Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Н. Атаров.Дворец Советов. Московский рабочий, 1940 г.
«...Это здание должно являться эмблемой грядущего могущества, торжества коммунизма не только у нас, но и там, на Западе».
С. Киров. (Речь на I съезде Советов Союза Советских Социалистических Республик.)
«Закончить к концу третьей пятилетки основные строительные работы по сооружению Дворца Советов».
(Из резолюции XVIII съезда ВКП(б).)
Дворец Советов — грандиозный памятник величайшему гению человечества В.И. Ленину. О нем будет написано много книг. Предлагаемая вниманию читателя книга — первая, которая в литературно-художественной форме пытается дать представление о сложном многообразии архитектурных и научно-инженерных проблем, разрешаемых в процессе строительства Дворца Советов.
Каждый день вносит в этот процесс немало изменений: по мере развертывания строительства изменяются, совершенствуются отдельные элементы будущего здания. Естественно, что книга не может поспеть за всеми этими изменениями и завтра быть в такой же степени точной, как сегодня. Да этого и не требуется.
Основная задача этой книги — обрисовать контуры великой стройки в нашем сегодняшнем представлении о ней. Книга Н. Атарова с ее популярным, доступным изложением эту задачу в основном решает; удачно.
Начальник строительства Дворца Советов А.Н. Прокофьев.
Часть первая
I
Памятник Ленину
В Москве, вблизи Кремля, на берегу Москва-реки, строится Дворец Советов. Это будет самое высокое сооружение на земле — выше египетских пирамид, выше Эйфелевой башни, выше американских небоскребов.
Дворец Советов — памятник Владимиру Ильичу Ленину. Его поставят на советской земле верные соратники Ленина, построит его весь советский народ, вся страна.
Это будет здание грандиозное, стройное, светлое и радостное. В нем будет работать Верховный Совет СССР — парламент единственной в мире подлинно демократической страны.
Статуя Ленина, высотой в сто метров, будет стоять на здании, уходящем под облака. В ясную погоду за семьдесят километров от Москвы мы увидим на горизонте возвышающуюся над Дворцом фигуру Ильича с простертой вперед рукой.
Внутри Дворца Советов будет находиться Большой зал небывалых размеров. Более двадцати тысяч человек, смогут собраться в этом зале.
Среди «чудес мира», среди огромных и удивительных работ, осуществленных на земле за несколько тысячелетий, московское здание будет величайшим не только по размерам, но и по идее. Памятник Ленину будет выражением самой светлой мечты человечества — о коммунизме.
Был некогда Форосский маяк, выстроенный в Александрии в устье Нила; он помогал кораблям находить путь в этот торговый порт древнего мира.
Были вавилонские висячие сады. Был храм Дианы Эфесской — произведение религиозного искусства, как и статуя Зевса Олимпийского, изваянная Фидием из золота и слоновой кости.
В позднейшие времена человечество создало еще более грандиозные сооружения. Панамский и Суэцкий каналы соединили океаны. Сен-Готардский и Симплонский тоннели прорезали толщи скалистых Альп. Эйфелева башня вознеслась над Парижем.
Эти сооружения были совершенством строительного искусства своего времени, шедеврами современной техники. Но есть одна черта, свойственная всем этим сооружениям: замысел принадлежал господствующему классу и выражал его мечты и желания, а создавал эти сооружения народ, живший в нищете, в условиях подневольного труда, он был равнодушен, а подчас и враждебен идеям, воплощаемым в камне и металле.
Египетские пирамиды строились под жарким африканским солнцем десятки лет. Из аравийских скал рабы вырубали большие прямоугольные камни, переправляли их через Нил и складывали среди песков. Это были сооружения настолько чуждые и непонятные народу, что когда прошло время, сменилось несколько поколений, люди не могли даже ответить на вопрос: над чем же трудились их прадеды, что они оставили после себя на земле? Одни говорили, что это житницы для сбора урожая, другие считали, что это хранилища царских богатств на случай потопа, третьи — что это маяки в пустыне, четвертые — что это астрономические обсерватории, пятые — что это преграда пескам. Народ пытался найти разумное объяснение и не мог, пока археологи в девятнадцатом столетии не дознались, что это всего только усыпальницы фараонов, грандиозные склепы древних властителей Египта.
Строителей Панамского канала созвала в болота Центральной Америки нужда и безработица. Пятая часть панамских строителей погибла от тропической малярии. Сен-Готардский тоннель едва не был заброшен из-за... ленточной глисты; целыми бараками вымирали рабочие от желудочных заболеваний. Дворец Советов — первый в истории человечества грандиозный памятник, который будет построен свободным народом в соответствии с его желаниями.
Нет более популярного в нашей стране сооружения, чем Дворец Советов. Он символизирует в глазах народа все достижения социализма.
В Советском Союзе трудящийся человек поставлен в исключительно благоприятные условия. Труд перестал быть проклятием и каторгой. Труд превратился в дело чести, дело славы, дело доблести и геройства.
Несколько лет назад, когда облик будущего здания еще не был найден, со всех концов Союза люди разного возраста, разных занятий присылали в Москву свои любовно обдуманные предложения.
Тысячи советских людей, партийных и непартийных большевиков, — бетонщики, крановщики, архитекторы — добиваются высокой чести: работать в коллективе строителей Дворца Советов.
Советские заводы — металлургические, машиностроительные, электротехнические — оспаривают право изготовления деталей для Дворца Советов. Социалистическое соревнование, трудовой порыв строителей позволяют предельно сократить и сжать сроки сооружения исторического здания.
Все союзные республики увековечат во Дворце Советов свой свободный труд, свое искусство.
На тысячи лет
Многие столетия простоит на земле Дворец Советов. Он войдет в новую географию мира. На карте мира исчезнут границы государств. Изменится самый пейзаж планеты. Возникнут коммунистические поселения, не похожие на старые города. Человек победит пространство. Электричество вспашет поля Австралии, Китая, Африки. Дворец Советов, увенчанный статуей Ильича, все так же будет стоять на берегу Москва-реки. Люди будут рождаться — поколение за поколением, — жить счастливой жизнью, стареть понемногу, но знакомый им по милым книжкам детских лет Дворец Советов будет стоять точно такой же, каким и мы с вами увидим его в ближайшие годы. Столетия не оставят на нем своих следов, мы выстроим его таким, чтобы стоял он не старея, вечно. Это памятник Ленину!
Над крышами и куполами
Проходят времена. Растут масштабы творчества человека.
Пятидесятиметровая «Фарфоровая» башня в Нанкине, сооруженная за 600 лет до нашей эры и когда-то господствовавшая над древней столицей Китая, теперь могла бы поместиться в подъезде здания Телефонной станции в Нью-Йорке. Высота прославленной башни Китаб-Минар в Дели, бывшей столице империи Великих Моголов, достигает семидесяти шести метров, — она на тридцать три метра ниже шпица Петропавловской крепости в Ленинграде.
Если бы можно было собрать в одном месте все величайшие памятники архитектуры, то в этом удивительном городе резко обнаружились бы два уровня строительной техники: европейский и американский. Как на сравнительной диаграмме, впереди теснились бы старинные соборы и замки европейских городов, позади на фоне неба возвышались бы над европейскими соборами громады американских небоскребов.
В старых городах Западной Европы, над черепичными крышами средневековых кварталов, на высоту больше ста метров вознеслись соборные шпили и купола.
Собор в Орлеане — сто пять метров.
Церковь Павла в Лондоне — сто девять метров.
Собор в Шартре — сто тринадцать метров.
Собор в Метце — сто восемнадцать метров.
Собор в Антверпене — сто тридцать метров.
Собор Петра в Риме — сто сорок пять метров.
Колокольня Руанского собора — сто пятьдесят один метр.
Кельнский собор — сто пятьдесят шесть метров.
Это был предел. Выше не поднимались кровельщики Европы.
Достаточно для сравнения сказать, что огромный, широко известный в нашей стране Исаакиевский собор в Ленинграде не достигает высоты ста метров.
