Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Минеев А.И. Остров Врангеля. Издательство Главсевморпути, Москва – Ленинград, 1946 г.
Остров Врангеля – база экспедиции к «полюсу относительной недоступности» (1941)
Весной 1941 года остров Врангеля стал базой воздушной экспедиции в район «полюса относительной недоступности». Так называется обширное пространство, лежащее к северо-востоку от острова Врангеля. Этот район не посещался исследователями, и наука не располагала о нем никакими сколько-нибудь достоверными данными. Долгое время предполагалось даже, что в этом районе Полярного бассейна есть суша. На некоторых географических картах значилась пунктиром гипотетическая Земля Гарриса.
В 1927 году на дрейфующий лед у 77°04' северной широты и 175° западной долготы садился самолет американца Губерта Вилкинса, вылетевшего с мыса Барроу на Аляске с летчиком Эйельсоном. Вопреки предположениям ученых, Вилкинс земли не обнаружил. Мало того – при измерении глубины с помощью эхолота Вилкинс получил неожиданный результат: глубину в 5440 метров. Это была наибольшая из глубин, когда-либо измеренных в Северном Ледовитом океане.
Мысль об исследовании района «полюса относительной недоступности» давно занимала советских полярников. Экспедиция в этот район намечалась еще в 1938 году. Организовать и возглавить эту экспедицию поручали мне. Было заготовлено почти все снаряжение, но начавшийся дрейф ледокольного парохода «Седов» заставил отложить экспедицию. Особый интерес к этой экспедиции проявлял известный полярный летчик Иван Иванович Черевичный.
Осенью 1939 года совместно с профессором Н. Н. Зубовым он представил начальнику Главсевморпути обстоятельную докладную записку, где был изложен обоснованный план исследования района «полюса относительной недоступности».
Содержание этой записки дает полное представление о целях и методах исследования, поэтому приводим ее текст.
«Улучшение краткосрочных и долгосрочных метеорологических и ледовых прогнозов, столь необходимых для успешного освоения Северного морского пути, упирается в малую изученность гидрометеорологического режима Центрального Полярного бассейна.
Наши знания значительно увеличились после дрейфа станции «Северный полюс» и ледокольного парохода «Г. Седов». Но эти дрейфы протекали в секторе Арктики между Гренландией – Северным полюсом – Новосибирскими островами. Остальная, значительно большая часть Арктического бассейна представляет собой в буквальном смысле «белое пятно», где не только о режиме льдов и течений, но даже о рельефе дна мы имеем лишь весьма приблизительные представления.
Естественно, что в последнее время именно к этому району все чаще и чаще обращаются мысли полярных исследователей.
Амундсен предполагал продрейфовать через этот район к Северному полюсу на судне «Мод», что, как известно, успехом не увенчалось. Уилкнс готовится проникнуть в этот район на подводной лодке. Арктический институт подготовлял в этом районе дрейф на ледовом поле, организованный подобно тому, как был организован дрейф станции «Северный полюс». Организация этого дрейфа была отложена в связи с начавшимся дрейфом «Седова».
Одним из обстоятельств, значительно увеличившим значение дрейфа «Седова», является то, что дрейф «Седова» начался тогда, когда дрейф станции «Северный полюс» еще не кончился. Благодаря этому было осуществлено непрерывное наблюдение над Центральной Арктикой в течение 1937, 1938 и 1939 годов. В настоящее время дрейф «Седова» заканчивается. Между тем именно сейчас, когда в результате анализа дрейфа «Седова» удалось подметить и объяснить новые особенности дрейфа льда, наблюдения в Центральной Арктике особенно необходимы для окончательной проверки выведенных учеными правил и распространения их на необследованные районы Арктики.
В связи с изложенным представляется крайне желательным проведение в марте–мае 1940 года специальной воздушной экспедиции, которая в дополнение к обычной преднавигационной ледовой разведке произведет несколько посадок на лед. Во время этих посадок должны быть проведены по специально выработанной программе следующие наблюдения: измерения глубины моря, определения температуры, солености и морских течений на различных глубинах, определения магнитных, и других геофизических элементов, метеорологические и ледовые наблюдения.
Что ожидается от экспедиции?
1. В районе между Северным полюсом и материковой отмелью к северу от острова Врангеля, где на 73°30' северной широты и 175°30' западной долготы измерена глубина 154 метра, известна только одна глубина, измеренная в 1927 году Уилкинсом эхолотом с самолета. Эта глубина – 5440 метров на 77°46' северной широты и 175° западной долготы – является пока наибольшей глубиной Северного Ледовитого океана. Лежит она в советских водах. Сам Вилкинс в этой глубине сомневается.
