Антология экспедиционного очерка

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Источник: рукопись Н.И.Емельянова, 1986 г.

1970 год. Весновка на озере Хэкчэкиит. Состав партии – я, Тоня, Чалисов, впервые Волков, техники Матвеев и Шанина, поженившиеся зимой, студентка Абрамова и рабочие.

Матвеев Костя – внешне симпатичный человек, в разговоре вроде знающий многое. На самом деле это пустоцвет. Вскоре он ушел из экспедиции, испугавшись гор, и стал работать в Москве шофером.

Королев и Сергей Нестеров с грузом были заброшены сюда ранней весной. Остальные все добирались из Туры на перекладных. В Чиринду прилетали на самолетах Ан-2, которые садились на озеро Чиринда, а из Чиринды в район работ на вертолете Ми-4.

Имел место неприятный инцидент. Четверо рабочих жили в одной палатке. Они поставили бражку и ночью стали распивать ее. Браги для них оказалось мало. Тогда они вспомнили, что в грузе находится 8 бутылок водки, привезенные мной. Решили взять эту водку, аккуратно снять с бутылок пробки и ополовинить бутылки. Взятую водку дополнить водой, опять закрыть бутылки и поставить их на место.

Все это утром обнаружилось. Я очень разозлился. Решил всех уволить, но тогда кто же будет работать? Остановился на одном неприятном типе и отправил его в Туру. Потом оказалось, что заводилой всего этого был не он, а другой мужик, много лет проработавший в экспедиции. Спустя несколько лет он совсем спился и попал в тюрьму.

Когда все собрались на базе партии, везде лежал снег. Чтобы поставить палатки, снег разгребали. Дрова возили на нартах. Но быстро наступила весна. Под палатками побежали ручьи. Место для базы оказалось неудачным. Оно насквозь продувалось ветрами и было решено осенью собраться всем на озере Дюпкун, где была наша старая база. Лед на озере подтаивал вдоль берегов и в этих местах собралась масса хариусов, которые собрались уходить вниз по реке. Ловились они на пустой крючок. За короткое время было выловлено сотни килограмм. Половину отправили в Туру, а другую половину практически выбросили, так как рыбу поразили личинки мух. Мяса на весновке не было, и только перед самым разлетом в лагерь прибежал одичавший олень, которого и застрелили.

Работу начали тремя отрядами, а продолжили и закончили четырьмя. Со мной находились Королев и Матвеевы. В течение лета все отряды один раз собрались вместе. Перед сбором нам удалось застрелить большого сохатого, проходившего вблизи наших палаток. Только его убили и не успели еще все перетащить в лагерь, как за нами прилетел вертолет. Вертолетчикам мы хотели выдать сохатого за медведя, но подвели лежащие ноги с копытами.

 На одной из стоянок, расположенной на острове, чуть не были затоплены рекой, вода в которой поднялась после дождей, прошедших в ее верховьях. В этот день у нас была баня, после бани  мы выпили сохранившийся у меня спирт. Мужики запьянели и уснули. Мне  пришлось не спать всю ночь и наблюдать как вода подходит все ближе и ближе к палаткам. Бежать отсюда было некуда. К счастью, под утро вода, дойдя почти до палаток, начала постепенно уходить назад.

Итак, осенью нас всех привезли на Дюпкун. Этот лагерь предполагалось использовать как базу партии и на будущий год, поэтому построили здесь из плавника большую избу. Правда, крыть ее было нечем. Для крыши использовали  резину старой лодки и даже голенища от изношенных сапог.

Поскольку мяса не было, то Волков с рабочим отправился на охоту. Она оказалась удачной. Убили большого сохатого. Возвращения оленей с Таймыра не дождались. Гуси летели. Рыба ловилась сетями в большом количестве. С лагеря в конце сентября все были вывезены на вертолете в Чиринду, где застряли  на 7-10 дней. Улетали на самолете Ан-2 и чуть не потерпели аварию. У самолета кончалось горючее и он еле-еле дотянул до Туры. В Туре тоже пришлось ждать очереди на самолет, но так или иначе домой мы прилетели.

1971 год. В этот год начался новый вид работ, так называемая аэрофотогеологическая съемка, под которую была выделена площадь 120 тысяч квадратных километров, охватывающая почти всю центральную часть Тунгусской синеклизы. Работы были рассчитаны на 5 лет. Первый год был рекогносцировочным, и в составе партии находилось всего три геолога: я, Боручинкина и Ян. Моя Тоня осталась начальником партии для завершения съемки на Дюпкунском листе. Мой отряд и ее партия работали практически совместно, базируясь на озере Дюпкун, где в прошлом году была построена изба.

Сюда весной под руководством Кости Матвеева были заброшены основные грузы. Сюда же прилетели и мы, кроме отряда Боручинкиной, который работал самостоятельно, спускаясь по реке Курейке через другое озеро Дюпкун, а затем по реке Виви. Первый раз мой отряд в составе Королева и двух рабочих был выброшен в верховья р.Люксина. здесь природа отличалась своей дикостью. Рельеф представлял собой высокое плато, глубоко изрезанное речными каньонами. Глубина вреза достигала 800-900 метров, а крутизна склонов - 50°. По рекам один порог сменял другой. На этом участке я впервые наблюдал разлом, отчетливо выраженный на местности полосой измененных пород, хорошо видимый с вертолета, на аэрофотоснимках и с вершин гор.

 Выше абсолютных отметок в 800 метров господствовала горная тундра, лишенная древесной растительности. На ней в маршрутах видели пасущихся диких оленей по 20-40 голов. Подойти к ним не представлялось возможным. Вторая переброска была сделана в верховья реки Бурус, где хорошо ловилась рыба. Отсюда вертолет доставил нас на базу на озере Дюпкун, где пришлось сутки ожидать погоду, после чего мы забросились вверх по р.Котуй к озеру Харпичи и, имея большой понтон, начали спуск по реке. Мотора к нему не было, плыли на веслах.

В конце июля сильно похолодало. В одном из маршрутов, проходившем по горе, попали в пургу. Все переселились в одну палатку и поставили печку. Такая погода длилась около недели, а затем пришло опять лето. Было очень жарко и я загорал  весь август. На  одном из участков сплава струя воды била под берег, на котором торчало дерево, упавшее своей вершиной в воду. Не справившись с течением, понтон врезался в эту вершину и получил в своем боку большую дыру. Пришлось срочно приставать к берегу и заниматься ремонтом. Конечно, после ремонта одна из секций понтона оказалась неисправной. Ее надули не в полную силу.

На полдороге нашего путешествия  к нам по рации напросилась геолог  12-й экспедиции – Гостева Татьяна., прилетевшая на вертолете со своим техником-девицей. Таким образом, нас стало 5 человек. Доплыть до конца нам было не суждено. Как-то утром накачали насосом понтон и произошел разрыв перегородки между прорванной и целой секциями. Заклеить все это не представлялось возможным. Сплав прекратили и снимались на базу вертолетом. В начале сентября собралась здесь партия Тони, а затем приплыли сверху  и остались до конца сезона сотрудники отряда Светланы Андреевой, занимавшиеся изучением четвертичных отложений. Осень в лагере прошла хорошо. Было много молодежи. Женщины ходили на охоту за куропатками и однажды принесли 6 штук. Ягод здесь было очень мало. На сбор кружки брусники уходило несколько часов. Многие, в том числе и я, занимались деревяшками. На берегах озера были завалы плавника, среди которого встречались интересные корешки и наросты. Интересные корни, обработанные ветрами, морозом и непогодой находились на каменных развалах, покрывавших склоны горушек.

Как и в предыдущие годы сначала нас вывезли в Чиринду, а оттуда уже в Туру. В обоих случаях приходилось подолгу ждать самолет.

Двадцать третий сезон (1972 год) был наиболее сложным по организации полевых работ. Состав партии значительно превышал все предыдущие. В партии начали работать Анучкина, Авдалович, Бобкова, Ян, Вашенцев, Маментьев, вернулась Хаустова, остались Боручинкина, Красильников, Чалисов, Тарасова (Рожнова), Королев, Матвеев, Соловицкая.

Анучкина Нина Петровна – уравновешенная женщина. Умная и умеющая работать. В прошлом увлекалась лошадьми. Я с ней находился в хороших отношениях.

Маменьтье Виктор Иванович – по профессии художник-оформитель, прекрасный чертежник. К полевым условиям приспособился быстро и стал хорошим рыбаком и охотником. Неглупый мужик, но последние 2-3 года работы со мной окончательно спился и будучи завхозом в партии, стал на путь обмана меня и своих товарищей. Но  у него хватило сил бросить совсем употребление спиртного и много лет не брать его  в рот ни капли.

Радистом был нанят Шушвалов. Много было нанято рабочих и хороших и очень плохих.

В отряде Авдаловича один из рабочих оказался сумасшедшим. Как только их вывезли в поле у этого рабочего начался приступ и пришлось срочно вызывать вертолет и вывозить сумасшедшего обратно в Красноярск.

Тоня в этот год в поле не выезжала. Она оставалась в Москве и готовила к изданию геологическую карту Дюпкунского листа. Базой экспедиции оставалась Тура. Основная база партии была перенесена на озеро Тембенчи, где оказались заброшенные топографами большой дом без крыши и баня. Сюда ранней весной с продуктами прилетел Матвеев, ставший в партии официально моим заместителем по хозяйственной части. На него лег весь подоотчет. В это же время на Дюпкунскую базу был вывезен Королев с меньшим количеством продуктов. Затем работу организовали следующим образом: непосредственно из Туры были вывезены три отряда – Боручинкиной, Авдаловича и Анучкиной, с которой находилась и Ян. Эти отряды с поля вывозились обратно в Туру. Все остальные отряды, в том числе и мой, сначала были доставлены на Дюпкунскую базу, оттуда и разбрасывались по своим точкам.

           Авдалович Владимир Степанович – хорошо умеющий пускать пыль в глаза, не упускающий момента показать себя в глазах вышепоставленных. В экспедиции не имел авторитета, но возглавлял небольшую группу подобных ему людей и постоянно вел борьбу с начальником экспедиции – Маркевичем. Находясь в партии два года, он все время тратил на свою диссертацию, которую в конце концов и защитил. Он одноглазый и постоянно носил марлевую повязку на голове. Был случай в Красноярске еще при жизни главного геолога треста Лунгерсгаузена. Его встречали в аэропорту, в числе встречавших был и Авдалович. Он первый бросился навстречу Лунгерсгаузену и стал к нему обращаться как к хорошему знакомому, приятно улыбался и раскланивался. В ответ на это Лунгерсгаузен задал ему вопрос: «А что у Вас с глазом?» Этот случай как анекдот, постоянно вспоминали в экспедиции.

Когда все были вывезены в поле, Королев с оставшимся имуществом, перелетел на Тембенчи, откуда затем и происходило обеспечение отрядов вертолетом.

На Дюпкунской базе еще зимой поселились рыбаки с пос.Тура. Их было двое и большое количество собак, главным образом щенков. С ними же был прирученный волк. На нем они возили по льду выловленную рыбу. Волк обычно сидел на цепи, но часто его отпускали побегать. Когда уходили хозяева, волк начинал скулить. Щенки с ним играли, и волк отвечал тем же. Невзлюбил только одного щенка, которого всячески обижал. Люди к волку подходили свободно и он ластился к ним. Ел много. Ему, например, давали большой кусок оленины, и волк не клал его на землю, как это делают собаки, а на весу быстро обрабатывал челюстями и заглатывал. В это время года волк линял и имел ободранный вид.