В конце девятнадцатого столетия капиталистическая Америка коротким строительным штурмом взяла новую высоту. В Нью-Йорке, в нескольких кварталах, сгруппированы сейчас все высочайшие в мире здания.
«Транспортэшен стэтс билдинг» — двести три метра.
«Зингер стэтс билдинг» — двести девять метров.
Здание Телефонной станции — двести пятнадцать метров.
«Вульворт стэтс билдинг» — двести пятьдесят пять метров.
«Крайслер стэтс билдинг» — триста тридцать метров.
«Эмпайр стэтс билдинг» — четыреста семь метров.
Беглый рисунок
Дворец Советов будет высотой в четыреста шестнадцать метров. Около восьмидесяти дней в году статуя Ленина, завершающая здание в высоте, будет закрыта облаками. Дворец превзойдет и по объему все существующие в мире здания. Нужно сложить объем шести величайших нью-йоркских небоскребов, чтобы получить внутренний объем будущего Дворца в Москве, — почти семь миллионов кубических метров.
Его ширина — четверть километра, длина превышает полкилометра, общая площадь застройки — около 120 тысяч квадратных метров.
Но, конечно, значение Дворца Советов определяется не только его небывалыми размерами и тысячелетней прочностью сооружения.
Монументальная архитектура Дворца, благодаря светлым тонам фасада, уступчатой форме башенных цилиндров и открытым вокруг просторам реки и площадей, не будет подавлять человека. Здание вызовет впечатление мощного порыва, устремленности вверх огромных металлических масс. Силуэт здания решен с той предельной простотой и лаконичностью, при которой достигается органическая связь статуи со всем зданием.
Здание облицуют снаружи светло-серым гранитом. Его потребуется 300 тысяч квадратных метров. Статую сделают на стальном каркасе, обшитом тонкими листами нержавеющего металла, и она будет весить около 6 тысяч тонн. Она будет в три раза выше и в два с половиной раза тяжелее прославленной статуи Свободы, поставленной на островке в океане у американского берега.
По ночам ярко освещенный силуэт статуи Ильича возникнет на темном горизонте за много километров от Москвы — еще дальше, чем днем, — грандиозный маяк, обозначающий место социалистической столицы мира. И весь Дворец будет светиться по ночам, в обычное время — белым светом, в праздники — многоцветной иллюминацией.
Так рядом с Кремлем образуется новый центр Москвы. Мимо Дворца, в его подножии, к новым городским районам Юго-запада направится парадная магистраль Большой Москвы — проспект Ленина.
Неузнаваемо изменится город на всем расстоянии от Охотного ряда до излучины Москва-реки у Ленинских гор.
Река и парки, широкие автомобильные аллеи, фонтаны и статуи, а в непосредственном окружении Дворца Советов — грандиозные площади, залитые цветным асфальтом; автомобильные стоянки, рассчитанные на 5 тысяч машин, подземные гаражи для автобусов, двухъярусные набережные, пристани, у которых станут на причалах волжские теплоходы...
На месте тесных кварталов Волхонки и набережной, на расчищенной территории, будет насыпано несколько сот тысяч кубометров земли. Музей изящных искусств имени Пушкина отодвинется на сто метров. Кольцо «А», начиная от Сивцева-Вражка, изменит свое направление, чтобы широко обогнуть новые площади вокруг Дворца. Они сомкнутся с Арбатской площадью у здания Наркомата обороны.
Мы пройдем со стороны Кремля по площади, мимо скульптур предвозвестников социализма — Сен-Симона, Фурье, Чернышевского и других, — и поднимемся по широкой парадной лестнице к Главному входу, по сторонам которого стоят памятники Марксу и Энгельсу. Парадная лестница Дворца Советов только чуть уже площади Свердлова: ее ширина примерно 115 метров.
На шести пилонах Главного входа во Дворец Советов высечены на камне шесть заповедей клятвы товарища Сталина, данной им после смерти Ленина, и они же отображены в скульптуре.
За колоннадой и лоджиями — Зал Сталинской Конституции, в котором может поместиться 1500 человек, и, наконец, — Большой зал. Цифры тут ничего не скажут, если не подскажет сравнение: объем Большого зала почти вдвое больше Дома правительства у Каменного моста, со всеми его корпусами и театрами.
Рядом с Большим залом расположен Малый зал — на шесть тысяч зрителей. Бесконечная анфилада залов — Зал героики гражданской войны, Зал героики строительства социализма, Орденский зал, Зал приемов правительства СССР, — фойе, вестибюлей, зимних садов и кафетериев, окружающих Большой зал в нескольких этажах, отделана мрамором всех оттенков, расписана живописцами.
Вся многовековая культура человеческого искусства войдет в стены народного здания. От золотистых фаянсовых плиток мавританской Испании до архитектурного американского стекла. От майоликовых украшений Флоренции до монель-металла. От американского стекла. От майоликовых украшений Флоренции до монель-металла. От изразцовой мозаики Византии до современной пластмассовой промышленности. Старинное искусство гобелена, резьба по черному дубу, возрожденная фреска, светотехнические достижения фотолюминесценции, народное мастерство Палеха и металлопластика — нельзя перечислить богатств художественного украшения. Незаметно, — среди порфира, хрусталя и яшмы, — будет действовать в помещениях Дворца высокая техника комфорта двадцатого века.
Все во Дворце полностью механизировано: и транспорт, и уборка помещений, и очистка наружных стен, и мытье оконных стекол.
Нигде в мире техника комфорта не находилась на такой высоте, и уж, конечно, нигде она не была предназначена, как здесь, для миллионов.
Полы натерты до блеска: здесь поработало ночью несколько сот электрических полотерных машин.
В трюмах — артистические помещения на 2500 исполнителей, центральный гидравлический подъемник для накатных площадок арены Большого зала. В трюмах — «фабрика погоды», автоматическая телефонная станция, склады.
Еще глубже, в земле, — станция телетензометров; ее назначение — в течение столетий контролировать все натяжения каркаса здания и фундаментов, проверять «работу» бетона и стали.
Из этажа в этаж вас несут бесшумные эскалаторы. Пневматическая почта соединяет все части Дворца. Скоростные лифты стремятся вверх и вниз в пилонах фасада. В этих лифтах помещаются по 20—30 человек. Они совершают рейс со скоростью 5 метров в секунду.
На самую верхнюю террасу в подножии статуи вы попадаете через три минуты после того, как вошли в лифт. И вот вы на той высоте, где ходят облака, на той высоте, где в знойный июльский полдень заряжаются молнии и откуда зимой идет снег.
Вниз, до самой земли, и еще на сто метров выше вас — замечательное творение советского народа. В нем воплощена светлая память о Ленине, гордость современников Сталинской эпохи, ясная уверенность в своей силе, в могуществе социалистической идеи, в правильности избранного пути к коммунизму.
II
Кончался 1922 год...
Декабрь прошел в метелях; морозов не было. Сквозь глубокие заносы медленно пробирались к Москве поезда.
В белой мгле на полустанках тускло мерцали плохо освещенные окна вагонов.
Откроем страницы газет, вспомним нашу страну в ту зиму.
Рабочий класс, руководимый партией большевиков, вел героическую борьбу за восстановление разрушенного хозяйства. Начинался медленный, но неуклонный и верный хозяйственный подъем. В разных городах страны рабочие добивались первых успехов.
Многое называлось первым в тот год. В Баку открылся первый советский промысел. Его назвали именем товарища Кирова. Красноаксайский завод изготовил три первых трактора, три советских «фордзона». В первый рейс, в заграничное плавание, выходили советские пароходы. Строилась первая гидростанция — на Волхове.
Но еще не были даже огорожены заборами пустыри выжженных кварталов Екатеринослава, Ярославля и других городов. Вокзалы узловых станций были переполнены: поволжские крестьяне возвращались на родину, еще работали комиссии по борьбе с последствиями голода.
И хотя рабочим и крестьянам жить становилось день ото дня легче и лучше, все еще тяжело сказывались на жизни всей страны последствия неизжитой разрухи.
