Содержание и авторы глав:
Сборы (М. Семенов)
Чуточку истории (К. Сатыев)
Северная Земля. Остров Средний (К. Сатыев)
Начало (Н. Рундквист, К. Сатыев, М. Семенов)
Задача – выжить! (М. Семенов)
Участники (В. Кузнецов, Н. Рундквист, С. Симаков)
Полтора километра в день (Н. Рундквист)
Лед (М. Семенов)
Ледовая астрология (И. Губернаторов)
Арктика белая и цветная (Н. Рундквист)
Нормальный день (А. Янцен)
Полынья (Н. Рундквист)
Санный туризм (И. Губернаторов)
Без саней (А. Янцен)
Айсберг (Н. Рундквист, М. Семенов)
Ответы любознательным (Н. Рундквист, С. Симаков)
Все года, и века, и эпохи подряд –
Все стремится к теплу от морозов и вьюг –
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено – только на юг?
Владимир Высоцкий
Сборы
Об этой экспедиции я узнал в 1993 году. Нельзя сказать, что Северный Полюс был мечтой моей жизни, но еще в школе, мальчишкой, я часами рассматривал карту Арктики, читая магические названия, овеянные легендами. В те времена мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь судьба предоставит мне возможность самому совершить столь необычное путешествие.
Николай Рундквист, известный мне со времен учебы в институте, предложил участие в экспедиции «Северный Полюс-94» в качестве завхоза, то есть ответственного за питание. Недолго думая, я согласился. И тут предэкспедиционная лихорадка захватила меня целиком. Даже в простом походе завхоз – одна из самых ответственных должностей, а в арктическом путешествии – тем более.
На пути завхоза лежит масса ограничений. При максимальной калорийности нужен минимальный вес и полная усваиваемость продуктов, нужно также учесть огромные физические нагрузки и сверхдлительность автономного пребывания в Арктике. Прикиньте, проще три месяца провести в морозильной камере холодильника – не дует ветер, да и температура не опускается ниже 18 градусов мороза. Это было в диковинку и для Рундквиста. Все его предыдущие экспедиции, хоть и бывали продолжительны, но проводились в теплое время года и в несколько более населенных районах, чем дрейфующие арктические льды. Вызов был брошен.
Полистав талмуды по сбалансированности и калорийности питания, я понял, что на основе этих данных рациональное питание построить невозможно. Другого опыта у меня не было. Требовался консультант, и он нашелся в лице Олега Витальевича Шестакова, большого сторонника рационального питания, увлеченного, ищущего человека, к тому же еще и опытного путешественника с большим стажем. Он был для меня находкой.
За несколько проведенных с ним вечеров я узнал о продуктах питания больше, чем за предыдущие 25 лет моей жизни. Именно тогда я понял, какими огромными ресурсами обладает наш организм. После консультаций с Шестаковым теория питания, а с ней и экспедиционная раскладка, приняли окончательный вид. Я поверил сам и мог убедить кого угодно, что при раскладке в 850 граммов сухих продуктов в день на одного человека мы не только выживем, но еще и вернемся домой здоровыми. Оставалось реализовать все это на практике.
Осень 1993 года – это не лето 91-го, когда граждане СССР имели право на получение огромного количества всевозможных продуктовых талонов и на стояние в диких очередях с целью их отоваривания. Тем не менее и осенью 93-го некоторые проблемы имелись. Для качественного питания требовалось большое количество сушеных овощей и мяса, обнаруженных в конце концов в Москве. Где их хранить, как вывозить из столицы эти бесценные источники белков, жиров и углеводов? С горой мешков, коробок, ящиков и резко ограниченными денежными ресурсами я стоял на грязной обочине дороги где-то на окраине родной столицы.
На мое счастье в этом городе оказалось много бескорыстных людей: благодаря помощи сотрудников фирм «Синто», «Реверс», издательства «Дрофа» сушёности вовремя прибыли в Екатеринбург, в котором располагался штаб экспедиции.
На Урале мы также нашли поддержку ряда коммерческих фирм. «Экология» предоставила нам уникальный препарат «Эраконд». Фирма «Конфи» предложила высококачественные мед, орехи, шоколад, печенье; по нашей просьбе были изготовлены галеты и высокопитательные смеси-брикеты из меда, орехов, лимонов и изюма.
В Арктике нам предстояло жить и работать в суровых условиях, поэтому все возможное для их облегчения нужно было сделать еще дома. Уладив на работе дела с предоставлением отпуска (в состав экспедиционной группы «Мегион» входили не только профессиональные путешественники), я ринулся разгребать горы лежащих дома продуктов. В эти памятные дни моя двухкомнатная квартира напоминала неухоженный склад мелкого опта. Полторы недели продолжалась борьба с мешками круп, ящиками галет, коробками шоколада и кульками непонятно с чем. Битва с продуктами закончилась нашей полной победой: за пять дней до намеченного старта продукты перекочевали в аккуратно сшитые мешочки, рассчитанные на одноразовые приемы пищи. Другие ребята к этому времени заканчивали подготовку снаряжения, оборудования, навигационной и радиоаппаратуры, решали транспортные проблемы по доставке экспедиции в точку старта на мыс Арктический.
Последние дни оставались на прощанья с родными и друзьями. Родители давно привыкли к моим похождениям, но эта экспедиция не на шутку встревожила их. При встрече они каждый раз просили показать по карте маршрут и сильно огорчались от того, что с непрерывно движущихся льдов невозможно отправлять письма. Двухлетний сын, забавно коверкая слова, сообщал всем, что «папа идет на Севегный Поюс санки катать». Жена мило улыбалась, но улыбка была какая-то натянутая.
Чуточку истории
Северный Полюс давно тянул к себе человека. Там есть только одна сторона света – юг. Там пересекаются меридианы, часовые пояса, а значит, отсутствует такое понятие, как время суток. Наконец, там находится пресловутая ось Земли.
Конечно, первыми покорителями Полюса желали быть честолюбивые американцы, да только вышло недоразумение. Почти в одно время в 1909 году из Арктики порознь вернулись два исследователя: Кук и Пири. Их спор, кто был первым на Северном Полюсе, не мог разрешить даже конгресс Соединенных Штатов.
Наши, советские, с «собственной гордостью», определились в этом вопросе просто: ни Кук, ни Пири на полюсе не были, а, следовательно, первым там стоял доставленный самолетом Иван Дмитриевич Папанин с тремя товарищами. «Отцу народов» срочно требовался Северный морской путь вместе со всеми островами Ледовитого океана. Вновь гибли люди, гибли спасатели гибнущих. Погиб пароход «Челюскин» и часть экспедиции, зато какой славою было овеяно спасение оставшихся в живых!
Георгий Ушаков умер собственной смертью, но завещал похоронить себя на Северной Земле. Это он поднял впервые флаг СССР на этом архипелаге и нанес его очертания на карту. Это он закрепил за Россией десятки других островов и способствовал прокладке Севморпути.
На карте мира от Кольского и Чукотского полуостровов с двух сторон были начертаны линии к Северному Полюсу. «Наша территория!» – заявило советское правительство. Как огород столбили. В нарушение международных правил, по которым каждому государству может принадлежать лишь определенной ширины прибрежная зона.
Впрочем, и царь интересовался побережьем Северного Ледовитого океана. Например, он был не против того, чтобы архипелаг, открытый в 1913 году морским офицером Борисом Вилькицким, назывался Землей Николая Второго. Однако финансировать Первую Российскую экспедицию на Северный Полюс под руководством Георгия Седова царское правительство отказалось.
