Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Экскурсант и турист. Сборник по экскурсионному делу и туризму. Изд. Экскурсионного государственного акционерного о-ва «Советский турист», Москва, 1929 г.
Яцунская О.
По Алтаю
Записки экскурсанта
Наша небольшая группа выбрала для своего отдыха поездку на Алтай. Мы все неоднократно бывали на Кавказе и в Крыму, и нас тянуло на Алтай, огромный, мало известный, но необычайно богатый в природном отношении край. Мы взялись по предложению «Советского туриста» обследовать Алтай с тем, чтобы выяснить экскурсионные возможности для ближайшего будущего. Мы решили пересечь Алтайский край с севера на юг — от Бийска до Семипалатинска через Катунские Белки. Маршрут был намечен следующий: по железной дороге до Бийска; Улала, Чемал, Тоурак, Уймой в экипаже; Белки — верхом; Берель, Катон-Карагай — снова в экипаже; вниз по Бухтарме — на плотах и на пароходе по Иртышу до Омска.
Из Москвы выехали 31 июля по северному пути через Пермь, рассчитывая на полуторамесячное путешествие.
После пяти дней пути, 6 августа, в 4 часа утра, мы приехали в Бийск, сделав пересадку на Бийскую ветку в Новосибирске. Поезда не совпадали, и мы целый вечер бродили по Новосибирску, новой столице Сибири. Город только строится, хотя уже сейчас в нем более 100 тысяч жителей. Широкие, прямые улицы пустынны; несколько, с десяток, новых хороших советских домов, а рядом почти землянки, но чувствуется быстрый рост города и огромные перспективы впереди.
Переезд по железной дороге от Москвы до Новосибирска был своего рода отдыхом после московской работы. Но путь от Новосибирска до Бийска очень раздражает. Едем с 8 час. 30 мин. утра до 4 час. утра следующего дня. Поезд убийственно медленно ползет, на каждой станции остановка почти по часу, на Алтайской четыре часа ждем встречного поезда из Семипалатинска, жарко, поэтому к Бийску — усталость. Бийск — маленький неинтересный городок. Мы торопимся дальше и 7-го ранним утром отправляемся в путь.
Бию переезжаем на лодке. В заречной части города, населенной по преимуществу ямщиками, нам подают тройку. Мы усаживаемся в «коробок», такой широкий, что размещаемся трое в ряд. Ямщик Павел Хохолков — типичный сибиряк: белокурый, белозубый, говорит пословицами, в рифму, охотно поет, но, к сожалению, «кирпичики» и другие «цыганские» романсы. Интересен порядок найма: ямщики приходят целой группой, держатся «коллективно», запрашивают здорово, но и сдают. Тройка до Чемала — путь два дня с остановкой в Улале — 30 рублей.
Едем хорошо. Хотя с утра был дождик, да и во время остановки тоже, но ехать легко, а немного сырая дорога совершенно не дает пыли. Проселок — лески сосновные, березовые; два раза переезжаем на пароме через Катунь, на гору поднимаемся вскачь всей тройкой. Где-то вдали виднеются отдельные цепи гор.
В Улалу приезжаем поздно, пролетев за день около 100 километров. Улала, молодая столица Ойратии, небольшой, типа уездных, городок, но сразу бросается в глаза, что это руководящий центр молодой республики. Много новых домов общественного характера, всюду вывески центральных учреждений, в учреждениях и на улицах много народу, телеграф, телефон, радио — все говорит о живейшей связи с центром и периферией.
Утром заходим в ряд учреждений, чтобы выяснить вопрос об организации новых экскурсионных маршрутов по Алтаю. Зав. областным ОНО тов. Ялбачев и другие сотрудники отдела охотно сообщают нам о том, что и где можно посмотреть нам и потом показать экскурсантам. Есть ряд достижений в области сельского хозяйства, есть колхозы, новые лесопильные заводы и т. д., необходимо отметить работу кооперации —кооперируется молочное хозяйство, почти в каждом селении имеются маслодельные заводы, а часто и сыроваренные.
На Алтае в течение ряда лет шла ожесточенная гражданская война. Нам указали участников гражданской войны и отдельные пункты, связанные с революционным движением на Алтае.
