Мысль об устройстве высокогорной гидрометеорологической станции на Эльбрусе зародилась давно, еще у научных работников Русского географического общества. В августе 1898 г. для выяснения условий и места постройки этой станции на Эльбрус был командирован альпинист Н. В. Поггенполь. Но дальше этого дело не пошло.
Только при советской власти, в 1932 г., в Гидрометеорологическом комитете СССР снова заговорили об этом.
Установка метеорологической станции на большой высоте нужна не только для изучения высоких слоев атмосферы, но и для изучения климата высокогорных областей Кавказа. На массиве Эльбруса наблюдается громадное скопление снега и льда (144 кв. км). Это имеет большое влияние на климат и погоду прилегающих районов. Организовать метеорологическую станцию было решено на Приюте одиннадцати (4 250 м), на южных склонах Эльбруса. Но запоздали кредиты, и в результате в 1932 г. на Приюте одиннадцати установить станцию не удалось. Все же, несмотря ни на какие трудности, было решено установить станцию хотя на Кругозоре Эльбруса (3 200 м), в Приюте ОПТЭ, правда, совершенно неприспособленном к зимовке.
Но уже и эта станция явилась самой высокой в СССР, не считая памирских станций.
12 декабря 1932 г.
После четырехдневного сидения в Терсколе, прошедшего в бесконечных переговорах с балкарцами о подъеме грузов на Кругозор, мы, руководимые одной мыслью — подняться во что бы то ни стало, наконец добрались до Кругозора. Вереницы ишаков день и ночь тянулись с поляны Азау по крутой снежной тропе. Местами ишаки уходили по уши в снежные траншеи, выкопанные нами в сугробах, а местами карабкались по обветренным и обмерзшим склонам. Только «балкарский мотоциклет», как в шутку мы называем ишаков, мог проделать такую работу.
Погода стояла солнечная и морозная, но к вечеру разразилась буря. Бешеный западный ветер гнал массу снега и засыпал еще не убранные наши вещи. На завтра нас должны покинуть директор Кавказского горного бюро погоды К. К. Туроверов и его спутник, а сейчас они деятельно помогают нам устанавливать ветродвигатель.
Пурга разбушевалась...
13 декабря
Всю ночь бушевала буря. Через громадные щели тонких стенок приюта в комнату намело сугробы снега. Холод страшный, и нам здесь предстоит зимовать! Туроверов очень спешит спуститься. Настал момент расставания. Тяжелая минута. Рвется последняя нить с внешним миром. На много месяцев впереди — одиночество, мороз, бури, снега, грохот зимних лавин.
В последний раз мы жмем друг другу руки, подоспевший порыв ветра подхватывает прощальные слова и уносит их в беспредельную высь, к суровым снежным вершинам.
Стоим, опустив головы, с тяжелым чувством. Но вот взгляды падают на засыпанные снегом неубранные вещи... Оживаем. Радист С. Лысенко кидается к частям динамо, я и наблюдатель В. А. Никитин — к приборам; работа закипела.
Теперь только от нас зависит наше благополучие, надеяться не на кого.
14—31 декабря
Все это время на зимовке шла оживленная, беспрерывная работа: устанавливали приемно-передающую радиостанцию, в саженных сугробах разрывали площадку для будок с метеорологическими приборами. Отепляли свое жилище и доделывали ветродвигатель.
Бураны сменялись ясными днями, ясные дни — буранами…
1 января 1933 г.
Сегодня праздновали начало первых метеорологических наблюдений; в час ночи - открытие станции на Эльбрусе. А заодно встречали Новый год.
4 января
Жизнь вошла в свою колею. Наблюдения производили четыре раза в сутки: в 1 ч. , 7 ч., 13ч., 19 ч. Очень страдали от холода. Наш барак совсем не держит тепла, да и топить нечем.
Радиосвязь не налажена, никак не можем зарядить ветродвигателем аккумуляторы, да и Пятигорск не работает, иначе мы бы слышали...
Ночью началась буря. Барометр быстро начал падать. Рискуя быть снесенным, я снял ночные наблюдения. Началась магнитная буря. В грозовом переключателе трещали синие искры разрядов; в комнате — бодрящий запах озона. Моментами казалось, что нас вместе с домом снесет с обрыва — он дрожал под ударами ветра.
Мороз — 17,4°. В комнате — 14°.