Первый съезд Советов СССР
В конце декабря поезда, прорвавшись сквозь снежные бури русской равнины, привезли в Москву делегатов всех советских республик. Русские, украинцы, белорусы, грузины, азербайджанцы, армяне собрались 30 декабря в Большом театре. Заседание открыл Михаил Иванович Калинин. Это был Первый съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик.
Ильич был тяжело болен. На трибуну съезда поднялся Иосиф Виссарионович Сталин. Он сказал о великом значении создания союзного многонационального, социалистического государства.
«Нас, коммунистов, — сказал Сталин, — часто ругают, утверждая, что мы неспособны строить. Пусть история советской власти за пять лет послужит доказательством того, что коммунисты умеют также и строить. Пусть сегодняшний съезд советов, призванный утвердить декларацию и договор о Союзе Республик, принятые вчера конференцией полномочных делегаций, пусть этот союзный съезд покажет всем тем, кто еще не потерял способности понимать, что коммунисты умеют так же хорошо строить новое, как они умеют хорошо разрушать старое».
И Иосиф Виссарионович огласил текст декларации и договора об образовании СССР.
Что сказал товарищ Киров
Это был день всеобщего воодушевления. Совершалось историческое дело, и делегаты всех республик, сидя в Москве, в партере и ложах огромного зала, чувствовали себя на вышке мира.
Сергей Миронович Киров в тот день выступил на съезде от имени пролетариев закавказских республик. И вот что он сказал:
«Я думаю, что не пройдет много времени, как нам станет тесно в этом прекрасном, блестящем зале. Я думаю, что скоро потребуется для наших собраний, для наших исключительных парламентов более просторное, более широкое помещение. Я думаю, скоро мы почувствуем, что под этим огромным куполом уже не умещаются великие звуки «Интернационала». Я думаю, что скоро настанет такой момент, когда на этих скамьях не хватит места делегатам всех республик, объединенных в наш Союз. Поэтому от имени рабочих я бы предложил нашему союзному ЦИКу в ближайшее время заняться постройкой такого памятника, в котором смогли бы собираться представители труда. В этом здании, в этом дворце, который, по-моему, должен быть выстроен в столице Союза, на самой красивой и лучшей площади, там рабочий и крестьянин должны найти все, что требуется для того, чтобы расширять свой горизонт. Я думаю, что вместе с тем это здание должно являться эмблемой грядущего могущества, торжества коммунизма не только у нас, но и там, на Западе.
О нас много говорят, нас характеризуют тем, что мы с быстротою молнии стираем с лица земли дворцы банкиров, помещиков и царей. Это верно. Воздвигнем же на месте их новый дворец рабочих и трудящихся крестьян, соберем все, чем богаты советские страны, вложим все наше рабоче-крестьянское творчество в этот памятник и покажем нашим друзьям и недругам, что мы, «полуазиаты», мы, на которых до сих пор продолжают смотреть сверху вниз, способны украшать грешную землю такими памятниками, которые нашим врагам и не снились».
Решение съезда
В этот день после вдохновенной декларации товарища Кирова было вынесено программное решение о сооружении Дворца Советов.
Вот что решил съезд:
«1-й Съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Союза Советских Социалистических Республик, в ознаменование создания нового союзного государства, постановляет:
1. Основать в Москве, как столице Союза, Дом Союза Советских Социалистических Республик.
2. Поручить ЦИК Союза Советских Социалистических Республик провести это постановление в жизнь».
Возвращаясь с заседания съезда в гостиницы и общежития, делегаты проходили по Охотному ряду, мимо жалких лавчонок, мимо мусорных куч, полузасыпанных снегом, — и это была Москва.
С.М. Киров. С рисунка художника И.Бродского
Архитектура в те годы
Речь товарища Кирова и решение съезда поставили перед советскими архитекторами непосильную по тем временам задачу.
Трудно рассказать, о чем в те годы спорили между собой, из-за чего враждовали многочисленные группки и школки советских архитекторов. Сейчас уже сами участники дискуссий, припоминая те годы, с неловкой улыбкой пытаются установить разграничительные линии, отделявшие кубистов от функционалистов и тех и других — от самых заурядных формалистов.
Условность, символика и отвлеченные от жизни искания — вот что было характерно для большинства группировок, несмотря на их опоры. Архитекторы сочиняли на бумаге утопические города будущего или умопомрачительную спиралевидную башню в честь Коммунистического Интернационала.
Одних восхищала прозрачность стекла, других — матово-тусклая поверхность металла. И многие сходились на том, что камень в архитектуре устарел.
Когда значительно позже формалисты получили возможность на деле осуществить свои проекты, они создали такие карикатурные произведения, как здание клуба имени Русакова в Москве или клуба фабрики «Буревестник»...
Идее Дворца Советов были чужды заумные ухищрения формалистов.
Между тем в Москве и в других городах вовсю развернулось жилищное строительство. На пустырях завтра должны были возникнуть рабочие поселки. В Ленинграде еще не было улицы Стачек, в Москве — новых кварталов Усачевки, Дубровки, но уже рылись котлованы на пустырях.
Год от года строилось все больше общественных зданий: в Москве сооружали себе дома Госторг, редакция «Известий», Текстильный институт.
Восстановление народного хозяйства было закончено в короткий срок. Старые предприятия пустили на полный ход, к ним уже пристраивались новые цехи.
Накопив силы и средства, партия большевиков подвела страну вплотную к новому историческому этапу — этапу социалистической индустриализации.
Конструктивизм
К этому времени романтические спиралевидные башни были отброшены. Вместе с идеями «производственного искусства», вместе с увлечением машиной явился в архитектуру конструктивизм и почти на целое десятилетие стал преобладающим течением советской архитектуры.
Многое тут было от некритического усвоения послевоенного буржуазного искусства.
Главное — не красота, польза; то, что полезно, — то и красиво. Самая красивая вещь современности — паровоз. Так говорили идеологи модного течения.
Скучное, серое наследие оставили после себя конструктивисты. Крайнее упрощение архитектурных задач, схематизм в искусстве, бедность идей и форм — вот что на практике означало модное течение. Оно навязывало социалистической стране эстетику безрадостного самоограничения.
В Магнитогорске, в Сталинске, в Микоян-Шахаре — на новостройках первой пятилетки — особенно показали себя конструктивисты: выводили дома на улицу слепыми торцами и делали города похожими один на другой.
Чем можно было гордиться
Было бы грубой ошибкой считать, что советская архитектура пришла к работам над Дворцом Советов с одним только грузом формалистических заблуждений.
В 1923 году на Первой сельскохозяйственной выставке советское зодчество уже показало ряд интересных работ.
И через год, когда величайшее бедствие постигло партию и рабочий класс— умер Ленин, — советские зодчие сумели воздвигнуть в Москве, на Красной площади, мавзолей строгой и мужественной красоты. Строились ленинские гидростанции.
Обрисовался выразительный дугообразный профиль Днепровской плотины, выросло Большое Запорожье — лаконическое и ясное сочетание гидростанции, плотины и города, утопающей в садах.
Всем этим можно было гордиться.
А впереди были еще более замечательные работы: московский метрополитен, канал Москва — Волга, Дворец Советов.
Две пятилетки
Прошло семнадцать лет с той поры, как заседал Первый съезд Советов СССР. Весь мир убедился в том, что большевики умеют так же хорошо строить новое, как хорошо разрушают старое, негодное.
Идея сооружения Дворца Советов жила в стране и вместе с ростом страны приобретала все более грандиозные формы. Уже первые проекты предлагали оборудовать во Дворце Советов фантастическую по тем временам аудиторию, — на восемь тысяч человек. Иностранные буржуазные обозреватели, видевшие Советскую страну такой, какой она была, и не предвидевшие ее такой, какой она вскоре стала, недоуменно пожимали плечами. В отсталой стране большевики затевали строительство самой большой в мире аудитории...
Темпы социалистической индустриализации Советского Союза ускорили осуществление великого замысла. Наша страна, руководимая гением Сталина, шла от победы к победе. И все, чем занимались советские люди в разных концах великой страны, послужило на пользу Дворцу Советов.