Около 12 часов выехали мы из Улалы. Это день робинзоновского существования. Дорога от дождя испортилась: всюду вода, глубокие рытвины; едем быстро и в километрах семи от Улалы ныряем в глубокую лужу и выезжаем без заднего колеса. Необходима остановка.
Останавливаемся в стороне от дороги, у большого дерева. Лошади распряжены, разведен костер, ямщик уезжает в Улалу за помощью, а мы хозяйничаем самостоятельно. Неопытность наша очевидна, то костер плохо горит, то наполовину сваренный суп разлит, но настроение прекрасное... К ночи возвращается ямщик с новым колесом, мы снова можем двинуться с утра в путь. Ночуем в первый раз в палатке. Ничего — тепло и даже удобно.
Утром погода ужасная. Идет пронизывающий «алтайский» дождь. Вместо Чемала добрались только до Узнези. Вымокли до нитки. По дороге заезжали в Бишпельтир в одну семью немного обсохнуть и закусить. Взглянуть на редких посетителей собрались местные жители. Живые вопросы и много рассказов. Особенно интересен рассказ об Аргуте, или Архыте, как называют его алтайцы. В ущелье Аргута проезд не везде возможен; тропинка вьется над бурлящей рекой, по трудно проходимым скалам; на одной из них, Богатырском боме, тропа идет по узкому карнизу длиной в 40 сажен. Тропа так узка, что обычно перед переходом по ней стараются криком предупредить встречу, но если встреча произошла и встретились конные, одну из лошадей сбрасывают в пропасть. Боязливые люди проходят бом ползком. В ущельях Аргута в гражданскую войну прятались белобандиты. Один из белобандитов, алтаец Тужлей, сдался советской власти, и не так давно просил его использовать как политпросветработника.
Пейзаж из Улалы до Чемала резко отличается от того, который мы наблюдали до Улалы. Широкие долины горных рек Маймы, Узнезя, Катуни и других представляют собой густотравные зеленые плато, окруженные горами. На горах чудесный сосновый вековой лес. Близ дороги попадаются отдельные великаны необычайно правильной формы. Рубят эти деревья так: на высоте полутора-двух аршин вырубают кольцом кору, дерево подсыхает, и тогда его валят. Несмотря на то, что нас мочит дождик, лошади тонут в грязи и едем мы не по берегу Катуни, как предполагали, а через Александровское, мощь и красота природы Алтая живо чувствуется.
Дождь задерживает нас и в Чемале. Только на третий день, когда солнце снова выглянуло, мы вполне оценили Чемал. Особенно красивый вид с так называемой Чертовой Горки. Внизу Катунь прорыла узкий путь среди скал; одна из них совершенно отвесная и называется Чертовой Горкой. Пейзаж изумительный, прихотливые кольца гор, скалистых, но покрытые зеленой травой, кустарником и сосновым лесом, слева в Катунь вливается прозрачный Чемал и кажется черным рядом с белой от мути ледников Катунью. Горизонт огромный. Место напоминает Теберду, но более мягкое и более открытое. Снеговых вершин не видно. Стараясь использовать солнечный день, после обеда направляемся на Крестовую гору, самую высокую в окрестностях Чемала.
Пейзаж оттуда еще более изумительный и грандиозный, чем с Чертовой горки.
Условия жизни в Чемале очень располагают к отдыху. Прекрасное питание в кооперативной столовой, где мы объедаемся сибирскими пирогами и местными кушаньями.
12-го августа мы были в Аносе у местного художника-алтайца Гуркина. Высокий, худой, в больших сапогах, с типичным лицом алтайца, сидел он перед нами, стараясь советом помочь нам в нашей работе. Гуркин — прекрасный алтаевед, его рассказы дают необычайно много.
Интересна легенда о Катуни. Катунь, вернее «Катынь», имя женщины, жены начальника — Бия. Бий и Катынь поспорили, кто из них скорее вырвется из гор на простор степей. Бий обманул Катынь, ушел не в срок, и Катынь, сердясь и бурля, гонится за ним.
