергается сильному истреблению. Посередине равнины идет небольшая впадина. В одном месте этой впадины из-под земли вытекает родник очень холодной воды, вкусом и температурой сильно напоминающий ледниковую. Этот родник и носит название Сардар-булах («родник сардара»), и около него во время владычества персов летом жили правители Эриванской провинции или ханства. Такие родники - большая редкость в окрестностях Арарата. Этою же редкостью и объясняется то, что Такялтинский пограничный пост, расположенный в восьми верстах от Сардар-булаха, отсюда берет бочонками воду. Кругом родника, по обе стороны впадины, живописно расположились лагеря охотничьей команды, а на южной стороне разместился Сардар-булахский пограничный пост. Ныне там воздвигается каменная казарма, дабы круглый год, т. е. и зимой, могли жить солдаты пограничной стражи. Строительный материал: лес, цемент и кирпич – все везут из Аралыха до Такялтинского поста на телегах, а от этого поста до Сардар-булаха на верблюдах и осликах. В Сардар-булахе, по распоряжению сурмалинского уездного начальника, была приготовлена курдами для нас одна палатка и одна чадра с полной меблировкой: кроватями, столами, табуретками и проч., - словом, вполне комфортабельно. Здесь же нас ожидал старшина курдов Гасан-бек Шамшадинов из зимовника Оргов, присланный для оказания нам содействия, и проводник предшествующих экспедиций - курд Бабо Ахмед-оглы из зимовника Комик. Благодаря Шамшадинову и Бабо, мы были совершенно устранены от хлопот по приисканию и найму носильщиков; пользуясь известным влиянием среди курдов, они к полудню привели нужное число носильщиков. Курды-носильщики были главным образом из зимовников Аратан, Билиджан, Комик, Крач-баг. Для носки палатки, провизии и наших вещей (т. е. для восьми человек) нам потребовалось 20 человек, остальные же 10 человек были взяты исключительно для носки метеорологической будки. Все офицеры охотничьей команды и пограничного поста и их семейства встретили нас в высшей степени радушно, точно друзья и родные после долгой разлуки. По произведенным наблюдениям, барометр показывал 520. В 6 час. утра температура была +13°, в 1 час дня +22°. За ночь минимальный термометр показал + 0,5°.
9-го августа была назначена дневка, и мы должны были приготовиться к предстоящему путешествию. Четыре стрелка, с согласия командира, вызвались сопровождать нас до вершины Арарата. Мы ознакомили их со сборкой метеорологической будки. Во время сборки и разборки будки мы тщательно разметили каждую часть ее, чтобы не могло случиться какой-либо ошибки на вершине Арарата, где дорога каждая минута.
Кроме четырех стрелков на вершину Арарата изъявили желание идти старшина курдов Шамшадинов, урядник полицейской стражи Колесников и проводник Бабо.
Весь день 9-го августа у нас кипела работа: приготовляли инструменты, записные книжки, кошки, палки, смазывали сапоги, ремни, увязывали для удобной носки провизию и наши вещи.
В этот день я заболел лихорадкой. К вечеру температура поднялась до 40°. Это обстоятельство сильно огорчило всех спутников. Было решено выждать до утра 10-го августа и, если я не понравлюсь, отложить выступление до 11-го, с тем, чтобы, если я и к этому времени не поправлюсь, выступить без меня. Но утром 10-го числа лихорадка прошла, и я чувствовал себя настолько бодрым, что двинулся со всеми в путь, согласно первоначальному маршруту. Так как в первый день путь наш, по словам проводника, был доступен для верховой езды, то мы наняли трех лошадей, одну для меня, другую для возки дров и третью для того, кто почувствует надобность.
С раннего утра 10-го августа (суббота) мы деятельно приготовлялись к выступлению. Распределение ноши между носильщиками и подробная перепись их заняли у нас много времени. Наконец, все было кончено. Перед выступлением в поход была снята фотография со всей экспедиции, и, простившись с любезными хозяевами, мы в 8 часов утра в прекрасном настроении двинулись в путь.
Дорога - тропа наша шла сначала на юго-запад, и крутизна подъема была в среднем не более 15°, хотя встречались участки и в 20°. Мы двигались довольно быстро. Первый привал, в 8 ч. 40 м. был на высоте 7900'. Термометр показывал 21 градус тепла. Затем, поднявшись до 8250 футов, мы взяли на юго-запад, т. е. стали приближаться к Большому Арарату, удаляясь от Малого. Тропа шла по лужайке с очень слабым подъемом. Только в одном месте, приближаясь к громадному камню, мы совершили подъем в 20-25 градусов. Было уже 10 часов, и температура повысилась до 23 градусов, хотя мы были на высоте 8750 футов. На этом камне, названном нами камнем Абиха, мы поставили трафаретку «№1-1902г.» и сняли с него фотографию. Для писания употреблялась красная краска; она оказалась очень пригодной, и написание выделялось на черной породе.
Продолжая путь в этом направлении, мы прошли по небольшому овражку и, поднявшись, вышли на небольшую поляну, поросшую крапивником - следами стоянок баранты или крупного скота. Это предположение скоро подтвердилось каменной кладкой, найденной нами с северной стороны. Анероид показывал высоту 9480 футов, термометр 20 градусов.
Отсюда мы шли на юг, пока не кончилась лужайка. Перед нами был подъем на каменистый кряж, ведущий на запад. Крутизна подъема доходила до 35 градусов; мы двигались очень медленно, имея прямо перед собой вершину Большого Арарата.