Экспедиции Седова помогло знаменитое русское купечество, собравшее средства на покупку судна «Святой Фока» и необходимого снаряжения. «Фока» пережил две зимовки в Арктике, и когда, наконец, первопроходцы на собачьих упряжках двинулись на север, Седов едва держался на ногах и вскорости скончался.
В 1926 году постановлением советского правительства Землю Николая Второго переименовали в Северную Землю, а острова получили названия Пионер, Комсомолец, Большевик, Октябрьской Революции и так далее.
Начальная точка экспедиции «Мегионнефтегаза» – мыс Арктический – одно время носил имя Молотова.
Северная Земля. Остров Средний
Самолет, выполнявший спецрейс по маршруту Екатеринбург – Северная Земля, сел на острове Средний в двухстах тридцати километрах от места старта экспедиции «Северный Полюс-94». Средний – маленький островок в архипелаге Седова. Океан как бы специально веками намывал эту галечную узкую полоску земли, чтобы человек разместил здесь посадочную площадку, воздушную перевалочную базу Северной Земли. Отсюда грузы развозятся по островам на вездеходах по льду или на вертолетах.
Никакого местного населения на Северной Земле никогда не было: нет условий для естественной жизни. Отнюдь не каждое лето воздух прогревается до положительных температур, значит олень, «корабль» снегов, не найдет здесь корма. Охотиться здесь можно только на песца, но встречается он редко. Рыба ловится исключительно в августе, мелкая такая, сайка называется, но черпать можно ведрами. Никаких грибов, ягод, орехов. Говорят, теплым летом вырастают на камнях маленькие голубенькие цветочки незабудочки. Занесешь в помещение – они сразу погибают от перегрева. Прилетают по теплу маленькие пуночки с повадками обыкновенного воробья, чирикают также, а оперение – белое. А вот чайки и бакланы летом устраивают огромные птичьи базары, изобилующие свежими яйцами.
Иных свежих продуктов здесь теперь не найти – в прошлую навигацию не завезли: не нашлось предоплаты. Эту зиму островитяне жили на старых запасах; есть на складе еще мука, печенье, немного круп, овощи в сушеном виде. Свежую картошку или капусту едят только те, кто на короткой ноге с материковыми летчиками. Кстати, наш вылет из Екатеринбурга задержался на три с половиной часа именно потому, что экипаж ездил в город закупать картофель.
На всем архипелаге постоянно живут около 80 человек, почти половина – на Среднем. Контингент таков: военные, научные работники и служба аэропорта. Относительно других военные имеют наиболее благополучное обеспечение продуктами, но именно они находятся в самом нелепом положении, ибо никто из них не понимает, каково их назначение. Военно-воздушные силы расквартировались на острове в 1987 году, как раз в то время, когда Михаил Горбачев заявил на весь мир, что Америка больше не враг Советскому Союзу.
Есть на острове пограничная застава численностью четыре человека – северные ворота Родины, правда в ворота эти никто не ломится, так что фактически единственное занятие пограничников – регистрация прибывающих на остров групп туристов.
Финансирование научно-исследовательских работ в Арктике последние годы неуклонно сокращается. Из 33 научных станций на Северной Земле остались 20, еще 8 планируются к закрытию в 1994 году. Жаль... Арктику называют «кухней погоды»: именно здесь формируются процессы, определяющие природно-климатические условия на всем материке. Кроме погоды, специалисты института Арктики контролируют солнечное излучение, лед, его дрейф и многое другое.
Сокращение числа научных станций повлекло уменьшение объема авиаперевозок, штат аэропорта сократился вдвое, и все равно зарплату весной не выдали еще за сентябрь предыдущего года. Одно спасает – на архипелаге нет ни одной торговой точки, и деньги тратить попросту негде. Вся надежда авиаторов теперь на туризм. Сможет ли эта статья доходов ликвидировать полугодовую задолженность по заработной плате?
Начало
Стартовый ландшафт напоминал ухабистое колхозное поле, покрытое снегом. По полю тянул слабенький ветерок, снег скрипел под ботинками, и висящий над горизонтом размытый солнечный диск не отбрасывал от предметов никаких теней. В этом царстве белизны предстояло провести три месяца.
Первая ночевка. Вокруг палатки торчат торосы – диковинные нагромождения льдов. Мне привиделся сон: словно сижу я на высокой железнодорожной платформе, а рядом со стоном, скрежетом и писком тяжело сдвигается с места многотонный грузовой состав. Он скрипит, пыхтит и ноет, сопротивляясь загруженным в него щебню, бревнам, углю... Тут же кто-то, выскакивающий из спальника, наступает мне на живот.
– Подвижка, торошение, трещина! – орут сонные голоса. Шум набирающего скорость состава из сна врывается в явь.
– Уф! – вздыхает Серега, залезая в палатку. – Близко, но вроде пока не заденет.
– Ерунда, – говорит Миша. – Я думал торошение идет быстрее. Ну, вроде волн, накатывающихся на берег.
К утру пейзаж вокруг палатки изменился коренным образом. Нетронутой оказалась только площадка, на которой мы стояли. Остальное все покрошило и перевернуло. С трех сторон, насколько хватало взгляда, нас окружали бескрайние свежеколотые льды. С юга, откуда мы пришли вчера вечером, от края до края нашу льдину перерезала небольшая, в метр шириной, полоса черной дымящейся воды. Ни вперед, ни назад дороги не было. Ошеломленные увиденным, мы долго бродили вдоль границ нашей льдины, с надеждой всматриваясь вдаль, ища проход в стране ледяного хаоса. Вчерашние гряды торосов по сравнению с сегодняшними казались ручейками рядом с бушующим океаном. Перспектив продвижения куда-либо не просматривалось никаких.
Лениво шевеля конечностями, мы вскоре почувствовали, что тридцатисемиградусный мороз уже подбирается к нам. Лихорадочно размахивая руками и дрыгая ногами, восемь новоиспеченных полярников группы «Мегион» курсировали взад и вперед по изрядно уменьшившейся за ночь льдине, постепенно впадая в прострацию.
– Если не знаешь, что делать, то самое лучшее – ничего не делать, – эти слова, произнесенные нашим руководителем, привели нас в чувство.
Вновь была поставлена палатка, и тепло, струившееся от горелок примусов, вернуло нам способность трезво мыслить. Обедать решили на том же самом месте, вслед за этим нашли проход в торосах.
Идем по времени – полчаса движения, пять – десять минут отдыха. При этом каждый может, взглянув на часы, рассчитать свои силы. Привал... Рундквист достает из-за пазухи навигационный прибор карманного образца, такие состоят на вооружении НАТО. Работает исправно, но быстро «съедает» батарейки. Специально для прибора Сережа Симаков и Толик Янцен несут под одеждой, чтобы не замерзли, порядочный запас пальчиковых батареек. Позже был проведен эксперимент, в ходе которого установлено, что очень емкие американские батарейки «Энергейзер» не теряют своих свойств и побывав на тридцатиградусном морозе. Минута, и наши координаты известны.
Здесь будем ночевать. Устанавливается палатка. Она выглядит ангаром длиной 5 метров и высотой 110 сантиметров. Дна нет. Прямо на снег ложатся пенополиуретановые коврики, на них расстилаются спальные мешки из синтепона. Разжигаются примусы, растапливается снег, готовится ужин. Все делается без лишних слов. Решая трудные задачи, люди понимают друг друга с полужеста, с полунамека.
