Летом 1913 года мы намеревались совершить обширную и интересную экскурсию по Центральному Кавказу, и, как это почти всегда бывает, удалось сделать значительно меньше задуманного. Целый ряд совершенно непредвиденных обстоятельств сильно помешал нам, и мы выполнили только часть намеченного маршрута.
Много трудов было потрачено в Москве на сборы и снаряжение, так как снарядиться мы хотели по всем правилам альпийской техники, чтобы иметь возможность совершать трудные переходы в горах. К началу июня мы имели все, что нужно для такой экскурсии: палатку, спальные мешки, удобные вьючные мешки, горную обувь, ледорубы, кошки, канаты, запас консервов, походную кухню и т. д.
Наконец, после всех приготовлений я и Раковский 9-го июня покинули Москву и 11-го прибыли в Кисловодск, откуда начиналась наша пешеходная экскурсия.
В Кисловодске, против всех наших ожиданий, нам пришлось потратить массу труда и времени, чтобы найти одну вьючную лошадь с проводником до Урусбиева. Наконец, пользуясь большим стечением горцев на кисловодский пятницкий базар, нам удалось найти одного кабардинца из Хасаута, который взялся за 21 рубль довезти на своей лошади наши вещи на Баксан.
Сделав последние закупки, мы 14-го июня в 6 часов вечера покинули Кисловодск, направляясь по Березовой балке к речке Кичь-Малке. Дальнейший путь шел через хребет, являющийся водоразделом между р. Кичь-Малкой и р. Хасаутом.
Прекрасная погода, дивный горный воздух и виды на величавый Эльбрус, который почти в течение всего нашего пути манил и чаровал нас своей близостью, делали этот путь, сам по себе утомительный и скучный, довольно интересным и приятным.
До самого перевала Кыртык-ауш приходится пересекать целый ряд долин и водораздельных хребтов. Поэтому весь путь состоит из очень большого числа подъемов и спусков и идет по безлесным и безводным кабардинским высокогорным лугам, и только виды на Эльбрус, открывающиеся с вершин этих хребтов, дают полное вознаграждение путнику, утомленному на этих тягучих подъемах.
Мы шли обычной дорогой: через Хасаут, Гарбаз, пересекли Малку - и 17-го днем направились вверх по Шаукаму. Погода начинала портиться, когда, мы, оставив в стороне речку Ислам-чат, стали подниматься на перевал Кыртык-ауш. На самом перевале нас застал ураган, сделавший этот легкий перевал довольно неприятным и заставившим нас достигнуть Урусбиева только на следующий день - 18-го июня.
Прибыв в знакомый аул, мы направились прямо в дом гостеприимного князя Науруза Урусбиева, где встретили приехавшего несколькими часами ранее нас М.М.Галкина, посетившего долину Баксана с художественными целями. Аул Урусбиев был выбран нами как центральный пункт для совершения наших экскурсий по долинам притоков Баксана. Потом пришлось пожалеть, что пункт этот был выбран слишком далеко от верховьев Баксана, и на будущее время я наметил для этой цели Юсеньги.
Главной нашей задачей было восхождение на Эльбрус; мы хотели поправить промах прошлого года и добиться окончательного успеха. Первые дни нашего пребывания прошли в тренировочных прогулках по ущельям Адыр-су и Сылтран-су, после чего мы вернулись в аул и приступили к сборам на Эльбрус. При помощи кн. Науруза мы скоро достали двух лошадей: одну для вьюка, а другую для нас, чтобы пользоваться ею поочередно. Этим мы хотели сберечь хоть немного сил перед дальнейшей, довольно тяжелой работой восхождения. О проводниках мы не заботились, так как хотели совершить восхождение без них, взяв только носильщиков для переноски наших вещей до верхнего ночлега; этих носильщиков я рассчитывал найти в Азау.
Оставив большую часть вещей в Урусбиеве, мы взяли все необходимое для этого восхождения и 23-го июня при добрых пожеланиях князя и его приближенных покинули этот гостеприимный аул. Наша компания теперь состояла из трех человек, так как к нам присоединился М. М. Галкин, который хотел полюбоваться верховьями Баксана, посмотреть Эльбрус, порисовать на его фирновых полях, не задаваясь целью совершить восхождение на вершину.
Бодро двигался наш караван вверх по долине Баксана. Прекрасная погода, дивные картины, открывавшиеся то в ту, то в другую боковые долины, поднимали наше настроение, и мы, веселые, полные радужных надежд, быстро двигались вперед.
Маршрутная карта С.Я.Голубева
Скоро мы прошли мимо речки Джапыр-тала, в глубине долины которой подымаются угрюмые зубцы Андырчи. Затем миновали Адыл-су, в ущелье которой грозно показались иглы Бжедуха. После маленького отдыха в знакомой казарме Юсеньги мы двинулись дальше, совсем незаметно прошли болотце около Байдаевского поселка, миновали Иткол и к 5 ч. вечера вышли на поляну у Качкаровского коша. Из нее в Терскольское ущелье был виден громадный купол восточной вершины Эльбруса, покрытый фиолетовой тенью, а высоко сзади нас круто ниспадали ледники с массивного Донгуз-оруна. В 5 ч. 40 м. мы вышли из леса и были уже у Азаусской караулки.
Желая воспользоваться прекрасной погодой, я не хотел откладывать восхождения и решил на следующее же утро выступить к верхнему ночлегу, каковой мы хотели устроить на камнях, известных под именем Приюта 11-ти.
Придя в Азау, я сейчас же приступил к переговорам с местным стражником, и при его содействии мне удалось наконец найти двух жителей ближайшего коша, которые бы помогли нам донести наши вещи до Приюта 11-ти. Нашим носильщикам мы заплатили по 15 р. каждому, причем от Азау до верхнего ночлега и обратно они несли по 1 пуду.
Уладив вопрос с носильщиками, мы принялись за последние приготовления: отобрали более необходимое из взятых вещей, привели в порядок свое снаряжение, зарядили аппараты и, покончив со всем этим, забылись счастливым сном в надежде на удачный исход нашего предприятия.
Прекрасное безоблачное утро разбудило нас, и мы, быстро собравшись, в 7 часов покинули сторожку Азау. Медленно потянулся в гору наш тяжело нагруженный караван; солнце начинало сильно припекать, становилось жарко от теплой одежды и солидной ноши, и мы тихо подвигались вперед, несмотря на сильное желание поскорее добраться до Кругозора.
Наконец в 8 ч. 30 м. утра мы добрались до хижины К. Г. О-ва, расположенной на высоте около 2950 метров у конца ледника Малый Азау, который здесь разделяется на две небольших ветви. Одна из них, левая, кончается недалеко от Кругозора, а другая эффектным ледопадом обрывается к леднику Большой Азау, немного не доходя до его поверхности.
Следует заметить, что эта хижина не удовлетворяет своему назначению, т.е. не облегчает туристам восхождение на Эльбрус, так как расположена она на высоте всего только 2950 м. и притом в полуторачасовом расстоянии от такого удобного пункта как Азауская сторожка. Притом же остальной участок пути до вершины вряд ли может быть пройден без ночевки где-либо на фирне, так как путь до фирнового поля очень длинен и достаточно утомителен. Целесообразнее было бы построить такую хижину где-либо около Терскольского пика, так как там и высота больше, да и путь до фирна очень легок, не говоря о том, что вершины оттуда значительно ближе, чем от Кругозора.
После небольшого отдыха, сделав ряд фотографических снимков, мы в 9 часов утра выступили выше, поднимаясь по мелкому туфовому песку, который сильно тормозил наше движение.
Миновав этот рыхлый песок, мы перешли на морену и довольно быстро стали подниматься по ней между ветвями ледника Малый Азау. Слева от нас поверхность ледника была покрыта красивыми трещинами, за которыми громоздились ослепительно белые сераки конечного ледопада.