На высоте 10200 футов на большом каменистом бугре с северной стороны на черном камне мы поставили трафаретку «№ 2-1902 г.»
Поднимаясь все выше и выше, мы на высоте 10632 футов вышли на небольшую полянку, с которой нам хорошо была видна гора Каятана с прекрасно очерченным кратером давно потухшего вулкана.
Гора Каятана лежит на границе России, Персии и Турции.
Был 1 час дня, но, несмотря на ясную погоду, было всего 15,5° градусов тепла.
Тут уже стали попадаться нам небольшие сугробы грязного снега. К двум часам мы подошли к небольшой лужайке, с южной стороны которой лежало на склоне возвышенности снежное поле, из которого вытекал ручеек холодной воды. Тут мы закусили и отдыхали около сорока минут. Анероид показывал 11070 футов высоты, а термометр 19 градусов тепла. Так как далее лошади могли передвигаться с большим трудом, то мы их отправили в Сардар-булах. Путь был усеян и загроможден огромными рваными камнями, через которые приходилось лазить или же обходить. Направление пути было к вершине Большого Арарата. Мы шли по правому берегу оврага и, поднявшись до верхней грани его, пошли на рядом идущий с северной стороны гребень, также заваленный рваными камнями. При переходе с одного гребня на другой через бывший овраг, ныне почти доверху заполненный камнями, мы ясно услыхали шум огромного потока воды, текущего под нами, по-видимому, на большой глубине. Тут же на склоне гребня на небольшой площадке заметили ясные следы лошади и узнали от проводников, что это следы лошадей контрабандистов. Скоро оба гребня слились, и, пройдя саженей тридцать, мы наконец из лабиринта камней вышли на небольшое снежное поле, длиною около 100 саженей, со слабым уклоном с юга на север, окруженное каменными кряжами со всех сторон. Поднявшись на кряж с южной стороны поля, наверху за кряжем мы нашли ровную площадку, длиною около ста саженей и шириною 10-20 саженей, вполне пригодную для ночлега. Посреди этой площадки пробегал, весело журча, небольшой ручеек чистой холодной воды. Берега этого ручейка были покрыты низкорослой, но свежей зеленой травой. Было 4 часа 30 минут дня, и потому, ввиду прекрасных условий площадки, мы решили тут заночевать. Высота местности 12136 футов, и термометр показывал всего 11 градусов.
В первый день на восхождение мы употребили около 8,5 часов, поднявшись от Сардар-булаха всего на 5800 футов и сделав (по шагомеру) 19180 шагов или, приблизительно считая по 1500 шагов в версте, 12-13 верст.
Весь успех нашего предприятия мы видели главным образом в том, чтобы как можно больше сохранить силы. Поэтому мы подвигались очень медленно, часто делая небольшие, минут на 10-20, остановки (всего нами было сделано 8 остановок).
К месту первой ночевки мы пришли уставшие, но чувствовали себя бодрыми. Погода нам весь день очень благоприятствовала: день был тихий, ясный, солнечный. Блестевшая на солнце белоснежная вершина Большого Арарата, казалось, была очень недалеко от нас.
Оглядываясь назад, мы где-то внизу, далеко от себя, видели небольшую кучку палаток - лагерь стрелков. Малый Арарат казался нам вдвое выше того места, на котором мы находились. Так как Малый Арарат на 4000 слишком футов (12480) ниже Большого, то мы поняли всю обманчивость кажущейся близости вершины последнего.
Разговаривая с курдами (Шамшадинов хорошо говорит по-русски), мы узнали, каким образом Бабо сделался проводником.
У курдов, у армян существует поверье, что на вершину Арарата никто не может взойти.
Живущий на вершине горный дух строго охраняет свое жилище от людей. Если же какой-нибудь смельчак, несмотря на все препятствия, выставляемые горным духом, тем не менее все-таки будет идти наверх, то дух скрывает вершину так, что смельчаку кажется, будто он на вершине, на самом же деле он далеко не достиг ее. Поэтому все те, которые говорят, что достигли вершины Арарата, ошибаются: они не были там, это горный дух их обманывал. Здесь кстати сказать, что поверье о недосягаемости вершин существует и относительно других гор, гораздо меньших по высоте. В 1901 году, когда мы спускались с вершины горы Кара-кая (9350 футов) в Ахалкалакском уезде и проходили через одну армянскую деревню, то крестьяне, узнав от нас, что мы были на вершине Кара-кая, смотрели на нас с такою улыбкою, как мы смотрим на детей, которые играют в лошадки, думая, что имеют дело с настоящими лошадьми. Ибо живущий на вершине горы Кара-кая дух никому не позволяет туда взобраться и ни один человек там не был.
Бабо рассказывает, что, будучи страстным охотником, он однажды лет 15-20 тому назад с одним своим товарищем охотился на горных козлов. Они подняли огромного старого козла с большими рогами. Козел поднимался все выше и выше, не допуская их на выстрел. Они так увлеклись преследованием, что не заметили, как ночь пала на землю. До дома было далеко, и спускаться вниз в темноте было немыслимо. Они устроили в камнях себе ложе и решили тут ночевать. Утром рано, пойдя разыскивать козла по следам, они заметили, что находятся недалеко от вершины горы. И действительно, через некоторое время они были уже на самой вершине. Когда Бабо вернулся домой и рассказал своему отцу, как он достиг вершины Арарата, и, когда на все приводимые отцом примеры и доказательства, что горный дух никогда и никого не допускает на вершину, Бабо все-таки серьезно стоял на своем, то отец с грустью решил, что сын его Бабо сошел с ума. Теперь отцу Бабо около 90 лет, он уже слепой и все-таки считает своего сына сумасшедшим: он ведь уже более 10 раз всходил на вершину горы.
