Источник: Библиотека экстремальных ситуаций
Справочно-методический сборник в 35 томах
Редактор и составитель Лучанский Григорий
Москва, ФГУНПП «Аэрогеология», 1995 г.
Широка наша страна, широка до необъятности, а во времена не столь отдаленные была еще шире. Пройти ее от Западных границ до Восточных было всегдашней мечтой и завершением высшего землепроходческого образования велопутешественников всех поколений. Однако одолеть эти 10 с лишним тысяч километров в один приём было уделом только профессионалов, ибо любитель не мог отвлечься от работы на несколько месяцев. Я проходил подобные трансконтинентальные маршруты по частям в трудовые отпуска. За несколько лет, таким образом, составлялся неразрывный маршрут. Скажем, от Находки через Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Читу, Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Омск, Екатеринбург, Казань, Москву до Мурманска. Или второй: от Советской Гавани по БАМовским трассам через Тайшет, Абакан, Барнаул, республики Средней Азии, юг России, Украину, Белоруссию до Бреста. А позднее и до Ла-Манша...
Но если не пройти за один отпуск страну на велосипеде вдоль, то может быть, можно пройти поперёк? В самой широкой своей материковой части от Амдермы на севере до Кушки на юге страна раскинулась на 3840 километров по прямой. На этом меридиане и Урал - «Опорный край державы», и дорог достаточно. На север из Москвы легко заброситься поездом до Воркуты. Так же быстро можно вернуться самолетом в Москву из Алма-Аты после 4-5 тысяч велосипедных километров. А 1982 год просто предлагал себя для этого маршрута - 60-я годовщина образования единого и нерушимого...
К этому времени я имел почти 30-летний опыт спортивных путешествий и возраст, едва переваливший за 50. В пору зрелости вступил и мой велосипед, закончив в основном приспосабливаться к дальним неведомым дорогам, став максимально прочным, надежным, легким и складным, за что и был вскоре награжден Серебряной медалью ВДНХ как велосипед для дальних туристских путешествий.
Вопросы экипировки решались просто, не на Северный полюс едем. Достаточно предвидеть все возможные варианты погоды при плюсовых температурах воздуха; аварийный запас продуктов питания, запчасти, инструмент, полиэтиленовая пленка, заменяющая палатку, спальный мешок и прочее общим весом 10-12 килограммов. Все это размещается в переметных сумках на заднем багажнике, в просвете рамы, на руле.
9 июля выехал поездом в Воркуту. Чем дальше поезд уходил на север, тем пристальнее я смотрел в окно: все понятно - ни погоды, ни дорог. Единственное, что есть, это пока 12 градусов тепла. Но вот она и Воркута, четверть миллионный город на вечной мерзлоте за Полярным кругом. А в недрах вокруг 200 миллионов тонн угля без примесей серы и фосфора, почти половина - коксующегося. Обжили люди Заполярье - многоэтажные дома, магазины, столовые, даже музей есть. Уютный город, но еще не вечер, да и какой на Севере летом вечер, пора в дорогу. Богат светом Север летом. Позади остались хозяйственные службы городских окраин и все заводнила собой мохово-лишайниковая тундра. До плоского горизонта, до неба, до сизых туч вдали.
Вдоль железнодорожного пути ехать - не ехать, а идти можно безбедно. Даже вариант есть: на юг идет проселок, говорят - до приворкутинского совхоза и даже куда-то дальше. Попробуем. Грязно, лужисто, но удивительная грязь - на колеса не налипает. Хорошо, а то случается на земле и другая грязь, например, в Барабинской степи в Сибири. Та в начале дождя скользкая, как мылом намыленная, а когда размокнет, вязкая становится, как эпоксидная смола. Налипает на колеса и обувь неподъемными комьями.
Воркутинский дождик в июле уже осенний, мелкий моросящий. Количество осадков здесь чуть поменьше, чем в Москве, во что даже с трудом не верится. А все потому, что здешнее отношение испарений к осадкам составляет 0,44. Как же этот край не утонул в хлябях до сих пор? Как бы то ни было, а расхлебывать эти осадки нам с «Белым лебедем» - такое название прилипло к моему окрашенному традиционно в белый цвет велосипеду. Так я подбадривал его на дорогах по вечной мерзлоте Магаданья. В межведомственных шоферских гостиницах для регистрации в журнале спрашивали, какая у меня машина.
- «Белый лебедь», - говорю. - Вон под окошком стоит. Смеялись и в ночлеге никогда не отказывали...
Но вот и пригородный воркутинский совхоз. По крайней мере, его скотный двор. У скотников руки, закатанные до локоть и в крови.
- Обычное дело. Стоят корове прилечь на землю и она уже больше не встанет - переохлаждение. Прирезали.
Дальше дорога идет в неизведанную даль и ныряет в такие глубокие реки и лужи, что даже Камчатскую Бабью тундру, по которой геологи с вьючными лошадьми идут со скоростью 7 километров в день, вспоминать не страшно.