Пройдя по морене около 20 минут, мы вступили на ледник и, легко минуя попадавшиеся трещины, быстро подвигались по его поверхности прямо на север. Дойдя до начала левобережной морены, мы перешли на нее и стали карабкаться на хребет, разделяющий ледники М. Азау и Гара-баши. Путь здесь идет по громадным, хаотически нагроможденным глыбам и требует осторожности, так как некоторые глыбы, несмотря на свою массу, очень непрочно сидят на своих местах.
После этого скучного путешествия мы выбрались на снеговой участок и, поднявшись по его крутому склону, в 11ч. утра стояли на юго-восточном фирновом поле Эльбруса. После небольшого привала двинулись дальше, направляясь по-прежнему прямо на север. Путь наш шел по рыхлому снегу, в который приходилось проваливаться по пояс или до колена. В особенности было тяжело нашим носильщикам, непривычным к снегу и к тому же тяжело нагруженным. Эта часть фирнового поля в очень многих местах покрыта большими участками камней и скал лавового происхождения, которые, как островки, раскинулись по необъятной снежной поверхности Эльбруса.
Мы шли, переходя от одной гряды камней к другой, стараясь избегать рыхлого, размягченного солнечным теплом снега. Добравшись до высоты 3850 метров в 12 ч. 45 м , мы устроили довольно продолжительный привал.
Дивный ясный день позволял любоваться прекрасной панорамой, которая начинала развертываться перед нами. Вершины Азау-баши теперь уже были наравне с нами. Громадный трапецевидный Донгуз-орун открылся весь от подошвы до вершины и предстал во всем своем величии. Левее в легкой дымке полуденного тумана, среди ледяных стен Шхельды и Чатын-тау высилась двухвершинная неприступная Ужба.
В 1 ч. 15 мин. дня мы покинули большую гряду камней и вступили на ослепительно белый фирн, на поверхности которого по направлению нашего пути виднелись только три группы скал. Ближайшей из них и был так называемый Приют 11-ти, где мы хотели устроить ночлег перед восхождением на вершину.
Длинной вереницей растянулся наш караван. Несмотря на низкую температуру воздуха (+3,0°С), солнце сильно пекло и идти было довольно жарко. Наши носильщики отстали от нас: они, отдыхая от утомительного пути, частенько ложились на снег. Снег был уже не такой рыхлый, как внизу, нога проваливалась только до щиколки или немного выше, подъем шел рядом уступов: то довольно круто вверх, то по совершенно равному почти полю. Идти было легко, дышалось свободно, и мы бодро подвигались выше. Наконец, в 2 ч. 50 м. дня мы достигли большой группы скал, место нашего ночлега, конечный пункт сегодняшнего перехода. [Барометр 467mm , t°+1,6°С].
Скоро подошли носильщики, радостные и довольные тем, что работа их окончена. Быстро распаковав мешки, мы принялись за приготовление обеда и за приведение в удобный для ночлега вид той площадки, на которой мы находились.
Вскипятив на примусе какао и кофе, мы прекрасно закусили консервами, яйцами, айраном и, покончив с трапезой, стали любоваться необыкновенно величественной картиной Кавказского хребта, из бесчисленных вершин которого в особенности был эффектен Донгуз-орун.
М.М. Галкин, не теряя времени, принялся зарисовывать этюды. Раковский лег отдыхать, а я стал расчищать и выравнивать место для спального мешка. Приют 11-ти, где мы находились, представлял довольно большую площадку, ограниченную с юга и севера высокими скалами.
Площадка эта ровная и очень удобна для постройки здесь хижины. Эта хижина приносила бы громадную пользу туристам, значительно облегчая восхождение на Эльбрус. Насладившись несказанно прекрасной картиной захода солнца в этом ледяном царстве, мы в 8 ч. вечера забрались в свои спальные мешки, чтобы хоть на несколько часов заснуть перед восхождением на вершину, [Барометр показывал 465 mm при t = -1,7°С].
Недолго пришлось нам спать: проснувшись, я увидел, что уже половина двенадцатого ночи, пора собираться. Быстро поднявшись, мы закусили немного, выпили горячего кофе, взяли все необходимое и, подвязав кошки, связавшись веревкой, покинули наших носильщиков, пригревшихся под теплыми бураками. Было 12 ч. 45 мин. ночи, и барометр показывал 465 mm при t = - 5,0°С.
Путь лежал прямо на север к еле видневшейся в ночной темноте небольшой группе камней.
Дивная, звездная, морозная ночь. В глубокой темноте не видно очертаний Эльбруса, и кажется, что его необозримые снежные поля, поднимаясь куда-то в пространство, сливаются с небом. Тихо, лишь изредка налетит холодный ветерок, обдаст ледяной пылью, и опять все спокойно. Мороз крепчал и становилось холодно оконечностям. Шедший впереди Раковский, желая приберечь свои силы, шел очень медленно и часто останавливался. Я его не торопил, так как времени у нас было много и спешить было некуда. Только от тихой ходьбы и в особенности во время остановок низкая температура давала себя чувствовать, и я опасался, как бы не отморозить ноги.
В 1 ч. 30 м. ночи мы достигли ближайшей грядки камней и устроили здесь небольшой отдых минут на десять. Теперь нам нужно было держаться на следующую, последнюю группу камней, так называемый Приют Пастухова, но при всем желании увидеть что-нибудь, мы ничего не могли разглядеть в глубокой темноте на едва-едва освещенных слабым мерцанием звезд фирновых полях Эльбруса. Только слабо рисовалась темная осыпь на чуть белеющей восточной вершине. К этой-то осыпи мы и решили направиться, повернув слегка к востоку, чтобы избежать трещин, замеченных нами еще накануне.
Медленно подвигаясь выше и выше, мы совершенно незаметно для самих себя поднимались, пока на высоте около 4500 метров М. М. Галкин не остановил нас, решив спуститься обратно, пока мы еще немного отошли от ночлега. Не задаваясь непременной целью достигнуть вершины, М. М. шел, чтобы испытать свои силы, но недостаточная тренировка и большая доза выпитого на ночлеге крепчайшего кофе вызывали у него одышку, и он решил приостановить восхождение и спуститься в Приют 11-ти, чтобы утром при благоприятной погоде нарисовать этюды с открывавшихся оттуда вершин.
Вид на главный хребет из «Приюта 11». Фото С.Я. Голубева
Мы не останавливали его и, простившись с ним в 2 ч. 30 м. ночи, двинулись дальше.
Черное, бархатное небо, покрытое блестящими звездами, не могло все-таки освещать нам путь, и в почти непроницаемой темноте мы тихо двигались выше.
Раковский начинал чувствовать себя неважно, жаловался на холод и на коченевшие ноги и просил остановиться на более продолжительный отдых.
Кругом был довольно крутой и гладкий лед, и остановиться было положительно негде; мы надеялись скоро достигнуть Приюта Пастухова, чтобы там основательно отдохнуть.
В 3ч. 30м. ночи достигли каких-то камней. Камни эти видом своим не напоминали мне Приюта Пастухова, и я, почему-то забыв, что до самой вершины нет других скал, думал, что мы отклонились от истинного пути и что Приют Пастухова еще впереди. К этому меня побуждало еще показание анероида, но он, как оказалось потом, с высоты 4000м стал показывать значительно меньше действительного. Поэтому после очень непродолжительного отдыха мы поспешили дальше, направляясь на видневшийся нижний конец осыпи, спускавшийся с восточной вершины. С каждым шагом Раковский чувствовал все сильнее и сильнее приступы лихорадки и непреодолимую сонливость. Останавливаться подавно было негде, и я подбодрял его, как мог, говоря, что достигнем нижних камней осыпи.
Долго мы шли по крутым ледяным склонам восточной вершины. Уже взошла прекрасная Венера и начинало слегка розоветь на востоке, когда мы приблизились к темным камням, покрывавшим конус восточной вершины. Раковский просил дать ему заснуть хоть на 10 минут, жалуясь на необыкновенное желание сна и на замерзающие ноги.
