Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Ф.Д. Шипилов. Как строилась станция Перевальная. Политуправление Главсевморпути, Библиотечка «Стахановцы Арктики», книжка 16. Издательство Главсевморпути, Москва – Ленинград, 1940 г.
Выбор места для станции Перевальная
Первые работы по организации метеорологической станции в глубине Чукотского полуострова были начаты в 1934 году. Предполагалось построить высокогорную станцию на Анадырском хребте. Были организованы полеты для подробного обследования района, но эти полеты не дали нужных результатов, так как радиус обследования был незначительным, а изученные участки оказались неудачными.
Организатором строительства этой станции был назначен Карышев, по плану которого строить станцию надлежало в районе озера Якитики. Отправным пунктом и основной береговой базой он избрал м. Биллингс.
Осенью 1935 г. работники будущей станции высадились на м. Биллингсе и выгрузили все свое оборудование. Однако двинуться в горы они не имели возможности. Район строительства отстоял от берега на расстоянии 200—250 км. Для переброски в горы через Анадырский хребет требовался специальный транспорт, о котором совершенно не позаботились. Строительство Перевальной было сорвано. Вместо нее была построена полярная станция Мыс Биллингс.
При организации станции в 1936 году были учтены все ошибки, допущенные прежними организаторами. Прежде всего приступили к тщательному изучению материалов обследования Чукотского полуострова для выбора наиболее рационального места строительства.
Весь Чукотский полуостров — это горная страна. К западу от Колючинской губы начинается Анадырский хребет, достигающий у залива Креста высоты в 1800—2000 м. В верховьях реки Амгуемы, протекающей по широкой долине, глубоко врезающейся в хребет, высота хребта понижается до 1300 м, а за этой долиной вновь повышается до 2000—2300 м. Самая высокая часть хребта лежит к юго-западу от м. Шмидта. К западу хребет постепенно понижается, высота его у м. Шелагского составляет лишь 1000 м.
Западнее, в истоках Анадыря и Чауны, лежит более низкое Анадырское плато со средней высотой в 800—1000 м. К западу от него отходят отроги Анюйского хребта, а к юго-востоку— хребет Гыдан, высотой до 2200 м, представляющий собой водораздел бассейна Колымы и Охотского моря. Таким образом бассейны Северного ледовитого и Тихого океанов разделены высокой грядой хребтов, являющейся вместе с тем и водораздельной линией двух разных климатических областей.
В этой стене есть только два понижения: в истоках Амгуемы и в области Анадырского плато. В этих двух местах массы воздуха легче всего могут перемещаться через хребет. Перевал у истоков Амгуемы лежит вблизи залива Креста, поэтому климатические условия здесь очевидно близки к морским.
На Анадырском плато наиболее интересным пунктом для станции являлось озеро Эльгытьхын (в переводе с чукотского — «Снежное озеро». Другое его название – коряцкое, имеющее то же значение — «Эльгики»), расположенное в центральной часто плато на высоте 520—600 м. На севере от него, всего в 7 км от берега, на высоте лишь 145 м над озером — водораздел, через который перекатываются воздушные волны. По рассказам чукчей ветры здесь достигают большой силы и постоянны.
Озеро расположено в кальдере (кратере) потухшего вулкана диаметром в 17 км. Само озеро имеет в поперечнике 12 км. Горные озера и кальдеры такого диаметра встречаются редко, и они должны быть подробно изучены.
Оба пункта, на одном из которых намечалось строительство станции Перевальная, лежали на кратчайших путях, соединяющих полярное побережье с южной частью Чукотского округа. Первый путь вел из селения Анадырь по долине реки Татли-Ваам через перевал и по реке Амгуеме до ее устья. Вторая трасса вела из Чаунской губы через озеро Эльгытьхын по реке Белой до селения Усть-Белого на реку Анадырь, отсюда на юг вверх по Анадырю на Майну, реку Пенжину и до Пенжинской губы.
Обе эти внутренние трассы представляют также кратчайшие пути для связи полярного побережья с Охотским морем и Хабаровском.
Тщательно обсудив практическое значение каждого из намеченных пунктов и возможности быстрейшего осуществления строительства, решили организовать станцию в районе Амгуемского перевала.
При разработке плана организации станции главное внимание было уделено транспорту, так как от этого зависел успех строительства. Предусматривалось несколько вариантов, которые можно было комбинировать в зависимости от местных условий, так как район будущего строительства представлял собою неисследованные места и был труднопроходимым.
Основную береговую базу намечено было организовать в з. Креста. Из построек для полярной станции Перевальная были запроектированы следующие:
1) жилой дом для четырех человек фанерно-каркасного типа с засыпкой стен опилками или землею,
2) фанерно-войлочный домик-времянка по типу применяемых для высокоширотной экспедиции,
3) досчатый сарай-склад размером в 75 м3.
Все эти объекты должна была заготовить Дальневосточная строительная контора. Однако с приездом во Владивосток выяснилось, что чертежи и описание, посланные из Москвы, не были приняты к исполнению, и Владивостокская стройконтора заготовила для нашей станции рубленый типовой дом. Такую громоздкую конструкцию транспортировать в горы было невозможно, и мы от нее отказались.
Пришлось остаться во Владивостоке еще на некоторое время, чтобы заготовить дом, наиболее удобный для транспортировки. Это задержало выезд на целых два месяца. Необходимые материалы были заготовлены только к последнему Чукотскому рейсу.
Длительное пребывание во Владивостоке дало возможность проследить весь процесс заготовки деталей будущего дома, что было крайне полезно для нас, так как сборку дома мы предполагали производить своими силами.
Все строительные материалы были погружены на пароход «Невастрой». Рейс парохода продолжался два месяца при сильном шторме. Прибыв к месту выгрузки, «Невастрой» потерпел аварию, при которой потерял оба якоря. Выгрузить лесоматериалы мы не имели возможности. Их выгрузили в б. Провидения, где стоял «Невастрой» после аварии.
В ноябре удалось добиться в б. Провидения погрузки наших лесоматериалов на пароход «Рабочий», который доставил их в з. Креста только к 3 ноября. Во время выгрузки, из-за сильного шторма, много деталей каркасного дома и дома-палатки оторвалось от буксира и было унесено в море. Всего таким образом погибло около шести кубометров. Среди этих материалов были стропила, стойки, часть обвязки и доски. Кроме того во время выгрузки на берег, которая производилась на плотах, много материалов поломалось и пришло в негодность.
Фанера и фанерно-войлочные щиты, предназначаемые для домика-времянки, находились в течение двухмесячного плавания в сыром трюме, а потом на берегу под дождем. Они расклеились и покоробились. Хранить эти щиты было негде и укрывать тоже было нечем.
Из выгруженных материалов нельзя было собрать ни одного запроектированного объекта строительства. Вместо некоторых деталей легко собираемого каркасно-фанерного дома нам прислали тяжелые пиломатериалы. Вследствие этого мы вынуждены были отказаться от запроектированных конструкций. Нам предстояло самим спроектировать дом, учитывая имеющийся лесоматериал. Это было делом не легким, так как специалистов в этой области среди нас не было.
Кроме того, начальнику станции удалось достать еще некоторое количество леса. Мы тщательно осматривали каждый пароход, который заходил в з. Креста, и, если находили на борту какой-либо строительный материал, старались его приобрести. Благодаря этому лесоматериала скопилось достаточное количество, что позволило развернуть работы по организации станции.
После того как кончилась навигация, мы приступили к подготовке проекта жилого дома, но спустя некоторое время решили отложить разработку проекта до переезда на место строительства, так как неизвестно было, какой строительный материал мы сможем перебросить через перевал.
Подготовка транспорта
Вследствие позднего отправления станция плохо была обеспечена необходимым снаряжением, так как комплектование ее проводилось из остатков. С большим трудом организаторам станции удалось получить в свое распоряжение вездеход, который находился в ведении горно-геологической экспедиции.
Передавая нам вездеход, начальник геологической экспедиции предупредил, что машина нуждается в капитальном ремонте. Действительно этот вездеход имел жалкий вид. До того как попасть в Арктику, он прошел около 40 тыс. км. В Арктике его использовали для перевозки грузов на большие расстояния по пересеченной местности, вслед за продвижением горно-геологической экспедиции. Машина основательно износилась. Для проведения ремонта вездехода требовалось довольно много запасных частей и — главное — были необходимы новые резиновые гусеницы.
Достать требующиеся запасные части было очень трудно, но многие из них мы все-таки приобрели, хотя резиновых гусениц достать так и не удалось. Таким образом использовать имеющийся вездеход для обследования района будущего строительства не представлялось возможным. Провести рекогносцировку в горы пешком мы не решались: наступала зима. Рассчитывать на собачий транспорт тоже было трудно: в районе неудачно прошел охотничий сезон, для собак не хватало корма, и они дохли.
Таким образом, вопрос с транспортом оказался значительно сложнее, чем мы предполагали. Мы находились в весьма затруднительном положении, — отсутствие транспорта грозило срывом строительства станции.
Несмотря на все эти препятствия, мы решили во что бы то ни стало найти выход из этого тяжелого положения и обеспечить организацию станции в намеченный срок.