Проработав с нами план нашей поездки и дав ряд ценнейших указаний, Гуркин повел нас в свою мастерскую. Рядом с бревенчатым домом с одной стороны стоит настоящий алтайский летник, так называется шалаш из жердей и пластов коры, с отверстием сверху и очагом посередине. В таких шалашах алтайцы живут летом. С другой стороны дома большое деревянное здание, одна стена которого застеклена, — это и есть мастерская нашего хозяина. Большое количество больших и малых полотен являются прекрасным дополнением к рассказам Гуркина. Тут и Белуха в ряде изображений, и лесные пейзажи, и алтайцы в разные моменты работы и отдыха. Расстались мы, кажется, взаимно удовлетворенные.
Переезд из Аноса до Тоурака, благодаря неперестающему дождю, был очень утомителен. Вместо полутора дней проехали три дня. По дороге ночевали у алтайцев в аиле Камай. Темнело, когда мы подъехали, промокшие и усталые, к небольшой усадьбе, очевидно, уже оседлого алтайца. Около крошечного бревенчатого домика, в котором алтайцы живут зимой, стоял летник, где находилась семья хозяина. После некоторой заминки нам разрешили переночевать в пустующем зимнем жилище. Низенькая, аршина в три, маленькая избушка была грязна и закопчена. Нас устраивал подросток, плохо говоривший по-русски. Через полчаса помещение было приведено в порядок, вещи распакованы и развешаны для просушки, и мы сели за ужин. Наш юный хозяин принес нам традиционное угощение — чай, вскипяченный в медном чайнике, с молоком и посоленный, и сырки такого цвета, что мы приняли их за подставку для чайника. В качестве мебели нам дали небольшой круглый столик, высотою в пол-аршина, вокруг которого мы и поужинали... собственными продуктами. Весть о нашем приезде быстро распространилась. В избушку явилось несколько женщин и мужчин. Женщины с трубками в зубах и на редкость грязные. Оказывается, в аиле праздновалась свадьба, и нас пригласили на пиршество.
На свадьбе гостей угощали местной водкой «арачкой». Алтайцы делают ее из молока и, очевидно, считают ее очень вкусной. Согласно правилам вежливости, мы должны были выпить по глотку арачки, но она нам не понравилась. Угощение происходит из одной общей деревянной чашечки по очереди.
Все расположились вокруг костра. К костру пришел сам «жених», мальчик лет четырнадцати (оказалось, что ему 15 лет, а невесте 22). Бывали случаи, что женились еще раньше, даже семи лет, — рассказывает наш проводник, — жена же всегда взрослая. Складываются своеобразные отношения: «жена» укладывает спать своего «мужа», как нянька, а когда у нее появятся дети (не от него), он нянчится с ее детьми. После обноса арачкой начались увеселения. Сначала боролись два алтайца, потом пели свадебные песни, и, наконец, танцевали.
Танцы происходили в доме, небольшом, но очень грязном внутри. Народу набилось, как сельдей. Гостей посадили на лавки.
Танцевали под звуки своеобразного «музыкального инструмента». Это была обыкновенная заслонка от печки, по которой били и скребли палкой. У некоторых плясунов танец был настолько комичен, что весь «зрительный зал» заливался хохотом.
Самое отрадное впечатление осталось от подростка, нашего хозяина. Он все время, насколько мог, старался с нами разговаривать. Однако разговор шел туго, и только на вопрос: «Знаешь ли Ленина»? мальчик необычайно твердо и радостно ответил: «Ага!» (употребляемое в Сибири вместо «да») и потащил нас показывать портрет Ленина, едва видимый в закопченном углу избушки. Наутро выехали рано, но опять не успели доехать до места назначения. По дороге остановились отдохнуть и закусить в Могуте. Русская семья — дети и дедушка ста семи лет. Старик Трусов, белый как лунь, но приветливый и веселый, начал расспрашивать о Москве, о том, «кто вместо Ленина теперь управляет», и в свою очередь рассказал о тех временах, когда пороли так, что кровь «свистела»; о том, как работали алтайские крестьяне на местные горные заводы, о том, как раньше боялись «благородных». Старик охотно разрешил сфотографировать его и просил приезжать еще. Мы ему заказали ждать нас десять лет.
Путь из Тоурака до Нижнего Уймона, следующая глава нашего путешествия, был совершен в более благоприятной обстановке. Дождь не мочил нас так отчаянно, и весь путь в 212 км мы проехали в 4 дня без задержки.