Я растер Раковскому ноги коньяком и снегом, и он, получив облегчение, тотчас же заснул крепким сном.
Было 5 ч. 20 м. утра и высота места около 5300 метров, уже начали золотиться бесчисленные вершины Главного хребта, раскинувшегося огромной застывшей холодной массой перед нами.
Дивные картины развертывались предо мной. Вот загорелась раньше всех Донгуз-орунская группа; там в тумане заалела семья Безингийских великанов. Вот солнце бросило свои лучи и на маковку Эльбруса, а он, загораживая своей исполинской массой солнце, отбросил гигантскую синюю тень на весь Западный Кавказ...
Невозможно передать всего величия и красоты этого незабвенного утра. Долго сидел я, как зачарованный, и, дрожа от холода, любовался этой картиной. Температура дошла до минимума, термометр показывал - 14,0°С.
Дав Раковскому вволю выспаться, я разбудил его в 6 ч. 50 м. утра, и мы, закусив замерзшими яйцами, в 7 ч. двинулись дальше, поднимаясь по снеговому склону восточной вершины параллельно осыпи. Вскоре совсем недалеко показались южные скалы западной вершины.
Мы перешли на осыпь и, идя довольно далеко друг от друга, стали пересекать ее, выбирая каждый наиболее удобный для себя путь.
Уже солнце поднялось высоко и своими теплыми лучами начинало немного пригревать после морозной ночи.
Пройдя осыпь, я повернул на лед и, изредка вырубая ступени, поднимался все выше и выше, находя этот путь гораздо удобнее, чем путь по осыпи, по которой продолжал подниматься Раковский. Перейдя снова на мелкие камни, я почувствовал, что вершина уже близко, и стал кричать отставшему Раковскому, чтобы он приободрился, так как до конечной цели осталось несколько десятков метров. Быстро я стал подниматься по камням и вскоре увидел снежный вал, венчавший осыпь. С удвоенной энергией я устремился вперед, пока в 9 ч. вышел на вал, за которым опять следовал небольшой участок, покрытый мелкими камнями, над которыми высилась небольшая снежная шапочка. Наконец, в 9 ч. 15 м. утра, 25 июня, я стоял на снежном возвышении, на высшей точке восточной вершины Эльбруса.
Достигнув вершины, я сейчас же стал искать здесь следы пребывания человека; в нескольких шагах от меня возвышалась небольшая груда мелких камней, которую я принял за тур, сложенный кем-либо из восходителей. Раскопав камешки, я действительно нашел цилиндрическую коробку из-под консервов, в которой находились 3 записки:
Открытое письмо Дубянского-Лысенкову от 7. VI. 1907 г., очевидно, оставленное Лысенковым в знак своего восхождения в 1907 г.
Какая-то телеграмма (1907 г.) за подписью «Касперович», которая неизвестно кем и когда оставлена на вершине.
Визитная карточка de Ramm с припиской фамилии Hug и со всеми данными в момент восхождения.
Вот и все, что лежало в туре, находившемся на восточной вершине Эльбруса. (Интересно знать, где записка Б. В. Дубянского, положенная, по его словам, в коробку поверх карточек de Ramm).
Положив туда свою карточку, я отправился разыскивать другие следы прежних туристов, как-то: записки Дубянского, ледоруб Лысенкова, термометры Пастухова и пр. Кроме того, мне хотелось подробнее осмотреть вершину и полюбоваться открывавшимися видами.
Вершина представляет довольно большую, но очень неглубокую воронку, окаймленную с юга, запада и севера невысоким снежным валом, имеющим на своем протяжении 3 возвышения. Первое есть высшая точка вершины; второе, представляющее небольшой снежный холмик, находится как раз там, где вал начинает повертывать на восток, и наконец, третье скалистое возвышение находится на восточном конце вала.
Обойдя вал по всей длине, я тщательно осмотрел все и в особенности долго пробыл на крайнем скалистом обрыве, откуда открывалась чудная картина на истоки Малки, Кабардинское плато и степи Кубанской области. Между прочим, эти скалы представляют прекрасное естественное основание для постройки здесь метеорологической будки.
Спустившись со скал, я пересек воронку и вновь поднялся на высшую точку, где нашел Раковского, пришедшего туда несколькими минутами после меня и отдыхавшего у каменного тура.
Вновь вынув жестянку, я показал ему находившиеся там записки и, положив туда же его визитную карточку, хотел приступить к подробному фотографированию вершины, но к великому сожалению, я оборвал предохранительную полоску у пакета пленок и не мог использовать ни одной из них. На высшей точке вершины удалось сделать только один снимок.
Несмотря на низкую температуру воздуха (- 8°,0 С), на солнышке было довольно тепло, и мы, пригревшись, незаметно для самих себя задремали и проспали около 50 минут.
Хотя высота была значительная (5600 м), но я чувствовал себя превосходно и не испытывал никаких признаков горной болезни. Западная вершина была так близка, так легко доступна, что у меня явилась мысль спуститься на седловину и подняться на западную вершину, но Раковский, чувствуя слабость и усталость, отказался от этого предложения, и в 11 ч. дня мы начали спускаться к Приюту 11-ти.
Спустившись на несколько десятков метров по осыпи, мы вышли на ледяной склон и решили идти напрямик в Приют Пастухова. Связавшись веревкой, я только что хотел двинуться вниз, как по своей неосторожности поскользнулся и быстро полетел вниз по крутому ледяному склону, увлекая за собою Раковского. К счастью, у него веревка развязалась и он успел остановиться вовремя. Я же, тщетно ударяя ледорубом в твердый лед, не мог удержаться и с увеличивающейся скоростью летел все ниже и ниже. При одном из таких ударов я потерял ледоруб и, не имея уже никаких средств для спасения, страшно быстро катился на камни. На камнях, где, наверное, нашел бы себе смерть, я, к счастью, получил спасенье. После нескольких полетов в воздухе, после нескольких сильных ударов я остановился и, благодаря мягкой, теплой одежде, не получил никаких серьезных повреждений; только сильная боль во всем теле мешала передвигаться.
Дождавшись Раковского, я взял у него ледоруб и медленно начал спускаться к Приюту 11-ти. С большим трудом я добрался туда. Здесь с радостью встретили меня М. М. и носильщики и засыпали вопросами о восхождении, о самой вершине и о моем падении.
Между прочим, горцы вообще не верят в возможность достижения вершин Эльбруса, теперь же носильщики имели возможность в бинокль смотреть на наше восхождение до самого последнего момента, когда мы скрылись на вершине.
Скоро подошел и Раковский, которому необыкновенно тяжело было спускаться без ледоруба. Немного позавтракав, мы быстро собрались и стали спускаться в Азау. Эльбрус уже скрылся в облаках, и надвигавшиеся тучи постепенно закрывали Главный хребет. Снег размяк настолько, что нога проваливалась по колено и выше. В особенности трудно было передвигаться мне со страшной болью во всем теле. Только благодаря постоянной помощи М. М. Галкина и Раковского, удалось, наконец, к вечеру добраться до Азау, где я принужден был остаться до своего полного выздоровления.
Благодаря хорошему уходу, я быстро поправился и после трех дней пребывания в сторожке Азау мы вернулись в Юсеньги, посетили прекрасное ущелье Шхельды и Шхельдинский ледник. Время не позволило нам пробраться по леднику до Шхельдинского перевала, ведущего в Сванетию. Мы ограничились лишь тем, что достигли верхней части ледника и стены Шхельды-тау и, вернувшись к концу его, поставили метки по инструкции И. Р. Г. О-ва. В тот же день, 30-го, мы вернулись в караулку Адыл-су и, забрав свои вещи, к вечеру пришли в Урусбиево.
***
Успешный исход нашего восхождения позволяет мне сделать несколько заключений.