Для вертолета на Тембенчи еще ранней весной было завезено около 100 бочек горючего. Вертолет находился на базе по несколько дней. Мой маршрут начался с заплыва на двух резиновых лодках с верховьев реки Гонгда (приток Курейки). В отряде находились Тарасова, Шушвалов и двое рабочих (Соколов и один молодой парень). При перелете забыли одну палатку, и мне пришлось жить вместе с Тарасовой. Река для сплава оказалась непригодной – мелкая, каменистая. Постоянно садясь на камни и по пояс бултыхаясь в холодной воде, удалось проплыть не более 25 километров. Дальше путь был еще хуже. Пришлось вызывать вертолет и перелетать на Янгето – приток реки Кочечумо. Перелетали в грозу. По пути, спасаясь от грозы, делали посадки. Высадились на острове, но сразу же все перетащили на крутой берег. И умно сделали, так как после дождей вода начала прибывать и за ночь затопила наш остров.

А вот в отряде Бобковой и Хаустовой, спускавшихся на лодках по реке Кочечумо, произошло ЧП. Они оставили у воды весь груз, а сами в палатках устроились на террасе. Ночью прибывшая вода унесла почти все, что с ними было. Пришлось срочно завозить к ним продукты.

На этой стоянке были тяжелые, но не интересные маршруты. Раз встречался с сохатихой и сохатенком, но стрелять их не стал. Рыбы здесь было мало, так стояла высокая вода. Место для палаток было плохое – заросли, кочки и много комаров. Отсюда нас вывезли вертолетом  в верховья другой реки, где маршруты проходили в дыму от начавшихся вблизи лесных пожаров. Здесь вообще стояли в узкой долине. Речка протекала среди больших камней. За рыбой приходилось идти ниже. С этого места мы улетели на базу партии на Тембенчи. Перед взлетом чуть не зацепили за деревья, так как вертолет был перегружен, а взлетать ему было неудобно.

На Тембенчи в это время прилетел Стулов в роли главного инженера экспедиции и отряд Боручинкиной, готовящийся к переброске вниз по реке Тембенчи (к большому порогу). За прошедшее время на базе построили несколько деревянных срубов, покрытых брезентом. Крыша у избы была кое-как залатана. После нескольких дней пребывания на базе я с Тарасовой улетел к Ян на р.Чурбукан – приток Кочечумо. Здесь нас собралось четверо – я, Тарасова, Ян и рабочий Четвертной Володя (преподнесший мне в конце сезона замечательный самодельный нож). Было сделано несколько маршрутов. Я ловил рыбу. Поспела голубика. Ее здесь было видимо-невидимо. Около лагеря бегал олененок, где-то отбившийся от своей матери. С этого места нас вывезли на р.Эмбенчимэ, где встретились с отрядом Анучкиной, и все вместе поплыли по этой реке, делая боковые маршруты.

Встречу отметили двумя бутылками вина, которые были припасены Анучкиной. К вину были яблоки и соленые помидоры. Все это им прислал из Туры Маркевич.

Спускались на пяти резиновых лодках. Первые дни стояла теплая погода и плыть было хорошо. Правда, по ночам уже подмораживало – было начало сентября. Затем начались дожди. Уже на третьей ночевке палатки ставили под дождем. Рано утром сквозь сон я услышал как на другом берегу реки кто-то бежит. Выглянув из палатки, я увидел бегущего оленя. Прямо из палатки я выстрелил в него и ранил. Собака бросилась в воду, переплыла реку и загнала оленя в нее, где он и был убит. Мясо было кстати, так как его давно не ели. На этом месте дождь задержал нас на несколько дней. Я не удержался и сдуру пошел в маршрут. Конечно, сразу промок весь насквозь и здорово промерз. После этого у меня разболелись зубы под коронками. Сделали еще один дневной заплыв, и я вынужден был вызвать вертолет, чтобы вылететь в Туру к зубному врачу. В туре я к врачу не попал, но зубы перестали болеть. Через 2-3 дня я уже на гидраче полетел на Тембенчи с залетом на реку Кочечумо, куда завез продукты для отряда Бобковой и Хаустовой. На этом мои маршруты закончились, началась камералка. На базе с нами обосновался вертолет Ми-1, на котором топографы делали облеты своих реперов. Вертолет снабжал нас оленями, питание было хорошим. Сетями хорошо ловилась рыба. В конце сентября все отряды собрались в Туре, где проходила приемка полевых материалов. Постепенно все улетели в Красноярск и далее в Москву. Тура как база экспедиции в эти годы переживала свой расцвет. Осенью работала своя столовая. В партиях отмечалось окончание полевых работ. Ходили табуны пьяных рабочих, возникали скандалы и драки. Особенно это процветало в 20-й экспедиции, которая собрала на лето всех «бичей».

Зима была напряженной. Мне кроме непосредственной работы в партии пришлось много времени уделять подготовке к изданию геологической карты Дюпкунского листа. Лист был составлен, защищен в экспедиции и в Тресте и отправлен в Новосибирск.

1973 год. Состав партии сохранился почти полностью. Работа была начата с двух баз – с озер Тембенчи и Харпичи, для чего в эти места ранней весной выехали люди для заброски грузов партии и горючего для вертолета. На озере Харпичи весновали Королев и Шевергин, а на Тембенчи – Матвеев, Маментьев и Брюханов, но последний заболел и был возвращен в Москву. Большинство  отрядов базировалось с озера Тембенчи. Здесь ими до разброски было построено много срубов под жилье, немного в стороне оборудовали женский «городок», названный именем «8 марта».

На озере Тембенчи люди застали ход красной рыбы и много наловили ее.

Я, Тоня, Анучкина и Ян базировались с озера Харпичи. Здесь стояла полуразвалившаяся рыбацкая избушка, в которой отвесновали Королев и Шевергин. Для разброски использовали вертолет Ми-8. Когда он прилетел к нам, то погода совсем испортилась. Прождали сутки, но в сторону куда мы были должны лететь просветления не было. Наметилась погода в другом направлении и, чтобы не держать вертолет, пришлось срочно изменить места маршрутов. И мой, и Тонин отряды выбросили в верховье реки Котуй – в самое сердце Путоранских гор, где сосредоточены  самые высокие вершины. Наши отряды расположились на расстоянии 10 километров друг от друга, и я навещал Тоню.

В лагерь Тони, когда там находился один рабочий, приходила росомаха. Рабочий принял ее за медведя или барсука. Ружья у него не было, и он гонялся за ней с палкой. На другой день росомаха встретилась им вблизи от лагеря и вплотную подпустила их к себе.

В моем отряде Юра Шушвалов и один рабочий из Москвы, оказавшийся плохим человеком. Затем мы были переброшены на р.Делочи, где лагерь находился под страхом затопления. Дни были жаркие. Снег, еще лежавший на склонах гор, энергично таял. Вода скатывалась в реки и к вечеру уровень воды в реках резко поднимался. За ночь вода опять спадала, а затем все повторялось вновь. Маршруты были тяжелыми из-за большой крутизны склонов. Здесь впервые на горе встретились со снежным бараном. Мы довольно близко подошли к нему и могли хорошо его рассмотреть. Он как изваяние стоял на скале, отделенной от нас узким ущельем. Поразили большие рога  барана и его способность быстро бегать и ловко прыгать по скалам.

Следующий переход был на р.Тымерокан. Сюда же прилетела и Тоня. Через несколько дней я пошел к ним в гости и на полдороге убил молодую сохатиху. Мясо было кстати и его поделили на два отряда. В реке было много рыбы, но в нашем отряде рыбаков не оказалось и пришлось мне заниматься этим делом. Вода в реке была исключительно холодной. Резиновой лодки мы не имели. Для переправы я собрал небольшой плот, и с этого плота мне пришлось одетым и с карабином за плечами бултыхнуться в воду, после чего я даже немного простудился.

На р.Тымерокан в шлихах, отмытых нашими отрядами, оказалось много мелких зерен самородной меди и ее минералов.

Следующей стоянкой было озеро Ухуно, где мы находились вместе с Тоней. Здесь было сделано несколько маршрутов. В это время нашу базу на озере Тембенчи посетил секретарь Эвенкийского окружкома партии Увачан, облетавший с большой свитой свои владения. Он остался доволен и даже потом прислал на мое имя приветственную телеграмму.

 С озера Ухуно мы перелетели на озеро Някшинда, где мы были еще в 1954 году. Здесь по-прежнему стояла метеостанция с обслуживающим персоналом. Мы были хорошо приняты ими. Для нас они крутили кино и угощали нас домашними вареньями и соленьями. Здесь было много грибов – подосиновиков и даже белых. Росли хорошие березы. Я постарался наготовить веников и заготовок для топорищ и ручек к молоткам. На Някшинде мы пробыли до сильных заморозков, после чего были вывезены на Тембенчи, на свою базу.

На базе все разместились в импровизированных избушках – стены из бревен, а крыша из брезента. Каждая избушка имела печку. Была оборудована столовая с кухней. В общем, жить здесь можно было и зимой. По вечерам народ играл в волейбол на специально оборудованной площадке. Мясо было. Олени даже подплывали к нашей базе. Рыба также хорошо ловилась сетями. Здесь мы довольно продуктивно покамералили и хорошо подготовились к приемке полевых материалов. Вывозились в Туру разными видами транспорта. Так меня вывозил гидрач. Погода была плохая, самолет заблудился, а вдобавок в полете у него заглох мотор, но к счастью возобновил свою работу, но перепугаться мы успели.

Из Туры я улетал одним из последних. Был свидетелем начала болезни главного геолога экспедиции Н.В.Дренова. Он вдруг потерял память, не мог назвать даже свою фамилию. На вопросы отвечал невпопад. Его ночью отвезли в больницу, где он и пролежал несколько месяцев. Вернувшись в Москву, он недолго проработал, а затем скоропостижно умер. Было ему 51-53 года. После Н.В.Дренова главным геологом экспедиции вскоре стал Б.Н.Леонов. Если для Дренова экспедиция была родной и он чувствовал себя хозяином, проявляя беспокойство о своей «семье», то для Леонова она уже не была таковой. Возможно, поэтому экспедиция была ликвидирована путем воссоединения ее с другой, Третьей экспедицией, где были уже другие традиции, обычаи и порядки.

Утро 5 февраля 1986 года.

Впереди у меня еще 7 полевых сезонов. Итого их станет 31. Это целая жизнь. Доволен ли я остался ею?  Ответ получается неоднозначным. Прежде всего, хорошего геолога из меня не получилось, хотя я и получал за материалы, собранные партией, в основном отличные оценки. Я имел в экспедиции и авторитет и вес, но ничего нового, своего я не принес в геологию. Мои знания геологии явно были недостаточными. В этом сказалось относительно позднее приобщение к геологии, а также заочная учеба и тяжелые условия, в которых она проходила. Во время учебы все старания были направлены не на изучение того или иного предмета, а на сдачу экзаменов и зачетов любыми средствами, на получение диплома. Сейчас, когда к концу подходит третий год моего пенсионного существования, я с самого начала не скучал и не скучаю по работе в экспедиции.

Романтики, необычности в поле было намного меньше, чем это представляют. Шла обычная работа с постоянными хлопотами о транспорте, продуктах, снаряжении и прочем. На все это уходило много времени. Много нервов тратилось по дороге из Москвы до места полевых работ и обратно. Надо было добывать самолеты, вертолеты, подолгу ждать их, а каждый год новые рабочие всюду стремились напиться. По–настоящему свободным человеком чувствовал себя только в первые дни после выезда на новый участок. Приятные чувства возникали на вершинах гор, которые покорялись большим потом и с которых открывались необъятные дали. Мне нравились маршруты по речкам, когда за каждым  поворотом ее ожидалось встретить что-то интересное. Приятны были чаевки в маршрутах, обычно устраиваемые в живописных местах. Хорошо было осенью сидеть в палатке у раскаленной печки, когда на улице была непогода. И, конечно, волновало возвращение домой и встреча со своими родными.