Вот навстречу в веере фонтанов гусеничный вездеход то ли военных, то ли геологов. Расспросить бы, да разве остановишь? Надо уходить вправо, к железной дороге, она хоть известно, куда идет, да и отсыпана до 67 параллели мелким местным гравием. По полотну, по бровке с ладошку шириной правее шпал иногда ехать можно. А поезда не то что на Транссибе, через четыре минуты, а всего несколько в день. Здесь, по слухам, железнодорожники в честь какого-то юбилея и группе мотоциклистов разрешили проехать по полотну.
Первый мой ночлег в пути был совместным со сплавщиками на железнодорожной станции Хановей. Водники проплыли по Усе большую часть ее 654-километровой протяженности, делятся опытом и антикомариной жидкостью. Теперь они в теплом вагоне возвращаются домой, а я мелкий холодный дождь и крупный, но тоже холодный песок разминаю в сторону Сивой Маски. А почему маска сивая? Спонтанно возникшие кустики становились все выше, группируясь в рощицы, а потом и в леса. Так вот, лесоповальщики в морозы закрывали лица масками, а от дыхания изморозь делала их сивыми.
Первые неприятности: на вязкой дороге стали рваться спицы в заднем колесе. А до Полярного круга еще день-два пути. Питаться приходится в основном из мешка - у железнодорожников напряженка, голодно и холодно из-за частых и длительных отключений электроэнергии. Не голод, но жесткий режим экономии. Не то, конечно, что у Федора и Павла Конюховых на Севере, когда росомаха утащила продукты, и они вынуждена были питаться невкусным ягелем. Фёдор не мог его есть даже с солью.
Однако я на Полярном круге. 3-дневный маршрут по Заполярью сменился маршрутом по Приполярью. Свободного времени нет, оно уходит на ремонт велосипеда. Особая забота о покрышках. Езда по шпалам очень способствует отслоению корда, на покрышках образуются вздутия. Выпрашиваю у железнодорожников голенища от сапог (женские помягче), прокладываю с клеем места вздутия изнутри, прошиваю по борту леской. К счастью, главная беда миновала на всем протяжении 800-километрового участка железнодорожного маршрута: пассажиры у этой железной дороги - шахтеры в основном, и пьют они не только кефир. Обочины у полотна сплошь в битых бутылках, порезать покрышку ой как легко.
До Инты основательно ознакомился с процессами ремонта железнодорожного пути: суфляж, чикварка. Последнее - это смещение железнодорожного полотна в сторону настолько, чтобы устранить углы на стыках рельс, вызванные температурным удлинением их. Трудоемкая работа, помогаю при случае. Иногда ночую в казармах железнодорожников. Вообще, ночлег не проблема, железнодорожная цивилизация включает в себя составным элементом и «железнодорожные гостиницы» - будочки-тепляки для обогрева ремонтных бригад. Какое-никакое, а от дождя укрытие и крыша над головой на ночь. Холодно? Верно, но на холоде меньше комаров.
На каждом километре встречи с интересными людьми. Вот солидная река Кожим и посёлок при железнодорожной станции. Пережидаю дождь под козырьком крыши у зеленого домика. Хозяин, 72-летний Дмитрий Дмитриевич, приглашает в дом. В горнице на ковре боевые медали, портрет Сталина. Боевой сержант-молдаванин на своей Катовщине после войны пошёл в гору, в председателях сельсовета ходил. Но недостача в кассе обнаружилась в 500 рублей. Он и не брал, а на Север на 10 лет загремел. Вскоре был реабилитирован, но не ехать же домой в арестантской робе. Остался подзаработать, да и прижился здесь с женой-молдаванкой. Привязывает Север к себе и физиологически, южнее Вологды душит их кашель наподобие астмы.
Вот и добрались мы до города Печора. Река солидная, в устье шире Волги. И город знатный получился. Великую будущность предсказывал этим местам ссыльный В.А. Русанов. На высоком берегу благодарные зыряне соорудили ему впечатляющий памятник. А я изучаю возможность зарулить покруче на юг, подплыв к газоносной цивилизации Вуктыла. Географическая карта показывает, что оттуда уже есть стабильные дороги на юг. Аборигены вовремя поправляют: нет там никаких дорог, это наше российское самолюбие себя ублажает, выдавая за дороги зимники. Летом это обыкновенная топь. Двумя годами раньше я в Якуток залетел, надеясь по обозначенной на всех картах дороге прокатиться на Вилюйск, а там и рукой подать до Мирного. А когда спросил у военных, где здесь дорога на Вилюйск, они заудивлялись:
- Мы в сотне километрах отсюда в Бердигестяхе призыв проводим или до апреля или после ноября, когда зимник установится. Поезжай лучше в Хандыгу, дотянули, наконец туда дорогу.
В прежних поездках образовалась задолженность, к Хандыге я подъезжал от Магадана, а дальше пересаживался в самолет. Поехал. Интересная оказалась дорога, вдоль реки. А дорожные знаки установлены в реке. Зимник-то по ней проходил. И довела эта дорога только до реки Алдан. Там в селении Ытык-Кёль начальник отделения внутренних дел майор Иванов, депутат Якутского Верховного совета, решил: соберем митинг, для нас это событие, что полковник из Москвы в третий раз приезжает в Якутию с целью туризма: Еле увильнул, ограничились дружеской встречей актива. Тоже мне - событие: в жеваных шароварах и с ушами-оладьями от жары, холода и комарья.
