Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Павел Конюхов. Мы шли рядом со смертью. Центр культуры «Живая этика». Владивосток. 1996 г.
Глава I.
Первые препятствия
С самого начала моего решения – посвятить нынешний, 1992-й, год последнему этапу велопохода по маршруту Глеба Травина по побережью Ледовитого океана – я начал испытывать столько препятствий и различных затруднений, что этого с лихвой хватило бы не на одну крупную экспедицию.
Началось все с того, что прежним составом в это путешествие я отправиться не мог. Мои спутники по прошлым двум этапам – Фарид Абдулин и Сергей Вилков – на этот раз были заняты другими делами. Сергей Вилков незадолго до старта женился и сейчас где-то в Центре России решал свои семейные проблемы. Фарид Абдулин недавно стал дедушкой и тоже до самого старта не мог дать утвердительного ответа на мой вопрос об участии в экспедиции – у него каждый день была масса своих забот. Вечерами он приходил ко мне, неопределенно вздыхал, помогал в сборах, давал дельные советы, но ничего определенного сказать не мог. В конце концов, за него все решила его жена Зина – она поехала по «горящей» путевке на курорт и оставила молодых родителей и внука под попечительство Фарида.
Еще осенью я подал в газету «Советский спорт» объявление для «белых ворон», в котором сообщил о предстоящем велопоходе и приглашал желающих рискнуть вместе со мной. В прошлом году я таким образом нашел себе хороших друзей и решил на этот раз тоже попробовать отыскать новых спутников на предстоящий маршрут. В ответ на заметку письма посыпались, как из рога изобилия. Внимательно знакомясь с каждым из них, я видел, что об участии заявили люди, действительно любящие риск, но мало знакомые с условиями северных походов. Они не знали, что готовности, физической силы и выносливости в таких экспедициях недостаточно. Рисковать успехом дела было бы для меня очень дорогим удовольствием, и потому, немного подумав, я написал своим друзьям – Мише Тумаеву из Эстонии и Сергею Половинкину из Тюменской области. Я предложил им разделить со мной трудности последнего этапа велоэкспедиции по побережью Северного Ледовитого океана.
Телеграммы, которые пришли от них, решили мой выбор и определили окончательный состав экспедиции. Опытные, выносливые, хорошо знающие, что такое походы в большие морозы, метель и пургу, ребята как нельзя лучше могли заменить Фарида и Сергея на данном маршруте.
С этого момента я стал давать вежливые ответы – отказы на все письма, которые пришли через «Советский спорт». Отказывать было очень трудно, но еще труднее пришлось бы мне с новичками в экспедиции. С каждым письмом я понимал, что чуть было не совершил большую ошибку, взяв в такой сложный поход непроверенных людей.
Сообщив Сереже и Мише о сроках экспедиции и обговорив все подробности предстоящего маршрута, я занялся вплотную подготовкой к нему и начал искать спонсоров.
Первой откликнулась акционерная страховая компания «АСКО». Ее работники долго думали, каким образом финансировать мою деятельность, и, в конце концов, решили застраховать мою жизнь и успешное достижение мыса Дежнева на 5 тысяч. По опыту прошлого нашего сотрудничества, они на девяносто процентов были уверены в успехе экспедиции и потому выдали пять тысяч рублей перед стартом.
Затем советско-корейская фирма «Кессон» выделила деньги на авиабилеты для всей группы. В это же время я побывал в нескольких редакциях и получил там своеобразную поддержку. Краевые и городские газеты согласились оказать мне помощь, бесплатно рекламируя спонсоров экспедиции.
Неожиданно, на мой запрос из г. Улан-Удэ пришло письмо из рекламного отдела Азиатской биржи. В нем сообщалось, что эта биржа готова выступить генеральным спонсором. Все стало складываться более чем удачно, я был очень рад. К тому же, от Сережи и Миши пришли ответы. Ребята спрашивали, что нужно для нынешней экспедиции и предлагали часть расходов взять на себя.
Мои опасения, что такое везение долго продолжаться не может, вскоре оправдались. В один из зимних дней горячей подготовки к экспедиции я отправился в горисполком г. Находки. Нужно было попросить разрешение на приобретение продуктов на два месяца вперед для нашей группы. Требовалось немного – крупа, масло, чай, сахар.
В горисполкоме я потерпел первое фиаско. Мне отказались помочь, и объяснили свое решение тем, что не хотят из принципа способствовать подобным мероприятиям. В такое время и «путешествовать?»...
Ничего не оставалось делать, как молча выйти из кабинета. Мне не под силу объяснять непонимающим людям, что желание путешествовать не подчиняется обстоятельствам или особым периодам времени. Это такое же состояние души, как у музыкантов сочинять музыку, у поэтов – творить стихи, у других людей – любить, радоваться и жить.
Что я мог поделать? Оставалось закупать необходимые продукты на базарах по рыночным ценам. На Севере тоже наверняка существуют талоны, и отправляться в эти края лучше со своим запасом.
Для приобретения продуктов нужны были дополнительные расходы. Азиатская биржа ждала меня для заключения договора, и в начале февраля я отправился в Улан-Удэ, чтобы оформить все документы по спонсорству. Однако здесь меня тоже ожидала неудача – в день моего приезда руководство биржи отправилось в другой город на симпозиум. Правда, молодые господа из рекламного отдела встретили меня очень приветливо и заверили, что наша экспедиция может отправляться на маршрут в любое время – материальная поддержка будет обеспечена. Как только глава биржи вернется из командировки, деньги сразу будут переведены на наш счет.
Я подумал, что ждать неделю для меня нет смысла, подписал необходимые бумаги и отправился домой. Времени до старта оставалось совсем немного.
Начал я закупать продукты, шить мешочки для них, засыпать в них крупу, соль, сахар. Мешочков было приготовлено по количеству дней, с учетом всех потребностей. В это же время были сшиты утепленные рукавицы, сапоги-чуни на синтепоне, поставлены необходимые заплаты на всю походную одежду и снаряжение.
Во время сборов я неожиданно для себя обнаружил, что у меня нет подходящей обуви для похода. Посмотрев свои старые туристские ботинки, в которых ходил прошлой зимой на Полюс холода, я понял, что для нынешней экспедиции они не годятся. Начались поиски обуви. Поездки и хождения по магазинам ничего не дали. Решил, что пойду в старых, а там уже буду смотреть по обстоятельствам.
Однако и на этот раз меня выручил Фарид. В один из вечеров он принес солдатские ботинки с высокими голенищами. Они были на два размера больше той обуви, которую я носил. Для зимнего похода это было очень хорошо – можно надевать побольше носков и не бояться обморожений. Немного смущало то, что кожа на ботинках была грубая, как у кирзовых сапог, но выбора не было, и я с благодарностью принял у своего друга подарок.
Перед тем, как ехать в г. Улан-Удэ, я попросил одного товарища из Находки заказать для нас авиабилеты до поселка Черского. По приезду мы встретились, и он сообщил, что заказ сделан. Теперь предстояло поехать и выкупить билеты. Кассы агентства «Аэрофлот» работали с восьми часов утра. Решил, что отправлюсь в Находку пораньше, чтобы выкупить билеты, сэкономив время для других текущих дел.
Проснулся в шесть утра. Жена, посмотрев в окно, попросила сегодня ехать автобусом и не садиться в «легковушки» – за ночь выпал обильный снег. Когда, наскоро позавтракав, я вышел на улицу, снег тяжелыми мокрыми хлопьями валил с неба. Было совсем темно. Но, несмотря на непогоду, народу на остановке было много. Ждать пришлось долго. Автобус все не подходил. Люди стали поговаривать о напрасном ожидании... Понемногу я начал нервничать. Билеты нужно было выкупить сегодня. Хотелось побыстрее пройти эту последнюю ступеньку к старту. Когда билеты будут у меня на руках, тогда все станет реальным. Уж слишком много различных препон встает на моем пути – только справлюсь с одними неприятностями, как тут же возникают другие... Пока раздумывал над всем этим, к остановке подъехал «Москвич». Несколько человек бросились к нему, а я опять стоял и ругал себя за неразворотливость, ведь машина остановилась почти рядом. Но тут шофер окликнул меня и сообщил, что одно место свободно. Дважды просить не было нужды. Я подскочил к автомобилю, открыл дверцу и совсем уже сел, как вдруг краем глаза успел заметить вынырнувший из-за поворота автобус. Не знаю, что помешало мне сесть в машину, однако, я вылез из нее и закрыл дверцу. Пассажиры поехали, а я остался поджидать автобус. В автобусе было тепло. Пахло бензином и мокрой одеждой пассажиров.
К этому времени почти рассвело, снегопад прекратился. Небо над горами начало очищаться от серых туч. День обещал быть ясным.
Когда мы приближались к повороту на Находку, автобус притормозил. Шофер с беспокойством смотрел вперед. Я тоже взглянул и поразился. Перед нами на середине дороги стоял «Москвич», встретившийся утром на автобусной остановке. Автомобиль был страшно помят. Мне стало не по себе. Какая-то минута чуть было не решила мою участь. Рядом уже стояли машины ГАИ и «Скорой помощи». Милиционер знаком показал нашему водителю отправляться дальше. Автобус тронулся, осторожно объезжая место происшествия. Всех потрясло увиденное...
Добравшись до кассы, я спросил про свои билеты. Мне долго не отвечали, и, в конце концов, объявили, что такой заявки нет. По моей просьбе еще раз просмотрели все бумаги, но брони до поселка Черского не нашли. Растерянный, я подошел к телефону и набрал номер своего товарища, которому поручал это дело. На другом конце провода трубку подняли быстро, и Володя (так зовут друга), узнав меня по голосу, спросил, в чем дело. Я объяснил ему ситуацию с приобретением авиабилетов. Владимир, немного помолчав, ответил, что я, вероятно, что-то напутал. Он просил меня подождать, пока жена найдет его записную книжку. Через минуту-другую я услышал, как он диктует мне текст заявки от такого-то числа на 1-е марта, из аэропорта г. Владивостока до аэропорта г. Тикси. Упавшим от волнения голосом я попросил повторить услышанное.
Тикси, причем тут Тикси, когда нам нужно в Черский? Положив трубку на место, я опять подошел к кассирам. Как мог, объяснил ситуацию с заказом и попросил помочь. Вся надежда была на помощь кассиров. Однако в ответ пришлось услышать сообщение о том, что на ближайшие три недели билетов в направлении Севера нет ни одного.
Растерянный, еще не веря всему случившемуся, я вышел на улицу. Задержка со стартом на три-четыре недели означала крах экспедиции. К тому же, Сережа с Мишей уже договорились у себя на местах об освобождении от работы и должны были скоро приехать сюда. Что было делать?
Не знаю, сколько времени я простоял так у входа в агентство, как неожиданно услышал, что меня окликают по имени. Это Володя, перепутавший рейсы... Он не стал тратить времени на объяснения, а предложил пойти с ним в горисполком.
В состоянии унылого отупения, не веря в успех, я все же поплелся за ним следом. Здание горисполкома стояло через дорогу от касс агентства, и через несколько минут мы уже искали нужного нам человека. В коридорах было немноголюдно и тихо. Но вот Володя подошел к человеку. Представив меня, объяснил создавшуюся ситуацию с билетами. Володин знакомый сочувственно выслушал, записал что-то на листочке и, обратившись ко мне, стал спрашивать о прошлых экспедициях, задавать обычные в этих случаях вопросы.
Отвечая, я видел искренний интерес к своим путешествиям и даже какое-то понимание. В конце разговора он подал листок с записью и наказал обратиться в кассу сейчас же от его имени. Поблагодарив и распрощавшись с новым знакомым, мы вместе с Володей пошли снова к кассам. Подав листок за стеклянное окошко, я не без удивления наблюдал за мгновенно изменившемся отношением к моему заказу. Неожиданный переполох, вызванный листочком из блокнота, закончился для нас вполне благополучно. Через несколько минут я держал авиабилеты на 3-е марта до п. Черского через аэропорт Магадан.
Сейчас я не помню имени человека, так неожиданно пришедшего нам на помощь. И все же, кроме большой благодарности за состоявшееся чудо у касс, я до сих пор испытываю недоумение, стыд и досаду тех минут. Почему у нас до сих пор успех дела зависит от случайных людей, сидящих в кассах и кабинетах? Что должно измениться в нашей стране, чтобы подобные, унижающие человека явления исчезли?
Пять лет назад начался наш первый этап экспедиции. За это время менялись правители страны, успели закончиться различные перестройки, произошли революции, изменились взгляды на построение общества, однако, натолкнешься на подобный случай, и понимаешь, что мы все там же, у невидимых порогов, создаваемых искусственно в угоду отдельным людям.
Память невольно обращает мой взгляд в прошлое, все в который раз идет по кругу.
Тогда нам трудно было вообще пробить путешествие на Север. – «Этот район был закрыт для туристов».
Однако, убедительно обосновав цель велопохода (простые желания в расчет не принимались), мы с помощью Находкинского горкома комсомола смогли добиться разрешения от КГБ и многих других инстанций, чтобы пройти по Заполярью. Этот же горком ВЛКСМ помог нам в то время с билетами, материальными издержками, продуктами.
Сейчас бывшие инициативные работники горкома осели в различных новых предприятиях и фирмах, в управленческих структурах. Изредка я вижу знакомые лица. И теперь меня поражает другое – всего пять лет изменили этих хороших ребят. Очень сильно мне кажется, за это время они состарились на столетие, обросли рутиной в годы расцвета демократии.
Убеждает в этом и недавний случай с отказом помощи в приобретении нескольких килограммов гречки и риса, который произошел в приемной бывшего комсомольского вожака, сейчас занимающего один из важных постов в горисполкоме. Раньше у него, помоложе, хватило понимания, чтобы поддержать никому неведомого искателя приключений. А сейчас, когда, казалось бы, люди привыкли ко всяким инициативам, он дело спустил на тормозах.