После недолгого отдыха на площадке закипела работа: одни ставили палатку и между камнями устраивали себе ночлег, другие зажгли в искусно вырытом в земле очаге огонь и кипятили воду для чая и каши, третьи снимали фотографии с Большого и Малого Арарата, четвертые устанавливали на ночь максимальный и минимальный термометры, пятые добывали землю и песок для сглаживания от камней места для палатки. Палатка наша оказалась весьма удачной. Напившись чаю и поужинав горячей пшенной кашей на сале, колбасой и сыром, мы начали устраивать постели в палатке, где нашлось место и для Колесникова, который жаловался на головную боль и холод. Дрова, принесенные нами, сослужили здесь огромную службу. Горячего чая мы дали пить как стрелкам, так и курдам и этим избавили многих от головной боли. Как известно, пшено прекрасно разваривается в 1-1,5 часа; тут же, хотя мы кипятили его более двух часов и соль положили в кашу за несколько минут до того, как сняли ее с огня, пшено было не доварено. Это объясняется тем, что точка кипения воды здесь гораздо ниже 80 градусов по Р.
Из членов экспедиции голова болела у Даниловича, Саркисова, Ананьева и Простосердова; у последнего, между прочим, было и слабое кровотечение из носа, но кровь легко останавливали посредством ваты, намоченной ферропирином.
Между прочим, приблизительно на высоте 10500-11500 футов особенно дурно чувствовал себя Штрейхер, жалуясь на головокружение и тошноту. Я же, несмотря на то, что весь предыдущий день пролежал в лихорадке, чувствовал себя хорошо и ни на что не жаловался.
Некоторые из курдов тоже жаловались на тошноту и головную боль.
Ночь быстро падала на землю.
При заходе солнца мы заметили на восточной стороне неба замечательно интересное явление. На небе ясно обрисовывалась в громадном размере тень Большого и Малого Арарата.
В восемь часов вечера анероид показывал 500, по пращу сухой термометр 9 градусов, а смоченный 7 градусов.
Между камнями мы установили внутреннюю нашу будку и положили на ночь максимальный и минимальный термометры.
Так как мы были почти на турецкой территории и стрелки боялись, что фонарь, горевший в палатке, может привлечь весьма нежелательное для нас внимание турецких курдов, то пришлось поскорее его затушить.
Через несколько минут мы уже спали, охраняемые всю ночь по очереди стрелками.
***
11-го августа, в воскресенье, первым проснулся Ананьев и, взобравшись на камни, любовался восходом солнца. По его словам, картина была дивная и чарующая. Вскоре встали и другие, и начались приготовления к походу. Одни готовили утренний чай, другие укладывали вещи. Минимальный термометр показывал только 0,5 градуса, пращ же сухоий +7° и смоченный + 5 градусов. Когда же мы пошли умываться к ручью, то оказалось, что вода покрыта тонким слоем льда, так что его пришлось пробить.
Так как курды с ношами шли значительно быстрее нас, что составляет особую характеристику и преимущество их перед носильщиками сванами, осетинами и грузинами, которых нам всегда приходилось подгонять, то решено было метеорологическую будку отправить без нас прямо на вершину Арарата, с тем, чтобы носильщики сегодня же могли спуститься сюда для ночлега в палатке. Это было сделано еще и для того, чтобы возможно было взять с собою часть теплых вещей наверх для тех носильщиков, которым придется ночевать с нами на большой высоте, где, вероятно, будет очень холодно.
Ровно в семь часов утра десять носильщиков с частями метеорологической будки отправились в путь. На месте ночлега сделали соответственную надпись на большом камне с южной стороны полянки, и эту площадку (названную нами Евангуловской) можно рекомендовать, как прекрасное место для первого ночлега. Она находится как раз в пункте, которого можно достичь без особого утомления в первый день, и почти со всех сторон защищена большими кряжами камней, и с чудной водой. Напившись чаю и закусивши, мы все в бодром настроении пустились в путь в 8 часов. В этот день мы шли еще медленнее, часто делая привалы. Поднявшись к часу дня на высоту 13571 фута, мы подошли к нижней границе линии вечных снегов. Несмотря на это, тут мы нашли пауков, пчел, божьих коровок. Впрочем, божьи коровки были находимы и выше, на снежном поле, причем некоторые из них были в полумертвом состоянии. Проходя по снежному полю, некоторые из нас наблюдали явление, отмеченное также и Пастуховым: это красноватый цвет снега, особенно в оставляемых на снегу следах от ног. Барометр здесь показывал 430, пращ сухой + 9 и мокрый +7. Небо было облачно.
Дорога была трудная: она шла по скале, усеянной большими камнями. К трем часам дня мы с большим трудом достигли высоты 14723 футов и тут сделали привал. Термометр в это время показывал 12 градусов; погода стала портиться. Надо было решить, где ночевать. Совет наш имел бурный характер. Некоторые предлагали идти выше и выбрать ночлег на верхней скале, там, где в 1893 году ночевала экспедиция Пастухова. Большинство же и слушать не хотело о дальнейшем движении сегодня. Носильщики тоже не хотели идти сегодня выше.