Вот и здесь на Печоре я решил пока в зимники не ввязываться, продолжил путь к Ухте. Здесь уже не та «домашняя» железная дорога, приходится все больше по прилежащим дорогам двигаться, а они - гати или лежневки, разница в том, вдоль или поперек движения положить бревна. И то и другое велосипеду не подарочек, но все же твердь под колесами.
Идти можно, если медведи не мешают. Лесопромысловик Валерий Иванович из поселка Ираель (по преданию, имена дочерей основателя поселка Ирины и Елена) пояснил: медведь первым никогда не нападает, но проверять это желающих мало. Двое его коллег по леспромхозу, удирая от медведя, с рюкзаками на спине высоко вверх по голой сосне забрались и, вроде, при этом один другого обогнал даже. А потом в спокойной обстановке и на метр по этой сосне вскарабкаться не могли... На Неверской, на Магаданской трассах я встречался с медведями, вернее, они трусили впереди по дороге или переходили ее, от фотографирования уклонялись. Я пожаловался местным шоферам. Они сказали: сумасшедший, фотографировать. Тут бы хоть самому уйти. Медведица одного не пускала, он ее бампером толкнул. Ну и что? За ремонт платил. А ей-то хоть бы что. Вот один геолог смог убежать, только сбросив резиновые сапоги. И носки и подошвы разодрал в клочья.
Я этот случай знаю. Это шоферы у той медведицы медвежат утащили. Не нападает она, только медвежат разыскивает. Когда медведь нападает, он на полном скаку лошадь догоняет и с седока скальп снимает. Вот последние сообщения пресса: в Пермской области лесник отбившегося медвежонка приютил. Медведица разыскала, а медвежонок уже не сосет ее, к соске привык. Так лесничий доит медведицу, до 4 литров в день выдаивает.
Перед Ухтой предпринимаю еще одну попытку покруче повернуть к югу. Здесь сама дорога приглашает: широкий, прекрасно ухоженный и укатанный грейдер на Троицко-Печерск. Праздник в пути, цивилизация газодобытчиков. Иногда только, как грандиозный пожар, черный дым до небес. Но это не пожар, это из природного метана при неполном сгорании в примитивных шкафах получают тонкоструктурную и очень дорогую сажу для лакокрасочной промышленности, однако все выглядит так, что похоже на подожженный в темноте червонец для отыскивания укатившегося гривенника.
Вот ответвление вправо от дороги, на указателе: Израиль (!). Это жители Коми - комики - переделали подчисткой название селения Изваиль, знаменитого своей революционной историей.
А вот и сами жители Коми на сенокосе. Приветливые милые люди. О дороге говорят разное, то ли есть, то ли нет. Что-то должно быть, судя по тому, что отмели-перекаты сильно затрудняют сообщение по воде: катера перед перекатом сдают назад, форсированно нагоняют волну и на ее гребне преодолевают препятствие.
В Комсомольске-на-Печоре дорога упирается в пожарное депо. Здесь я и встретился с местным следователем Бажуковым А.К.:
- Отдохнем немного, раздостанем бензин, в Якшу поплывём, дела там у меня. Сведу тебя с прапорщиком Лешей Растворовым, он там беглых зеков вылавливает, все тропинки между Коми и Пермской областью знает.
Плыть оказалось не легче, чем по зимнику ехать, моторка оказалась неисправной, больше бурлачили, благо на мелководье утонуть трудно. К тому же в самом северном на Печоре леспромхозе Якшинском прапорщика Леши на месте не оказалось, ушел на заготовку ягод и грибов, это дня на три.
Плохо без Леши Растворова, но делать что-то надо. Повел к леспромхозовцам. Главный из них Игорь Петрович Кошев до сантиметра знает свое хозяйство. Предстоящие 53 километра до реки Берёзовки расписали в стиле: 43-й километр - начало болота. Идти в него. Метров 300. Дальше насыпь с избушкой и снова болото. Идти прямо, по зимнику. Брошенный балок. 45-й километр - болото справа. Идти левым краем. На 51-м километре река Берёзовка. Неглубока. Перейти и резко повернуть вправо. На схеме показана дорога к Чусовскому озеру. Это километров 45. Там есть люди. Еще столько же до Ныроба. «Но за Берёзовкой уже места Пермские, я их не знаю».
Все оказалось, как описывал Игорь. Упустил он только, что глухари непуганые, да лоси домашние - вблизи, в Илычском заповеднике, действующем с 1930 года, ферма по одомашниванию. Туристы, если и забредают в эти места, идут через заповедник, на Курью. Попробуем спрямить маршрут. Лето выдалось, пожалуй, только слишком мокрое, Игоревы болота оказались более топкими и без ощутимого левого края. Просматривались и остатки какой-то старой дороги. Следы таких дорог повсеместно называют Екатерининскими трактами...