До старта оставалось совсем немного. Рюкзак мой был уже уложен. Теперь – дождаться ребят, чтобы вместе отправиться в путь. Авиабилеты – в кармане.
Дома на столе меня ждала телеграмма от Сергея:
– Настроение бодрое. Готовься по плану. Владивосток вылетаю пятого марта. Пятого! Ну и ну!
Весь следующий день все валилось из рук. Старт опять срывался. Впереди – новый виток переживаний, неясных ожиданий и злоключений с билетами. Но во второй половине дня я неожиданно для себя успокоился и решил, что, по логике, после козней, которые я терплю это время, должны последовать успехи. День-два подожду, а там уж посмотрю по обстоятельствам?
В первом часу ночи неожиданно раздался звонок в дверь. Я открыл. Передо мной стоял Слава Киплюк. Этого парня я встречал в прошлом году в Якутске во время экспедиции к Полюсу холода.
Месяц назад из Риги пришла его просьба включить в команду нынешнего велопробега. Так как мы мало знали друг друга, я сообщил ему, что могу взять только запасным или помощником, тем человеком, который бы осуществлял связь с остальным миром во время экспедиции, а в случае неудачи одного из нас продолжить вместо него путь... Его приезд говорил о том, что предложение принято. Вот и первая ласточка удачи.
Утром следующего дня мы с ним обсуждали предстоящие дела. Нужно было вылететь в п. Черский раньше нас и вести подготовку к старту. Наши размышления прервала телеграмма. В ней сообщалось: «Вылетаю двадцать седьмого. Миша. Следующим рейсом, Сергей». Возможно, кого-то утомят перечисление и подробное описание всех этих мелких неожиданностей, но все дело в том, что и потом, начав экспедицию, мы будем все время только и раскручивать этот виток невообразимых напластований черного и белого, хорошего и плохого. Даже сейчас, когда закончилась экспедиция и я пишу эти строки, ощущение случайной удачи не оставляет меня.
Но в тот день, получив телеграмму, мы стали ожидать Сергея с минуты на минуту. По нашим подсчетам, он должен был приехать до двенадцати часов дня. Часов в одиннадцать, когда нетерпение наше достигло предела, в квартиру позвонили. Я бросился в прихожую: распахнул дверь – передо мной, сдержанно улыбаясь, прогибался под тяжестью рюкзака Миша Тумаев. Мы обнялись, я был очень рад. Но естественно, спросил, где он потерял Сергея. Первым я ждал его Миша, пожав плечами, ответил невозмутимо: «А Сергей – следующим рейсом». Когда же прочитал телеграмму, рассмеялся и сказал, что на почте текст перепутали, и Сережу надо ждать сегодня ночью или завтра утром.
Я успокоился. На следующий день приехал Сергей, и мы это время провели в непрестанных хлопотах: упаковывали велосипеды, проверяли рюкзаки, снаряжение экспедиции. А еще – получили посылку из Средней Азии от Мишиных знакомых с курагой и изюмом.
Вечером пришел Фарид и наш общий друг Иван Горохов. Фарид пообещал отвезти нас утром на станцию «Находка» к электричке на Владивосток. Там была намечена пресс-конференция, а после ее окончания мы сразу должны ехать в аэропорт. День был рассчитан по часам и даже по минутам.
Слава Киплюк уже выехал налегке на Магадан. Как он нас заверил, один билет он всегда возьмет.
В полшестого утра мы вынесли свои тяжелые рюкзаки и велосипеды из квартиры, и остановились у подъезда в ожидании Фарида. Вскоре его машина подкатила к дому. Мы быстро погрузились и поехали на станцию. Как оказалось, Фарид подвез нас к электричке за пять минут до ее прихода. Только все выгрузили на платформу, как электричка подошла. Мы быстро погрузились в ближайший вагон и попрощались. Все мысли уже о Владивостоке и скором отъезде. Под стук колес я пытался представить будущих оппонентов, друзей и журналистов, и мысленно отвечал на их возможные вопросы. Друзья мои тоже призадумались, глядя в темное окно раннего утра. Подошла женщина-контролер. Я протянул ей наши билеты. Она долго смотрела их, вертела в руках, а потом, возвращая, сказала, что электричка идет во Врангель. Оказывается, мы едем обратно домой. Такого мы не ожидали. В утренней спешке мы ошиблись. Ха-ха! Пришлось ехать до конца, а затем опять возвращаться в Находку и на перекладных добираться до Владивостока. Всего лишь... Плюс погрузки и разгрузки. Когда мы оказались у Владивостокского вокзала, до пресс-конференции оставалось двенадцать минут. Благо, здание, где она должна была состояться, было рядом. Бегом отправился на встречу с аудиторией. Там нас уже ждали с нетерпением, и все ужасно волновались. Но друзья были настроены благожелательно и, благодаря им мы немного отошли.
По окончании пресс-конференции нам сообщили, что работники газеты «Утро России» взяли для нас автомобиль и отвезут в аэропорт без лишних хлопот. И все же по дороге не обошлось без приключений, у автомобиля лопнула шина, и теперь опаздываем на свой рейс в аэропорт. Правда, его задержали на 2 часа, не из-за нас, конечно, а из-за какой-то неисправности...
Впереди оставался только старт. Однако при пересадке в Магаданском аэропорту опять заставили напомнить о себе неведомые шутники. Как оказалось, разрешение на ношение оружия закончилось у меня три дня назад. В суматохе последних дней я как-то не обратил на это внимания и сейчас попал впросак. В конце концов, все вместе мы уговорили аэропортовскую милицию и взяли ружье с собой. Без него нам было бы очень сложно в пути.
Подлетая к Черскому, я ничего не чувствовал, кроме большой усталости. Напряжение уже не оставляло меня.
Глава II
Старт экспедиции
Черский встретил нас небольшим ветром и морозом в сорок два градуса. Слава Киплюк был уже здесь и ждал нашу группу на автобусе вместе с представителями местной власти. Признаюсь, мы не ожидали от него такой инициативы...
Через час, немного отдохнув в гостинице, мы отправились в редакцию газеты, где нас тоже ожидала пресс-конференция. На этот раз мы выдержали град вопросов о целесообразности нашего похода. Пришлось объяснять, что первый велосипед прошел по этим местам полвека назад. И, посвящая свою экспедицию этому событию, мы просто не имеем права выбрать другой вид транспорта. На мой взгляд, мы разошлись друзьями.
После пресс-конференции нас пригласили в краеведческий музей. Рассматривали экспозиции, расспрашивали сотрудников об отдельных экспонатах и истории этих мест. Одна из работниц музея представилась нам настоящей шаманкой, принявшей это ремесло по наследству. Она нам много рассказала о жизни и быте юкагиров, так как сама принадлежала к этому роду, а также поведала много историй, легенд и обычаев других местных народов. Нам все было интересно, и немного жаль, что дальше задержаться в этом поселке мы не можем. Вечером нас пригласили в гости в семью Дьяконова.
Доброжелательные хозяева нам очень понравились. Глава семейства – якут. Его жена – русская, коренная москвичка из именитого рода Елисеевых. Познакомились они, когда работали в одном экипаже: он – летчиком, она – стюардессой. Дьяконов тоже представился нам шаманом. Наверно, для маленького поселка это было неплохо, и я, после всех сверхъестественных историй, которые случались в моей жизни, в том числе при подготовке экспедиции, готов был воспринимать это как само собой разумеющееся. Дьяконов рассказал, что слышит и понимает, о чем говорят птицы и звери, и может с ними общаться. Поведал необыкновенную историю про своего деда, «очень сильного шамана», предсказывавшего самому царю. «Дед имел большую голову, как у лошади». Якуты считают себя потомками лошадей, и потому такое сравнение считается у них почетным. Я впервые услышал от Дьяконова об обычае, существующем в роду шаманов: оказывается, после смерти мужа жена получает его ребра, новый шаман берет себе череп усопшего и так далее – все родственники получают что-то от останков умершего.
Таинственную историю рассказала жена Дьяконова Инна Львовна. Когда она пришла в этот дом, то ей пришлось познакомиться с домовым. Она даже поначалу боялась оставаться одна в квартире. «Вот в этом углу, – показала она на место, где мы сейчас сидели, – у нас живет домовой». Вначале, когда муж отсутствовал дома, то этот «барабашка» позволял себе довольно странные шутки: то кусок мыла взлетал в воздух и ударял хозяйку, то бумага рвалась на мелкие клочки и сыпалась ей на голову. Глава семьи объяснил, что этот домовенок все время следует за ним из одного жилища в другое. По словам Дьяконова, это маленькое, голое существо. Сейчас оно смирилось с присутствием жены и ничем не беспокоит семью. Разве что иногда часа в два ночи стучит в углу избы. Нас этот рассказ весьма заинтересовал, но убедиться в существовании домового мы не смогли – не стали злоупотреблять гостеприимством хозяев и, попрощавшись, покинули этот необычный дом.
Весь следующий день мы посвятили сборам в дорогу. Укомплектовали груз по рюкзакам, распаковали велосипеды и подготовили их для дальнейшего пути. Завтра – старт.
5–го марта. Проснулся в пять часов утра. Все еще спали. Лежал, продумывая первый день нашего велопохода. Молил судьбу, чтобы этот путь мы прошли и остались целыми и невредимыми.
Ребята со мной идут сильные, опытные.
Миша Тумаев в свои тридцать один год успел побывать во многих сложных экспедициях. Основное его увлечение – альпинизм. Поднимался на вершины Кавказа, Памира, Тянь-Шаня. Прошел весь остров Сахалин. Участвовал в экспедиции по пустыне Кара-Кум. Миша – первоклассный хирург. Хороший рассказчик. Знает толк в искусстве. По характеру он самый спокойный и выдержанный в нашей группе.
Сергей Половинкин вырос на Алтае. С самого детства он – в горах. Альпинизм для него тоже дело всей жизни. Исходил все алтайские горы, побывал на Кавказе, Памире. Бегом поднимался на Эльбрус. В прошлой нашей экспедиции Сергей был моим заместителем. В одной ситуации из-за его доброты я чуть ли не снял его с маршрута. Но мы опять вместе, и я очень этому рад.
И с Сергеем, и с Мишей встретился я в прошлом году, когда готовил экспедицию на велосипедах к Полюсу холода. Тогда я дал объявление о готовящемся походе в газету «Советский спорт». Писем с просьбой принять в эту экспедицию пришло очень много. Но так получилось, что я выбрал Мишу и Сергея. Они пошли вместе со мной, и после финиша все поняли, что еще главным успехом экспедиции стало обретение в каждом настоящего друга.
Тот поход проходил в очень жестких условиях, и ребята выдержали все: и морозы за –60°, и сильные ветры, и ночевки в снегу, и страх за товарищей.
Сейчас нам всем вместе предстоит быть в пути два месяца, терпеть большие морозы, нести сорокакилограммовые рюкзаки и преодолеть при всем при этом больше двух тысяч километров. Путь этот пройдет по зимникам, нетронутой тундре, торосам и льдам. Как мы выдержим этот переход?
В девять часов мы поехали на площадь. Там нас ожидали местные жители, чтобы проводить в дальнюю дорогу. Курс – на Билибино. Мороз –45°. Дорога скользкая, к тому же у меня оказалась очень гладкой подошва на ботинках. На первой же остановке я прикрепил к ним «кошки». Перестал скользить, но ремешки крепления пережимают пальцы, и ноги постоянно сильно мерзнут. Делать нечего, еду, терплю.
Километров через десять новая неприятность – прокол камеры. При таком морозе менять ее трудно. Хорошо, помог Миша. Во время ремонта у меня прихватило морозом два пальца на правой руке. Пришлось долго их оттирать. Обморожений в первый же день пути получать не хочется.
Дорога все время идет вверх. Мы знаем, что на семидесятом километре перевал достигает наивысшей точки, и затем начинается спуск. Поднимаемся в основном пешком, велосипеды ведем сбоку. Чтобы отвлечься от холода, думаю о чем-нибудь другом. Вспоминаю вчерашнее посещение музея. Нам там рассказали о страшном обычае – приносить воде в жертву самых красивых девушек.
Шаман сам отбирал местных красавиц. Разговаривал с каждой девушкой, уговаривая красавицу пойти на жертву добровольно. Согласие девушки было непреложным условием совершения обряда. В награду кто-то из ее близких родственников получал вторую жизнь. После того, как красавица соглашалась отдаться воде, ее вывозили в лодке на середину реки Колымы или далеко в море. Девушка-шаманка, рассказавшая об этом старинном обычае, поделилась мыслями стариков, считающих, что в нынешнее время, когда жертвы не приносят, вода сама забирает людей и, как правило, красивых, молодых мужчин.
На перевале – остановились. Достали шоколадку, поделили ее на троих. Как и в экспедиции прошлого года, мы решили, что горячую пищу будем готовить два раза в сутки. В обеденное время останавливаться не будем – световой день и так очень короток. Утром мы попили только чай, есть хочется, но придется терпеть до вечера. Смотрю назад, чтобы определить, сколько примерно километров прошли. Это первые километры последнего этапа. Меня охватывает тихая радость. В самом начале путешествия на велосипеде этот маршрут казался мне неосуществимой мечтой. А сейчас я уже почти на пороге финиша. Только бы все было хорошо... Впереди – около двух месяцев, в мороз и метель. Главное сейчас – мы уже на маршруте. Теперь все зависит от нашей выдержки, терпения и здоровья.