2. Установление пределов распространения теплого глубинного Атлантического течения, открытого в Арктике Нансеном и обнаруженного в соответствующих районах во время дрейфа станции «Северный полюс» и ледокола «Седов». Можно будет не только определить это течение качественно, но и произвести количественные подсчеты, чего до сих пор не удалось сделать ни для одного из районов Центральной Арктики.
3. Установление зависимости дрейфа льдов от направления и скорости ветра для приврангелевского района, что уже сделано для районов дрейфа станции «Северный полюс» и «Седова».
4. Установление типичного для преднавигационного периода развития синоптических процессов в приврангелевском районе, что позволяет синоптикам в дальнейшем значительно вернее проводить изобары, подобно тому, как это случилось для районов, охваченных дрейфом «Седова» и станции «Северный полюс».
5. Проверка наличия и обоснование Великой Сибирской полыньи, тянувшейся от Новосибирских островов к острову Врангеля.
Новосибирская полынья была открыта Геденштромом к северу от Новосибирских островов в марте – апреле 1810 года, замечена также Санниковым в 1811 году, Анжу в 1821–1823 годах и Матисеном и Брусневым в 1902–1903 годах. Колымская полынья, являющаяся, по-видимому, продолжением Новосибирской, была открыта Врангелем в 1820–1823 годах. Надо отметить, что в навигацию 1939 года наши летчики во время своих полетов наблюдали к северу от Новосибирских островов громадные пространства чистой воды, в то время как пролив Санникова, например, был забит льдами.
6. Преднавигационная разведка льдов в Чукотском и Восточносибирском морях и попутный сброс буйков в различных пунктах.
7. Продолжение непрерывных наблюдений над льдами Центральной Арктики и определение их характера в приврангелевском районе».
Проект получил одобрение руководства Главсевморпути, однако практическое его осуществление было отложено на неопределенный срок.
В 1940 году экспедиция не состоялась. В тот год, работая на ледовой разведке, Черевичный зашел далеко в глубь Полярного бассейна и достиг 82° северной широты и 170° восточной долготы. Этот полет, по словам Черевичного, он совершил «в порядке подготовки к высокоширотной экспедиции: хотелось посмотреть, годятся ли льды в районе «полюса недоступности» для посадки тяжелого самолета».
Ему удалось обнаружить большие поля пакового льда, которые могли служить надежным аэродромом.
Экспедиция была снаряжена ранней весной 1941 года. Для нее была выделена тяжелая четырехмоторная машина «СССР Н-169» – одна из тех, что участвовали в экспедиции на Северный полюс. Экипаж самолета составили: командир И. И. Черевичный, штурман В. И. Аккуратов, второй пилот М. Н. Каминский, бортрадист А. А. Макаров, бортмеханики Д. П. Шекуров, В. П. Барукин и А. Я. Дурманенко. Научная группа была сформирована в составе директора Арктического института Я. С Либина, магнитолога-астронома М. Е. Острекина и гидролога Н. Г. Черниговского. Первоначальный проект Черевичного и Зубова подвергся некоторым изменениям. Вместо шести посадок Арктический институт счел возможным ограничиться тремя, которые должны были треугольником охватить значительную часть океана в районе «полюса относительной недоступности». Каждая сторона треугольника равнялась примерно 250 километрам. Это должно было обеспечить наиболее полное и всестороннее изучение района. Среди оборудования были три гидрологические лебедки: одна рассчитана на измерение глубин до 6000 метров, вторая до 3000 метров и третья до 100 метров. На пути к острову Врангеля, который был избран базой экспедиции, ей было поручено обследовать состояние льдов в высоких широтах на громадном пространстве, начиная от Земли Франца-Иосифа.
Старт был дан утром 5 марта 1941 года. Самолет шел по маршруту Архангельск – Амдерма – остров Рудольфа, затем по прямой к мысу Молотова, далее в высоких широтах моря Лаптевых и Восточно-Сибирского до острова Врангеля – всего около 6000 километров.
Острова Де Лонга были последней землей на пути к острову Врангеля. Дальше на протяжении свыше тысячи километров расстилался океан. Через десять часов полета показались высокие кучевые облака. За облаками выступили горы. Черевичный повел самолет над горами, набирая все время высоту, потом нырнул в какую-то лощину и почти до самой бухты Роджерс шел в горах.
Летчики с удовлетворением отметили, что аэродром на острове Врангеля содержится в образцовом порядке. Это значительно облегчило старт в район «полюса относительной недоступности».
Начальник полярной станции Николай Игнатьевич Оськин рассказал летчикам, что пишут и говорят на Большой Земле об экспедиции, – он заранее собрал довольно обширную информацию.