До Березовки я дошел, переправился, но никаких дорог ни слева, ни справа, ни в двух, ни в трех километрах не оказалось. День клонился к вечеру, накрапывал грустный дождик, и единственной моей удачей оказалась плосковерхая полуземлянка-заимка вблизи Березовки. В ней чайник, сковородка, соль. Рыбаки, видно, навещают эти места, все тропинки от землянки подходят к воде. А может, и не только рыбаки - одна из тропинок обрывается на поляне, подходящее место для охотничьих силков. Грибов нет, а ждать рыбаков или не ждать, зависит от того, удастся ли перейти на подножный корм. У кострища при избушке и наковаленка есть. Видно, приезжают сюда и косари, а на наковаленке отбивают косы. Я отбил спицу, надфилем выпилил рыболовный крючок. Леска в достаточном количестве заготовлена для ремонта покрышек. Рыбешка, сказывали, клюет здесь даже на газетную бумагу. Попробовал - все врут, как очевидцы. Испытал все виды наживок из летающего, ползающего, скачущего - не ловится рыба. Позже мне объяснили, что время не то - гнус стелется над водой, сыта рыба. А чем питается гнус, комарилья и оводы? Оказалось, туристами, и облюбованная мной заимка - это их столовая.
Сварил суп из концентратов в сковороде, вскипятил чайник, кипрей для заварки вокруг в достатке. Дальнейшая специализация в таежника требует заняться заготовкой дров для будущих посетителей. Часть дров сложил в избушке, чтобы не промокли. Завернувшись в плащ, лег подсчитывать, сколько дней от среды осталось до стыка недель.
Утро вечера мудреней, а Березовка шепчет, что течет она на юг, в Колву и заблудиться не даст. Свинтил педали, чтобы не цеплялись за таежную дурнику - тайга-то девственная, без просек. Пошел. Подспорье одно: если есть звериный след и ведет в густой кустарник, надо идти по следу, где зверь прошёл - легче пройти. Птенцы не слетают с веток, пока плечом не столкнёшь, и смотрят удивленно, как бы говоря: «А мне мама здесь велела сидеть!»
Тяжело продираться, велосипед из зарослей выдирать. Сучки обрывают спицы, потом они наматываются на ступицу, колесо тормозится. Разведываю, не подошла ли слева обещанная дорога. Нет. Там только леса и болота до горизонта, да иногда оттуда притоки в Березовку приходят. Топко. Каблуки от туфлей оторвались. Но изредка встречаются рыбацкие (пустующие, конечно) биваки: устройство полог набросить, остатки костра, сухарь на ветке... Спасибо. А то случалось мне порой прошлогодними задеревеневшими стручками акации питаться. Или как на первом Международном слете велотуристов в Словакии: пообещали питание на маршруте в 167 километров с пятью перевалами в Словенском рудогорье с финишем на Койшовской голье (выше только в Высоких Татрах гора!). Питание оказалось только на этой горе. А сам подъем выявил, что глюкозы в крови уже не осталось, и при прикосновении к велосипеду в руках не то, что судороги, а какие-то спазмы. Счастливы горные козлы, им трава не кажется жесткой... Спас тысячелистник, друзья-велосипедисты на Кубани учили меня лечить тысячелистником расстройства желудка. Легко было догадаться, что тысячелистником можно еще и питаться... До вершины я добрался и получил марку Горного короля.
Здесь, на Березовке, я еще один полезный опыт приобрел: ссадины можно перетерпеть, труднее вытерпеть зуд комариных укусов и чесотку от гнуса. Вот тут хорошо помогает вьетнамская мазь «Звездочка». Снимает зуд.
Поругал себя: кто же сквозь тайгу вдоль реки пешком ходит, сплавляться надо. Собрал, связал из бревнышек плотик, велосипед, одежду на него. Поплыл, подталкивая. Хорошо, но сухостойных бревнышек ненадолго хватило, подмокли, просели, багаж подмочили. Вернулся к пешему способу путешествия. Все-таки под ногами твердь, не то что Пытьяхская промоина на Тюменском Севере, где после трехнедельных дождей 16-километровый участок приходится преодолевать по сантиметру, последовательно выдирая себя и велосипед из трясины...
В тот день удалось одолеть 29 километров, но к вечеру начались галлюцинации: вроде локомотивные свистки доносятся. Подумываю о новом плотике, а на правом берегу Березовки черная от дождей новая заимка показалась. Березовка шире стала, но рискнул перейти. И о чудо! Тропинка видна вдоль реки. Так мне теперь заимка не нужна. Вперёд. И вскоре наткнулся на рыбака в черной робе. Это была большая радость. Рыбак тоже мне обрадовался:
- Лицо твое мне знакомо. Мы с тобой нигде вместе не сидели? А родом откуда? Москвич? А я из Ярославля. Там впереди на реке мост узкоколейки. 7 километров вправо бригада и магазин есть. Но в нем пусто. А в 17 километрах влево Тумское, поселение расконвоированных. Это мы построили узкоколейку. Да сейчас съем пройдет. Ну, бригады лесоповала в Тумское повезут. Поезжай, там столовая и комната для гостей есть. Нас там 400 человек живет, 18 тысяч кубометров за месяц заготавливаем.