Ощущение горной страны усиливается. Около перевала к Черному Аную едем необычайно красивой дорогой. Со всех сторон горы, самая высокая здесь вершина «Плешивая». Извозчик говорит: «Сядут на плешь облака — будет по всей округе дождь».
В лесу — яркие цветы, масса ягод: малина, черная и красная смородина, или кислица, как ее здесь зовут. Мы срываем ее целыми ветками и едим до оскомины.
Лес редкий, больше лиственница, со светлой и прозрачной хвоей. По гребням гор, «по гривкам», настоящие аллеи, а по склонам деревья сплошь, как щетки. Но самое лучшее — это воздух, прозрачный, напоенный запахом цветов и сена.
Летнее жилище алтайцев
Пейзаж напоминает Чемал, только более мощный: те же круглые гребни гор, одна гряда за другой, но к югу уже призывно блестят белые снеговые пятна «белков».
Во время пути до Уймона пейзаж меняется несколько раз. Необычайно красива дорога по Келейскому перевалу. Крупный лиственничный лес, чистая почва с мелкой усеянной цветами травой; кажется, что едешь где-то по английскому парку. Мягкие склоны, стада скота, изредка аилы алтайцев, всюду необычайный покой и свежесть.
Интересна степь около Усть-Кана — долина расширяется, горы отступают и становятся ниже, дорога, как асфальтовая; всюду видны небольшие горки земли, нарытые степным зверком («емуранкой»). Небольшое степное озеро, обросшее камышом, кипит от множества птиц — журавлей, уток, каких-то птиц, напоминающих гагар, и других, еще менее нам известных. Все сразу начинают мечтать стать охотниками.
Но особенно прекрасен пейзаж по долине реки Коксу. Коксу — большая полноводная река, в очень красивых берегах, то скалистых, то спускающихся пологими террасами, заросшими лесом. Лес необычайно живописен в лучах заката — то дымчатые прозрачные лиственницы, то необычайные по высоте и стройности темные ели, то светло-зеленые, немного желтеющие березы. Вода в реке кажется малахитовой. Дорога идет высоким берегом, с которого открывается большой горизонт. Особенно красивы спуски у Синего Бома и у речки Громотухи. Дорога в прекрасном состоянии, опасные места огорожены перилами. Нам встречаются рабочие, приводящие в порядок плохие части дороги. Дорога содержится в таком блестящем состоянии крестьянами соседних сел. Невольно сравниваешь ее с южной частью Военно-Сухумской дороги.
Села, которые мы проезжаем: Черный Ануй, Усть-Кан, Усть-Кокса, — типичные сибирские села. Деревянные, иногда довольно большие дома, окруженный изгородью двор, очень мало надворных построек, полное отсутствие деревьев — вот их внешний вид. Однако улицы имеют названия, дома перенумерованы. Население преобладает русское, но делится на несколько групп — казаки, старожилы-сибиряки, переселенцы и отдельно старообрядцы «кержаки».
Почти все села, которые мы проезжали, принимали участие в гражданской войне. Всюду показывают места, связанные с событиями этой борьбы. Здесь, в ущелье, прятались белые, по тому направлению наступали красные, в таком-то селе делали самодельное оружие. Мы видели интересные документы, некоторые с печатью, положенной картофельным штампом. Мы познакомились и говорили с рядом активных участников, даже руководителей гражданской войны.
Не напрасно боролись за новую жизнь, она чувствуется всюду. В Усть-Кане и Уймоне и др. идет лихорадочная стройка новых школ, которые должны дать образование краю. В каждом селе гудит «молоканка» — маслодельный завод. Почти все крестьяне кооперированы молочным союзом. Строится ряд сыроваренных заводов. В крестьянском хозяйстве употребляются машины, есть даже тракторы.
В Уймоне дождь задержал нас на двое лишних суток. Наконец, и здесь погода смилостивилась, и мы вступаем в самую ответственную часть нашего путешествия — переезд через Катунские белки. Нас пугали рассказами о полноводных и быстрых реках, об алтайских «бомбах», о пропастях. Но все же мы на конях, готовы ко всяким неожиданностям, и при дружелюбных пожеланиях «доброго пути» выезжаем из Нижнего Уймона. Путь от Нижнего Уймона до следующего населенного места — Рахмановских ключей — мы совершаем в четыре с половиной дня. Погода все время стоит прекрасная. Может быть, поэтому ничто из тех опасностей, которые нам предсказывали, нам не встретилось.