Когда отдохнувшие гости явились в столовую, там уже были в сборе все зимовщики. Были тут и представительницы коренного населения – жены эскимосов. Все мужское население находилось на промыслах. Посредине стоял длинный стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный яствами. Участников экспедиции усадили на почетные места. Завязалась дружеская беседа. Москвичи передавали столичные новости. Зимовщики рассказывали о жизни острова: за зиму они построили хорошую баню, зима оказалась удачливой для охотников – добыли много песцов. К началу навигации на мысе Блоссом устанавливался маяк для пеленгования. Зимовщики решили это строительство осуществить своими силами и средствами. Они сконструировали передающую станцию, подготовили оборудование, сделали палатки. Обязанности радиста на маяке «по совместительству» решил выполнять учитель, овладевший за зиму специальностью радиста. Ни людей, ни аппаратуры не надо будет доставлять с материка.
Экипаж отдыхал три дня.
Как только закончился этот «отпускной период», началась усиленная подготовка к полетам. Механики возились у машины. Цистерны с горючим подвозились на собаках. Черевичный установил строжайший контроль над багажом и безжалостно выкидывал все, без чего, по его мнению, можно было обойтись.
Первый полет задержали сильные ветры. Наконец, 26 марта тронулись в путь. Технические условия самолета «СССР Н-169» предусматривают максимальный полетный вес машины в 24,5 тонны. Самолет весил несколько больше. И все же доотказа перегруженная машина оторвалась легко и быстро. Лететь на большой высоте, над горами, перегруженный самолет не мог. Поэтому Черевичный направился в обход острова Врангеля с восточной стороны. Примерно через полчаса после старта начало трясти крайний правый мотор. Устранить неисправность в воздухе не удалось. Решили возвращаться. Предупредили об этом остров Врангеля. Там поднялась тревога. Зимовщики собрались на посадочной площадке. Все сильно нервничали. Наконец, показалась машина. Плавно, без единого толчка она коснулась снежного покрова и остановилась.
– Ну, самое худшее мы испытали, – сказал Черевичный, спускаясь по стремянке из люка. – Теперь не то что на полюс, а к черту в зубы лететь можно!
На следующий день все четыре мотора работали исправно. Но ветры задули с новой силой. Несколько дней пришлось ожидать благоприятной погоды. Наконец, 2 апреля машина оторвалась от земли. Полет протекал при ясной, безоблачной погоде. В начале полета летчики наблюдали только годовалый, слабый лед, но за 77° пошли мощные паковые поля. Самолет опустился в районе «полюса относительной недоступности» на 81°02' северней широты и 180° восточной долготы.
На льдине сразу же закипела работа. Аккуратов и Черниговский рубили лунку. Либин с механиками собирали механическую лебедку. Каминский приступил к устройству палаток. Макаров поставил радиомачту и вскоре наладил двустороннюю связь. Завязалась оживленная радиопереписка с береговыми станциями. Москва запросила о здоровье экипажа, о настроении, просили подробно сообщить о том, как устроились, что делают. Ширшов прислал короткую телеграмму: «Чертовски завидую вам, сожалею, что не с вами». Редакции газет требовали подробнейших информаций. Летчики едва успевали отвечать на вопросы.
Не прошло и двух часов с момента посадки, как льдина была уже обжита. Над прорубью стояла готовая к действию лебедка. Самолет и четыре палатки, выстроившиеся в ряд, образовали как бы улицу; другую сторону «улицы» представляла линия флажков.
В палатках уютно шипели примусы. В центре льдины высилась металлическая мачта макаровской радиостанции. Над лагерем гордо развевалось алое полотнище с портретом товарища Сталина.
Дрейфующий лагерь на льдине № 1 приступил к нормальной работе.
Заработала лебедка. В океанские глубины пополз тонкий стальной трос. Предполагалось, что здесь будет обнаружена одна из максимальных глубин океана. Но на глубине 2647 метров автоматический тормоз вдруг сработал. Это было так неожиданно, что гидрологи не хотели верить показаниям счетчика. Они решили, что тормоз, вероятно, испортился, и продолжали опускать трос. Потом начали подъем. Трос шел мотками, – видимо, он запутался на дне. Лот принес придонный грунт.
Сомнений больше не оставалось: глубина на «полюсе относительной недоступности» оказалась гораздо меньшей, чем предполагалось.
– Придется, пожалуй, переделывать географические карты, – задумчиво сказал Либин. – Вилкинс, надо полагать, ошибся.
– Значит, будем считать, что первый день у нас не прошел даром, – с удовлетворением отметил Черевичный.
Вторые сутки пребывания экспедиции на льдине ознаменовались радостным событием: удалось установить прямую радиотелефонную связь с Москвой. В Москве у аппарата был начальник Главсевморпути И. Д. Папанин, со льдины говорили с ним Черевичный и Либин.
– Как расположились? – спросил Папанин.
– Привет, Иван Дмитриевич! Расположились хорошо. Живем в двух палатках. В них сравнительно тепло.