У моста рыболовов много. Поделился с ними антикомарином. Люди разные, больше нормальные, есть даже добрые, некоторые делают вид, что исправляются. Узкоколеечка хлипкая, иногда мотовоз и набок ложится. Но доехали, не опрокинулись. Пища в столовой этакая, относительная, но очень дорогая. Протесты стихийные, буйные, кончаются острижением наголо и карцером. А кофе в столовой выдают поллитровыми банками. Я подумал, чтобы дурных ассоциаций не возникало. Кино есть. Сегодня «В моей смерти прошу винить Клаву К.» Но мне просушить бы намокшее в сумках, да лопнувшие спицы заменить.
Сразу после ужина меня кликнули к начальнику лагеря. У него весь актив. Расспрашивают, как и где шел, что видел. Сверяют со своими данными. Оказывается, исправляющиеся бегают за 80 километров в Якшу за водкой. Но бегают не по моему левому, а по своему, правому берегу Березовки. Тумское - одно из 17 Ныробских расконвоированных поселений, и только она одна выполняет план лесозаготовок. А охраняемые лагеря вообще только бузотерят. Заготовленное вывозят к Чусовскому озеру на Головную станцию. Меня пообещали утром разбудить и вывезти туда пассажирским вагоном. Не разбудили, не вывезли. Добирался сам, как мог. Но зато утром посмотрел развод бригад. Впечатлительно. Бригады построены в колонны. Перекличка. Есть и Гончаровы. Лозунги на серых досках зеленым: «Ударный труд и примерная дисциплина - путь к досрочному освобождению».
Головная - это уже не лагерная организация, а больше гражданская с главной заботой организации лесосплава по реке Колве. Ещё несколько часов неприятного зимника и впереди замаячил Ныроб - домотканный деревянный городок с каменными лабазами и художественно-резными церквами. Купола церквей крыты лемехом, а вместо крестов на них - громкоговорящие рупоры. Неистребимая красота резьбы по дереву. Ныроб - оплот белого сопротивления в Гражданскую войну. На юг отсюда идет очаровательный гладенький фейдер с обшарпанными памятниками тех трагических времен. И теперешняя действительность - струится пыль за мотоциклами прапорщиков лагерной охраны. Оброненные кем-то ключи в связке. Среди них массивный тяжелый от камерных дверей. На пенек их. На память взял только легенький брелок с фигуркой штангиста. Возвращаю все вам с приветом и наилучшими пожеланиями, лесоповальщики и художники по камню с признательностью за любовь к своей земле и небу, какими бы они ни были. Человека всегда притягивает земля, из которой он сделан. Это явление называется ностальгией. А Север еще, как магнитную стрелку, притягивает к себе и тех, кто о него намагнититься успел.
Тороплюсь к переправе через Колву у поселка Камгарт - паром стоит у берега. Но: «Стой?» - контрольный пост внутренних войск, хотят убедиться, что я не беглый. Вскоре еще одна переправа, через Вишеру. Селения часты, уютны, гостеприимны. Многие северяне держат коров, да и магазины встречаются, теперь не пропадем, пряники у дороги, они из ржаной муки, а в ржаном хлебе содержится все необходимое для жизни.
Очаровательная тихая и задумчивая Чердынь - старейший город Урала. Она в IX веке уже торговала с Ираном и Новгородом, есть, что посмотреть в краеведческом музее, а экспонаты он накапливает с 1899 года.
Ночую у учителей в Березовой Старице. Конечно, это северяне, приехавшие сюда из Литвы, Великих Лук. Их дети уже коренные уральцы.
- Где был, что видел?
- Да вот Искер проезжал, храм интересный. Думал, монастырь, нет, старушки сказали - обыкновенный.
- А вот и необыкновенный. В том храме Климент Ворошилов венчался, он в этих краях ссылку проходил.
Вот и начинается настоящая велосипедная жизнь. Мелькают города и веси. Впечатляют Соликамск, Березники, Александровск. В Александровск даже случайно попал. Намеревался из Березников ехать через родину велосипеда - Верхотурье, а дороги туда не оказалось. Как нет дороги, на карте-то отличная дорога показана. И вообще, карта у меня на редкость оптимистичная, смотреть на нее одно удовольствие, дорог на ней вдоволь. Похоже, в 50-е годы впустили карту страны, авансом показав дороги, намеченные к строительству. А потом занялись БАМом, туда и ушли все средства.
Ладно, оставим сибирскую часть Урала на потом. Здесь, на Западных склонах Урала места тоже чудные, пейзажи - загляденье, а спуски-подъемы как раз для спортивного туризма. Дорожное покрытие только в тягость: гравийные дороги для этого промышленного края слабы. Где остались ещё - разбиты вдребезги. Вдоволь жесткого клинкера, он держит тяжелую технику, так для велосипеда очень трясок. Промышленность обновлять пора. Вот старая Губаха коптит очень. То ли дело новая капролактамовая Губаха. Чистота и блеск. Хорошо, если ее технологии безотходны. Река Чусовая пока и в промышленных пейзажах не потерялась, ей не впервой, само название содержит следы четырех народностей, прошедших по этим местам.