На Риддере, в Колхиде, на Коунраде, в Харькове, на Днепре советские строители овладели масштабами и методами, которые применяются на площадке Дворца Советов.
Стахановское движение дало стране те новые трудовые темпы, какими только и можно осуществлять подобное предприятие.
Сталинская индустриализация подготовила в стране ту армию проходчиков, экскаваторщиков, бетонщиков, крановых машинистов, такелажников, геодезистов, электросварщиков, которая работает сейчас на площадке Дворца.
На днепровских порогах большевики построили плотину из бетона; знания бетонщиков пригодились на кладке фундаментов Дворца.
На Урале, на новых металлургических заводах, были поставлены огромные прокатные станы; без них нельзя изготовить для Дворца металлические фермы.
В Москве, в Ростове-на-Дону, в других городах были построены большие театры, и этот опыт пригодился в строительстве Дворца Советов.
Метростроевцы облицевали мрамором стены метрополитена.
Верхолазы водрузили звезды на кремлевских башнях.
Летчики научились бороться с обледенением самолетов зимой. Весь этот опыт будет применен при сооружении Дворца Советов, его строительство будет как бы аккумулятором всех достижений социалистической техники. Конечно, мрамора потребуется во много раз больше, чем для метрополитена. И высоту Дворца Советов нельзя сравнить с высотой кремлевских башен. А металлическая статуя на большой высоте будет так же покрываться зимой льдом, как самолет. Все это надо предусмотреть заранее.
То, что мы видим сейчас на снимках, в эскизах — величественный и легкий монумент из светлого гранита, — скрывает за собой тысячи сложнейших архитектурных, скульптурных и инженерных проблем. Нужны знания, упорство, опыт и труд целой армии геологов, бурильщиков, архитекторов, бетонщиков, сталеваров, слесарей, скульпторов, клепальщиков, крановых машинистов, метеорологов, гранильщиков и художников.
Еще лет десять назад мы не смогли бы взяться за подобное строительство. Дворец Советов — это как бы смотр наших сил, успехов социализма.
За годы двух пятилеток страна и люди обогатились техническим опытом. Заговорят ли инженеры о рентгеновском контроле металла, или художники — о качестве масляной краски, или метеорологи заспорят о восходящих потоках воздушных масс над Москвой, — во всем заложен опыт строительных лет Сталинской эпохи.
И без суеты, планомерно, без штурмовых усилий, как мастера, а не робкие ученики, решают советские люди — горняки, дорожники, тоннельщики, сталевары — самые запутанные технические проблемы.
Всесоюзный открытый конкурс
Каким же должен быть Дворец Советов? Где ему быть? Каковы будут его размеры, вместимость его Большого зала? Все это еще предстояло решить.
Открытый конкурс, который должен был привлечь к проектированию Дворца Советов сотни архитекторов, нельзя было начинать без ясной программы, точных заданий.
Нужна была первая разведка.
В феврале 1931 года, отвлекшись от проектирования новых городов, заводов и гидроцентралей, несколько зодчих в Москве и Ленинграде приступили к созданию первых набросков Дворца Советов.
Шли поезда с цементом и металлическими фермами для новостроек, газеты кричали о трудовых рекордах, толпы людей сдвинулись с места, в стране обострилось чувство времени, — тогда еще трудно было найти значение и место Дворца Советов.
Зодчие, когда они взялись за первые эскизы, имели право выбрать в Москве любое место для постройки. Это было, пожалуй, первое испытание: от выбранного места зависели и высота и весь облик будущею здания.
Многим казалось в тот год, что можно будет поместить Дворец в тесных кварталах Охотного ряда.
Товарищ Сталин пришел на заседание Совета строительства, когда Совет под руководством В.М. Молотова, выслушивал споры архитекторов о том, где строить.
Обсуждалось смелое предложение — снести храм Христа-спасителя, чтобы на его отличной территории, рядом с Кремлем и рекой, построить Дворец Советов. Предстояло взорвать безвкусный и грузный монумент с позолоченным куполом, — и выступавших ораторов это невольно наталкивало на исторические сопоставления.
Товарищ Сталин всех внимательно выслушал, а затем спросил, — разместится ли наш Дворец Советов на этой площадке?
И сразу, как только был задан этот, казалось бы, простой технический вопрос, — участники заседания реально ощутили небывалый масштаб сооружения. Но — странное дело — будущее при этом не отдалилось, а вдруг резко приблизилось. Место Дворцу Советов было найдено в этот день не только на плане Москвы, но и в сознании самих строителей.
Вскоре после этого заседания, осматривая в солнечный день избранную площадку, товарищ Сталин подал мысль — обратить главный вход Дворца к Кремлю.
Летом 1931 года газеты напечатали решение правительства об открытом конкурсе.
На рабочих столах советских архитекторов появился план большого участка Москвы с храмом Христа-спасителя в центре. Участок был ограничен Москва-рекой, Ленивкой, Волхонкой и Соймоновским проездом.
Принимались за дело академики и профессора. Собирались в бригады студенты архитектурных институтов. Шли споры в рабочих квартирах, в вузовских общежитиях, в красноармейских казармах.
Вот что говорил седьмой пункт программы конкурса: «В отношении архитектурного оформления проект сооружения должен соответствовать:
а) характеру эпохи, воплотившей волю трудящихся к строительству социализма;
б) специальному назначению сооружения и
в) значению его как художественно-архитектурного памятника столицы СССР».
Новизна во имя новизны
Многие из тех, кто ничего, не понимал в социалистическом строительстве, опять прикрывали свою идейную нищету небывальщиной и мнимой новизной.
Ход мыслей был такой: если революция в октябре 1917 года установила небывалый в мире социальный строй, то надо захлопнуть все старые книги, отвернуться от исторического опыта, забыть все то, что накоплено человечеством в столетиях творческих исканий.
Чего только ни придумывали формалисты, не зная, что искать! Один рисовал фасад Дворца в виде ступенчатой трибуны. Второй задумывал механически вращающуюся площадку президиума. Третий сочинял раздвижную стеклянную стену; чтобы делегаты съезда могли приветствовать народную демонстрацию, не выходя из зала. Некоторые проектировщики допускали объединение двух залов при помощи раздвижных металлических занавесов. Все это было бесполезным преувеличением; и раздвижные стены, и вращающийся президиум, и фасад в виде ступенчатой трибуны.
Иные предлагали построить здание в форме революционной эмблемы: пятиконечной звезды или серпа и молота. Идею сооружения пытались наивно выразить символическим уподоблением здания земному шару, доменной печи или даже трактору.
Подделка прекрасного
Некоторые старые мастера архитектуры думали так: надо создать прекрасное здание, шедевр. Но ведь прекрасное уже давно найдено, оно им знакомо со студенческой скамьи. Прекрасен Акрополь. Прекрасны версальские парки. Прекрасны творения флорентийцев. Палладио знал, как достичь совершенства. Остается подделать — с умением и чувством.
Это была другая крайность.
Начитанные академики, «знатоки прекрасного», не понимали того, что в лаконической форме было высказано немного лет спустя на первом Всесоюзном съезде советских архитекторов.
— Тот строй, которым вы по справедливости горды, — сказал один из ораторов-гостей, обращаясь к делегатам съезда, — не может быть выражен при помощи словаря эпохи Римской империи. Нет! Живя в двадцатом веке, в стране, которая освободила труд, нельзя копировать те формы, которые две тысячи лет назад были созданы три помощи рабского труда.
«Знатоки прекрасного» изготовили не один десяток проектов, в которых античные колоннады и ренессансные портики были выполнены так добросовестно, как на учебных макетах по истории архитектурных стилей.
Это была работа копировщиков. Это была подделка.
Одни пытались создать на территории Дворца Советов продолжение Кремля. Другие создавали ансамбль французских дворцов с их колоннадами и множеством невысоких зданий. Третьим нравился римский Колизей; они представляли себе, как народная демонстрация пройдет через Большой зал Дворца.
Были и такие, что предлагали увенчать здание огромным золотым куполом, подобным куполу храма Христа-спасителя, только во много раз больше.