Поужинав, после карточных игр – покера, тысячи, преферанса, разогревающей вольной арктической борьбы на ледовом татами, укладываемся спать. Мержоев проводит измерения температуры: снаружи – минус 37, внутри – теплее градусов на 20, в спальном мешке – плюс 4. Жить можно!
Задача – выжить!
В первые дни мы часто сталкивались с такими ситуациями, в которых главным было не спеша, без суеты принять определенное решение. Это зачастую не удавалось.
Третий день пути. Мы шли по большому полю недавно замерзшего тонкого льда. Какое блаженство идти по такому льду! Нет торосов, нет застругов, нет рыхлого снега. Толкнул легонько санки, и они послушно заскользили в нужном направлении. И лед под ногами интересный. На его темно-серой поверхности закристаллизовались хитроумные ледяные кружева. Наезжают на них полозья, и с шелестом осыпаются узоры, остается за санями темный, влажный след. По такому льду можно и наперегонки бегать.
Тонкий морской лед сильно отличается от речного. В нем содержится большое количество различных солей, и от этого он становится упругим и пластичным. Он даже имеет свое название – нилас. Ходьба по такому льду напоминает движение по заросшему камышами водоему. Густо переплетенные стебли и корневища камышей образуют сплошной ковер, качающийся при каждом шаге.
Толкая перед собой санки и весело улыбаясь, меня обгоняет Костя Мержоев. Смешно шаркая ногами, держась за поручни саней, он напоминает старую няню, с коляской гуляющую по парку. Но что это... Костины сани неожиданно подрезают лед и полозьями проваливаются в воду. Это – катастрофа! В санях все запасные вещи Константина, спальный мешок, рация, продукты. Нельзя допустить, чтобы все это сгинуло в одночасье. Схватившись за раму саней, Костя безуспешно пытается выдернуть стосорокакилограммовую громадину из ледовой ловушки. Мы с Виталием бросаемся ему на помощь. Цепляясь за сани, изо всех сил втроем тянем их назад. Вот они почти выползли на лед. И вдруг льдина, на которой мы стоим, начинает медленно опускаться в воду. Черная холодная жидкость заливается в ботинки. Холод обжигает ноги. Бр-р-р... Мы погружаемся все быстрее и быстрее, но обалдевшие, все еще держимся за сани, не решаясь отпуститься от них. Вода тем временем доходит уже до колен. Становится не до саней, самим бы спастись! Не говоря ни слова друг другу, бросаемся в разные стороны. Погружаясь в воду, пытаюсь лечь на лед, чтобы отползти подальше от этого злосчастного места, но намокший лед утратил свою эластичность, он просто ломается подо мной. Невольно изображая ледокол, интенсивно перебираю руками и стараюсь дотянуться до более прочной льдины. В конце концов мне это удается.
Страха не испытываю. Холод придет позже, а сейчас только досада и злость. Смотрю на сани, а они, будто издеваясь, слегка накренившись, продолжают держаться на поверхности.
– Ну и черт с ними! Может, не утонут?
Ребята, видя исход нашего приключения, в безопасном месте уже ставят палатку. Володя Романенко, кинооператор группы, со своей камерой крадется к нам по тонкому льду и снимает «ледовое побоище». Улыбаясь в заиндевевшие усы, он просит повторить заключительную сцену хотя бы еще один раз...
Мокрая одежда на морозе мгновенно покрывается слоем льда и наша троица сильно напоминает героев фильма «Джентльмены удачи» после их пребывания в цементном растворе. Смотрим друг на друга, и лица растягиваются в глупых улыбках. Палатка тем временем уже стоит, Серега кочегарит примусы, пора переодеваться в более приличную одежду.
Сани на наше счастье не утонули, запас плавучести у них оказался достаточный, и на следующий день мы вырубили их из ледового плена. Но это массовое купание заставило нас задуматься: стоят ли сани тех жизней, что могли оборваться из-за спонтанных решений?
«Задача первой недели – выжить!» – под этим лозунгом прошли первые семь дней. Мы выживали и набирались бесценного опыта, учились искать проходы в бесконечных ледяных грядах, по цвету определять надежность льда. Мы шаг за шагом узнавали Арктику, и она становилась добрее к нам.
Участники
Полюсная экспедиция «Мегионнефтегаза» вытянулась длинной цепочкой. Кто эти люди? Зачем они, бросив суету и соблазны любимых городов, шагают неведомо куда по мертвенно-белой пустыне?
Николай Рундквист (37/178/84) (В скобках указаны возраст, рост и вес участников), Екатеринбург, руководитель экспедиции «Северный Полюс-94», путешественник, известный проведением экспедиции «Большой Урал-91», описанной в книге екатеринбургского издательства «Баско» «Сто дней на Урале», многократный чемпион страны по спортивному туризму, рискнувший прервать серию удачных путешествий экспедицией в новом для себя, и малоприспособленном для пешего передвижения районе.
– Если бы я знал, зачем иду на Полюс, – говорит руководитель, – то наверняка бы не пошел. А если серьезно, то меня привлекает собственно движение, приключения и познавательная сторона мероприятия.
Самое любимое занятие Рундквиста в путешествии – разделять с помощью калькулятора, подогреваемого снизу свечой, суммарное передвижение за день на активную составляющую и вклад дрейфа. Все остальное время он посвящает отдиранию сосулек от лохматой бороды, постоянному забыванию на улице ночных пуховых носков и затаскиванию в спальник груды всякого барахла – от вышеупомянутого калькулятора до всего навигационного оборудования.
Игорь Губернаторов (37/187/75), Екатеринбург, заведующий снаряжением, радист и финансист экспедиции, будучи директором Российской ассоциации пешеходных путешественников, внес большой вклад в подготовку экспедиции и в ходе путешествия обеспечил надежную радиосвязь с базовым лагерем на острове Среднем.
– Человек и не подозревает об объеме своих возможностей, – говорит Игорь. – Мы хотим доказать, что длительное автономное пребывание в Арктике вполне доступно самым обыкновенным людям. Разве мы похожи на суперменов?
В первые, наиболее холодные дни при установке антенны познобил пальцы рук, поэтому запомнился одиноко стоящим и медленно помахивающим вперед-назад обеими руками одновременно.
Виталий Кузнецов (29/188/85), врач из Уфы, судмедэксперт, собиравший в путешествии данные для диссертационной работы, касающейся медицины в экстремальных условиях. Кузнецов – самый опытный полярник из всех участников экспедиции, за его могучими плечами многочисленные путешествия по льдам и островам Арктики.
– С ужасом думаю об обычной жизни: работа, деньги, уличная грязь, толпы людей, – писал в путевом дневнике Виталий. – Я люблю Арктику, потому что это красивейшая страна, удивительная во всех отношениях. Мне всегда жалко с ней расставаться, но я знаю, что это на год-два...
Виталий отлично справился с врачебными обязанностями и собрал, постоянно докучая всем своими пробирками, ценный экспериментальный материал. Трудно представить другого человека, способного на такую кропотливую, неблагодарную работу, выполняемую в суровых условиях.
Когда у Виталика кончился запас табака, он – единственный курильщик в группе «Мегион» – мучительно сосал трубку и пытался курить чай. На призывы испытать курительные свойства сушеного мяса и ряда других продуктов ответил отказом.
Константин Мержоев (27/184/84), метеоролог, тренер по волейболу акционерного общества имени Мичурина хутора Трудобеликовского Красноармейского района Краснодарского края.
– Я ингуш, – говорит Костя. – Многие считаю, что ингуши – разбойники, но это вовсе не так. Путешествие посвящаю своим родителям, которые сильно мне помогают, без них меня бы тут не было; и еще – Ингушетии, которую люблю.