Темп у меня вполне приличный для горных дорог, до 173 километров в день, ниже 156 не опускается. Вот и Уральские горы становятся не столь задиристыми. В Кунгуре удалось заглянуть в их нутро на глубину 70-60 метров. Пещера здесь знатная, 15-километровая, а 5 километров ее ещё с 1914 года показывают посетителям. Надо бы ее оборудовать в вотчину горного короля, как это сделано вблизи Бейрута. Пока Кунгурская пещера берет своей историей. Известно, что Ермак, покоряя Сибирь, заблудился и зимовал здесь со товарищи. А что? В сибирские трескучие морозы здесь на 30 градусов теплее. Чем ближе к древней столице Урала Екатеринбургу, тем дорога ухабистей.
На сотый километр от столицы асфальт придет только к концу 80-х годов, через 5 лет. Замечу, что, побывав в этих краях через 10 лет, я не узнал знакомых Кыргышан, ставших городом. Дороги уже ничем не напоминали прежних.
А столица Урала всегда прекрасна и особенно радует обилием друзей-велосипедистов. Можно основательно причесать перышки, сменить некоторые детали, которые обычно не портятся, дорога-то была редкостно трудной. Теперь можно заново прибивать каблуки к туфлям, поискать в магазинах новые шорты на замену вконец потершихся. Нашлись, правда, только 42 размера, мне еще ехать да ехать, похудею - будут впору.
Это нормально, когда велосипедист худеет за сезон на 10 килограммов. Не уменьшился бы вес более чем на 20%. Лечебный фактор велотерапии сродни длительному голоданию. Только действует помягче. При длительном голодании в оборот вовлекаются все шлаки, накопившиеся в организме, и в путешествии, одолевая по 200 километров в день, расходуешь энергии больше, чем поступает в организм даже при приличном питании. Так что шлаки тоже вовлекаются в оборот, и совершается чудодейственная очистка. Вот потому велосипед прекрасно помогает совладать со всеми болезнями. Самый жестокий насморк проходит за один день. Ангина - за три, прекрасно сдерживаются радикулиты. Да что там, мне удавалось справиться даже с неизлечимыми болезнями, например, с герпетическим менингитом. Да. Медики бились три месяца, применяя ударные дозы всех известных антибиотиков (изопринезина в те времена еще не было), и только убеждались, что менингит вирусный. Но организм потихоньку совладал с болезнью сам. Медики сказали: «Ну, парень, благодари свой велосипед!»
Особенно хорошо излечиваются велосипедом сердечные болезни, чего не скажешь о лысине. Но надежды не теряю...
Миновали Каменск-Уральский с разъездном цирком-шапито на главной площади, Катайск, Шадринск. Прощаемся с Уралом, его историей, именами людей, прославивших его. Народный академик Мальцев не менее значим, пожалуй, чем Медной горы хозяйка. Дождит, местами слякотно, но гора позади, уже удается одолевать и по 200 километров в день. Подновленный велосипед ведет себя вполне прилично.
Впереди замаячил Курган. В прежние годы при посещении озера Боровое свел дружбу с автомобилистами-курганинцами, переписка должна завершиться встречей. Заехал, но оказалось, что друзья обменяли квартиру. А новые хозяева не отпускают, попал на праздник - день рождения малолетнего сына. Семья знатная: руководители предприятий, летчики, пенсионеры... Все бы ничего, да с моим вторжением именинник полностью выпал из внимания собравшихся.
Горы кончились, а вскоре и леса стали редкостью. Отдельные лесочки здесь называют колками, но и они все реже. Казахстан все ближе, а между областями и республиками тем более, хороших дорог не жди. Гравию следует радоваться, случается и дорога общесоюзного значения, как в упоминавшейся Барабинской степи, грунтовая. Вот последние 20 километров до границы засыпаются гравием. Солому для ночлега и искать не надо, по случаю воскресенья вагончики дорожных строителей пустуют. Иногда в таких случаях сторожа оставляют сторожить технику. Он охотно берет туриста себе в помощники.
Два слова о районных столовых. Это ж какое здоровье надо иметь, чтобы отважиться на их пищу? Варгалево. Здешняя пристанционная столовая может, пожалуй, претендовать на рекорд иезуитства. И что удивительно: хорошие люди, любая из этих кормилиц, забреди к ней домой, отменная хозяйка. А на работе, как подменяют человека. Отчего бы это?
Казахстан за редкими исключениями радует хорошими дорогами. Замечено: начался асфальт, значит, въехали в Казахстан. Однако, с чахлой растительностью приходится мириться. Голая Кокчетавская степь. По словам целинников, скот бедствовать будет, пшеница поднялась всего в ладошку высотой. Солома на вес золота. Совхозные скирды огорожены колючей проволокой. Но путнику гостиница «соломке» всегда найдется. Здесь юг, можно обходиться и без спального мешка, достаточно воспользоваться чехлом для укладки велосипеда в сложенном виде для транспортировки в самолете. Это мешок из плотной ткани типа репса, безупречно целым он никогда не бывает, достаточно одной перевозки, чтобы велосипед своими острыми углами наделал в ней множестве дыр и дырочек. Но на Дальнем Востоке обнаружилось удивительное качество этого чехла как спального мешка - в него не лезет даже легендарный дальневосточный гнус? А мог бы. Лезет же он беззаветно в волосы, ресницы, уши. Не знаю, отчего это, но догадываюсь: велосипедист столько потеет в дороге, что его перед употреблением нужно три дня в уксусе отмачивать.
