Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Природа и люди Севера. Сборник I. Издание Архангельского Общества Краеведения. Архангельск, 1927 г.
Евдокимов А.
Окрестности Архангельска, р. Лая
Север, даже крайний, не так суров и угрюм по своей природе, каким он иногда представляется заезжему человеку, в силу своей необжитости. Так, например, путешественник, подъезжающий к Архангельску по железной дороге из Вологды, получает превратное представление об окрестностях города.
И действительно, уже в Няндоме можно почувствовать перелом, некую границу между Севером Вологодским и Севером Архангельским. Дальше поезд бежит более длинными переходами от одной станции к следующей; природа становится как будто угрюмее и беднее. От Обозерской эти впечатления еще более усиливаются. Тоскливый однообразный пейзаж уныло смотрит в окно вагона. Чахлый лесок, болотца, безлюдные станции. Да, вот он какой Север! Взглянул раз, взглянул другой. Не весело.
Поезд врывается на ст. Исакогорка, и это уже город. Двина, близость моря скрасят несколько эти переживания заезжего путешественника, но полученное впечатление от окрестностей остается закрепленным,
Долю вины в указанной неприветливой встрече несет сама железная дорога. Она прошла заболоченными, мало пригодными для жилья местами — это одно. Но самое главное в том, что «она» не позаботилась за тридцать лет своей жизни помочь укрепиться росткам колонизации поблизости своего полотна. Достаточно сказать — пригородное сообщение из Архангельска до сего времени действует лишь до ст. Исакогорка, то есть в пределах большого города. По железной дороге вы совсем не сможете выехать в окрестности Архангельска. На разъездах поезда не останавливаются. А между тем, выйдя на разъезде между Холмогоркой и Тундрой и пробравшись в одну или другую сторону от полотна железной дороги версты полторы-две, вы можете любоваться действительным северным пейзажем: побывать и на светлых озерах с высокими берегами, поросшими прекрасным бором, и на «темных» моховых, или как их называют местные старожилы «ветховых» озерах. Название «ветховое» связано с фазами луны. В светлых озерах, по наблюдениям крестьян, рыба клюет на «молоду» луну, а в темных на «ветхову» — на ущербе. Северное озеро и северная лесная речка дают наиболее полный ансамбль пейзажа северной дикой природы.
И примечательно то, что в окрестностях Архангельска, бок о бок с полотном железной дороги, развертываются пейзажи дикой природы, скрытые от путника ревнивым занавесом декоратора.
Для туристов, едущих впервые на Север, в летнее время было бы целесообразно останавливать поезд на разъезде между Холмогоркой и Тундрой, выпускать здесь желающих пассажиров и подавать им дачный поезд через несколько часов, после того как они совершат приятную экскурсию в «дикую природу».
Я написал эту фразу и подумал: «Ну и посмеются надо мною деловые железнодорожные люди». Пускай посмеются.
Но из-под смеха люди бывают. «Дикая природа Севера» — это, если хотите, капитал и может давать доход. Не теперь, так через год, через два, через пять деловые люди поймут, что бегать поездам через лесную пустыню невыгодно. Прошлое нашей железной дороги не заслуживает подражания. Сколько попыток обжить прекрасные окрестности Архангельска вдоль железнодорожной линии потерпели крах от невнимания железной дороги, мы не знаем.
Но такие случаи были. Так на Обокозере пытался строить рыболовное хозяйство один предприимчивый человек, затратился на инвентарь и вылетел в трубу.
Также вылетели в трубу здесь же Архангельские краеведы, пытавшиеся в 1924 г. устроить учебный лесохимический заводик. Их заставили носить на плечах продовольствие 17 верст по полотну железной дороги, в то время как пустые товарные вагоны катились по рельсам.
Оставим, однако, железную дорогу. Это не наш сюжет. Если мы положим перед собою карту окрестностей Архангельска, то увидим, что начинаясь немного севернее станции Холмогорка, западнее железного пути, протекает параллельно ему речка Лая.
Речка эта впадает в Двину в Никольском устье, верстах в пятнадцати от Архангельска. В устье этой речки находится Лайский док, где починяются большие морские пароходы. Лая — река сплавная, порожистая и доступная лишь лодочному сообщению. В истоках она протекает через три озера: Верхнее, Среднее и Нижнее. Путь через эти озера примерно верст 12. От Нижнего озера до устья река Лая имеет протяжение около 120 верст.
Путешествие по Лае от озер до устья в летнее время на лодочке представляет приятное знакомство с северной природой, а отчасти и с северными людьми, которые, впрочем, на Лае встречаются нечасто. В Нижнем течении Лаи, верстах в десяти от устья, находятся две деревни и один выселок, да около Нижнего озера недавно поселились 4 семьи пинежан — колонизаторов.