Часа в четыре дня решили остановиться, готовиться к ночлегу. В первый день нужно было все основательно проверить, определить, отвечает ли необходимым требованиям одежда для ночевок, засветло осмотреть велосипеды, проверить работу примуса, сколько бензина он расходует. Кроме того, необходимо было соорудить себе убежище для ночевки. Строить его будем из снега, так как палатку в этот раз брать не стали, решили, что она будет лишней обузой. Стали выбирать место для ночлега. Выбрали ложбину среди деревьев, прикрываемую от ветра горой. Свернули с дороги и по сугробам отправились к намеченному месту. Остановились. Миша посмотрел на градусник, висевший у него на руле велосипеда, и сообщил, что температура воздуха сейчас составляет –50°. Сумерки уже сгущались, и от его сообщения стало особенно неуютно. Почувствовали, как холод пробирается под одежду, сковывает все тело. Но позволить себе расслабиться нельзя. Тусклое солнце, скрывавшееся за завесой тумана, уходило за горизонт. Надо было спешить. Сергей посмотрел вокруг на чахлый лесок по склонам сопок и предложил сегодня примус не разжигать. Словно оправдываясь перед нами, он сказал: «Хочется живого огня, хорошего костра». Он подал Мише пилу и сказал: «Вы устраивайте ночлег, а я займусь дровами». Мы пошли к ближайшему сугробу. Надо было напилить снежных кубов и из них соорудить жилище. Миша, недоверчиво повертев пилу в руках, воткнул ее в снег. Он еще в Москве, при встрече с Сергеем, ухмылялся изобретению друга и не скрывал сомнений на счет ее полезности в работе. Пила представляла собой половину обычной пилы, и, разумеется, с одной ручкой. Но, тем не менее, обрубок легко вонзался в снег и нарезал ровные кирпичи. Из этих блоков мы выстроили стены и накрыли куском парашюта. Получилось неплохо.
Вскоре запылал костер. В котелке варилась гречневая каша. С сегодняшнего дня наш рацион будет состоять в основном из круп – гречки и риса. Это меню было опробовано также в экспедиции прошлого года, к Полюсу холода. Оно вполне оправдало себя. При больших физических нагрузках, в сильные морозы каши быстро снимают усталость и дают тепло организму. Они легко усваиваются и не вызывают никаких нежелательных реакций. Помнится, в прошлом году, перед городом Якутском на маршруте один шофер угостил нас мясом. После многодневной диеты у всех участников экспедиции страдали желудки. Конечно, в пути будут и исключения, но основная пища – все же каша. Перед походом, зная потребность на день, мы рассыпали крупу по специально сшитым небольшим мешочкам. Количество мешочков – по количеству дней. Решили, что на завтрак варить будем рис на воде и чай, на ужин – гречку. Обед – три галеты плюс три-четыре карамельных конфеты.
Сергей, раскладывая ужин по пластиковым мискам, сообщил нам, что, разговаривал по дороге с шофером МАЗа. С ним ехала чукчанка. Она дала ему адрес гостиницы в поселке Погидино и пригласила в гости.
Миша задумчиво смотрит на Сергея и говорит: «Навряд ли она захочет продолжить с тобой знакомство, когда увидит твое лицо в Погидино. Помнишь, как ты выглядел после оймяконских морозов?». Сергей, отличный семьянин, любящий своих жену и сына, начинает возмущаться: «Вечно вы думаете совсем не то, что надо видеть!..» Мы смеемся, и просим Сережу извинить за шутку. Он же молча ставит на огонь котелок со снегом (для чая) и берется за лодку. Мы едим, и каждый думает о своем. Наверняка, у всех мысли заняты родным домом. Семьи далеко и сейчас беспокоятся за нас. Интересно, как наши сыновья, когда вырастут, будут смотреть на эти путешествия? Поймут ли они нас? Такое уж совпадение, но и у Миши, и у Сергея, и у меня – сыновья. У Миши четырехлетний сын, у Сережи – десяти лет, у меня – восьми и двенадцати.
Оставив костер догорать под холодным небом, мы залезаем в спальники. Пока горячая пища и чай греют изнутри, нужно постараться уснуть. Теперь ледяная нора и полубессонные ночи – наш удел на долгие недели.
Глава III
Болезнь
8–е марта. Температура –42°.
Вчера мы в середине дня были в поселке Погидино. Обедали в столовой. Два последних дня я еду с температурой, а после Погидино прибавилось еще и отравление пищей. Соблазнились горячим обедом, и вот теперь приходится расплачиваться.
В довершение всего начался трудный участок пути. Приходится почти все время идти пешком. Я растер ноги в кровь. Оказалось, что солдатские ботинки, подаренные мне Фаридом, совершенно не годятся для путешествия. Грубые, негнущиеся, они сильно давят в подъеме и скользят по любой дороге. Я ругаю себя за то, что по опрометчивости не взял старую обувь про запас.
Помимо разбитых ног, температуры и отравления, начали болеть колени. Дает о себе знать старый артроз, заработанный в прошлых походах. Вчера перед сном я растирал и согревал правое колено, сегодня с утра заболело и левое. Когда встречаются участки, где мы можем ехать, то я сажусь на велосипед и вначале кручу одной ногой, а затем постепенно начинаю помогать другой. Слазить с велосипеда – мука: мгновенно колени пробивает резкая боль.
Я начинаю серьезно беспокоиться. Вспоминаю прошлые экспедиции, и не могу припомнить ни одного похода, где бы с самого начала приходилось так сильно страдать. Боюсь думать о будущем. Одна мысль о возможном прекращении маршрута приводит меня чуть ли не в истерическое состояние. Выдержу ли я?
От шоферов мы все время слышим, что после п. Билибино дорога будет еще труднее. Там ее не чистят вообще. Винят перестройку. В связи с происходящим в обществе предприятия отказываются оплачивать расходы по содержанию дорог, и не принимают участие в ее расчистке зимой. Одна надежда, что в Билибино я смогу сменить обувь. Надеюсь, что и температуру мне Миша собьет. Сейчас он лечит меня, дает какие-то таблетки, но они мало помогают. Нужен хороший отдых и ночлег в теплом месте.
9 марта. Температура –42°.
Целую ночь не спал. Все не мог согреться. Днем стараюсь забыть про кашель, и иногда мне это удается. А сегодня не мог дождаться утра, меня трясло и от холода, и от болезни. Температура, кажется, и не думает падать. А кашель лишал последних сил. Очень хочется заснуть крепко и отдохнуть, но позволить себе такое боюсь – за день сильно измотался, и как бы мне крепкий сон не обошелся очень дорого: недолго потерять контроль над собой и обморозиться.
Лежал, ждал утра, думал. О семье, о доме, о сыновьях. Старшему, Жене, двенадцать лет, младшему, Илье, восемь. Пока они мало задумываются о той части моей жизни, которую я провожу в путешествиях. Иногда вижу: гордятся, когда их спрашивают обо мне. Конечно, скучают и ждут встречи. Но смогут ли понять меня, став взрослыми?! Сейчас у молодежи совсем другие идеалы, взгляды на жизнь. Смогут ли они приподняться над меркантильной суетой, почувствовать счастье своих личных открытий, почувствовать вечность жизни, ценность каждого дня?
Я, наверное, старею, раз начинаю думать о молодежи, как о другом поколении. Каждый согласится со мной, что стариками в жизни мы делаем себя сами.
При встрече я расскажу пацанам о сегодняшней ночи, о том, как часто бывал счастлив и, особенно, после самых больших испытаний. А когда они вырастут, я дам почитать книги из своей библиотеки – о путешественниках, бескорыстных мечтателях и романтиках. Обязательно покажу книги о Рокуэле Кенте. В одной из них есть его слова: «Почему люди любят дикие места? Ради гор? Их может и не быть. Ради лесов, озер, рек? Но ведь это может быть пустыня, и все равно люди будут ее любить. Пустыня, однообразный океан, неприступные снежные равнины Севера, все безлюдные просторы, как бы они ни были унылы, – единственные места на земле, где обитает свобода». Мне эти мысли Кента кажутся близкими и родными, его понятие свободы человека на Земле, наверное, самое красивое и благородное.
Суметь остановиться, не дать вовлечь себя в гонку по лестнице материальных успехов, заниматься тем, что ты считаешь главным для тебя в жизни, – это под силу далеко не каждому. Мои путешествия находятся в постоянном противоречии с обыденной жизнью. Хотелось бы, чтобы жена и дети всегда понимали меня и в дальнейшем. Кажется, пока я, да и мои друзья тоже, счастливы в своих семьях. Жена Миши занимается горным туризмом, а у Сережи не перестает удивляться, как мы находим друг друга. Он часто вспоминает эти ее слова, как велика ценность подобных встреч. Что бы я сейчас делал без своих друзей? Насколько бы беднее была бы моя жизнь без них. Думаю, когда-нибудь мы сможем встретиться все вместе, с женами и детьми, и тогда это будет большим праздником для всех нас. Возможно, это произойдет у меня дома, на берегу моря, а, может быть, у Сергея. Где будет Мишин дом, я не знаю. Месяц назад его сократили на работе. Такие сейчас начались времена, что вот, например, ему, родившемуся и выросшему в Эстонии, сейчас приходится искать другое место работы и жительство. Он не знает другой родины, и эстонский язык считает таким же родным, как и русский, но в новой республике он оказался лишним.
Мои размышления прерывает Сергей. Он поднимается, говорит: «Замерз, как черт!». И, выскочив из укрытия, начинает бегать по кругу. Согревшись, он быстро разводит костер и зовет меня. Я выползаю и начинаю понемногу разминаться и помогать Сергею готовить завтрак. Тело все ломит, руки дрожат. Сережа внимательно смотрит на меня и говорит, что сегодня надо настроиться и «выжать» из себя все, чтобы доехать до дома «дорожника». Нам говорили, что этот дом находится в семидесяти километрах от Билибино, и сегодня мы можем вполне достичь его. Для всех нас необходима ночевка в тепле, чтобы дать отдых телу и подсушить спальники. Ночами, боясь замерзнуть, мы мало спим, и потому все устали...
День же выдался особенно тяжелый. Мороз все время за сорок градусов, дорогу перемело снегом, большую часть пути пришлось идти пешком. Вдобавок, конечно же, у меня полетело три спицы, пришлось останавливаться и ставить новые.
Уже смеркалось, когда Сергей, идущий впереди, увидел домик примерно в двух километрах от нас и в стороне от основной трассы. Мы свернули и пошли навстречу темному силуэту избы со светящимися окнами. Настроение поднялось. Я старался не отставать от ребят, понимая их нетерпение... Но кашель мешал мне поднапрячься и ускорить движения.
Наконец-то мы дошли. Миша с Сергеем остались на улице, я пошел в дом договариваться с хозяином о ночлеге. Вошел во двор и удивился, – на Севере редко встречаются такие строения – передо мной был крепкий большой дом, в глубине находился добротный гараж и масса других хозяйственных построек. Поднялся по ступенькам, постучал в дверь и вошел. В доме, у стола, сидел мужчина дет пятидесяти. Я поздоровался и, объяснив, кто мы такие, попросился у него переночевать. Хозяин помолчал немного, потом неторопливо произнося слова, отказал в моей просьбе, объяснив тем, что в доме нет места. Признаться, я растерялся, – за все годы путешествий впервые получил такой прием. Нашел силы извиниться, закрыл дверь и вышел к ребятам.
– Переночевать не разрешают, – услышали они от меня. Конечно, друзья не поверили.
Ты что-то напутал, – решил Сергей и пошел в дом. Миша, успокаивая меня, произнес: «Тебя, наверное, больного и заросшего, напугались люди». Однако, не успел еще Сережа дойти до крыльца, как хлопнула дверь, и ему навстречу вышел хозяин.
– Чего вы тут стоите? Скоро совсем стемнеет... Тут в пяти километрах стоят старатели, может, они вас пустят? А у меня места нет. Я вам уже сказал.
Мы, ни слова не говоря, развернули свои велосипеды и отправились обратно к трассе. Вслед нам – хозяин прокричал: «С дороги их свет хорошо видно! Найдете!»
Действительно, пройдя какое-то время, мы увидели неясный свет в глубине тундры, в стороне от дороги. Свернули и позли на встречу огонькам. Километра через два мы уже были у цели и постучали в дверь ближайшего домика. Все трое ввалились в комнату. В доме неправдоподобно ярко горела электрическая лампочка, а в печке трещали дрова. Стали сразу объяснять, кто мы такие, спросили о ночлеге...
Мужики молча смотрели на нас. Наконец, один из них, прекратив наши сбивчивые объяснения, велел раздеваться и проходить к столу.
Пока мы переодевались в сухую одежду, нам налили в большие эмалированные кружки горячего чаю, поставили хлеб на стол. Душистый, горячий напиток обжигал губы, разваливался приятным теплом по всему телу. Глаза мои слипались, в голове звенело. Прошло, наверно, больше часа. Помню, что кто-то взял меня за локоть, повел в сторону от стола. Очнулся оттого, что Сергей тряс меня за плечо. Сережа спрашивал, готовить ли ужин. Я сказал, что надо, и через несколько минут встал и вышел на свет к ребятам. Сергей начал засыпать кашу в котелок, собираясь поставить на печку, а Миша сидел за столом и вел разговор со старателями.
– Что это ты делаешь? – спросил Сергея один из мужиков.
– Да вот ужин надо сварить... – начал он.
Мужчина обложил нас отборным матом и сказал, чтобы мы шли за ним. Мы вышли и через минуту были в другом домике. Там на огромной, еще горячей печке, стояли большие кастрюли.
– Меня зовут Альберт, я бригадир здесь, – представился мужчина и, продолжая ругаться, налил нам в большие миски наваристого борща.
Поев, мы отправились обратно в тот же домик и просидели еще часа два за обшей беседой. У старателей, как и везде, в связи с повсеместным разладом в стране, возникли свои проблемы. Горячась в разговоре, мужики делились с нами всеми неприятностями, что свалились на них. Наконец, когда все уже было сказано, когда пересудили начальников местные и дальних, мы в ответ пригласили их бросить это неблагодарное дело, свою тяжелую работу, и отправиться за нами следом, до самого Берингова пролива. Мужики рассмеялись: «Ну, ребята, даром мерзнуть мы не согласны...» Дальнейший разговор как-то сам собой вскоре свернулся, и мы отправились спать. Перед сном Миша дал мне таблетки. Я проглотил их, мало веря в успех. Больше надеюсь на хороший глубокий сон в тепле.