В первых числах начальник станции выехал в тундру, рассчитывая встретить оленеводов и взять в наем — а если удастся, то и купить — оленей. Этот транспорт предполагалось использовать для переброски в горы отепленной палатки, радиостанции «Вьючка» и двух человек. Кроме того, имея оленей, можно было организовать промежуточные продовольственные базы.
Поездка начальника станции заняла не мало времени, но прошла безуспешно. Несмотря на настойчивость и долгие беседы с чукчами, ему не удалось уговорить их продать оленей. Они не соглашались также отдать оленей и в наем.
Отказ чукчей не был случайным. Они вообще живых оленей не продают, а только убитых. Рассказывают, что этот странный обычай возник после продажи царским правительством Аляски Соединенным штатам Америки. Американцы закупили тогда огромную партию живых оленей для разведения их на Аляске. В этом же году случилось несчастье: образовался небывалый гололед, охвативший огромные пространства Чукотского полуострова. Ягель (мох), которым питаются олени, в течение долгого времени был закрыт крепким панцирем ледяной оболочки.
Гололед был настолько крепким, что олени не могли его пробивать. Они голодали и подыхали в огромном количестве. Шаманы истолковали это, как наказание бога за продажу оленей. С тех пор чукчи боятся продавать оленей живыми. Сила этого обычая очень велика и до сего времени. Это объясняется тем, что среди кочевых чукчей еще сохранились шаманы, которые продолжают морочить головы малокультурному народу.
Неудачная поездка за оленями усугубила наше положение. К тому времени з. Креста замерз. По нему уже установилось нартовое сообщение с населенными пунктами — факториями, расположенными в южном направлении. Все мы горели желанием как можно скорее наладить продвижение в горы.
Обстоятельства заставили нас вновь обратиться к вездеходу, так как другие транспортные средства для нас были недоступны. Общими усилиями производили мы ремонт вездехода, смену отдельных частей. С большой любовью готовили мы вездеход к предстоящим походам.
Но как быть с гусеницами, которые совершенно негодны для дальнейшего использования?
Много раз обсуждали мы этот вопрос и решили попытаться восстановить старую ленту. Все принялись сшивать и заклепывать порванные места, но из этого ничего не получилось, так как лента была очень ветхой.
Тогда нашему механику — водителю вездехода Шубину пришла в голову оригинальная мысль сделать новую ленту из моржовых шкур. Предложение его было встречено с большим восторгом, но полной уверенности в успехе этого дела у нас не было. Правда, моржовая кожа обладает большой прочностью, но этого недостаточно. Возможно, что от нагрузки лента будет сильно вытягиваться, а это может вызвать буксовку даже при неполной загрузке. Но рассуждать было некогда, и начальник станции совместно с Шубиным разработал конструкцию ленты.
Мы взяли на фактории несколько моржовых кож и выкроили из них ленты. Для большей прочности кожу складывали втрое и даже вчетверо и сшивали ее тонко нарезанным ремнем. Ленту по ширине и длине делали такой же, какой была резиновая. Через каждые двадцать сантиметров, ближе к краям, ставили заклепки, чтобы сложенная втрое кожа не отдувалась. После этого к внутренней стороне ленты привинчивали резиновые шипы-бабки, посредством которых лента сцепляется с зубчатыми колесами. К наружной стороне ленты прикрепляли заклепками плицы. Большинство старых плиц было поломано, для замены их мы изготовили новые. Для поделки плиц была использована бочка из-под бензина.
Изготовление плиц без особых инструментов и приспособлений было делом кропотливым. Каждую плицу, а их требовалось несколько сотен, нужно было вырубить зубилом, соблюдая определенный размер, и затем загнуть по краям. Вся эта обработка производилась холодным способом в необорудованном помещении. Кроме плиц изготовили несколько сот болтов для крепления шипов и плиц.
Изготовлением ленты был занят весь наш коллектив. Работа длилась целыми днями, а иногда затягивалась далеко за полночь: нужно было торопиться.
Наконец-то вездеход был отремонтирован. Оставалось только испытать новые ленты.
Первый пробный пробег... Мы уселись на вездеход всем коллективом. Чувство глубокого волнения охватило каждого. Когда вездеход тронулся с места, все сомнения отпали.
Испытание лент дало прекрасные результаты. Не откладывая дела в долгий ящик, мы начали готовиться к первому походу в горы.
Первый поход в горы
В первых числах декабря вездеход вышел в горы. Нагрузили его бензином.
Первый поход на вездеходе был предпринят для организации в горах баз горючего примерно через каждые 30—40 км.
До перевала пытались пройти по восточной системе рек. Первые километры вездеход шел очень задорно. Нельзя и описать той радости, какую испытывали участники этого первого похода. У реки Эрвакенот вездеход пришлось остановить. Быстрая горная река, несмотря на большие морозы, еще не везде замерзла. Продвигаясь вперед, мы могли бы погубить новые ленты, так как от сырости они размокают и раскисают. Рисковать было безрассудно. После нескольких неудачных попыток пройти к перевалу с восточной стороны мы вынуждены были вернуться обратно в з. Креста. Во время этого рейса на предполагаемой восточной трассе все же была организована первая промежуточная база в горах.
Вскоре после первого рейса снова вышли на хребет, пытаясь найти проход к западу. Углубившись в горы на 80—90 км, вездеход пересек долину Кару и стал подниматься на главный перевал. В ущелье дул жестокий встречный ветер при температуре в 51° ниже нуля. Несмотря на то, что вездеход работал на большой скорости, вода в радиаторе застывала, и даже при самой кратковременной остановке мотора надо было сразу же спускать воду, чтобы не заморозить радиатор.
Лица и руки у всех были настолько обморожены, что это сильно затрудняло работу, поэтому мы решили сделать остановку и выждать потепления.
От жестокого мороза спасались в отепленной кабинке вездехода. Палатки не было, да и вряд ли обыкновенная брезентовая палатка могла спасти от такого мороза. Правда, кабинка вездехода была очень тесной. В ней с трудом помещалось только три человека, причем развернуться там уже не было никакой возможности; спать приходилось сидя, не снимая с себя малиц. От неудобного сидения ломило спину и ныли кости.
Через день двинулись дальше. Прошли по ущелью 10—15 км и остановились перед обвалом снежной лавины. Засыпав узкое ущелье, лавина образовала снежную стену высотой в 50—60 м и абсолютно отрезала дальнейший путь вездеходу. Обследовав пешком соседние ущелья, экипаж пришел к выводу, что на этом участке хребет абсолютно непроходим. Пришлось повернуть обратно в з. Креста, чтобы переждать, пока окрепнет лед на реке Эрвакенот.
На обратном пути машина по самый кузов провалилась в. реку Утелькуюм. В течение суток, на ветру и при сильном морозе, весь экипаж, стоя по колено в воде, вытаскивал вездеход, вмерзавший в реку. Северный ветер обжигал лицо, укрыться от него не было возможности. Обмерзшая одежда не согревала, а только стесняла движения.
Через каждый час залезали в кабинку, зажигали там примус и отогревали окоченевшие руки и ноги.
После упорной и мучительной работы вездеход удалось вывести из воды на крепкий лед. Для этого под вездеходом соорудили помост из камней и постепенно подкладывали их под гусеницы и лыжи, приподнимая в это время вездеход домкратом. Только благодаря исключительной выносливости и самоотверженности экипажа машину вывели в целости. Размокшие ленты быстро замерзли, и вездеход вновь был готов к переходу.
Вернувшись на береговую базу, тщательно осмотрели машину и нашли, что она требует довольно основательного ремонта. Купание вездехода в реке не прошло даром. Необходимо было переклепать ленту. На этот ремонт требовалось затратить много драгоценного времени, что нас совершенно не устраивало. Решено было искать иной выход из транспортных затруднений, чтобы, не теряя времени, продолжать работу по организации станции Перевальной.
Мы обратились за помощью к летчикам. Известный полярный летчик орденоносец Каминский живо откликнулся на нашу просьбу и обещал ее выполнить при первой возможности.
Вместе с Каминским был разработан план обследования интересующего нас района с самолетов для выбора места строительства и разведки пути для вездехода. Кроме того, самолетами предполагали завезти палатку, домик-времянку, радиооборудование для облегченной установки, запас продовольствия и трех человек. Этой тройке предстояло установить домик на месте будущей станции и организовать, таким образом, первичную базу. Дальнейшие перевозки предполагалось производить вездеходом. Работники, оставшиеся на первичной базе, должны будут во время перевозок поддерживать связь с самолетами и вездеходом, на котором предполагалось оборудовать радиостанцию.
В связи с этим новым планом механик Цируль вместе с начальником станции сконструировал облегченный домик-времянку из фанеры. Коллектив приступил к срочному изготовлению его. Детали домика делали такого размера, чтобы их можно было укрепить под плоскостями самолетов — под фюзеляжем и по бортам.
Этот домик — небольшой, всего 4х4 м. Высота его — около 2 м. Стены домика — двойные с воздушной прослойкой в 10 см, без всякой засыпки. В таком домике мы предполагали жить всем коллективом до летнего периода, т. е. до постройки настоящего дома.