Крепко сидишь на лошади и смотришь во все глаза на окружающее. Долина реки Катуни сверху в лучах заката кажется чашей из разных металлов — желтого, синего, зеленого, с неровными краями гор. Круто поднимаемся в гору. Переезжаем несколько ручьев и речушек вброд, снова спускаемся, чтобы ночевать на заимке нашего проводника, истового старообрядца. До заимки нас провожают его дети — два парня и девочка лет четырнадцати. Спим все в одной маленькой хатке, да еще топленой. Очень душно и жарко. Здесь можно наблюдать сохранившийся уклад старой семьи. Отец —полноправный хозяин, дети слепо его слушаются, все дети неграмотны, и, очевидно, отец не хочет им дать это страшное оружие, поражающее привычный порядок. У них строгое соблюдение поста, едят очень мало и скудно и необычайно чинно. Пробуем разговаривать с детьми, от наших рассказов у них разгораются глаза.
Утром встаем в 4½ часа, едим, навьючиваем лошадей и к 6 часам уже в пути. Едем, не переставая, до 4 часов дня.
Погода прекрасная — прозрачное синее небо, ниже нас клубы тумана, а перед глазами одна картина сменяет другую — за день четыре перевала. Переезжаем Большой Белок, едем через долины Рек Сугаша, Зайчихи и Собачьей.
Пейзаж суровый — высокие безлесные, переходящие в скалы горы, всюду потоки и реки, там и тут пятна снега, внизу покрытые тучной желтеющей травой долины рек, которые мы переезжаем вброд. Берега по южным склонам заросли лесом. Тут и лиственница, и кедр, и ель, и мелкий кустарник. По верхним частям склонов стелется кустарниковая черная береза.
Первая ночевка — под густейшими кедрами. С непривычки, мы проехали около 50 верст, болят ноги и спина. Спешим освежиться в холодной воде горной реки, с аппетитом кушаем у костра. Настроение прекрасное. Кто меньше устал, пляшет вокруг костра. Вечереет. Солнце зашло за горы. По побледневшему небу тянутся золотистые облака, слышен говор реки, весело потрескивает костер. Все довольны и мечтают...
С утра опять в путь, опять с перевала на перевал, вброд по рекам, с постоянно меняющимся пейзажем перед глазами. Погода чудесная. Потрясающее впечатление произвело Талменье озеро. Когда спускаешься лиственным лесом, вода озера кажется драгоценным камнем. Внизу, в оправе из серо-зеленых гор, покоится оно, огромное (6 км в длину), насыщенно бирюзового цвета, с ярко синими пятнами — тенью облаков.
Остановились под великаном-кедром в тридцати шагах от озера на морене, запрудившей его. Трава ярко-зеленая, у самого озера еще много цветов — лиловый лук, темно-лиловые колокольчики, ярко-оранжевые лютики. Слева — прозрачные лиственницы, справа по склонам темная «чернь» кедров и пихт. Целый день самых приятных удовольствий — купанье в ледяной воде озера, прогулки по его берегам, наблюдение над изменчивой окраской гор. Большой сюрприз сделал наш проводник, наловив нам на ужин «хайрюзов» — местной форели. Или действительно эта рыба необычайно вкусна, или в горах всегда хороший аппетит, но нам казалось, что мы никогда ничего вкуснее не ели. Очень красив дальнейший путь от Талменья. Как всегда, встали очень рано, переехали вброд изумительно прозрачную Озерную, вытекающую из озера, и стали подниматься лесом. Дорога для лошадей трудная. Сыро, корни, камни. Но раннее утро в лесу незабываемо. Тишина. Слышатся только звуки бесчисленных ручьев и речушек. Кедры и пихты, темные и мрачные обычно, зеленым бархатом отливают на солнце. С веток спускаются какие-то пучки серо-зеленых волос. Деревья, необычайно высокие, правильной формы, кажутся свечами.