4—28 января
Очень холодно. Температура в комнате держалась от —5° до —15°. На воздухе еще холоднее.
Радиосвязи нет.
Много читали, занимались. Я обрабатывал ранее собранные материалы по альпинизму. В хорошие дни, чтобы размяться и подышать воздухом, катались на лыжах и охотились за горными индюшками. Наблюдали много интересных явлений: огни св. Эльма, магнитные бури, продолжавшиеся по 120 часов сряду. Жалко, что мы не имеем специальных приборов по магнитным наблюдениям.
28 января
Жизнь на зимовке идет своим чередом. В комнате —15°, а на улице —21,5° Ночью бушевал буран. Мерзнем, топить нельзя - весь дым задувает в комнату.
Чтобы позавтракать, пришлось проделать получасовую ледорубную работу — вскрывали банку с бобовыми консервами.
Ночью разорвало чайник и кружку. Пышки замерзли и звенят. Отрубить кусок баранины нельзя — крошится, приходится пилить. Утром, чтобы выйти на двор и снять наблюдения, пришлось вылезть в окно и произвести раскопки входной двери.
16 февраля
Утром под кроватью обнаружил громадный сугроб снега; снег набился во все складки платья и даже под подушку.
От стола до двери можно промчаться на лыжах - пол изображает холмистую местность зимой...
22 марта
До сегодняшнего дня мы почти не имели связи с внешним миром, если не считать приход одного знакомого охотника.
Самое ценное для нас — радиосвязь — так и не была налажена, главным образом по неопытности радиста. Он к тому же не альпинист, никак не может привыкнуть к высоте и нашим трудным условиям жизни (позднее его пришлось уволить, и мы остались с Никитиным вдвоем).
Сегодня нас всколыхнули приход лыжной экспедиции МосОПТЭ под руководством Гермогенова и неожиданная его смерть после ночевки на седловине Эльбруса. Так безвременно погиб один из лучших советских альпинистов, и третья могила выросла на Кругозоре. В ту памятную ночь на седловине мне пришлось наблюдать температуру ниже —40°. И это в конце марта, а какая там температура в январе? Об этом нам расскажет автоматическая метеорологическая станция на вершине Эльбруса, которую мы этим летом будем там устанавливать, и наша станция на Приюте одиннадцати (4 250 м), куда мы перейдем.
Предстоит еще зимовка в более трудных условиях...
16 апреля
По-прежнему утопаем в саженных сугробах, ревут бураны, но при редких фенах чаще стали греметь лавины и обвалы.
Утром для пополнения мясных запасов убили индюшку, но, чтобы ее достать со скал Б. Азау, пришлось вооружиться кошками, канатами и ледорубами.
В начале этого месяца температура у нас в помещении достигла —17°...
1 мая
Сегодня мы узнали, что внизу весна. В Азау, всего за 3 км, видны зеленые лужайки; на склонах г. Ит-колбаши паслись стада.
А у нас по-прежнему сугробы снега и мороз. Праздник открыли катанием на лыжах. А не так далеко — деревья, цветы и трава...
22 июня
Наконец-то и у нас появилась травка, снег стаял, и добралась к нам долгожданная весна. Ярко светит солнце, грохочут весенние лавины. Ледник Б. Азау весь обтаял и по поверхности его текут потоки талой воды.
У нас уже не хватает продуктов питания: старые запасы кончились...
23 июня
Пришли два первых туриста. Вскоре туристы пойдут целыми вереницами, и дотоле молчаливые склоны Эльбруса огласятся десятками звонких голосов. Открываются перевалы и пути на вершины...
***
Первая зимовка на Эльбрусе окончена, но нужно готовиться ко второй, еще более суровой, чтобы окончательно завоевать Эльбрус.
Проделаны первые систематические метеорологические наблюдения, немного приподнята завеса над неизвестным. Здесь мы имеем первый опыт по работе высокогорных станций и, как обычно, ошибки; постараемся, чтобы на следующую зиму их не было и чтобы радиосигналы более тесно связывали нас с внешним миром. Этой зимой мы только слушали, а говорили мало. Но это доставляло нам огромное удовольствие. Несмотря на тяжкие условия жизни, кроме радиста из нас никто ни разу не болел, не было ни у кого даже насморка. Закалились настолько, что зимой при —10° принимали солнечные ванны. Ввиду малоснежности прошедшей зимы минимальная наблюдаемая температура была —25,4°.
