Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: В. Шнейдеров. Путешествия с киноаппаратом. Госкиноиздат, Москва, 1952 г.
От автора
Множество людей в нашей стране увлекается страноведением, географией, путешествиями. Это происходит потому, что советский человек пламенно любит свою Родину и стремится познать ее красоты и богатства, изучить ее природу, познакомиться с жизнью населяющих ее людей, для того чтобы участвовать в преобразовании природы, в строительстве коммунистического общества.
«Социалистическое государство надо любить не только умозрительно, а конкретно, то есть с его природой, полями, лесами, фабриками, заводами, колхозами, совхозами...» – писал Михаил Иванович Калинин.
Чтобы так любить свою страну, надо самому, своими глазами видеть многообразие ее чудесных ландшафтов. Отсюда такая тяга к изучению географии, к книгам, описывающим нашу страну, к туризму. Так рождается желание стать путешественником.
В наш век, пожалуй, и невозможно не быть в той или иной мере путешественником.
Школьники и пионеры совершают экскурсии по родному краю, студенты едут на практику, рабочие и инженеры отправляются на новостройки, туристы и альпинисты идут в свои походы. Ну, а те, кто избрал профессию географа, топографа, геодезиста, моряка, летчика, журналиста нередко становятся профессиональными путешественниками. И все же нашим людям мало того, что они видят во время своих поездок. Они хотят знать и видеть больше, они хотят видеть всю свою страну, все ее замечательные края и уголки. Однако невозможно лично побывать всюду, где идут великие стройки коммунизма, где созидаются новые города и прокладываются новые пути, где трудится и творит новую жизнь советский человек.
Для познания нашей Родины многое можно почерпнуть из книг, лекций, журналов, услышать по радио, но это только описания, порой дополненные неподвижной фотографией или зарисовкой. Наглядной картины подлинной жизни в ее многообразии и движении они воспроизвести не могут – это доступно только кинематографу, который способен в мгновение ока перенести нас в любой край, в самые отдаленные и труднодоступные места – всюду, куда проникла камера кинопутешественника.
В распоряжении кинематографа находится движение, запечатленное на пленке, звук, способный воспроизводить подлинные звучания, цвет, сохраняющий удивительные краски природы. Камера имеет возможность спуститься в батисфере глубоко под воду, подняться на самолете над облаками. Телеобъектив и микроскоп позволяют видеть невидимое, ускоренная и замедленная съемки дают возможность замедлять, ускорять и останавливать время.
Кинематограф может показать, как советские люди самоотверженно трудятся, осваивая далекие окраины, перенести нас в те места, где будут сооружены мощные гидроэлектростанции, где прокладываются многоводные каналы, вырастают зеленые полосы лесозащитных насаждений.
Каждый, кто придет в кинотеатр, чтобы посмотреть новый видовой фильм или документальный очерк, сможет увидеть суровые льды Арктики, зеленые шапки Карпатских гор, гряды каракумских барханов, бамбуковые рощи юга Курильских островов.
В движении, в звуке, в цвете перед нами возникнет жизнь многообразной, многонациональной советской страны, будут показаны богатства и красоты ее природы, созидательная деятельность людей, преобразующих природу, утверждающих своим творческим трудом величие нового общественного строя.
Наш массовый зритель, молодежь, ученые любят и ценят фильмы, позволяющие совершать кинопутешествия. Но мало кто знает, как создаются подобные фильмы. Между тем процесс создания видового фильма сложен и чрезвычайно интересен.
Началу съемок и самой экспедиции предшествует большая подготовительная работа. Разработка научных материалов, написание сценария, определение маршрута и организация самой экспедиции являются первым этапом подготовки к съемкам фильма.
Потом идет переезд к месту съемок; он нередко занимает немалое время и измеряется зачастую многими тысячами километров. И только по прибытии на место начинается собственно экспедиционная работа. Где возможно, на автомобилях, а где нет еще хороших дорог, верхом в сопровождении вьючного каравана или пешком по головоломным тропам, по тайге, на легких лодках вниз по порожистой реке пробираются кинопутешественники в поисках нужных кадров, дающих правдивое представление о крае, слагающих «экранный образ» местности.
Весь этот большой труд осуществляется иногда ради небольшого короткометражного видового фильма. Конечно, ни в одной стране, кроме нашей, советской, не жалеющей сил и средств на создание культурных ценностей, невозможно такое отношение к созданию видовых кинокартин. Только у нас в СССР забота о воспитании и просвещении человека стала настолько важным государственным делом, что, если полезно показать народу какой-либо замечательный участок на карте Советского Союза, туда посылается экспедиция, выполняющая свое задание и привозящая из путешествия новый видовой фильм.
Так было сделано, например, со съемкой на острове Ионы. Этот крохотный островок, похожий на каменную глыбу, словно случайно заброшенную кем-то в неприветливое, пасмурное Охотское море, служит пристанищем для огромных сивучей (особой породы ушастых тюленей) и стоит в тех местах, где формируется погода.
Полгода тянулось путешествие. Люди пролетели, проехали, проплыли, прошли около двадцати пяти тысяч километров пути. Им пришлось испытать немало трудностей и опасностей. Но поставленная перед ними задача была выполнена – кинопутешественники привезли весь необходимый материал, заснятый на разных этапах путешествия, и смонтировали в студии кинокартину – короткометражный одночастный фильм.
Одна часть – это примерно триста метров – десять минут демонстрации на экране. Арифметический подсчет свидетельствует, таким образом, что на каждый полезный метр вошедшего в картину материала кинопутешественникам пришлось проделать около ста километров пути, провести шесть месяцев в экспедиции. И так бывает при создании многих наших кинокартин. Такова одна из особенностей производства видовых экспедиционных фильмов.
Часто кинозрители спрашивают: как вы работаете в экспедициях, как создаются видовые фильмы?
Лучшим ответом на этот вопрос может быть знакомство с походными записями кинопутешественников – режиссеров и операторов.
Описывая работу в экспедициях, автор пользовался как личными воспоминаниями и путевыми дневниками, так и рассказами и записями своих коллег, участников наиболее интересных экспедиций последнего времени.
Предлагаемая книга не претендует на исчерпывающее освещение темы, она лишь пытается познакомить читателя с трудом кинопутешественников – трудом увлекательным и дающим огромное моральное удовлетворение его участникам, знающим, что они трудятся в киноэкспедициях для того, чтобы шире и красочнее показать народу нашу прекрасную Родину.
Путешествие с киноаппаратом в горах и ледниках Памира
1
Все готово. Съемочная аппаратура проверена. Заказана и подогнана упаковка для объективов и кассет, рассчитанная на перевозку во вьюках. Пленка тщательно опробована и уложена в запаянные жестяные ящики. Железнодорожные билеты лежат в конверте вместе с командировочными удостоверениями. Срок командировки – полгода, место – Средняя Азия, Памир.
Мы – режиссер Владимир Шнейдеров и оператор Илья Толчан – прикомандированы киностудией к Памирской высокогорной экспедиции Академии наук СССР. Экспедиция направляется в самое сердце Средней Азии – туда, где мощные горные системы Гиндукуша и Тянь-Шаня, Кунь-Луня, Каракорума и Гималаев, сойдясь плечом к плечу, своими сплетениями подняли ввысь огромное каменистое нагорье – высокогорную пустыню Памир.
Не так давно Памир был исследован только там, где по нему проходят древние караванные пути в Китай, Афганистан, Индию.
Огромная территория суровой пустыни, укрывшейся в поднебесье на высоте в четыре тысячи метров, пересечена снежными хребтами, изрыта глубокими ущельями, покрыта вековыми льдами сползающих с гор глетчеров. Среди этих малоизученных просторов есть область, обозначенная на картах «белым пятном» с надписью «не исследовано». Не раз ученые, путешественники, географы пытались проникнуть в этот загадочный узел гор и ледников, о котором знали лишь то, что он дает начало горным рекам Танымасу, Ванчу, Язгулему и Мук-Су, и что на нем расположен один из величайших в мире долинных ледников – ледник Федченко. Но неприступные горные хребты, пересеченные широкими трещинами, вздыбленные торосами ледники, бурные реки и разреженный воздух высокогорья делали эти места недоступными для человека.
Перед первой Памирской экспедицией Академии наук СССР поставлена трудная и ответственная задача. Отряды экспедиции, состоящие из ученых и альпинистов, должны проникнуть в область «белого пятна», исследовать его, нанести на карты, раскрыть его богатства.
Задача нашей киногруппы создать экспедиционный научно-популярный фильм, показывающий труды и достижения научной экспедиции, ее открытия, природу края, жизнь и быт населяющих его людей. Сюжетным стержнем фильма, естественно, должна явиться сама экспедиция, ее маршрут и работы.