Во-первых, мне кажется, что вторая половина июня удобна для восхождений на Эльбрус, так как в течение этого времени в горах стояла удивительно постоянная погода, гораздо более удобная, чем в июле того же года. Снега, правда, было много, но особенных неприятностей он нам не причинил. Наше восхождение, самое раннее из всех восхождений на Эльбрус, досталось нам, несмотря на это, легко, при наличности некоторой тренировки перед Эльбрусом.
Во-вторых, нашей удаче мы обязаны ночлегом в Приюте 11-ти, а не в Кругозоре, как в прошлом году. Сохраняя за Кругозором значение приюта для туристов, посещающих верховье Баксана для того только, чтобы полюбоваться видом на Эльбрус и не желающих делать восхождения на вершину, замечу, что первой необходимостью является постройка какого-либо приюта на высоте 4100 метров, чтобы большинство серьезных туристов могли там перед восхождением на вершину провести ночь или переждать непогоду.
И, наконец, в-третьих, для успеха восхождений на Эльбрус необходимо в долине Баксана организовать кадр надежных проводников и носильщиков, установив за их труд определенную таксу. Тогда восхождение на Эльбрус будет доступно широкому кругу туристов и эта интересная вершина будет так же часто посещаема и так же хорошо изучена, как массивный Казбек. А все это поведет к надежной установке на высшей точке Кавказа серьезной метеорологической будки, значение и ценность которой неоспоримы.
Новый перевал из Баксана в Чегем
По возвращении в Урусбиево, мы намеревались совершить восхождение на Андырчи, наметив путь восхождения по долине реки Джапыр-тала-су. Наблюдая массив Андырчи с седловины Сылт-ран-баши, мы пришли к заключению, что достигнуть вершины можно без особых затруднений, направляясь по речке до основания цирка, заключенного между вершинами Андырчи и Джапыр-тала-баш, и оттуда довольно трудным подъемом достигнуть вершины гребня, составляющего упомянутый цирк, по которому нетрудно дойти до самой вершины.
Но, придя в Урусбиево, мы получили известие, что наши спутники В. А. Конопасевич и А. П. Зотов 2-го июля прибывают в Чегем, где мы должны были соединиться с ними для дальнейшего путешествия по Кавказу. Поэтому нам пришлось отложить до будущего лета попытку восхождения на Андырчи и направиться в Чегем для соединения с дожидавшимися нас там Конопасевичем и Зотовым.
Для сообщения Урусбия с Чегемом существует скучный и долгий травянистый путь через Озроковский поселок, которым обыкновенно пользуются туземцы для сношения друг с другом. Кроме того, есть еще перевал Башиль-ауз, находящийся в верховьях Адыр-су недалеко от Местийского перевала. Этот перевал совершенно неизвестен местным жителям и существует только на Мерцбахеровской карте.
Некоторые иностранные альпинисты искали более короткий путь для прохода из Чегема на Баксан, причем Донкин и Фрешфильд в 1887 году совершили такие переходы, но эти перевалы опять-таки совершенно неизвестны туземцам, убежденным, что ледниками, находящимися в верховьях Адыр-су, невозможно пробраться к истокам Чегема.
Желая посмотреть, насколько труден подобный переход, мы с Раковским решили попробовать свои силы и попытаться пройти в Чегем каким-либо из перевалов, находившихся в верховьях Адыр-су.
После долгого изучения карты, мы остановились на перевале Башиль-ауз, желая проверить его положение и выяснить причины его непосещаемости. К этому нас побуждало еще то обстоятельство, что в 1912 году немецкие альпинисты тщетно пытались пройти этим перевалом, долго блуждали и в конце концов попали из Чегема вместо Урусбия в Сванетию, из которой им удалось пробраться на Баксан Местийским перевалом.
Большую часть наших вещей мы направили в Чегем обычным путем на вьючной лошади, нанятой за 10 рублей у местного лавочника Лагиева. Оставив себе только самое необходимое, мы стали искать кого-либо из туземцев, во-первых, для того чтобы он помог нам нести наши вещи, а во-вторых, полезно иметь привыкшего к горам сильного спутника. Несмотря на все наши труды, никто не находился, и даже известный здесь Сеид Хаджиев, обещавшийся пойти с нами, очевидно, испугался трудностей пути и не приходил к нам для переговоров. Только 2-го июля мне удалось найти стражника Мулата из Адырсуйской сторожки, который согласился идти с нами, но, ссылаясь на серьезность перехода, просил взять с собою еще горца Хаджи Мурзу Урусбиева - лучшего ходока и охотника на Баксане.
Простившись утром 2-го июля с М. М. Галкиным, возвращавшимся в Нальчик, мы принялись за последние приготовления и, дождавшись, пока будет пополнен запас провианта хлебом, мясом и яйцами, в 3 час. дня простились с гостеприимным князем Богатом и при добрых пожеланиях наших многочисленных знакомых горцев выступили в долину Адыр-су. Задержавшись на один час в выселках у устья Адыр-су, мы, наконец, в 4 часа дня стали круто подниматься на первую террасу, проходя самую узкую часть прекрасной долины Адыр-су.
Погода сулила мало радостей. С утра шел дождь; все горы были покрыты густой пеленой тумана, и мы не имели возможности любоваться мощными вершинами, украшавшими эту прекрасную долину. Но вот поднялся ветер; заколыхался туманный покров, окутывавший горы, и медленно пополз вниз по долине.
По мере того, как мы поднимались, погода делалась лучше и лучше. Лишь легкие облачка оставались на мрачных утесах, когда мы подходили к устью реки Сулукола, а белоснежные вершины уже резко вырисовывались на ясной лазури. Казалось, что погода меняется к лучшему, и нам не придется на перевале страдать от тумана и снежной бури. Слева открылись вершины Куллум-кол-баши и Термен-баши, а справа вздымался мощный, удивительно смелых очертаний, массив Кой-ауган-баши, одной из вершин группы Андырчи. В конце долины уже показалась громадная Уллутау-чана, начинавшаяся золотиться в лучах вечернего солнца.
Было 7 часов вечера, когда мы пришли на широкий луг, где стояла убогая ветеринарная будка; уже длинные тени легли на долину, только группа Кой-ауган-баши да Уллутау-чана продолжали блестеть под лучами вечерней зари.
Гостеприимные стражники уступили нам свои койки, развели костер, заварили чаю и вообще сделали все, что могли, чтобы нам было удобно провести ночь в этой бедной сторожке. Уже солнце село, и густой вечерний туман наполнил верховье долины; и хотя этот туман у местных жителей является предзнаменованием хорошей погоды, Хаджи Мурза предсказывал на завтра дождь и, относясь серьезно к предстоящему переходу, советовал на следующий день (3 июля) не выступать, а переждать в будке. Мне казалось, что его опасения напрасны, и я твердо решил отправиться на следующий же день к перевалу.
Напившись чаю и быстро поужинав, мы улеглись на предоставленные нам койки и скоро заснули. (Барометр 567 mm, высота 2340 метров).
На следующий день против наших намерений мы проснулись только в 7 часов. Дивное ясное утро говорило за такой же прекрасный день. Мы быстро стали собираться, но Хаджи Мурза, по-прежнему опасался непогоды, убеждал, как мог, остаться на один день в сторожке. Ждать нам было нельзя, и мы решительно настояли на выступлении.
Слегка закусив и закончив наши несложные сборы, мы в 7 ч. 40 м. утра вышли к перевалу. Смущал нас немного поздний выход, но мы решили все-таки попробовать в тот же день добраться до перевала, а в случае неудачи, разведав путь, переночевать возможно ближе к цели и 4-го июля снова повторить попытку. Еще в будке проводники заявили нам, что дороги они не знают и полагаются на наше знание карты. Мы с трудом объяснили им (они совершенно не говорили по-русски), что мы хотим пройти к Местийскому перевалу и, не доходя до него, свернуть на восток к истокам глетчера Башиль-аузу. Казалось, что они поняли нас, и мы, полагаясь на знание ими пути к Местийскому перевалу, бодро шли за ними.