По-разному представлялась архитекторам башенная форма Дворца. Всеми ясно чувствовалась потребность дать зданию высоту, но трудно было найти для этого форму.
Все удлиненные инженерные сооружения служили образцами для Дворца. Тут были и готические шпили, и башни средневековых замков, и океанские маяки, и небоскребы, и мачты радиостанций, и нечто напоминающее портовый элеватор.
Один из авторов разукрасил фасад Дворца цветными панно, осветив их прожекторами; получилось нечто крикливое и пестрое, как цирковая феерия.
Иностранные мастера
Всемирно известные зодчие прислали из-за границы свои проекты. Одних привлекло любопытство, других — сочувствие новому социальному строго, третьих — масштаб сооружения.
Эти люди жили в мире классового угнетения. Они создавали свои проекты в капиталистических странах. На чертежных столах этих мастеров эскиз Дворца Советов лежал зачастую рядом с эскизами банкирских особняков.
Незадолго перед тем в Европе был устроен конкурс проектов Дворца Лиги наций на берету Женевского озера. Это был скандальный эпизод в истории буржуазной культуры: монументальное произведение оказалось не под силу оскудевшему искусству. Дворец Лиги наций на конкурсных эскизах больше всего напоминал доходный дом. Вскоре газетная хроника известила о том, что постройка Женевского дворца отложена на неопределенный срок из-за недостатка средств.
Тревожная жизнь капиталистических городов отразилась в замыслах буржуазных зодчих. В проектах Дворца Советов сказались и схематические контуры небоскребов Нью-Йорка, и крикливая роскошь парижских отелей, и сумрачная, вокзальная архитектура Берлина.
Многие устремлялись в далекое прошлое. Не принимая современного мира и мучаясь его несовершенством, они искали образ социалистического здания в руинах давно забытых времен. В их эскизах проступали то циклопические сооружения Вавилона, то первобытно-приземистые купола Иерусалима, то тяжелая на фоне южной синевы неба, бледно-желтая с красными полосами громада Айя-Софии.
Один итальянский зодчий прислал гнетущий рисунок средневековой крепости, озаренной прожекторами, с двумя башнями, охраняющими входные ворота.
Корбюзье
Замечательный художник Запада Корбюзье начертал в своем проекте суровый облик какого-то здания-машины.
Вот как описывал А. Луначарский проект Корбюзье:
«Корбюзье прислал своего рода шедевр в стиле функционализма.
Действительно, вопрос о колоссальных залах, которые должны быть размещены в здании, был разрешен как нельзя более просто. Здание оказывалось, так сказать, одноэтажным. Оно все поднималось даже без лестниц снизу вверх и необычайно логически представляло черту необходимых помещений.
Но как перекрыть все это? Кровля этого грандиозного и простого комплекса гигантских пространств висела. Это была искривленная, чудовищной величины покатость, которую на особых великаньих тросах извне держал колоссальный каркас. Скелет здания был, так сказать, выброшен наружу и здесь, снаружи, держал кровлю.
Получилось, что над Москвой должна была стоять какая-то машина, какое-то голое громадное сооружение, назначения которого сразу нельзя было даже понять и которое поддерживало, в конце концов, весьма невзрачное здание, нечто вроде огромного ангара для необъятных цеппелинов».
Спор о главном
Если отбросить формалистические и чуждые идеи, поиски архитектурного образа Дворца разбились на два резко несовместимых течения.
Одни архитекторы всей силой воображения видели Дворец как роскошную анфиладу залов. Но при этом, как бы ни было самостоятельно воображение проектировщика, внешний облик Дворца неизбежно воспроизводил дворцы прошедших эпох — их прямоугольные фасады, величественные входы и ровные ряды пролетов. Как бы ни велики были размеры внутренних помещений, здание тянулось по земле, — приземистое и замкнутое, хоть и огромное.
Зодчие второго течения, несмотря на все разнообразие стилей, понимали одно, самое главное: предстоит строить дворец нового типа — Дворец народов. В самом профиле такого здания должны обрисоваться объемы залов народных собраний невиданной величины. Вокруг этих основных залов, народного здания должны быть собраны все остальные тысячи помещений. Только такая планировка здания могла бы сообщить его формам идеи демократичности, идеи социалистического строя.
Второе течение вносило с собой дух дерзания и новаторства. И естественно было, что товарищ Сталин поддержал представителей этого, второго течения.
И, однако, никто еще в ту пору не мог найти образ Дворца, как единого цельного здания. В эскизах Б.М. Иофана два зала соединялись посредством форума, огражденная территория которого представляла площадку для народных собраний под открытым небом.
Высота здания предчувствовалась. Над форумом в эскизах Б.М. Иофана возвышалась башня, увенчанная фигурой рабочего с факелом в протянутой руке.
Сто шестьдесят проектов
И вот открылась выставка. Москва запомнила эти дни. В музейных залах, среди потеснившихся, завешенных чехлами скульптур, были расставлены сто шестьдесят гипсовых макетов, развешены сто шестьдесят эскизных полотен Дворца.
В толпе посетителей архитекторы — авторы проектов — давали объяснения. Тут были приехавшие вслед за своими полотнами и ленинградцы, и горьковцы, и киевляне, и одесситы. Тут слышалась иностранная речь: в Москву приехали голландцы, немцы, французы. Тут были полотна, приплывшие к нам из-за океана.
Москва все новыми и новыми толпами наполняла залы Музея изящных искусств. Мелькали газетные листы, на которых люди разных профессий высказывали свои впечатления о выставке. Советская публика оказалась хорошо осведомленной, подготовленной к спорам. Рабочие, педагоги, врачи вступали в разговор с архитекторами, с инженерами-строителями, с художниками и писателями. К их голосам прислушивались члены конкурсного жюри.
Выставка продолжалась мною дней, и все поступали с нефтяных промыслов, с волжских затонов, с железнодорожных полустанков смелые и остроумные предложения неизвестных рационализаторов: как по-новому обрабатывать мрамор, какую применить конструкцию складной мебели, как украшать стены.
Особенно полюбили выставку дети. Школьники прямо с уроков спешили в музей. Были среди них настоящие знатоки всех выставленных эскизов, как несколько лет спустя были знатоки метрополитена в те дни, когда москвичи впервые осматривали подземные станции.
Помимо технического интереса, было что-то сказочное, что привлекало детвору к этой удивительной выдумке взрослых. Музей изящных искусств, где находилась выставка, расположен рядом с территорией Дворца. Уходя с выставки, дети видели скучный, всегда запертый, угрюмый храм Христа-спасителя, им хотелось погнать время, чтобы скорее здесь все изменилось. Дети были подлинными поэтами начатого только что дела: они были нетерпеливы. Но торопиться тут было нельзя.
Многие архитекторы получили премии на конкурсе. Наряду с проектами академиков, были отмечены и студенческие работы.
Высшие премии были присуждены Б.М. Иофану, профессору И.В. Жолтовскому, а из иностранных авторов — американскому архитектору Г.О. Гамильтону.
Но, премируя многих, отмечая относительные достоинства отдельных проектов, Совет Строительства Дворца Советов все же заявил:
— Монументальность, простота, цельность и изящество архитектурного оформления Дворца Советов, долженствующего отражать величие нашей социалистической стройки, не нашли своего законченного решения ни в одном из представленных проектов.
Поиски еще только начинались.
Турнир мастеров
К работе были привлечены выдающиеся советские зодчие. Весной 1932 года, как только закрылась выставка, было составлено пятнадцать архитектурных бригад. Это был первый тур соревнования мастеров. Он продолжался до осени.
Тут работали: Алабян, по проекту которого построен в Москве Театр Красной Армии; братья Веснины, создавшие архитектурный ансамбль Большого Запорожья; академик Жолтовский — строитель дома американского посольства на Моховой; Мордвинов, оформивший впоследствии новыми домами реконструированную улицу Горького; Душкин, впоследствии создавший чудесную архитектуру подземной станции «Площадь Маяковского» на Горьковском радиусе московского метрополитена.
Тут были также академик В.А. Щуко и профессор В.Г. Гельфрейх— авторы таких сооружений, как памятник В.И. Ленину у Финляндского вокзала в Ленинграде, Большой театр в Ростове-на-Дону и Всесоюзная Ленинская библиотека в Москве.