Нам предстоит большой и нелегкий путь. «Белое пятно» занимает площадь более трех тысяч квадратных километров. Чтобы приблизиться к его границам, надо пройти сотни километров по древним караванным тропам, через перевалы высоких гор, а потом и вовсе без всяких путей по ущельям рек, истоки которых неизвестны.
Перед тем как включить нас в состав экспедиции, руководители ее долго и с пристрастием допрашивали и режиссера и оператора: «Верхом ездите? Сколько километров в день приходилось проезжать? Умеете плавать? Бывали в горах? Где? На какую высоту поднимались? Владеете ли техникой альпинизма?» И только уверившись в том, что мы удовлетворяем всем их требованиям, допустили нас к медицинскому осмотру, обязательному перед выездом в дальнее путешествие, которое требует от участвующих в нем крепкого физического склада, отличного здоровья, закалки и четкой дисциплины, или, как говорят в экспедициях, «хорошего характера».
2
Поезд мерно постукивает на стыках рельс. Долог путь от Москвы на крайний юго-восток нашей страны, через безводные пустыни Средней Азии к хребтам Памиро-Алая.
Купе вагона загромождено чемоданами, мешками, рюкзаками. На столике карты и книги. Карты свешиваются с верхних полок, трубками торчат из багажных сеток.
Нам повезло. В процессе подготовки к путешествию все были так заняты, что на разговоры по поводу сценария удавалось вырывать у научных работников экспедиции буквально считанные часы. Теперь же мы едем вместе с заместителем начальника Памирской экспедиции профессором Щербаковым. Дмитрий Иванович – старый опытный путешественник, ученик и сподвижник академика Ферсмана, большой знаток Средней Азии. Мы используем эту совместную поездку для доработки и уточнения нашего режиссерского сценария.
3
Отправляясь в экспедицию, мы ясно представляли себе значение заранее продуманного и разработанного сценария, четко определяющего характер будущего фильма. Но сама по себе экспедиция, в которой мы должны принять участие, не совсем обычна: часть пути она должна будет проделать по местам, еще не изученным, не описанным в трудах путешественников, никому не известным.
Поэтому, разрабатывая сценарий, мы вынуждены были разделить все съемочные объекты на два основных вида: «плановые» и «событийные». Основываясь на предварительном изучении материалов, опираясь на консультацию научных специалистов и рабочий план экспедиции, мы записали в сценарий будущего фильма наиболее исчерпывающие «плановые» объекты, составляющие первые части сценария, поставив своей задачей показать в них подготовку экспедиции, ее состав, первые этапы пути на Памир. Приемом, определяющим показ картин природы, был взят угол зрения, опирающийся на вертикальную зональность, то есть на смену характерных географических ландшафтов, связанную с подъемом от подножий к вершинам гор.
Здесь же, в продуманном и разбитом на съемочные кадры повествовании, мы оставили «окна» для включения в ткань его «планового» материала отдельных «событийных» кусков, заснятых методом репортажа и фиксирующих те или иные неожиданные и непредвиденные путевые приключения и события.
Подробно разработана у нас и та часть сценария, которая посвящена показу труда и быта местного населения: киргизов-скотоводов и таджиков-земледельцев. Сценарий включает в себя большой эпизод народного праздника, который нам надлежит заснять на летних горных пастбищах Предпамирья.
Сложнее всего обстоит дело с разработкой плана съемок в неисследованной области – мы просто не знаем, что может встретиться там на пути экспедиции. Все, что можно было предвидеть, учтено: техника альпинизма, путешествия по ледникам, виды льдов, ледниковые трещины, торосы, фирновые снежные поля. Детально разработаны сцены штурма вершин, переходы через бурные реки и ледниковые мостики, быт высокогорных лагерей, научные работы.
Выезжая, мы знаем, что полная реализация того, что записано в «организованной» части сценария, уже обеспечивает нам создание полноценного экспедиционного географического фильма, дающего правильное представление о стране, о работе экспедиции, о людях, населяющих этот край. А все то, что может возникнуть сверх этого и войдет в наш «событийный» план, дополнит и расширит материал фильма, украсит его полными драматизма эпизодами, выхваченными из самой жизни.
Во всяком случае, выезжая в далекое и долгое путешествие, мы точно знаем, что и как будем снимать в нашем фильме.
4
Перегрузка с поезда на автомобиль, четырехчасовое путешествие по пыльной дороге среди цветущих хлопковых полей Ферганы, и мы, наконец, в Оше.
Ош – старинный город Киргизии, один из древнейших в Средней Азии, – отправной пункт нашей экспедиции. Здесь формируются караваны верблюдов, ишаков, вьючных и верховых лошадей. В первый же день мы получаем походное обмундирование и снаряжение: штормовые плотно застегивающиеся костюмы, ледорубы, кошки, горные ботинки на толстой подошве с острыми шипами и, наконец, замечательные походные палатки, превращающиеся отныне и на много месяцев в наше постоянное жилье.
Дом мой невелик: полотняный, с маленьким, задергивающимся шторкой окошком. Он устанавливается на двух стойках с растяжками. Входить, вернее, влезать в него, надо на четвереньках. Внутри превосходная обстановка: легкий пробковый матрасик, спасающий от сырости и холода камней, спальный мешок, берегущий от морозов, и чемодан с личными вещами в брезентовом чехле. Есть даже освещение – складной фонарик со слюдяными небьющимися оконцами и запасом свечей. Все продумано до мельчайших подробностей.
Палатка легкая, прочная, непромокаемая. Вход наглухо зашнуровывается веревкой. Вместо пола – брезентовый настил, наглухо пришитый к стенкам. Все это очень важно – не задует ветер, в щели не нанесет песку и пыли, не явятся непрошенные гости – фаланги, скорпионы и прочая нечисть. На окошке частая сетка, чтобы не проник комар или москит.
После того как снаряжение получено, начинается более сложный процесс: отбор караванных лошадей под перевозку аппаратуры. Надо выбрать сильных, спокойных, выносливых животных.
Дело это нелегкое. Табун только что пригнали прямо с джайлау – горных пастбищ, и кони, не желая знакомиться с уздечкой, ведут себя, как дикие мустанги. Они кусаются, бьют копытами, не допускают к себе караванщиков.
После долгих трудов нам наконец удается сформировать свой кинокараван. В нем три верховые лошади и пять вьючных; самая спокойная будет везти аппаратуру, остальные – пленку и вещи. Седла и вьюки тщательно подогнаны, подтянуты, закреплены.
На случай съемки в пути, чтобы можно было быстро и легко достать камеру из вьюка, подготовлена специальная упаковка для аппаратуры, позволяющая доставать ее буквально в полминуты. Штатив от киноаппарата прилажен поверх вьюка и удивляет всех своим сходством со стволом горной пушки в чехле. Ручные легкие автоматические камеры режиссер и оператор распределили по своим коням, чтобы всегда иметь их под рукой...
Пробные тренировочные выезды показали, что мы готовы к путешествию.
5
Закончены последние городские съемки. Наступает долгожданный день выхода в горы, и мы снимаем первые кадры похода.
Там, где час назад стоял большой полотняный городок, теперь осталась пустая вытоптанная поляна и на ней прямоугольники блеклой, потерявшей свою естественную окраску травы – места, где стояли палатки.
Партия за партией уходят караваны верблюдов, грузятся мешками с ячменем ишаки, навьючиваются кони.
Ровно в пять экспедиция трогается в путь. Мы – кинематографисты – выходим, как всегда, последними, ибо снимаем отправку отрядов экспедиции, а затем быстрой рысью пускаемся вдогонку, обгоняем все отряды и, уйдя далеко вперед по дороге, устанавливаем камеру и ждем приближения экспедиции.
Первыми едут верхом ученые и альпинисты, за ними бесконечной вереницей, степенно покачивая головами, идут высокие мохнатые верблюды. Они богато украшены цветными шерстяными кистями и ковровыми попонами. Далеко разносится мелодичный, многоголосый звон колокольцев.
За верблюдами, деловито перебирая ногами, семенят ишаки. Беспорядочной ордой, обгоняя друг друга, кусаясь и лягаясь, забегая в стороны, чтобы на ходу перехватить пук придорожной травы, торопливо бегут злые караванные лошади. Они косятся на камеру, закладывают уши назад и скалят зубы. Их косматые гривы и длинные хвосты свисают почти до земли.
По обочинам дороги, размахивая плетками, скачут караванщики, подгоняя коней пронзительными выкриками и свистом.