1974 год. База партии по-прежнему находилась на озере Тембенчи. Опять сюда ранней весной были заброшены все грузы партии и горючее для вертолета. Завхозом в партии стал В.Маментьев. Матвеев отказался от этой работы, так как завхозам снизили оклады. В этом году партия сосредотачивалась в Туруханске. Все люди, в том числе и я, прибыли сюда из Красноярска на теплоходе. Здесь еще сохранилась база экспедиции, но все домики были сданы в аренду ленинградским геофизикам. Нас никто не встречал и пока было освобождено для нас только полдома. Чтобы выехать из речного порта и получить крышу над головой пришлось много хлопотать. Как назло, в этот день шел дождь. Вся партия разместилась в одном доме. Продуктов с нами не было, поэтому пришлось питаться в столовой. Вывоз партии на Тембенчи завершился тремя рейсами вертолета Ми-8. Участки работ отрядов от Тембенчи находились на расстоянии до 200 километров.

 Мои участки пришлись на самые дикие места и характеризовались сильно расчлененным рельефом с превышениями до 900 м и многочисленными каньонами и порогами в реках. Было трудно и опасно подниматься  на горы, склоны которых опоясывались неприступными обрывами. Еще труднее было спускаться с гор. Первая стоянка была на одном из притоков реки Аян. После высадки из вертолета, когда мы перетаскивали груз, к нам внезапно прибежала росомаха, напугав одного из моих рабочих. Их было двое – молодые ребята, приехавшие из Грузии. Фамилии – Горовой и Зеленый. Затем к нашим палаткам пришел олень, которого ребята поймали чуть ли не живьем. Потом оленей по 10-15 голов встречались в маршрутах и проходили также по реке. Видели вблизи горных баранов. В одном месте на пойме реки в узких слепых протоках кишела молодь хариусов – рыбки длиной до 10 см. Ребята с помощью простой тряпки как-то наловили сразу 2 ведра. Мы не могли даже ее обработать. Мясо убитого оленя и рыбу хранили на естественном холодильнике (рядом с лагерем была огромная наледь). Часто слышали обвалы камней, которые по склону подкатывались почти к палатке, сметая все на своем пути.

Для переброски отрядов вертолет Ми-8 прилетел из Туруханска, имея на своем борту заполненный бак с горючим. По очереди в него загружались сразу три отряда и по очереди выгружались. Вертолет забивали грузом и людьми до отказа. При вывозе со второго участка вертолет так загрузили, что чуть не потерпели аварию. Он долго не мог оторваться от земли и несколько раз ударился колесами о камни. Эти удары были чувствительными. Наша вторая стоянка находилась на реке Аян недалеко от ее выхода из одноименного озера. Затем мы перелетели в верховье одной реки (название ее не помню), которая впадает в озеро Кутарамакан, расположенного в системе норильских озер. В этом месте совсем не было рыбы, так как она не могла дойти сюда из-за высоких порогов ниже по реке. Моими маршрутами здесь были обнаружены сильно сульфидизированные туфы, обнаруженные в береговом обрыве. Минерализация была приурочена к разлому, хорошо прослеженному в северо-востояном направлении на сотни километров. На этом участке мы пережили резкий подъем уровня воды в реках после прошедших дождей. Поскольку ручьи имели большую крутизну своего тальвега, то наполняясь водой они приобретали огромную силу, перекатывая каменные глыбы и сметая деревья. Перед впадением они образовывали мощные конуса выноса.

С четвертым перелетом 3 отряда собрались на озере Аян, причем отряд Боручинкиной высадился на одном берегу, а мой отряд и отряд Анучкиной обосновались вместе на другом берегу. Здесь оказалась заброшенная база топографов. Стоял большой дом с кроватями и внутри, база, туалет и склад, построенный из толя, в котором находились продукты. В 5 километрах на озере стоял отряд иркутских лимнологов, круглогодично изучавших озеро и  попутно подрабатывающих на ловле рыбы. Рыбы в озере было много, а само озеро имело глубину 200 м. вскоре к нам сюда из Туры на гидраче прилетели Маркевич и Леонов. Они привезли водки, ночевали здесь. Состоялось застолье. Все прошло нормально и хорошо. После их отлета погода испортилась и не могла исправиться в течение месяца. Все это время мы ждали вертолет. В других отрядах, в частности у Тони, работающей ближе к Тембенчи, кончились продукты. Они перешли на грибы. А мы здесь пользовались чужими продуктами, в числе которых был яичный порошок. Конечно, все продукты были попорчены мышами. Их здесь было видимо-невидимо. Запомнилась баня, которую мы топили через день и парились ольховыми вениками. Ходили за грибами-маслятами.

На этой базе было оставлено много вещей – спальные мешки, брезенты, раскладушки (десятки), всякая посуда, кровати с панцирной сеткой с матрасами, одеялами и подушками. Здесь находилось более 400 железных бочек, в том числе с горючим. Около дома в погребе догнивало несколько туш оленей.

Наконец из Туруханска прилетел вертолет. Загрузили его полностью по пути на Тембенчи залетели в отряд Хаустовой и забрали еще четырех человек, оставив на месте груз этого отряда. Вертолет еле-еле подняли, чуть не врезавшись в деревья. В это же время из Туры прибыл второй вертолет Ми-4, вывезший оголодавших людей из отряда Тони. На базе все расселились по своим местам и приступили к камеральным работам. Три раза в день, как это положено, по сигналу ходили есть в столовую. Поварихой была скромная женщина, оказавшаяся потом горькой пьяницей и проституткой. Осень прошла хорошо во всех отношениях. Питание было нормальное. Мясо и рыбу ели постоянно. По вечерам люди играли в волейбол, а я ходил собирать ягоды – бруснику и голубицу. В Туру нас вывозили на вертолете и гидраче. Как всегда, в Туре была задержка из-за транспорта, но, как и всегда, в конце концов прибыли в Москву. Путь по железной дороге из Красноярска в Москву давно был забыт, и теперь пользовались только авиацией.

О рабочих. Каждый год к нам нанимались в основном новые рабочие. Большинство их составляли пьяницы, специально выезжающие в поле для отдыха от зелья. Среди них встречались и хорошие ребята, но и они в населенных пунктах становились неуправляемыми. Непьющие или мало пьющие и работящие были редки. Некоторые выезжали в поле по несколько раз. Это заядлые рыбаки или не нашедшие своего места в жизни. Со мной в маршруты ходили чаще хорошие ребята, на которых я мог вполне положиться. В их число входят: Кочкин (1954 год) – молодой парень из-под Красноярска; Анашкин (дядя Миша, 1955 год) – 45-летний «мужичок-кулачок» из Красноярска, ездил с нами 3 года; Соколов Геннадий (1968 год) – квалифицированный рабочий, мастер на все руки, но с гонором. Работал несколько лет; Горовой Алексей и Зеленый Виктор (1974 год) – приехали из Грузии, молодые, сильные ребята. Были товарищами, но потом их пути разошлись. Горовой женился на москвичке и устроился в КГБ. Зеленый как будто бы спился. А жаль! Оба работали в партии несколько лет.

Конечно, лучше других запомнились  рабочие по Дальстрою. Условия работы там были другие, намного тяжелее последующих, и, соответственно, рабочему доставалось больше. Я навсегда запомнил своих сподвижников по маршрутам Ширшикова Петра и Чепуру Алексея.

1975 год. Последний год аэрофотогеологических работ. В поле поехал мой второй племянник – Сергей. В основном партия осталась в прежнем составе. Базировались опять на Тембенчи и забрасывались через Туруханск, где уже наша база была полностью освобождена. Здесь находилось несколько полуразвалившихся домиков, от старости вросших в землю. Хозяином базы был Щелчков Е.И., он заведовал вопросами авиации и продуктов. На базе имелась своя автомашина.

Щелчков Евгений Иванович - бывший подполковник. В экспедицию пришел рабочим по базе и женихом одной из  работниц минералогической лаборатории – Кравцовой Евгении. Ему было пятьдесят, а ей – 30-35 лет. С тех пор они жили вместе как муж и жена. Сам Щелчков оказался исполнительным  человеком, но не упускающим своего. В основном он был на побегушках зам.начальника экспедиции Громова. Потом он стал заведующим складом в Москве и в поле не выезжал, поскольку Кравцова ушла на пенсию. Щелчков нанес мне жестокое оскорбление. Дело было так. Он находился в приятельских отношениях с Авдаловичем В.С. (жили в одном кооперативном доме). Когда Авдалович написал диссертацию, то для ее защиты потребовалась характеристика. Я в то время был секретарем парторганизации и как меня не уламывали даже начальство Треста, характеристику я составил объективную, указав в ней, что Авдалович не пользуется в экспедиции авторитетом. Вот за это дело на партсобрании Щелчков обозвал меня карьеристом и подхалимом. А почему? Эту обиду я помню до сих пор.

…На заброску ушло три рейса вертолета Ми-8. Рабочие оказались в большинстве своем неважные. К нашему прилету на Тембенчи там уже находился Маментьев и Шевергин, прилетевшие туда ранней весной с грузами партии. Выброска отрядов прошла своевременно и более или менее благополучно, а вот потом переброска отрядов проходила с большим опозданием. В этот год нас обслуживал вертолет из Норильска, где не было представителя экспедиции.

Первый участок моего отряда, в котором кроме меня находилось двое рабочих – Сергей и Горовой, располагался на самом севере нашего района на границе с безлесной тундрой. Здесь мы встречались с табуном горных баранов из 8 голов. Маршруты прошли без приключений. Отсюда нас перевезли на большой правый приток реки Аян (название забыл), где после дождей мы попали в наводнение. Вода поднялась высоко и стала заливать высокую пойму, на которой стояли наши палатки. Пришлось груз поднять на лабаз, для чего сделали настил на трех спиленных деревьях, а сами с палаткой ушли ночевать на склон. Но уже утром вернулись назад, так как речка начала уходить на свой обычный уровень. Ни рыбы, ни мяса у нас не было. В отряде не оказалось рыбака. Я старался, но у меня ничего не выходило. Третий участок должен был быть вблизи того места, откуда мы начинали работу в 1973 году. Опять отвесные скалы, неприступные уступы и ущелья по рекам. На вершине одной горы, заканчивающейся узким ножевидным мысом, встретились рога и скелет сохатого. Как он попал сюда?

Наша палатка стояла у водопада высотой до 10 м, выработавшего глубокую яму, в которой плавали большущие хариусы. В 6 километрах от нас стоял отряд Анучкиной. Работавший с ней Брюханов убил в маршруте горного барана. Вообще Брюханов в дальнейшем показал себя азартным и безжалостным охотником. Мясо барана оказалось очень вкусным.

 Четвертая и последняя наша стоянка находилась в верховьях реки Амнундакта, которая впадает в озеро Аян. Стояли у большой наледи. Место под лагерь оказалось очень сырым. В это время уже чувствовалось приближение осени. Было много грибов. Маршруты проходили по голым водоразделам. Для чаевки приносили с собой дрова. Рельеф здесь также был сильно пересеченным. Для того, чтобы забраться на гору, а затем спуститься с нее приходилось тратить много сил, а местами и рисковать. В этом лагере опять видели горного барана. Отсюда мы улетели на Тембенчи, захватив по пути отряды Анучкиной и Боручинкиной. В конце сентября начались холода, тайга стала черной.

В середине сентября тайга становиться поистине золотой. Золотой фон создают пожелтевшие лиственницы, на этом фоне выделяются зеленые ели.

Нас вывезли не в Туруханск, а в Туру. После долгих ожиданий многие из нас вылетели в Красноярск не на рейсовом  самолете, а на вертолете Ми-8.

1976 год. Начало новых работ – поиски самородной меди. Состав партии уменьшился. В партии остались Тоня, Боручинкина, Анучкина, Чалисов, Веселовский, Хаустова, Застоин, из техников – Королев, Маментьев, Шевергин, Брюханов.