План домика-времянки: 1— стол для радиопередатчика и приемников, 2 — нары; 3 — двигатель Л-6; 4 — аккумуляторные батареи; 5 — инструменты и аккумуляторы; 6 — слесарные тиски; 7 — печка; 8 — стол метеоролога; 9 — скамейка радиста; 10 — обеденный стол; 11 — табуретка
На месте будущей станции
До переброски людей и оборудования на место строительства Каминский и начальник нашей станции сделали несколько полетов для обследования района.
По первоначальному плану полярная станция Перевальная должна была быть высокогорной, т. е. находиться непосредственно на Анадырском хребте. Однако во время разведывательных полетов выяснилось, что на Анадырском хребте нельзя выбрать места под станцию. Все возвышенности представляли собою остроконечные вершины. Там нельзя было найти даже небольшой площадки для посадки самолета. Обсудив данные обследования, решили отказаться от постройки высокогорной станции, а выбрать место для нее в долине реки Амгуемы, в 15—20 км от хребта.
25 декабря 1936 г. самолеты высадили группу из трех человек на месте будущего строительства. Оно находилось в самой широкой и большой долине, расположенной между центральными и южными цепями гор Анадырского хребта, в районе наибольшего его понижения, т. е. в области слияния воздушных масс Полярного бассейна и Берингова моря. Можно было предполагать, что климатические наблюдения на этом участке должны быть особо ценными.
Как только закончилась выгрузка, летчики, не теряя ни минуты, попрощались с тремя смельчаками и отправились в обратный путь.
Летчики помогли нам в тот момент, когда в постройке станции уже начали сомневаться.
Товарищи Каминский, Сергучев и Катюхов проявили большую смелость и самоотверженность.
Полеты производились в условиях полярной ночи над самой высокой и неисследованной частью Анадырского хребта. Работать приходилось при 40—48° ниже нуля. Во время полетов около моторов образовывалось целое облако пара. Несмотря на тяжелые условия, летчики смело и твердо вели самолеты, горя желанием помочь организовать станцию в одном из труднейших районов Арктики.
На месте будущей станции была установлена брезентовая палатка и аккуратно сложены все грузы. Вокруг расстилалась необозримая долина, покрытая снежным покровом.
На юге величественной громадой высился Анадырский хребет. Его вершины — Большой и Малый Матанчингай — гордо возвышались над цепью гор, словно неприступная стража, охраняющая таинственность этих неизведанных мест. С наступлением темноты время от времени слышался протяжный и заунывный вой полярного волка. Этот вой не только не смущал, а наоборот — вселял бодрость: люди чувствовали, что они не одни.
В тесной палатке в первую ночь был устроен небольшой банкет в честь открытия полярной станции Перевальная. Длинных речей не произносили, говорили сжато и все об одном: надо приложить все силы для постройки станции. Трудностей предстояло впереди не мало.
На другой день радиотехник Хомутов установил в палатке радиостанцию и радиомачту. Была установлена только одна сборная радиомачта, от которой подвели наклонную антенну в палатку, где стояла рация РКД. Питание передвижки РКД производилось от двух аккумуляторов 40-РГ-1 и одного 2-ЦВ-VIII. Аккумуляторы заряжали от ручной динамо-машины.
В тот же день, 26 декабря, была установлена связь с полярной станцией з. Креста. Это было огромным событием не только для трех первых «перевальцев», но и для остальных членов нашего коллектива, находившихся в то время в з. Креста.
После установления связи сразу же приступили к обследованию территории, чтобы выбрать окончательное место для строительства станции. Палатка была установлена на берегу реки Амгуемы. Во время паводка это место, очевидно, заливается водой, так как оно слишком низкое. Ясно, что на этом месте строить станцию было безрассудно.
Снежный покров значительно искажает рельеф местности. Была обследована на лыжах довольно большая территория, тщательно осмотрено каждое местечко, которое более или менее отвечало нашим требованиям. В результате такого обследования было выбрано довольно удачное место для будущей станции. Оно расположено на одном из мысов по левому берегу р. Тадлеан, которая в 1800 м от этого места впадает в реку Амгуему. Мыс этот уже потом мы назвали Молодежным.
На третий день, т. е. в ночь с 28 на 29 декабря, поднялся сильный ветер, перешедший вскоре в ураган. Снег валил сплошной стеной. В двух шагах ничего нельзя было разглядеть. Ветер ревел и с бешеной силой рвал слабенькую палатку.
Люди вышли наружу, осмотрели сложенные около палатки грузы и проверили, насколько она хорошо закреплена. Снег ударялся о брезент и, как ни укрывали вход в палатку, проникал внутрь, но уже измельченный настолько, что представлял собою невесомую пыль. Снежная пыль покрыла в палатке все вещи.
Сначала молча сидели около зажженного примуса и керосинки, но вскоре пришлось залезть в стальные мешки, так как снег стал проникать под одежду и набиваться в складки меховых рубашек.
Шквал все усиливался. Палатка трепетала, стремясь то взлететь, то сплюснуться. Все напряженно молчали и во время каждого очередного шквала с тревогой оглядывались вокруг. Спать было еще рано, да и кто уснет при такой обстановке, когда вот-вот должна совершиться катастрофа!
Вдруг с страшной силой шквал обрушился на палатку и так рванул ее, что она не выдержала. Что-то затрещало, палатку надуло ветром и отбросило в темноту. Получилось все так стремительно, что люди не успели опомниться.
Примус погас. Люди очутились в полной темноте. Ветер с беспредельной злобой проявлял свою разрушительную деятельность. Повалились аккумуляторы, а вместе с ними рухнуло и все жилье. Опрокинулся и слегка приоткрылся чемодан с документами, ветер начал вырывать из него ценные бумаги. Выскочив из спальных мешков, люди начали лихорадочно спасать вещи.
Раздетые, без верхней одежды, они ползали на коленях и в темноте натыкались лбами друг на друга. Хватались за все, что только попадало под руку, а ветер, налетая с новой силой, пытался вырвать из рук уцелевшие вещи. Многие из них уже успело замести снегом.
Вскоре на месте палатки образовался сугроб.
Занятые спасением вещей, люди в сильном волнении не замечали даже холода, но вскоре он дал себя почувствовать. Снег забивал глаза, уши, попадал в рот, проникал всюду. Стоять против ветра было невозможно, так как он затруднял дыхание, и люди буквально «захлебывались воздухом». Особенно неприятно было то, что снег, забившийся под белье, стал таять.
Еле слышно донеслась команда начальника: «Прекратить поиски вещей. Всем разыскать свои спальные мешки!». Окоченевшие люди стали откапывать из-под снега спальные мешки и другие меховые вещи.
От холода зуб на зуб не попадал.
В спальные мешки набился снег. Вытряхнуть начисто его не удавалось.
Наконец все залезли в спальные мешки и тесно прижались друг к другу. Ветер не унимался. Снег, оставшийся на одежде и в спальном мешке, совсем растаял, и сырая одежда уже не могла согревать. В таком положении спать нельзя: легко замерзнуть; поэтому каждый по очереди толкал друг друга, не давая заснуть. Время тянулось ужасно медленно. Только к утру стало теплее, оттого что на клубок живых людей намело сугроб снега.
Почти круглые сутки бушевал ураган и наконец стих так же неожиданно, как и начался. Небо быстро прояснилось.
Люди вылезли из своих смерзшихся логовищ и принялись за раскопку вещей и поиски сорванной палатки. Бурно радовались при находке каждой ценной вещи. Самое необходимое из одежды, продуктов питания и приборов было найдено. Оставалось разыскать палатку, без которой жизнь казалась немыслимой, так как морозы в это время достигали 45—50° ниже нуля.
Палатку искали всюду, где только можно было предполагать. Обессиленные, бродили по окрестностям лагеря, ощупывая буквально каждый шаг, каждый квадратный метр. На отдыхе, обсуждая этот вопрос, решили, если не удастся найти палатку, построить снежный домик.
После отдыха снова принялись за поиски. Наконец, когда уже все было обследовано и потеряна всякая надежда, палатку обнаружили в 500 м от стоянки. Она застряла в кустарнике, верхушки которого не были еще занесены снегом. Палатку почти всю замело снегом, только небольшой клочок ее оставался открытым.
Все сомнения и страшные мысли отлетели в сторону. Быстро установив палатку и перетащив в нее оставшиеся вещи, люди уселись около примусов и стали сушить одежду. Палатку теперь укрепили настолько прочно, что уже никакой ветер не смог бы ее сорвать.
При проверке выяснилось, что многого так и не нашли: наиболее легкие вещи относило далеко от стоянки. Из чемодана унесло некоторые денежные документы, а также личные документы радиотехника Хомутова, тысячу рублей денег и паспорт на станцию.
Незначительная часть бумаг задержалась в кустарнике и была собрана, но многое все же разлетелось неизвестно куда.
Пургой занесло все грузы. В течение нескольких дней их пришлось откапывать из-под снега. Из-за урагана порвалась связь с з. Креста, ее смогли восстановить только через день к вечеру.
Перевозка строительных материалов
После того, как была вновь налажена радиосвязь, начальник станции связался с з. Креста. Оттуда сообщили, что ремонт вездехода закончен, и он готов к перевозкам. Договорившись по радио, оставшиеся в з. Креста работники станции нагрузили вездеход самым необходимым и отправились в путь по восточной системе рек.