Замыкая колонну, поднимая облако пыли, бредет стадо баранов – наш живой продовольственный запас.
6
Остался позади ошский оазис. Горная тропа взбирается все выше по берегу светлой Ак-Буры, то скрываясь между группами зеленых, начисто вымытых недавним дождем деревьев, то пересекая усеянные цветами высокотравные субальпийские луга.
Мы уже расстались с верблюжьим караваном. Тяжело нагруженные животные пойдут проторенными тропами через перевал Чигирчик и соединятся с нами в Алайской долине. Наш отряд с конным караваном пойдет более трудным, малоисследованным путем через перевал Джиптык. Ученые произведут по дороге ряд наблюдений, мы же должны успеть заснять все растительные зоны Алая от предгорий до снегов.
Работы у нас непочатый край. Климатические зоны сменяются здесь одна за другой – их разделяют иногда считанные часы пути.
Сады и поля остались позади, пройдены и лиственные леса, им на смену пришла могучая арча – древовидный можжевельник. Чем выше, тем арча делается слабее, пригибается к земле и наконец распластывается зелеными стелящимися по камням лепешками. Высокотравные луга предгорий превращаются в яркие альпийские, которые в свою очередь уступают место крохотным полянкам карликовых трав, прилепившимся к скалам среди мхов и лишайников у самых снегов.
И все это надо заснять в определенной последовательности и обязательно сейчас. Вернуться сюда вскоре с Памира мы не сможем, а растительность высокогорной пустыни совсем иная. Когда же мы станем возвращаться, наступит осень, лягут снега, и зеленый покров гор исчезнет.
Нет покоя у нас и на привалах: то и дело сверх записанных в сценарии «плановых» съемок возникают неожиданные «событийные», которые, конечно, пропускать не приходится.
На одном из привалов мы попадаем в зону черепашьего переселения. Сотни тысяч черепах – больших, средних, маленьких, подчиняясь влечению инстинкта, непрерывным потоком катятся через наш лагерь. Другой раз мы подвергаемся нашествию огромных жуков-скарабеев. Все это надо успеть снять – такие кадры неповторимы.
Дорога, избранная экспедицией, может быть названа дорогой только условно. Это тропа, даже не отмеченная на карте. Местами она совсем исчезает, и только невозможность свернуть в сторону и необходимость двигаться только вверх по течению реки указывает экспедиции путь.
Мы идем по узкому ущелью, стиснутому высокими суровыми скалами; то отстаем, то уходим далеко вперед, чтобы выбрать места получше для установки камеры. Сейчас все внимание направлено на съемку горных караванных путей.
Начинаются овринги. Так называют здесь особый вид дороги, широко распространенный на западном Памире и сейчас отходящий в прошлое. Овринги – это подвесные дорожные сооружения, создаваемые там, где на пути встают отвесные скалы, которые невозможно обойти.
Интересен способ постройки оврингов. Люди взбираются на скалы и сверху спускают на определенную высоту над пропастью мастеров, которые долбят в скалах лунки и забивают в них колья. На колья накладываются длинные, тонкие бревна – слеги. Их оплетают хворостом и засыпают землей. Так на головоломной высоте возникают покачивающиеся над бездной подвесные балкончики, по которым смело проходят люди и лошади. Неискушенному путнику лучше всего просто зажмурить глаза и предоставить лошади спокойно перевести его по оврингу на другую сторону скалы. Надо только предварительно покричать. Если ответа нет, можно двигаться. Если в ответ слышен крик, надо подождать встречного. Разминуться с ним на тропинке овринга невозможно.
Прекрасным съемочным объектом являются здесь и мосты, переброшенные с одного берега реки на другой в самых узких местах ущелья. Устроены они так: одним концом в берег врыты толстые бревна; на них наложены другие, выступающие вперед. Их концы, упирающиеся в берег, придавлены камнями. Так, накладывая с обеих сторон реки выступающие вперед бревна, горные жители сближают их наружные концы между собой настолько, что в итоге удается перебросить с одного бревенчатого выступа на другой длинные стволы деревьев. Получается мост, висящий над бурной, грохочущей камнями рекой. При переезде через него чувствуешь, как бревна пружинят и прогибаются. Никаких перил, конечно, нет, и ширина такого моста всего четыре-пять бревен.
Сейчас, когда на Памире проложены новые, современные дороги, овринги и висячие мосты можно встретить лишь в самых глухих отдаленных местах. Во времена же нашего путешествия они были единственным средством сообщения и сооружались жителями окрестных горных кишлаков на тропах, ведущих к жилью или к перевалам на летние пастбища.
Переход нашего каравана через подобный описанный выше мост мы решили заснять снизу, от самой воды, чтобы показать в картине условия подхода к Алайскому хребту и подчеркнуть трудности дальнейшего пути по полному бездорожью.
Единственная выгодная точка, к которой можно спуститься с камерой, – камни, выступающие прямо из воды. Устанавливаем аппарат, ждем. Объектив наведен на поворот дороги, откуда из-за скал должны появиться лошади. Ведя камеру горизонтальной панорамой, мы сможем заснять переход каравана через мост и выход его на ту сторону реки.
– Приготовились к съемке! Начали!
Из-за скал появляются всадники. Стоя одной ногой в ледяной воде, оператор крутит ручку. Невозмутимо переезжает мост караван-баши. Осторожно переправляются поодиночке верховые и, наконец, на мост вступают караванные вьючные кони. Они, как всегда, идут без повода, сами выбирая себе дорогу. Часть перешла благополучно. Но вот один из коней, чего-то испугавшись, дает «свечу», от которой мост вздрагивает. Конь, слегка подкинутый вверх пружинящими бревнами, заложив уши назад и оскалив зубы, бросается обратно, сшибая с ходу своим вьюком другую лошадь вниз, в реку.
Съемка продолжается. Оператор панорамирует вниз, на воду, куда исчезла лошадь. Через секунду из пены появляется голова животного. Лошадь упала в глубокое место и не разбилась. Течением ее выносит на берег, прямо к ножкам нашего штатива, где ее и подхватывают подоспевшие караванщики. Не пострадал даже вьюк, в котором были только брезентовые палатки.
Съемка удалась, но послужила поводом для острот по нашему адресу. Ученые шутя утверждают, что все это происшествие было подстроено нами нарочно, чтобы эффектным кадром падения лошади в поток сделать картину более увлекательной.
7
Горные виды сменяются, как декорации, совершенно неповторимые в своем суровом великолепии. Вот и сейчас после целого дня пути по мертвым черным скалам новая перемена: скалистые громады раздвигаются, открывая сверкающие на солнце, кажущиеся голубыми снега Алайского хребта. Под ними внизу широкая зеленая долина, покрытая высокой сочной травой, с полянами белых, розовых и фиолетовых альпийских цветов. Тонкой серебряной змейкой извивается по пестрому лугу речка с поэтическим названием Ходжа-Кель-Ата.
Долина со всех сторон наглухо замкнута горными хребтами. Горы необыкновенны. Кажется, что какой-то взыскательный художник долго и разборчиво подбирал эти нежные переходы и сочетания красок. Широкой, как бы проведенной сочной кистью линией тянется яркая полоса красной глины. Причудливо изгибаясь вдоль хребта, она переходит в темно-коричневую. Ниже, повторяя линии первой, тянется полоса желтого песчаника, под ней зеленая линия какой-то другой породы.
Заходящее солнце освещает долину теплым вечерним светом.
Мы решаем назвать долину «Ущельем разноцветных гор» и располагаемся в ней на ночлег. До перевала осталось всего пятнадцать-двадцать километров, но это будут самые трудные километры...
8
Палатки покрыты белым налетом инея. Солнце еще не появилось из-за гор, и только полыхающее за их черными силуэтами желто-красное зарево говорит о скором начале дня...
Идем к перевалу Джиптык. Погода резко портится, кругом все затягивается низко стелящимися серыми облаками. Они выползают откуда-то из-за гор, вязкими клубами сырого тумана переливаются через зубчатые хребты и седыми космами тянутся по ущельям, то поднимаясь немного выше, то снова накрывая тропу с растянувшимся по ней караваном. Дует резкий, холодный, сырой ветер...
Прямой стеной поперек суживающегося ущелья стоит перед нами черная каменная гора, до основания засыпанная снегом. Она напоминает тупой колун, поставленный на обух острием вверх. Через это острие мы должны перевалить. Внизу, там, где стена смыкается своим основанием с тупиком ущелья, из-под снега вытекает ручей...