В партию был нанят инженером-геофизиком Ольнев – молодой, симпатичный, полнеющий человек, очень болтливый, хвастливый и назойливый. Ему предстояло для поисков меди испробовать метод электроразведки. С работой он фактически не справился. К тому же, в его отряде был полный разлад, и дело доходило до драки между рабочими. Через несколько лет он ушел в Двадцатую экспедицию. Был неравнодушен к женскому полу и к выпивке.

Тоня в этом году осталась в Москве, но поехала Лена и ее будущий муж, а мой зять Слава Федоров. Оба они отработали в отряде Анучкиной.

В этом году предстояло получение квартиры в пос.Опалиха, что и случилось. Переезжали без меня. С поля я уже вернулся не в Пушкино, а в Опалиху, в новую квартиру. Прилетев в Москву, я заехал на работу к Тоне и уже с ней добрался до нового дома. В этом же году наша Катя закончила десятилетку и поступила в педагогический институт.

База партии оставалась на Тембенчи, но были приняты меры для переноса ее на озеро Анама, где все лето находился Шевергин с рабочим, в задачи которых входило оборудование лагеря. Здесь уже имелись два хороших домика и баня, построенная топографами. Как видно, мы часто пользовались трудами топографов. На Тембенчи добирались  через Туруханск на вертолетах Ми-8. Заброска отрядов проходила на вертолетах Ми-4, одновременно прилетевших с Туры и Норильска, так что работали сразу два вертолета и выброску отрядов завершили за сутки.

Первый участок работ моего отряда находился на одном из притоков реки Курейка, которая справа впадает в озеро Анама. Затем мы перелетели в верховье левой верхней составляющей р.Тымерокан, а оттуда на р.Эндэ в верхнее течение. В отряде был парень из Красноярска – заядлый рыбак. В любом месте он дни и ночи ловил рыбу, съедать мы ее не успевали, поэтому солили и вялили ее.

В маршрутах ничего интересного не происходило. Вся партия работала нормально, если не считать отряд Чалисова, в котором произошла авария вертолета Ми-4. При выброске их на озеро Виви во время посадки вертолет зацепил задним винтом за дерево и был отброшен прямо в озеро. К счастью, вертолет не был опрокинут, что и спасло всем жизнь. Потом к ним прилетела комиссия, вертолет был вытащен из озера и увезен в Туру.

У нас была еще одна небольшая переброска опять на один из левых притоков Курейки в районе озера Дюпкун. Отсюда мы перелетели на озеро Эндэ, где встретились с отрядом Анучкиной и где были завершены полевые работы. Отсюда я сделал один маршрут с Леной. Снимал нас гидрач. Уже наступала осень. Было очень много голубики, перед прилетом на озеро Эндэ я из голубицы выжиманием собрал фляжку густого сока.

 На Тембенчи нас ждал Маркевич, прилетевший из Туры на встречу со своей женой Анучкиной. Он привез водки и была организована выпивка. Постепенно на базу собрались все отряды, кроме Веселовского, который плыл по Курейке и озеру Анама до местонахождения Шевергина. К ним на Анаму начали перебрасывать с Тембенчи завезенное сюда горючее и все снаряжение, имея в виду на будущий год устроить базу на Анаме. Все хозяйственные и организационные работы прошли благополучно, а вот что касается результатов поисков, то они оказались отрицательными.

Осенью на Тембенчи мы три дня ждали прилета вертолета Ми-6 для вывоза всей партии. Один день мы даже видели его, но вертолет немного не долетел до нас, потерял ориентировку и вернулся в Туру. Наконец он все-таки прилетел: это была огромная машина, мы все погрузились в нее, а места в ней оставалось очень много. Итак, мы покинули свою гостеприимную  бузу на озере Тембенчи, которая верой и правдой служила нам 5 лет.

Из Туры в Красноярск летели на вертолете Ми-6, в котором разместилось 50 человек и полно груза. Из-за непогоды по трассе сутки просидели в Сов.Руднике, спали на полу вповалку. Есть было нечего. В Красноярск прилетели ночью, нас никто не встречал. База стояла холодной. К счастью, на другой день улетели в Москву. Лена улетела домой раньше, так что в этом рейсе она не участвовала.

Зимой была свадьба. Лена вышла замуж за В.Федорова. Новая семья стала жить у нас.

В прошедшую осень проявились нехорошие качества Королева и Маметьева. Обычно они делились со всеми рыбой, пойманной ими летом, когда они сидели на базе, а все работали. Нынче они никому ничего не дали, заявив, что ничего не поймали. На самом деле они скрытно везли целые ящики вяленой рыбы.  Ящики были настолько тяжелые, что их еле поднимали два человека. Было обидно не то, что они не дали, а то, что пошли на обман.

1977 год. База партии на озере Анама. Сюда ранней весной было вывезено все оставленное на озере Тембенчи. К двум домикам, имевшимся на базе, было построено несколько срубов для жилья, в том числе и для меня как начальника. На весновке находилось четыре человека – Маментьев, Шевергин, Королев и рабочий Горовой. Между ними были трения из-за питания. Маментьев, пьющий и ранее, сейчас стал неуправляем. Он начал завышать стоимость питания, что особенно проявилось осенью в Туруханске, когда производился окончательный расчет.

Заброска партии проходила через Туруханск на вертолетах Игарского авиаотряда. Вертолеты летели не прямо на Анаму, а делали крюк и садились в Игарке. Однажды вертолет застрял там почти на неделю. Летевшие с ним люди, в том числе наша Лена, оказались холодными и голодными в обществе тараканов, которыми кишели все аэропорты по трассе Красноярск-Норильск. Рабочие в этот год оказались самыми ненадежными. В Туруханске они здорово разгулялись, одного из них пришлось грузить чуть ли не в спальном мешке, который он уделал до безобразия. Хороша была и повариха, нанятая в Красноярске. Она оказалась ненормальной. Каждый день она сочиняла новые истории из своей жизни, врала напропалую и, видимо, сама верила в это. Когда все собрались на Анаме, она закормила всех пирогами с рыбой, от которых все начинали бегать в кусты.

Для разброски отрядов прилетел вертолет Ми-4 из Туры. В мой отряд вошли Ольнев и трое рабочих, в том числе Горовой. Первый наш участок находился на притоке реки Кутарамакан, где мы были в 1974 году. Здесь предстояло провести магнитную съемку по разлому северо-восточного простирания, с которым связывалось сульфидное оруденение. Вертолет полетел перегруженным, а место для посадки оказалось плохим. Сели с большими трудностями. Отсюда мы улетели на голый и высокий водораздел между реками Котуй и Аян. С собой захватили немного дров и все палки, необходимые для постановки палаток. Когда перелетали, была хорошая погода, но уже к вечеру она испортилась и ночью пошел снег. А было это в начале июля. Поднялся ветер, началась пурга. Палатки обледенели  и продувались насквозь. Я свою палатку по бортам обложил камнями. Еду готовили на паяльной лампе. День сидели без дела, а потом по снегу начали делать маршруты. В одном из них нашли остатки сломавшегося вертолета, оттуда в лагерь притащили две здоровые доски. Никакой рыбы и зверя здесь не было. Я стал усиленно хлопотать о вертолете, чтобы улететь отсюда. Дня через четыре вертолет прилетел из Туруханска и вывез нас на р.Амнундакта, которая впадает в озеро Аян. Здесь опять оказались в «тропиках». Тепло, комары и прочие паразиты. Очень много было двухвосток. Они залезали всюду. В реке водилась рыба, но весь народ был настолько ленивый, что ловить ее никто не хотел. Я делал большие маршруты, часто тяжелые. Моим напарником был Горовой. Поиски самородной меди не имели положительных результатов.

Последний наш участок находился на притоке р.Ягтали (приток Курейки). Здесь   мы остались втроем. Ольнев с рабочим были высланы на базу, оттуда они улетели для работы в партии Стулова. Все реки здесь протекали в каньонах и были труднопроходимы. Несмотря на наличие порогов ниже по реке, рыба в ней водилась, но поймать ее мы никак не могли. Мяса тоже не было, получилось, что весь этот сезон отработали  без рыбы и мяса. Отсюда нас рано (в августе) вывезли на Анаму. Сюда же вместе с нами был доставлен отряд Анучкиной, в том числе и Лена.

Но маршруты еще продолжались. Сначала я посетил Тоню, отряд которой находился в 8-10 км ниже по Курейке. По пути пришлось переходить вброд быструю и глубокую речку. Затем с базы Королев отвозил меня на моторке по озеру на 5-6 километров. Там мы делали маршрут, ждали моторку и возвращались в лагерь. В одном из маршрутов на высокой горе встретили двух оленей. Со мной был Горовой, несший карабин. Он вошел в раж и случайно убил одного оленя. До озера надо было спускаться по крутому склону, по которому и безо всего местами было трудно пройти. Горовой выпустил из оленя требуху и решил целиком нести его. Эта затея оказалась не под силу даже на ровном месте. Пришлось отделить от оленя только заднюю часть. Ее он кое-как донес, изрядно попотев в дороге. Позже удалось убить пару оленей, когда они переплывали Анаму с нашего берега на другой.

В сентябре нас посетили туристы, плывущие на катамаранах вниз по Курейке. Часто прилетали гости из Норильска и жили по несколько дней. Их привела сюда рыба. Снабжал их и принимал Королев. Если не хватало рыбы, то на другом берегу Анамы стоял рыбак, работавший от Туринского рыбкоопа. Несколько недель гостил радист Двадцатой экспедиции. В общем, в лагере не скучали. Посторонний народ был постоянно, так было впервые за все сезоны. Все гости питались у нас, Маментьев с них брал деньги, а потом, как это выяснилось, не учитывал их при окончательном расчете, то есть деньги клал в собственный карман.

Вывозка людей происходила постепенно разным транспортом и в разные места. Так Анучкина и еще несколько человек были отправлены вертолетом в Туру. Часть людей, в том числе и Лена, вылетели в Туруханск на гидраче, сделавшем два или три рейса.

По материалам этого года Лена и Славка писали дипломы, которые они защитили весной 1978 года. После окончания учебы, они были приняты на работу в нашу экспедицию.

 Нам предстояло полностью ликвидировать эту замечательную базу, так как дальнейшие поиски меди прекращались ввиду их неперспективности. По проекту мы должны были работать еще один год.

На базе еще оставался почти весь груз и около 12 человек. Рассчитывали все это вывезти в Туруханск двумя рейсами вертолета Ми-8 Игарского авиаотряда. Вдруг прилетает с Игарки гидрач, и летчики заявляют, что вертолета не будет, а ликвидацию будет производить гидросамолет. Только улетел этот самолет, как на базу садятся сразу два вертолета Ми-8. Мы совсем не подготовлены. Произошел крупный разговор с командой. Я разозлился и не хотел загружать вертолеты, но потом все же сделали это. Нас осталось шесть человек. С нами была лодка-дюралька, моторы и несколько бочек рыбы, засоленной Королевым и Маментьевым. Из-за этих бочек пришлось потом оставить часть продуктов и много посуды. За продукты при расчете я заплатил 100 рублей, как потом выяснилось, эти продукты забрал рыбак и уплатил за них Маментьеву.

В общем, мы улетели в Туруханск в вертолете, загруженном под самый потолок. В Туруханске наш Маментьев каждый день ходил пьяный, снаряжение не приводил в порядок и расчет за питание сделал явно неверно. Все это не могло не сказаться на взаимоотношениях в партии. В Туруханске мы пробыли около 10 дней, ждали очереди в аэропорту. Из Туруханска вывозили на самолетах Ан-2, которые летали до Подкаменной Тунгуски. Там пересаживались на большой самолет и летели в Красноярск. Я из Туруханска улетел последним.

1978 год. Космоаэрогеологические работы. Партия в основном сохранила свой прошлогодний состав. В ней работали Тоня, Боручинкина, Анучкина, Веселовский, Ольнев, Маментьев, Брюханов, Матвеева, временным сотрудником был Пономарев. Из старых рабочих поехали Зеленый, Тимонин и повариха Рая – любовница последнего.