Костя постоянно активен, инициативен, стремится быть в гуще событий, в нем очень сильно проявляются мужское и разрушительное начала, по причине последнего в ходе экспедиции ему удалось уменьшить массу переносимого нами груза за счет полного уничтожения метеоприборов.
Он самый физически сильный участник команды, настоящая находка для любого руководителя, чаще всех шел первым, торил, бегал по торосам на разведки, выполнял огромный объем работ. Костя, любящий рано вставать, постепенно превратился в штатного утреннего повара. Находясь постоянно у примусов, ему удалось высушить свои вещи, побывавшие в воде в самом начале путешествия, стоически переносил холод.
Владимир Романенко (46/170/78), Екатеринбург, кинооператор Свердловской киностудии, один из ведущих специалистов в России по съемке природы, являет собой уникальное сочетание опытнейшего путешественника и искусного кинематографиста.
– Ни в одной полюсной автономно существовавшей экспедиции не было профессионального кинооператора, – говорит Володя. – Хотелось бы восполнить этот пробел.
Он мужественно шел 70 дней и снимал, снимал, снимал... В поисках интересных сюжетов облазил все торосы Арктики, а иной раз по полночи лежал на снегу, осуществляя покадровую съемку, не заметил как поморозил при этом нос, щеки, пальцы рук.
Владимир большой поклонник всевозможных дискуссий и преферанса, в котором доказал свое превосходство, выиграв чемпионат арктического бассейна.
Михаил Семенов (25/182/70), Екатеринбург, заведующий хозяйством.
– Мне и в голову не могло прийти, что судьба предоставит возможность совершить столь необычное путешествие, – признался работник городской ТЭЦ.
К Мише нет абсолютно никаких замечаний, за исключением непомерно высокой частоты утренней овсянки. Как завхоз он сделал все. Угощал сюрпризами. Довольно жесткий, но одновременно и не слишком упрямый – может изменить решение, если его убедить.
Плохое зрение не позволяло ему успешно выбирать дорогу, но все равно часто торил с приставленным к нему поводырем.
Желаем всем иметь такого завхоза!
Сергей Симаков (29/176/76), Екатеринбург, ответственный за кухню, редактор издательства «Баско», вклад в подготовку экспедиции больший, чем у всех остальных ее участников вместе взятых. Благодаря Сергею отсутствовали проблемы в работе примусов, а значит – в тепле и еде.
– Зачем я иду на Полюс? – удивляется Серега. – Как я могу бросить этих уродов – они же без меня примус развести не смогут! Пойду ли снова? Никогда в жизни, лучше лежать на диване!
Сергей – опытный путешественник, является единственным, к мнению кого прислушивается руководитель, надежен, как бык железнодорожного моста. Если его попросить о чем-то, то об этом уже можно не волноваться. Примеры – примусы, кухня, карабин... Незаменим на деловых переговорах.
Болезненно реагировал на фатальный расклад «четыре на четыре» в преферансе.
Анатолий Янцен (33/188/85), Екатеринбург, ремонтник, которому, несмотря на мороз, пришлось изрядно попотеть во время многочисленных поломок саней. Толя работает инженером на Новосвердловской ТЭЦ.
– Что меня влечет на Полюс? – переспрашивает Анатолий. – У меня есть уважительная причина: я хочу туда попасть.
Толик – образец хозяйственности. Считает, что умен не тот, кто выкрутился из сложной ситуации, а тот, кто в нее вообще не попал. Он очень приятен в разговоре отсутствием категоричности и способностью одной фразой потушить жаркий спор. Толик говорит: «Я – бамбук», – и все затихают, поскольку приходят к неоспоримому выводу, что и они являются одревесневшими соломинами.
Анатолий запомнился огромными размерами рюкзака, обвязанного со всех сторон мешками, баулами, пакетами; он напоминал робота-трансформера, бороздящего белую пустыню. Топик первым подтвердил свое участие в экспедиции «Северный Полюс-96».
Полтора километра в день
Почему здоровые лица мужского пола проходят за один день только полтора километра?
Я стою на высоком торосе и вижу бессистемное скопление ледяных глыб, насколько позволяет глаз. Намечаю путь в лабиринте среднеазиатских улочек.
Выходим... Метров пятнадцать ровный участок, но он забит по колено снегом. Далее надо прорубаться через высокую гряду. Виталий и Сергей орудуют топором и айсбалем.
За грядой идет метров пятьдесят такого всхолмленного льда, что кажется, будто здесь мгновенно замерзали штормовые океанские волны.
Где обещанные ровные ледяные поля и ветер в спину?
Тащим сани массой 140 килограммов. Эти нелюди волочатся сзади, стараясь зарыться в снег или зацепиться за какой-нибудь ледовый выступ. Полная аритмия движения. Вы вырвались на участочек открытого льда и наивно считаете, что сани поддержат ваш энтузиазм. Не тут-то было – они еще барахтаются в снежном месиве. Или, наоборот, вы, собрав волю, приготовились героически копошиться в рыхлом снегу, а сани, скользящие по льду, догоняют вас и врезаются сзади. Шаг, остановка, шаг, остановка. Препятствие. Разворачиваемся, наматываем веревку на запястья и начинаем заниматься чем-то сродни перетягиванию каната. Трещит веревка, трещит лед, трещат сани – вечером будет ремонт.
Наконец, выбрались на стык белого поля и серого льда. Будет полегче!
– В чем задержка?
– Смотрю, не тонко ли тут? – говорит озабоченный Толик.
– Какой тонко? Смотри, цвет – гранит!
– Да? – нерешительно спрашивает Толик, делает пару шагов и по грудь исчезает в морской пучине...
Ветер северный, температура воздуха – минус 35. Тут не до раздумий! Молча ставим палатку... Через четверть часа веселый переодевшийся Толик рассказывает, что купаться в океане не так уж страшно, как кажется на первый взгляд. Изрядно усталые, но довольные засыпаем.
Лед
Никогда бы не поверил, что лед может быть таким разным. Он бывает страшным и злым, и тогда кажется, что ты в аду. Огромные льдины со стоном и ревом наезжают одна на другую, ломаются и наползают вновь. Чудовищная сила приводит в движение целые ледяные поля, заставляя сшибаться одну льдину с другой. Это сражение происходит по огромному фронту, и горе всему живому, оказавшемуся в зоне торошения. Медленно ползущая толстая льдина в крошки перемалывает остатки свежего льда. Две льдины равной комплекции не хотят уступать друг другу, их края выгибаются к небу и, наконец, лопаются.
Но стихает ветер, меняется дрейф, и лед уже не похож на тот, прежний. Под лучами холодного солнца свежие ледовые разломы играют всеми цветами радуги. Каждая отдельная снежинка – маленький полярный бриллиант, ограненный в мастерской Деда Мороза. Можно бесконечно долго любоваться игрой кристаллов, забывая о том аде, что был тут накануне.
На краю небольшого белого поля застыли массивные обломки льдин. В зависимости от освещения, они меняют свой цвет от лазоревого до изумрудного. Это – старые паковые поля. По ним идешь спокойно, не боясь провалиться в бездонную глубину. На таких заснеженных «полянах» с большой долей уверенности можно становиться на ночевку, справедливо полагая, что проведешь ночь спокойно.
А вот другая поляна. Цвет льда здесь серовато-голубой, и торосы по краям не цветные, а тоже серые. Идти по такому льду можно без боязни, но вот для ночевки лучше подобрать льдину посолиднее, а то придется вскакивать среди ночи и, собрав пожитки в охапку, бежать в поисках безопасного места.