Б.М. Иофан также участвовал в этом турнире мастеров. К конкурсу Б.М. Иофан пришел с целым рядом интересных работ.
Фрагмент фасада
В Москве, на улице Серафимовича, по его проекту выстроен Дом Совнаркома. Новое здание Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве выстроено также по проекту Б.М. Иофана. Он спроектировал и выстроил советские павильоны на Парижской и Нью-Йоркской международных выставках.
Осенью 1932 года пятнадцать проектов были представлены Совету Строительства, Теперь, после открытого конкурса, в проектах ясно выразилось единодушное стремление создать Дворец как здание единое, цельное, в компактном объеме которого заключены оба зала.
И снова Совет Строительства не спешил с выбором, хотя и признал некоторые работы близкими к окончательному решению.
Во втором туре, который продолжался с августа 1932 года до марта 1933 года, число соревнующихся бригад сократилось до пяти.
10 мая 1933 года первый этап архитектурных поисков закончился. В этот день Совет Строительства принял за основу проект, представленный Б.М. Иофаном.
Товарищи Сталин, Молотов, члены Совета Строительства видели на больших полотнах светлый, устремленный вверх монумент, простой и пропорциональный в своих частях, открытый солнцу, доступный народу, — здание торжественно-радостное и ясное.
Оба зала соединялись в один целостный архитектурный организм. Башня, в первоначальных эскизах стоявшая над форумом, теперь вошла в единую композицию здания.
В вышине здание завершала восемнадцатиметровая статуя — «Освобожденный пролетарий».
Вот что писал в те дни о проекте Б.М. Иофана Луначарский:
«Концепция очень проста. Это башня, но, конечно, не башня, поднимающаяся отвесно... Благодаря хорошо найденному приему, именно, огромным, во весь рост каждого яруса, плинтусам, которые идут поясами вокруг каждого величественного цилиндра, и благодаря тому, что расстояние между отдельными плинтусами в каждом этаже по мере того, как они суживаются, также суживается, получается здание грандиозное, но легкое и устремленное вверх».
Проект Иофана, принятый за основу
10 мая 1933 года
Этот день войдет в историю советской архитектуры.
На заседании Совета Строительства, руководимого В.М. Молотовым, в этот день была высказана и сформулирована плодотворная и смелая идея синтеза двух искусств — архитектуры и скульптуры.
В международных рекордах советских летчиков, в арктических походах, в борьбе за урожай на советских полях — во всем воплощена мудрость, во всем живет гений великого вождя народов — Сталина. В этом залог успеха каждого советского начинания.
Товарищ Сталин вдохновляет и коллектив строителей Дворца Советов внимательным словом, мудрыми практическими указаниями.
Надо рассматривать Дворец Советов как памятник, Ленину.
Поэтому не надо бояться высоты. Идти в высоту.
В высоте, в верхних ярусах, Дворец должен быть круглым, а не прямоугольным, — и этим отличаться от обычных дворцовых зданий.
Надо завершить здание мощной скульптурой Ленина.
Нужно поставить над Дворцом такую статую, которая бы размерами и формой гармонировала со всем зданием, не подавляла его. Размеры статуи надо найти в союзе двух искусств. Пятьдесят метров. Семьдесят пять метров. Может быть, больше...
На устоях круглых башенных ярусов, ниже статуи Ильича, нужно поставить четыре скульптурные группы, — они должны выразить идеи международной солидарности пролетариата, идеи Коммунистического Интернационала.
Все эти предложения товарища Сталина были решением единственно возможным, единым и целостным. Оно вытекало из принципиальных разногласий творческого коллектива, оно снимало эти разногласия и открывало путь дальнейшим плодотворным исканиям.
Как только было решено, что Дворец Советов — это памятник Ленину, как только было названо это родное советским людям имя — Ленин, — творческие устремления архитекторов приобрели конкретность, цель стала понятна и ясна.
Союз двух искусств
Во многих странах стоят прекрасные здания, украшенные скульптурой гениальных мастеров. Во многих странах возвышаются над землей огромные статуи: человеческие фигуры в Индии, сфинксы в Египте, статуя Карла в окрестностях Арроны, наконец, бронзовая статуя Свободы на маленьком острове у входа в Нью-Йоркскую гавань.
Обычно было так, что либо скульптура украшала архитектурное произведение, подчеркивая его замысел, скрадывая недостатки, либо, наоборот, архитектура имела подсобное значение для статуи, создавала такой для нее постамент, который выставил бы ее с наиболее впечатляющей силой.
В истории искусств редко встречались примеры творческого союза ваятеля и зодчего, совместно создававших целостное, единое произведение.
По замыслу Дворец Советов решительно порывает с законами буржуазной эры истории архитектуры. Только в античном мире, в эпоху Возрождения, художники умели находить те изумительные пропорции, при которых статуя, завершая все здание, выражала его идею. Буржуазное искусство последних столетий утеряло эту меру.
Таким образом, новый этап в истории создания Дворца Советов оказался и новым этапом в истории искусства.
Образ Дворца, найденный Б.М. Иофаном, надо было углубить: создать полную гармонию здания и статуи, а затем уже детально разработать проект, подготовить и сдать в чертежах инженерам.
4 июня 1933 года Совет Строительства привлек, на правах соавторов с Б.М. Иофанам, академика В.А. Щуко и профессора В.Г. Гельфрейха с их архитектурным коллективом. Соавтором в инженерной части является инженер Г.Б. Красин.
Для работы над статуей Ленина Совет Строительства, в результате проведенного соревнования, привлек скульптора С.Д. Меркурова.
Руководители Партии и правительства рассматривают макет Дворца советов в музее изобразительных искусств. (С картины художника Г.Горелова)
Монументальность, величие
Надо было сделать так, чтобы монументальная, величественная архитектура Дворца Советов не подавляла человека. Нужно было найти сочетание величия и легкости.
В Нью-Йорке стены небоскребов отвесно поднимаются от земли к облакам. Они заслоняют небо. Человек идет по нью-йоркской улице, как по дну глубокого и узкого ущелья.
Среди американских небоскребов только один «Эмпайр стэтс билдинг» не оставляет гнетущего впечатления: в ясную погоду, когда туман не прячет верхних этажей небоскреба, его ступенчатая архитектура воспринимается отчетливо и ясно во всех деталях, и это примиряет с размерами здания.
Дворец Советов будет еще более грандиозным, но и еще более легким на вид и стройным зданием.
Москва не утонет в тени Дворца: его башенные уступы гармоничны и легки. Величие Дворца не подавляет и не гнетет.
Динамизм
С тревогой вглядывались зодчие в модель здания: не создают ли эти огромные формы впечатления закоснелой неподвижности, покоя? Это было бы чудовищным несоответствием с архитектурным замыслом, с идеей сооружения.
Тут нужно было не бояться высоты, увеличить объемы здания в соответствии с новыми размерами статуи, как бы устремить здание вверх, к статуе Ленина.
Это, действительно, должен был быть «штурм высот снизу».
От модели к модели архитекторы искали все более верные пропорции цилиндров башни, пилонов и выступов. Чтобы усилить динамичность архитектуры, они снимали с фасадов все венчающие карнизы и завершали их скульптурными группами.
Демократизм и ясность
Удивительно прост фасад греческого античного храма. Все античные сооружения по-детски ясны, легко запоминаются.
Чтобы добиться предельного лаконизма и ясности в воплощении замысла, архитекторы Дворца Советов постепенно сокращали число цилиндров башни. При этом оставшиеся цилиндры, естественно, удлинялись и увеличивались в размерах. Но самый верхний, пятый, в подножии статуи, наоборот, был сокращен настолько, что превратился как бы в непосредственный постамент для фигуры.
И тут товарищ Сталин согласился с теми, кто предлагал наиболее простой и ясный силуэт — из трех основных, уступов.
Еще одна трудность была позади: благодаря найденной пропорции объемов башни, ее масса даже на близком расстоянии не заслонит от зрителя фигуры Ленина.