Весной 1978 года был закончен отчет по проведенным поискам и написан проект на проведение нового вида исследований – космоаэрогеологического картирования масштаба 1:1000000. Район работ охватывал площадь четырех листов миллионного масштаба. Такие работы фактически ставились впервые, поэтому во многом были неясными. Те результаты, которые предполагалось получить, во многом являлись выдуманными.

Базой партии стал Туруханск, откуда и произошла выброска отрядов непосредственно на участки работ. Обслуживали вертолеты Ми-8 Игарского авиаотряда. На базе я, видимо, перенес на ногах небольшой инфаркт после скандала с Боручинкиной, во время которого мы высказали все, что думали друг о друге. Партия разделилась на три отряда. В мой отряд входила Тоня, Веселовский и трое никудышных рабочих, один из которых оказался чифиристом и лентяем, а другой был вообще дурачок. В Туруханске весной рабочие все время пытались напиться и напивались, даже не имея денег. Пьяненьким ходил и Маментьев. Долго ждали вертолета. Вместе с нами в Туруханске базировались партии Стулова и Биджиева.

Первый наш участок находился в верховьях реки Верхняя Чалбышева, где я проходил еще в 1959 году. Были сделаны два выбросных лагеря, в 10-12 километрах от этого места. Выбрасывалась палатка, спальники старые и продукты из расчета на 4-5 дней. К сожалению, один из этих лагерей потом не нашли, пока не прилетел вертолет для новой переброски. В реке было много рыбы, которую ловил в основном Веселовский. Я в одном из маршрутов встретил медведя, убежавшего от меня.

А вот в отряде Боручинкиной медведь встретился с ней и рабочим, оба были без всякого оружия. Медведь имел нехорошие намерения, вплотную подходил к ним и только крики и стучание котелком задерживали его.

Следующие наши лагеря располагались на реке Тутончана, в ее среднем течении. Здесь я дважды уходил с Зеленым на лодке вниз по реке, а возвращались в лагерь, тянув лодку бечевой. Ничего особенного в маршрутах не произошло. На последней стоянке было много грибов, в том числе подосиновиков, и еще черной смородины. В пойме реки росли березы, от которых мы отвыкли, работая в Заполярье. Здесь Тоня наварила всякого варенья – из черной и красной смородины, жимолости и морошки, из голубицы и черники. Сюда к нам часто приезжали рыбаки, стоявшие в 5 километрах выше по реке. Они нам привозили рыбу, а мы их снабжали махоркой и чаем.

В Туруханск мы вернулись рано, когда два других отряда еще находились в поле. Из Туруханска мы с Веселовским сделали один рейс на гидраче с посадками в двух местах, где отмывали шлихи. Работа этого года не удовлетворяла нас. Мы не знали как все-таки надо работать при космической съемке и чувствовали бесполезность наших маршрутов. Никаких объектов, выделенных на космоснимках, на местности мы не улавливали и не видели. Они не наблюдались также и с воздуха, надо было подниматься очень высоко.

Весной в Туруханске перед разлетом мы посадили картошку. Летом ее даже окучивали. Она хорошо цвела, дала высокую и густую ботву, но сама картошка уродилась мелкой. В то же время у местных жителей картошка хорошо родится. Все равно картошка оказалась хорошим подспорьем, все ели с удовольствием.

Вылетали с Туруханска тяжело. Долго стояла нелетная погода. Народу на отлет скопилось много. Рабочие пили, пил и Маментьев, к тому же он торговал в поселке оставшимися с поля продуктами. Учесть это было невозможно. Был с ним крупный разговор, но толку от этого было мало.

У меня все чаще стала возникать мысль уйти с должности начальника партии, которую я стал высказывать вслух. Причина этого неясна для меня самого. Видимо, тут сказался мой характер – делать не в свою пользу. Может быть, имело место и стремление показать народу оригинальность своего поведения. В общем, так или иначе, осенью в Туруханске я послал официальную телеграмму с просьбой сообщить кому я могу передать весь свой подотчет, так как не собираюсь далее быть начальником партии. Подотчет я сдал Маментьеву, а в Москве я добился удовлетворения своего рапорта и с Нового года остался в партии начальником отряда, а начальником ее стал Стулов А.Т.

Стулов Андрей Тимофеевич - хороший мужик. Умный, порядочный, по характеру мягкий, незлопамятный, неорганизованный и любитель спиртного. Он некоторое время ходил в фаворитах покойного Н.В.Дренова и работал главным геологом, а затем главным инженером экспедиции. Правда, лавров на этих поприщах не снискал. Для этой работы он был слишком мягким. Большинство людей, в том числе и я, очень хорошо относились к нему.

…Прибыв в Москву, я вскоре сдал дела начальника партии и, продолжая заниматься текущей работой по космосу, стал собирать материалы для издания геологической карты масштаба 1:1000000 на два листа. Для этого написал проект. Листы издавались в новой серии.

1979 год. Этот год я уже не был начальником партии. Моей основной задачей была проверка наиболее спорных мест на составленных геологических картах масштаба 1:200000, то есть сбор материалов для новой геологической карты масштаба 1:1000000. с этой целью в мой отряд вошли Тоня и Веселовский. Кроме того, в отряде находились четверо рабочих, в том числе девчонка-повариха.

Для работы было выбрано три участка: в верховьях Тутончаны, на реке Хурингда и на Нижней Тунгуске около устья Бугарикты. Надо сразу сказать, что в этот год я не мог ходить в маршруты. Я перенес тяжелейший приступ радикулита, который из поясницы перешел на правую ногу. Несколько месяцев я еле передвигался с палочкой, перед выездом в поле дела несколько поправились, но все равно я мог пройти 100-200 м, а потом мне надо было обязательно посидеть. В общем, я передвигался только около лагеря и в основном использовался только на хозяйственных работах.

Из трех названных выше участков наиболее интересным был второй. Мы стояли на острове, поросшим лесом. Здесь нас застало наводнение, от которого пришлось перетаскивать весь груз и палатки. Все время пока стояли, наблюдали за тремя трясогузками, каждая из которых выкармливала своего кукушонка. Кукушонки уже были в несколько раз больше своих матерей, уже летали, но кормились лишь тем, что принесет трясогузка. Они постоянно пищали, требуя еды, и настойчиво преследовали трясогузок. Последние трудились в поте лица своего. Кукушонки обычно устраивались на ночь около нашего костра.

В реке было много хариусов, которых ловил даже я. С этого лагеря пришлось расстаться с поварихой, она оказалась страшной грязнулей и совсем не приспособленной к тайге. Она совсем не умывалась, в спальный мешок залезала чуть ли не в сапогах. Видимо, от грязи у нее стали появляться язвы типа лишаев. Два других рабочих – молодые парни из Москвы (товарищи поварихи) являлись сторонниками легкой жизни и вели таковую.

Наша третья стоянка, как уже говорилось выше, располагалась на берегу Нижней Тунгуски. Здесь мы оборудовали свои палатки по-осеннему, то есть поставили их на каркасы. Рядом оказалась охотничья избушка, которую посещала бабка-эвенка, приходившая сюда из Учами за 15 километров. С нею у нас наладились хорошие отношения. Рыба здесь не ловилась, зато было много брусники. Мимо нас по Тунгуске несколько раз проплывали на моторках люди, иногда посещавшие нас. Сюда за нами прилетел из Игарки вертолет, который вывез нас в Туруханск, откуда в Красноярск вылетели на самолетах Ан-2, в которых при полете здорово болтало и многие пассажиры не выдерживали этой болтанки. К счастью, в этот год пересадка в Подкаменной Тунгуске прошла без задержки, и мы вскоре были в Красноярске.

1980 год. Последний полевой сезон. Тоня  уже вышла на пенсию. У меня был последний полевой сезон по подготовке геологической карты к изданию. По-прежнему я входил в состав партии Стулова, хотя официально числился начальником самостоятельного отряда, в который входили Бобкова и Краковский. Рабочими у меня были Соколов и двое его приятелей. Опять нашей базой был Туруханск. Отсюда мне предстояло лететь до своего первого участка в верховьях правого притока р.Виви – Юктэли более 300 километров. Выбрасывались на вертолете Ми-8 Игарского авиаотряда. Весь полевой сезон прошел под знаком прощания с тайгой. Никаких событий не произошло. Маршруты были неинтересными и вообще-то ненужными. Ничего нового в геологии они не дали.

В этот год в партии случилось ЧП. Утонул Краковский, работавший вместе со Стуловым. Они стояли на Курейке под одним из порогов. Краковский с рабочим стали переплывать реку в резиновой лодке выше порога, не смогли побороть течение, и их унесло в порог. Рабочий остался жив, а Краковского ударило головой о камни и он погиб. Его вскоре выловили, так как он был в спасательном жилете.

Осенью мы стояли на реке Тутончана вместе с отрядом Бобковой. Сюда нас перебросил уже Туринский вертолет. По пути мы залетали в Туру и ночевали на своей экспедиционной базе. Это было прощальное посещение Туры, прощальное посещение базы. Прощальные мысли все время находились со мной.

Около нашего лагеря  на р.Тутончана и в других местах по этой реке находились землянки-развалюхи, построенные одним эвенком-охотником из Тутончан, который почти круглогодично один с собакой находился в тайге. Когда мы прилетели сюда, то по рассказам рыбаков об этом человеке не было никаких слухов уже около двух месяцев, и никто не предпринимал никаких мер к его поискам. Как-то в наш лагерь забегала его оголодавшая собака, убежавшая затем в поселок с рыбаками.

 Под осень мы стали испытывать недостаток многих продуктов и опасались возможности голодовки. Мимо нас иногда проплывали на моторках рыбаки из поселка Тутончаны. Они, естественно, заходили к нам. Одних из них я попросил привезти с поселка кое-каких продуктов, что они и сделали. Затем сразу с Туры и Туруханска залетали вертолеты, которые привезли крупу, сахар, муку. Мы стали богатыми, но вскоре улетели, хотя и не хотелось делать этого. В Туруханске я задержался. В этом году ликвидировалась полностью и Туруханская база. Предполагалось вывезти в Красноярск все барахло, которого накопилось здесь много. С этой целью на базе остались Стулов, я, Веселовский, Маментьев, Вахатов и шофер. Погода испортилась. Обещанных спецрейсов из Игарки не было. Уже выпал снег, все мышки переселились в избы. Их было видимо-невидимо. По ночам они затевали свои игры и кормежки.

Нашей кормежкой в основном была картошка, посаженная нами весной. Она была чуть побольше гороха, поэтому ее сначала отваривали, а потом все садились чистить. Пока осенью жили здесь – Стулов, Вахатов редко бывали трезвыми. Наконец я распрощался и с Туруханском, теперь навсегда.

Прилетели в Красноярск, но наш груз не разрешили вывозить с аэропорта, и пришлось всю ночь охранять его под открытым небом. На другой день груз выручили и доставили на базу, где я пробыл один день и улетел домой. Таким образом, я расстался с Красноярском, который стоял на моем пути два раза в год (весной и осенью) в течение 26 лет.

*  *  *

Вот и закончились мои маршруты, 31 поле, пролетевшие очень быстро. Начал их относительно молодым (в 25 лет), а закончил в 57 лет. У меня еще оставались силы, но по сложившимся обстоятельствам больше в поле я уже не поехал. По моим подсчетам общая длина маршрутов составила около 10000 километров. Это не так уж и много, я не дошел бы от Москвы до Владивостока. Правда, маршруты пройдены не по дорогам, а по горам, кочковатым болотам, через старые лесные гари, по каменным развалам, вдоль русел, заросших карликовой березкой и т.д. В жару и холод приходилось ходить в брезентовых куртках, которые за лето несколько раз целиком пропитывались солью.