Если же лед темно-серый и качается под вами, то тут уже не до ходьбы. Не ровен час, не выдержит поверхностное натяжение, и придется барахтаться в прохладной морской воде, отчаянно цепляясь за обломки треснувшей льдины.
Да, лед бывает таким разным, но узнали мы все это много позже, а тогда, в первые дни, мы тащили за собой неподъемные сани, прорубаясь в грядах прибрежных торосов, и на собственных ошибках познавали законы безжалостной Арктики.
Ледовая астрология
Одно из развлечений в белой арктической пустыне состояло в разглядывании астрологической карты-прогноза, полученной нами от екатеринбургских астрологов Виктора Петухова и Галины Шипулиной. Познакомились с ними в ноябре 1993 года в астрологическом центре. Необычность нашей экспедиции заинтересовала их. Они вызывали каждого из нас на «допрос с пристрастием». Долго и внимательно всматривались в лица безумцев, решивших идти бог знает куда и бог знает зачем, крутили на компьютере значки планет и созвездий, пытаясь понять, кто мы такие. Скептиков, не пришедших на «допрос», они оценили по фотографиям. Так родился астрологический прогноз группы «Мегион». Звезды высветили наши возможные достоинства, недостатки, совместимость и подводные камни в нашем тесном общении в пути.
Оказалось, что команда состоит из Водолея (Костя Мержоев), Овна (Коля Рундквист), двух Тельцов (Миша Семенов и Виталик Кузнецов), двух Близнецов (Вова Романенко и Игорь Губернаторов) и двух Раков (Сережа Симаков и Толик Янцен).
Основной балагур, естественно, Константин, воздушный ветреный Водолей; главный источник движения – огненный Овен – наш мудрый и решительный Николай. В отличие от упрощенных брошюр по астрологии, точный гороскоп выявил, что в парах в одном знаке участники команды очень отличаются друг от друга, до противоположности. Тихий, ласковый, заботливый Виталий и шустрый, шумный, говорливый, отчаянный спорщик Михаил, хотя оба Тельцы. Эрудированный, рассудительный, также любящий поспорить Владимир и спокойный, молчаливый, нетерпимый к чужим недостаткам Игорь – оба Близнецы. Весьма несхожи и наши Раки – Сергей и Анатолий. Набор таких противоположностей породил, тем не менее, цельный, сплоченный коллектив с небольшими внутренними противоречиями, которые явились движущей силой развития команды и каждого ее участника.
Характеристики и прогнозы, полученные у астрологов, подтвердились в ходе путешествия. Ярко выявились достоинства каждого. Каждый сам подавлял в себе отрицательные стороны своей натуры. Благословляя нас в путешествие, Виктор и Галя вручили карту-прогноз. В ней были указаны для каждого участника в отдельности и для группы в целом дни неадекватной реакции на окружающую обстановку и всплески эмоциональной неустойчивости. Игоря, согласно прогнозу, постоянно сопровождали периоды эмоциональной заторможенности и депрессий, Костя и Толик отличались повышенной конфликтностью и экстремизмом. Периоды повышенного травматизма были у многих, но наиболее богат ими был Сережа. Знание всего этого позволило нам, как представляется, избежать многие проблемы.
Например. Согласно гороскопу у Толика Янцена сегодня конфликтный день, да к тому же и травматичный. Уж не потасовка ли предначертана ему звездами? Толик весь день подчеркнуто обходителен, вежлив и великодушен. Он употребляет столь изысканные выражения, как «пожалуйста», «спасибо», «не будете ли Вы так любезны...» и тому подобные. Как минимум, это развлекало нас.
При некотором скептицизме по отношению к астрологическому прогнозированию со стороны руководства экспедицией, тем не менее 13 марта в назначенный момент (10 часов 40 минут утра) устроили торжественное открытие с дымовыми шашками, цветными ракетами, лаконичными, но торжественными речами и пальбой из карабина. Согласно мнению астрологов, старт в этот день сформировал общий положительный настрой экспедиции: сильное стремление к общей цели, взаимопониманию, дружбе, что нейтрализовало индивидуальные всплески экстремизма, депрессий и травматизма.
Иной раз удавалось обнаружить соответствие между отмеченными в прогнозе днями и поведением путешественников. Рундквист, самый ярый скептик, кстати, весьма сдержанный в проявлении отрицательных эмоций, однажды задумался: почему он сегодня такой злой и все идет, с его точки зрения, плохо, и даже зуб заболел. Коля взглянул на карту-прогноз и был поражен – день закрашен для него в красный цвет. И это его как-то сразу успокоило – чему быть, того не миновать!
Знающими людьми сказано: «Звезды предполагают, а человек располагает». Нам удалось успешно преодолеть все опасные дни. Впрочем, не все... Третий... Мы не смогли удержать ситуацию в руках, но тем не менее это принесло нам много полезного опыта и даже развлечений на все путешествие. В этот день мы впервые вышли на молодой лед, нилас, который еще вчера был ледяной кашей. Это событие совпало с днем эмоциональной неустойчивости у Константина. Результат – Костя погрузил в воду свои сани, да и сам искупался. Однако даже столь драматичное событие имело некоторый положительный эффект: на целый месяц были обеспечены зрелищем – наш герой вымораживал, сушил на солнце, на животе, на свечах, на примусах и даже стирал в полыньях бесформенные куски льда, постепенно превращая их в предметы одежды. Комедия – лучший выход из драмы!
Арктика белая и цветная
Белое безмолвие. Каждый день одни и те же поля вперемежку с рядами торосов, уходящими к короткому полярному горизонту.
– Куда идти?
– Ориентир – вон тот памятник, – рука указывает вперед.
Пока не увидишь процесс торошения своими глазами, трудно представить, как могут возникнуть такие архитектурные изящества – купола правильной формы, причудливые нагромождения льда с аккуратно уложенными поверх их многотонными плитами, ровные цепи торчащих льдин, преграждающих путь, словно бетонный забор.
С высокого тороса открывается горный пейзаж – хребты, утыканные остроконечными вершинами, превосходящими своим изяществом кавказскую Ушбу и швейцарский Маттерхорн.
Белая мгла. Такое состояние может возникнуть не только в пургу. Нередко и в безветренную погоду над полярной пустыней стелется туман, пожирающий подобно ненасытному монстру, все оттенки белого цвета. Перед нами висит марево без полутонов, без красок, без расстояний. Я иду к размытому темному пятну. До него, возможно, километр, а быть может, и сто метров. Вдруг я утыкаюсь лицом в высоченный сугроб. Ну не так же близко!
А есть ли цвета в высоких широтах? Да! Во-первых, белый цвет имеет до десяти оттенков. По ним опытный глаз определит прочность наста, толщину льда, глубину снега. Во-вторых, белые медведи, которые в действительности желтые. В-третьих, голубое небо сверху, иссиня черная вода в полыньях и изумрудные сколы торосов. В-четвертых, преломление света: снежинки, искрящиеся всеми цветами, сложные гало, ослепительные радуги, полярное сияние. И, конечно, мы и наше яркое снаряжение.
Нормальный день
Нежный мелодичный свист Кости Мержоева раздается как всегда некстати. Лафа закончилась, пора пробуждаться, начинается очередной день.
За палаткой минус 30, но это считается нормальным. У нас вообще все считается нормальным, и это – нормально!
Игорь пошел на улицу, за ним:
– Полог пошел!
– Спальник пошел!
– Еще спальник пошел!
– Куртка пошла!
В мгновение ока палатка из спальни превращается в столовую.