Мы двигались вверх по правому берегу Адыр-су, пока в 8 час. утра не дошли до речки Куллумкола, являющейся четвертым от Баксана правым притоком Адыр-су. Тропа вступила в густой хвойный лес и круто пошла кверху по правому берегу Куллумкола.
Нас удивило сначала такое отклонение от прямого пути, так как мы двигались на восток, вместо того, чтобы идти на юг к истокам Адыр-су, но, думая, что это какой-либо обход, мы не запротестовали и продолжали подниматься по еле заметной тропе по правому берегу Куллумкола.
Лес начал редеть, и сквозь тонкие стволы сосен уже засверкали в глубине долины вечные снега Адырсу-баши. Вот лес совсем кончился, и путь наш пошел вверх по речке, то пересекая жалкую травку, то следуя по мелкой и крупной осыпи. Сзади нас во всей красе открылась группа Койауган-баши и Гумачи, а впереди громоздились желто-серые утесы Термен-баши, кой-где покрытые снегом.
Нам стало ясно, что мы идем не к Местийскому перевалу, а в верховье Куллумкол-су, где должны были находиться переходы Донкина и Фрешфильда. Мы остановили наших проводников и, как могли, спросили их, знают ли они, куда нас ведут. Они ответили отрицательно, и когда я объяснил им еще раз, куда нам нужно было идти, то они хотели было возвращаться обратно. Я и Раковский решили изменить первоначальное намерение и, отказавшись от перевала Башиль-ауз, рискнуть пройти где-либо в верховьях Куллумкол-су. У нас явилась надежда найти здесь какой-либо новый переход, что было гораздо интереснее, чем следовать ранее посещаемым перевалом Башиль-аузу.
Придя к такому решению, мы быстро стали подниматься вверх, придерживаясь правого берега Куллумкола. После небольшого привала на высоте 2750 метров в 9,5 часов утра мы повернули прямо на восток, пересекая многочисленные ручьи, на которые здесь разделялся довольно многоводный Куллумкол.
Теперь наш путь шел по очень крупной осыпи по берегу небольшого ручья, текущего в северо-западном направлении. По бокам громоздились отвесные скалы, образуя в этом месте очень узкое дикое ущелье. Впереди поднимались хаотические нагромождения гигантских камней, за которыми ослепительно блестели на солнце крутые ледники группы Адыр-баши.
Подниматься было по такой осыпи довольно скучно и утомительно. Выбирая удобный путь, приходилось прыгать с камня на камень, балансировать и все внимание сосредоточивать на устойчивости камней и на сохранении собственного равновесия. Сосредоточенно прыгали мы один за другим, не смотря по сторонам и не имея возможности любоваться дивными видами, открывавшимися по мере нашего подъема.
Вдруг во время такого скучного пути из-под самых наших ног выскочила какая-то коричневая масса, остановилась на мгновенье и стрелой помчалась от нас кверху. Наши проводники, быстро сняв винтовки, открыли по убегавшему туру пальбу, но напрасно: быстроногое животное уже давно успело скрыться, оставив на серых камнях лишь несколько капель крови и клочок своей шерсти. Проводники были рады и этому, как доказательству меткости выстрела.
После скучного подъема, мы оживились ненадолго и быстрее стали подниматься на верх, надеясь увидеть оттуда верхнюю часть ущелья. Только в 10 час. 15 м. добрались до верхушки осыпи на высоте 3200 метров, откуда открылся дивный вид на окружавшие нас высоты и верховье долины.
Мы стояли на правом берегу довольно широкого ледника недалеко от его конца. Левый склон его представлял собою мощный хребет, изрезанный скалистыми обрывами и крутыми глетчерами, над которыми вздымались вершины Адыр-баши. В верхней части ледника хребет понижался, образуя очень крутую стену, покрытую густым покровом снега. Эта стенка, замыкавшая ледник с юго-восточной стороны, и была нами выбрана за перевальный хребет. Далее правый склон ледника образовывал хребет, состоявший из горы с очень многими башнеобразными вершинками, за которой следовал скалистый кряж, а ближе к нам крутым ледопадом ниспадал довольно широкий ледник, впадая в другой, на боковой морене которого мы стояли. Этот ледник с окружающими его высотами удачно изображен на нашем фотографическом снимке.
Воспользовавшись этим наблюдательным пунктом, мы вынули карту и довольно скоро могли ориентироваться, хотя ни пятиверстка, ни Мерцбахеровская карта не давали точного понятия об этой местности. Только карта Фрешфильда довольно верно изображала этот ледник с боковыми ледяными притоками и окрестными вершинами. Мы скоро пришли к заключению, что этот большой ледник, по которому нам предстояло подниматься, есть северный Адыр-суйский глетчер (Nord. Adur-su gletch. Merzbacher).
После внимательного осмотра местности и зарисовок мы в 10 ч. 45 м. двинулись дальше, направляясь по завалу камней, составлявшему боковую морену ледника, параллельно его правому берегу. Перед нами был виден грязный конец одного из языков глетчера, откуда и брала начало речка, по которой мы поднимались. Нам хотелось продвинуться по осыпи до языка, обойти его и тогда уже вступить на лед.
Слева от нас из-за хребта виднелись скалистые вершины Тютю-баш и далее Джаплик-баш. Немного впереди спадал с правого склона крутой широкий глетчер, вверху которого и находился перевал Донкина.
Добравшись до конца правого языка нашего ледника, мы довольно легко обошли его и, двигаясь по морене, в 11 ч. 20 м., на высоте 3300 метров, решили, наконец, вступить на лед.
Легко минуя узкие, но очень многочисленные трещины, мы дошли до середины ледника и стали подниматься по нему к основанию хребта, через который хотели перевалить. Сначала двигаться было очень легко, так как глетчер был свободен от снега и открытые трещины не представляли затруднений; но скоро кончился этот легкий участок, перед нами ледник был покрыт глубоким снегом, под покровом которого скрывались многочисленные трещины. Пришлось связаться веревкой и подвигаться вперед очень медленно, утопая в размягченном снегу иногда значительно выше колена. Справа от нас поверхность ледника была сильно изорвана, поэтому пришлось держаться левей, ближе к правобережному хребту. По мере нашего подъема открывались великолепные виды на группу Андырчи, за которой, слегка прячась в облаках, выглядывал ослепительно белый купол Эльбруса.
Слева от нас широким ледопадом из невидимых бассейнов стекал ледник, по которому прошел когда-то Донкин. Справа изрезанный трещинами на отдельные столбы, делясь на несколько рукавов, круто спадал ледяной поток с вершины Адыр-баши.
Пройдя около 2 километров, мы вновь вступили на свободный от снега участок, покрытый как бы застывшими ледяными волнами. Мы приближались к крутому склону хребта на правом берегу ледника. Поверхность его была покрыта многочисленными глыбами камней, свалившихся с правобережного склона. Мы старались обойти это место, чтобы избежать падающих камней, но сделать это было очень трудно, так как справа от нас поверхность ледника, изрезанная трещинами, представляла очень серьезные затруднения. Мы медленно подвигались вперед, а камни разных величин беспрерывно скатывались на лед и, немного не достигая нас, останавливались. Это явилось для нас интересным развлечением, и мы находили большое удовольствие ускользать от этой непрошеной бомбардировки. Наконец, кончилась опасность от падающих камней; мы стали подходить к двум небольшим, но сильно растреснутым ледниковым притокам, спускавшимся с правого склона нашего ледника и сливавшимся с главным потоком. Направление взяли к большому снежному бугру, который поднимался у подножья могучего массива, находившегося на восточном углу между нашим ледником и впадавшими в него боковыми притоками. По мере приближения снег становился все рыхлее и рыхлее, и нам пришлось много поработать, увязая иногда до пояса в снегу, прежде чем в 12 ч. 30 м. дня, на высоте 3500 метров, достигли бугра, оказавшегося свежим снежным обвалом. Перед нами подымалась масса твердых снеговых глыб, громадной величины, которая, очевидно, очень недавно свалилась из крутого кулуара.