Высота дает себя чувствовать. Дыхание затрудняется, начинается сердцебиение. Тропа круто берет вверх, и, спешившись, мы идем за лошадьми, держась за их хвосты, – это значительно облегчает подъем. Лошади скользят на мокрых камнях, спотыкаются, падают на колени.
По нашей просьбе у начала снежной тропы караван останавливается. Вооружившись ручными камерами, мы пешком взбираемся на перевал, чтобы с верхней точки следить за подъемом каравана – быть начеку во время трудного перехода.
Начинается подъем. Дорога покрыта снегом. Одна, другая лошадь взбираются по тропе и уже стоят на гребне, тяжело поводя боками. Но вот третья на середине ската делает неловкое движение, рыхлый снег под ней начинает ползти, и она, сначала на боку, потом кувырком через голову катится вниз, прямо в воду ручья, вытекающего из-под снега.
Трудно представить себе, чтобы лошадь могла кувыркаться через голову так, как это делает на ковре акробат, и не поломать ноги, однако мы были свидетелями именно такого зрелища. Совершив свои кульбиты, лошадь, придавленная съехавшими на одну сторону вьюками, лежит на боку, и к ней спешат на помощь караванщики. Через несколько минут, поставленная на ноги, она, как ни в чем не бывало, пристраивается к каравану и снова упорно взбирается к перевалу по уже протоптанной узкой снежной тропе.
Несмотря на отвратительную погоду, мы упорно снимаем до тех пор, пока не убеждаемся в том, что материал для эпизода уже набран.
Теперь предстоит спуск по голым мокрым скалам южного склона. Облака становятся все гуще. В сизой густой мгле исчезли очертания соседних вершин.
Где-то там, внизу, высокогорная Алайская долина. Сейчас она скрыта в клубах молочно-мутного тумана низко осевших облаков.
Никаких признаков тропинки – хаос черных, мокрых скал. Идет липкий снег. Ни о какой съемке общих планов не приходится и думать. Придется снова возвращаться сюда в первый же солнечный день...
С огромным трудом сводим верховых лошадей. Один ведет коня под уздцы, другой поддерживает его за хвост. Кони скользят на мокрых осыпях, осторожно выбирают путь, прыгая с камня на камень. Облака все так же висят двумя пухлыми слоями: над головой и под ногами.
Груженные тяжелыми вьюками караванные кони в поисках тропы сбиваются в одну кучу и топчутся на месте. Измученные подъемом, они с трудом удерживают равновесие на покатой поверхности скользких каменных глыб. Караванщики не вмешиваются – стоит только подогнать лошадей, как они, потеряв свою настороженность, сразу рванутся табуном в сторону и могут наделать бед. Сейчас одно неосторожное движение, отвязавшийся вьюк или толчок неосторожного соседа грозят падением в бездну и гибелью...
Медленно, со ступеньки на ступеньку, спускается вниз караван. Ручные автоматические камеры все время наготове. В любой момент они могут понадобиться. И этот момент скоро наступает. Одна из лошадей, не удержавшись на ногах после очередного прыжка на камень, поскользнулась и упала. Вторая, шедшая за ней, налетела на упавшую и сшибла третью, спускавшуюся рядом. Образовался клубок кусающихся и лягающихся лошадиных тел. Шедшие сбоку караванщики не успели броситься на помощь, и весь ком перевалился через камень и, мелькнув в воздухе, исчез внизу в тумане... Мы успели произвести съемку.
9
На высоте в три тысячи метров над уровнем океана отгороженный от всего мира двумя гигантскими снежными хребтами раскинулся широкий зеленый луг. Он лежит огромной, корытообразной впадиной, прорезанной посредине красными потоками бурной Кызыл-Су. Местами его поверхность ровна, как воды тихого озера, местами вздыблена увалами холмов. Это высокогорная Алайская долина – Большой Алай, как называют ее киргизы. Зимой она покрыта пушистым одеялом глубоких снегов, летом – густой зеленой травой. Во всей долине ни одного деревца, ни одного кустика, только трава ближе к реке, в низине, высокая, а на горных склонах – низкая, ярко-зеленая, сплошь усыпанная серенькими невзрачными цветочками эдельвейсов.
Длина долины более чем сто тридцать километров. Она протянулась с востока на запад межгорным коридором и славится своими замечательными летними пастбищами. Но климат ее капризен. С утра здесь невыносимо палит зной высокогорного азиатского солнца, и река спокойно струится по камням своего ложа. После полудня с памирских льдов задувает в долину холодный ветер и температура резко понижается. Иногда даже выпадает снег.
К концу дня ветер стихает и снова в долине тишина. Только к вечеру река, наполненная талыми ледниковыми и снежными водами, превращается в бурный непроходимый поток, в пене и реве несущий свои кирпично-красные воды с востока на запад. Своим необычным цветом воды Кызыл-Су обязаны размываемым ими цветным горным породам.
Только в пониженной западной части Алая – в Малом Алае – постоянно живут люди. Большой Алай – классический край пастбищ, лугов, степей, богатых животноводческих угодий не только Киргизии, но и соседнего Узбекистана. Есть в долине и ценные полезные ископаемые.
На лето сюда снизу, из жарких долин, поднимаются бесчисленные отары и табуны, принадлежащие расположенным за горами колхозам. В это время всюду по ущельям можно видеть юрты скотоводов, а в степи – пасущихся коней и овец.
Все эти типичные для географической характеристики особенности края мы должны отразить в нашей съемке.
10
Пять дней стоим мы лагерем в Алае. У ученых здесь много работы, и это дает нам возможность полностью провести все намеченные по плану съемки. Больше всего мы опасались за очень важную сцену торжественного присвоения названий горным вершинам Заалайского хребта. Все дни небо было затянуто серой мглой, нанесенной из пустынь Китая лёссовой пыли. Но есть свое, кинематографическое счастье – к началу церемонии ветер переменился, и громада белоснежных гор засверкала от горизонта к горизонту, с востока на запад под лучами яркого солнца.
На походном столике разложены карты. Художник зарисовывает контуры гор, и они получают свои имена: «Заря Востока», «Пик пограничника», высочайшая вершина хребта – «Пик Ленина», «Пик Дзержинского», «Пик Свердлова»...
Камера проходит медленной панорамой по всему хребту...
То и дело нас приветливо окликают киргизы, съехавшиеся сюда из окрестных ущелий. Мы с ними уже знакомы по съемкам в аулах. Каждый день мы проводим несколько часов, снимая жизнь и быт скотоводов, бесчисленные колхозные отары и табуны. Нас везде приветливо встречают, угощают кумысом, высушенным на солнце, крепким, как камень, сыром-крут и лепешками.
Снимать бытовые сцены нелегко. Киноаппарат привлекает внимание снимающихся, и они сразу теряют перед ним свою непосредственность. И режиссеру и оператору приходится пускаться на сотни самых разнообразных уловок для того, чтобы отвлечь внимание людей от камеры и переключить его на другие объекты. Часами ходит оператор по аулу и снимает... вхолостую. Сначала его сопровождают толпы мальчишек, а женщины и старики спешат скрыться в юрты, затем он всем надоедает и на него больше не обращают внимания. Тогда оператор действительно начинает снимать, и кадры его, показывающие быт горных киргизов, становятся правдивыми и убедительными.
Съемка человека в неигровом фильме совсем не похожа на работу с актером в художественной картине. В игровом фильме актер, выполняя задание режиссера, перевоплощается, создает определенный образ, «играет роль», от актера требуется для этого знание материала и высокое мастерство, то есть способность воссоздавать перед камерой образ того или иного героя.
В документальном фильме нет актеров, и снимающиеся ничего играть не могут и не должны. Не должны они и изображать самих себя, то есть по заданию режиссера «играть» радость или печаль, азарт спортсмена или обиду неудачника. В документальном фильме люди не должны пытаться изобразить какие-либо эмоции, так как это почти всегда приводит к наигрышу, утере правдивости, к фальши жизненной и экранной.
Чтобы добиться правильного поведения людей, снимающихся в неигровом документальном фильме, их нужно заставить по-настоящему забыть, что на них направлен объектив кинокамеры. В умении создать такие условия, найти такие приемы, которые позволят правдиво отобразить не позирующего, а активно действующего живого человека, и заключается главная трудность режиссерской работы в видовом фильме. Оператор же должен так снимать людей, чтобы они по возможности и не ощущали, что их снимают, не чувствовали своей зависимости от камеры.