Вездеход доставил продукты и другие предметы первой необходимости.
Сразу же после прибытия вездехода закипела работа по перевозке фанерного домика-времянки на реку Тадлеан к месту, выбранному для станции. Работали в тяжелых условиях, при морозе в 50—53° и в мокрой одежде, так как сушить ее было негде. Смерзаясь, одежда превращалась в твердый панцирь и при резких движениях иногда ломалась.
Кстати, необходимо заметить, что полярная одежда из собачьего меха, которой снабдил нас Арктикснаб, оказалась недостаточно теплой и быстро износилась. Через факторию мы заказали меховую одежду из оленьего пыжика. Эта одежда была очень теплой и необыкновенно легкой; кроме того, она оказалась гораздо прочнее и удобнее, для работы.
10 января 1937 г. сборка фанерного домика-времянки была закончена. Сразу же туда была перенесена радиостанция. Все мы чувствовали себя после палатки словно в настоящем доме, хотя в нем также было очень тесно. К домику приделали сени из снега в виде тоннеля. Все были довольны тем, что в этом домике можно было совершенно свободно ходить, не сгибаясь и не опасаясь что-нибудь свалить.
Сразу же после установки и сборки домика стали собираться в обратный путь в з. Креста, чтобы начать перевозку материалов для будущего дома и попутно организовать промежуточные базы горючего.
На второй день пути в районе Матанчингайского перевала вездеход застигла пурга, и экипаж сбился с пути. Решили остановиться, чтобы переждать пургу. Вездеход для защиты от заноса снегом накрыли огромным вагонным брезентом.
Пурга настолько изменила рельеф местности, что ориентироваться было совершенно невозможно. Продвигаться же в горы в поисках пути было немыслимо, так как снег был настолько рыхлый и глубоким, что вездеход каждую минуту зарывался в него радиатором. В каждом таком случае приходилось пускать в ход лопаты, а в некоторых случаях помогать вездеходу, подталкивая его сзади. Ленты все чаще и чаще буксовали. Для устранения буксования мы, по предложению одного из работников станции, обычно посыпали ленты песком и потому, отправляясь в путь, всегда брали с собой некоторый запас песка. Хотя моржовая лента от песка быстрее изнашивалась, но зато значительно увеличивалась скорость пробега, а это для нас было главным. К этому времени запас песка уже был израсходован. Двое из наших отправились на поиски песка; они где-то сумели наковырять его ломами и притащили около двух ведер.
Одна из лент после многократной буксовки и чрезмерной нагрузки пришла в очень плохое состояние и начала рваться буквально на каждом шагу. Предотвратить буксовку песком уже не удавалось, так как лента сильно вытянулась. Отремонтировать ленту из-за отсутствия стяжного ключа экипаж тоже не мог.
До з. Креста оставалась большая часть пути и к тому же малоизвестная. Гоняя машину в поисках правильного пути, экипаж мог раньше времени истратить горючее. Ожидать улучшения пути, т. е. уплотнения снега, также было невозможно из-за ограниченного запаса продовольствия. Отправляясь с Перевальной, экипаж взял с собой весьма небольшой запас продовольствия, рассчитывая через три дня быть уже в з. Креста. Это было, конечно, большой ошибкой, и впоследствии мы всегда брали с собою большой страховой запас продуктов, рассчитывая на самое худшее, что может случиться в пути.
Единственным выходом было идти назад, на станцию Перевальная, и, дождавшись самолета с горючим, продуктами и новой моржовой лентой, снова двинуться в горы.
Только на десятый день хромой вездеход с невероятным трудом доплелся до станции Перевальная.
Сразу же связались с летчиками. Нам ответили, что самолеты могут быть только к концу февраля. Это известие, как громом, поразило нас. Ведь мы до сего времени почти ничего не доставили на станцию, а грузов предполагалось перевезти очень много. Основным грузом был лесоматериал. До распутицы оставалось всего 2,5—3 мес. Эта отсрочка грозила срывом строительства дома. Но делать нечего, надо было набраться терпения и ждать. Занялись пока оборудованием домика-времянки, установкой радиомачт. 30 января поставили в домике мотор Л-3 и динамо РМ-5 на амортизированной рессорами металлической тележке. Тележка стояла прямо на земле, так как пола в домике-времянке не было.
В начале марта вездеход снова вышел в путь, и мы приступили к перевозкам строительных материалов.
Процесс этих перевозок был самым сложным этапом всей нашей зимовки. Крайняя изношенность вездехода, настолько осложняла работу, что мы боялись срыва строительства.
В связи с большими подъемами и крутыми перевалами поломки вездехода становились все чаще и чаще. Каждый ремонт отнимал массу времени, так как он иногда продолжался 4—5 дней. После каждого рейса приходилось восстанавливать гусеницы, так как на мягкой моржовой ленте часто ломались плицы.
Особенно тяжело было производить ремонт вездехода в пути на открытом месте при морозе в 45—50° и жгучем ветре. От страшного холода больше всего страдали руки, так как не всегда можно было пользоваться рукавицами. В таких случаях спасал брезент, которым накрывали вездеход.
Необходимо отметить исключительно внимательное отношение к машине водителя нашего вездехода механика Шубина. Он хорошо изучил все капризы машины и мастерски водил ее, с большим искусством преодолевая перевалы и пересеченную местность. Во время походов при морозе в 53° т. Шубин, как бы он ни промерз и ни устал, на остановках прежде всего тщательно осматривал машину.
Для безопасности хождения через перевал на вездеходе была установлена радиостанция, сконструированная радиотехником Хомутовым.
Рация была установлена в утепленной кабине вездехода, а антенна протянута на двух шестах, укрепленных на вездеходе. Впоследствии антенна была переделана и ее устанавливали при остановках вездехода. Одним концом она была прикреплена к двухметровому шесту, а другой был введен в кабину. В начале мощность радиостанции была незначительной. После первых походов Хомутов увеличил мощность станции до 40 вт. Питание передатчика производилось от РМ-2 и от двух 6-вольтовых аккумуляторов, имеющихся на вездеходе. Для питания приемника дополнительно были поставлены два 80-вольтовых аккумулятора, которые заряжали на Перевальной или в з. Креста.
Работать на этой рации Хомутов обучил начальника станции и водителя вездехода.
Довольно часто приходилось посредством этой станции просить о помощи в связи с авариями и вынужденными остановками. Тогда самолетом или нартами быстро подвозили требуемое. Благодаря этой станции на Перевальной и в з. Креста всегда знали, где находится машина, в каком состоянии экипаж.
Были установлены твердые сроки, в которые передавались различные информации: последние известия и даже срочные циркуляры Управления полярных станций, поступавшие из Москвы на имя начальника станции, принимавшего участие почти во всех рейсах вездехода.
Чем ближе подходило время к весне, тем лихорадочнее проводилась перевозка лесоматериалов. И вдруг наш вездеход стал. Это случилось 20 мая. Шубин заявил, что коронная шестерня вышла из строя, и он с большим трудом добрался до Перевальной.
При осмотре у этой шестерни обнаружили два выкрошенных зуба, да и остальные были сильно изношены.
Всех несказанно огорчило это известие. Оттяжка могла загубить наше строительство.
К счастью, у нас на Перевальной был в это время т. Каминский.
Случайно мы узнали, что в Анадыре имеется машина, которая в настоящее время не используется, так как она работает там летный период. Начальник нашей станции написал письмо начальнику Анадырского политотдела с просьбой помочь нам получить коронную шестерню от этой машины на два-три рейса. Каминский, не возражая, согласился доставить это письмо. В этот же день он вылетел в Анадырь, а на другой день мы уже имели необходимую шестерню.
К 23 мая вездеход собрали и в тот же день двинулись в з. Креста.
Во время последних поездок временами устанавливалась теплая погода, и в связи с этим у нас возникали новые трудности. Ленты из моржовой кожи, отлично работая на морозе днем, когда пригревало солнце, намокали от таявшего снега, раскисали и растягивались, вызывая сильную буксовку. В результате этого рвались покрышки, которых в запасе не было.
Пришлось сократить загрузку машины почти наполовину и ходить только ночью, во время заморозков. Но ночи становились короткими, и на ремонт и замену плиц стало уходить вес больше и больше драгоценного времени.
В бухте Оловянной оставалось еще много грузов, но мы меньше всего думали о перевозке продовольствия, а заботились исключительно о своевременной доставке леса.
Лед в з. Креста начал быстро таять, поэтому лес мы стали возить до первой и второй баз на реке Эрвакенот, полагая, что в горах хорошая дорога продержится дольше. Вскоре на з. Креста появились трещины и полыньи, ходить по нему стало опасно. За эти несколько напряженных дней до реки Эрвакенот было сделано пять рейсов. Экипаж не жалел себя. Кушали по очереди на ходу, спали по два-три часа в сутки. Все измучились до крайности, но были рады, что в основном план перевозок выполнен.
Больше всего во время перевозок досталось водителю Шубину, который работал почти бессменно. Только в исключительных случаях, при хорошем пути, он иногда передавал машину механику Цируль и, проспав два-три часа, вновь садился за руль.