– Какая у вас погода?
– До сих пор была ясная. Дул слабый ветер. Сейчас метеорологические условия несколько ухудшаются. Термометр показывает тридцать пять градусов мороза.
– Каковы данные льдины?
– Льдина хорошая. Толщина ее два метра. Она ограждена грядами торосов.
– Сколько дней намерены работать? Как себя чувствуют участники экспедиции?
– Предполагаем закончить все работы за пять-шесть дней: Чувствуем себя великолепно. Всем шлем горячий привет!
Черевичный немного «недооценил» возможности экспедиции: намеченная программа работ была выполнена досрочно – за четыре с половиной дня. Каждый работал за двоих, за троих. Не сладко приходилось маленькому коллективу: трудно было Аккуратову, выполнявшему обязанности метеоролога, каждые три часа вылезать из теплого спального мешка на тридцатипятиградусный мороз, чтобы производить метеорологические наблюдения, но он поднимался и шел работать с точностью хорошо заведенного механизма; у Макарова, часами работавшего на ключе, деревенели от холода пальцы – радист повесил возле ключа примус и продолжал держать связь; механики по десять-двенадцать часов возились на открытом воздухе с моторами, а затем, даже не отдохнув, переходили к гидрологическим лебедкам; Каминский обеспечивал членов экспедиции бесперебойным питанием и умудрялся выкраивать из своего более чем скромного бюджета времени несколько часов на расчистку аэродрома; Либин, Черниговский и Острекин непрерывно, днем и ночью вели научные наблюдения.
Пример исключительной работоспособности и невероятной выносливости подавал Иван Иванович Черевичный. В эти дни он превзошел самого себя. Трудно было установить, когда он спит, когда отдыхает. В любое время суток его, бодрого, неутомимого, можно было видеть во всех концах лагеря. Пилот превращался то в гидролога, то в грузчика, то в фотокорреспондента, то в механика, то в метеоролога. Своей неиссякаемой энергией он заражал весь экипаж.
Экспедиция собрала ценнейший материал по гидрологии, гидрохимии, метеорологии, актинометрии, астрономии, земному магнетизму и гравитации. Вторично измерили глубину моря. И на этот раз лот достиг дна на глубине всего 2427 метров. Первый результат, следовательно, не был случайным.
8 апреля утром (по московскому времени это был вечер 7 апреля) экспедиция приступила к ликвидации ледового лагеря. Погрузили палатки, оборудование, инвентарь в самолет, и «летающая лаборатория» покинула льдину № 1. Иван Иванович на прощанье снял льдину с воздуха «лейкой».
На острове Врангеля «воздушный экспресс «Москва – полюс недоступности», как окрестили летчики свой самолет, простоял всего один час. Высадив на острове Острекина и Черниговского и выгрузив научные приборы и материалы, Черевичный улетел на мыс Шмидта. Здесь после пятичасового беспробудного сна экипаж устроил «культпоход» –летчики с наслаждением парились в бане, которую заказали еще со льдины.
Вдоволь отдохнув, вечером 12 апреля летчики перелетели на остров Врангеля и через четыре часа снова стартовали на север.
Лагерь был разбит на 78°27' северной широты и 176°40' восточной долготы. Хоть и долго выбирали льдину, все же она оказалась не из идеальных: вся в жестких застругах. Впрочем, дефекты поверхности льдины ничуть не отразились ни на самолете, ни на его экипаже. Во всем же остальном она не давала поводов к жалобам: это была крепкая, добротная льдина, надежная база для лагеря.
Количество сооружений увеличилось: теперь было уже пять палаток – пятую захватили на острове Врангеля. Каминский внес ряд усовершенствований и улучшений в быт и благоустройство лагеря. Для удобства населения лагерные сооружения были перенумерованы и поименованы. Большая палатка получила название «Дворец Советов», палатку механиков окрестили «Домом техники», палатку астронома – «Домом науки»; камбуз, занимавший угол в самолете, назвали «Рестораном Арагви». Идя навстречу интересам потребителей, Каминский открыл в гидрологической палатке филиал своего ресторана под названием «Буфет-закусочная».
Обедали два раза в сутки. В меню входили: зернистая икра, пельмени, суп картофельный с грудинкой, жаркое, оленьи отбивные, кисель, кофе с молоком, чай.
С материком поддерживалась регулярная связь. Два-три раза в день радист мыса Челюскин Пикус по собственной инициативе передавал краткие сообщения о важнейших событиях, и члены экспедиции всегда были в курсе того, что делается в мире. Бесчисленные радиограммы постоянно напоминали им о том, что родина заботится о них, внимательно наблюдает за их жизнью и работой.