Перевал от Талменья к Тургеньсу двойной и трудный. После леса дорога тянется косогорами и переходит через седло в очень суровом пейзаже. Лес кончается, верхушки гор покрыты камнями, лентами морен, пятнами снега. Подъем становится все круче, долина уходит далеко вниз, и местами становится жутко. После крутого спуска попадаем в долину Тургеньсу. Долина Тургеньсу узкая, местами скалы то с одной, то с другой стороны подходят к воде, и мы переезжаем вброд то на одну, то на другую сторону реки. При большой воде переезд вброд невозможен, и ездят тропинкой по левому берегу высоко по очень крутому склону. Если бы нам пришлось ехать этой тропинкой, то это было бы действительной опасностью.
Осень спрятала от нас яркие краски алтайских цветов и только в долине Тургеньсу, покрытой ярко-зеленой травой и яркими разноцветными цветами, мы любовались ими. Ночевка около Катуни, у костра. Наш проводник заботится о нас, как о детях. Под его руководством выработана такая система ночлега — обычно под деревом и обязательно в сухом месте расстилаются кошмы, в хорошую погоду на них кладется наша брезентовая палатка, потом в ряд тесно укладываются все путешественники, закутываясь каждый в свое собственное платье, сверху снова палатка и для особенно зябких незанятая кошма. На ночь разводится костер, и когда ночью поднимаешь голову, несмотря на то, что кругом лежит иней, в нашем гнезде тепло и по-своему удобно.
С пяти часов новый переезд от Катуни до Черной Берели. Основное впечатление дня — Белуха. В течение всего дня, особенно при переездах через перевалы, перед нами сверкали на солнце белоснежные главы этой высочайшей вершины Алтая (свыше 4000 м), окруженные суровым кольцом серо-зеленых гребней. После Кавказских ледников и снежных хребтов на Алтае чувствуется «недостаток снегов», и только снега Белухи, ее ледяные реки разрешают эту тоску! Самое интересное в этот переезд — переправа через брод. За весь путь мы переехали десятки речек, но алтайская переправа почувствовалась только здесь. От дождей воды в реке много. Течение очень быстрое, тропинка едва намечает пункт переправы. Постепенно одна лошадь за другой входит в воду, в некоторых местах выше стремени. Лошади осторожно ступают по дну реки, обходя большие камни. Любопытство заставляет смотреть в воду, и тогда кажется, что вода несет лошадь, — и голова начинает кружиться. Начинаешь снова смотреть на определенную точку на берегу и благополучно доезжаешь до берега. Рассказов о трудностях переездов вброд было так много, что после Катуни и Берели мы испытывали некоторое разочарование, настолько это оказалось нестрашно.
Второй момент продвижения верхом на Алтае, который запомнился, это — крутые подъемы и спуски. Когда лошадь карабкается на гору, несмотря на то, что уже свободно чувствуешь себя в седле, приходится держаться руками за гриву. Спуски вообще и особенно к Черной Берели очень круты. Алтайские лошади карабкаются по горам, как козы. При спуске моя лошадь — я не могла не любоваться ею — спускалась так осторожно, что казалось, что она танцует. Почти лежишь на крупе лошади и сползаешь под углом в 70°. Когда мы спустились совсем к Черной Берели и оглянулись на нашу дорогу, то были поражены, как можно вообще спуститься с такой кручи.
Рахмановские ключи, курорт южного Алтая, лежит в очень красивой долине у озера; окружающий пейзаж напоминает Талменье. Мы не были поражены им, так как была хмурая погода и краски были однообразны. Мы приехали, когда курорт уже был закрыт. Несколько бревенчатых зданий и сторож — все, что мы видели. Сторож дал нам возможность принять теплую ванну и рассказал о том, что семь месяцев зимою курорт совершенно отрезан от мира; сообщение возможно только на лыжах.