С большим усилием было сделано еще несколько рейсов от реки Эрвакенот до Перевальной. Спешно перевозили доски и брусья, работали только по ночам, так как днем была сильная оттепель.
Последний рейс в горы был 31 мая, в ночь на 1 июня, хотя лесоматериалов на базе у р. Эрвакенот оставалось еще на два рейса.
На обратном пути вездеход застигла сильная пурга. Снег заметал старую объезженную дорогу, по которой вездеход ходил последние рейсы очень легко. Сбиваясь с дороги, машина глубоко увязала в снегу. Люди шли большей частью пешком. При каждой вынужденной остановке или буксовке лент, они помогали машине, подталкивая ее сзади. Часто приходилось подкладывать под гусеницы доски. Двигались буквально черепашьим шагом. Люди, не спавшие все ночи напролет, совершению выбились из сил. Ветер свирепел, снег валил сплошной стеной.
Не дойдя до Перевальной десяти километров, вездеход остановился. В течение двух часов экипаж упорно пытался заставить машину двигаться дальше, но все усилия были напрасными. Одна лента совершенно порвалась и выбыла из строя. Рыхлый снег всячески препятствовал продвижению.
Измучившись вконец, решили оставить машину и пешком добраться до Перевальной.
Нагрузив на себя всю меховую одежду, находившуюся на машине, экипаж направился к станции. Исключительно трудно достались эти последние десять километров. Дошли до Перевальной только через двенадцать часов.
Примерно в двух километрах от станций некоторые почувствовали себя настолько плохо, что их пришлось взять под руки. Но даже и при поддержке товарищей они часто спотыкались и, падая, увлекали за собой ведущих. Так, с невероятными усилиями, почти ползком преодолевали последний километр.
На этом была закончена тяжелая эпопея перевозок. Несмотря на все усилия и упорство, всего леса с наших баз на реке Эрвакенот так и не удалось перебросить. Вездеход мы вскоре доставили на себе на станцию, а разгруженный с него лесоматериал удалось перевезти только после вскрытия реки Тадлеан, на берегу которой он находился. Лес связали в плоты и сплавили к станции. Эта операция едва не стоила жизни участникам ее, так как горная река была порожиста и очень быстра. Плоты несколько раз переворачивались, и люди целые километры плыли в ледяной воде, цепляясь за связки плота. Особое мужество и находчивость при этом сплаве проявит рабочий Беспалов.
Наш быт
Во время перевозок лесоматериалов через хребет на Перевальной всегда оставались двое: радиотехник Хомутов и метеоролог Шипилов, которые не прерывали работы станции ни на один час.
Работать сначала в палатке, а затем в фанерном домике-времянке было тяжело. В домике были размещены: мотор Л-3, аккумуляторная батарея, радиоаппаратура, метеоприборы, слесарные тиски, чугунный камелек, обеденный стол и двухэтажные нары для шести человек. Места для людей оставалось так мало, что, когда собирался весь коллектив, буквально нельзя было повернуться. Если приходилось ночевать летчикам, то Шубин уходил спать в кабинку вездехода.
В сильную пургу и шторм снег проникал внутрь домика, несмотря на приделанный к нему снежный коридор (туннель). Температура в домике при сильных морозах опускалась к утру до минус 10—15°. Работать с утра при такой температуре было очень трудно, так как сильно мерзли руки.
Первым всегда вставал метеоролог. В шесть часов над его ухом настойчиво гудел будильник. Кстати, при низкой температуре будильник иногда отказывался звонить, внутри у него что-то замерзало.
Метеоролог медленно вылезал из нагретого мешка. Потягиваясь и позевывая, он нащупывал насос от примуса, который каждый раз брал с собой на ночь в спальный мешок. Спрыгнув «со второго этажа», он подходил к столу и зажигал свечу и примус. Ламп у нас не было. За 30 мин. до наблюдения он делал обход станции. Если ночью была пурга, то вход в домик совершенно закупоривался, и приходилось откапывать туннель.
Проведя наблюдения и составив сводку, метеоролог будил радиотехника Хомутова, который быстро вскакивал и, не одеваясь, брался за ключ.
Метеоролог принимался приводить в порядок записи своих наблюдений. Тусклый свет раздражал зрение, и глаза быстро утомлялись. Писать приходилось с большими перерывами. Хомутов быстро одевался, передавал сводку, а затем погружался в свои дела. Дел у радиста бывало всегда немало.
Очень много времени отнимал уход за радиоаппаратурой, так как на нее сильно действовали резкие скачки температуры в нашем помещении.
К обеду температура поднималась с минус 10—15° до 2—5°, а иногда даже до 10—15° тепла. При повышении температуры иней, покрывавший потолок и стены домика, начинал таять; образовавшаяся вода капала с потолка, а со стен просто бежали ручьи.
Сырость нашего домика приносила нам массу неприятностей. Прежде всего, она поразила радиоаппаратуру, метеоприборы, и наш единственный будильник, который в конце концов, совершенно отказался работать.
В радиоаппаратуре часто нарушались контакты, окисление деталей выводило из строя то одно, то другое. Хомутов всегда был насторожен и каждый раз очень тщательно осматривал аппаратуру. Его всегда можно было видеть сгорбившимся над приборами. Хотя мы с ним иногда на долгое время оставались на станции только вдвоем, скучать было некогда, особенно во время перелетов. Самолеты непрерывно требовали сведений о погоде. В такие дни мы не успевали приготовить обед и довольствовались галетами или сухарями.
Часто нам вдвоем приходилось принимать самолеты. Торопливо выбегали мы на наш кустарный аэродром и раскладывали букву Т. Прилет самолетов был для нас всегда радостным событием. Пилоты каждый раз привозили нам что-нибудь интересное и всегда снабжали нас печеным хлебом. Выпекать хлеб у себя мы не могли. Правда, иногда мы сами пекли пирожки, но они не могли нам заменить настоящего хлеба.
Когда у нас вышел керосин, пилоты доставляли нам бензин. Взамен этого зимой мы наделяли пилотов оленьим мясом.
Готовить на бензине было очень опасно, поэтому мы стали раскапывать кустарник и заготовлять его для топлива. Эта заготовка отнимала массу драгоценного времени, так как нарубить кустарник было трудно, а расходовалось его много. Ведь чтобы поддержать ровную температуру, камелек нужно было топить почти круглые сутки.
Несмотря на тяжелые условия, мы тщательно обрабатывали материалы всех наблюдений и все таблицы и книжки, содержали в идеальной чистоте. Но сами мы далеко не блистали чистотой. Отсутствие бани действовало на нас неприятно, нам не пришлось мыться до весны.
Спальные мешки и меховая одежда от постоянной сырости в помещении были всегда влажными. Просушивать их никак не удавалось. Иногда в ногах или сбоку спальный мешок, вернее — чехол, примерзал за ночь к стене.
Сделав в час ночи последние наблюдения, кто-нибудь из нас принимал на запись последние известия, передаваемые Хабаровском. Москву нам не приходилось слушать.
Самое радостное известие по радио мы получили 24 мая. Это было сообщение о том, что героическая четверка папанинцев благополучно высадилась на Северном полюсе. Мы были просто ошеломлены такой исключительной смелостью. Весь день мы говорили только о Северном полюсе и беспредельном геройстве и мужестве наших людей. Восхищениям не было конца.
С окончанием зимы, а вместе с нею и перевозок на вездеходе, жизнь на станции необыкновенно оживилась. Теперь мы были в полном сборе. На первом же собрании избрали профорга, занялись политико-массовой работой. Наступил новый этап нашей зимовки. Все мы принялись за строительство дома. Возникавшие вопросы и затруднения обсуждали всегда всем коллективом.
Несмотря на огромные трудности, с которыми приходилось встречаться в процессе зимовки, никогда не было случая, чтобы кто-нибудь из работников высказал недовольство. Коллектив был подобран исключительно хорошо, как говорится «один за всех и все за одного». Все без исключения стойко переносили все трудности.
Утром, за завтраком, начальник распределял обязанности и оглашал порядок дня. Четкость плана обеспечивала бесперебойную работу коллектива. Каждый твердо знал свое рабочее место. Работать приходилось так много, что для отдыха оставалась только ночь.
С наступлением тепла перебрались из тесного домика-времянки в большую шведскую палатку, служившую нам до этого складом. В палатке была устроена настоящая кухня, где можно было по-настоящему развернуться дежурным и показать во всем блеске поварские способности.
В этой же палатке был устроен столярный верстак, на котором изготовляли примитивную мебель и рамы.
Очень тяжело обстояло дело с хранением продуктов. Если зимой, при морозах, мы могли их держать в палатке, то весной, с наступлением тепла и сырости, продукты стали портиться. Было много положено труда на переборку и просушку некоторых продуктов, тем не менее запасы все же портились.
Несмотря на то, что мы пополняли свой рацион полярными куропатками и оленьим мясом, запасы продуктов у нас были очень небольшими. Вообще наша зимовка была плохо снабжена продовольствием. Да и эти запасы мы не смогли перебросить полностью, так как все внимание уделили перевозке строительных материалов. Мы рассчитывали, что в летный период летчики пополнят наши запасы. Действительно весною и в начале лета пилоты забросили нам часть продуктов попутными рейсами, но потом все они улетели на поиски Леваневского на м. Барроу. Надеяться на них мы уже не могли. Отпала надежда и на ранний приход парохода, который должен был привезти нам запасные части для вездехода. Выход парохода из Владивостока был отложен до поздней осени.