Черевичный во время одной из своих экскурсий по льдине набрел на свежие следы песца. Это открытие произвело в лагере фурор: раз есть песец, значит неподалеку должен быть белый медведь. И действительно, назавтра же медведь пожаловал в гости.
В медведя не стреляли, а попросту прогнали его вон с территории лагеря. Зверь, озираясь, побрел к своим торосам.
Скоро медведь, видимо, соскучившись в пустынных льдах, снова пожаловал в гости. На этот раз его внимание почему-то привлекла металлическая мачта. Он доверчиво приблизился к ней, обошел кругом и лизнул языком. На двадцатишестиградусном морозе металл обжигал, как огнем. Взревев благим матом от неожиданности и боли, медведь пустился вскачь подальше от этого страшного предмета. Однако любопытство взяло верх над страхом. Медведь еще раз пришел в лагерь. Но теперь он старательно обходил ненавистную мачту, делая большой крюк в сторону. Лагерь на льдине № 2 просуществовал четыре дня. Промеры показали здесь еще меньшую глубину – всего 1854 метра. Экспедиция взяла для исследования пробы воды с различных горизонтов, определила скорость и направление дрейфа, произвела лов планктона и выполнила ряд других научных наблюдений. 17 апреля самолет «СССР Н-169» покинул льдину.
Вскоре самолет приземлился на острове Врангеля. Там участников экспедиции ждали прилетевшие на остров накануне экипажи двух других самолетов – Мазурука и Бузаева.
На следующий день Мазурук и Бузаев улетели. Проводив их, экипаж самолета «СССР Н-169» стал готовиться в третий и последний полет в район «полюса относительной недоступности».
Папанин дал задание третью посадку произвести по возможности вблизи 80° северной широты и 170° западной долготы.
Летчики получили прекрасный прогноз погоды, но сама погода, к сожалению, оказалась отвратительной. Облака закрыли солнце. Пробить облака самолету не позволял большой полетный вес, и тяжелая машина шла под облаками, в 200 метрах над океаном. Самолет достиг уже 80°, но снегопад и плохая видимость не позволяли произвести надлежащий осмотр льдины. Посоветовавшись с экипажем, командир принял решение идти дальше. Быть может, севернее погода будет лучше!
Самолет достиг уже 82°10', однако погода не только не стала лучше, а наоборот, ухудшилась. Дальнейший путь на север был закрыт: стена тумана опускалась до самого льда.
Корабль метался из стороны в сторону, пытаясь пробиться через преграду, найти где-нибудь лазейку, но безрезультатно. Дороги вперед не было. Самолет лег на обратный курс. Погода понемногу стала улучшаться, однако солнце по-прежнему было закрыто облаками. Без солнца на льдине не видно теней от заструг, трудно определить, пригодна ли поверхность льда для посадки самолета. И хотя Иван Иванович вел машину на бреющем полете, кроме огромных торосов на краях льдин он ничего различить не мог.
Наконец, сквозь облака проглянуло солнце. Улучшилась горизонтальная видимость. Штурман бросил на льдину две дымовые бомбы. Самолет несколько раз прошел совсем низко над нею. Казалось, что льдина ровная, но первое впечатление было обманчиво: едва лыжи коснулись льда, машину подбросило. Два-три толчка – и самолет остановился. На подошве левой лыжи была обнаружена трещина.
Обосновавшись на новом месте, научные сотрудники с помощью членов экипажа, как обычно, развернули исследовательские работы. Либин с Шакуровым занялись измерением глубин. Все участники экспедиции с большим интересом ждали результатов промера в месте, находящемся восточнее двух прежних посадок: лот опустился до 4341 метра, то есть почти на 800 метров глубже, чем на льдине № 1.
Спустя три часа после посадки Острекин объявил результаты первой обсервации: 80° северной широты, 170° западной долготы. Это вызвало взрыв восхищения по адресу штурмана Аккуратова: самолет находился именно в той точке, которую указал Папанин.
Последние три дня часть экипажа была занята расчисткой от торосов и заструг взлетной дорожки. Это была поистине труднейшая работа – сгладить площадку длиной свыше полукилометра и шириной в 20 метров, похожую больше на внезапно окаменевшую поверхность неспокойного моря, чем на плоскость льдины. Основная тяжесть этой работы пала на плечи Черевичного, Каминского и Дурманенко. В свободные часы им помогали остальные участники экспедиции.
28 апреля лагерь № 3 прекратил свое существование.
Экспедиция закончила выполнение программы научных работ. За пятнадцать дней первая воздушная высокоширотная экспедиция проследила путь дрейфующих льдов, произвела двадцать три астрономических наблюдения, позволяющих установить генеральное направление и скорость дрейфа, осуществила несколько промеров глубин, результаты которых в корне меняют прежние представления об этом районе, обнаружила наличие теплых вод и определила толщину слоя теплого течения, собрала около двухсот проб воды для анализов, провела обширные метеорологические, магнитные и гравитационные наблюдения, изучила характер и расположение льдов. С карты Советской Арктики было снято еще одно «белое пятно».