Глава IV
Женщина приходит на помощь
11 марта. Температура –37°.
Сегодня прибыли в Билибино. За двадцать километров до города нас застала метель. Шли на пределе. Ветер нес сплошной, колючий снег, сильными порывами сбивал с ног. Мы с велосипедами и рюкзаками то и дело падали. Думали, еще часа два такой круговерти, и у нас не останется сил, придется зарываться в снег и устраиваться на ночлег. Однако совсем неожиданно, метель начала утихать, а затем и вообще перешла в поземку. Мы остановились, переводя дух перед очередным перевалом. Неожиданно, Сергей насторожился, прислушался: «Мотор где-то работает». Прервав отдых, отправились вперед. Вскоре за поворотом увидели «ГАЗ–52», а рядом – Славу Киплюка. Он вместе с председателем городского спорткомитета и работниками кабельного телевидения, правильно рассчитав время нашего приближения к городу, вот уже несколько часов стоял и ждал встречи с нами. Однако, только мы приблизились к их группе, Слава, извиняясь и улыбаясь, попросил не останавливаться, следовать дальше. Телевизионщики настроили камеры и ждали, когда мы поравняемся с ними. Дорога вела кверху, пришлось продолжать тяжелый путь – чего не сделаешь ради искусства? Так мы и карабкались до вершины перевала, улыбаясь в объектив, на ходу соскребая с усов и бороды налипшие сосульки льда. Машина там временем опять остановилась перед нами, и следующие кадры засняли нас еще и в фас. И только на самом перевале Миша поднял руку: «Все, отбой!»
Мы начали обниматься, здороваться и знакомиться. После этого опять заработали камеры, появился микрофон, но я почти ничего не помню из того разговора – все силы потерял на подъеме. Кашель не давал говорить и дышать, мокрую спину пронизывал ледяной ветер, колени кололо изнутри шипами от перенапряжения. Еще семь километров добирались мы от этого места до Билибино. В голове моей шумело, лица расплывались и стирались перед глазами, от поднимающейся температуры я чувствовал слабость и озноб.
В спортзале, где нам отвели место, я до самого вечера лежал в спальнике, выпив кучу таблеток. А вечером в одном из кафе нам устроили встречу с ребятами из турклуба. Неудобно было показывать чужим людям свою слабость, и я пошел. Хозяева вечера нам понравились. Обычно так и происходит среди близких людей – через несколько минут мы уже чувствовали себя, как в своей компании. Билибинцы рассказали о походе на остров Медвежий, о других. Миша с Сергеем поделились воспоминаниями о нашей экспедиции к Полюсу холода о том, как покоряли вершины Кавказа, Средней Азии и Алтая. Они знали мое состояние и старались на все вопросы отвечать сами. Я же больше слушал да боролся с кашлем, глотая постоянно горячий чай. Состояние было тяжелое. В середине вечера Слава Киплюк сказал, что какая-то женщина просит, чтобы я к ней подошел. У стены, ближе к двери, стояла молодая, худощавая женщина.
– Представляешь, – говорит она, – я впервые в этом кафе. Не знала, чего иду сюда, а как тебя увидела, все поняла.
Я же стоял и ничего не соображал. Первый раз видел эту женщину и думал – что ей от меня надо?
А женщина вдруг спросила: «Тебе не говорили когда-нибудь, что ты должен в этой экспедиции умереть? Твое время пришло».
Вот это да! Такого исхода я не ожидал. Но тут вдруг вспомнил, как в ранней юности, в далеком городе Донецке за мною шла и не отставала пожилая цыганка. Она все напрашивалась погадать мне по руке. Мне было неудобно перед прохожими, да и мать с детства говорила никогда не испытывать свою судьбу ни у каких гадалок. «Худа, может, не сделают, так обманут глупых», – не раз говорила она. Так мы шли с цыганкой квартала три. Наконец, мне надоело:
– Разве не видишь, что не желаю гадать? Вот, привязалась!
А цыганка как бы не слышала: «Послушай, что ты так боишься, ты мне руку только покажи. Видишь, сколько иду, одному тебе хочу рассказать про жизнь твою». Я подал ей руку.
– Ждет тебя хорошая жизнь, хотя в детстве болел ты много, дети будут, двое, женат будешь дважды, а вот в тридцать семь лет будешь ты находиться между жизнью и смертью.
Наверное, я бы и не вспомнил об этом разговоре, если бы не сегодняшняя встреча. «Мне нагадали в тридцать семь лет какое-то испытание», – сказал я незнакомке.
– Ты, наверное, не так понял, – ответила она мне, – не в тридцать семь, а до тридцати семи. И, поверь, сейчас твой срок настал.
Какая-то чушь, подумал я, но вдруг отметил, что за все время разговора ни разу не кашлянул. И вообще, дышалось легче и свободнее. Может, это гипноз?
– Вот мой адрес, – сказала женщина, – приходи, я постараюсь тебе помочь.
Не промолвив больше ничего, незнакомка вышла из кафе. В спортзале я рассказал ребятам о разговоре. «Надо идти», – сказал Сергей. «Не ходи», – сказал Миша. С этим и легли спать.
12 марта. Температура –37°.
С утра Миша подошел ко мне, протянул в руке очередную порцию таблеток: «Отдыхай, командир, а мы пойдем, посмотрим город и тебе обувь» Принесли они мне войлочные ботинки «прощай, молодость», я примерил – ботинки пришлись как раз впору.
Во время обеда я вспомнил свой вчерашний разговор с местной знахаркой и предложил Славе сходить к ней со мной вместе. Он согласился.
Миша молча слушал наш разговор. Вчера, предложивший мне ни куда не ходить, сегодня очень серьезно наказал: «Иди, только перед тем, как зайти в квартиру, перекрестись и отринь от себя все плохое».
Мало сказать, что я был удивлен Мишиной тирадой, нет, я вообще не ожидал этого услышать из его уст. Врач, с отличным образованием, материалист высшего класса – и вдруг дает такие советы.
Вскоре все сомнения были отброшены, и мы со Славой шагали к незнакомке. Женщина уже ждала нас. Все получилось так, как я вообще рассчитывал. Она оставила Славу в одной из комнат, предложив просмотреть стопку журналов, а меня пригласила на кухню. Там знахарка усадила меня на стул и начала над моей головой что-то переливать без конца из чашки в чашку, шепча под нос заклинания. Я верю в бога, но впервые оказался в такой необычной ситуации и чувствовал себя смущенно и неловко.
А знахарка тем временем продолжала наговаривать над моей головой, то и дело стряхивая со своим рук воду и водя ими по плечам, ногам... Наконец, она дала мне чашку с застывшим воском.
– Посмотри, вот через этот клубок ниток, что тебе подбросили в квартиру, и была наведена порча.
Я разглядывал прожилки воска и ничего не мог ответить. Женщина дала мне банку с остатками воды и сказала, чтобы вечером побрызгал ею над собой, а остатки вылил за порог.
– Ты слишком доверчив, а не все люди приходят в твой дом с добром, – промолвила она на прощанье.
В спортзале мы рассказали обо всем друзьям. Сереже только удивленно восклицал, а Миша попросил подробно описать ее квартиру, где и как стоит мебель и так далее... Недоумевая, мы со Славой выполнили его просьбу как смогли.
3 марта. Температура –14º.
В пять часов утра нас разбудили. Пришел один из местных туристов за своим телевизором. Ребята тут же начали варить завтрак, а я взял вчерашнюю банку и пошел к своей врачевательнице. Та же история с заклинаниями повторилась вновь. Для того чтобы пройти полный курс лечения, необходимо было задержаться еще на один день, но позволить такое я не мог. Я сразу сказал об этом моей спасительнице и объявил, что чувствую себя значительно лучше. Тогда женщина дала мне литровую банку заговоренной воды и наказала, чтобы я, как и вчера, часть вылил за порог с необходимыми словами, а остальную пил понемногу и обрызгивал ею себя каждый день. Я растерялся. «Я же могу ее разбить при первом же падении. Или она замерзнет...» Знахарка ответила: «Пока эта банка с тобой, ты падать не будешь, и ничего с водой не случится». Затем, уже попрощавшись с ней, я услышал: «Тот высокий, из вашей команды, знал, что с тобой сделали, но почему-то не сказал тебе».
Дверь закрылась. Я недоумевал, что мне такое сказали о Мише?
Придя в спортзал, я сразу же спросил его о странных спорах женщины. Миша спокойно ответил: «Да, Паша, я знал, но, кроме таблеток, помочь ничем не мог». Больше он ничего не стал мне объяснять. Я же, зная характер друга, не стал допытываться о причинах его знания, и начал помогать Сереже накрывать на стол.
Странно всё это, но больше всего задевает отведенная мне роль подопытного...
Мы позавтракали, начали укладывать рюкзаки. Я долго не мог решить, как поступить со «святой водой». Брать такую хрупкую емкость в рюкзак казалось немыслимым, да и ясно, что через несколько километров вода замерзнет – у нас водка замерзла... В конце концов, пошел к входной двери, побрызгал на себя, выпил, сколько мог, а остальное всё до капельки, с мысленными извинениями, вылил за порог.
Вскоре начали подходить наши новые друзья и знакомые, чтобы проводить нас в дальнейший путь. Мы вынесли велосипеды и рюкзаки на улицу, укрепили поклажу на багажнике, и стали прощаться с билибинцами. По обычаю, мы сделали круг по городской площади, держа курс на восток.
Первые тридцать километров шли по довольно хорошей дороге. Вдоль ее тянулся лес. Он защищал трассу от заносов и прикрывал нас от ветра. Тем не менее, в этот день я нападался, как никогда. На каждом маломальском повороте летел с колес на обледеневшую твердь дороги...
Хочу подробнее описать эти падения во время нашего пути. Любой, кто садился на велосипед, знает, как это неприятно. Падаешь вниз и ударяешься о твердую почву, камень или корягу. Летишь всегда неожиданно, не успевая среагировать, собраться, сбалансировать падение. Кроме боли, добавляется боязнь за поломку велосипеда. Представьте все это на обледенелом участке дороги, при температуре –40°, когда на багажнике рюкзак под сорок килограммов. Поломка велосипеда грозит в этом случае немалой задержкой. Жесткий, ледяной ветер во время внезапной остановки пронизывает спину, пробирает до костей.
Всех этих прелестей мне пришлось хлебнуть с лихвой. Кроме того, от постоянных подъемов рюкзака на багажник начала болеть спина. Сказывается старая травма, полученная еще в армии на соревнованиях. В который уже раз, привязывая рюкзак на багажник, я сетую помогавшему мне Сергею: «Представляешь, обещали сегодня, что не буду падать, а я, как нарочно, валюсь на каждой выбоине». Рассказываю ему про банку с водой. «Представь, – говорю, – если бы я послушался и взял эту воду в рюкзак, чтобы у меня сейчас там творилось?..»
Сережа улыбается: «А, может, наоборот, возьми ты эту воду с собой, и ни разу бы не упал». Признаюсь, после этих слов я подумал, что я не прав. Как знать? Тогда, сколько же мне еще падать до конца дня?
На тридцать втором километре лес закончился, а вместе с ним оборвалась и дорога. Дальше шли глубокие снежные заносы. Вокруг, до самого горизонта, простиралась белая пустыня с однообразными холмами.
Еще до Билибино нас предупреждали, что после этого города дороги не будет.
Мы прошли еще километров пять вглубь тундры и решили окопаться в снегу. Из вчерашней встречи с охотниками мы знаем, что где-то неподалеку есть зимовье. Как мы поняли из описания, избушка должна была находиться где-то рядом, но, сколько мы ни оглядывались и ни смотрели по сторонам, ничего не увидели. Избушка как сквозь землю провалилась. Начали рыть углубление в снегу. Углубившись на метра полтора, поставили велосипеды, накрыли все это парашютом... В который раз снежная нора темнеет, обещая неуютный, беспокойный отдых. Но нужно настроиться и не поддаваться унынию. Я приподнимаю шелковый полог, и первый влезаю в тесное пространство.
Глава V
Снежные люди в легендах и наяву
14марта. Температура –30°.
Метель разыгралась не на шутку. С утра долго лежали в своей норе, разминали руки и ноги, ни давая им замерзнуть. Старались немного подремать. Наверху слышно было, как ветер носит валы снега, бьет ими о сугробы и превращает наше пристанище в безликий холм. Думать о продолжении пути было бессмысленно.
Однако часам к шестнадцати почувствовали, что метель стала стихать. Сережа в сторонке подрыл углубление и здесь же, под пологом, установив примус, сварил кашу и чай. Согревшись и повеселев, мы опять закутались в спальники с надеждой отдохнуть. Совсем неожиданно Миша, как бы про себя, произнес: «Слышу мотор». Мы прислушались. Кроме ветра, никаких звуков не доносилось. Сергей предложил, вылезти из норы и посмотреть, что там делается наверху. Миша поддержал его и вскоре я остался один.
Ребята отсутствовали минут пятнадцать, а затем я услышал смех. «Знаешь, Паша, – продолжал смеяться Сергей, – мы тут страху навели на одного...» Оказывается, шум мотора послышался не зря. По тундре шел трактор, утихавшая метель открывала перед водителем безжизненное пространство. На километры вокруг простиралась единая плоскость тундры. И тут неожиданно, в десяти метрах от машины, из ниоткуда возникли две человеческие фигуры. Тракторист остановился. Он не мог ошибиться, только что вокруг было пусто, тем более метель прогнала все живое и сравняла пустыню. А люди, воспользовавшись остановкой трактора, с двух сторон залезли в машину: «Ну, здорово, парень, куда едешь, как дела...?» – посыпались вопросы из их уст.