Из-за дурной погоды мы поехали из Рахмановских ключей верхней дорогой. Мы поднялись крутым подъемом на гору и ехали около 30 верст то плоскогорью. Нас застал там сильный дождь. Хмурое небо, туман дождя, голые обнаженные горы, огромные камни создавали впечатление своеобразной суровой красоты. Ближе в деревне Берель мы проезжали через летнюю стоянку казаков. С десяток юрт, покрытых войлоком, с очень интересным хохолком над дымовым отверстием, стояли почти правильным кругом. Около небольшими табунами паслись сытые и красивые лошади. Нам казалось, что мы заблудились, и мы мимикой просили указать нам дорогу, так как казачки не понимали русского языка. Несмотря на общие расовые корни, казаки очень отличаются от алтайцев. Алтайцы по окраске волос, лица напоминают скорее монголов, у казаков почти круглые лица, с очень ярким цветом кожи и живыми, немного лукавыми, черными глазами. Среди них попадается много стройных, особенно среди женщин.
Около Берели мы встретили много маральников. Мараловодство — одно из серьезных занятий жителей предгорного Алтая, как со Стороны Ойратии, так и Казахстана. По склонам гор тянутся ломаные линии своеобразных загородей маральников. Рога маралов — важный экспортный товар нашей торговли. Мараловодство, упавшее за время гражданской войны, снова растет и является одним из прибыльных занятий местного хозяйства. Каждую осень самец-марал дает 10 фунтов сушеного рога, расцениваемого до 15 рублей за фунт. Покупателями являются китайцы, которые используют эти рога как медицинское средство.
Путь от Берели до районного центра Катон-Карагая (82 км) мы проехали почти в один день. После очень красивой, но неудобной дороги по берегу Бухтармы мы выехали на укатанную ровную дорогу. Желание поскорее доехать до Катон-Карагая и хорошая дорога дали возможность большую часть пути проехать быстрой рысью. С удовольствием вспоминаешь, как, поднимаясь в такт с бегом лошади, быстро мчишься вперегонки со своими товарищами.
Катон-Карагай — большое село. Вместе с селом Алтайским, находящимся от него в версте, в нем насчитывается до 7 тыс. жителей. После почти двухнедельного существования в полной зависимости от природы, мы снова почувствовали себя в обычных культурных условиях. Телеграф, почта — значит, письма из Москвы, газеты, люди — все это доставляло гораздо больше приятных переживаний, чем обычно. Мы провели в этом гостеприимном месте несколько дней отдыха, решая вопрос о дальнейших способах путешествия. Мы предполагали дальше ехать по Бухтарме на плотах — еще неизведанном нами способе алтайского передвижения, богатом разными неожиданностями. Оказалось, что плоты Турксиба согнаны уже до основной станции отправления в дер. Быково, т. е. вниз верст на сто. Ехать в экипаже сто верст по мало интересной местности не хотелось, и мы сразу отправились на пристань на Иртыше — село Малая Красноярка. Этот последний перегон мы проехали в так называемой бричке, — это большая крестьянская телега, напоминающая крымскую мажару или владикавказский фургон. Единственным удобством было то, что всю дорогу мы могли мирно спать.
Из Малой Красноярки до Омска проехали по Иртышу. Часть пути от Красноярки до Семипалатинска довольно красива. Чистенький пароход «Роза Люксембург» продвигается не особенно быстро между высоких берегов, луна серебрит воду, слышатся предостерегающие крики вахты: «пять, четыре с половиной, четыре», команда капитана: «тихий ход» и дно парохода шуршит по камням. Очень хотелось в Усть-Каменогорске сойти и поехать на Ридерский рудник, но погода опять испортилась: серое небо, дождь и холод заставили отказаться от этого намерения.
В Семипалатинске пересадка ночью на большой пароход волжского типа. Переезд от Семипалатинска до Омска очень однообразен: низкие берега, бескрайняя степь, широкий, с отмелями, Иртыш. Единственное развлечение — арбузы. На каждой пристани дюжие грузчики, русские и казаки, бесконечной вереницей в течение часа-двух грузят мешки с арбузами. Арбузами забит трюм, мешками с арбузами завален борт парохода. Пассажиры увлекаются покупкой арбузов, благо они страшно дешевы — 5-10 копеек штука. Вся эта суматоха так не похожа на то, что переживалось в горах. Мы сидим на правой стороне палубы и сначала видим, а потом только знаем, что в этой стороне наш Алтай, наши горы. Становится грустно... Единственное утешение, что наше обследование экскурсионных возможностей Алтая ляжет в основу нового маршрута «Советского Туриста» и поможет сотням и тысячами туристов двинуться в далекий Алтай.