Затем передаются наполненные до краев плошки:
– Первая пошла!
– Вторая пошла! Третья...
Ура, на завтрак сегодня картошка! Все рассуждают о том, что она никогда не приестся. На сладкое – сообщение о том, что встречный дрейф прекратился. Далее идут три минуты (к сожалению, не географические) отдыха: все лежат, страдая от мысли, что скоро надо будет вылезать из палатки, одеваться, собираться, впрягаться.
Все с постными лицами копошатся у своих саней или за соседними торосами. К девяти все готовы, и процессия медленно трогается в путь. По способу транспортировки все разделились на поручников (толкают сани перед собой) и веревочников (волокут за собой).
Идти противно, но тепло. Отдыхать приятно, но холодно. Все разговоры сводятся к теме еды: кто, что и когда ел, с чем, как готовить, что будем есть, когда вернемся... Одинаково приятно как говорить, так и слушать.
Опять идем. Противно. Не холодно, но противно. Снег глубокий, чертовы сани. Во-первых, они едут тяжело; во-вторых, постоянно не туда; в-третьих, то один полоз застрянет, то другой. Перед препятствием все заранее свирепеют, а агрегат, конечно, добросовестно застревает, подлый...
Перекус. Тащимся. Обед. Всплеск положительных эмоций.
Пообедали. Тащимся. Просто убивает рыхлый снег. Движемся очень медленно и с большими усилиями. Обидно и противно. Хочется сильную пургу, чтобы она утрамбовала наст и сдула свежий снег с полей. Но погода какая-то гнилостная. Кто бы поверил, что мы мечтаем о пурге. Тепло, ветра почти нет, мгла, глазам тяжело смотреть.
Последние дни мы постоянно встречаем чей-то переметенный снегом лыжный одинокий след. Наверно, это японец Мицура Оба, идущий впереди нас. Вероятно, он идет без санок, а вызовы вертолетов (один раз он утратил снаряжение, затем на него, по слухам, напал медведь, от которого японец оборонялся перцем) были спланированы. Тем не менее я просто преклоняюсь перед его мужеством – в одиночку без оружия ходить по этим забытым богом льдам, когда мы, восемь здоровенных мужиков, вздрагиваем и прислушиваемся к незнакомым шорохам за тонким материалом нашей палатки.
Перекус. Тащимся. Ужин. Второй всплеск положительных эмоций.
Сеанс радиосвязи. Противно верещит солдат-мотор, с жадностью птенца потребляющий калории Виталика, полученные им за ужином.
– «База», «База», я – «Урал»! – с надрывом кричит Игорь.
– «Урал», «Урал», я – «База»! – сипло отвечает эфир голосом базового радиста Васи Ленкова.
– Добрый вечер, Василий! – радостно вещает Губернаторов.
–Добрый вечер, ребята. Как дела?
– Нормально. Василий, записывай координаты... Рыхлый снег, торосы, настроение бодрое...
После сеанса связи начинаем укладываться спать. Костя лег чуть раньше, его гоняют по палатке, он перемещается, не вылезая из спального мешка.
Часть путешественников затаилась и терпеливо ждет, когда Виталик ляжет спать. Как только доктор перестает шевелиться, раздаются истошные вопли пациентов:
– Виталя, фестал!
– Виталя, мазь!
Вылез, достал, выдал, залез.
– Виталя, лейкопластырь!
Вылез, выдал...
Как-то Виталий проговорился, что давал клятву Гиппократа, и вот общество беззастенчиво паразитирует на этом, хотя сам Гиппократ, наверно, давно бы стал в наших условиях клятво-, а то и просто преступником.
Постепенно вакханалия затухает и начинается бульканье, бормотание, храп, иначе – нормальная ночная жизнь. Ведь все, что у нас происходит, все без исключения, – абсолютно нормально!
Полынья
Главная проблема в Арктике – однообразие и отсутствие впечатлений, прессующих семидесятидневную одиссею в заурядное недельное путешествие. Белые поля тянутся во всех направлениях и кажутся монолитными до бесконечности, пока их не разрывает черная зияющая рана – полынья, неожиданность, разнообразящая существование путников в этой не приспособленной для жизни стране. На этом можно поставить точку в перечне привлекательности полыней и сосредоточить внимание на том, как ее преодолеть: использовать плавсредство, искать обход, ждать, когда она соизволит замерзнуть или дрейф закроет ее бездонную пасть.
От катамарана, взятого как средство для переправ, отказались и выбросили за ненадобностью, ни разу не использовав, так как подойти к открытой воде и спустить на нее судно практически невозможно – у края полыньи трепыхается шуга, за ней десяток метров дрожащего непроходимого льда, еще пара десятков – сомнительного. Вообще, рассуждения о переправе при трескучем морозе на катастрофически леденеющем катамаране хороши с друзьями за бутылочкой шампанского под сводами уютного ресторанчика, но никак не под открытым небом за 82-м градусом северной широты.
Лишь однажды встретили трещину с надежными «берегами». На обед встали в живописном заливчике, окруженном скалами (если быть менее романтичным, то, конечно, на льду, окруженном льдом). Во время послетрапезной неги раздались взрыв, треск, гвалт. В десяти метрах от палатки произошел разлом, и мы, качаясь вверх и вниз, ощутили эластичность метрового льда – он точно лист бумаги волнами затрепыхался под нами. Противоположный «берег» медленно поплыл на север. Без нас...
Если полынья встречается незадолго до ночевки, то решение простое – разбиваем лагерь, проводим разведку и спокойно предаемся развлечениям: игре в кости, радиосвязи с Василием, чтению найденной у Игоря газеты, анализу астропрогноза на следующий день. С опытом пришло, что и разведку-то вечером проводить совершенно бессмысленно, ибо за ночь местность, а тем более состояние льда меняются до неузнаваемости. Молодой тонкий лед со скрипом налезает на прочный. Ноет, стонет, скулит, а, наткнувшись на препятствие, выгибает спину как сдвигаемый с места ковер. Хлопок, треск, выстрел – напряжение достигло критического значения, происходит снятие внутренних напряжений, и во все стороны летят обломки льда. А на нас, толкаемый непостижимо чудовищной, дьявольской силой, ползет новый лед. Есть шанс перескочить на соседнюю льдину. Медлить нельзя, через минуту все будет иначе.
Хуже, если разлом перечеркивает наш путь утром. Надо искать обход. Если полынья узкая, не более десяти метров шириной, то всегда где-то рядом есть надежный мост, возникающий за счет наезда краев трещины друг на друга во время смещения льда вдоль полыньи.
Когда ширина больше, то можно долгие часы идти «берегом» полыньи куда-нибудь на восток, пока не удастся найти проход по сомнительному льду. Вы идете по нему и прислушиваетесь к шорохам, пытаясь мысленно избавиться от массы своего тела. Если лед прогибается, но сохраняет светло-серый цвет, то идти еще можно, но если он становится все темнее и на каждом шагу ваши ноги образуют явные лунки, то тут пора призадуматься. До желанного «берега» с надежным льдом всего два метра, но не стоит рисковать. У «берега» не мельче, как подсознательно кажется, там те же три километра глубины.
Санный туризм
Сладко потянувшись и распрямив утомленные ноги, мы улеглись. Прочная ткань палатки защищает нас от сурового ветра. Обед принес тепло и сытость в наши тела. Разговор зашел о видах туризма.
– Какой бывает туризм?
– Пеший, водный, велосипедный...
– Горный, – добавляет Виталик.
Оппоненты подхватывают:
– Еще бывает овражный, пустынный, болотный...