Во время нашего совета с вершины Арарата спустился один из носильщиков курд Расо Джабо-оглы и сообщил, что он благополучно донес туда части будки и положил их в надежном месте. Расо около 45 лет, он бравый молодец, когда мы ему сказали, что хотим снять с него фотографию, он большим удовольствием уселся на выдающийся камень, поправил на голове свою чалму, закрутил усы и, подбоченясь, принял лихую позу. В доказательство того, что он был на вершине Арарата, Расо принес нам оттуда крышку от жестяной сардиночной коробки со следующей надписью, вьцарапанной ножом: «Казак 6-й сотни 1-го (какого полка, нельзя было разобрать) полка»... Далее неразборчиво. Эту жестянку мы на другой день подняли обратно на вершину Арарата и там оставили.
Через час после Расо вернулись и другие девять курдов-носильщиков и, как доказательство, представили нам листочек бумажки, с надписью, которую мы не могли разобрать.
Этих носильщиков отправили вниз. После продолжительных споров порешили тут заночевать.
Опять началась работа по устройству ночлега. Воду достали из ручейка, который протекал посредине снежного поля, расположенного возле нас с северной стороны. Устроили очаг, зажгли спиртовки и остатки дров, взятых с собой с первого ночлега. Барометрическое давление здесь было 420, а термометр в 3 часа дня показывал 0°.
Отсюда открывался роскошный вид. На север перед нами была, как на ладони, вся долина Аракса, вплоть до Алагеза. На восток где-то вдали, как зеркало, блестело небольшое озеро, находящееся в Персии, из которого персы добывают себе соль. На юг - голые, мертвые, невысокие горы. В одном месте протекает река, как говорили курды, берущая начало с Арарата. Берега этой реки ярко-зеленые, поросшие камышом; по долине, поближе к косогорам, виден целый ряд турецких небольших деревень; те же вспаханные и возделанные полосы. На юго-запад, верстах в 20-25 от нас по прямой линии, виднеется Баязет (турецкая крепость).
После горячего чая и легкого ужина мы стали приготовляться к ночлегу. Погода ночью предвиделась плохая, дул ветер, и шел снег. Мы старались устроиться по два человека.. Выбрав между камней закрытое от ветра место и выровнявши почву, огораживали себя небольшой стенкой из камней. Сперва на землю мы клали непромокаемый плащ, потом бурку, на которую ложились. Затем каждый завертывался в свое одеяло и после этого оба укрывались второй буркой, а сверху другим непромокаемым плащом. К ночи ветер стал усиливаться и обратился в настоящую вьюгу.
***
Эту ночь у меня опять повторился пароксизм лихорадки.
Ночью, благодаря снежной и ветреной погоде, температура дошла до -3 градусов; максимальный же термометр в шесть часов утра показывал +6,5°.
Утро было ясное. Этот день, 12-е августа, был самым тяжелым, тревожным и утомительным для нас. Утром мы не могли напиться горячего чая, так как у нас больше не было дров, а спиртовки действовали очень плохо, да и к тому же ветер часто тушил их. Штрейхер жаловался на свою головную боль, но тем не менее он одним из первых выступил в путь. Носильщики почти все тоже жаловались на головную боль. Недомогали также Колесников и Шамшадинов. Евангулову пришлось пустить в ход все свое красноречие, полутеплую воду вместо чая, легкую закуску и по полрюмке коньяка для некоторых (во всю дорогу первый раз), чтобы двинуть экспедицию в путь. Особенно трудно было уговорить носильщиков идти на вершину. Оказалось, что курды-носильщики доходят обыкновенно лишь до последнего ночлега, а до вершины не поднимаются. Так предполагали и наши курды, но, когда им разъяснили, что самая большая работа экспедиции предвидится на вершине и что без них мы не успеем сладить с установкой будки, то они согласились идти на самую вершину, причем Шамшадинов и Бабо употребили все свое влияние, чем также содействовали согласию курдов идти. Я с двумя курдами остался здесь с тем, чтобы один сопровождал меня на вершину, когда я почувствую себя в силах идти, а другой караулил оставленные вещи. Для каждого носильщика, как и для себя, взяли по теплому пальто или по бурке. Благодаря большой высоте, плохому сну ночью и скверному пути, шли очень медленно.
Вершина Арарата виднелась близко, и потому каждый знал направление и сам ориентировался в выборе пути и места отдыха. Благодаря этим обстоятельствам, 12-го августа все шли вразброд, не делали общих привалов и наблюдений и не отмечали ни высоты, ни температуры, ни расстояний по шагомеру. Выйдя из скалистой местности, где спали, мы, пройдя саженей 100 по более или менее гладкой поверхности, усеянной камнями, подошли к скалистому хребту - самой трудной, хотя и вполне доступной части нашего пути. Чтобы взобраться на него, мы пользовались и руками, и ногами, и горными палками. Кто хотел, прямо лез на высоты, а кто обходил по менее крутому подъему, удлиняя свой путь. Отдыхать приходилось почти через каждые 100 - 200 шагов.
На этом гребне на высоте более 15000 фут. мы нашли ночлег экспедиции Пастухова, о чем свидетельствовала надпись на большом камне, обращенном к Малому Арарату.
После более чем часового перехода по скалистому гребню экспедиция вышла на склон более мягкий, глинистый и усеянный камнями белого и желтого цвета. Тут все почувствовали запах сероводорода, о чем упоминается у Абиха, Пастухова, Сиволобова и других.
Запах этот выходил из разрыхленных пород и был настолько силен, что с некоторыми чуть не делался обморок. Я взял пробу этой породы. По объяснению Абиха, серный запах есть продукт разложения порфира, составляющего основу горы, как продукт реакции влаги и тепла на небольшие кристаллы пирита, состоящего, как известно, из серы и железа.