Десятки разных приемов применяли мы в Алае для того, чтобы добиться желаемых результатов. Сплошь и рядом, установив камеру и распределив людей в кадре, мы делали вид, что центр нашего внимания переносится на какой-то находящийся вне поля зрения камеры предмет. Так, чтобы снять внимательно наблюдающих людей, мы сбоку устраивали единоборство двух джигитов. Борьба настолько увлекала зрителей, что они и не подозревали, что их в это время снимают, тем более, что оператор в таких случаях обычно становился спиной к снимающимся и незаметно крутил ручку, делая вид, что он проверяет аппарат.
В дальнейшем при росте технического оснащения съемка в таких случаях осуществлялась с помощью моторчика, вращающего механизм камеры. Оператор уходил в сторону от камеры, демонстративно накрытой куском материи, и включал ее с помощью отведенного в сторону провода, соединяющего мотор с аккумулятором.
Такая работа позволила нам набрать много ценного материала для показа своеобразного и мало известного быта горцев – киргизов Алая.
Работа в аулах помогла нам и при съемках большого праздника – томаши, – устроенного местным советом в честь экспедиции.
Когда местный устный «телеграф» – узун-кулак – с помощью гонцов разнес весть о предстоящем празднике, к лагерю экспедиции начали съезжаться сотни всадников. Некоторые прибыли с палатками и юртами и остановились рядом с лагерем экспедиции. Вскоре собралось человек шестьсот.
Руководители экспедиции вместе с местными властями объявили программу праздника – томаши: сначала той – угощение, потом байга – скачки и национальная спортивная игра – улак. Были объявлены и призы.
Съехавшиеся с нетерпением и спортивным азартом ждали назначенного дня. И этот день, наконец, настал.
Прямо на траве были разостланы ковры и кошмы, на которых расселись гости. Их обносили пищей, приготовленной тут же рядом в огромных чугунных котлах – казанах. Гости прибыли в парадных костюмах. Рядом с отороченными рыжим лисьим мехом большущими шапками седобородых стариков – аксакалов – мелькали кепки и фуражки молодежи, прибывшей в родные горы на побывку на время каникул. Председатель совета произнес речь. Ему ответил один из ученых. После этого начался пир. Пили кумыс...
Ковры и кошмы убраны. Всадники – джигиты – вскакивают на коней. Начинается байга. Но участвуют в ней далеко не все. Это скачки избранных, лучших лошадей. Они выставляются колхозами, и победой их гордится весь колхоз. Жокеи – ребятишки лет девяти-четырнадцати, чтобы груз на конях был поменьше. Загорелые, бронзово-коричневые, гордо поблескивая глазами, они с нетерпением ждут сигнала. Сопровождаемые целой кавалькадой всадников, жокеи тихой рысцой уезжают далеко по долине. Выстрел – сигнал, и скачки начинаются. Издали к нам приближаются черные комочки всадников. За ними катится облако пыли, поднимаемой сопровождающими их джигитами, несущимися лавой за скакунами. Толпа зрителей волнуется, кричит, гикает, как на хорошем футбольном состязании в Москве. И чем ближе всадники, тем сильнее волнение зрителей...
Окончилась байга, и начинается улак. Это конная спортивная игра, смысл которой заключается в том, что все играющие стремятся отнять у одного из всадников захваченную им тушу козла. Туша переходит из рук в руки. Победитель должен доставить ее в назначенное место, а всему этому стараются помешать, чтобы вырвать тушу, перемахнуть ее через седло, прижать ногой и умчаться от преследователей. Нужно быть исконным джигитом, сродниться со своими степями и скакунами, чтобы не то что победить, а даже участвовать в этом великолепном состязании силы, мужества и умения владеть лошадью.
Сначала мы снимаем с высокого холма большой камерой с помощью телеобъектива. Но так можно заснять только общие планы улака. А нам нужны для создания динамики в фильме, для большей выразительности и отдельные средние планы скачущих всадников, и крупные планы лиц состязающихся. Поэтому мы решаем попытаться произвести съемку ручными автоматическими камерами, вмешавшись верхом в толпу играющих в улак.
Пока мы снимаем со стороны, кое-что удается, мы схватываем несколько любопытных крупных планов. Но как только улак захватывает нас в свою гущу, приходится уже думать не о съемке, а лишь о том, как бы выбраться из массы бешено крутящихся, полных спортивного азарта людей и коней. Изрядно помятые, выбираемся мы из лавы и стараемся вести съемку, уже не влезая в кучу...
После розыгрыша улака и вручения приза победителю началось новое соревнование, совершенно для нас неожиданное и не предусмотренное программой, – байга на кутасах.
Яки-кутасы – огромные животные, похожие на быков, но с более длинной шерстью, на коротких ногах, с могучими рогами и конскими хвостами. Эти высокогорные животные – обитатели Памира и Тибета – в горах чувствуют себя великолепно, внизу же им слишком жарко и они не выживают.
Яки дают прекрасное, жирное молоко, на них возят грузы и ездят. Для управления яками в нос животного продевают деревянное кольцо с привязанной к нему тонкой шерстяной веревкой. Надо повернуть направо, и всадник тянет веревку направо, а послушный як поворачивает. Но бывает, як заупрямится. Тогда всадник соскакивает на землю, забегает вперед и, упершись в рога, поворачивает непослушное животное в нужном направлении. Зная эти черты характера меланхоличных яков, мы были потрясены проявленной ими прытью в байге. Скачки яков вызвали дружный смех и подлинное восхищение всех присутствовавших.
Опустив голову к самой земле, выставив вперед широко расставленные могучие рога, хрипя во всю мощь своих легких, мчались, ничего не замечая на своем пути, прямо на снимающую камеру разъяренные яки. Сотрясая копытами землю, они стремились обогнать друг друга. Всадники неистовствовали, кричали, размахивали шапками, свистели.
Поравнявшись с линией зрителей, животные прибавили ходу, и огромный черный бык-победитель, пройдя черту финиша, одернутый всадником, резко свернул в сторону и... поддел на рога штатив киноаппарата, лихо отбросив его в сторону, как соломинку.
Только ловкость оператора и его помощника, успевших подхватить камеру на лету, спасли нас от серьезной аварии.
Сцены, снятые во время томаши, вместе с картинами жизни киргизов Алая украсили наш фильм, обогатили его познавательную сторону, показали, какие огромные возможности таят просторы долины для развивающегося здесь отгонного животноводства.
11
Раннее утро. Дует сильный пронизывающий ветер. От вершины до подножья горы Заалайского хребта заметены плотным свежим снегом. Дорога скрывается в узком мрачном ущелье. Мы вышли еще в темноте и теперь поджидаем караван, взбирающийся на перевал Кызыл-Арт.
Перевальная точка. Высота четыре тысячи двести метров. Это самое низкое место Заалайского хребта. Отсюда начинается Памир.
Перед камерой большая куча камней, украшенная рогами архаров и кийков, – знак приношений суеверных путников «духам гор». Сотни лет останавливались путники у этих камней и с тревогой смотрели вперед на замкнутую со всех сторон снежными хребтами, покрытую мелкими осколками камня пустыню.
Мертвый серый щебень, черные голые скалы. Ни одной травинки, никаких признаков жизни. Это долина реки Маркан-Су, прозванная «Долиной смерчей».
Самое страшное здесь – внезапные неистовые бури и смерчи. Несколько лет назад здесь погиб целый караван, застигнутый в пустыне снежной бурей и лишенный возможности пробиться через заваленный снегами перевал.
Спуск в долину проходит быстро – через полчаса мы уже внизу. Впрочем, понятие «внизу» – весьма относительно и определяется высотой над уровнем океана в четыре тысячи метров. С перевала мы спустились всего на двести метров.
Памир приветствует людей сильными ветрами, свистящими в разреженном воздухе. Дышать трудно, сердце при каждом движении начинает напряженно стучать в груди. Кое у кого головная боль и кровотечение из носа – первые симптомы горной болезни – тутека, как зовут ее киргизы.
12
Караванная дорога на всем протяжении отмечена скелетами павших животных. Голые скалы, сыпучие пески, шелестящие от ветра. Местами тропа вовсе исчезает.
Стремительный ветер вырывается из ущелий, залетает в долину и превращается в смерч. Видно, как он подхватывает с земли пыль и песок и, поднимая их вверх к облакам, превращается в серый столб, уходящий вдаль.
Столбы смерчей, покачиваясь, плывут, как призраки, по долине. Прогибаясь и стремительно кружась, они тянутся неправильными рядами к далеким горам.
Мы спешим заснять это редкое зрелище. Догоняя караван, попадаем в один из таких вихрей, и кажется, что мы в трубе, где ветер, крутя, стремительно дует снизу вверх. В середине воздушного столба тихо и представляется, что быстро опускаешься в подъемной машине – это действие разреженного воздуха в центре вихря. Осыпав нас песком и пылью, смерч со свистом проносится дальше...