На Лайские озера «попадают» со станции Тундра пешеходной дорожкой, верст 25 пути, более проходимой в сухое летнее время. Дорожка идет через Северские озера и выходит к Нижнему Лайскому озеру, где поселились пинежане. На Нижнем озере имеется еще дом лесного ведомства, где живет лесник и есть комнаты для ночлега. На верхнем озере имеется лесная избушка.
По реке Лая до деревни Лай лесных избушек достаточно и ночлег всегда обеспечен.
Пинежане — колонисты обещали к весне 1928 года иметь лодки для желающих спуститься к устью реки.
Архангельское Общество Краеведения намерено на Лайских озерах обосновать базу по изучению дикой природы.
Не так уж трудно было бы устроить здесь и экскурсионную базу. Что для этого нужно сделать?
Провести немудрую проезжую дорогу от железной дороги к Лайским озерам. Выстроить на озерах домик-гостиницу для приезжих. Содержать лодки для пользования их туристами. Завести десяток оленей для зимних поездок, и вот была бы местность, куда экскурсия на 3-4 дня, на неделю была бы полезна, приятна как для горожанина-архангельца, так и для приезжего туриста.
Лайские озера — светлые. Нижнее озеро стало несколько заболачиваться, но Среднее и Верхнее в высоких каменистых берегах, поросших густым лесом. Озера рыбные. «На Лайских всегда на уху достанешь», — говорят крестьяне.
В озерах много окуня, щуки, леща, сороги.
В реке Лае ловятся кроме упомянутых рыб хариусы, сиги, язи, корюха, нельма. По Лае имеются и охотничьи угодья, посещаемые любителями-архангельцами и пользуемые местными промысловцами. По течению реки Лай, неподалеку от ее берегов, расположен целый ряд озер, еще более необжитых и диких, нежели Лайские озера. В некоторых из них можно «попадать» на лодках по притокам Лай. Таковы озера Северские, Карасские, Войозеро, Скоп-Озеро и др. Примерно на половине течения Лай от озер к устью в Лаю впадает значительная речка Урзуга. Эта речка почти такой же величины, как Верхняя Лая. Она протекает по местам диким и необжитым, посещаемым иногда лесорубами. Истоки этой реки — дичь, глухомань, куда, может быть, пробираются лишь самоеды. Эти места — уже для любителей открывать «новые земли».
Около этих мест идет прямой зимний малопроезжий путь из Архангельска на Чекуево. Проходит этот путь через деревню Лаю, Амбурский Скит, Пертозерский Скит, Белозерский поселок и у урочища Подвасильева выходит на речку Урзугу.
Из Архангельска в устье Лаи пароход ходит летом ежедневно. Первая остановка — Кегостров, 2-я — Цигломенский лесопильный завод, 3-я — деревня Глинник и 4-я — в устьи Лаи — Лайский док.
Деревня Глинник стоит на возвышенном берегу Двины, и сразу же за ней берег падает и начинается низкий, тундровый берег Лайского устья. Устье Лаи в низких болотистых берегах. Пешеходная тропинка от Лайского дока, вверх по течению Лаи в деревню Чушгоры и в деревню Лаю имеется, но для ходьбы неудобна, тем более что невдалеке от дока встречается приток Лаи речка Шоля, через которую не всегда бывает перевоз. Поэтому из Лайского дока в деревни обычно направляются на лодках.
В одной версте от Лайского дока по направлению к Рикасихе есть небольшое моховое озеро, где окунь и щука водится в изрядном количестве. Местность тут тундристая. И в летнюю ночку, когда начнутся сумерки погуще, здесь можно освоить печаль северной тундры. Ночью очень жалобно кричат болотные птицы.
От Лайского дока до деревни Чужгоры — верст пять. Деревня на горке, она веселая маленькая, всего дворов пятнадцать.
Здесь Лая становится отрадной, приветливой речкой.
Чужгорцы — охотники порыболовничать. Ловят рыбу и под деревней и совершают экскурсии на дальние Лайские озера.
Не редкость встретить чужгорца, возвращающегося с дальнего озера со снастями и «калугой» сбоку лодки. «Калуга» — это садок, в котором сохраняется живая рыба.
От Чужгор верст шесть до деревни Лая. Лая — значительное, по северным размерам, поселение, дворов 120. Дворы эти кучно толпятся на берегу реки. На задах деревни кочковатое болото, поросшее кустарником, но берега речки веселые и оживленные. Лаяне живут лесом. Зимою ездят по Лае, Урзуге и их притокам на заготовку леса: рубят лес, вывозят на катища.