Прыгая с глыбы на глыбу, мы скоро миновали этот обвал и по ровной поверхности ледника направились к концу длинной осыпи, спускавшейся с правобережного хребта и достигавшей Адырсуйского глетчера. На крайних камнях этой осыпи мы намеревались устроить небольшой привал перед последней трудностью -восхождением на крутую стенку перевала.
Справа от нас вздымался удивительно крутой скалистый хребет, покрытый широкими полосами льда и снега, рассеченного во многих местах грозным бергшрундами (подгорная трещина). Слева нам опять начали угрожать камни, которые, прыгая, скатывались на ледник. Камни эти достигали очень значительных размеров, и нам пришлось свернуть направо, чтобы избежать этой опасности.
Конец осыпи был близок, и его крупные камни манили к себе для отдыха от ходьбы по рыхлому снегу. В час дня мы достигли этих камней на высоте 3580 м.; быстро развязав веревку и сняв рюкзаки, мы стали было приступать к необходимой трапезе, как вдруг совсем недалеко от нас загрохотали, запрыгали падающие камни. Мы насторожились; казалось, что все затихло, как вдруг опять прямо на нас, грохоча, посыпалась целая масса различной величины обломков. Быстро вскочив на ноги, мы обратились в поспешное бегство, направляясь к середине ледника, оставив мысль отдохнуть на этих предательских камнях.
Поднявшись на 40 метров, мы в 1ч. 20 м. дня расположились для отдыха прямо на снегу недалеко от основания большого скалистого хребта, почти сплошь покрытого снегом. Этот хребет, подымавшийся на 140 метров, и загораживал нам путь в Чегем.
Закусив и отдохнув, мы подвязали кошки, связались веревкой и направились к снеговой стене, выбирая поудобнее место, где можно было бы перейдя через полузакрытый снегом бергшрунд, который тянулся вдоль всей стены.
Выбрав наиболее узкое место, мы поодиночке переправились и через 10 минут были на другой стороне подгорной трещины. Перед нами поднималась снеговая стена в 50° наклона. Она почти посредине была разрезана крутым скалистым утесом, налево от которого тянулась снежная седловина, а еще левее из толстого слоя снега торчали темно-красные зубцы скал. Опасаясь, что на той стороне упомянутой седловины могут существовать карнизы, мы решили направиться левее седловины и перевалить несколько выше ее между скалистыми зубцами. Снег был рыхлый, очень крутой, ступенек рубить было нельзя, и он задал нам очень тяжелую работу. Я был первым в нашей цепи и сильными ударами ног делал ступени; вследствие трудности такой работы приходилось делать кратковременные отдыхи через каждые 20 шагов. Наконец в 2ч. 10 м. дня наша атака увенчалась успехом, и мы подошли к основанию двух скалистых зубцов, которые так близко подходили друг к другу, что в пространство между ними едва-едва мог пролезть один человек. В 2 ч. 15 м. мы все стояли на высшей точке перевала и смотрели на широкий ледник, простиравшийся под нашими ногами, на прекрасные вершины, которые подымались справа и слева, и, наконец, на громадный хребет, возвышавшийся далеко впереди с Тихтенгеном во главе. (Высота перевального пункта 3760 м). Недолго нам пришлось любоваться этой величественной панорамой: густые облака, закрывая могучие вершины, быстро плыли на нас, наполняя нижнюю часть Башильского глетчера.
Впереди нас ждал путь, полный неизвестности и могущий оказаться весьма опасным, если непроницаемый туман наполнит ледник и лишит нас возможности ориентироваться. Поэтому мы решили, как можно скорее двигаться вперед. Соорудив невысокий каменный тур, мы положили туда наши карточки и, простившись с Хаджи Мурзой, который должен был возвратиться в Адырсуйскую сторожку, в 2 ч. 25 м. дня стали спускаться с хребта.
Связавшись веревкой, мы довольно быстро скатились с очень крутого снежного склона и, перейдя крутую осыпь, добрались до верхней части ледникового потока, спускавшегося с восточных склонов Адыр-баши. Этот ледник является северо-западным рукавом Башильского глетчера.
Наш путь шел по рыхлому снегу, который толстым слоем покрывал очень пологую поверхность ледника; по обеим сторонам высились безымянные вершины удивительно красивых и фантастических форм. В особенности была эффектна вершина на правой стороне ледника. Она высоко возносила из толстого ледяного покрова свою острую, как игла, маковку, а лед огромной массой свешивался с могучего скалистого плеча, обрываясь над пропастью.
Мы бодро двигались вперед, восхищаясь невиданными горными формами. Туман быстро плыл и скоро скрыл от нас нижние участки ледника, по которому мы спускались. Пройдя около километра по ровному фирну, мы принуждены были остановиться на вершине громадного ледопада, которым обрывался ледяной поток. Гигантские трещины и колоссальные сераки делали спуск по нему почти невозможным.
Мы повернули влево, направляясь к левобережному хребту в надежде найти путь, чтобы обойти этот ледяной хаос.
Перейдя ряд очень больших трещин по сносным снежным мостикам, мы остановились перед огромной продольной трещиной у самого берега, напоминающей бергшрунд. После некоторых усилий мы прошли через нее и добрались до левобережного хребта. Между скалами и льдом лежал крутой глубокий снег, образуя очень удобную для спуска дорожку, и мы быстро спустились по ней.
Этот спасительный снег довольно быстро привел нас к нижнему концу ледопада. Миновав несколько трещин и обойдя целый ряд огромных ледниковых колодцев, мы вновь вступили на легкий участок пути. Туман скрыл от наших глаз склоны ледника, а вскоре непроницаемая пелена его окутала только что пройденный ледопад и бросила завесу на наш дальнейший путь.
Пользуясь удобной дорогой, мы быстро спускались, пока не дошли до второго ледопада, несколького меньше, чем первый. Чтобы обойти его, пришлось свернуть на левобережный хребет, во многих местах покрытый крутыми потоками осыпи; мы следовали то хребтом, пересекая осыпи, то вновь переходили на ледник, перебираясь через широкие и глубокие трещины. Двигаясь таким образом, мы удачно обходили ледопад. Только в одном месте пришлось остановиться перед громадной сползавшей массой осыпи. Дав ей скатиться на ледник, мы быстро прошли это место, так как все время летели камни, едва не задевая нас.
Наконец, в 3 ч. 50 мин. мы миновали второй ледопад и начали спускаться по левому склону. Склон этот состоял из огромных каменных глыб и своим видом напоминал очень широкую морену. Мы продолжали двигаться по леднику, поверхность которого на очень большом протяжении была покрыта различными скалистыми обломками. Подвигались мы довольно успешно, только изредка приходилось задерживаться перед какой-либо трещиной в поисках ледяного мостика.
Пока спуск был не очень труден, но зато полон всяких неожиданностей и сюрпризов. Скоро мы подошли еще к одному ледопаду, меньшему, чем два предыдущих. Этот ледопад являлся, очевидно, продолжением ближайшего к нему верхнего. Придерживаясь левого склона, мы благополучно миновали и этот изорванный участок ледника. Двигаясь далее в том же направлении, частью по льду, частью по осыпи, мы в 4 ч. 30 мин. на высоте 3100 метров остановились перед последним колоссальным ледопадом, которым этот ледниковый рукав ниспадал к главной восточной ветви Башильского ледника.
Этот необычайный по своим размерам ледопад, теряясь нижним концом в туманной дымке, казался чем-то абсолютно непроходимым, и мы, сняв кошки, решительно повернули налево, перейдя на осыпь, а затем на скалы. Скалы оказались довольно сносными, и мы без особого труда в 4 ч. 50 мин. дошли до невысокого каменистого тура, стоявшего как раз на углу скалистого хребта между северо-западной и юго-восточной ветвями ледника Башиль-ауз. Кем сложен этот тур и для какой цели, нам выяснить не удалось, хотя кто-то передавал, что этот тур поставлен по пути к перевалу Башиль-аузу, которым туземцы пользовались не только для перехода в Урусбиево, но и в Сванетию.