Взятая проба была тщательно исследована городским химиком Георгием Григорьевичем Алибеговым. В ней оказалась глина, окрашенная окисью железа. В неразрушенной же породе найдено весьма мало сернистого железа и только следы сероводорода. Из этого можно предположить, что сероводород выделяется не из поверхностного, а из более глубоко лежащего слоя. По уходе товарищей я заснул. Когда я проснулся, то почувствовал себя гораздо легче. Оставленные со мной курды ухаживали за мной чуть не с нежностью: поили меня чаем, укутывали меня. Лежа на спине, я увидел почти на одной линии со мной парящего небольшого ястреба, а немного ниже двух ворон.
В 12 часов я услыхал выстрел из берданки. Это означало, что кто-то уже дошел до вершины. Я быстро стал одеваться, намереваясь идти. Курды всячески меня отговаривали и, наконец, объявили, что не могут идти со мной. Когда же они увидели, что я все-таки решил идти, тогда один из них догнал меня и взял у меня вещи, чтобы нести их.
Пройдя немного, я заметил старые следы: небольшие уютные места, огороженные стенкою, и уплотненную землю. На мой вопрос, кто бы это мог здесь спать, курд объяснил, что это, верно, турецкие курды здесь были. Очевидно, здесь проходят контрабандисты. Ниже везде расставлены секреты и граница тщательно охраняется. Здесь же, на высоте 15000 футов проход для них совершенно свободен. Контрабанду пронести очень легко. Проносят, главным образом, шелк и чай: в Турции фунт чая стоит 60-80 коп. Курды, как магометане, спиртных напитков не пьют. Вода по долине Аракса плохая, лихорадочная, между тем жара большая. Для утоления жажды курды в большом количестве пьют чай; они страстные любители чая.
Несмотря на то, что я вышел на пять часов позже, я на полосе с удушливым запахом догнал Штрейхера, затем Меленчука и Простосердова, а у камня, где лежит термометр Маркова, саженях в десяти от вершины, Евангулова и Саркисова.
Студент Марков, восходивший на Арарат в 1888 году, оставил в этом месте термометр. К деревянной дощечке, вершков 6 длиною и вершка три шириною, привинчена медная пластинка, сбоку которой привинчена медная трубка, с крышкой. В этой трубке вложен очень тоненький термометр, который оказался испорченным и ничего не показывал.
На медной же пластинке прекрасно сохранилась надпись: «Августа 1888 года, в благополучное царствование ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III, совершено восхождение на гору Арарат экспедициею, организованною студентами Марковым и Ковалевским». Под фамилией Ковалевского кто-то выцарапал ножом: «не взошел».
Устройство и местоположение этого термометра таковы, что им невозможно воспользоваться, так как раньше, чем найти самый термометр, всякий успеет несколько раз повернуть его вверх шариком. Рассматривая этот термометр, почти каждый из нас задавался вопросом о надлежащей установке его на вершине Арарата, но всем пришлось отказаться от этого намерения: казалось, что мы имеем дело с чем-то вроде духовного завещания неизвестного нам человека, и потому мы положили его на том же месте и в том же положении, в каком нашли.
Пройдя шагов 30-40, мы наконец достигли вершины.
Немного ниже нас, по направлению к северу, на обнаженном от снега месте мы увидели наших товарищей, носильщиков и проводников, раньше нас достигших цели. Погода с утра в этот день была неровная, и потому, когда мы взошли на вершину, мы приступили к работе, чтобы как можно скорее устроить будку, да и было почему спешить: ежеминутно пред диском солнца пробегали облака, и мы при каждом заслонении солнца чувствовали страшный холод, и термометр показывал 0,5 градуса. Время летело скоро; люди то потели от жары, то мерзли от стужи.
Вершина Арарата состоит из двух больших холмов: один расположен к востоку, другой к западу. Холмы эти понижаются к северу, и здесь находятся два небольших холмика. Эти четыре холма ясно указывают на существовавший здесь когда-то кратер, который находился между этими холмами. Мы взошли на восточный холм. Верхушка его покрыта снегом, но немного ниже, к северу, находится небольшая обнаженная от снега площадь. На этой площадке мы нашли сложенный из камня вышиною аршина 1,5 тур Пастухова.
Место для установки нашей будки мы выбрали южнее тура Пастухова и выше него сажени на 2-3.
В снегу, в двух саженях от обнаженного места начали лопатой рыть яму. Сначала снег был мягкий, затем на глубине около 1,5 аршина снег был сухой, мерзлый, рассыпчатый, а глубже - совершенно твердый. Рыть яму было очень трудно. Тут и так тяжело дышать, а при работе еще труднее. Поэтому, выбросивши лопат 10, рабочий больше не мог работать и на его место становился другой. Пока одни рыли яму, другие подносили к ней камни. Яму вырыли около двух аршин глубиною.
Установкой будки занимались все время я и Евангулов, а Меленчук и Данилович осматривали виды и окружающие высоты. Простосердов и другие списывали записки и карточки, оставленные на вершине Арарата нашими предшественниками и осматривали тур Пастухова: оставленный им железный ящик, в котором был вложен термометр, лежал на земле около тура, но термометра в нем не было. Разбирать же тур и искать термометр мы не решились. Вероятно, кто-нибудь из наших предшественников после осмотра термометров позабыл положить на ящик камни, и ветер сбросил его на землю, термометр выскочил, и его засыпало снегом. Саркисов и Ананьев занимались фотографированием. Данилович хотел было пройти на вторую, западную, вершину, но, так как на подъеме между двумя этими вершинами он стал все глубже и глубже проваливаться в снег, то, боясь провалиться в какую-нибудь находящуюся здесь трещину, занесенную снегом, вернулся.