Получился бред. А какой у нас туризм? Морской, ледовый... Нет, надо определять туризм по способу передвижения. Поэтому горного туризма существовать не может! А у нас – пеший! Нет, не пеший. Мы с санями, следовательно, он – санный. Придя к такому «гениальному» выводу, мы успокоились, глаза начали слипаться, и мы погрузились в сладкий послеобеденный сон.
Виталик не заснул. Он вышел из палатки и закурил, внося в состав арктического воздуха сигаретный дым. Разговор ошеломил его: он, член маршрутно-квалификационной комиссии, много лет выпускал людей в горные походы, а оказалось, что горного туризма нет. Как он ошибался долгие годы! А теперь еще вляпался в новый, не зарегистрированный вид путешествий – санный. Он вспомнил тяжесть утренних переходов, отыскал глазами свои сани и с ненавистью посмотрел на них. От тяжелого взгляда хозяина по трубкам саней прошли мелкие трещины, полозья начали коробиться.
«Эх, черт! Ремонтировать придется вместо отдыха», – подумал Виталик.
А сани горько плакали. Сколько испытаний они вынесли: до 140 килограммов выдерживали на хрупких дюралевых плечах и не по гладкому льду, а по торосам и сугробам. А как жестоко с ними обращались: дергали, толкали, переворачивали. А где и по воде в мороз приходилось идти. А где благодарность? Ну, поломались чуть-чуть; ну, а кто такое выдержит? А мы пока держимся, несем свой крест.
Тяжел санный туризм, много необычного он внес в нашу жизнь. Вместо наста Арктика встретила нас рыхлым снегом и торосами. Узкая лента саней врезается в живот, медленно вылезают сани из очередного сугроба. Процесс пищеварения благодаря массажу живота ускоряется в десятки раз. Многолетние слои помоев покидают насиженные закоулки пищеварительных трактов. Кишечник помолодел, задышал свободно и требует новой загрузки.
Не все у нас выдерживают интенсивный массаж живота и переходят к саням с другой стороны, сзади. Они толкают их перед собой за ручку. Но тут холод продирает руки: металлическая рукоятка отсасывает тепло через рукавицы из пальцев и ладоней. Руки синеют и коченеют. Это – санный туризм.
Впереди вырастает гряда торосов. Пешеходный путешественник ловко протискивается в щели и легко перелезает через зубья льдин. Мы – санные. Мы идем вдоль стены торосов и ищем, где можно минимальной рубкой проделать проход для наших саней. В дело идут топор и айсбаль. Не выдержал сурового каторжного труда айсбаль, ледовый альпинистский молоток, сложил свою буйную голову в сражении с очередной глыбой льда. Спи спокойно, дорогой друг, на дне морском, ты славно поработал. Вся надежда теперь на тебя, топор: безотказное универсальное орудие русского мужика. Куда там тягаться с тобой иностранцу-айсбалю!
Вальяжно переваливаясь, сани входят в узкий проход между льдами. Одно неаккуратное движение – и сани, заупрямившись, застревают, заклиниваются в ледяных глыбах или проваливаются полозом в трещину. Спокойно, спокойно, не злиться! Осторожно, осторожно вывести их на чистое поле. Резкое движение, и весь вечер придется чинить это хлипкое сооружение. Ух, наконец, мы на просторе.
Вереница саней вытянулась по полю. Покосившиеся стойки перетянуты веревками, с полозьев облез пластик. Изможденные конструкции хозяева тянут и тянут за собой. Огромная нагрузка на сани за один месяц привела половину из них к полной инвалидности. Двое саней погибли в борьбе с торосами, из обломков соорудили новые модели. Мучительные поиски длинными вечерами, испытания, неудачи, переделки привели к созданию высокопроходимых саней ходульного типа Мержоева и маленького однобаульного «бронетранспортера» Семенова «Блоха».
Как говорят, все на свете имеет начало, все на свете имеет конец. Настал финал, санного туризма. В тот «трагический» день, 19 апреля, ярко светило солнце, ветра не было. Кто хотел, тот загорал, купался в снегу. Шли съемки очередной серии фильма «Пешком по океану». У Николая, нашего начальника, созрел план. Он возвещал о конце санного туризма и объявлял саням смертный приговор, который надлежало привести в исполнение через четыре дня.
Санный туризм умер! Да здравствует санный туризм! Мы еще вернемся к нему. С другими, более изящными помощниками полярных путешественников.
Еще долго останется след на просторах Северного Ледовитого океана от наших полярных первенцев, уродливых и неказистых. Мы имели возможность на обратном пути с вертолета видеть глубокий след, оставленный нашими инвалидами. Он, пересекая широкое поле, словно слепой котенок, тыкался в стену торосов, плелся вдоль нее, протискивался в щель, упирался в полынью. И так много-много раз, снова и снова, долгие километры.
Без саней
Вчера после обеда мы пошли без саней, под рюкзаками. Вес получился невообразимый. Когда мы надевали мешки, лед прогибался, и над полем проносился истерический хохоток. Потом мы пошли...
Я шел последний, причем отставал метров на пятьдесят. Сделав с превеликим трудом несколько шагов, я умудрился упасть, а так как вставать с таким рюкзаком самостоятельно практически невозможно, то я с тоской смотрел на уходящий караван, считая предосудительным звать на помощь. Попытавшись несколько раз встать, я снова глянул вослед уходящим и понял, что останусь здесь навеки.
Полежал, отдохнул... Посмотрев по сторонам, я увидел метрах в пятнадцати бугорок и пополз к нему. Собрав в кулак всю микроскопическую оставшуюся волю, я оперся о бугорок и с третьей попытки поднялся на ноги.
С утра идется плохо, в голове вертится какая-нибудь идиотская мелодия. Ножонки сучат, проваливаются, глазенки бегают. Сначала плечи и пояс болят не очень, потом начинают противно ныть, затем становится невмоготу. Спасает перекус – дар божий. Потом – обед – манна небесная.
Для интересующихся сообщу, что сегодня, 26 апреля 1994 года – восьмая годовщина аварии на Чернобыльской АЭС. Мимо такой даты мы не могли равнодушно пройти, ее было необходимо чем-нибудь да ознаменовать.
... Вспышка осветила на мгновение все мертвенным светом. Тут же, абсолютно ничего не поняв, все завопили разными голосами:
– Спокойно, спокойно, спокойно!
Когда пламя потухло, взору изумленных зрителей открылась картина, вполне достойная фильма ужасов, или, по крайней мере, интерьера жилища злой волшебницы Бастинды. Обгорелый угол палатки был окутан нитями сгоревшего внутреннего слоя. Штатные колдуны Серега и Игорь с закопченными лицами неподвижно сидели внутри густой паутины.
Несколько секунд спустя раздался продолжительный смех. Мне показалось, что если бы сгорели оба слоя, то смех был бы еще дружнее.
После обеда идти еще тяжелее, плечи отваливаются, ноги проваливаются, время тянется, торосы мешаются. Очень противно, но очень хочется на Северный Полюс. Шансы есть.
С утра постоянно торосятся мысли, что если добавить пару ходок до обеда, да пару после, то за день мы смогли бы проходить до двадцати километров, но каждый раз к вечеру я понимаю, что это был бы верный ход к провалу и истощению. Единственно верно на сей момент двигаться так, как сейчас.