Пройдя немного по хребту в восточном направлении, мы увидели, что гигантский ледопад можно обойти по скалам и затем спуститься на ровную ледяную поверхность главного рукава глетчера Башиль.
Спустившись немного с хребта, мы стали двигаться по скалам параллельно направлению ледника, стараясь найти удобное для спуска место. Мулат пошел на рекогносцировку и скоро нашел крутой кулуар, наполненный очень твердым снегом. Мы попробовали было им спуститься, но вследствие очень большой крутизны нашли этот спуск довольно опасным, тем более что не хотелось рубить ступеней. Кулуар был оставлен, и мы начали спускаться по скалам, достигнув в 5 ч. 50 м. морены Башильского ледника на высоте около 2700 метров. Сзади нас огромной стеною высотой около 400 м, весь изрезанный трещинами, стоял последний ледопад, который образуется при соединении двух ветвей Башильского ледника.
Пройдя по легкой морене, мы вскоре вступили на ледник и, перепрыгивая через узкие трещины, быстро приближались к его концу.
Удивительно красив и правилен этот ледник. Чистая поверхность его была покрыта гладким зеленоватым льдом, по которому весело журчали ручейки, со звоном скатываясь в красивые трещинки. На его поверхности нет ни грязи, ни камней, только изредка можно встретить группу прекрасных ледниковых столов, похожих на гигантские грибы, выросшие на зеркальной поверхности глетчера.
Всю дорогу нам пришлось жалеть о неимении пленок и пластинок, которые уже давно были все израсходованы.
Впереди уже показался нижний конец ледника, и мы с удвоенной энергией спешили спуститься в долину Чегема, довольные, что все трудности остались за спиной и что переход совершен вполне благополучно.
В 6 ч. 50 мин. мы дошли до великолепного грота, из которого вырывался могучим фонтаном бурный поток Башиль-ауз, дающий начало многоводному Чегему.
Дальнейший путь шел сначала по завалам конечной морены; затем, перейдя через довольно большой ручей, мы вскоре вышли на тропинку и в 7 ч. 30 м. вечера добрались до самого верхнего в этой долине коша.
У гостеприимных хозяев коша мы прекрасно устроились на ночлег, а на следующий день, простившись с Мулатом, направились далее и в 2 часа дня уже были в Чегеме.
***
По прилагаемым картам и фотографическим снимкам можно легко найти наш перевал. Положение его на хребте видно из снимка долины Адыр-су с седловины Сылтрана.
***
В заключение скажу несколько слов о наших проводниках. Никогда еще я не встречал более энергичных и умных проводников, чем Хаджи Мурза Урусбиев и Мулат. Обладая лишь одним недостатком - незнанием русского языка - во всем остальном они являются самыми надежными людьми на Баксане, и я смело могу их рекомендовать всем, кто соберется посетить эту долину.
Перевал Твибер
На следующий день после нашего прихода в Чегем мы встретились с В. А. Конопасевичем и А. П. Зотовым, которые только что вернулись с интересной экскурсии по долине Джилги-су к перевалу Сырын. После долгих разговоров о наших последних странствованиях мы стали обсуждать дальнейшие планы экскурсии и решили 6-го июля выступить в Сванетию Твиберским перевалом.
Нам предстояло нанять двух постоянных проводников, которые бы служили нам и для предполагаемых восхождений. Один из них уже был нанят В. А. Конопасевичем, по рекомендации старшины Балкарокова; это был чегемский житель Акпаш Келеметов, или Бек Мурза, как его называли чегемцы. Превосходный охотник, великолепный ходок, он обещал быть очень полезным для нас спутником. Скоро нашелся и другой проводник, товарищ Бек Мурзы, чегемец Ибрагим Кудаев. В цене мы с ними сошлись очень быстро, предложив каждому по 3 рубля в сутки.
Перед выходом в Сванетию мы отобрали из всего нашего багажа наиболее необходимое, поручив оставшуюся в Чегеме часть перевезти в Безинги обычным травянистым путем. Это было сделано нами для того, чтобы по возможности облегчить предполагаемый переход через Цанерский перевал, который мог бы оказаться недоступным для нас благодаря большому весу багажа.
После всех приготовлений, навьючив на ослика наши вещи, мы в 12 ч. дня наконец покинули Чегем, направившись по знакомой уже дороге вверх по речке Чегему.
Скоро мы дошли до устья долины Гара-ауз-су, в глубине которой во всю свою мощь открылся страшный Тихтенген.
Погода была великолепная, и не было намека на ее изменение к худшему.
Быстро двигался наш караван вверх по красивой долине, пока к вечеру мы не подошли к минеральному источнику у подошвы Тихтенгена на правом берегу речки, берущей свое начало от ледника Кулак, по которому и лежал наш дальнейший путь на перевал.
Поднявшись на пригорок, где стояла ветеринарная будка, мы выбрали ровное место и разбили палатку. С нашего лагеря открывался грандиозный вид на громадный Тихтенген и угрюмый хребет Кору, вершины которого уже меркли в вечерних сумерках.
Твиберский перевал (3600 м). Фото С.Я.Голубева
Наняв еще 2-х носильщиков в помощь нашим проводникам для переноски багажа через перевал, мы развели костер и принялись за приготовление горохового супа из гороховой колбасы, которую в большом количестве взял В. А. Конопасевич. Мы впервые пробовали это немецкое изобретение и все остались им очень довольны.
На следующее утро после довольно продолжительных сборов, в 7 часов стали спускаться с холма, где был расположен наш лагерь и, перейдя по хорошему мосту через бурный поток, направились по правому берегу вверх по ущелью Гара-ауз-су, покрытому мелким лесом.
Скоро нам предстояло вновь перебираться через этот ручей, но по срубленному дереву, перекинутому на довольно большой высоте через его быстрые воды. Переправившись на левый берег, мы быстро стали подниматься по сносной тропе, приближаясь к конечному ледопаду ледника Кулак или Сгимар, как его называют сванеты.
Путь шел по узкой каменистой тропе и не представлял никаких затруднений. По мере приближения к леднику тропа терялась в камнях конечной морены, но, повернув немного к левобережному хребту, снова узкой лентой шла вверх, то по склону хребта, то по боковой морене ледника.
Миновав пещеру, находившуюся недалеко от конца ледника, мы после небольшого привала вереницей стали подниматься на ряд уступов, по которым вилась тропинка.
Слева от нас вздымался громадным массив Тихтенгена, изрезанный крутыми ледниками, стекающими с его отвесных склонов.
Хребты, ведущие в вершине, поднимали к нему исполинские зубья и весь гребень Тихтенгена напоминал спину какого-то сказочного чудовища.
По мере подъема начинал открываться вид на правобережный хребет, который венчался острой пирамидой девственной Кулак-тау, немного закутанной легким покровом облаков.
Идти было очень легко, и мы без отдыхов и остановок продолжали подниматься по левому склону, пока в 10 ч. 30 м. утра на высоте 3200 метров не остановились на небольшой привал у ледникового потока, спускающегося со скалистой пирамиды Бодорку. Миновав эффектный ледопад этого глетчера, мы скоро прошли мимо великолепного моренного озерца и, не останавливаясь, стали взбираться на морену ледника Кулак. Нам казалось, что путь по льду будет значительно удобнее, и мы вскоре вступили на гладкую поверхность глетчера и, растянувшись длинной вереницей, быстро подвигались по легкой дороге.
Тихтенген уже остался сзади нас, и мы проходили мимо хребта, тянувшегося от вершины Тихтенгена по правому берегу ледника. Хребет в этом месте сильно понижается и, как мне кажется, может служить перевальным пунктом на ледник Китлод, по которому возможно скоро добраться до истоков Твибера. Если этот переход не имеет практического значения, то он, бесспорно, очень интересен для альпиниста.