Здесь точно так же многим снег казался красным, особенно оставляемые следы.
Лично я не замечал красной окраски снега. Кроме того, некоторые, взяв белый носовой платок за угол и махая им по воздуху, замечали на платке кто красную, кто синюю кайму.
Шамшадинов, Бабо и урядник Колесников настолько плохо себя чувствовали, что все время лежали без движения. Когда будка была собрана, мы перенесли ее к назначенному месту.
Установленная нами на вершине Большого Арарата будка представляет из себя сделанный из деревянных жалюзи большой ящик с покатой деревянной крышей. С внутренней стороны, по четырем стенкам и дну, прибита тонкая и мелкая медная сетка, чтобы внутрь не проникал снег. Внутри этого ящика к двум железным полосам привинчен другой, тоже весь жалюзийный и обитый такой же медной сеткой ящик. Во втором ящике к двум железным подставкам мы прикрепили два ртутных термометра - максимальный и минимальный и один металлический термограф Вильда. Дверцы как малого, так и большого ящиков, по настоянию директора физической обсерватории, прикреплены не на петлях, а привинчены винтами. Поэтому, чтобы добраться до термометров, необходимо иметь с собою отвертку. Большой ящик имеет четыре столба, составляющие его ножки, и над поверхностью земли находится на два аршина.
Будку вставили в яму в метр глубины и всю яму заполнили доверху камнями, утрамбовывая их и заполняя промежутки между ними снегом.
Укрепивши как следует будку, в 2 часа дня установили во внутреннем ящике максимальный и минимальный термометры и термограф и затем привинтили дверцы внутреннего и наружного ящиков. В это время максимальный термометр показывал +0,5° и минимальный +0; барометрическое же давление на вершине Арарата было 380.
Ветер дул юго-восточный; сначала был небольшой, а к трем часам стал усиливаться.
Когда работа по установке будки подходила к концу, один из стрелков пригвоздил к альпенштоку Евангулова специально для этой цели принесенный флаг из красной материи, с надписью «1902 г.», сделанной из кусков белой материи. Этим флагом стрелок стал махать в сторону Сардар-булаха, как будто давая сигналы в лагерь. На эти сигналы мы посмотрели критически, думая, что из лагеря не могут увидеть флага. Последствия показали, что мы ошиблись. На вершине мы пробыли до трех часов дня.
Воздух здесь очень разреженный и замечательно чистый; дыхание было очень ускоренное; у многих был хороший аппетит, но еды с нами было мало: с нами были только сласти - пастила, мармелад и т. п., но ни мяса, ни хлеба не было. Нам казалось, что наверху не захочется есть, и потому кроме сластей ничего с собой не взяли.
Кроме вышеупомянутой железной крышки и записки на вершине Арарата в жестяной коробке от сардинок, лежавшей на туре Пастухова, мы нашли следующие записки и надписи на визитных карточках. Приводим их без всяких изменений.
«Пластуны 2 куб.... баталиона первые крикнули русское ура. И так теперь тоже многим не верится о этой сказочной горе, про которую твердят многие народы, как о недоступности. Наши записки свидетельствуют, что для русского нет невозможного. Всюду гремело, гремит и будет вечно греметь могучее русское ура. Итак 3 сентября 1899 года эту записочку внесли, Арарат, на твою вершину урядник 4-й сотни 2-го кубанского областного отдела станицы Нефтяной Евгений Евгениев и казак Нестор Павлов».
«Здесь был (неразборчиво) гор… Николай Смирнов, ст. Михайлова, отд. Куб. обл., 4 сотни, 1899 года 3 сентября».
«Был три часа каз. 4 сотнц 2 куб. пласт. бат. ст. Хомхатской Григорий Семеников».
Визитные карточки:
«Александр Иванович Чикалдин, хорунжий 2 куб. пласт. бат., 18 августа 1898 года».
Надпись на обороте:
«И Надежда Надлер, барышня 17 лет, достигла до серной полосы».
***
Вид, открывшийся с вершины, особенно на русскую сторону, был плохой. Перед нами лежала долина Аракса, обильно орошаемая. Так как внизу было жарко, то вода испарялась, и испарения эти сизой дымкой застилали виды. Персидская и турецкая стороны были яснее видны, но, вследствие гористости местности, далеко вглубь мы не могли видеть.
Тут будет кстати упомянуть, что, поднимаясь на вершину Арарата, с 14000 футов высоты мы видели несомненные следы человеческих сооружений: это сухие каналы, идущие по гребням Арарата, с правильными очертаниями берегов и дна. Один из таких каналов спускался по направлению к Аралыху, а другой - в сторону Персии. Каналы тянулись с 0,5 версты каждый и все время шли по верхней линии гребней, спускающихся от Арарата к подошве.
Окончив всю работу на вершине Арарата, какая значилась в нашей программе, мы стали спускаться вниз.
Относительно обратного движения у нас по ошибке ничего определенного не было намечено, а между тем это движение заслуживает серьезного внимания и нам следовало точно установить движение вниз и пункты ночлегов, как это мы сделали для движения к вершине Арарата.