Каменные изваяния каких-то доисторических чудовищ прикрывают путь к перевалу Уй-Булак-Бель – последнему на пути к высокогорному озеру Кара-Куль. Издали кажется, что застывшие, окаменевшие драконы, выгнув чешуйчатые спины, протянули страшные лапы к дороге. Скаля огромные пасти, они угрожают путешественникам. Подъезжаем ближе, и очарование пропадает. Это всего лишь выветрившиеся гранитные скалы, изуродованные песчаными бурями. Между скалами едва заметна каменистая тропа.
Вот мы и на вершине перевала. Вдали перед нашими глазами блестит гладкая поверхность озера Кара-Куль. Причудливо вырезанная береговая линия четко обведена белой полоской отложений соли. В воде отражаются покрытые снегом горы.
Кара-Куль в переводе означает «Черное озеро». И действительно, в бурю озеро мрачно и черно. Сердито бьются волны о прибрежный песок. Догоняя друг друга, бегут по волнам белые барашки, во все стороны летят соленые брызги. Страшен тогда Кара-Куль – маленькое разъяренное море в вечно ледяных берегах. В эти часы оно вполне оправдывает свое название. Но кончилась непогода, и озеро можно назвать «Лазоревым». У ближнего берега цвет воды в нем нежно-бирюзовый, переходящий далее в ляпис-лазурь. У противоположного берега лазурь превращается в густой строгий кобальт. В мелких заливах, там, где островки и отмели, озеро меняет оттенки от нежно-сиреневого до темно-фиолетового. Вода чиста и прозрачна.
На берегу Кара-Куля разбит наш лагерь-база. Днем невыносимо жарко, ночью сильный мороз. Тяжело дышать.
Сухость воздуха невероятна: листки раскрытой книги сворачиваются в трубочки. Давление вместо нормального – семисот шестидесяти миллиметров – всего четыреста семьдесят пять.
13
Ночью к лагерю подходили дикие бараны – архары. Эти огромные великолепные животные сохранились только в неприступных высокогорных областях. Памирские архары самые крупные из своей породы. Ростом они с хорошую киргизскую лошадь, покрыты короткой серой шерстью, брюхо у них белое, как у оленей.
Архары очень красивы. У самцов мощные, дважды закрученные рога, которые весят вместе с черепом до тридцати двух килограммов. Архары очень осторожны, и охотники утверждают, что заснять их невозможно – с гор они спускаются только ночью.
Все же мы решаем сделать попытку заснять стадо на пути к водопою. В четыре часа утра выходим из лагеря, чтобы до восхода солнца быть на месте. Холодный ветер бьет в лицо. Торопливо карабкаемся вверх по склонам. Горы нагромождены одна на другую. Камни и скалы. Вот, кажется, рукой подать до вершины, но, сколько ни идем, она не приближается. В чистом высокогорном воздухе видно далеко, и все представления о расстояниях как-то смещаются.
С тяжелой камерой передвигаться трудно. Несем ее по очереди, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть.
Добравшись до невысокой скалистой гряды, укрываемся за осколками каменных глыб. Маскируем камеру и ждем.
Внимание!
Вдали на крутом склоне показывается стадо архаров. Смелыми прыжками спускается по каменистой осыпи красавец вожак. Место выбрано правильно. Ветер в нашу сторону, и, кажется, ничто не должно помешать съемке. Телеобъективом уже схвачены дальние общие планы, но что-то тревожит животных, и они, насторожившись, останавливаются. Может быть, из далекого лагеря доносятся какие-нибудь пугающие зверей звуки, может быть, они заметили нас, когда мы шли в засидку, но вожак поворачивает и уводит стадо обратно в горы...
14
Съемки на Кара-Куле закончены. Путешествие продолжается – мы уходим еще дальше в лабиринт гор, к границам неисследованной области.
Дороги больше нет и в помине. То и дело карабкаемся по скалам, ведем лошадей в поводу, перебираемся через бурные потоки. Вот и сейчас мы стоим на берегу реки. Перейти ее невозможно. Бурные воды с грохотом катят огромные камни. Вода ревет и пенится. Надо ждать ночи и рассвета. Вечером, когда сядет солнце, мороз скует ледники и таяние их прекратится. Вода в реке пойдет на убыль, и на рассвете, отыскав самое мелкое место, мы сможем переправиться на другую сторону...
Рассвет. Мы выступаем. Вода еще не начала прибывать; спешим на переправу. Однако и сейчас, при малой воде, быстрое течение представляет немалую опасность.
Осторожно прощупывая копытами дно, по брюхо в воде лошади переходят реку. Первый этап путешествия закончен. Мы у границы неисследованной области.
15
Вот он – загадочный и доселе неприступный край, «белое пятно» на карте Памира.
Из глубокого, уходящего вдаль узкого ущелья с ревом вырывается река. Это Танымас (многозначительное в переводе название обозначает «Ты не узнаешь меня»). С обеих сторон сползают в воду мощные нагромождения льдов. Ослепительно сверкая на солнце, голубые, зеленые и молочно-белые ледяные глыбы преграждают местами реку, и она скрывается под ними, промывая во льдах величественные пещеры, гроты и тоннели. Ледники окаймлены полосами морен – каменных осыпей, вместе со льдами сползающих к реке.
Измученные лошади расседланы и пущены на подножный корм. Они бродят по ложбине, отыскивая редкие стебельки низкорослой горной травы. Их никто не стережет: уйти им некуда – со всех сторон отвесные скалы да ледяная вода Танымаса.
Лагерь разбит на песчаном речном наносе – единственном ровном месте, покрытом белой мелкой пылью. Эта пыль крутится облаком в воздухе и забирается всюду: и в палатки, и в туго завязанные мешки с вещами. Чтобы она не проникла в аппаратуру, тщательно заклеиваем все соединения липкой изоляционной лентой, старательно прикрываем объективы.
Какой странный здесь климат – смесь Сахары и Гренландии. Кругом льды, но солнце печет немилосердно. Из ущелья, как из погреба, несет холодным воздухом. Камни, льды, белый песок да неумолчный рев реки.
Подробно разработан план наступления на «белое пятно». Основная группа, в которую включены и мы, пойдет вверх по Танымасу, исследует ледниковую область и соединится с отрядами, идущими круговым путем в обход «белого пятна». Никаких карт местности нет. Что находится впереди – неизвестно. Проводников тоже нет, собранные с трудом носильщики побаиваются похода в неисследованную область. По местным поверьям, она считается заколдованной.
16
Каждый грамм груза теперь на точном учете. Все, что не является совершенно необходимым, все, без чего можно обойтись, оставлено в лагере под ледниками. Там же остались и лошади. Дальше мы пойдем пешком. Нам на подмогу выделено четыре носильщика. Один понесет на спине аппарат, второй – кассетник с пленкой, третий – штатив, четвертый – палатку и спальные мешки. У нас на спинах плотно набитые большие рюкзаки с остальным имуществом и съемочные автоматы. Переменили мы и одежду. На головах фетровые шляпы, на ногах тяжелые горные ботинки с подошвами, сплошь утыканными острыми треугольными гвоздями. На нас плотные штормовые костюмы, предохраняющие от пронизывающего ветра. Через плечо связки крепкой веревки, на поясе болтаются «кошки» – стальные когти, надеваемые на ботинки при хождении по ледникам. На глазах желто-зеленые очки-консервы, в руках острые стальные ледорубы, чтобы цепляться при подъеме на скалы и вырубать ступени во льду. Губы и нос обильно вымазаны особой белой мазью от солнечных ожогов. Ослепительно памирское солнце. Разреженный воздух легко пропускает его жестокие лучи, и оно слепит, обжигает, ранит.
– Вперед, товарищи, в путь!
Мимо проходит отряд альпинистов, вслед носильщики.
Длинная вереница людей идет сначала по каменистой осыпи по берегу реки. То поднимаясь, то опускаясь к самой воде, путешественники подходят к отвесной стене ледника. Сверкающая, отполированная ветрами, она кажется неприступной. Где-то внизу глухо ревет Танымас, придавленный льдами. Не здесь ли берет он свое начало?
– Приготовились к съемке!
Штатив мгновенно установлен, аппарат готов, и мы снимаем штурм ледяной стены. Надеты «кошки», ледорубы сверкают в руках наших альпинистов при каждом взмахе. Летят брызги льда. Одна за другой поднимаются вырубленные в ледяном массиве ступени. Связавшись по трое веревками, подтягивая друг друга, отважно карабкаются люди вверх.