Мир полон радостей, вот второй день еду без дождя; у Петропавловска-Казахского местные велосипедисты, возвращаясь к вечеру домой с тяпками, привязанными к гоночным машинам, увлекли с собой, обеспечили профилактику велосипеда в условиях приличной мастерской. А дальше чарующие места: Боровое, Щучинск. Рельефисто, но да что за беда. Ветер? Ну, на то он и Казахстан, чтобы буйствовали здесь ветры. То, что ветры встречные, как правило, так это проявление закона пакостей. Велосипедист даже в безветрие едет на встречный ветер, и это безветрие не такое уж «ласковое». При скорости 20 километров в час безветрие воспринимается как встречный ветер 5,5 метров в секунду. Значит, нужен попутный ветер, по меньшей мере, 10 метров в секунду, чтобы его таковым почувствовать. Сложные отношения у велосипедиста и с боковыми ветрами, они рады возросшей боковой поверхности велосипеда с велосипедистом.
Целинные места не очень плотно заселены, порой приходится дорожить. Вот за день только один обед и встретился и тот во время ужина в Целинограде. Но не будем превращать еду в культ, по завещанию классиков. А для ночлега вполне годится теплая земля в придорожной защитной посадке. Комарья только много, река Ишим рядом.
За Ишимом судьба стала преподносить подарки, порой данайские. Первого подарка это не касалось. Совхоз Вишневский, мой ровесник, 1930 года. Вишен нет, воды тоже (по 4 ведра в день на семью выдают), но в крайней хате пир - две свиньи зарезали. Ешь - не хочу. Дальше редкостная, аж казахи удивляются, жара. Но в райцентре Осокаровка пряники в универмаге в полиэтиленовых пакетах. Правда, оказалось, что они уже окаменевшие. Дали трещины даже мои коренные зубы. Шоферы поделились опытом: Мы, говорят, их колем тесаком на кусочки, а потом сосем. Надолго хватает. Радуют посадки смородины у дороги.
Со щедростью земных дорог
Сравнится только щедрость бога.
Согреет, если ты продрог,
И хлеб и воду даст дорога...
Ведет и ночью в мир огней,
К гостеприимному порогу...
Дороги щедрость не от бога,
Дороги щедрость - от людей.
Перед промышленным Темиртау в пригородной зоне кольцо из яблоневых посадок. Аскорбинкой на корню пренебрегать нельзя. Шоферы запасаются, то ли показалось, то ли вправду едят... Наелся и я. В самом городе и обедать не захотел, только бутылку кефира выпил. Может, это и спасло. Яблоки оказались то ли с пестицидами, то ли с нитратами, то ли селитрой обрызганы. Отравился. Маялся до Алма-Аты. И еще восемнадцать дней после возвращения в Москву. Мыть фрукты перед едой? А чем мыть? Если серьезно, так не менее чем кипяченой водой. А в верховьях Нила - только марганцовкой (под угрозой амебной дизентерии). Напуганный Казахстаном, в Египте я фрукты уже не ел, одними лепешками питался.
«Яблочным спасом» тогда в Казахстане явился для меня активированный уголь. Я глотал его до еды, после еды и вместо еды. Благодаря активированному углю удалось благополучно закончить тогда путешествие. Теперь всегда имею его при себе в достаточном количестве. На юге Казахстана все дело осложнялось еще недостатком качественной воды. Но пути к Балхашу дорожный указатель объявляет: площадка отдыха и вода через 26 километров. Оказалось, это яма на месте родника. В воду погружают всяческие емкости, вода с разнообразным мусором. И другой воды нет. Но к ночи даже с чаем повезло. Случилось это вот как.
Налетела гроза со шквалом. Всполохи без дождя. Час, другой... Ни огня, ни черной хаты. Голо. Единственное возможное укрытие - водопропускная труба под дорогой. На крайний случай. Жду этот случай. Обходит дальнерейсовик с прицепом, потом долго поджидает меня:
- Слушай, я сразу не врубился. Тебе же помогать надо. Следуй за нами, немного впереди справа станем на ночлег. Переночуем в наших пустых контейнерах. Примус есть, чай вскипятим.
Николай Михайлович с сыном Михаилом шоферят. Но отец не просто шофер, это непревзойденный специалист по истории и проблемам христианства. Интереснейший человек. Дорога всегда щедра на незабываемые встречи.
Утром, подремонтировав каждый свое железо, мы продолжили этот журавлиный путь. Не зная, как Николай Михайлович миновал черные фигуры, лежащие поперек на дороге, а я заинтересовался. Оказывается, мотоциклисты голосуют, выпрашивают бензин. На АЭС бензина или нет, или только по талонам отпускают - уборочная кампания.