«Прощай, полюс недоступности! – записал 28 апреля Черевичный в дневник. – Успехи советских полярников сделали бессмысленным это название».
На острове Врангеля в годы отечественной войны
Впереди рисовалось много радужных планов. Но грянула война. Немецкие фашисты напали на Советскую страну, и на далеком острове Врангеля жизнь перестроилась по-новому, на военный лад.
Весть о вероломном нападении гитлеровских полчищ на Советский Союз потрясла весь коллектив станции и фактории. Как только вырывалась свободная минута, люди наведывались в радиорубку, и новости передавались из уст в уста.
Арктика в те дни готовилась к навигации. Над льдами патрулировали самолеты полярной авиации. Радисты Врангеля перехватили несколько телеграмм летчиков, запрашивавших у Москвы разрешение покинуть трассу и вылететь на фронт.
Враг продвигался в глубь страны. Через тысячи километров радио уносило вести о смертельной опасности, нависшей над родиной. 3 июля 1941 года, когда выступал товарищ Сталин, по вызову парторга в кают-компании собрались все, кто был на Роджерсе. Затаив дыхание, полярники слушали взволнованные, суровые слова вождя.
Чем помочь стране в час военной опасности? Эта мысль занимала всех. И люди находили один ответ: работать как можно напряженнее, мобилизовать все местные ресурсы, побольше требовать от себя и поменьше от государства, стараться выполнять все задания с наименьшей затратой средств и сил. В эти суровые дни хорошо пригодился полярникам весь тот огромный опыт, который накопил коллектив за последние годы.
Суда и самолеты, оперирующие в Восточном секторе Арктики, не имели оснований жаловаться на радиосвязь с островом Врангеля.
Отличной школой для радистов острова явилась работа по обслуживанию экспедиции на самолете «Н-169». Радиотехник А. Д. Швецов, опытный полярник, прибывший на остров еще в сентябре 1940 года, во время экспедиции Черевичного, применил новый способ заземления – в бухту Роджерс было спущено оцинкованное железо, что значительно повысило слышимость.
Зимой 1940/41 года Швецов организовал занятия по подготовке учеников-радистов. Два из них – эскимоска Тамара Еремеева и учитель школы Самойлов – показали хорошие успехи.
Еремеева принимала и передавала до 120 знаков в минуту и с февраля была допущена к самостоятельной вахте. Самойлов, научившийся принимать и передавать до 100 знаков в минуту, летом 1941 года был назначен мотористом-радистом на мыс Блоссом, где полярники организовали выносной радиопункт.
Для организации выносной рации потребовался небольшой передатчик. На складе в бухте Роджерс такого не было.
Тогда Швецов взялся сам собрать его из имевшихся под рукой материалов и деталей. Для намотки катушки контура и вариометра, ввиду отсутствия провода ПШД, он использовал звонковый одномиллиметровый провод двойной обмотки, покрыв его для прочности шеллаком. Ящик из-под запчастей «Дозор» послужил отличным каркасом. Монтаж производился по схеме Мейснера. 20-ваттный длинноволновый рейдовый передатчик, рассчитанный на диапазон от 550 до 800 метров, оказался вполне удачным. Предварительно он был испытан на связи с мысом Шмидта, а затем неплохо показал себя на мысе Блоссом. Весил он около 2 килограммов, а по габариту был чуть побольше ящика из-под катушек приемника «ПД-4». Рация на Блоссоме работала ключом и телефоном. Слышали ее хорошо и в бухте Роджерс, и на мысе Шмидта.
Выносной филиал на мысе Блоссом с тех пор работал ежегодно, несмотря на значительно уменьшенный штат станции. Как только наступал навигационный период, филиал возобновлял свою работу и давал сведения, необходимые для морской и воздушной навигации.
С начала войны был установлен твердый порядок радиообслуживания жителей острова. Два раза в сутки принимались передачи радиоцентра мыса Шмидта, два раза – через Хабаровск – московский выпуск последних известий, а также все специальные передачи Москвы. Репродукторы были установлены в кают-компании и в доме охотников-эскимосов.