Наш караван, бодро шагая и не встречая никаких препятствий, уже приближался к подножью Кулак-тау, направо от которой тянулся очень крутой и высокий хребет; на верху его Мерцбахер отметил Bish Pass, сокращающий значительно обычный путь через Твиберский перевал. Мы хотели было послать носильщиков обыкновенным путем, а самим попытаться пройти через этот Pass, но ввиду недоверия к носильщикам принуждены были отказаться от этого интересного перехода. По-видимому, Bish Pass представляет такие существенные трудности, что пользоваться им очень рискованно и предпочтительнее идти через обычный Твиберский перевал.
Вскоре наш караван повернул по направлению ледника на запад и медленно стал подниматься по его поверхности более крутой, чем на нижних участках. Оставив слева широкий ледопад, мы пересекли грубые осыпи и, поднявшись по снежному склону, в 1 час дня стояли на вершине Главного хребта в верховьях ледяного потока, стекающего на южный склон Кавказа и ведущего в сказочную Сванетию.
Перед нами тянулся мощный хребет, увенчанный скалистыми вершинами Башиль-тау, Тот-тау, Свет-гар, с которых спадали крутые ледники в ледник Лычата, лежавший под нашими ногами.
Сделав несколько фотографических снимков, мы бросили прощальный взгляд на северный Кавказ и, веселые, стали быстро скатываться по крутой шиферной осыпи в верховье ледника Лычат, по которому предстояло спуститься к потокам Твибера.
Бодро зашагал наш караван по рыхлому снегу, любуясь незнакомыми горными формами, стремясь поскорее выбраться из этого цирка, чтобы с высоты ледников увидеть цветущую Сванетию. Но громадные ледяные потоки не сулили нам так скоро насладиться картиной зеленого Закавказья.
Сначала мы двигались прямо на запад, но потом стали повертывать на юг, пока довольно значительный ледопад не заставил носильщиков опять повернуть на запад, чтобы, придерживаясь правобережного хребта, по сравнительно отлогому снегу, обойти сильное падение ледника. Мы же пошли напрямик и, обойдя наиболее изорванную часть ледяного потока, без всяких затруднений миновали несколько трещин и колодцев и спустились на нижнюю площадку ледника.
На чистой ледяной поверхности очень часто попадались нам следы скота, в большом количестве прогоняемого через этот перевал. Эти следы служили указателем правильного направления по бесконечно длинным ледникам, общий путь по которым очень легок, но утомителен вследствие своей продолжительности.
Пройдя по ровной снежной поверхности, мы спустились по крутой осыпи поверхностной морены к началу Дзинальского глетчера, являющегося продолжением глетчера Лычат.
Скоро подошли к нам отставшие носильщики, и наш караван, состоявший из 8-ми человек, стал длинной цепью опускаться по новому ледяному потоку, направляясь к верховьям Твиберского ледника, до которого оставалось около 4-х километров.
Широкая ледяная поверхность Дзинала, благодаря подтаиванию и выветриванию, была изрыта непрерывными углублениями и ямами, и казалось, что темные горные духи в азарте своей сатанинской пляски вскопали и изуродовали этот ледник.
На протяжении всех 4-х километров мы не шли, а непрерывно упражнялись в гигантских прыжках, к которым под конец так привыкли, что делали это машинально, и нам казалось странным, когда попадался ровный участок, по которому можно было двигаться обычными шагами.
Наконец, наша гимнастика кончилась, и в 4 часа дня мы достигли соединения Дзинальского ледника с Твибером на высоте 2700 метров.
Пройдя немного по левой морене Твибера, мы остановились на камнях у подножья невысокой горы, сплошь покрытой чудным покровом изумрудной травы.
Зеленая шапка этого холма удивительно выигрывала своим контрастом с черными утесами и ослепительно белым снегом громадных ледников, которые текли у ее подножья.
Против нас спускались ледяные потоки Твибер, Асмаши и Сери, за которыми высились мрачные скалы вершин Главного хребта. После небольшого привала мы вступили на Твиберский ледник и, немного пройдя по нему, увидели в глубокой дали снега Сванетских гор и зеленеющие склоны Закавказья.
Чистое синее небо, яркая зелень далеких гор, близость загадочной Сванетии заставили нас забыть про усталость и быстро спускаться в ущелье Твибера. Но не так-то скоро нам суждено было сойти с ледяного пути и ступить ногою на землю южного склона.
Пройдя около километра по гладкому льду, мы вскоре заметили, что дальнейшая часть ледника сплошь завалена камнями. Другого пути не было, и нам пришлось спускаться по этой крупной и грубой поверхностной морене.
Сначала нас развлекал этот путь, ставший на смену надоевшему прыганью по ледяным ямам, и мы довольно сносно подвигались к конечной цели. Но потом, когда осталось несколько километров такого пути, а дальнейшее не сулило никакого изменения, мы разразились градом упреков по адресу тех мировых сил, которые покрыли поверхность ледника такими неприятными камнями.
Наконец, слева от нас показался конец глетчера Китлод; чистый и белый, он скатывался к грязному Твиберу.
Мы приближались к концу Твиберского ледника, двигаясь по-прежнему по каменным глыбам и только иногда встречали на своем пути участки открытого грязного льда.
Благодаря каменному завалу трудно было различить, где кончается ледник и где начинаются конечные и боковые морены. Иной раз казалось, что мы стоим на твердой земле, но вдруг нога скользила на мелком шифере, и под ним обнажался крутой лед, доказывавший нам, что мы еще не сошли с длинной ледяной дороги.
Наконец, мы повернули к правобережному склону и после нескольких очень крутых спусков ступили на каменистую тропинку, оставив за собой шестнадцатикилометровый переход по ледяным потокам.
Итак, мы были в Сванетии и спускались по узкой, еле заметной тропе к зеленым лугам и пышным лесам этой интересной и единственной в своем роде страны.
С первых же шагов мы убедились, что это действительно знаменитая своими неудобствами сванетская тропа. Она узенькой лентой шла густыми зарослями кустарника, пересекала без всяких мостов бурные потоки, проходила под струями холодных водопадов. Эта тропа то круто спускалась к Твиберу, то без всякого смысла опять начинала круто и высоко подниматься в гору. Затем следовал опять спуск, опять подъем, и так беспрерывно она извивалась по узкому ущелью Твибера.
Уже начинало смеркаться, когда мы подошли к бурному потоку. Сделав несколько шагов, мы вышли из-за деревьев и остановились, восхищенные видом на зеленые луга Сванетии, пестревшие белыми башенками селений. Спустившись к ручью, мы перешли через него по прочному снежному мосту, заботливо переброшенному природой через свирепые воды Твибера.
Затем опять бесконечно чередовались спуски и подъемы по узкой каменистой тропе, затерянной в густой заросли лиственного леса. Уже совсем почти смеркалось, когда нашим очарованным взорам предстал красавец Тетнульд, как-то сразу вынырнувший из-за вершины левобережного хребта, а внизу в глубоких вечерних сумерках совсем близко показались башни Жабеша.
Ночь надвигалась быстрей и быстрей, мы почти бежали по крутой тропе, теперь уже спускавшейся к устью Твибера. Было совсем темно, когда мы переходили по хорошему мосту через широкую и быструю Мульхру.
В ночной темноте еле заметно белели высокие Сванетские башни, но мы не обращали на них внимания, занятые поисками удобного для лагеря места.
Наконец, перебравшись через какой-то забор, мы выбрали великолепную лужайку с копнами свежескошенного, благоухавшего сена и разбили свою палатку.
Кругом все спало. Яркие звезды тихо смотрели с немного южного неба на спящие селения, на черные склоны лесистых гор и на вечные снега хребтов, за которыми скрывалась пирамида царственного Тетнульда.
Быстро приготовив ужин, мы улеглись в тесной палатке и достаточно усталые после тридцативерстного перехода крепко заснули.