Вот первый альпинист появился высоко на обрыве, укрепился, подтягивает веревками спутников. Быстро убрав камеру и оставив ее под охраной носильщиков, спешим взобраться на вершину стены, чтобы ручным автоматическим аппаратом снять сверху движение экспедиции. Связав две веревки, с помощью альпинистов спускаем по стене метров на двадцать вниз оператора, и он, болтаясь над пропастью, снимает сбоку подъем экспедиции.
Пока остальные взбираются по обрыву ледника, мы снова спускаемся, чтобы переправить наверх нашу тяжелую аппаратуру. С большими предосторожностями тянем на веревках камеру и штатив. Все проходит благополучно.
Мы вступили в неисследованную область «белого пятна» Памира.
17
Бескрайное снежное царство. Впереди и кругом, на сколько хватает зрения, ледяное поле, усеянное высокими торосами. Ледяные конусы, глыбы, осколки. Между ними глубокие трещины, заполненные журчащей талой водой. С тонким звоном, дробясь под ногами на сотни колючих обломков, падают ажурные ледяные иглы.
Взобравшись на большой торос, снимаем движение экспедиции, затерявшейся среди ледяного хаоса.
Прощупывая ледорубами дорогу, чтобы не провалиться в ледниковые трещины, замаскированные мокрым снегом, двигаемся вперед. Стихший было рев реки возникает снова, и перед нами появляется старый знакомый Танымас. Вот и первое географическое открытие: ученые полагали, что река берет свое начало под ледяной стеной, на которую мы взбирались, но это, оказывается, неверно. Танымас только временно исчезал под ледником. Начало его где-то выше, в неисследованной области.
Осторожно спускаемся к воде.
Перед нами ледяная пещера. Вход в нее завешен толстыми ледяными же сосульками. Несколько ударов ледорубом, и они с гулом валятся вниз.
Огромный грот уводит куда-то в черно-зеленую темноту. Это как раз то, что нам нужно по плану для съемки ледниковых работ.
Связавшись веревками и поручив носильщикам медленно отпускать конец, пробираемся в глубь пещеры. Позади ярко освещенный солнцем вход, впереди длинный, уходящий во тьму коридор. Под его бутылочно-зеленым сводом с гулом мчится река. Внизу по берегам гладкие вылизанные водой ледяные ступени, по которым можно пробираться вперед на четвереньках. С потолка свисают блестящие ледяные занавесы – ряды сосулек, похожие на сталактиты. Зажигаем магниевый факел, и ледяной грот начинает сверкать, как сказочная пещера, украшенная драгоценными самоцветами. Пролезаем вперед насколько позволяют веревки и, укрепив на глыбах льда автоматическую камеру, снимаем чудесное ледяное царство.
Пока оператор снимает, режиссер страхует его от неловкого движения – надо быть начеку: малейшая неосторожность... падение в воду, и река унесет человека куда-то в темноту, в пропасти и провалы...
Покончив со съемкой, вылезаем на солнце и спешим догнать экспедицию, ушедшую далеко вперед. Это удается только на привале.
18
Четыре тысячи двести метров над уровнем моря. Высота Кызыл-Арта. Тяжело дышать. При малейшем движении пульс двести. Кругом покрытые льдами горы. На крохотной полянке несколько палаток и среди них люди... Но как выглядят эти люди! Лица обожжены, с носов и щек по нескольку раз слезала кожа. Бороды небриты. Мыться невозможно. Лицо все время вымазано жирной мазью от ожогов. Костюмы засалены.
В палатках на пробковых матрасиках – теплые спальные мешки – единственное спасение от ночных морозов. Продовольствие – вареная баранина, сухие лепешки, консервы, шоколад, галеты. Строгий паек и на продовольствие и на кипяток. Каждый грамм сухого спирта, единственного нашего топлива, на счету.
Чем выше подъем, тем труднее работать, тем труднее передвигаться с аппаратурой. Оператор, заряжая кассеты для маленькой камеры, порезал кончики пальцев, и теперь они кровоточат не переставая. Повышенное по отношению к атмосферному кровяное давление не дает ранкам заживать, и за что он ни возьмется, на всем остаются следы крови.
Мучает бессонница. Весь лагерь по ночам ворочается в своих спальных мешках, стонет, бредит. Несмотря на обилие льдов и воды воздух настолько сух, что горло все время щекочет и рот пересыхает. Часто болит голова, шумит в ушах. Длительное пребывание на большой высоте дает себя чувствовать.
19
Мы снимаем научно-популярную географическую горноэкспедиционную картину. Поэтому нам надо отснять не только общие планы восхождений, совершаемых альпинистами, но и производить съемки отдельных деталей путешествия и походов.
Нам надо снимать так, чтобы зритель мог видеть все подробности восхождений и работы людей.
Мы уже засняли немало прекрасных горных видов и общих планов восхождений. Теперь мы вынуждены сформировать группу альпинистов, чтобы с ней совершить восхождение на одну из вершин, заснять детали и технику горного похода, снять панорамы сверху. Для восхождения выбрана безыменная, пока никем еще не взятая вершина в шесть тысяч метров на противоположной стороне Танымаса, напротив высокогорного лагеря.
Группа для восхождения сформирована из добровольцев, так как наши профессионалы-альпинисты ушли на восхождение к вершине ледника Федченко. В группу вошли комендант лагеря, режиссер, киргиз-проводник и два носильщика, освоившие технику альпинизма.
Дойдя до верховья ледника, мы оставим на фирновом поле оператора с тяжелым киноаппаратом, а сами будем взбираться вверх по точно намеченному маршруту с легкой камерой. Тащить наверх большой, тяжелый аппарат невозможно.
Все альпинистские восхождения, как правило, начинаются с рассветом или даже до него с тем, чтобы к заходу солнца участники вернулись на базу или могли организовать себе надежную ночевку в палатках. Нам же необходимо ради съемки начать наше «киновосхождение» не ранее двенадцати часов дня, когда солнце, выйдя из-за хребта, будет в наиболее выгодной для нас точке небосклона и осветит горы.
Пройдя ледник и оставив на его верховьях оператора с тяжелой камерой, миновав полосу каменных осыпей, мы вышли на снежный склон горы. Сначала снег был довольно плотным, но мягким, и мы шли легко. Вскоре он стал твердым, как лед. Пришлось надеть кошки и брать ледяную поверхность прямо «в лоб». Связавшись веревками, мы пошли дальше. Подъем становится все круче и круче. Кошки уже не берут крепкий лед. Начинаем вырубать ступени. Далеко внизу оператор кажется маленькой точкой. Он снимает телеобъективом все восхождение снизу. Подъем продолжается. Пробрались через ряд трещин. Гора, казавшаяся издали отлогой, на самом деле оказывается крутой, чуть ли не отвесной. Вершина ее целиком покрыта ледяной корой. Лезем, распластавшись на льду, работая руками, ногами, ледорубами...
После долгих мучений наконец достигаем первой вершины. Несколько минут отдыха. До второй, главной, вершины осталось немного, всего триста-четыреста метров, а оттуда по условию мы должны дать сигналы факелами: первый предупредительный, второй для съемки.
Идем дальше, вырубая ступени. Полпути ползем. Идти очень трудно. Слева отвесный обрыв, над ним петушиным гребнем навис над пропастью снежный нанос. Справа – крутой обледенелый скат. Скат спускается вниз под углом в сорок пять градусов. Сорвешься – никакая сила тебя не удержит.
Ползем по стыку снежного наноса с ледяной покатостью. До последней вершины остается каких-нибудь восемьдесят метров. Снежный нанос становится все уже и уже. Чувствую, что дальше идти невозможно. Пожалуй, лучше повернуть назад. Кричу коменданту:
– Поворачивай кругом, идем вниз! Обратно!
– Не могу повернуться, едва держусь!
Вверх идти рискованно, вернуться назад нельзя. Надо найти выход из положения. Если и удастся повернуться, все равно здесь спускаться невозможно из-за крутизны. Карабкаться по ступеням вверх одно дело, спускаться же много сложнее.
– Закрепи веревку!
Собирая силы, лезу вверх, на острие снежного гребня. Расчет простой – либо гребень выдержит меня, и я по нему выберусь на вершину, либо он не выдержит, и я вместе с ним сорвусь в пропасть по другую сторону. Альпинистская веревка крепка, она не разорвется. Я превращаюсь, таким образом, в живой якорь для моих спутников. Мне придется удерживать их в случае, если они заскользят по скату с правой стороны. Думаю все же, что доберусь до вершины. Не без некоторого трепета влезаю на гребень, пробуя его крепость. Он выдерживает. С левой стороны под снежным навесом что-то вроде ледяного балкончика. Перелезаю через гребень и укрепляюсь на нем. Втыкаю в снег рукоятку ледоруба и начинаю тянуть веревку. Постепенно на гребне появляются проводник, носильщик и, наконец, комендант. Отдуваясь, он водружается верхом на гребне.