– Да, не-эт..., да-а..., – слышалось в ответ от испуганного тракториста. Он тоскливо мотал головой, стараясь что-либо произнести в ответ, но у него ничего не получалось. «Мы бы тебе чаю предложили, да он уже остыл...», – водитель дико заозирался, заерзал на сидении... «Ну, бывай тогда, счастливо оставаться». Незнакомцы спрыгнули, и тракторист сразу почувствовал облегчение. «Парни, да вы чё-о-о..., все хорошо, мужики...» – услышали мои друзья. Трактор тем временем с натужным хрипом и лязганьем мчался к горизонту, туда, где садилось солнце.
Когда машина скрылась из виду, Миша с Сергеем посмотрели друг на друга и захохотали. Растерявшись от такого приема и бессвязной беседы, они сами только сейчас сообразили, что порядком напугали бедного водителя.
«А я, ребята, на Памире, два года тому назад, видел снежного человека», – произнес вдруг Миша. Конечно, мы сразу попросили рассказать о необычном случае.
Случилось это в 1990-м году. В этот сезон было много трагических случаев в горах Памира. Однако группа, в которой находился Миша, успешно поднялась на пик Ленина и благополучно вернулась. Но на одной из стоянок произошло с ними нечто необычное. В тот раз альпинисты укрепили палатку на одном из небольших уступов и легли спать. Как рассказывал Миша, расположились они в палатке параллельно входу. Миша оказался у противоположной стены. Сгустились сумерки. Сначала послышался шорох, а затем все услышали приближающиеся к ним шаги. Кто-то действительно спускался по склону к их палатке. Это был не зверь, осторожные шаги двуногого можно было определить. Уверенно перепрыгивать с камня на камень мог только очень опытный в горах человек. Но откуда он здесь, в этом безлюдье? Тут услышали, что кто-то роется в рюкзаках, оставленных снаружи. «Витя, посмотри», – кто-то из ребят попросил шепотом друга, лежащего у входа. Виктор высунул руку с фонарем из палатки и начал светить. Миша прильнул к окошку, и сердце его застучало. Существо больного роста, грузное и сутулое, осторожно ступая с камня на камень, удалялось от палатки. Луч фонарика неожиданно осветил его и ушел в сторону. Незваный гость метнулся, под ногами зашуршали камни, и Миша в последний раз на фоне неба увидел его неуклюжий силуэт.
Наутро альпинисты увидели в беспорядке разбросанные рюкзаки. Ничего как будто ни исчезло, хозяин гор не успел ничем попользоваться... Миша, закончив воспоминание, сказал: «Снежный человек – это совсем не выдумка».
Я вспомнил и рассказал ребятам о «черном человеке», много историй о котором мы слышали во время второго этапа экспедиции. Эта тема после неожиданной смешной истории с трактористом, была очень интересна. Неизвестно, сколько мы бы еще говорили, но лежать в этом холоде было невыносимо. Вылезли наверх и начали бегать вокруг своей норы, пытаясь согреться. Приседали, гонялись друг за другом, прыгали, как могли, чтобы размять занемевшие мускулы и почувствовать, как тепло согревает тело. Я достал фотоаппарат и попытался сфотографировать ребят на фоне вновь разыгравшейся метели. Затем несколько раз щелкнул, пытаясь заснять рисунок снежных заносов.
– Паша! Смотри! – неожиданно закричал Сергей, – я сейчас поборю Мишу.
Я поднял голову и забыл про фотоаппарат. Миша возвышался над Сергеем сантиметров на пятнадцать. Сейчас он встряхнул плечами, распрямил широкую грудь и по-борцовски пошел на Сережу. Он со своей мощью и силой чувствовал себя недосягаемым, и потому малость бахвалился, картинно переступая ногами. А Сергей вдруг неожиданно подскочил и, схватив Михаила за грудки, потянул на себя, потом подпрыгнул, ухватился ногами за Мишину шею, а руками дернул Мишу в коленях. Тот как сноп повалился во весь свой рост и с размаху грохнулся. У меня чуть сердце не остановилось. Подбежал к ребятам. Все оказалось нормально, только Сергей немного потянул мышцу правой ноги – не рассчитал немного скорости падения своего друга. Как я пожалел, что не вспомнил в это время о фотоаппарате, висящем на груди. Какие кадры могли получиться: схватка эстонского и сибирского медведей! А Сережа подошел ко мне и удивился, как это я могу держать фотоаппарат голыми руками при таком морозе? Я ответил, что терплю. Сергей только головой покачал.
А в палатке, когда мы начали варить ужин, он пристал к Мише с расспросами, почему его руки почти не переносят холод. У нас у всех они одинаково обморожены, но Сергей действительно страдает почему-то больше всех.
Вот из огня, наоборот, хватает угольки или горящие головни, когда поправляет костер, или долго несет котелок с раскаленной дужкой и терпит горячий жар. Мы приходим к выводу, что чувствительность Сережиных рук необычная. Миша начинает копать поглубже, и в результате его опросов выясняется, что Сергей в детстве переел меда с маслом. Миша так убедительно доказывает нам это с научных позиций, что мы от души смеемся над его доводами. Может, это и правда, но от этого нам еще смешнее.
День уже закончился, и нам предстоит еще одна ночь в этой норе. Не хочется думать, что метель надолго.
15 марта. Температура –42°.
Всю ночь мерз, как собака. Не спал, стучал зубами от холода, до бешеной усталости работал руками и ногами до самого рассвета, но согреться не смог. Совсем не ощущаю пятку левой ноги. Начал тереть ее руками, бить о землю.
Бесконечно благодарен Сергею. Он находит в себе силы вставать раньше всех и приготовить поесть. Вообще на маршруте Сережа – сосредоточенный и волевой человек. Очень внимательный, быстрый на подъем. Он и на этот раз, почувствовав мои мучения, разжигает примус и вскоре подает нам с Мишей котелки с горячей кашей прямо в «постель». Так, не вылезая из спальников, полулежа, мы съедаем завтрак и запиваем горячим чаем. Пока тепло еще сохраняется в теле, вскакиваем и начинаем быстро переодеваться. Это нечеловеческая мука – снимать утром теплую одежду и облачаться в свою рабочую, промерзшую, стоящую колом. Миша уже стучит зубами от холода, хотя еще не все переодел; Сережа не может надеть на ногу второй ботинок – закоченели руки. Я, глядя на них, последним снимаю все с себя и как будто ныряю в прорубь.
Бог и на этот раз дал нам сил перенести пытку, вылазим из своего укрытия, метель и не думает стихать. Небо еще темное, и ветер несет в этой черной пустоте колючие волны снега. Однако мы не можем представить, что еще одни сутки будем находиться в своем логове. По-прежнему, чувствую себя слабее друзей, и начинаю собирать парашют, выдирать его из-под снега. Вскоре, погрузив рюкзаки на велосипеды, мы выходим в путь. Ориентируемся по солнцу. Тусклое пятно света помогает нам держать направление в этой снежной свистопляске.
Минут через тридцать пришлось остановиться – так и не смог разогреть ноги, замерзшие ночью. Напряжение большое, дорога трудная, спина мокрая, а ступней не чувствую. Попрыгал. Снял ботинок, начал оттирать ступни. Безрезультатно. И тут вспомнил совет старшего брата Федора. Когда он шел к Северному полюсу в группе Шпаро, то все ребята пользовались одним приемом, чтобы разогреть ноги –100 раз проделывали махи то одной, то другой ногой. Попробовал. Почти сразу почувствовал, как кровь прилила к пальцам. Ребята, заметив, что я отстал, сразу сбавили скорость и продвигались, не выпуская меня из поля зрения. Метель разгулялась не на шутку, и в такой круговерти было несложно потеряться. Утром я объявил, что сегодня будем двигаться вперед, насколько хватит сил. В Билибино нам говорили, что на пути остановкой может быть «девятнадцатый угол». Так называется подстанция с прилегающими вокруг постройками. По нашим подсчетам, до нее еще километров сорок. В такую метель это не меньше пятнадцати часов ходу. Однако мысль еще об одной ночевке в снегу невыносима. За те двое суток, что мы намаялись в ледяном убежище, третья ночь могла оказаться опасной для жизни и роковой для нашей маленькой группы.
Сегодня ночью я почувствовал, как близко идем мы по краю обрыва, рискуя навсегда остаться в этих местах. То ли инстинкт самосохранения, то ли божье провидение, или какая другая сила встряхивает, поднимает тебя из полузабытья и оцепенения. Стуча зубами, освобождаясь от навалившегося испуга, начинаешь шевелить бесчувственными пальцами рук и ног, стучать ими о застывший коврик, и всячески стараешься оживить свое полумертвое тело.
Ледяной короб спальника впитывает неожиданно выступивший пот. Еще чуть-чуть, и можно было оказаться за порогом, разделяющем жизнь и неведомую вечность. Страх, приходящий одновременно с жаждой жизни, лишает покоя. Лежишь, прислушиваясь к дыханию ребят. Потом опять проваливаешься в темную пропасть, и снова выбираешься из пустоты...
Налетающие порывы ветра больно режут лицо, вырывают тяжелый груз из рук. Я вижу, как мои друзья каждый по-своему сражаются со стихией. Миша упорно преодолевает шаг за шагом, навалившись вперед своим огромным телом. Он то и дело вырывает велосипед на себя, высоко приподнимает его за руль, и, кажется, что с каждым рывком у моего друга только прибавляются силы и решительность. А Сережа воюет со стихией по-другому. Он подставляет ветру спину, а велосипед ставит параллельно направлению налетающих шквалов и очень ловко лавирует в меняющихся порывах. Часто я чувствую его взгляд на себе. Понимал, что он держит меня под контролем, показывая хитрости борьбы с взбушевавшейся природой.
В этой экспедиции я слабее всех. Сказывается недавно перенесенная болезнь. Впервые, за все время путешествий, я чувствую на себе тревогу и заботу со стороны. Это непривычное ощущение вызывает во мне странную неловкость и страх за успех экспедиции. Однако сильнее ответное чувство благодарности к моим товарищам и желание любыми силами не подвести их, оправдать надежды.
А ветер все новыми волнами, зарождающимися где-то далеко в глубине безлюдной пустоты, обрушивается на нас. Неизвестно, сколько времени двигаемся мы сквозь эти преграды. Фигуры ребят маячат передо мной, то исчезая, то появляясь неожиданно близко за шквалом снега. Вдруг ловлю себя на мысли, что не страх и не усталость, а восторг овладевает мною в эти минуты. Я достаю фотоаппарат и коченеющими руками несколько раз щелкаю затвором. Борьба со стихией вовлекает, захватывает и пробуждает новые силы и радостные, незнакомые чувства.
Я ускоряю свое движение. То ли это второе дыхание, то ли победа над собой после ночных переживаний, но кажется, что я теперь не песчинка в стихии, нашел силы в родном для себя пространстве бунтующей природы. Счастье охватывает меня, и шум свистящего ветра отзывается могучей музыкой, несравнимой ни с чем в этом мире.
Неожиданно натыкаюсь на Сергея, ловлю на себе его изумленный взгляд и возвращаюсь к действительности.
– Ты что, решил перегнать всех и бежать вперед? – спрашивает Сережа. Я улыбаюсь...
Позади уже примерно половина сегодняшнего пути. Следующую половину я помню плохо. Все слилось в один миг. Бушующая метель захлебывалась в слепой ярости, переходила в ураганный ветер, но для меня сегодня это уже не играло никакой роли. Какой-то внутренний подъем, ощущение радостной силы не покидали до конца пути.
Уже стемнело. Понимая, что время уже дойти до домика, мы продвигаемся, до боли в глазах всматриваясь вдаль. Как дикие звери, чутьем чуя направление маршрута, преодолеваем шаг за шагом. Неожиданно, краем глаза я ловлю в глубине тундры проблески какого-то света. Останавливаюсь и жду, когда стихнет порыв ветра. Долгожданная минута наступает – ошибки быть не может. Я кричу ребятам и машу им в нужном направлении. Однако снежное месиво опять заслоняет все перед нами, и мы снова останавливаемся. Миша первый увидел свет, что–то крикнул и свернул с дороги. Сережа и я потянулись за ним.
Через несколько метров ветер вырвал перед нами чистое пространство, и перед нашими глазами вырос силуэт домика.
Боже мой, какое это счастье – тепло и люди! Мы перешагнули за порог и захлебнулись тишиной и теплым покоем. Перед собой видим радостные лица, улыбающиеся глаза. Чьи-то руки отстраняют застывшие пальцы и помогают снять затвердевшую от мороза одежду. Яркий свет ослепляет нас. Сергей что-то говорит, объясняя хозяевам неожиданное появление непрошеных гостей, но я мало прислушиваюсь к речи. Главное – мы в тепле, мы дошли сегодня до цели. Как обычно, в этих краях вначале нас усаживают к столу, угощают горячим чаем, а затем, когда мы пришли в себя, нам предлагают горячий ужин.
Когда-нибудь в старости, устав от путешествий, я мечтаю сесть за стол и описать все дорожные встречи с незнакомыми, но ставшими родными людьми.
Миша неторопливо рассказывает хозяевам о нашем путешествии, представляет нас по имени. Я заметил, что в такие моменты Миша первый находит в себе силы овладеть ситуацией и собственным спокойствием, умиротворяющей невозмутимостью создает вокруг атмосферу понимания и давнего знакомства.
Саша и Оля Моисеевы, – так зовут наших хозяев, – на Севере живут давно. Их постоянная квартира находится в г. Билибино, а здесь работают, ежедневно передавая по рации данные метеоприборов. У Саши с Олей двое детей – сын пяти лет и дочь трех лет. Сейчас они молчат и стоят возле родителей, во все глаза рассматривая нас. Конечно, для них это интересное зрелище – трое лохматых, бородатых мужчин, взявшиеся неизвестно откуда в столь поздний час.