В уютном по этим местам городе Балхаше предпринимаю попытку километров на 300 спрямить путь. Для этого надо переплыть Балхаш поперек в Куйган. Оттуда и дорога в Алма-Ату не такая жесткая, как вокруг озера, та прямая идет вдоль реки Или. В «Рыбпромтресте» пообещали, что утром катер пойдет. Не пошел. А обещания? Ну, если человек не может пообещать, так можно будет подумать, что он вообще ничего не может. Только и выгадал, что отдохнул, побрился да постирал бельишко.
Утром выхожу на дорогу к Сары-Шагану через Гюльшад, со слегка очищенной от солей и горечи балхашской водой и кабачковой икрой в магазине. Ладно, велосипедисты всеядны. И вездесущи - навстречу группа велосипедистов из Новосибирска, погреться приехали. Прогрелись, уже возвращаются.
Задолго до Сары-Шагана по курсу видна высокая телевизионная антенна. Город, должно быть, большой. Так и оказалось, но возят туда очень немногих и в автобусе с занавешенными окнами. И тем не менее, а скорее благодаря той Балхашской цивилизации, в Сары-Шагане хорошие столовые и водопроводные колонки, покрашенные в зеленый цвет.
В густые сумерки подвернулся в качестве ночлега безлюдный каменный карьер с деревянной платформочкой для перевозки кирпича. В августе в этих местах для ночлега вообще никакого спального мешка не нужно, достаточно обычной кожаной куртки. Но балхашские комары это не те крупные якутские рыжие, которые солидно басят и степенно вьются над тобой. Эти, навострив хобот и взяв разгон от самого озера, продырявливают и кожаную куртку.
Утром выезжал пораньше без завтрака по прохладе, отложив его на счастливый случай. Но у дороги сразу же возник транспарант: «36 километров остановка и сход с дороги запрещены». Обычное дело, инфраструктура диктует свою волю общесоюзной дороге. И в голову никому не приходит, что должно быть наоборот. Пришлось нажимать на педали. Благо, за пределами запретной зоны сразу же встретился разъезд с солдатами у костерка. И гречневая каша уже готова. А один из трех солдат оказался земляком-южанином, даже с одной улицы. Он подарил пакетик с ионообменными смолами для обеззараживания воды. Во флягу залили кипяченую воду. Только что фляга? В такую жару нужна канистра.
Дорога завернула к Чиганаку, и из окружения все живое исчезло. Жара наседает, фляга опустела. Теперь вся надежда на шоферов. Заслышав приближение машины, не останавливаясь, вытягиваю руку с опрокинутой флягой без пробки. Первая же машина останавливается. Шофер-казах Эрболсан (Юра, значит. Отец - знатной ветеринар - назвал так в честь сына Косиора, с котором был дружен):
- Я тебя знаю, Николай Михайлович, с котором вы ночевали в контейнерах, всех шоферов предупредил: присмотрите за москвичом.
С водой дело наладилось. Шоферы возят с собой и квас, и кефир, а некоторые и дары юга. А взаимопомощь у них это как инстинкт самосохранения. При мне Эрболсан отдал свой буксировочный трос двум водителям «Жигулей»: у них бензина до заправки хватит, если только они буксировать друг друга будут. Но Эрболсану это грозит неприятностью: его ГАИшники накажут, если обнаружится отсутствие троса.
Жаль, что не удалось переплыть Балхаш. «Белый лебедь» почти при последнем издыхании, спрямление пути было бы кстати. Покрышки лысые, спицы рвутся от усталости ежедневно, многоскоростную закрытую планетарную втулку пора приводить в порядок, камеры спускают без всякого довода - требуется масса усилий, чтобы совладать со всем этим. Алма-Ата приближается, но дорога новая, еще не обжитая. Чувствуется приближение гор и соседство наполнившегося Копчагайского водохранилища - жара постепенно смягчается. Какой разительнмй контраст столицы, этой прохладной зеленой жемчужины и окружающих выжженных пустынь и такыров. Даже курорт Боровое выглядит диковатым по сравнению с прелестью столицы. Чистота и гармония, продуманная архитектура и динамика во всем. Если так будет продолжаться, Ташкенту недолго останется быть Звездой Востока.
Есть у этой Жемчужины Востока и свой бриллиант -спортивный комплекс в урочище Медее. Мой вылет в Москву ночью 9 августа. И весь день в Медео - это хорошее завершение 4556-километрового маршрута. И главное впечатление даже не оттого, что уложился менее чем в месяц, а от промелькнувшей, как перед космонавтами за оборот вокруг Земли, Страны, начавшейся тундрой, над которой ничто не возвышается, потом лесами, поднявшимися так высоко, что выше были только горы и небо. И вот все также сошло на нет к голому песку, и до границы осталось меньше, чем было на Севере до океана...
Перед вылетом друзья-казахи спросили, когда и куда дальше? Я ответил почти словами Френсиса Чичестера: во всяком случае, не на следующей неделе...
На следующий год состоялась почти такая же по длительности поездка по Зейскому участку БАМа, вдоль трасса Абакан - Тайшет, по Алтаю.
Верно, заметил Сократ, что чем больше область знаний, тем протяженней граница с незнаемым. Так и путешествия.
