Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Валентин Аккуратов, заслуженный штурман СССР. Следы ведут в океан. «Техника-молодежи» №7, 1976 г.
— Следы! — крикнул в микрофон Михаил Титлов — командир самолета.
Радист и я бросились в кабину пилотов, откуда был хороший обзор.
Ни в первое мгновение, ни в следующее мы не поверили Михаилу Алексеевичу. Это казалось немыслимым...
...Двухмоторный самолет уже более четырнадцати часов курсирует над просторами Северного Ледовитого. Наша задача — выяснить, как распределяются льды в океане. На основании этих данных можно будет предсказать условия плавания для караванов судов.
Неожиданно мое внимание привлекла странная полоса, которая легкими штрихами пересекала ледяное поле, проплывающее под нами.
Приподняв светофильтры, я стал внимательно вглядываться в эти полосы...
— Следы! — Возглас командира оторвал всех от привычных занятий.
Члены экспедиции устремились в кабину пилотов.
Машина шла на небольшой высоте. Цепочка следов промелькнула так быстро, что мы увидели позади самолета в снежном мареве полярного дня лишь нечеткую полоску.
Ее можно было принять за трещину, вдоль которой прошел белый медведь в поисках нерпы.
— Разыграть вздумали, — разочарованно протянул всегда немного скептически настроенный радист Герман Потарушин.
— Нет, точно следы, — недоуменно ответил самому себе второй пилот Афинский.
Титлов, прищурившись от напряжения, вновь старательно выводил машину на нечеткую полоску следов, чтобы рассмотреть ее как следует.
— Правда, следы!.. — еще раз подтвердил командир.
— Показалось, — вздохнул Потарушин. — Мы же так далеко от материка и в трехстах километрах от Диксона. Ни одного сигнала бедствия в этот месяц не было. С неба, что ли, люди свалились? Марсиане? Мы перешли на бреющий полет над вершинами торосов.
— Смотрите, вот они, «марсиане», левее голубого тороса! — крикнул Титлов.
По заснеженным льдам вились следы — очевидно, шли двое с нартами. Теперь без сомнения можно было сказать — шли люди. И шагали они как люди — следы их тянулись бесконечной синусоидой, потому что люди не могут ходить строго по прямой, как, например, белые медведи, и белые медведи не тащат за собой нарты. И видимо, один из людей покрепче или помоложе, потому что следы упорно оттягивало вправо, в сторону океана. Это делалось вряд ли нарочно.
Вдруг за очередной грядой торосов следы пропали. Под нами было чистое заснеженное поле.
— Что за чертовщина? — пробурчал Титлов.
— Проглядели, — сказал я. — Люди, видимо, спрятались в торосах. Курс обратный! Титлов развернул машину.
Мы снова прошли над грядой торосов. Следы обрывались в изломах льда.
— Они почему-то прячутся от нас! — проговорил Афинский.
Мы переглянулись. Такое совсем не вязалось с представлениями об Арктике и полярниках. Люди прячутся от людей, оказавшись среди океана, в сотнях километров от населенного пункта! — Садимся? — предложил я Титлову.
Садиться на океанский лед — предприятие рискованное. Одиночный самолет, без страховки другим, да еще на колесах! Я пожалел о сорвавшемся слове, но люди... Ведь одни в океане! Титлов внимательно посмотрел на меня и молча кивнул головой.
— Осмотрим вон то ледяное поле, прикинь размеры, толщину заснеженности.
Состояние льдины делало посадку возможной. Смущали колеса: как они поведут себя на заснеженной льдине? Сбросили дымовую шашку для определения ветра и ориентировки. Шурша покрышками, самолет мягко пробежал по льду и остановился. Выскочили и осмотрелись.
Лед крепкий и надежный.
— Пойдем, — сказал Титлов.
Пошли. До той гряды торосов было более километра.
Метрах в трехстах от торосов остановились.
Обитатели торосов молчат. Мы тоже. Подождали, подождали, наконец Титлов крикнул: — Кто вы? Не ответили.
Афинский повторил тот же вопрос по-английски. Молчание.
Мороз был крепкий, с ветерком нам в лицо.
— Отвечайте! — снова крикнул Титлов.
— Отвечайте, черт возьми, кто вы?!
— Пошто лаешь? — донеслось из-за торосов.
— А пошто молчите? — Кто вы такие? — спросили из-за торосов.
— Ну уж это наглость, — пробурчал Потарушин, человек весьма чувствительный к вопросам субординации и вежливости.
— Летчики советские! — крикнул кто-то из нас.
— Выходи один. Поговорим.
Мы переглянулись.
— Иду? — взглядом спросил я Титлова.
Тот кивнул.
Я поднялся. Когда я прошел шагов десять, из-за торосов навстречу мне вышел невысокий русобородый мужчина. Я внимательно приглядывался к нему. Он двигался вразвалку, как ходят люди, привыкшие к тяжелому физическому труду, крепко ступал на ноги. Сблизились.
Я увидел, что мужчина немолод.
Он передвинул на шапку эскимосские «очки»: распиленный поперек молодой ствол пихточки с крестообразным отверстием.