В планировке широких пространств вокруг Дворца, в просторе площадей и парков, в открытых подходах к Дворцу воплощена идея народности.
Противоречия
В противоречиях, возникавших на каждом шагу, обострялась творческая мысль и фантазия.
Дворец будет облицован светлым камнем. Статуя в высоте — из металла. Чтобы избежать резкого контраста тонов, чтобы примирить камень с металлом, архитекторы пытаются пронизать светлым металлом фасад Дворца — пилоны его башенных цилиндров. В верхних цилиндрах башни, в близости металлической статуи, фасад больше насыщен металлом. Чем ниже, тем все меньше металлических линий, они все утончаются и, наконец, исчезают в светлых просторах стилобата.
Силуэт Дворца огромен. Каждая его деталь рассчитана в масштабах многоэтажного дома. Чем дальше отойти от монумента, тем гармоничнее кажется его силуэт, на расстоянии детали уравновешиваются. Но если смотреть вблизи? Как добиться того, чтобы детали Дворца были понятны и красивы не только в общем рисунке Дворца, но и в отдельности?
И, поощряемые вниманием и помощью руководителей партии и страны, авторы проекта преодолели все трудности, вышли победителями.
В модельной мастерской
В одном из переулков, прилегающих к Волхонке, есть маленькая церковка. В ней работают столяры и художники: это модельная мастерская Дворца Советов. Здесь пилят и клеят. Летом открыты окна, и ветви цветущих лип с улицы лезут в церковку. Все подоконники, полы и хоры заставлены гипсовыми и деревянными моделями. Их сотни — разной формы, разных размеров и высоты.
Это уже история.
Когда-нибудь кропотливый ученый расставит все эти модели в строгом порядке и перед ним возникнет весь долгий творческий путь исканий.
Как по исчерканным черновикам поэта, по маленьким моделям можно догадаться, чего добивались авторы, что им удавалось не сразу.
Гений революции
28 января 1924 года, спустя шесть дней после смерти Ильича, товарищ Сталин говорил на вечере кремлевских курсантов:
«Ленин был рожден для революции. Он был поистине гением революционных взрывов и величайшим мастером революционного руководства. Никогда он не чувствовал себя так свободно и радостно, как в эпоху революционных потрясений. Этим я вовсе не хочу сказать, что Ленин одинаково одобрял всякое революционное потрясение или что он всегда и при всяких условиях стоял за революционные взрывы. Нисколько. Этим я хочу лишь сказать, что никогда гениальная прозорливость Ленина не проявлялась так полно и отчетливо, как во время революционных взрывов. В дни революционных поворотов он буквально расцветал, становился ясновидцем, предугадывал движение классов и вероятные зигзаги революции, видя их, как на ладони. Недаром говорится в наших партийных кругах, что «Ильич умеет плавать в волнах революции, как рыба в воде».
Отсюда «поразительная» ясность тактических лозунгов и «головокружительная» смелость революционных замыслов Ленина».
Никто не мог дать более точную характеристику Ленина, чем тот, кто вместе с ним, никогда не уклоняясь в сторону, вел народ к победоносной революции, а после смерти учителя и вождя взял на себя выполнение его заветов.
Спустя тринадцать, лет, выступая перед избирателями, товарищ Сталин так охарактеризовал деятелей ленинского типа:
«...чтобы они оставались на высоте своих задач, чтобы они в своей работе не спускались до уровня политических обывателей, чтобы они оставались на посту политических деятелей ленинского типа, чтобы они были такими же ясными и определенными деятелями, как, Ленин, чтобы они были такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам народа, каким был Ленин, чтобы они были свободны от всякой паники, от всякого подобия паники, когда дело начинает осложняться и на горизонте вырисовывается какая-нибудь опасность, чтобы они были также свободны от всякого подобия паники, как был свободен Ленин, чтобы они были также мудры и неторопливы при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учет всех плюсов и минусов, каким был Ленин, чтобы они были также правдивы и честны, каким был Ленин, чтобы они также любили свой народ, как любил его Ленин».
Ленин в памяти народа, Ленин в искусстве
Образ Ленина живет в искусстве. Мягким карандашом, углем, тушью зарисовывали Ленина на партийных съездах, в редакции подпольной большевистской газеты, на улицах швейцарского городка. Любимый облик, рисовали по памяти на царской каторге в далекой Сибири.
После Октябрьской революции Ленина пытались изобразить на больших полотнах те из художников, которые побывали в его рабочем кабинете. Ильич не возражал против работы художников, он только не любил позировать и не имел ни минуты времени для этого. Художники урывками схватывали и заносили в свои тетради черты ленинского лица, ленинский жест, ленинскую улыбку.
В скорбную ночь на 22 января в Горках была снята гипсовая маска с лица Ленина, и эта маска на следующий день, как величайший исторический документ, была отпечатана и заключена на хранение в стальной сейф.
Трудно было в последующие годы писать Ленина. Художники понимали, что недостаточно воспроизвести на холсте и в мраморе внешность Ленина, надо раскрыть в портрете Ленина те его черты, которые обрисовал товарищ Сталин.
Спустя несколько лет, говоря о галерее ленинских портретов, Луначарский писал:
«Портреты Ленина не передают как следует его наружность. С первого раза наружность эта не кажется поражающей, нужно более близкое знакомство, чтобы понять, что во внешности Ленина сказывалось все величие его натуры.
У Ленина огромный, как бы изнутри светящийся лоб, необычайно зоркие, проницательные, а иногда и хитрые взоры, твердый и властный рот. В лице его есть какая-то львиная массивность. Лицо это крайне подвижно. На нем все время меняется выражение лукавства, внимания, удивления, иронии, глубокой вдумчивости».
Стремясь уловить выражение ленинского лица в конкретной обстановке, художники изображали Ленина в кабинете в Смольном, в вагоне — в разговоре с солдатами, у телеграфного аппарата или на броневике.
Его изображали на митинге, в дни проводов красноармейских полков на польский фронт; его изображали на ступеньках президиума на втором конгрессе Коминтерна, когда он набрасывал на клочках бумаги конспект своего исторического выступления.
Народы мира по-своему рисовали себе образ Ленина. С чертами иранского, индусского, китайского лица изображения Ленина распространились по всему Востоку — и на иранских калямкарах и на индусских платах.
В горах Кавказа, на недоступных отвесных скалах, вырезан неизвестными бесстрашными художниками контур ленинского лица.
Дагестанские чеканщики, армянские ковровщики, чухломские деревообделочники, палехские живописцы изобразили Ленина средствами своего искусства.
Вот почему, когда уже все народы мира знают ленинское лицо, так ответственна, так почетна и велика задача воссоздания ленинского облика в грандиозных масштабах статуи Дворца Советов.
Рука указывает путь
Каждый этап истории человечества нашел свое отражение в искусстве.
На барельефах древней Ассирии изображены сидящие фигуры со сложенными на животе руками. Покой, как самое совершенное состояние человеческого духа,— вот что выражают эти позы.
В фигурах античной скульптуры отразилась жизнерадостная уравновешенность Эллады.
Динамизм социалистической революции, ленинская действенность должна воплотиться в статуе Ленина, в простертой вперед его правой руке.
В статуе Ленина на Дворце Советов найдет свое отражение могучая и счастливая социалистическая эпоха. Скульпторы пытались изобразить Ленина в разных позах: с рукой, устремленной вниз в коротком ораторском жесте, или с рукой, поднятой над головой. Но в первой позе не было нужной выразительности, во второй — было что-то, благословляющее, и это создавало фальшивое впечатление.
В десятках фотографий, в памяти тысяч людей сохранился образ Ильича, как будто провозглашающего боевой лозунг вытянутой рукой. Именно это характерное движение будет запечатлено в статуе Дворца Советов.
«Третья точка» и силуэт
Можно было бы написать увлекательную книгу о том, как в разные времена художники изыскивали способы придать неустойчивой скульптурной фигуре дополнительную точку опоры.