Проникшись к нам доверием, хозяева рассказывают о своей жизни в этих краях. Они – наши ровесники. Саша родился на Севере, а Оля приехала работать и нашла здесь свою судьбу. В свободные веч фа она занимается резьбой по кости. Оля показывает нам образцы работ и объясняет технику и приемы резьбы. По очереди берем в руки ее произведения и любуемся плавными линиями, бегущими по гладкой поверхности кости. Изображения, представшие перед нами, повествуют о драмах охоты, о быте и жизни чукчей, о национальных праздниках Севера. Пристально рассматривая то легкие, то глубокие линии, наполненные скрытой динамикой, мы поражаемся, как хорошо Оля чувствует силу контурного рисунка и мастерски владеет им. А ведь этим искусством она занялась не по наследству. Насколько же надо любить север и людей, живущих здесь, чтобы научиться понимать самое глубинное, усвоенное веками этим народом.
За стеной скребет по бревнам не утихомирившаяся метель, ударяет в стекла окон тугими ошметками снега, воет и стонет, натыкаясь на наше крепкое убежище.
Счастье, что мы вышли победителями в сегодняшней борьбе со стихией и собственной слабостью. Как хорошо, что встретили таких милых хозяев, нашли здесь понимание.
Я закрываю глаза, шум за стеной сливается опять в единую живую музыку. Боль, ломота растворяются в потоках неведомых вибраций, я ощущаю себя парящим в этой бездне, и засыпаю...
Под утро вскакиваю от детского плача за спиной и, забыв, где нахожусь, пугаюсь окутывающего тепла, незнакомых звуков.
Глава VI
Когда глазам не верят
20 марта. Температура –27°.
Встали в пять часов утра. Небо уже начало светать. Весна здесь чувствуется по раннему рассвету и удлиняющемуся световому дню. Сварили поесть, позавтракали, и в 6-50 вышли на маршрут.
Поначалу дорога была неплохая. Местами даже садились на велосипеды и ехали. Знаем, что впереди, в километрах двадцати от сюда, у дороги стоит балок. Эти небольшие строения в виде деревянных домиков-вагончиков, ставят для временного жилья дорожных рабочих. Также в них останавливаются шоферы, застигнутые непогодой, или путники, вроде нас.
Через пять-шесть километров начались перевалы. На первом перевале встретили колонну машин, идущих с Певека. Шоферы сообщили нам, что сейчас они двигаются от поселка Кремянка и за четырнадцать часов проехали в сопровождении трактора (!) шестьдесят пять километров. Я тут же представил, какая дорога у нас впереди. Но до балка мы доехали благополучно. Нашли, а там так холодно и промозгло, что все надежды на передышку в тепле сразу рухнули. Промерзшие тонкие стены, казалось, вобрали в себя весь холод окружающих мест. Я начал перезаряжать фотоаппарат, а ребята, поставив велосипеды снаружи, присели возле меня и стали ждать. С первых минут руки так застыли, что я кое-как управился с этим несложным делом.
Мы поторопились выйти побыстрее из домика, сразу сели на велосипеды и помчались вниз. Дорога от балка оказалась с сильным уклоном. Едем быстро. Встречный ветер пронизывает насквозь. Согреться совсем невозможно. Останавливаться тоже как будто нет смысла – пока позволяет дорога, надо спешить вперед.
Наконец, выехали на равнину, едем по тундре. Немного пришли в себя, согрелись. Километра через два после спуска заметили впереди машины. Шоферы вышли задолго до встречи и стояли, ждали нашего приближения. Подъехали к ним, видим – смеются. Говорят, едем и глазам своим не верим, что-то движется на нас, а что – не поймем. Наконец, сообразили, что три человека на каких-то моторчиках. Когда же они разглядели, что мы едем на велосипедах, удивлению их не было предела. Оба они пенсионного возраста, много лет на Севере, а вот такого транспорта, да еще в зимнее время встречать на дорогах не приходилось.
Стоять и разговаривать было холодно, но мы задержались возле шоферов минут десять. У одного из них речь была такая своеобразная и колоритная, и рассказывал он так интересно, что мы, казалось, обогрелись, слушая и смеясь вместе с ним. Небольшая остановка, несколько минут общения прибавили сил.
Эта разрядка кстати, так как буквально через полчаса начался тяжелый путь. Здесь зимники прокладывают следующим образом: по дороге проходит трактор, он тянет за собой тяжелую плиту-«утюг», и утрамбовывает снег. После этого зимник считается проложенным, и машины тут же идут по нему. Конечно, тяжелые колеса в считанные часы разбивают утрамбованный наст, машины начинают буксовать, с большим трудом продвигаются вперед, и... все начинается сначала. Однако для нас на некоторых участках возникает преимущество перед водителями автомобилей. В этих местах боковая каемка наста остается нетронутой и выдерживает груз наших велосипедов вместе с рюкзаками. В подобные моменты мы едем, перегоняя большегрузные машины и сочувствуя водителям, мерзнущим на дороге в ожидании помощи. В этих краях шоферам надо ставить памятники. На протяжении всей зимы, тянущейся долгие месяцы, в пургу, холод и мороз, они осуществляют единственную связь между населенными пунктами, снабжая их продуктами, оборудованием и прочим товаром. Часто приходится рисковать здоровьем, а то и жизнью, ночуя в холодной кабине, заброшенном балке, посреди безлюдной тундры.
В последние годы водителям приходится все труднее, зачастую машины идут через тундру, соблюдая лишь общее направление. Мы часто слышим от них предупреждение – устраивать свои ночевки подальше от проходных трасс. Не дай бог, в темноте, а то и днем, устав от единообразного вида тундры, водитель не заметит нашего укрытия, заметенного снегом.
Со стороны шоферов отношение к нам очень хорошее. Водители, годами тянущие в этих краях тяжелую лямку своей работы, болеют за нас душой, искренне сочувствуя и предлагая помощь. Им кажется, что под открытым небом, в постоянном холоде, на безлюдном пространстве вообще нельзя прожить более суток. На наше путешествие они смотрят как на что-то необыкновенное, требующее нечеловеческих усилий действо. И потому встречают наш караван с неподдельным удивлением, сопереживанием. Ни разу не видели мы скептических или насмешливых ухмылок.
И в то же время, видя их тяжелую работу, мы не перестаем поражаться терпению этих трудяг, единственным подспорьем которых является умение ждать и молча переносить тяготы пути. Общая связь с дорогой сближает наши души, и всегда мы расстаемся с большим сожалением о краткости момента.
Путь дальше становится все труднее. Дорога пошла на перевал, и по всей ширине твердый наст перемешан колесами машин. Спасительной кромки нет. Приходится тянуть на себе велосипеды вверх. Ноги скользят, спотыкаются в этом крошеве. Велосипед застревает. Я тяну его за руль и, чтобы как-то облегчить подъем, привязываю себя к багажнику с тяжелым грузом.
В этот раз я поднялся первым. С облегчением перевожу дух, оглядываюсь на своих товарищей. Ловлю себя на мысли, что любуюсь, глядя на друзей, но сил достать фотоаппарат нет – все отнял тяжелый перевал. Стою, опираясь на велосипед, и жду, когда Миша с Сергеем поравняются со мной. Сергею подъем достался тоже нелегко. Он тяжело поднимается наверх, седые пышные волосы выбились из-под шапки, покрылись инеем, а борода и усы превратились в ледяную маску. Поравнявшись со мной, он замирает, тяжело навалившись на руль. Миша же ждет совсем другим способом. Рост и сила позволяют ему держать на весу руль вместе с передним колесом. Так он и поднимается шаг за шагом, то приподнимая, то опуская велосипед. На перевале стояли вагончики вместе с буровыми вышками. Немного передохнув, мы направились к ним. Открыли дверь ближайшего вагончика. В нем напротив входа спал парень. Открыв сонные глаза, он спросил, что мы за люди? Услышав – «велосипедисты» – парень вскинулся и сел на кровать. Мы рассмеялись. Не успели ничего объяснить сонному хозяину, как дверь открылась, и на пороге появился еще один мужчина. Он сразу же заявил: «Собирайтесь и пойдемте ко мне. Я давно уже жду вас!». Тут пришел наш черед удивляться. Однако пошли за этим человеком к другому вагончику. Нас сразу заинтересовал этот бородач, ожидающий встречи с нами.
Как оказалось, новый знакомый занимается лыжным туризмом. О нашей экспедиции он прочел в газете «Советский спорт» и вот уже несколько дней ждал нас. Накормил и дал отдохнуть. Потом показал, как моют золото. В его же избушке мы познакомились еще с одним северянином, геологом Н. Г. Сохниновым. Приехав на Север в 1959 году, он так и остался в этих краях навсегда. Давно уже Николай Григорьевич вышел на пенсию, но продолжает работать. В этом он видит хоть какой-то смысл жизни. Судьба почему-то обошла его семейным счастьем, и к старости этот человек оказался одинок. Север забрал у него все: годы, здоровье, надежды на лучшую жизнь. Долгие десятилетия прошли за одним занятием – поиском дорогого металла для родной страны.
А сейчас, никому не нужный человек, живет во временном вагончике на краю земли. Единственное его развлечение – это поездки, обычно после получек, в ближайший поселок Бараниху. Там он спускает на выпивку все деньги и, посчитав такое разнообразие
в жизни законченным, возвращается вновь к своим делам и четырем стенам тесного общежития. Печально, что людей с похожей, как у этого геолога, судьбой, нам приводилось не раз встречать на Севере. Сорвавшись в молодости с родных мест в поисках лучшей жизни, больших денег, а то и откликнувшись на широкую пропаганду романтики неосвоенных земель, они приехали в эти края с целью выполнить задуманное. Все эти люди вначале считали свое пребывание здесь временным, а семью и дом мечтали заиметь на родине, вернувшись туда с тугим кошельком или славой героя. Однако не всем везло в этой жизни, и успех пришел далеко не всем. Так, многие и не заметили, что в ожидании прошли лучшие годы. За это время связь с родными местами оказалась утраченной, а на новых жизнь была неустроенной. Пора бы вернуться к родным очагам, но Север со своим особым укладом жизни, атмосферой свободы, изменил психологию и сделал их чужими в своем краю.
Вечером мы слушали Сережу Кальянова, хозяина вагончика, о его походах по Северу. Разговорившись, легли спать далеко за полночь. Все никак не хотелось заканчивать беседу. Очень нас заинтересовал поход их группы на лыжах по островам Северной Земли. Молодцы, ребята! Тут необходимо мужество для подобных путешествий и хорошая подготовка.
Глава VII
В гости на вездеходе
21 марта. Температура –32°.
Дорога снова плохая – еле взбираемся на перевал. А на спуске тоже невозможно передохнуть – очень глубокий снег. Мы пыхтим, барахтаемся из всех сил с тяжелым грузом в руках. Только выбрались, как начинается новый подъем.
Вчера нам сказали, что рабочим, которые следят за дорогой, платят по тысяче рублей в день. Сережа, повернув ко мне усталое лицо, говорит, что за тысячу он бы весь сезон веником снег разгребал. Ему знаком тяжелый физический труд на Севере, и потому обидно за такие траты денег. Там у многих, кажется, не болит душа ни за что – ни за свою работу, ни за то, что они оставляют после себя. Безобразные поселки, захламленная бочками и прочим металлом тундра, неряшливый вид самих жителей этих мест – все это приводит к горьким размышлениям.
К тринадцати часам добрались до будки дорожников. Возле будки стоял вездеход. Здесь же, прямо на снегу, отдыхал чукча. Мы поздоровались. Я достал фотоаппарат и попросил его разрешения сделать снимок. Он согласно закивал головой, прищуривая пьяные глазки и показывая своим видом, что ему совершенно неинтересно наше появление в его родных местах. Выражение удивления и других эмоций недостойно взрослого мужчины... Спросив, есть ли кто в домике, мы проходим туда.
Ремонтники нас традиционно встретили хорошо. Накормили, напоили, предложили отдохнуть в их домике. Оказалось, дорожники бастовали уже две недели по той причине, что предприятия перестали отпускать деньги на оплату их труда, на ремонт и содержание техники. И только тогда, когда трассы замерли, а поселок Бараниха оказался без топлива, один из приисков стал платить по тысяче каждому рабочему, вышедшему на расчистку пути. Но это не спасло положения из-за сломанной техники. В конце концов, один трактор все же удалось отремонтировать, он вышел на дорогу. А остальные рабочие сидят возле груд металлолома в ожидании запчастей и неизвестного будущего. Вот они перед нами – пьют чай и кое-что покрепче, ведут между собой нескончаемые беседы и играют в карты. Где-то трудится один трактор, и колонны машин ждут, шоферы мерзнут, поселки перешли на аварийное состояние.
Водитель вездехода немного сменил положение. Сейчас он полулежал, привалившись к боку машины, и покуривал сигарету. Он нам рассказал, что рядом стоят чукотские яранги. До сих пор в тундре мы видели только смешанные поселки. Слово за словом, и в конце беседы мы оказались приглашенными гостями в ярангу братьев Тыневги. Один из братьев, высунувшись из вездехода, позвал нас и поторопил со сборами. Забравшись на вездеход, я сунулся вовнутрь и опешил. Мне раньше казалось, что тут может быть один водитель, пригласивший нас к себе, ну от силы еще один пассажир. Нутро машины было сплошь забито людьми всех возрастов. Дети и взрослые лежали на шкурах вповалку и молча смотрели на меня. Мне сразу стало плохо. Лет восемь назад я при спуске застрял в одном из колодцев пещеры, и с тех пор не переношу тесных, закрытых пространств. Стоит мне оказаться в большой толпе, тесном автобусе и других подобных местах, как тут же перехватывает дыхание. Стоило только заглянуть вниз, как я тут же потянулся наверх, быстрее из этой норы. Миша с Сергеем, столкнувшись со мной, удивленно спросили: «Ты куда?» А я уже заметил на крыше вездехода двух парней и показал на них: «Поеду с ними». Вездеход рявкнул, дернулся и рванул вперед. Километров пять протрясся я с этими парнями на жутком морозе, судорожно цепляясь окоченевшими руками за какие-то железки. Хорошо, что Миша с Сергеем не видели этой езды по тундре. Втроем мы обязательно решились бы спрыгнуть на ходу, чтобы не рисковать своими жизнями, Машина, управляемая пьяными водителями, неслась по тундре напрямую, не видя ни ям, ни бугров, ни снежных заносов. Моим попутчикам наверху было весело. И я сохранял изо всех сил улыбку.