Мы становимся нервными. Это я чувствую по себе. Мне с каждым днем все сильнее и сильнее хочется спорить и доказывать свою правоту, причем меня раздражает, что оппонент несет абсолютную чушь, либо то, что он не совсем понимает мою мысль. Спорщики, как правило, говорят здравые мысли, но совершенно не слушают друг друга, не понимают, что фактически достигли согласия, и спор приобретает комическую форму.
Вечером все имеющиеся в нашем распоряжении флаги пошли на ремонт палатки, а робкие голоса (очевидно из числа тех, кто не слишком сильно смеялся в обед) деликатно интересовались датой гибели «Адмирала Нахимова».
Айсберг
Эту штуковину мы видели в течение трех дней. Впервые призрак привиделся мне, когда у очередной полыньи я залез на высоченный торос, чтобы посмотреть дорогу. Над горизонтом висел колеблющийся белый квадрат. Вначале я не принял его за материальный объект – Арктика щедра на всякие атмосферные явления и редкостные миражи.
Мы шли, шли, шли, а он так и болтался впереди, не меняя своих размеров. Наконец в обед следующего дня стало ясно, что это не приведение, а громадный ледяной остров, айсберг. Он лежал в тридцати градусах правее курса. За долгие дни, лишенные впечатлений, когда лишь однообразная белизна была нашей спутницей, мы отвыкли от всего необычного.
Я спросил:
– Стоит ли поменять курс? – нетрудно было прикинуть, что пройденное до айсберга расстояние придется умножать на косинус тридцати градусов, что, впрочем, не катастрофически отличается от единицы.
Последовали ответы:
– Обязательно пойдем, вдруг там табак.
– Может, не стоит?
– Как это интересно, пофотографируем!
– Да пошел он...
– А что, если это Земля Санникова?
Мы пошли. Потом никто не жалел об этом. Мгновенно стали заключаться пари на размер ледяной глыбы и расстояние до нее. Никто не угадал, полное отсутствие масштабов.
Айсберг имел высоту метров тридцать. Вблизи он напоминал высотой мой девятиэтажный дом со стороны ближайшей трамвайной остановки. Откуда взялся этот циклоп, бороздивший океан словно корабль, а с наступлением холодов закованный в ледяные цепи Кроноса, трепещущего перед его дикой силой? От какого шельфового ледника откололся этот монстр? Действительно ли под водой скрываются девять десятых его высоты, и что случится, если цепи лопнут и он вдруг решит перевернуться?
Солнце светило по-весеннему ярко. Было тепло, несмотря на пятнадцатиградусный мороз. Южные грани айсберга не выдерживали натиска весны и, изрядно подтаявшие, блестели на солнце. Искрящиеся сосульки навевали воспоминания о детстве, но облизывать их как раньше почему-то не хотелось.
Ледяная гора имела неправильную форму, и ее северная сторона была более пологой. По ней мы без труда поднялись на вершину. Вид, открывшийся сверху, будоражил воображение: на десятки километров вокруг расстилались безбрежные поля торосов. Сверху гряды их напоминали величественные горные хребты, отрогами соединяющиеся друг с другом.
Мы, до сих пор видевшие Арктику только с высоты человеческого роста, были поражены тем, как она изменилась при взгляде с птичьего полета. Мы были убогими, жалкими песчинками в царстве снежной королевы. Человек не властен что-либо изменить в этой пустыне, он никогда не станет хозяином в этом первозданном мире.
Ответы любознательным
Каждое утро мы вставали в 7 часов, выход с ночевки – около девяти. Чистое ходовое время (за вычетом всех остановок) – 5-6 часов. Продолжительность переходов составляла 30-40 минут, привалов – 10-15. Обед с установкой палатки занимал не менее трех часов. Вечером останавливались на ночлег около 19.00. По четным числам в 20 часов были сеансы радиосвязи с базой на острове Среднем. Наш надежный базовый радист нижегородец Василий Ленков передавал информацию в Екатеринбург координатору экспедиции Михаилу Лысакову. Отбой в 21-22 часа.
После 42-х дней бросили многократно реставрированные сани и, взяв продуктов и снаряжения на 35-40 дней, пошли пешком. Несмотря на необычайно глубокий снег, пешком шли на север в среднем по 12-15 километров в день, тогда как с санями иной раз едва одолевали встречный дрейф. Кстати, он достигал 800 метров в час, а по литературным данным – не более 2-4 километров в сутки.
Ежедневно мы съедали на восьмерых 6 килограммов сухих продуктов и сжигали 1 литр бензина. Основу рациона составляли крупы, галеты, сублимированное мясо, сухие концентрированные соки, мед, шоколад.
Если не для Книги Гиннеса, то хотя бы для интереса перечисляю некоторые походные факты:
– максимальный вес саней на старте – 140 килограммов, максимальная масса рюкзаков после выброса саней – 55 килограммов;
– 67 дней полностью автономного существования в Арктике;
– 70 дней не мылись, не видели растительности, непрерывно находились в замкнутом коллективе, не вступали в товарно-денежные отношения, не слушали радио, не смотрели телевизор;
– купались в океане при температуре воздуха минус 34 градуса по Цельсию в месте, где глубина была свыше 2000 метров;
– сдали 5 килограммов анализов, выполнив полностью медицинскую часть программы.
15 мая в точке с координатами 85 градусов 05 минут северной широты и 99 градусов 17 минут восточной долготы путешествие было прекращено, хотя в момент окончательной остановки без каких-либо ограничений мы могли существовать на льдах не менее трех недель, плюс к этому – отличное физическое состояние всех участников группы «Мегион».
Итак, почему? Авиаторы Диксона передали о завершении полетов над Арктикой 20 мая и предложили нам эвакуироваться, разделив затраты с командой томских лыжников (руководитель В. Чуков), достигших Северного Полюса на лыжах. Для нас это фактически явилось ультиматумом, поскольку тут же сообщалось о том, что за эвакуацию в более поздние сроки придется платить примерно в шесть раз больше. Причины: повышение цен на авиаперевозки вообще, повышение тарифов за полеты над арктическим бассейном в сложных ледовых условиях в частности, увеличение количества оплачиваемых летных часов для эвакуации (мы ушли бы дальше и не с кем было бы разделить затраты).
К этому моменту мы уже допустили перерасход средств, несмотря на кооперацию с упомянутой командой лыжников и то обстоятельство, что генеральный спонсор АО «Мегионнефтегаз» выделял деньги в долларовом эквиваленте на автономную авиазаброску. Но со времени составления сметы до расчета с летчиками курс доллара вырос в два раза, а цены на вертолетные перевозки – в пять!
Таким образом, Полюс, не говоря о большем, достигнут не был. Мы уступили сильному сопернику, да к тому же на чужом поле... Причина – поздний старт, вызванный организационными неурядицами. Стартовав дней на 20 раньше (примерно 20-23 февраля), мы сохраняли бы шансы достичь Полюса, несмотря на недостатки конструкции саней и обилие рыхлого снега. Мы прошли полностью самый сложный участок прибрежного торошения, распространявшийся в 1994 году до 83 градуса 40 минут северной широты. В начале мая вышли на ровные поля...
До слез обидно было прерывать наш путь, не доведя до логического конца арктическую одиссею, особенно приобретя по ходу путешествия столь значительный опыт организации и проведения походов по дрейфующим льдам. Поэтому 20 февраля 1996 года с мыса Арктический возьмет старт Вторая Российская пешеходная экспедиция «Северный Полюс-96».
Главные итоги нынешнего путешествия: мы не успели дойти до Полюса, но приобрели бесценный опыт и сумели подготовить кинофильм и книгу, позволяющие тысячам людей познакомиться со строгой красотой Арктики, не покидая стен своих уютных жилищ.