Ранней весной до вскрытия рек попадают на сплав. Провизию завозят на подводах, а сами иногда попадают пешим порядком.
Со сплавом леса приходится поворачиваться без задержки, чтобы захватить большую воду. Поэтому лес идет большею частью россыпью и останавливается запанями около деревни Лай. Здесь лес разбирают и сплачивают в «плитки». Эта работа занимает летнее время до самого сенокоса и даже в страду врезывается. По берегам реки и в деревне и выше ее на несколько верст стоят плитки леса, идет сплотка. Берега Лаи часто представляют в это время трудовой муравейник. Мужчины и женщины работают по колено в воде, если погода теплая. И тут же и ребятишки всех возрастов, до самых малых карапузов. Около изб отдельные мастера обрабатывают березу для санных полозьев, пилят дрова. По холодной воде бродят одни мужчины, одевающие кожаные бродни, штаны вместе с сапогами.
Лесной промысел у лаян поставлен своеобразно. Заготовку они ведут непосредственно на потребителя.
Заказчиками являются крестьяне из-за Двины, из приморских безлесных местностей и пригородных селений.
Для строительных нужд им отводятся вырубки по Лае и Урзуге. Лаяне, соединяясь по две семьи, берут подряды на вырубку и доставку леса для той или иной группы потребителей.
Этой работы хватает на всех желающих за нее браться. И эта работа является основным доходом лайских жителей. На деревьях вырубленных каждая промысловая единица ставит свой знак, свое клеймо в виде зарубок на коре и заболони дерева. Сплав леса из каждого участка в артельном порядке. Сельское хозяйство для лаян — подсобный промысел.
Пахотной земли у большинства совсем малое количество. Но сена стараются добыть елико возможно больше и пожни имеют верст за тридцать-сорок от деревни. Хозяйство лайского крестьянина — типичное северное хозяйство. Лошадь нужна на зиму лес возить, в город ездить. Летом лошади пасутся в лесах, как дикие. Страдать ездят в лодках. «Зароды» ставят по берегам речек в лесу. Попутно ловят рыбу, собирают ягоды и грибы, заготовляют веники, охотятся за птицей.
В город продают только то, что «из леса». Молочные продукты больше дома расходятся. Треску из города привозят — без трески нельзя.
По моим впечатлениям, лаяне живут хорошо. То есть в каком смысле хорошо. Они удивительно выдержанные труженики. Всего в пятнадцати верстах от города, но на «легкую» городскую жизнь из них мало кто льстится. Приживка к лесу, к дикой природе и планомерному труду у них поразительная. Конечно, город оказывает действие на одежду, главным образом, и некоторые привычки.
Крестьянка-мать жалуется, что подрастающему парню «и костюм нать, и ботинки нать, и галоши нать и все нать». Также и девицы наряжаются по-городскому. Но все это скользит по поверхности быта.
Хорошая новгородская кровь и упражнения мускулов с малолетства дают им согласную жизнь с суровой природой.
Степан Егорович, домохозяин, который каждое лето дает мне приют во время моих рыболовных экскурсий, служит для меня каким-то недосягаемым идеалом.
Ему за 70 лет. Он в том библейском возрасте, который указан для «сильного человека». И он работает не от нужды, не для семейства, которое все пристроено, отделено, он работает так, как работают престарелые артисты, ученые — для собственного развлечения.
Поток силы, энергии, вложенной природой в эту могучую форму, поистине удивителен.
Он держит корову, лошадь, страдает на покосах для того, чтобы сохранить видимость крестьянского двора, остаться в звании крестьянина. Внуки поочередно приходят к нему для помощи. При этом он жалеет их и всю тяжелую работу старается сам исполнить.
Как-то недавно к пароходу в Лайский док из деревни Лай везла меня на челночке девица лет восемнадцати. Ветер был против нас, ехать было трудно, и поспеть нужно было вовремя.
За эти три часа пути я проникся истинным уважением к тренировке молодых мускулов. Спокойные, размеренные движения по внутреннему режиму и «ноту». Работа делается трудная, но делается свободно и не без изящества. Высадив меня в доке, девица не отдохнула ни минуточки, поехала в обратный путь на пожню, где ей предстояла работа по уборке сена.
Однажды во время рыболовной экскурсии заехали мы с приятелем Иваном Степановичем на реку Урзугу.