Ну, наконец, мы добрались. Ребята вылезли первыми. Сергей сразу заговорил потрясенно: «Паша, ты представляешь, они все там пьяные... Из кабинки ребенка кинули – мешал там, – так я думаю, разбился бы, если бы я его не поймал...» Миша похлопал его по плечу: «Старик, возьми свой фотоаппарат, ты не у себя дома».
Он, как всегда, своим поведением успокаивал нас. Подошел старший брат из рода Тыневги и пригласил в ярангу.
Первое, что поразило меня в яранге, это жуткий холод. После тряски по тундре на пронизывающем ветру я наивно думал, что смогу согреться у очага. Но оказалось, что современные чукчи очаг посреди яранги не разводят, они готовят себе еду на примусах. Сварят чай, мясо и закрутят фитилек.
С нашим приходом хозяйка яранги положила на землю три мешка, набитых оленьим волосом, и пригласила нас садиться. Мы присели. Чай к тому времени уже вскипел, нам подали по чашке горячего напитка и предложили строганину – мелко нарезанное мороженое мясо, без всяких приправ. Мы прихлебывали быстро остывающий чай и осторожно оглядывались по сторонам. Кроме примуса, все здесь, наверное, осталось по-прежнему как во времена Травина или сотни лет назад. В яранге было темно, неприятно пахло шкурами, от мешков-сидений холод пробирался по всему телу. Строганина липла к рукам, в чае то и дело встречался какой-то мусор, шерстинки и волосинки. Я всем своим видом старался показать удовольствие от угощения и общего пребывания в гостях.
Сергей, у которого уже зуб на зуб не попадал от такого гостевания, спросил, как же спит семья хозяев в таком холоде? Оказывается, в яранге, кроме основного помещения, есть закуток, завешанный шкурами, так называемый полог. На полу там навалена груда шкур. Но самое интересное – оказывается, обогревается этот полог маленькой свечкой. Чукчи спят в нем догола раздетые и, как они утверждают, бывает даже жарко. Мы заглянули в этот закуток, посидели еще немного с хозяевами за столом, а затем, поблагодарив за угощение, вышли из яранги на свежий воздух.
Я сфотографировал хозяев на фоне яранги. Затем заснял их вместе с Мишей и Сергеем.
Один из братьев предложил показать, как они одевают упряжку на оленя. Конечно, мы единодушно попросили его сделать это для нас. Тогда один из Тыневги отошел немного в сторону, достал из-за пазухи соль, насыпал ее на ладонь и... замер. Спустя несколько минут возле него стояло несколько оленей. Оставалось накинуть упряжь. Вот так. А мы ожидали бойких, молодецких криков, свиста лассо. Интересно, почему таким простым способом не пользуются другие коренные народности Севера? За все годы путешествий по этим краям, признаюсь, впервые познакомился со столь доступным приемом.
После демонстрации с «запряганием» оленей нас пригласили еще в одну ярангу. Но там мы побыли недолго. Хозяин яранги, пользуясь присутствием гостей, начал уговаривать жену угостить всех спиртным. Ему очень хотелось выпить, а жена не давала, так как берегла водку на праздник, который начинался через два дня. Муж, как ребенок, чуть не плакал. Однако жена твердо стояла на своим, курила трубочку и отрицательно мотала головой. Сережа, присев возле нее, одобрительно похлопывал ее по плечу: «Правильно, молодец, гости не пьют... На праздник тебе спасибо скажет». Отчаявшись, незадачливый хозяин вдруг предложил подвезти нас к ремонтникам на своем вездеходе. Мы поначалу удивились столь быстрой перемене его действий. Однако сознаемся, недооценили его практичный ум. Дело в том, что у ремонтников всегда есть спиртное.
Но нас на этот момент устраивало его предложение – хотелось быстрее оказаться в тепле, день уже клонился к вечеру. Однако Сергей отказался ехать: «Я так замерз, что лучше пробегусь». Я пожал плечами, мы залезли в машину, поехали, а Сергей побежал следом.
У себя дома Сережа работает в тайге. Из города их бригаду завозят в лес на так называемую «вахту», и они неделями живут в избушке, добывая лес для своей фирмы. Во время этих вахтенных работ Сергей успевает в любую погоду утром пробежать двадцать километров и вечером – двадцать. Редко, в пургу или в очень большой мороз, он позволяет себе поблажку и пробегает... на десять километров меньше. В нынешней экспедиции он страдает от холода больше всех, но надо отдать должное – Сергей не будет страдать в бездействии, кутаться, тянуться к теплу. Наоборот, он первым встанет утром, разведет огонь, приготовит горячую пищу, а если уж замерзнет, начинает сразу прыгать, приседать, махать руками и ногами, заставляет и нас проделывать то же самое.
В прошлом году, во время похода на Полюс холода, температура держалась от –47° до –62°, я не знал, когда Сергей спит. Укладываясь на ночь, я видел, как он что-то еще делает, кому-то помогает, а утром опять первый на ногах. И так каждый день.
Вот и сейчас я не перестаю удивляться ему. Мы пожалели свои натруженные ноги и решили потерпеть холод, но зато в бездействии доехать до избушки дорожников, а Сергей опять – без поблажек себе, бегом по непростой тропе.
Глава VIII
Певек встречает ветром
24 марта. Температура –31°.
Вышли рано утром. Ветер юго-восточный. Идти немного легче, чем вчера. Нет больших перевалов, а у кромки дороги – твердый наст. Опять остановилась впереди нас машина. Шофер спрыгнул с подножки, подбежал к нам, смеется: «Ребята, глазам своим не верю. Можно, я вас потрогаю?» Мы смеемся, а он продолжает: «Представляете, кручу баранку, смотрю – впереди на велосипедах люди едут. У меня даже спина вспотела, в жар бросило, ну, думаю, доездился, – уже и галлюцинации вижу... Закрою глаза, открою... – а вы все едете». Мы предложили ему пощупать нас, убедиться в нашей реальности, посмеялись все вместе. Сергей напоследок крикнул озадаченному парню: «Увидишь летающую тарелку – тормози, это тоже мы будем!» Парень понял шутку, захохотал.
Едем тесной кучкой. Вчера нас предупредили, что в этих местах водится много волков. Следуем поговорке, «береженого – бог бережет».
Утром я достал из рюкзака ружье и переложил его поближе. Наконец-то, я чувствую себя хорошо, стараюсь ехать впереди. В прошлых экспедициях всегда так было, а в нынешней наш караван обычно возглавлял Сережа. Есть какая-то закономерность в порядке движения. У Сергея это ярко не выражено, а вот мы с Мишей чувствуем дискомфорт при перемене места. Так, мне нужно видеть раскрывающуюся впереди картину дороги. За спиной, двигаясь вторым или третьим, я быстро устаю, нервничаю, так и хочется заглянуть за плечо впереди едущего, посмотреть, как дорога уходит вдаль. Миша же, наоборот, двигаясь первым, набирает такой темп, что мы за ним не поспеваем. Он далеко вырывается вперед, и потом оглядывается, шаг за шагом, поджидает нас, сбивается с общего ритма. Но вот, когда Миши едет позади группы, то всем становится спокойно. Он говорит, что любит, когда все находятся у него перед глазами. Интересно смотреть на Мишу в особенно морозные дни. Он тогда начинает часто шевелить бровями, поднимать лоб, подергивать носом и, вообще, приводить в движение все мышцы лица. Поэтому на его лице почти нет обморожений, кожа остается гладкой и чистой. А вот на Сережу страшно смотреть – во время движения он забывает обо всем, и обмораживается. Сейчас Сережа едет с темными пятнами на лице, с распухшим, покрывшимся коростами носом.
С первых дней похода нами принято правило – подчиняться меньшинству. Этот принцип взят на вооружение из-за сложности пути, рискованности всей экспедиции. Главное – прислушиваться к самому слабому. День смеркается, но можно еще пройти километра три. Тут Сережа говорит, что слева хорошее место для ночевки. У нас еще есть силы идти дальше, но раз другу пришла мысль остановиться, то появилась она тоже не зря...
А, может быть, и так, что в конце дня силы у всех на исходе, пора искать ночлег, а я прошу пройти еще немного, до указанной каким-нибудь охотником избушки. В темноте мы все продолжаем идти и присматриваться, не покажется ли где темный сруб на фоне звездного неба. Как бы мы ни устали, в этом случае для нас страшнее ночевка в холодном снегу.
Без приключений проехали еще километров пятнадцать. Неожиданно дорога вышла ни лед, ровный и чистый. За четыре часа мы как будто промчались еще сорок километров. На полчаса остановились в маленькой будке. Перекусили, отправились дальше. Рабочие, которые там жили, уговаривали остаться, отдохнуть, но мы спешим. Надо быстрее попасть в Певек. Метель нас сильно задержала. Слава оказывается, на машинах проехал от Певека до Баранихи и, не встретив нас на дороге, забеспокоился, стал расспрашивать шоферов. От них мы и услышали, что Слава нас ищет. Не дай бог, он обратится к спасателям. А чем расплачиваться? Эти суммы ни в какие наши расчеты не входят.
Не успели проехать и пяти километров, как на заднем колесе полетело сразу восемь спиц. Остановились. На тридцатиградусном морозе, с ветром, операция с ремонтом не очень радует.
Дальше отправились уже в сумерках. Опять началась метель. Вообще, с самого Билибино не было ни одного тихого дня. Сейчас, к тому же, чувствовалось, что нам предстоит пережить такую же метель, как и неделю назад, а то и покрепче. Ветер все усиливался, тугие шквалы снега неслись навстречу нашему каравану.
По подсчетам, мы сегодня должны были дойти до города Певека и вот теперь начали сомневаться. Вокруг – безлюдная тундра, быстро темнеющее небо, да усиливающаяся с каждым часом метель. Решили идти до последнего, чувствовали, что город недалеко.
Через два часа тяжелого пути впереди показались тусклые огни вечернего Певека. Долго еще добирались до первого дома. Затем неожиданно оказались на дороге с высоченными сугробами по сторонам. Ветер в этой ложбине терял силу, и мы смогли остановиться, перевести дыхание и оглядеться вокруг. Наверху темными силуэтами стояли дома. Миша с высоты своего роста сумел разглядеть автобусную стоянку, заспешил вверх по насыпи. Мы же не рискнули – ветер там ревел во всю силу, гоняя по улицам волны снега. Мы шли по спасительному коридору и наблюдали за другом. Вот Миша, наконец-то, встретился с каким-то прохожим, поговорил с ним, поспешил дальше. Мы поняли, что надо подниматься к нему.
Не успели сделать и двух шагов вверх, по насыпи, как приближающийся шум заставил насторожиться. Это ветер небывалой силы несся на нас. Только успели напрячься, пригнуться и замереть, как волна снежного шквала ударила в спину, бросила на землю. Поднимаясь, я увидел картину, которая нескоро исчезнет у меня из памяти. Наверху, на насыпи, огромной черной тенью изогнулся Миша, а его велосипед с сорокакилограммовым рюкзаком трепыхался в воздухе на вытянутых руках. Ну и силища! Я забыл про все. Продержавшись так несколько секунд, Миша, наконец, не удержался, и со следующим порывом полетел с велосипедом вниз, как демон, увлекая за собой лавину снега. Этим порывом он сбил нас с ног. Мы опять были все вместе.
Гостиница располагалась неподалеку и, повоевав еще с метелью в ночном Певеке минут сорок, мы, наконец-то, добрались до своего пристанища.
Мы так устали, что поначалу даже не могли говорить. И все-таки, когда начали рассказывать Славе про дорогу, про сегодняшний путь, неожиданно вспомнили Мишин полет над ночным Певеком, нас разобрал такой смех, что к нам стали заглядывать любопытные... Проговорили до двух часов ночи, затем я еще успел записать сегодняшние впечатления в дневник – по свежим следам.
Глава XI
Выход к Великому Ледовитому
28 марта. Температура –35°.
Уже сутки, как мы идем. Вчера по дороге нас дважды догоняли ребята из Санкт-Петербурга, передвигаясь на попутных машинах, поставили перед собой цель – обогнуть таким образом земной шар. Но обычно мне приходилось встречаться с энтузиастами автостопа летом, а для зимних путешествий нужно немалое мужество. Мы сразу прониклись к ним уважением, познакомились, расспросили о пройденном маршруте, обменялись адресами.
У меня опять полетели три спицы. И что за напасть такая? В прошлых экспедициях мне приходилось это делать так редко, что я по годам помню каждый случай, как исключительное событие. Начинаю беспокоиться, хватило бы запасных спиц до конца маршрута.
В поселке Комсомольском мы узнали, что дальше дорога идет не так, как нам объясняли, и расстояние до мыса Шмидта – не четыреста пятьдесят, а шестьсот километров.