Если наш спуск окончился благополучно, то лишь благодаря стечению счастливых обстоятельств. При самом начале спуска люди пошли почти бегом по всевозможным направлениям. При быстром движении многие скатывали вниз камни, и эти камни лишь случайно не задевали тех, которые шли ниже.
Спускаясь вниз, я и Евангулов стали держаться к границе снежного поля, идущего с левой стороны гребня. В одном месте крутого спуска, где сверх обледеневшего снега лежал тонкий слой песка, я поскользнулся и упал. Падение было настолько неожиданно, что я не мог удержаться на слое гравия и съехал на гладкое снежное поле, спускающееся с вершины длинным языком. Уклон снежного поля был крутой, и потому я, лежа на спине, покатился с большой скоростью ногами вперед и, пролетев саженей тридцать, благодаря счастливой случайности (уклон поля направился сильнее к берегу), успел ухватиться за осколок камня, выступавший на поверхности снега, и удержаться на месте.
Кроме того, у Евангулова от утомления и двух бессонных ночей начало двоиться в глазах. Вследствие этого он спрыгнул вниз на мнимый камень и упал на крутой скат, где и покатился вниз по камням и щебню, и затем упал на то же снежное поле с полуторасаженного обрыва на спину. Вследствие инерции от падения он стал скользить вниз, но сугробистая поверхность снега удержала его в одной сажени от места падения с обрыва.
Далее мы пошли с большой осторожностью и около 5 часов дня пришли на второй наш ночлег.
Часть людей уже пошла вниз, а некоторые ждали нас, чтобы спускаться к первому ночлегу.
Так как раздваивание предметов у Евангулова не прекратилось, а, напротив, усилилось, то он объявил, что согласен спускаться, но не иначе, как при проводнике. Идти с ним взялся сам Бабо, и для скорости движения Евангулов обхватил левой рукой шею Бабо, а Бабо взял правой рукой Евангулова за талию.
Дальнейшее движение было быстрее (так как начинало темнеть). Спускались мы по оврагу, где часто пролетают огромные камни и куски скал, оборвавшиеся с верхней грани обнаженных скал.
Ночь быстро спустилась. Мы шли в совершенной темноте, ощупывая ногою камни. Наконец, после долгого блуждания по оврагам и снежным полям, причем с места нашего первого ночлега нам прислали фонари, мы около начала 9-го часа, усталые и голодные, пришли к месту нашего первого ночлега. Горел уже костер, и чай был заварен. Готовились варить кашу. Все были очень веселы от удачи экспедиции.
Поужинав кашей, колбасой, сыром и хлебом, мы улеглись спать. Ночь была теплая. Скоро весь наш лагерь погрузился в крепчайший и укрепляющий сон.
Так кончился самый трудный за время нашей экспедиции на вершину Большого Арарата день -12 августа 1902 года.
***
13-го августа, во вторник, мы встали совершенно здоровыми и настолько бодрыми, что чувствовали себя способными хоть сейчас вторично совершить восхождение на Арарат.
Заварили кашу и чай и на славу закусили остатками нашей провизии, свежим хлебом и курдскими пирогами, только что привезенными верховым курдом из Сардар-булаха.
В 8 часов утра двинулись в путь к Сардар-булаху, спускаясь тем же путем, как и во время восхождения, с небольшими отступлениями. По дороге на одной площадке Бабо обратил наше внимание на остатки бывшего канала. Канал шириною в два аршина, стенка его обложена тесаными с внутренней стороны камнями. Канал занесен доверху землей, так что видны лишь верхние грани стенки. Канал направляется к косогору, и там Бабо показал нам остатки продолжения канала в виде каменной кладки наружной его стенки. Бабо так выразился об этом канале: «Вот видите, было время, когда и наших отцов и их отцов еще не было, а здесь жили люди и каналы строили, а теперь все пропало».
На спуск с места ночлега до Сардар-булаха мы употребили не более четырех с половиною часов, и в двенадцать часов дня вся наша экспедиция - восемь членов, курдский старшина Гасан-бек Шамшадинов, проводник Бабо, урядник Колесников, четыре стрелка и 30 носильщиков - благополучно была уже там.
Приятною новостью для нас оказалось то, что из Сардар-булаха 12-го числа заметили сигналы, подаваемые стрелком с вершины Арарата красным флагом. Завидевши сигнал, весь лагерь пришел в движение, и все взоры обратились туда. Скоро вырисовалась воздвигнутая нами на вершине Арарата метеорологическая будка с высоко приподнятым флагом. Мы сами из Сардар-булаха ясно увидели будку и флаг, а при помощи подзорной трубы могли отличить ножки и все отдельные части нашей будки.
Начальник пограничного поста Н. С. Аландер обещал следить через курдов и стражу за состоянием будки на вершине Арарата.
В тот же день мы составили и подписали протокол следующего содержания:
Ко п и я
ПРОТОКОЛ
1902 года, августа 12-го дня.