За пятьдесят ему перевалило давно. Глаза из-под лохматых бровей смотрели сурово и подозрительно.
Шел неторопливо, и мы встретились гораздо ближе к его лагерю, чем к моему.
«Непрост мужичонка-то», — подумал я.
Сошлись.
Не подавая руки, бородач сел на обломок тороса. Сел и я. Помолчали, изучая друг друга.
— Пошто идете за нами? — угрюмо спросил он.
— Вы-то как очутились здесь?
— Дорога заказана?
— Нет.
— Вот мы и идем.
— Да идите, пожалуйста. Мы помочь думали, в беде вы, океан же кругом! Молчит, пытливо сверлит меня глазами.
Я достал кисет, стал набивать трубку. Старик крутил головой.
— Хорош табак.
— Хорош.
— Духовитый.
— Душистый и крепкий, с душой.
Помолчали.
— Одолжите, может...
Я протянул ему кисет.
Бородач достал из-за пазухи трубку величиной с добрый кулак, покосился на меня. Я махнул рукой.
Он плотно набил трубку, подобрал табачинки, случайно упавшие на снег. Потом достал спички и, прикуривая, второпях сломал две.
Крякнул с досадой. Затянулся глубоко, даже глаза закрыл от удовольствия. Выдохнул дым не сразу.
Вытер слезы, набежавшие на глаза.
— Дядя Митяй! — раздалось из- за торосов.
— Две недели без табаку, — словно извиняясь за несдержанность своего спутника, сказал бородач.
— Куда идете-то? — На Диксон.
— До него семьсот километров! — Дойдем.
— А прошли сколько? — Верст пятьсот. С гаком.
— Одни?
— Да. — И он крикнул: — Гришка, подь сюда!
Из-за торосов вышел второй бородач, со стороны моего лагеря поднялся приземистый Титлов и направился к нам.
Дядя Митяй посмотрел в его сторону, усмехнулся: — Много вас? — Пятеро.
— Пусть идут. Не лиходеи мы. Столяры.
Около нас собрались все, кроме механика, дежурившего в самолете.
Григорий жадно, наслаждаясь, курил.
— С Таймыра с Гришкой топаем, — разговорился подобревший от табака дядя Митяй. — Нешто можно так с рабочим человеком обращаться? Столяры мы, столярами и подрядились. А нас, поди ж, плотниками поставили. Плотник — он плотник и есть, а столяр — он столяр. Свое ремесло у каждого. Нешто мы плотниками подрядились? Дядя Митяй долго и старательно объяснял нам, что их глупый и непонимающий начальник нарушил договор и заставил работать плотниками. Обидевшись, столяры и отправились с Таймыра на Диксон...
Мы слушали не перебивая и разглядывали путешественников.
Одеты они были ладно, добротно, даже, я сказал бы, с щепетильной опрятностью: полушубок с кушаком, за который заткнут топор, треух, ватные брюки, валенки.
Меня, как навигатора, интересовало многое.
— Как же вы ориентируетесь? — спросил я. — Как правильно направление держите?
— Компас у нас, — и дядя Митяй достал обыкновенный туристский компас, который в этих широтах показывает то ли направление, то ли цену на дрова в бухте Тикси.
— Да вот часы. А главное — солнышко. Когда не затянуто хмарью, конечно...
Сверили часы. Дядя Митяй подвел свои на пять минут: — Ничего. Дойдем. Почитай, уже половину пути прошли.
— И не страшно? — поинтересовался Потарушин.
— Не... — протянул Григорий.
— А медведи?
— А топоры?!
— Почему же вы берегом не пошли? — спросил Титлов.
— Дальше, — ответил дядя Митяй.
— Да ведь пустяк, всего на триста километров. Так по твердой земле, а не по океану.
— По берегу медведей больше и снега глубже.
Мы с восхищением смотрели на двух простых русских людей, решившихся на такое отчаянное путешествие. По своему маршруту, по элементарности снаряжения и по смелости замысла оно, пожалуй, не имело себе равных во всей истории штурма Арктики.
Попытка Нансена и Йогансена пройти от дрейфующего «Фрама» к полюсу и вынужденное отступление к острову Белая Земля считается классическим эталоном полярного путешествия. Этот поход блестяще описан в книге Фритьофа Нансена «Фрам» в полярном море». Трагедия гибели лейтенанта Г. Седова, одного из самых мужественных и самоотверженных исследователей Арктики, достаточно квалифицированно снаряженного и обладающего полярным опытом, разыгралась на участке пути по льдам протяженностью всего в 190 километров.
Двое, что сидели перед нами, уже прошли пятьсот километров, были полны сил и уверены, что пройдут еще триста. Триста — это по прямой. А обход разводьев, хаос торосов? А дрейф льда? А северные пурги и лютые морозы? Но никому из нас не пришло в голову назвать их героями. Почему? Об этом мы подумали после того, как с трудом уговорили дядю Митяя и Гришу сесть к нам в самолет, чтобы подбросить на Диксон.
И всегда, когда мне к слову приходилось рассказывать эту историю, мнения слушателей разделялись.
Одни утверждали: «Герои!», другие упрямо твердили: «Нет».
Наверное, свои мнения будут и у читателей.