К конщу лета продукты у нас иссякли и мы стали получать строго ограниченный паек. Дело дошло до того, что на день полагалась одна лепешка в 50—100 г и скудный суп.
Еще весною, боясь очутиться в таком положении, мы всеми мерами старались дичью и медвежатиной пополнить наши запасы, но, к сожалению, нам не повезло. Первых медведей мы видели 18 июня. Их было трое: пестун и два медвежонка.
Медведи спокойно ковыляли прямо к нашей палатке, пробираясь к реке Амгуеме. Медвежата что-то отыскивали среди мха, задорно ковыряя носом у себя под ногами и едва поспевая за пестуном. Он, видно, куда-то спешил, потому что шел довольню быстро и только изредка оглядывался на медвежат.
Это событие всполошило всех. Ведь мы уже давно ожидали этих гостей в своих краях. Все бросились стремглав к оружию. Мне и механику Цируль оружия не хватило. Мы решили наблюдать и забрались для этого на высокий обрыв, с которого были хорошо видны медведи и ползущие им навстречу охотники.
Когда медведи были в 100—150 м от охотников, раздался слабый выстрел из мелкокалиберной винтовки. Пестун вздрогнул, встал на задние лапы и начал тревожно оглядываться по сторонам. Охотники выжидали, что будет дальше. Охотничий инстинкт на минуту уступил место любознательности. «Добыча не уйдет», — думал каждый.
Все надеялись, что медведи снова пойдут своей дорогой, так как выстрел был очень негромким. Но пестун, очевидно, заметил притаившихся охотников, встрепенулся, торопливо подбежал к медвежатам, толкнул мордой сначала одного, потом другого, словно о чем-то пошушукался с ними, и бросился бежать в обратном направлении. Медвежата, очевидно, не поняли своей няньки, так как они продолжали рыться под ногами и идти вперед, в прежнем направлении. Пестун, пробежав немного, оглянулся и, не видя за собой медвежат, быстро вернулся, снова толкнул мордой каждого и бросился бежать. Но медвежата и на этот раз остались на месте. Тогда разозленный пестун вновь вернулся и с такой яростью шлепнул лапой сначала одного, потом другого, что каждый из них отлетел по воздуху метра, на два.
После этого все трое бросились, что было мочи, наутек. Медвежата бежали впереди, а пестун позади; он время от времени останавливался, вставал на задние лапы и с беспокойной поспешностью оглядывался по сторонам, подозревая погоню.
Больше выстрела так и не последовало. Мы хохотали до упаду и, по совести говоря, вовсе не жалели об ускользнувшей из рук добыче.
Таким образом наши расчеты на медвежатину не оправдались. Тогда мы решили заняться охотой на дичь. Однако этот вид охоты также не оправдал наших расчетов.
Однажды начальник станции отправил меня и Шубина на целые сутки охотиться на гусей. Рано утром мы направились вверх по реке Амгуеме в надежде встретить большие стаи гусей. Берегом было идти невыгодно, и мы стали пробираться горами. Пересекая ложбины в верховьях Амгуемы, мы наткнулись при переходе через ручей на гнездо журавля, в котором в это время сидела самка. В двух шагах от нас она вылетела из гнезда, напугав нас своим шумом и криком. В гнезде было только одно яйцо. Мы не стали трогать гнезда, решив заглянуть сюда на обратном пути.
Там, куда мы направлялись, действительно было много гусей, но убить хотя бы одного из них нам не удалось, несмотря на терпеливый и осторожный подход. Ползая на животе, мы промокли до нитки. Измученные и раздосадованные, пошли мы вдоль по берегу. Вдруг прямо из-под рук вылетел гусь. Обнаружив гнездо, мы решили здесь замаскироваться и ожидать прилета гусей.
Нарубив кустарника, тщательно укрылись им и стали терпеливо ждать. Я устроился в 10 м от гнезда, а Шубин под прямым углом к моей засаде.
Ждали четыре часа. Наконец послышался шум. Покружившись над гнездом, гуси опустились на землю метрах в ста и начали осторожно пробираться к гнезду. Впереди шла самка, а за ней на некотором расстоянии самец, который беспрерывно оглядывался и прислушивался к каждому незначительному шороху.
Долго пришлось ждать, пока самка дойдет до гнезда. По уговору, стрелять должен был я, так как у меня была мелкокалиберная винтовка. Наконец самка уселась в гнездо. Мне стало как-то жаль ее, и я решил дождаться самца. Вот подошел и самец, но он устроился с противоположной стороны гнезда, и мне нельзя было стрелять. Я долго ждал, надеясь, что он оттуда выйдет, но наконец терпение меня покинуло, и я решил выстрелить в самку. Нажал курок, но выстрела не последовало. Сколько я ни пытался перезарядить ружье, мне это никак не удавалось, потому что действовать приходилось одними пальцами.
Наконец я решил бросить это занятие и, привскочив с места, крикнул Шубину: «Стреляй, у меня осечка». Не успел он выстрелить, как гуси поднялись и улетели.
Раздосадованные мы отправились дальше и, ничего не найдя, решили расположиться на отдых.
С пустыми руками возвращаться было стыдно. После отдыха я предложил Шубину снова пойти к гнезду. Я был уверен, что, если мы смело пойдем к гнезду, не глядя на него, то самка нас подпустит близко, и мы ее убьем.
Посмотрев с берега в бинокль, мы увидели в гнезде самку. Осторожно спустившись с крутого берега, мы направились к гнезду, стараясь не смотреть на него. Примерно в 30 шагах от гнезда я быстро встал на колено и выстрелил. Самка была убита.
Не оставаясь больше ни минуты, мы отправились домой. По дороге зашли к журавлиному гнезду, но еще издалека журавли обнаружили нас и с громким неприятным криком улетели на озеро.
Охота на гусей оказалась очень сложной. Нужно было срочно искать другого выхода, так как наши продукты приходили к концу.
Кроме того, несмотря на крайне тяжелое положение с продовольствием, нам приходилось делиться последним куском с возвращавшимися из гор отрядами геологов, у которых тоже вышли продукты.
На реке Амгуеме мы обнаружили прекрасную заводь для установки сети и решили заняться рыбной ловлей. Подготовку сети и налаживание рыбной ловли поручили мне. В детстве я когда-то увлекался рыбной ловлей, но мне, так же как и другим членам нашего коллектива, никогда не приходилось ловить рыбу сетью. Я не знал, как ее оборудовать поплавками и грузами. Три раза пришлось ее переделывать.
Наконец наступил день, когда мы всем коллективом смогли отправиться на реку Амгуему. Помимо сети мы взяли детонатор и немного аммонала, чтобы глушить рыбу.
Установив сеть с клипербота, доставленного нам из Анадыря Каминским, мы стали долго ждать и приготовились сразу же глушить рыбу. Взрыв заряда, заложенного в бутылку, был незначительным, и на поверхность воды всплыло только шесть рыб. Из них мы подобрали две, а остальные быстро очнулись и ушли в глубину.
Немного погодя, мы с крутого берега столкнули несколько больших камней, которые свалились с большим грохотом и силою в заводь, где стояла сеть.
Перед уходом решили осмотреть сеть. Все очень волновались: ведь это была наша последняя ставка.
В сети барахтались три больших рыбы!..
В честь этого знаменательного события вечером устроили маленький банкет. Ведь это было для нас вопросом жизни и успешного завершения строительства. Мы смогли также обеспечить питание геологов, останавливавшихся у нас на несколько дней для подкрепления сил перед последним переходом через перевал.
С этого времени мы зажили хорошо. Проблема добычи пищи была разрешена, причем пища эта доставалась очень легко, — время уходило только на осмотр сети ранним утром.
Уловы были очень большие, мы даже имели возможность заготовлять рыбу впрок. Рыба ловилась самая разнообразная: омуль, голец, хариуз, горбуша, налим и др. Названия некоторых видов рыб мы так и не узнали. Самой вкусной рыбой был омуль в жареном виде. Это было наше лакомое блюдо.
Рыба долгое время составляла основное наше питание за завтраком, обедом и ужином. Никаких других продуктов, вроде крупы, муки и т. д., у нас не было. Хлеб получали по строго ограниченной норме.
Большую помощь нашему маленькому коллективу оказывали появлявшиеся в районе кочующие оленные чукчи.
Поселков чукчей вблизи станции не было. Этот район посещали только кочующие чукчи-оленеводы. Летом они углубляются со своими стадами в горы, а глубокой осенью спускаются в долины больших рек.
Зимой чукчи нас посещали довольно часто. Они обращались к нам за помощью, которую мы всегда оказывали, чем только могли. Мы делились с ними сахаром и спичками, а главное — помогали им сбывать пушнину, доставляя ее при случае в з. Креста. Взамен пушнины мы привозили чукчам предметы первой необходимости и продукты. Сами чукчи на факторию в з. Креста ездили редко: они боялись длинного пути, а многие из них не знали о существовании фактории.