Каждый старался в чем-либо проявить инициативу, внести свой хотя бы маленький вклад в улучшение хозяйства и работы станции. Механик Г. В. Романов обязался в кратчайший срок восстановить трактор, который осенью 1910 года при погрузке на пароход затонул на середине бухты Роджерс вместе с кунгасом. Трактор взяли на буксир двух катеров и протащили по дну к берегу. Сразу же, как только стало возможным добраться до трактора, с него сняли магнето, открыли все пробки, разъединили трубопроводы, несколько раз провернули мотор и дали в цилиндры масло. В полузатопленном состоянии трактор продержался в дни осенних штормов и ледостава. При замерзании бухты было решено, околов лед, завести трактор и своим ходом выйти на берег. В январе Романов, вместе с учеником-мотористом Анакулей, 10 дней потратил на то, чтобы привести трактор в рабочее состояние. Все же в конце концов пришлось отложить эту работу до более теплого и светлого времени – трактор никак завести не удавалось. Морозы в это время доходили до 35 градусов, а светлое время длилось не более 4–5 часов. В начале марта был объявлен аврал по спасению трактора. В течение 6 дней Романов и Анакуля разбирали мотор, очищали все детали от ржавчины, нагара и соли, протирали клапаны, просматривали подшипники, меняли прокладки, очищали трубопроводы и баки.
Анакуле было тогда 30 лет. Он с большой охотой пошел в ученики-мотористы. Всю зиму 1940/41 года он неутомимо постигал премудрости новой для него профессии. Он помогал механику во всех его работах. Работая на исправлении трактора, Анакуля как бы держал последний экзамен. Романов поручил ему вести отремонтированный трактор в поселок.
В навигацию 1941 года к острову подходили два парохода – «Анадырь» и «Вихрь». В сентябре произошла смена коллектива полярной станции. Из прежнего состава остался только радист А. Д. Швецов. Начальник новой смены И. Ф. Битрих сразу же организовал постройку на станции радиомаяка. Земляные работы производились авралом. В них участвовал весь коллектив.
Обслуживание радиомаяка сначала было поручено вновь прибывшему радиотехнику Безменову. В мае 1942 года на радиомаяк перевели Швецова, а Безменов ушел на выносной радиопункт мыса Блоссом. Швецов и на новой работе проявил свой рационализаторский талант: он собрал в один пук все антенные вводы и взял их на растяжку так, чтобы вводы не раскачивало ветром. Благодаря этому исключались обрывы даже при сильном ветре.
Битрих перестроил охотничье хозяйство применительно к наличию людей и средств. Охотники объединились в одну артель и поселились на южном берегу острова. В число охотников вступили окончившие школу-интернат Альхпауна и Андрей Попов. Нанаун возглавлял артель и взял себе в помощники Альхпауна. За время работы на станции Нанаун приобрел разносторонние знания, привык к планомерному и упорному труду. Его жена – маленькая Маруся – стала хорошей хозяйкой и матерью. В ее избушке всегда было чисто и тепло. Она много времени уделяла своему малышу и помогала Нанауну.
Ледовая обстановка в Чукотском море летом 1942 года была очень тяжелой. Очередная смена не смогла добраться до острова. Смена Битриха осталась работать на острове второй год.
Объем радиопередач в 1942 году резко вырос. В третьем квартале 1942 года, кроме основных сводок, рация передала 1139 сводок авиапогоды и 255 часов вела беспрерывное наблюдение за самолетами. В поселке прибавилась еще одна точка радиовещания – комната врача.
Пришли великие дни побед под Сталинградом, под Великими Луками, под Ленинградом. Красная Армия уже не выпускала из своих рук боевой инициативы. И на далеком острове, затерявшемся в ледовитом море у северо-восточного угла нашей родины, теперь с каким-то особым вдохновением шла обычная, будничная работа. За все время не было ни одного срыва сроков подачи авиапогоды, план научных работ перевыполнялся.
Летом 1943 года, по примеру Большой Земли, врангелевцы решили заняться «огородничеством». Расконсервировали теплицу. В ней, без отепления, вырастили тридцать с лишним килограммов свеклы, капусты, салата, 700 штук редисок. Этот опыт продолжала потом и новая смена, прибывшая в 1943 году на ледоколе «И. Сталин».
В качестве начальника смены снова приехал Петр Васильевич Жимоленков. Люди острова встретили его как старого знакомого. Но многих старожилов не досчитался Жимоленков. На песчаной косе бухты Роджерс навеки успокоились Кмо, Степан Попов, Инкали. Инкали умерла весной 1942 года. До самых последних дней своей жизни она никому не отказывала в мудром совете или помощи. Ее гроб несли на руках до могилы самые знатные люди острова.
В жизни острова имя Инкали останется навеки. Там, где ручей Хрустальный прорезает Центральную гряду, образуя узкое каменистое ущелье, в самом центре Земли Врангеля стоит массивная, высокая гора. Она носит имя эскимоски Инкали, рука об руку с первыми советскими хозяевами острова преодолевшей трудности освоения безлюдной земли.