Как видно из описания, ничего героического я не совершил. Однако, если собрать все истории, случившиеся в поле, то можно было бы написать интересные рассказы и выдумывать для них не нужно ничего. По трудности и другим качествам все полевые сезоны можно разделить на четыре группы. Первая группа – это работа в Пенжинской экспедиции, самая трудная и интересная, когда работали фактически без всякого транспорта, на рюкзаках, без всякой связи, при полной самостоятельности. Вторая  группа – работа с оленьим транспортом в условиях тайги, охватывающая бассейны Ангары, Подкаменной, Сухой и Нижней Тунгусок. Здесь тоже приходилось много ходить, были трудности, были тяжелые планы. Эта группа маршрутов закончилась в 1967 году. Третья группа -  работа на вертолетах в Заполярье, в горной тундре. Эта группа заполнилась постоянным ожиданием вертолетов. Сама работа, сами маршруты были легче, хотя и проходили в гористой, сильно пересеченной местности. Эти маршруты охватывают 1968-1977 годы. Четвертая группа – это работа с космическими снимками. Это бестолковщина, когда маршруты проводились не ради дела, а ради маршрутов и сам выезд в поле производился не для дела, а в собственных интересах. Такие работы начались в 1978 году.

За 31 полевой сезон я хорошо изучил все притоки Нижней Тунгуски – Виви, Тембенчи, Эмбенчимэ, Тутончана, Северная Илимпея и основные их притоки. Побывал с работой на таких озерах как Дюпкун (Курейский), Тембенчи, Виви, Някшинда, Анама, Аян, Эндэ, Харпичи, Хэкчэкиит, Чиринда, Чатара, Люксина и многих других. Делал маршруты в верхнем течении рек Курейка и Котуй. Знаю хорошо реку Эндэ, которая фигурирует в повести В.Астафьева «Царь-рыба». Знаю реки Ангара, Подкаменная Тунгуска и особенно Нижняя Тунгуска.

Я не сделал также открытий крупных месторождений полезных ископаемых, как не сделал и революции в геологии. Может быть это и не входило в мои задачи. Высшим показателем работы геолога-съемщика считается издание геологической карты. В этом отношении я являюсь автором или соавтором 7 карт масштаба 1:200000 и одной карты масштаба 1:1000000. Такими работами не может похвастаться каждый геолог. Геологические отчеты представляли собой материалы в значительной степени переписанные с предыдущих, а выводы в них – пересказанные выводы корифеев. В них было мало своего, творческого. Да это и не позволяли делать разные инструкции, определяющие форму и содержание отчетов.

Я считался хорошим начальником партии. Обычно моя партия находилась в числе победителей, а я получал почетные грамоты и прочие атрибуты морального стимулирования. На самом деле я не считал себя таковым. Руководить людьми я не могу. Те или иные успехи определялись главным образом моей личной работоспособностью. Я сам чертил карты, сам печатал отчет. Партия не знала штурмовщины, и ей всегда хватало времени, этим она отличалась от многих других партий.

Пожалуй, нет такого человека, который оставался бы равнодушным, провожая стаи улетающих осенью гусей. У меня они вызывают щемящее чувство тоски и печали, и слезы.

            Несколько слов об организации полевых маршрутов. Я захватил время, когда маршруты мало чем отличались от маршрутов первооткрывателей. В период 1949-1953 годов все маршруты были десяти-пятнадцатидневные. Чтобы сделать их приходилось тащить на себе тяжелые рюкзаки с самым необходимым. Продукты были строго ограничены, спальных мешков, конечно, не было. Спали все в одной, специально сшитой палатке. Осенью, чтобы не замерзнуть, делались так называемые пожоги. Прежде чем поставить палатку, на этом месте разводили костер, потом угли и зола разгребались, стелились ветки и уж потом ставилась палатка. Вначале снизу шло большое тепло, было жарко. К утру камни остывали, и приходилось постепенно вытаскивать из-под себя подложенные ветки. Несколько лет с нами ходила собака Буран, которую тоже зазывали в палатку и использовали ее как источник тепла.

С  1954 года, когда транспортным средством стали служить олени, маршруты стали однодневными. Загруженный олений караван шел до установленного места, сюда же собирались и мы после проведения боковых маршрутов. По приходу надо было ставить палатки, находить в грузе свои спальные мешки, готовить обед. Утром все это опять собирать и относить в то место, где брал. Загрузка оленей занимала много времени. Каждый олень поднимал на себе 30-40 килограммов. В партии их находилось до 100 голов, а в отряде соответственно до 30 штук. Оленей надо было прежде всего поймать. Хорошо, если они не разбежались за ночь. Летом при комарах и паутах олени толпились около разведенных дымокуров, цеплялись за палатки и мешали спать. А осенью, особенно в дождь, олени разбегались в поисках грибов и их приходилось собирать по несколько дней. Некоторые так и пропадали, дичали и приставали к диким оленям.

Каждый день было новое место для ночевки, был новый лагерь, все процедуры обычно повторялись ежедневно. Конечно, и при оленях ничего лишнего с собой не возилось. Даже не брали с собой печки для обогрева палаток и осенью до сна сидели у костра, который и был основным источником тепла. Достоинством оленьего транспорта было то, что он позволял проникать в любое место, был практически всепроходным. Конечно, за сезон и олени и особенно сопровождающие их эвенки изрядно надоедали.

Несколько слов об эвенках. В целом это честный народ, любящий шутку. Эвенки     очень  любят своих детей. Они поголовно пристрастились к спиртному. Часто они ставили бражку, в которую для крепости подсыпали пшено и даже махорку. В партию они прибывали обычно семьями вместе с грудными детьми. Ребенок их лежал в специальной люльке, которая подвешивалась на седло самого хорошего оленя. Этот олень в караване шел вторым, сразу за оленем, на котором ехала мать. В люльку засыпалась труха от гнивших деревьев, служившая своеобразной пеленкой. При комарах люлька затягивалась тюлем. Придя на стоянку, сначала разводили костер, к которому и ставилась эта люлька. Уже с трехлетнего возраста ребенок в сидячем положении привязывался поверх седла. Такие ребятишки уже возились с топором, учились бросать аркан и вьючить собак как оленей. Конечно, условия были тяжелые – ребята мокли под дождем, их заедал гнус, питание было однообразным и не было столько витаминов, сколько имели русские дети.

Постройка чума, поиски оленей целиком  лежали на мужчинах. Женщины разбирали чум, ремонтировали одежду, седла, готовили еду, пекли пресные лепешки. Вместе шла погрузка оленей. В походе в одной связке шло 10-12 оленей, привязанных друг за другом. Если падал какой-нибудь олень, то стаскивалась седло с грузом с другого оленя, идущего впереди него и так далее по цепочке. Начинался крик, ругань по-русски. Все опять загружалось, и движение продолжалось. В начале сезона такие  остановки были очень частыми, но потом олени сами обходили деревья, и караван шел довольно быстро.

Бытующие мнение, что эвенки, как и все северные народности, являются меткими стрелками и хорошими проводниками,  в редких случаях соответствует действительности. Тем более такая характеристика не подходит к ним в описываемый период, когда старые люди умирают, а молодежь, воспитанная в школах и хлебнувшая цивилизации, становится неприспособленной для работы в тайге.

В 1968 году произошло окончательное прощание с эвенками и оленями. Теперь в качестве транспорта остался один вертолет. Работая с вертолетом, мы не раз вспоминали оленей. Вертолет – это постоянное ожидание. Днями, неделями сидели и слушали – не зашумит ли вдруг подлетающий вертолет. Даже сейчас, сидя дома в Опалихе, пролетающий вертолет заставляет настораживаться, возникает мысль, что надо быстро собирать вещи.

Вертолет способствовал росту изнеженности людей. Появилась возможность брать и возить с собой все, что захочешь. Люди стали брать раскладушки, столы, лишние палатки, печки и многое другое, о чем раньше и не помышляли. Все это приводило к разъединению людей. Если раньше все сидели у костра и вели общие разговоры, то теперь каждый заползал в свою палатку, где его ждала своя печка.

*  *  *

Жизнь, постоянно связанная с выездами в поле, проходит очень быстро. Не успеешь оглянуться, как надо уже собираться в поле, начинаешь ждать его окончания, чтобы скорее вернуться домой. Вот в такой обстановке время летит незаметно. Сейчас, на склоне своих лет, я иногда задумываюсь о своей жизни и прихожу к выводу, что надо было делать по-другому. В моей крови сидят гены многих моих предков-землепашцев, включая и родителей. Зов предков я хорошо ощущаю. Мне не нужно было бы отрываться от земли. Однако обстоятельства сложились так, что я не только оторвался от земли, но и не научился даже основным крестьянским навыкам (косьба, пахота и так далее), не знаю и не понимаю ничего в выращивании овощей и фруктов.

Я потерял также свою Родину. Опалиха – это седьмое место моего жительства. С Опалихой, как и с предыдущими четырьмя адресами моего проживания, меня ничего не связывает. Моя Родина – это деревня Страшево на Псковщине, где похоронены почти все мои предки, где родился и я, и провел там десять первых лет моей жизни. К сожалению, связь с деревней давно и полностью прекращена. Там должны проживать многочисленные двоюродные братья и сестры, которых я совсем не знаю. Ностальгию по родным местам я испытываю постоянно.

19 июня 1986 года я побывал в Толмачеве, где прожил 8 лет, окончил школу, ушел на войну и последний раз видел своих родителей. С тех пор прошло более 40 лет. Многое изменилось, но многое и сохранилось. Многое узнал, в памяти всколыхнулось далекое детство и юность. Проходя по узнаваемым местам, одновременно испытывал разные чувства – и тяжелые, и приятные.

По инициативе Михаила Савина, моего школьного приятеля, связь с которым постоянно поддерживалась, была организована встреча с пятью одноклассницами, проживающими в Толмачеве. Какие они стали старые! Какие все чужие стали друг другу! Но иначе и быть не могло. После этой  поездки желания побывать на родине, в деревне Страшево поубавилось.

Тем не менее, родные места мне постоянно снятся, я часто рисую в своем воображении картину их посещения, хотя знаю, что в действительности эта картина оказалась бы не такой радостной. В памяти у меня сохранились многие события и впечатления детских лет. Я помню своего первого товарища – Лешу Иванова, помню школу, учителей, свой дом, сарай, огороды, помню болота, пруды, большие камни, на которых мы играли, помню горушки с окопами на них и прочее, прочее…

Прошли многие годы полного отрыва от земли, но я по своему характеру остался простым мужиком. Как меня не перекраивай, но из меня всегда вылезает мужик. Это видно даже по одежде. На мне сидит и всегда более к месту телогрейка, нежели модное пальто. Да я и не люблю хорошо одеваться и не приобретаю дорогое барахло. За всю жизнь я не разу не носил галстук (кроме пионерского).

К чему приучили мои родители своих детей – это к труду. К этому приучен и я. Везде, где бы я не работал, лодырем меня не считали. Думаю, что такое же мнение существует и в отношении моих дочерей.

Встречи со зверями

Случаи с зайцами

Первый. В 1949 году после маршрутов уже в темноте мы подошли к реке Учавеем, на другом берегу которой располагалась наша база. Перед этим сутки лил дождь. Мы, конечно, были насквозь мокрые. Переправляться через реку в темноте не решались. Прямо у воды развели большой костер и стали сушиться. Вдруг к костру из темноты подплывает заяц. Он вылез из воды, не обращая на нас внимания, отряхнулся, как это делают собаки, и поскакал в кусты. Очевидно, заяц этот жил на острове, который залило и зайцу пришлось спасаться вплавь. А говорят, что зайцы не плавают!