Оставив на берегу нашу лодку и сложив на берегу в лесу наши постели, палатку, провизию, пошли мы на ближайшее озеро, где и пробыли около суток. Между прочим, была у нас бутылка водки, которую по жаркому времени и природному благолепию только что начали, а в пути где-то на ночевке угостили и встречного путника.
Вернувшись на Урзугу, уложились в лодку и поехали в обратный путь на реку Лаю. Проехав версты полторы-две, видим такую картину. Река перед нами на целую версту запружена бревнами. Пока мы бродяжили на озере, лайские лесорубы прогнали партию леса и здесь произошел затор. Предстояла досадная остановка, без надобности и на неизвестный срок.
Лесорубы-сплавщики группой человек 8 стояли на берегу. Высокие ростом, еще более высокие от холщовых куколей, надетых для защиты от комаров, и от длинных багров, которые у них были в руках, они похожи были на тех «васнецовских» богатырей, которые так легко живут в памяти.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте.
— Свежую доставали?
— Да так, поудили немного на Скопозере.
Лукавые улыбки плывут по усам к бородам наших лесорубов. «У вас, мол, к рыбе-то и еще что-то находится».
В пустыне все знают про каждого. Наш встречник, которого мы угостили водкой, не утерпел, чтобы не рассказать об угощении.
Как-то сразу положение было освоено обеими сторонами. Иван Степанович достал бутылку. Богатыри искусно разделили ее по совести. Каждый крякнул и пустил из глаз веселую искру благодарности. А потом: «Ну-ка, ребята»!
Наша лодка со всем багажом, как малая игрушка, замелькала в руках богатырей, пошла по бревнам, и через пятнадцать минут мы снова ехали в Лаю, оставив за собой приветливых сплавщиков.
Напротив деревни Лай, на другом берегу, стоят два или три дворика. Если обойти эти дворики, то начнется лесная дорожка, по которой можно пройти на малое Пивкозеро. Дорожка идет то лесом, то «радой». Во многих местах путь мокрый и выстлан пластинником.
Идти по такой типичной северной дорожке утомительно. Но походить по таким дорожкам нужно, чтобы поближе познакомиться с северными захолустьями.
На Пивкозеро путь недальный — верст пять-шесть.
Идя этой дорожкой, время от времени встречаешь огороженные участки и колыхающийся на них ячмень.
Это «расчистки». Эти карточки окультуренной земли среди дикой «рады» — труды тех любителей земледелия, которые держатся крестьянского завета: «умирать собирайся, а рожь сей».
Земледелие, огородничество, садоводство на крайнем Севере — любительские занятия. Лесной промысел, луговодство, молочное хозяйство — это основа.
Это положение хорошо бы освоить твердо. Ибо из этого вытекает, что любительство надо поощрять и защищать.
«Расчистки» на крайнем Севере надо окружить уважением, защитить от зависти и рассматривать как пионерский труд. Так же как и хороший огородик или садик.
Значение любительства для крайнего Севера очень велико. В охотничьем хозяйстве, в рыборазведении любительство имеет на Севере большие перспективы.
Есть еще один северный промысел, который просится на «любителя», но до сих пор его не находит.
Это оленеводство.
Вот здесь недалеко от дорожки на Пивкозеро в позапрошлом году самоед пас казенных оленей. 3 или 4 семейства самоедов все время кочуют по Лае и Урзуге. Не только по Лае, но даже на Двине, почти каждая деревня, только с фасада смотрит на окультуренную природу, а задами уперлась в дикую природу.
Олень для езды по бездорожным просторам Севера — незаменимое животное, и то что его не разводят наши крестьяне не является ли «новгородским» предрассудком.
Пивкозеро — милое лесное озерцо, с темной водой, с чавкающими моховыми берегами и с черными, но вкусными окунями.
Описывая приветливость северной природы и северных людей, нельзя не коснуться некоторых неприятностей, ожидающих туриста в «дикой северной природе».
Во-первых, в северных лесах, в каких-нибудь 20-30 верстах от большого города, легко заблудиться. Один мой приятель, местный уроженец, на берегах Урзуги блуждал чуть ли не сутки, отыскивая своих спутников. Северный лес — стихия, и к нему надо относиться именно как к стихии.
В отношении зверей и недружелюбных тварей северные леса довольно безопасны. Волки летом не встречаются. Рыси, росомахи на людей нападают в исключительных случаях. Может напугать медведь, но, как правило, он людей не обижает. В некоторых местах водятся ядовитые змеи, но нападают в редких случаях.