Новая смена пробыла на острове до 1945 года. Коллектив состоял из 10 человек: радистов Угольнова и Жомова, фельдшера Мухиной, аэролога Вагатовой, метеорологов Балюка и Стефановича, повара Чубурковой, механика Грика и каюра-служителя Тищенкова. Трудились дружно и напряженно. Держалась круглосуточная судовая вахта, велись круглосуточные (ежечасные) метеорологические наблюдения. Отлично в эти годы работал ветряк – за два года полярники не израсходовали ни одного килограмма горючего и получали энергию только от ветряка.
В начале зимы 1943/44 года вновь открылась школа-интернат, бездействовавшая первые годы войны. В ней стали обучаться семеро детей эскимосов и двое русских.
Несколько раз за эти годы прилетали самолеты. Они привозили письма, газеты, журналы, книги.
В свободные от работы часы полярники занимались промыслом. Особенно страстными охотниками оказались Грика, Балюк и Угольнов. За 1943/44 год они сдали на склад фактории 7 медвежьих шкур и 600 килограммов моржового сала. Эскимосы за этот сезон добыли 45 медведей и сдали фактории 4 тонны моржового сала, несколько моржовых туш отправили в бухту Провидения и на мыс Шмидта.
Война не подорвала эскимосские хозяйства. Охота была удачной. На складе фактории имелось все необходимое для промысла и для обихода промышленников. За удачный промысел в сезон 1943/44 года и перевыполнение плана заготовки пушнины эскимосы Нанаун, Анакак и Анакуля были награждены значками охотника-отличника.
В декабре 1945 года правительство отметило высокими наградами большую группу полярников; в числе удостоенных награждения медалью «За трудовую доблесть» был один из старейших поселенцев острова Врангеля, передовой промышленник – эскимос Нанаун.
Так жил и работал коллектив полярников острова Врангеля в суровую и героическую пору Великой Отечественной войны Советского Союза.
Война отложила на некоторое время проведение ряда мероприятий по дальнейшему развитию островного хозяйства. Победоносное окончание Отечественной войны открывает новую страницу в истории острова, позволит хозяйству острова расти так же бурно, как бурно растет хозяйство всей Советской Арктики.
Иллюстрации
Капитан П. Г. Миловзоров
И. М. Павлов
Г. Г. Петров во время объезда охотничьих становищ (Зима 1935/36 г.)
Г. Г. Петров – начальник полярной станции в 1935 – 1336 гг.
Г. А. Ушаков (снято на Северной Земле в 1931 г.)
Перед отъездом на топографическую съемку. Справа налево: эскимос Анакуля, А. И. Минеев, И. М. Павлов.
Коллектив полярной станции, 1929 г. Сидят (справа налево): врач – Н. Е. Синадский, начальник станции А. И. Минеев, В. Ф. Власова; стоят: гидрометеоролог К. М. Званцев, повар Петрик, В.Ф. Боганов, зав. радиостанцией Ф. Т. Шатинский
Апрель. Казанский загорает
Н. И. Оськин с метеорологом Сашей Маленьким
Леонид Васильевич Громов
Тан
Инкали
Триангуляционный знак на горе Перкаткун
Повар И. С. Кузякин
Метеорологическая площадка в бухте Роджерс
Ледокол «Литке»
Геолог М. Т. Кирюшина
Поселок в бухте Роджерс
На «полюсе относительной недоступности». Водружение флага
Подъем затонувшего трактора
Поселок в бухте Роджерс. 1940 г.
Поселок в бухте Роджерс. 1940 г.
Ю-13 в бухте Роджерс. 1927 г.
Сбор яранги
Мемориальная доска на могиле доктора Вульфсона
Могила доктора Вульфсона
Подъем ветряка в бухте Роджерс. Осень 1937 г.
Ветряк заработал
Постройка теплицы
На «полюсе относительной недоступности». Магнитные наблюдения
Светильники чукчей: а – из дерева; б – каменный
Оборудование агры
Постройка агры
Примус для бензиновой печи
Бензиновая печь
Бензиновая свеча
Калорифер для санных поездок
Карты
1881 г. Карта Берри
1919 г. Карта составлена И. П. Толмачевым по наблюдениям экспедиции Северного Ледовитого океана на ледокольном пароходе «Вайгач»
1930 г. Карта Г.А. Ушакова
1933 г. Карта К. А. Салищева, составленная на основании воздушной съемки, работ А. И. Минеева и расспросных сведений, собранных у эскимосов. Опубликована в сборнике «Arctica» №1, 1933 г.
Маршруты геолога М. В. Громова
Расселение промышленников на острове в 1934 году
Карта острова, составленная Л. В. Громовым по материалам экспедиции 1938 – 1941 гг.
Границы области недоступности: ------ в 1800 году; •••••• к 1925 году; •-•-• в 1875 г.; ▬▬ в 1941г. Полеты Черевичного в район «полюса относительной недоступности» на самолете «СССР Н-169»