Второй. 1950 год. Мы усталые идем по берегу реки, подыскивая место для ночлега. Впереди иду я, а в 30-40 метрах за мной Ширшиков. Собака рыскает по сторонам. На реке остров, до которого по воде около 50 метров. Собака переплывает эту протоку и выгоняет зайца, который бросается в воду и плывет прямо к нам. У Ширшикова ружье, он дважды стреляет в зайца и мажет. Заяц подплывает к его ногам, Ширшиков прикладом бьет по зайцу – опять мимо. Заяц поворачивается и плывет обратно на остров, обманув и нас, и собаку.

Третий. 1950 год. Идем по реке. Прямо на нас собака гонит зайца. Заяц проскальзывает между моих ног и сбивает с ног идущего за мной  Ширшикова. Здорово развеселил нас!

Четвертый. 1959 год. Мы с оленями от реки Нижняя Тунгуска идем по реке Верхняя Чалбышева в район работ. Остановились на ночлег, развьючили и отпустили оленей. Развели большой костер и, стоя вокруг него, сушили портянки. Вдруг затявкали собаки эвенков, они подняли зайца. Заяц со страху проскочил между мной и костром и бросился в табун оленей. Олени кинулись врассыпную, и собирать их пришлось очень долго. Вот что может наделать один заяц!

Пятый. 1960 год. По маршруту вышли к реке Чистова. Смотрю, по большой песчано-галечной косе не бежит, а шагом идет заяц. Я схватил карабин, стреляю раз, стреляю два. Всё мимо, а заяц продолжает идти пешком. Тогда я догнал зайца и схватил его за уши. Оказалось у зайца все брюхо в коросте, и бежать он, конечно, не мог. Видимо, побывал в лапах какого-либо зверя или птицы. Конечно, зайца отпустил.

Некоторые встречи с сохатыми (лосями)

Первая. 1961 год. Стояла жаркая и душная погода. Масса комаров и других кровососов. Мы остановились на чаевку на берегу речки, в которой именно в этом месте образовалась глубокая яма. Развели костер, вскипятили чай и только расселись с кружками в руках, как вдруг из тайги выскакивает большой сохатый и сходу прямо около нас бросается в воду. Уже в воде он увидел нас и резко повернул к берегу, но я опередил его и в воде убил пулей из карабина. Нас было двое и наших сил не хватило, чтобы вытащить его из воды. Эта жертва на моей совести, но ведь есть хочется!

Вторая. Среди маршрута организовали чаевку. Несколько в стороне от этого места проходил олений караван. Слышим лай собак, а через некоторое время видим, как собака гонит сохатого. Сохатый бежит к нам и в 20-30 метрах переходит речку на нашу сторону. Я стреляю и раню зверя. Тогда он ринулся прямо к нам. Стреляю еще раз. В 10 метрах от нас сохатый падает мертвым. Оказалось, что у  зверя резаные уши, что обычно бывает у домашних животных. Может быть, сохатый просил у нас защиты, а мы его убили.

Третья. 1958 год. В конце августа выпал снег. Непогода стояла несколько дней, и мы вынуждены были отсиживаться в палатке. Наконец погода разгулялась и я с Субочевым пошли в маршрут. Перед этим Субочев на ремне своей тозовки (малопульки) нашил карманчиков для патронов. За нами увязалась собака эвенков. Примерно в пяти километрах от лагеря мы поднялись на узкую гряду и пошли по ее вершине. Вдруг собака подняла сохатого, который от испуга ринулся прямо на нас. Наше оружие – одна тозовка. Карманчики, нашитые под патроны, от сырости так сжались, что вытолкнуть патрон Субочев не мог. Пришлось мне молотком ударить зверя и отскочить в сторону. Собака погнала сохатого в лагерь. Там в это время оставался один эвенк – искал пропавшего олененка. Весь караван оленей уже ушел на новое место. У эвенка была винтовка, но патроны от нее были ушедшими с караваном. Эвенк садится на своего оленя и мчится  догонять караван. С горы мы слышим его вопли. Пока он догонял караван, пока вернулся, сохатого и след простыл.

Четвертая. 1964 год. В жаркий и душный день я со своим племянником  Геней поднимались по склону горы. Вдруг в 20-30 метрах я заметил какое-то оживление в кустарнике. Снял с плеча карабин. Оказалось, шевелились уши спящего сохатого. Спросонья он соскочил и уставился на нас ничего не понимая. Стрелять его не стал, так как мясо его мы унести не смогли бы. Поэтому я свистнул, сохатый рванул с места и тут же скрылся. Считаю, что этот случай мне зачтется… 

Некоторые встречи с медведями

Со своим первым медведем я встретился в первый день своего первого маршрута (1949 год). Утром, когда я шел к ручью, чтобы умыться, из кустов, в 5-6 метрах от меня с шумом выскочил медведь и быстро скрылся. Я не успел ни испугаться, ни рассмотреть зверя. На второй и третий день опять встречали медведей. В двух стрелял, попал, знаю, что ранил, одного сильно.

Первая. Первая опасная встреча с медведицей и медвежатами произошла в 1950 году. В этом же году и в том же маршруте была еще одна встреча с медведем. Это произошло под вечер. Мы стояли лагерем на высокой террасе, в 200 метрах от реки. Пойма реки заросла лесом, а на реке был голый остров. Мой напарник Ширшиков с собакой пошел к реке, чтобы найти брод, так как назавтра предстояло переходить реку Оклан. Я же стоял у костра и сушил портянки. Вдруг на острове появился огромный медведь. Я знал, что ружье у Ширшикова заряжено мелкой дробью. Решил напугать медведя и из карабина выстрелил в его направлении. Медведь подскочил от неожиданности, и вместо того, чтобы повернуть назад, бросается в воду и плывет в нашу сторону, как раз туда, где должен быть Ширшиков. Тогда я, накинув на босые ноги чуни и схватив карабин, побежал вниз. Пересекаю пойму и вижу, как на меня мчится медведь, а за ним гонится собака. Я хотел приставить карабин к плечу, чтобы выстрелить, но ремень карабина зацепился за нож, висящий у пояса, и сделать это я не мог. За эти секунды медведь вплотную подбежал ко мне. Я вынужден был отступить в сторону и прикладом ударить медведя в бок. Медведь, видимо, был сильно напуган собакой и меня не тронул. Как потом рассказывал Ширшиков, они на острове увидели медведя и собакой залегли в кустах. Как только медведь переплыл на их сторону, собака с лаем бросилась на него и погнала прочь. Между прочим, собака очень долго не возвращалась в наш лагерь.

Вторая. 1951 год. Мы кончили маршруты и вернулись в Усть-Пенжино. Сюда пригнали лошадей, которых мы были должны на кунгасе отправить на разведочный участок. И вдруг все лошади пропали. Ищем день, второй – никаких следов. На третий день я и еще один мужик с уздечками опять пошли искать лошадей. Отошли от поселка около трех километров. С холма я увидел пасущуюся лошадь. Обрадовались и пошли к ней. Шли, шли и, наконец, увидели – пасется не лошадь, а медведь, до которого от нас было не более тридцати метров. Медведь посмотрел на нас и спокойно пошел в сторону. Хорошо, что не к нам, так надеть на него уздечку мы не смогли бы, а ничего другого у нас не было. Когда вернулись в поселок, лошади сами пришли на место.

Третья. Я с рабочим пересекал долину, густо заросшую карликовой березкой. Заросли напоминали джунгли. У нас было ружье, которое нес рабочий. Раздвинув руками очередные кусты, на маленькой полянке размером 10-15 метров, я увидел медведицу и двух медвежат. Медведица в упор посмотрела на меня, а медвежата не почувствовали нашего присутствия. Видимо, ветер был в нашу сторону. Я сразу же отпустил кусты, которые отгородили меня от зверей. «Ружье», - сказал я рабочему и он передал его мне. Оглядываясь, пошли назад. Рабочий все порывался бежать и от нетерпения стал выделывать вокруг меня восьмерки. Я его успокаивал и говорил, что если медведица бросится за нами, нам все равно не убежать. Все кончилось благополучно. Потом оказалось, что в ружье была мелкая дробь (о чем я не знал).

Все остальные встречи с медведями  обычно кончались бегством медведей. За все время я знаю всего 5-6 случаев, когда медведь нападал на человека.

Встречи с волками

За 30 лет работы я очень редко видел волка, хотя его присутствие ощущалось постоянно. Это говорит об уме и осторожности волка. Чаще слышали вой волков по ночам, под осень. Это очень неприятно. Очень близко от нас они выли осенью 1954 года, когда спускались на плотах по реке Тембенчи. Умолкли лишь после нескольких выстрелов из ракетницы. В том же году волки напали на наших оленей и растерзали около 10 штук. У всех оленей были вырваны огромные куски мяса на заду. В этот же год в одиночном маршруте я в зарослях я наткнулся на свежезадранного оленя. Было очень неприятно. В районе озера Дюпкун в маршрутах встречались места, где волками были уничтожены сразу десятки оленей. Такие места находились в чаще или ущельях. Волки съедают оленя целиком, включая кости и шкуру. От оленей остаются шерсть и обглоданные рога. Очевидцы рассказывают, что весной, когда олени мигрируют на Таймыр, за первым табунчиком оленей следуют 2-3 волка, ожидающие отбившегося оленя. На ровном месте волк не может догнать здорового оленя. Скорости бега у них не соизмеримы.

В 1976 году осенью волк пришел к нам прямо в лагерь. Рано утром я услышал лай собаки. Накинув полушубок и обувшись на босые ноги, я с карабином вышел из палатки. Еще днем около бочек с горючим разделывали оленя. Оказалось, волк лакомится его потрохами, а собака облаивает его. Стрелять было нельзя, так как пуля могла попасть в бочку с горючим. Я стал обходить волка с другой стороны, но он почувствовал меня и убежал. Ночью выпал небольшой снег, по следам было видно, что волк обошел вокруг каждой палатки. Его следы четко отпечатывались на снегу.

В 1969 году, когда все мы ушли в маршрут, а в палатке оставался только Королев, к нему пришел волк. Королев сидел у костра и чинил сеть. Винтовка лежала в палатке. Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел в 15-20 метрах от себя сидящего волка, которого принял сначала за собаку. Он бросился в палатку за винтовкой, но волк убежал. Этого волка мы видели уже все. Позже мы пролетали над этим лагерем и видели полностью вычищенную помойку…

 

Встречи с оленями

Таких встреч было очень много. Олень – самый распространенный зверь в северной тайге. В маршруте встречались табуны по 40-50 голов, которые не мигрировали в тундру. А мигрировали их тысячи. К диким оленям примешивались домашние, которые осенью в поисках грибов разбегались по всей тайге. Так в 1965 году от разбежавшегося домашнего стада нам не было прохода. Олени приходили к палаткам и не давали спать. Это повторялось на каждой стоянке, а расстояние между ними было 20-30 километров. Одному из оленей был подписан смертный приговор и я привел его в исполнение.

 В 1955 году в одном из переходов пала важенка. Она не могла идти и ее вместе с олененком бросили и ушли. Прошло 1,5 месяца. Однажды на очередной стоянке в лагерь прибежал олененок. Эвенки сразу узнали его, а спустя некоторое время нашли труп его матери. Она оказалась задранной медведем и была завалена им ветками. Значит, тогда олениха не умерла, но потом попала в лапы медведя.

Однажды к нам в лагерь пришел дикий олень и остановился в 30-40 метрах от палатки. Я дал карабин рабочему. Он выстрелил несколько раз, олень стоял и ждал, когда в него попадут. Не дождался и пошел вверх по реке. Тогда другой рабочий уже с ружьем бросился за ним, ранил оленя и, прыгнув на него, добил его ножом.