«Сего 12-го августа 1902 года нами установлена на вершине Большого Арарата метеорологическая будка. Место это хотя и ниже на несколько метров высшей точки Арарата, но выбрано нами потому, что оно 1) открыто со всех сторон, 2) снега на нем мало и около будки, на северо-восток, имеются обнажения камней, что до некоторой степени может гарантировать устойчивость самой будки и не подвергать ее перемещению с ледником. На север от места установки будки, в шагах ста приблизительно, находится тур, сложенный из камней Пастуховым; это последнее место на несколько метров ниже места, где установлена будка. По отношению к странам света дверцы будки расположены на север с отклонением, принимая во внимание и поправку в 1°50, на 11°50 на запад. Для установки будки в снегу вырыта яма глубиною в пять четвертей: в первую четверть аршина снег был мягкий, затем сухой, мерзлый и глубже совершенно твердый. Яма засыпана камнями до поперечной рамы, которая установлена на пол-аршина выше уровня снега, а самая будка стоит на 1,5 метра выше этой рамы. Будка установлена настолько неподвижно и прочно, что в укреплении ее проволокой надобности не предвиделось; кроме того это и не было возможности сделать. Во внутренней будке установлены два стеклянных термометра: максимум - ртутный и минимум - спиртовой, резервуары которых обращены на запад, и металлический термометр Вильда. Дверцы внутренней и наружной будки крепко завинчены медными винтами. К будке прикреплен красный флаг с надписью «1902 г.». На столбах и перекладинах ее сделаны надписи: «Будка Тифлисской Физической Обсерватории» и фамилии всех членов экспедиции. После установки будки, в три часа дня, максимум показывал + 0,5, минимум -, штифтик и спирт показывали 0°.
Будку установили следующие члены экспедиции: помощник начальника материальной службы управления закавказских железных дорог Александр Богданович Евангулов, заведующий пенсионной кассой управления закавказских железных дорог Лазарь Егорович Саркисов, окончившие курс в с.-петербургском университете Рудольф Иванович Данилович и Николай Николаевич Простосердов, зубной врач Леопольд Львович Штрейхер, агент службы пути закавказских железных дорог Виктор Сильвестрович Меленчук, старший счетовод пенсионной кассы управления закавказских железных дорог Георгий Григорьевич Ананьев и коллежский асессор Василий Алексеевич Соколов. Содействовали установке будки старшина курдов Гасан-бек Ага-оглы Шамшадинов - из зимовника Оргов, урядник полицейской стражи Сурмалинского уезда Герасим Колесников, нижние чины 1-ой стрелковой бригады: 2-го баталиона - Кондрат Гарагуля, 4-го баталиона - Мариан Иващенко, 1-го баталиона - Михаил Полишкура и 3-го баталиона - Осип Егоров, проводник Бабо и курды - носилыцики из зимовников Аратан, Билиджан, Комик и Крачбах (Сурмалинского уезда)».
Подлинный подписали: Г. Данилович, В. Соколов, Г. Ананьев, Л. Штрейхер, А. Евангулов, Н. Простосердов, Л. Саркисов, В. Меленчук, Иващенко, Осип Егоров, Полишкура, Гарагуля, Колесников, Гасан-бек Шамшадинов и на курдском языке Бабо.
Этот протокол нами передан директору Тифлисской Физической Обсерватории Стефану Владиславовичу Гласеку.
14-го августа мы на быках и осликах отправили свои вещи прямо в Аралых, а сами верхами поехали в Аралых через Ахуры.
По дороге до Ахуров на большой высоте мы нашли часть ровной и широкой дороги, высеченной в камне крутого косогора, причем от провожавших нас офицеров узнали, что подобные обрывки или части бывших дорог они встречали во время охоты на очень больших высотах. Затем через Аралых, Камарлу, Эривань, Гокчу, где осматривали Севванкский монастырь, и Делижан, мы прибыли в Караклис 16-го вечером (в пятницу) и 17-го утром были уже в Тифлисе.
На все наше путешествие, очень медленное и рассчитанное, мы употребили десять дней.
На Арарате мы не видели ледников, по крайней мере на восточном склоне и на вершине ледников, в собственном смысле этого слова, нет. Мы встречали снежные поля.
Отсутствие ледников, прежде всего, зависит от рельефа Большого Арарата. Снежная линия на Арарате очень высока -13571 ф. Это отчасти объясняется более южным положением его, а отчасти тем, что Арарат одиноко выделяется над окружающею местностью, не доходящею до линии снегов. Местность, окружающая Арарат, безлесная, каменистая, сильно накаляется от солнца, и потому, надо полагать, снежная линия Арарата поднимается выше, чем на Главном хребте.
Собранный Простосердовым довольно большой гербарий пока еще не определен, точно так же собранные мною с разных высот породы как вулканического происхождения (базальт, туф, лава), так и составляющие основу самой горы (мергель, глина, гипс, песчаник, известняк) тоже научно еще не определены.
Доставленные же доктору Финкельштейну для определения пробирки с бульоном и желатином, которые Л. Л. Штрейхер открывал на разных высотах, не дали каких-либо больших результатов, во-первых, потому, что они были доставлены Финкельштейну на пятый день и инфузории, микробы и пр. настолько успели развестись в культуре, что трудно судить о первоначальном их количестве, т. е. о количестве их присутствия на той или другой высоте, и, во-вторых, потому, что большая часть микроорганизмов, попавшая в пробирки, могла быть перенесена на нашем платье вместе с нами. Нам следовало открывать пробирки не тогда, когда мы поднимались вверх, а когда спускались. От этого, во-первых, прошло бы меньше дней до исследования, а, во-вторых, было бы больше гарантии, что они не принесены на платье.
Заканчивая изложение нашего восхождения, я позволю себе от имени всех участников экспедиции выразить надежду, что наши труды по установке будки на вершине Арарата не пропадут и кто-нибудь решится в этом году взойти туда и взять показания термометров. В Европе самая высочайшая метеорологическая станция находится на Монблане, т. е. на высоте 15873 фут., но Монблан на 1043 фута ниже Арарата, так что наша будка может считаться высочайшей в Европе.