Что такое шарф? Можно ли на него опереться? Но каменный шарф, свисающий с руки женщины и волочащийся по земле, оказывается в скульптуре отличной точкой опоры. Или змея, извивающаяся под копытами вздыбившегося коня, или дымок под руками охотника, греющегося у костра.
Фигура из камня или дерева должна быть устойчива, и скульптор знает, как трудно бывает подчас примирить это требование с желанием художника дать скульптуре правдивую, естественную позу.
Как только начались работы над скульптурой Ленина для Дворца, так сразу же возник горячий спор о точках опоры. Сколько их должно быть: две или три? Размеры статуи на страшной высоте, открытой ветрам, были дополнительным доводом в пользу сторонников «третьей точки».
Инженеры согласились с двумя точками опоры. Они произвели расчет и нашли, что правая нога фигуры с ее сечением в несколько квадратных метров придает достаточную устойчивость статуе; левая нога, несколько отставленная назад, принимает на себя дополнительную нагрузку.
Инженерная экспертиза разрешила споры. Статуя будет иметь две точки опоры.
С какой бы стороны мы ни подошли к скульптурному изображению, его силуэт должен быть четок, верен и прост. Он не должен обманывать наш глаз: фигура сидящего человека не должна производить сзади неожиданного впечатления нахохлившейся птицы; человек, снимающий с головы шляпу, не должен издали походить на человека, схватившегося за голову.
Это очень трудная задача для ваятеля — найти верный скульптурный силуэт; это не то, что вырезать силуэт из бумаги. Чтобы добиться портретного сходства в профиле лица, недостаточно вылепить из глины одну правильную линию — от лба до подбородка. Скульпторы говорят: «Нужно ощутить пальцами все объемы носа, губ, скул и висков, интуитивно слить их в одно целое, и тогда линия профиля возникнет как бы сама собой».
Скульпторы, создающие статую Ленина, вновь всмотрелись в шедевры мирового искусства, в гениальное творение Фальконэ — «Медный всадник» в Ленинграде, — в изумительные конные статуи суровых кондотьеров Гаттамелата и Коллеоне, изваянные великим Донателло и его лучшим учеником Андреа Вероккио.
Работая над силуэтом статуи, скульпторы создали уже много десятков моделей.
Редко удавалось художникам находить для своих произведений совершенный силуэт, и эта трудная задача тысячекратно усложнена в создании фигуры Ленина. Издалека, за много километров, из подмосковных мест, из окон поезда дальнего следования люди будут видеть, словно вырезанный в небе, силуэт Ленина. Люди будут рассматривать статую вблизи, с придворцовой площади, и еще ближе — с дворцовых террас, люди будут взбираться к самому подножию стометровой фигуры.
С любой высоты, с любого отдаления, из кабины летящего самолета, с палубы москворецкого теплохода, мы будем рассматривать статую и находить в ней правдивый, яркий образ любимого вождя народов.
Гармония двух объемов
Не раз встречались архитекторы и скульпторы, чтобы вместе найти единственно верную пропорцию двух объемов — здания и статуи. Они укрепляли маленькую фигуру на гипсовой модели Дворца, отступали на несколько шагов и нехотя признавались друг другу в еще одной неудаче.
Может быть, фигуре придана неверная поза? Но ведь уже испробованы все жесты, все положения головы, рук и ног, — кажется, глина устала. Может быть, глаз пресытился? Но почему эта же самая статуя удовлетворяет глаз, стоит лишь снять ее с модели?
Не раз закрадывалось сомнение: осуществим ли на практике равноправный союз архитектуры и скульптуры? Казалось, — торжество рутины неминуемо: статуя будет всего лишь декоративным элементом, увенчивающим здание.
Начинались новые поиски, скульпторы лепили еще одну фигуру, строили еще одну модель. Неудачи были не в счет. Было досадно сознавать, что существует в природе тайна: такое идеальное соотношение, такая пропорция частей, такая не известная никому мера, в которой одной, единственной только, и может быть осуществлен синтез двух искусств.
И однажды эта мера была, наконец, найдена.
Фигура, укрепленная на модели, соединялась с ней не механически, — она, как бы сама собой возникла из объема Дворца и сразу составила с ним одно целое.
Теперь нетрудно было определить действительные размеры будущего сооружения. Оказалось, что настоящая высота статуи — не пятьдесят и не семьдесят пять, а ровно сто метров.
Величина и подробность
Скульптура высотой с двадцатипятиэтажный дом — вот когда обнаружилась грандиозность замысла! В указательном пальце вытянутой руки — шесть метров, в плечах — тридцать два метра, в ступне — четырнадцать метров. Голова по объему — немного меньше Колонного зала Дома Союзов.
Такую статую можно создать только по всем правилам мостостроительного искусства. Ее смонтируют при помощи мостовых кранов из тонких листов светлого металла.
Но прежде много еще поработают скульпторы. Пусть будет найден верный жест, будет разработан четкий силуэт, — как далеко еще до завершения, когда готовые шаблоны из скульптурной мастерской пойдут на завод.
Каждая деталь статуи должна быть видоизменена при увеличении. В маленькой модели подробностей больше: мы, как будто вплотную приблизившись, рассматриваем лицо, руки, складки одежды. Достаточно вдвое или втрое увеличить скульптуру, чтобы многие детали пришлось отбросить, как ненужные, измельчающие образ, многие, наоборот, преувеличить, сделать рельефнее, выделить.
Чтобы проверить этот зрительный закон, скульпторы проделали интересный опыт. Они вылепили голову одного натурщика, затем размножили ее в десятках совершенно одинаковых моделей разной величины. Получилась своеобразная шкала скульптурного изображения. Многих людей приводили скульпторы в свою галерею, показывали им натурщика и говорили: «Одно из этих изображений самое точное. Найдите, какое? И все с неоспоримой убежденностью указывали на одну и ту же модель, отстраняя все остальные, как менее схожие с натурой.
Очевидно избранный «градус» подробностей соответствовал величине именно этой модели.
Развернулись поиски нужных подробностей огромной фигуры.
Размеры будут последовательно увеличиваться: сперва изготовят фигуру величиной в десять метров, затем — в двадцать метров. В каждой фигуре обработка деталей будет иная, соответственно новым размерам. Вокруг статуи возникнет макет Москвы, и еще раз скульпторы проверят, как будет выглядеть статуя, если смотреть из Сталинского района, с Ленинских гор, из Замоскворечья.
И, наконец, в скульптурную мастерскую придут инженеры.
Вес статуи — 6 тысяч тонн, ее поверхность — 11 тысяч квадратных метров. Тут есть о чем задуматься инженерам.
Проверка в Париже
Советские архитекторы, скульпторы и инженеры уже поработали однажды вместе, в тесном союзе. Это было в Париже, перед Всемирной выставкой 1937 года. Советский павильон, также задуманный Б.М. Иофаном, как синтетическое произведение архитектуры и скульптуры, был признан лучшим из всех павильонов выставки.
Во всех иллюстрированных журналах мира в цветных изображениях Советского павильона был запечатлен и темно-красный порфир цоколя, и красный мрамор стилобата — «шроша», и газганский мрамор самого здания — розово-огненный внизу, а выше переходящий в золотистые тона, в тона слоновой кости, и, наконец, приобретающий металлический голубовато-дымчатый оттенок, сливающийся с цветом стальной статуи. Двадцатичетырехметровая статуя над павильоном работы скульптора Мухиной оказалась для миллионов посетителей зрительным центром всей выставочной территории.
«Через тридцать лет, — писал один французский журналист, — когда мы попытаемся восстановить в памяти чудесную картину Парижской выставки, мы, несомненно, вспомним немало остроумных сооружений и тысячи забавных деталей этого огромного города, импровизированного на берегу Сены. Но то, что навеки останется в нашей памяти, венчая этот праздничный город, достигая высоты небес, — это гигантская статуя павильона Советов, в которой молодость прорывается радостно и легко, как большая надежда, шагающая по небу».
Успех советской архитектуры на выставке не был случайным, — он был предопределен годами творческих исканий и являлся лучшей проверкой правильности другого, несравнимо более великого замысла — проекта Дворца Советов.
Советский павильон в Париже