Встречи с горными баранами

Горные бараны встречались в центральной части Путоранских гор, расчлененных каньонами глубиной до 900 метров. Бараны обитают на плоских вершинах этих гор. Обычно видели одного-двух баранов и только раз я насчитал их 8 штук. Поражает их грациозность и способность прыгать по скалам, имея простые копыта. Несколько раз мы натыкались на баранов всего в 30-40 метрах от себя. Встречались скелеты, свалившиеся с утесов. Зверь любопытный и глупый. Однажды мы шли по каньону, наверху увидели двух баранов, смотрящих на нас. Мы сели отдыхать, бараны продолжали наблюдение. Мы оставили здесь телогрейки и рюкзаки, а сами ушли с опробованием на 3-4 километра вверх по ущелью. Когда вернулись назад, то бараны продолжали смотреть на наши вещи. Один рог барана весит 4,5 килограмма, представляете, если человек будет носить на голове девять килограмм?

 

Встреча с кабаргой

Встреча с кабаргой была одной-единственной. Я был спровоцирован собакой к убийству кабарги. И я это сделал. Это произошло на Подкаменной Тунгуске и не в скалах, а в тайге. Зачем кабарга туда попала?

Встречи с росомахой.

Встречался 5-6 раз, в том числе на близком расстоянии. Не убивал. В верховьях реки Котуй росомаха приходила в лагерь Тони, когда там оставался один рабочий, не имеющий никакого оружия. Он с палкой гонялся за ней, но росомаха упорно не хотела уходить. На другой день эту росомаху встретили в 1,5-2 километрах от лагеря. Она подпустила к себе вплотную и была убита.

Лично я наблюдал росомаху, которая дралась с нашей собакой. Сначала собака загнала ее на дерево. Когда я стал подходить к этому дереву, росомаха спрыгнула на землю, собака бросилась на нее, образовался клубок из сцепившихся тел. Затем росомаха отскочила в сторону и побежала по каменистой россыпи вверх по склону. Собака угнаться за ней не могла и росомаха скрылась.

В другой раз мы были высажены с вертолета в каньонообразной долине в самом центре Путоранских гор. Стали перетаскивать груз на берег и в это время к нам вплотную подбежала росомаха, напугав рабочего. Он громко закричал, росомаха ощетинилась, повернула назад и убежала. Видимо, она гналась за зайцем, которых здесь было много.

Встречи с песцами

В маршрутах не видал ни одного песца, но песцы несколько раз забегали в лагерь партии. Так на озере Аннама песец долго пасся на помойке около кухни и даже забегал в палатку радиста, спасаясь от собаки. Летом песцы очень невзрачные, облезлые, смешные.

Встречи с другими мелкими животными

Соболь. Обычно встречал на деревьях, куда его загоняли собаки. Однажды соболь от собаки спрятался в дупле поваленного дерева. Когда я заглянул в эту дыру, то там в темноте сверкали его глаза. Соболя можно было поймать, но я не стал этого делать.

Белка. Их много. Одно время в экспедиции были любители отлавливать белок и привозить их домой. Помню, как в лагере на озере Дюпкун четыре здоровых мужика загнали белку на дерево, подвели под нее петлю и сбросили на землю. Но белка не долетела до земли, ее налету схватила собака и задушила. Тогда мужики от злости чуть не растерзали собаку.

 Если стучать по дереву, на котором сидит белка, она начинает спускаться вниз. Это-то и помогает ловить белок. Этот симпатичный зверек является сильным раздражителем для собак, при встрече с ним они теряют рассудок и от злости начинают грызть дерево, на котором сидит белка. А белка как будто нарочно дразнит собак и, бегая по стволу или сучьям, цокает и стрекочит.

Когда работали на Ангаре, происходило переселение белок. Они переплывали Ангару и встречались прямо на улицах поселка Богучаны. На моей душе нет загубленных белок. По молодости и дурости я стрелял в белку-летягу, но она мне отомстила, сильно укусив за палец. След от укуса остался надолго.

Бурундук. Этими зверьками пугают всех новичков и некоторые из них верят, что стаи бурундуков нападают на спящих людей и загрызают их. Бурундук смешное и любопытное создание. Он часто появляется у кухонного костра, собирает всякие объедки и тащит их к себе. При встрече он встает на задние лапы, обязательно присвистнет и только после этого скрывается. Если загнать бурундука на дерево, то поймать его очень просто. К концу шеста из лески привязывается петля, в которую он сам залезает головой. На чистом месте поймать его трудно. Я помню, как на берегу Сухой Тунгуски его ловили несколько мужиков. Казалось, что вот и уйти бурундуку некуда, но он ловко выкручивался и убегал. Их, как и белок, привозили в Москву и они подолгу жили в клетках.

Горностай. Тоже частый зверь. Если лагерь задерживается на одном месте более или менее продолжительное время, то горностай обязательно объявится. По ночам он начинает хозяйничать на кухне. Один раз горностай сбросил убитую утку с навеса, сделанного над костром, и утащил ее метров за 20-30. А утка раза в четыре тяжелее горностая. Потом под корнями упавшего дерева мы нашли его склад из объедков. В маршрутах горностай обычно встречался на каменных развалах. Он обязательно выдавал себя свистом. Перебегая под  камнями, он часто высовывается на поверхность, иногда прямо у ног человека и злобно свистит.

Всякие мыши, в том числе лемминги и просто полевые мышки, постоянные наши спутники. Часто мыши за ночь натаскивали вермишели и др. в карманы курток, вывешенных на просушку или  в сапоги. Один раз они свили себе гнездо прямо в грузе под брезентом. А на озере Аян, где мы расположились на заброшенной базе топографов, было интересно наблюдать, как десятки мышей растаскивали по своим норкам макароны-ракушки. Здесь же ночью один смелый мышонок залез мне на голову. На озере Тембенчи осенью по ночам мыши постоянно шебуршили в палатке и не давали спать. Все это выделывают простые серые мышки, довольно симпатичные на  вид.

 В маршрутах наблюдал за пищухами или леммингами, обычно их встречали на каменных развалах. О моем приближении они сообщали друг другу громким писком, поэтому и называются пищухами. Видел неоднократно копенки сена, собранные и высушенными сеноставками. Когда работал на Северо-Востоке, то там было очень много евражек – объект охоты медведей. Это довольно крупные зверьки (больше горностая), живут в норах. Вот эти норы медведь и вскрывает на всем их протяжении. В отдельных местах норы настолько разветвляются, что отворочены огромные пласты земли и создается видимость вспаханного поля.

В водоемах есть ондатры, но лично я видел их очень редко.

Наиболее интересные встречи с птицами

На Северо-Востоке, в бассейнах рек Парень и Пенжина, было очень много гусей. Натыкались на табуны в сотни голов. Это происходило в то время, когда гуси линяли, и их можно было ловить руками, что мы и делали, поступали по-браконьерски. Иногда вырезали только пупки, а остальное бросали, так все не могли унести. В тех же краях  встречали лебедей. Однажды наткнулись  на их выводок. Родители взлетели, а их детеныши, еще желтые комочки подбежали ко мне и окружили со всех сторон. Их было 12 штук. На моей совести один убитый лебедь, который весил 12 килограмм. Убить пришлось на еду, но мясо его не вкусное.

Там же было куропаток. Весной в тундре только и слышалось кудахтанье петухов и наблюдались их драки. В отдельных гнездах встречал по 14 яичек. Даже делали яичницу. Зимой, когда я работал на Пилгино, куропаток ловили петлями. Или бутылкой делали углубление в снегу, клали на дно окрашенную крупинку, за ней птица опускалась в ямку вниз головой, а обратно вылезти не могла и замерзала. Куропатки были и в Эвенкии, но в значительно меньшем количестве. Здесь преобладали рябчики, в отдельных местах было много косачей-тетеревов и глухарей. Интересно, что глухарь или его «жена» копылуха, когда сидят на дереве и их облаивают собаки, не улетают, а смотрят на собак. В это время к ним можно подходить и стрелять, что мы и делали.

На озере Дюпкун я наблюдал, как два маленьких кобчика гоняли ворона, который был в несколько раз больше их. Был настоящий воздушный бой, причем ворон выступал в роли бомбардировщика, а кобчики – истребителей. Они сверху пикировали на ворона, он перевертывался на спину и орал дурным голосом. Кобчики постоянно принуждали его садиться на дерево. Как только он взлетал, атаки повторялись.

На всех озерах жили чайки, крикливые и неугомонные. На озере Тембенчи, где несколько  лет находилась наша база, чайки прилетали к моменту привоза в лагерь рыбы. То их не было совсем, то вдруг сразу появлялись десятками. Они быстро очищали берег от рыбьей требухи, а затем как куры разгуливали по берегу. Интересно было наблюдать за подросшими птенцами чаек, которые постоянно требовали у родителей еду. Требование выражалось криками и сопровождалось низкими поклонами.

На реке Ямбукан в лагерь пришел малюсенький утенок. Его обнаружила собака примерно в 100 метрах от воды. Этот утенок жил несколько дней, стал ручным, ловко склевывал комаров, а вот с паутом справиться не мог. Почему-то он не выжил и умер.

Одна из интереснейших птиц Севера – гагара. Эта птица не может ходить по земле, уж так у нее устроены лапы. Зато очень быстро летает и здорово ныряет. Может плыть под водой не менее 50 метров и плавать, высунув из воды одну голову. Убить ее на воде очень трудно. Она успевает нырнуть за промежуток от спуска курка и до прилета пули. Очень плотное перо и ощипать ее нельзя, перо не вытаскивается. Гагара может кричать на разные голоса. Иногда она изображает смех, иногда кричит «караул!». Новички часто эти крики признают за человеческие. Прежде, чем взлететь, гагара должна разбежаться по воде. Мясо гагары практически несъедобное – пахнет рыбой и почти не разваривается.

Надо отметить кукш, самых настоящих воровок. Когда на улице у костра висит мясо или в открытой посуде оставлена еда, начинает хозяйничать кукша и отогнать ее невозможно. Она размером со скворца, но если ее ощипать, то останется одна голова.

Из хищников обычны канюки. Такое название свидетельствует об издаваемых ими звуками. Они устраивают большие гнезда на выступах скал или на высоких деревьях. Гнезда строят из палок и веток, высота гнезда достигает 1,5 метра. Это не какая-то корзина, а просто куча палок, наверху которой есть только небольшое углубление, где и сидят 2-3 птенца. Однажды, поднимаясь вверх по крутому склону, вплотную подошли к гнезду. Птенцы страшно закричали и приготовились к защите. Канюки парят в небе, описывая большие круги. С ними совместно живут какие-то маленькие птички,  видимо, они находятся под защитой канюков.

Трясогузки являются самыми многочисленными и очень симпатичными птичками. Они доверчивы к человеку и обязательно селятся в любом лагере. Скорее всего, их привлекают комары. Особенно доверчивы молодые трясогузки.  Бывало, сидишь у костра, а трясогузки прыгают по твоим ногам, рукам и даже забираются на голову, везде склевывая комаров. Приятные чувства испытываешь к ним, когда лежишь в палатке, а они топают по ее крыше, опять же охотясь на комаров. Выше уже описан случай, когда в одном из лагерей сразу три трясогузки воспитывали по своему кукушонку, хотя кукушек в тайге немного.

Кулички. Их много и разных. На плоских водоразделах, где есть болотины или озерки, встречаются крупные кулики с длинным шилообразным клювом. Они издают очень своеобразные звуки и близки к вальдшнепам. На речках и озерах гнездятся более мелкие представители, они смешно бегают по мелководью, а если надо, то и в воде плавают. Больше разновидностей куликов становиться под осень, видимо, часть их прилетает с побережья Ледовитого океана.

Утки. В 1954 году осенью, спускаясь на плотах по реке Виви, уже поздно вечером стали подыскивать место для ночевки. Впереди, на  повороте, появилась коса, на которой собралась масса уток, сгруппировавшихся для отлета. Мы замерли на плотах и в таком виде стали подплывать к ним. Когда до уток осталось 20-30 метров, сразу выстрелили из трех ружей. Что тут произошло? Полная паника! В результате поймали 14 уток, был хороший ужин.