Наиболее беззастенчивыми по отношению к человеку в северных лесах является три вида крылатых хищников: комары, мошки и овода. У каждого из видов этой полупочтенной кавалерии своя тактика. Комары любят жалить в шею, в лоб и в подбородок, вкусными находят также человеческие уши. Овода нацеливаются больше в кисть руки, причем руки распухают от их укусов, как подушки. Но мошки, эти крошечные существа, наиболее изобретательны. Они наполняют своим ядом глазные веки.
Соединенные атаки этих маленьких хищников вуалируют северную природу дымкой безнадежности, наполняют нервы ядом раздражения и погашают улыбку северного солнца.
Мне приходилось попадать под совокупные удары этого тройственного союза — веселая была работа для них, но не для меня. Но такие совпадения все же не так часты. Откровенно говоря, я признаю комариков и их сородичей в северных лесах терпимыми, ибо без них мы шатались бы по лесам без дела больше, чем надо.
Деревенские ребята никогда не бьют овода. Они имеют обыкновение плевать ему в глаза, и «оскорбленный» овод высоко поднимается по направлению к лесу. В этих случаях говорят: «полетел богу жаловаться». Но моральное действие плевка, должно быть, не имеет значения. Когда я брызгал оводу в глаза водой, он также высоко поднимался над лесом.
В одно лето я купил в Госторге от оводов замшевые перчатки и почти обеспечил свои руки от распухания. Все же они слегка достают и через замшу. Кроме того я придумал для них язвительную поговорку: «укуси-ка, брат, пожарного через каску». Не думаю, чтобы они понимали соль этого выражения, но меня эта поговорка тешила.
В дикой природе человек не может обойтись без словесности. Заядлый рыбак разговаривает с рыбами, охотник — со зверями. Трудно удержаться и от разговоров с насекомыми.
В дикой природе взрослый человек как-то неожиданно для самого себя впадает в детство. Может быть, потому она так и мила нам.
А дети ведь любят разговаривать с бабочками, муравьями. Известна по всей Великорусии приговорка: «божия коровка, жить ли, умереть ли, на небо лететь ли?»
В Архангельской губ. ребята в эту приговорку почему-то делают вставку: «божия коровка, ума! ума! ума! жить ли, умереть ли и т. д.»
В деревне Лае мне пришлось услыхать приговорку, направленную к воронам. Когда вечером вороны летят стаями над деревней, ребята кричат им: «У задней-то вороны-то пуля горит, горит, горит, да не потухнет». Среди летящих ворон, будто бы, эти слова производят суматоху: ни одна из них не хочет лететь «задней».
В прошлом году в Лае рассказывали, что одному лесорубу довелось убить медвежонка в лесу, причем у него и ружья при себе не было. «А как же, мол, медведица-то его допустила к медвежонку?» «Да он ее обматерил, как следует, она и убежала». Что бы прогнать медведя рекомендуют изругать его матерно. Такова оценка озорному великорусскому лексикону. Даже медведь не выдерживает.
Озорство в языке на Севере выражено весьма ярко. Ребята подростки такие частушки заворачивают, что встает вопрос: как, мол, у них язык повертывается на такие штуки.
Озорство в языке намекает на озорство в «характере».
Наверное, не без того. В характере великороса, в характере массовом, озорство смягчается простотой, которая в деревенском обиходе пленяет и радует. Тех условностей, подкрашиваний, которыми изобилует разговор городских обывателей, в деревне нет и следа.
Оттого взаимоотношения сразу же становятся прямыми, искренними. Поэтому в северной деревне заезжие люди осваиваются скоро и прочно.
Но озорство есть. Новгородец Вася Буслаев — не выдуманная характеристика. Как-то в ожидании парохода в Лайском доке лаяне и чужгоряне обсуждали события только что прошедшего праздника в Чужгорах. Праздники на Севере любят и справляют их по старинке, истово, хлебосольно, пьяно, а иногда и драчливо.
Соседние деревни взаимно друг у друга гостятся, тем более что между ними существуют родственные связи. Праздник в Чужгорах в тот раз ознаменовался незаурядной дракой. «Бузу» затеял один из нынешних Буслаевых, о котором отзывались все хором: «Что, мол, больно прыток парень. Уж такой прыткой»... В результате драки пострадали гости — лайские зятья. Собрание особенно интересовалось вопросом: в ближайший праздник в Лае не «попадет ли» чужгорским зятьям в виде компенсации? Обсуждался весь этот вопрос в течение доброго часа с простотой и непосредственностью творений великого Ромера. Когда после Лайского праздника я ехал из дока в деревню, то вспомнил этот разговор и спросил своего спутника Андрюшу:
«Как, мол, на празднике-то у вас чужгорских зятей не обидели»?
«Нет, — ответил мальчик, — из Глинника одному попало, да только не очень».