В результате этого у нас с ними установились очень хорошие взаимоотношения. Иногда, заметив, что у нас нет мяса, они приносили в подарок одного или двух убитых оленей, ни за что не соглашаясь взять за это деньги.
Как-то зимой у нас вышел весь запас табака. Узнав об этом, молодой оленевод Чегункей привез нам табаку, хотя мы его об этом не просили. Развитой и умный, он пользовался среди кочующих чукчей большим авторитетом и уважением. Чегункей бывал у нас очень часто и больше всех оказывал нам помощь, доставляя систематически оленье мясо, о чем мы часто его и не просили. Мы тоже не оставались у него в долгу.
Чегункей был очень любознателен. Однажды мы взяли его с собой на вездеходе в з. Креста. Чегункей там никогда не бывал. Этой поездкой он остался очень доволен и долго потом рассказывал чукчам обо всем, что там видел.
Начальник нашей станции часто бывал в гостях у чукчей и благодаря хорошему знанию чукотского языка проводил среди них беседы о принципах советской власти, сущности ленинско-сталинской национальной политики. В результате этой работы в марте вокруг Перевальной расположилось восемь кочевых поселков.
Постепенно Перевальная стала местом обычного сбора чукчей, с которыми всегда проводилась политико-массовая и культурная работа.
Первого мая были организованы спортивные состязания, на которых происходили оленьи бега, стрелковые соревнования, борьба и пр. Победителям состязаний были выданы различные призы. Праздник прошел очень живо и интересно. Все чукчи остались очень довольны. Это был первый советский праздник у кочевых чукчей в глухой тундре, и мы окончательно завоевали симпатии местного населения.
Вскоре мы достали у Чаунского РК ВКП(б) кинопередвижку и показали чукчам несколько кинофильмов. Они впервые познакомились с кино и очень заинтересовались им. На просмотры собиралось до 60-70 чел.
Строительство дома
Когда самый трудный этап нашей работы — перевозки — закончился, морозы стали ослабевать, наступили солнечные дни. Снег убывал не по дням, а по часам. К десятому июня снежный покров сошел, и мы сразу же приступили к строительству дома.
В основу конструкции нашего дома был принят тип жилого дома горно-геологической экспедиции. Рассчитав наличие леса, мы стали строить дом, значительно больший по размерам, чем было запроектировано раньше. К нам могли часто залетать летчики. Следовало также учесть возможность остановки кочевников-чукчей, а также перспективы расширения работ станции. Прежняя площадь нам казалась слишком тесной.
Дом начали строить площадью в 7,5х10 м и высотою в 2,7 м. Ввиду небольшого количества дождей и вообще малых осадков в районе станции, крышу делали с незначительным скатом.
В строительстве дома принимал участие весь коллектив. Каждый делал то, что мог. Руководителем строительства был наш механик Цируль, в прошлом работавший модельщиком. Работать приходилось с утра до вечера, причем со всей аккуратностью велась и основная работа. Регулярно держали радиосвязь и проводили метеорологические наблюдения.
Бревна распиливали вдоль обыкновенной поперечной пилой, которой пилят дрова. Мы так приспособились пилить, что получавшиеся брусья ничем не отличались от распиленных на заводах.
Стены с наружной стороны обшивали фальцованным тесом, а с внутренней — фанерой.
Для засыпки стен были запроектированы такие материалы, которыми мы не располагали. Опилок у нас не было, а засыпка землей была сопряжена с большими трудностями. Земли требовалось огромное количество, которое мы не смогли бы заготовить; кроме того, перед засыпкой землю надо было просушить.
Мы долго не могли придумать, чем засыпать стены.
Изучая территорию, прилегающую к станции, начальник обнаружил в двух километрах от строительства нечто вроде торфа. Материал этот вполне подходил для засыпки, но, к сожалению, он был далеко. Таскать его на себе нам было не под силу, а вездеход наш совсем выбыл из строя.
Как-то случайно мы обратили внимание на небольшое озеро, находящееся в 10 м от станции; вокруг этого озера рос высокий мох, который и было решено использовать для засыпки. Большое достоинство этого материала заключалось в том, что его легко заготовлять и сушить.
Мох заготовляли долго, так как его требовалось очень много. Для этого мы выбирали ясные дни и всем коллективом выходили к озеру.
Мох оказался замечательно теплой засыпкой, не подвергающейся осадке. Полы мы настлали из шпунтованных досок, черный пол утеплили дерном и мхом.
Дом был готов к самому последнему моменту; к сдаче станции остались небольшие недоделки, которые должна будет закончить уже новая смена с прибытием новых материалов.
Дом получился обширным, но выглядел пока неуютным, так как в нем не было никакой мебели, а вместо кроватей были сделаны самые обыкновенные топчаны. Печи в доме тоже не было.
Всего в доме было сделано шесть комнат: метеорологическая, радиорубка, кают-компания, две жилых комнаты и кухня. Увеличение размеров дома вскоре оправдало себя, так как через нашу станцию стали проходить геологические отряды. Гостей мы принимали радушно, и места хватало всем.
В дни строительной страды весь наш небольшой коллектив работал, не считаясь с временем. Немного отдыхали только во время дождя. Собравшись в палатке, мы слушали баян и пели хором песни, а чаще всего заводили патефон.
Во время строительства пищу готовили по очереди. Дежурный сменялся через пять дней. Он обязан был готовить завтраки, обеды и ужины и выполнять свою основную работу. Только Хомутов, ввиду специфичности его работы, был освобожден от дежурства.
Каждый дежурный старался перещеголять своего товарища в технике и качестве приготовления пищи, изобретая всевозможные блюда.
По окончании строительства приготовление пищи было поручено нашему неутомимому рабочему Беспалову.
Ни на один день на станции не прерывались метеорологические наблюдения. По окрестностям совершались длительные экскурсии для изучения местности.
Мыс Молодежный, на котором расположена наша станция, обрывается к реке берегом, высота которого равна 12—13 м. Только на западе и востоке мыс имеет отлогий скат.
Противоположный берег реки Тадлеан также обрывист. Ширина русла достигает 100 м, сама река довольно узкая, ширина ее — всего 20—30 м. Тадлеан течет по направлению с юга на север и берет свое начало в Анадырском хребте от самого водораздела.
Окрестности станции представляют собой широкую 25-километровую долину реки Амгуемы, которая протекает на севере от станции. Амгуема течет здесь с запада на восток, и ширина реки достигает всего 100—150 м.
На юге в 15 км от станции тянется цель гор, являющаяся одним из главных отрогов Анадырского хребта. Горные вершины этого хребта — Большой и Малый Матанчингай и пик Гранитный — достигают высоты в 1800—2000 м.
Окрестности станции изобилуют множеством озер. Некоторые из них достигают значительных размеров. Почти во всех озерах водится рыба.
Несмотря на обилие озер, заболоченные места встречаются довольно редко; они находятся главным образом по берегам рек и занимают небольшие пространства. Почва тундры — преимущественно песчаная с примесью камня, а местами просто каменная.
По берегу реки Тадлеан имеются заросли ивы; высота кустарника в отдельных случаях достигает 2—3 м, а диаметр ствола у корня — 10 см. Эти заросли представляют огромную хозяйственную ценность для станции: мы ими пользовалась, как топливом, завоз которого в горы чрезвычайно затруднителен.
Тундра покрыта главным образом мхами и березовым стланцем. Кроме того, часто встречаются багульник, альпийская толокнянка и другие растения. Нас особенно поразило, что здесь растет красная смородина-кислица. Она встречается в очень небольшом количестве и всегда в кустах зеленого ольховника, который, по-видимому, защищает ее от мороза.
С наступлением тепла в большом количестве появились грибы, которыми мы питались в течение всего времени, пока они не исчезли.
Летом тундра выглядела очень нарядно. В более низких местах, расположенных в прибрежной полосе и затопляемых весной, в изобилии цвели самые разнообразные цветы, которых нам никогда не приходилось видеть на материке. Эти места изобиловали голубикой и брусникой, из которых летом мы варим варенье. За лето было собрано более ста растений, из которых мы составили гербарий, представлявший большой интерес, так как внутренняя часть Чукотского полуострова до сего времени почти не изучена.
Весной в тундру прилетело много птиц, главным образом журавлей и гусей. Караваны этих птиц-«переселенцев» тянулись бесконечной цепью, крики раздавались вокруг станции круглые сутки.
Как зимой, так и летом мы часто слушали волчьи концерты, а ранней весной видели бурых медведей. Очень много встречалось обыкновенных зайцев, а еще больше куропаток; особенно много их было зимой.
Незадолго до окончания строительства дома у нас вышли все запасы табака и папирос. Мы решили сразу же по окончании строительства начать запасать продукты, не дожидаясь самолетов, которые все еще продолжали искать Леваневского. Было организовано несколько переходов через перевал в з. Креста. В первом переходе принимали участие начальник станции и Цируль. Они захватили с собой очень скудный паек, рассчитывая пополнить его на продовольственных базах, организованных ими в горах еще зимой, во время перевозок лесоматериалов.