Через двадцать пять километров мы выехали на старый зимник. Добрались до Фактории. Здесь живет чукотская семья. Мы к этому времени так устали и замерзли, что, встретив радушный прием, решили остаться и заночевать в этом месте. Хозяева напоили горячим чаем, предложили вареную оленину. Изголодавшись, мы потянулись за горячими, окутанными густым паром, кусками. Однако, заимев по скользкому, сочащемуся кровью куску полусырого мяса, мы поняли, что опять попали впросак. Стараясь не дышать, стали осторожно нащупывать зубами вареные волоконца и осторожно отрывать их от основного куска. Хозяин подал мне нож. Я, прихватив зубами кусок, стал отпиливать его сверху. За столом рассмеялись, показали, как надо есть такое мясо. Нож так и мелькал под носом у чукчи, отхватывая куски мяса нужной величины. Я показал им на свой нос и объяснил, что боюсь, кроме оленины, отрезать кое-что не липшее. Все опять рассмеялись, а я, видя, как ребята растерянно трудятся над своими кусками мяса, достал изюм и высыпал на стол. Все потянулись к сушеным ягодам, и за столом исчезло возникшее напряжение.
За время похода мы так привыкли к нашей пище из рисовой и гречневой каши, что иногда возникает отвращение ко всему мясному. А в гостях у чукчей, когда нам предлагают то мерзлое, облепленное волосами строганное мясо, то полувареное, мы никак не можем преодолеть себя, как бы мы ни были голодны. В этом отношении нам приходилось нелегко.
После застолья фотографирую на память хозяев яранги, достаем из рюкзаков свои спальники, укладываемся спать.
30 марта. Температура –35°.
Вчера мы достигли поселка Прибрежного. Здесь живут старатели. Добывают олово. В столовой нас накормили. Женщина-повар оказалась моей землячкой, приехала сюда с Донбасса. Мы поговорили немного, а затем нас отвели в один из пустующих домиков. Несколько дней назад в нем останавливались новозеландцы, штурмующие наши северные просторы на своих «Буранах». Помнят старатели и экспедицию на собачьих упряжках газеты «Советская Россия», проведенную в 1983 году. В этом поселке не так давно побывали супруги Басовы, мои старые знакомые, решившие с выходом на пенсию пройти вдоль границы теперь уже бывшего Союза.
Вечером занимались подготовкой снаряжения, ремонтом велосипедов. Почистил ружье, положил несколько патронов в сумку, закрепленную на руле велосипеда на всякий случай.
Нам сказали, что в этих местах бродит много белых медведей. Мой брат предупреждал, что лучший выход при встрече с хозяином Арктики – это разойтись по добру-поздорову в разные стороны. Убить такого зверя с первого выстрела почти невозможно, а, ранив, подвергаешь жизнь большой опасности. Согласен с мнением брата, однако совсем исключить возможность обороны не могу.
Миша, в свою очередь, тоже что-то мудрил весь вечер с сигнально-звуковой ракетой. Я удивляюсь, как он смог провезти ее в самолете. По-видимому, когда в Магаданском аэропорту разбирались с моими просроченными документами на ружье, Миша под шумок и пронес эту пушку мимо досмотра. Он придумывал приспособление для стрельбы, а я опять вспомнил рассказ старшего брата.
Однажды, подходя на яхте к одному из поселков, они решили известить его жителей звуковыми сигналами этой ракеты. От воющего, высокого звука посыпались стекла в близлежащих домах. Интересно было бы понаблюдать за реакцией медведей... Но нужно не забывать, что белый медведь находится под охраной «Красной книги».
А еще вчера состоялся интересный разговор. Начался он с того, что зашел к нам один из старателей и с порога заявил: «Я хочу взять у вас автограф, но вначале расскажите о себе, стоит ли на автограф переводить бумагу?» Первой реакцией было вообще не разговаривать с этим человеком. Миша откинул со лба волосы: «Бумагу не переводи, еще пригодится». Но Сережа неожиданно пригласил гостя к столу и, не обращая внимания на нас, стал рассказывать о маршруте Г. Л.Травина, о нашей экспедиции. Сергей, как всегда, мудр. Однако в конце беседы наш новый знакомый изрек: «Делать вам нечего. Вот и бродите вы по Северу». Тут и Сережа вскипел: «А ты, кроме денег, зачем сюда приехал? Губить край и хвалиться этим?» В общем, гостя дружно выпроводили.
Сейчас я думаю обо всем этом, стоя на берегу Северного Ледовитого... Ребята еще укладывают рюкзаки, а я, наскоро позавтракав, заспешил на берег. Так долго я мечтал об этой минуте! Встретиться с океаном захотел один на один, ледяные скалы высятся передо мной и уходят далеко за горизонт. Океан кажется живым, величественным, могучим, я вбираю его мощь в себя, проникаюсь чувством единения с ним.
Слышу, что Сергей с Мишей подошли сзади и стоят, охваченные тем же волнением. Океан притягивает и зовет нас. Он такой родной и такой холодный.
Я трогаю Сережу за рукав: «Тот парень, что приходил к нам вчера, никогда не сможет испытать этого...»
Мы и сами не ожидали, что встреча с океаном так заденет нас. Подошли к велосипедам. Достали фотоаппараты, начали фотографироваться на фоне торосов. Мы понимали, что снимки – это ничто по сравнению с только что пережитым и увиденным, однако хотелось оставить эти минуты на память.
От поселка Прибрежного на восток шло два пути – океаном и по побережью. Мы выбрали первый. Идти было трудно, приходилось то и дело огибать торосы, выбирать дорогу среди беспорядочных нагромождений, перебираться через трещины и разломы, но весь день настроение было приподнятым, праздничным. Мы часто останавливались, фотографировали нависающие хрустальные глыбы, остроконечные вершины, глубокие обрывы.
Часа через три я неожиданно увидел домик и дым, идущий из трубы. Решили свернуть на берег и узнать подробнее дальнейший путь. Подходя к берегу, заметили, что возле дома стоит человек и наблюдает за нами в бинокль.
Здесь жил чукча-охотник по имени Петр. Его зимовье было так мало, что мы заходили в него по одному только затем, чтобы удовлетворить любопытство. Внутри помещались нары, печка и стол, состоящий из двух коротких досок. Возле стола был небольшой пятачок, меньше квадратного метра. Печь жарко пылала, но из-за тесноты помещения мы не могли обогреться возле нее, и беседу с охотником продолжили во дворе. Петр посоветовал нам от его избушки идти берегом. Двор его домика был завален нерпой, и я попросил взять коготь на память. Он, конечно же, разрешил. Поблагодарив его, мы отправились дальше. Дорога по берегу действительно была легче, но наши взгляды постоянно обращались к океану.
Вскоре Сергей заметил свежие следы медведя, замерили: задняя лапа оказалась тридцать два сантиметра длиной, а передняя – семнадцать. Через некоторое время увидели следы еще одного мишки, но уже покрупнее. Мы стали двигаться более осторожно, внимательнее приглядываясь к холмам, осматриваясь по сторонам. Желания встречаться с хозяином Арктики не было.
К вечеру дошли до заброшенного домика, сделали несколько фотоснимков вокруг зимовья, и пошли искать вход. Интересно, что у дома было две двери. Одна оказалась заколоченной, вторая сорвана с петель, проход забило снегом. Мы отгребли снег, протиснулись в избушку. И удача – в углу стояла исправная печка.
В избушке были одни нары. Мы отправили на них Мишу. Он моложе нас с Сергеем, и иногда мы позволяли себе сделать поблажку для своего друга. Сергей в этих случаях шутит: «Тебе, как иностранцу, мы уступаем». Да, для России он как будто бы эстонец, так как родился и вырос в Таллинне, знает эстонский язык, как родной, а в Эстонии он тоже иностранец, из-за русского происхождения, и в связи с этим попал под сокращение...
Мне долго не дает уснуть неприятный резкий запах тухлой рыбы, идущий из угла избушки. Оказывается, он идет от Петиного подарка, с которым, конечно, пришлось расстаться.
Глава Х
В гостях у Родиона
31 марта. Температура –39.
Утром проснулись от жуткого холода. Оказывается, вчера мы не рассмотрели, что на потолке скопилось много снега. Всю ночь он таял и капал нам на спальники. Теперь все мокрые, в избушке холодно. Вылезли, сменили одежду. Настроение у всех испортилось. Сергей ворчит. Говорит, что лучше бы в снегу спали, а теперь все колом застынет на морозе...
Достали карту, начали изучать маршрут. Впереди есть избушка, но до нее далековато. Все же решили идти вперед, спать в мокрых спальниках никто не собирался.
Заторопились. Сварили побыстрее кашу, поглотали как бакланы, второпях, и в путь. Пошли по берегу. Помним, что кругом наставлены капканы. Ловушки стоят через каждые пятьдесят – сто метров. Идем тяжело, наст не держит, и ноги все время проваливаются. Мы барахтаемся с велосипедами в глубоком снегу, теряем силы.
В конце концов, я не выдержал, вышел на лед, пошел среди торосов. Смотрю, и Миша потянулся за мной. Сергей пока продолжал идти по берегу.
К обеду начал усиливаться ветер. Мы тотчас пошли к Сергею. В метели опасно разбредаться далеко друг от друга. Видим, он остановился, ждет нас. Подошли, оказывается, возле его ног пойманный в ловушку песец. Животное, увидев нас, начало биться, метаться, рваться из капкана. Когда же мы подошли вплотную, оно затихло и только переводило глаза с одного на другого. Взгляд был такой жалостливый, как у больной собаки. Я не выдержал, осторожно, чтобы песец не укусил, начал ковыряться в капкане. Сергей отстранил меня: «Нельзя, Паша, это делать. Нарушаешь правила охотников». Я поднялся, и мы пошли дальше в путь. Так он и остался в капкане, а передо мной до сих пор стоят его глаза.
Ветер разошелся не на шутку, к нему прибавился мороз. Обычно на материке во время больших морозов ветер стихает, а здесь все наоборот. Сегодня я допустил еще одну оплошность, оделся чересчур легко, а на голову натянул только спортивную шапку. Теперь голову продувает, мерзнет лицо, шея, уши. Коченеют руки, ноги. А спина уже мокрая. Находясь около месяца в постоянном напряжении, начинает одолевать усталость. Она не только от трудного пути, она и от ожидания опасности и других дорожных невзгод, от ночного холода и невозможности расслабиться. Дневниковые записи я делаю тогда, когда нахожусь в теплом помещении, и когда есть силы писать. Но это бывает не всегда.
Сегодня нам с трудом давался каждый метр. Ветер начал бушевать в полную силу, а мы все барахтались в снегу с единственной целью – дойти к далекой избушке.
Вновь попадается застрявший в капкане песец. Обхожу его стороной.
Шли, и когда стемнело, уже в темноте Миша увидел торчавшую из снега трубу. Мы удивляемся его зрению и слуху. Идет в группе последним, а видит далеко, замечает все вокруг.
Свернули, подошли поближе и оказались перед большим сугробом. Обошли его со всех сторон, но нашли только окно с железной решеткой. Стоим возле избы, но двери нигде нет. Подкоп делать в темноте бесполезно. Огляделись вокруг. Недалеко еще какое-то строение. Это оказался сарай, доверху забитый снегом. Вернулись опять к сугробу с трубой и окном. Наконец, Сергей первым догадался, полез наверх и не ошибся. Через минуту он кричал нам: «Ребята, здесь люк». Поднялись – и вправду, люк. Открыли странный вход, спустились вниз и оказались в теплой избушке. Зажгли свечку и поразились. Это было как в сказке – тепло, уютно, красиво. Хозяева покинули зимовье совсем недавно, печь и стены еще хранили тепло. Дом был просторный, вдоль стен стояли три кровати, на столе тикал будильник. В углу стоял исправный дизель.
Растопили печку, сварили кашу, поужинали. Переодеваясь, я понял, что обморозил четыре пальца на руках, нос и шею. Это мне урок за опрометчивость.
Не дождавшись хозяев, решили укладываться спать. Подумали, что те где-нибудь в ближайшем поселке пересиживают метель. Но тут услышали шум мотора. Через несколько минут через люк спустился парень в чукотской одежде. Поздоровался, начал молча раздеваться, отогреваться возле печки.
Сережа не выдержал молчания, спросил его. Парень сказал, что в этом доме он не хозяин. Хозяин скоро приедет.
Через какое-то время люк опять открылся, и избушка сразу ожила, – посыпалась живая, веселая речь. Хозяин – Родион, родом с Украины. В отличие от молчаливого напарника, был славный мужик. Мы высказали удивление по поводу такого роскошного зимовья. После Петиной избушки и других домов, контраст был разительным. За время путешествий мы впервые увидели уют и чистоту. Родион, довольный, разулыбался, ему было приятно слышать такие слова. Вот, говорит, – только шторки с окон снял постирать. Тут даже невозмутимый Миша удивленно покачал головой. Спросили парней, как они оказались здесь. Родион приехал сюда с семьей десять лет назад. Устроился охотником, да так и работает. Семья его находится в тридцати километрах отсюда, на прииске Ленинградском. Он начал вспоминать свою жизнь на Севере. Глаза наши слипались, но невозможно было заснуть и не дослушать до конца его охотничьи истории. Мы хохотали, слушая, как Родион проучил медведей, досаждавших его зимовью... Все его рассказы свидетельствовали – он принимает обитателей тундры за равных себе и живет с ними в ладу. Сережа спросил, – не шалят ли другие охотники, не балуются ли с капканами. Родион даже головы не повернул в его сторону: «Убил бы». Мы поняли, что, несмотря на добродушие и веселость, характер у него крутой, немного помолчав, он рассказал, как однажды здесь погостил охотник. Тот приехал на «Буране», расположился на отдых в его избушке, а Родион отправился посмотреть свои капканы. Увидел их пустыми, несмотря на обилие следов, понял, чьих рук это дело.
Ружья гости по обычаю оставляют снаружи зимовья. Родион, подъехав к домику, взял ружье своего гостя и расстрелял все патроны в его же «Буран», затем выгнал его из своего зимовья. Все обошлось, правда, Родион получил два года условных.
Сергей выразительно посмотрел на меня. Я его понял. Спать легли в третьем часу ночи. Слышно, что ветер за стеной немного стих.