Дойдя до перевала Матанчингай, расположенного в 90—100 км от Перевальной, они обнаружили на базе полнейший разгром. Все съедобное было уничтожено. Бутыль с серной кислотой была разбита и осколки ее разбросаны повсюду.
Не было никакого сомнения, что здесь хозяйничали медведи. Очевидно, они, разбив бутыль с кислотой, обожглись и, рассвирепев, разнесли всю базу в пух и прах. Бочки с бензином были раскатаны далеко вокруг, а содержимое из некоторых было вылито. Мыло было раскидано и частично поедено.
Под ногами валялись пустые банки из-под мясных консервов. Они были сильно изрешечены. По-видимому, медведи прокусывали банку своими клыками и затем тщательно высасывали содержимое.
Словом, не было ни одного предмета, которого не коснулись бы медведи.
Судя по оставленным следам, медведей здесь было много и жили они на этой базе не один день.
Медведи сильно подвели наших путешественников, которые рассчитывали на этой базе пополнить свои запасы; у них уже ничего не осталось из продуктов, а впереди была добрая половица пути.
Правда, им удалось убить гагару, но мясо ее было отвратительно.
Эрвакенотская база тоже была разгромлена. Третья база, на которой весной были оставлены строительные грузы, также была уничтожена: ее снесло во время паводка. Тогда, зимой мы не знали, что на этом месте проходит старое русло реки Эрвакенот.
С большими усилиями добрались они до з. Креста и, переночевав у чукчей, через день явились в б. Оловянную усталыми и истощенными. Отдохнув два дня, они нагрузили в свои рюкзаки по 20 кг на брата и направились в обратный путь.
На обратном пути они попали в горах в пургу. С ними не было спальных мешков. Опасаясь замерзнуть, они спали только днем всего часа по два по очереди.
Хотя путь через хребет был и тяжелым, но до прибытия парохода надо было сделать еще один или два перехода.
Мы решили подготовиться к смене и уже со второго перехода начать переноску личных вещей и документов на собственной спине, так как на самолеты рассчитывать было трудно. В этом году сменялось трое.
Во втором переходе участвовали Беспалов и Шипилов. Вещей собралось до 30 кг на каждого. Учитывая недостатки первого перехода, мы помимо палатки и прочих вещей взяли с собой также спальные мешки, которые оказали нам огромную услугу.
Через четыре дня мы были уже в з. Креста. Пробыв там два дня, отправились в обратный путь, захватив по 30 кг продуктов.
Ноша была тяжелая. После первой ночевки в горах мы решили нагрузить сопровождавшего нас пса Белку.
Белка был крупным, здоровым и красивым самцом. Мы увязали на его спине палатку и пару брезентовых плащей, которые вместе весили примерно 10—15 кг.
Сначала Белка никак не хотел нести свою ношу; он катался по земле и всячески старался сбросить груз. Но вскоре примирился и стал по-прежнему легко бегать по горам.
Правда, к вечеру он очень уставал, шел тихо, тяжело дыша и высунув свой длинный язык. Иногда он забегал вперед, ложился, жалобно смотрел нам в глаза, как бы умоляя, последовать его примеру. Но мы проходили мимо. Тогда он тяжело приподнимался, шатаясь, догонял нас и, идя рядом, жалобно скулил тихим, тоненьким голоском.
Особенно тяжело ему приходилось в тех случаях, когда выпадал ночью снег, так как на утро мокрая палатка становилась чуть ли не вдвое тяжелее. В конце пути он так аккуратно нес груз, что нам почти не приходилось перевязывать его.
Эти переходы в з. Креста были последним испытанием нашего небольшого коллектива. Вскоре строительство большого дома было закончено. Прибыла смена, и мы покинули Перевальную. Трудности ее создания отошли в прошлое, пусковой период заканчивался. Новая полярная станция вступила в строй.
В настоящее время станция работает нормально, давая регулярные сведения о погоде Чукотского полуострова.
Метеорологические данные, сообщаемые Перевальной — единственной материковой полярной станцией, расположенной в глубине полуострова, — имеют большое значение для полноты синоптических карт Чукотки и прогнозов погоды. Объем работ Перевальной с каждым годом расширяется. Только в одном 1938 г. было передано по требованию оперировавших в Чукотском районе самолетов и морских судов 545 телеграмм со сведениями о погоде. В 1939 г. количество требований значительно возросло.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Источник: Справочник по климату СССР. Выпуск 33. Часть II. Температура воздуха и почвы. Гидрометеорологическое издательство. Ленинград. 1966.
Станция Перевальная работала
1937–1942
1945–1948
Чукотский национальный округ "Магаданская область"
Станция Перевальная
|
Абсолютный минимум температуры воздуха
|
|
1
|
II
|
III
|
IV
|
V
|
VI
|
VII
|
VIII
|
IX
|
X
|
XI
|
XII
|
Год
|
|
–56
|
–54
|
–50
|
–47
|
–35
|
–10
|
–3
|
–11
|
–17
|
–34
|
–47
|
–50
|
–56
|
|
Средний из абсолютных минимумов температуры воздуха
|
|
–47
|
–47
|
–43
|
–35
|
–24
|
–5
|
0
|
–4
|
–11
|
–28
|
–39
|
–45
|
–49
|
|
Абсолютных максимум температуры воздуха
|
|
2
|
–2
|
0
|
3
|
12
|
28
|
30
|
24
|
15
|
8
|
5
|
3
|
30
|
Средние даты наступления, прекращения и продолжительность устойчивых морозов
|
№ станции
|
Станция
|
Устойчивый мороз
|
|
наступление
|
прекращение
|
продолжительность (дни)
|
|
22
|
Перевальная
|
12 X
|
13 V
|
214
|
Расчетная температура самой холодной пятидневки, расчетная зимняя вентиляционная температура, средняя температура отопительного периода и его продолжительность
|
№ станции
|
Станция
|
Расчетная температура
|
Отопительный период
|
|
самой
холодной
пятидневки
|
зимняя вентиляционная
|
средняя
температура
|
продолжительность (сутки)
|
|
22
|
Перевальная
|
–42
|
–36
|
–14,7
|
316
|
Список метеорологических станций
Чукотский национальный округ Магаданской области
|
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9. 10. 1l. 12. 13.
14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24.
|
Врангеля, остров
Сомнительная, бухта
Шелагский, мыс
Валькаркай
Айон, остров
Биллингса, мыс
Апапельхино
Певек
Красноармейский, прииск
Рау-Чуа
Шмидта, мыс
Чаун
Островное
Иультин
Ванкарем
Амгуема
Колючин, остров
Илирней
Колючино
Амгуема, 87-й км
Неттан (Сердце-Камень)
Перевальная
Усть-Олой
Эньмувеем
|
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37. 38.
39.
40.
41.
42.
43. 44.
45.
46.
47.
48.
|
Залив Креста (Эгвекинот)
Залив Креста
Уэлен
Дежнева, пост
Ратманова, остров
Лаврентия, залив
Лаврентия
Уэлькаль
Снежное
Еропол
Омолон
Канчалан
Танюрер
Анадырь, комбинат
Анадырь
Марково
Провидения, бухта
Чаплина, мыс
Яранги
Березово
Угольная, бухта
Гавриила, бухта
Наварин, мыс
Хатырка
|
Магаданская область
|
49. 50. 51. 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 59. 60. 61. 62. 63. 64. 65. 66. 67. 68. 69. 70.
|
Коркодон
Сугой
Кегали
Кедон
Балыгычан
Лабазная
Каньон
Аркагала
АГРЭС
Кедровое, озеро
Таскан. РИК
Сеймчан
Аян-Юрях
Эльген, совхоз
Сусуман (Берелех)
Фролыч
Водопьянова, прииск
Хатыннах
Верхний Ат-Урях
Таскан
Усть-Утиная
Одинокий, прииск
|
71. 72. 73. 74 75. 76. 77. 78. 70. 80. 81. 82. 83. 84. 85
86. 87.
88.
89.
90.
91.
92.
|
Майорыч
Ягодный
Омсукчан, сопка
Омсукчан
Утиная, стан
Среднекан
Усть-Оротукан
Нижний Дебин
Оротукан
Гарманда
Бохапча
Джека Лондона, озеро
Гижига
Гижига (Кушка)
Наяхан
Северо-Эвенск
Кулу (Нерючи)
Кулу
Стрелка
Колымская стоковая, верхняя
Колымская стоковая, нижняя
Дусканья
|
|
93.
94.
95.
96.
97.
98.
99. 100. 101. 102. 103. 104. 105.
106.
107.
|
Гастелло, прииск
Пестрая Дресва
Детрин
Мякит
Вакханка
Бутугычаг, рудник
Дедушкина Лысина, перевал
Усть-Омчуг
Талая
Туманы
Атка
Тайгонос
Maдаун
Палатка (Хасын)
Палатка
|
108. 109. 110. 111. 112. 113. 114. 115. 116.
117. 118. 119. 120. 121. 122
|
Стекольный
Уптар
Талон
Усть-Армань
Ямск
Дукча, совхоз
Балаганное
Горбея, мыс
Магадан, аэропорт
Веселая
Ола
Нагаева, бухта
Мелководная
Рассвет, бухта
Завьялова, остров
|