Осторожно ползу дальше и наконец достигаю вершины. Вспоминаю, что со мной ручная камера, и снимаю висящих над пропастью людей, потом втаскиваю проводника. Вдвоем подтягиваем носильщиков и коменданта. У коменданта сдало сердце, и наверху ему становится совсем плохо. Нужна передышка. Валясь нам на руки, он хватает воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Из носа идет кровь. Вершина нашего пика – небольшая площадка, с которой буйный ветер Памира сдул ледяной покров, оголив черные скалы. Лежа на камнях, отдыхаем, на всякий случай, укрепившись веревкой. С утра мы ничего не ели. Развязываю мешок, предвкушая еду, оглядываюсь... и вижу – солнце близко к закату. Время пролетело незаметно. Мы поднимались почти шесть часов. Теперь уже не до еды. Мгновенно все на ногах. Комендант пишет записку о том, что мы достигли вершины, сует ее в банку из-под консервов и, сложив из камней горку, прячет в нее банку. Когда-нибудь люди возьмут эту вершину и узнают о нашем восхождении на «Пик кино», как мы назвали безыменную гору.
Я торопливо расходую всю оставшуюся пленку, снимая с вершины величественные панорамы гор, ущелий и льдов. Аппарат фиксирует рождение ледников в неприступных хребтах, горные цепи, долины. Назвать это съемкой с высоты птичьего полета нельзя, так как птицы сюда уже не залетают. Мы на высоте более шести тысяч метров. Не у всякого самолета такой потолок.
Спускаться по уже знакомому нам пути невозможно. Надо искать другую дорогу. Мы поднимались по северному склону, покрытому льдом. Пробуем спуститься с южного по голым черным скалам. Спускаясь, попадаем на крутую каменную осыпь. Двигаться вниз много быстрее, особенно здесь: становишься на осыпь, отталкиваешься концом ледоруба о камни и вместе с камнями, как на фуникулере, спускаешься вниз. Только надо внимательно смотреть, чтобы не оступиться и не сорваться в пропасть.
Скоро осыпь сменяется крутым склоном, покрытым острыми скалами, пересеченным обрывами и провалами. Солнце спряталось за горы, смеркается. Почти ощупью, осторожно цепляясь за камни, ползем вниз. Луны еще нет. Холодно. Темно. Из-под ног идущего за мной коменданта на каждом шагу срываются камни. Они то и дело ударяют меня по ногам и по спине. Приходится применить «ночной» способ спуска. Один из нас, укрепившись, поддерживает веревку, передовой спускается вниз на всю ее длину и закрепляется. После этого все осторожно спускаются один за другим вниз, а затем первый снова трогается в разведку. Иногда он срывается и повисает на веревке. Тогда его дружно вытягивают обратно, и он ищет новый путь. Способ не особенно приятный, что и говорить! И совсем не альпинистский. Но что делать? Руки изодраны в кровь. Все тело побито. Но мы упорно двигаемся вниз. Иногда, когда ветер дует в нашу сторону, как будто слышится далекий шум Танымаса.
– Смотрите, смотрите!
– Сигнал!
Где-то вдали в темноте вспыхнула яркая точка. Понятно. В лагере зажигают магниевые факелы и указывают нам дорогу. Еще пара часов тяжелого, упорного пути, еще десяток падений, и мы выходим на ледник...
Теперь все в порядке. Кстати, взошла луна, освещая дорогу. Спешим по леднику вниз, как по прекрасно знакомой дороге. Вот и конец ледника. Спускаемся по призрачной ледяной лестнице, по крутым, залитым лунным светом ступеням, пересекаем морену, переходим замерзший ручей. Мороз, а мы мокры от жары. Пробиваем ледорубом ледяную кору ручья и жадно пьем.
В двух километрах от нас за Танымасом тревожно сияют факелы. Нам нечем дать знать о своем возвращении, а кричать бесполезно – река все заглушает. Быстро подходим к берегу реки. Теперь надо переходить вброд по пояс в воде бурную горную реку, с ревом несущую свои воды между ледяными берегами. На том берегу появляется какая-то фигура, что-то кричит, очевидно, указывая путь. Кое-как перебираемся. Оказывается, это одна из спасательных экспедиций, высланных на розыски «пропавших»...
Как тепло и уютно в палатке! Нас поят густым какао, угощают наперебой печеньем, консервами. Руки и лица у нас раскрашены йодом и белеют свежими наклейками пластыря. В пути мы сильно поцарапались, и только сейчас порезы и ссадины дают знать о себе.
Оператор отделался более благополучно. Как только начало темнеть, он сложил аппарат, прикрыл его брезентом и ушел в лагерь. Нас же считали чуть ли не погибшими и выслали несколько групп на розыски. Конечно, мне основательно попало за самовольное первовосхождение, но заснятый материал дает теперь возможность подробно показать восхождение альпинистов и с нижней и с верхней точек, а это для нас очень важно. Без этих деталей картина не может быть полноценной. Досъемка же этих кусков внизу лишила бы фильм его достоверности.
20
Сегодня нам «повезло»: работая на леднике и снимая альпинистов, мы неожиданно засняли редкий документ – падение человека в ледниковую трещину. Вышло это так: найдя глубокую, казалось бездонную, трещину с нависшим через нее ледяным мостиком, мы попросили трех опытных альпинистов совершить через нее переход специально для съемки. Связанные веревкой альпинисты осторожно, по очереди, пошли на мостик. Первые два благополучно его миновали, но под третьим мостик неожиданно рухнул, и человек, сорвавшись, прямо перед объективом аппарата провалился вниз вместе с осколками льда. Все наблюдавшие сцену невольно ахнули. Второй альпинист, сбитый с ног, пополз, поддерживая веревку, к трещине. И только передовой, закрепившийся на леднике, окончательно остановил падение. Когда мы подбежали к трещине с аппаратом и заглянули вниз, то там, на глубине пяти-шести метров в темноте висел на веревке, раскачиваясь, как маятник, человек. Нам удалось заснять и само падение и работу по вытаскиванию товарища из трещины, что оказалось не таким простым делом. Альпинист попал под обломки ледяного мостика, и пришлось немало потрудиться, чтобы извлечь его обратно.
21
Сползая с неприступных гор, на семьдесят семь километров тянется широкая ледяная река. Это величайший в мире горный ледник Федченко. Теперь он исследован нашей экспедицией и впервые полностью нанесен на карту.
Наш лагерь разбит прямо на леднике. Днем, снимая работу экспедиции, мы жаримся на солнце, а ночью мерзнем в своих палатках. Мы обросли бородами, обгорели, огрубели. О мытье не может быть и речи – вся кожа на лице слезает страшными лохмотьями, нет живого места. Спим, не раздеваясь, в спальных мешках, туда же прячем и ботинки, иначе они настолько промерзают за ночь, что становятся, как железные, и перед тем как одеваться, надо согревать их над спиртовкой.
План съемок успешно выполняется, и почти все кадры сценария пестрят отметками о проведенной работе. Каждый день мы уходим в горы и ледники и методически, эпизод за эпизодом, снимаем работу отрядов экспедиции – геодезистов, метеорологов, геологов. Альпинисты ушли к верховьям ледника в поисках новых перевалов. Когда они их найдут, нас вызовут на съемку. Наши носильщики, не выдерживая высоты, все время болеют, и нередко нам приходится обходиться без их помощи. Носить аппаратуру очень трудно. Нередко остаемся на леднике в полном одиночестве. Кругом ни одного живого существа, если не считать бактерий, окрашивающих местами снега над трещинами в розовый цвет. Здесь, на высоте более пяти тысяч метров, среди льдов нет ни зверей, ни птиц. Иногда на снегу находим жуков или бабочек. Но они мертвые. Их заносит сюда ветром, и они гибнут от ночного мороза.
Днем на леднике весело. Бегут с журчанием ручьи талой воды, грохочут, будя гулкое эхо, обвалы и лавины, сверкает на безоблачном сине-фиолетовом небе яркое горячее солнце.
Но ночью становится страшновато. Встает луна и заливает льды мертвым зеленым светом. Ручьи смолкают, наступает тишина. И в этой тишине слышно, как ухает, кряхтит, обрывается что-то в глубине ледника. Кажется, что какой-то огромный зверь лениво ворочается подо льдами. Это ледник ползет по своему ложу вниз, в долину...
Бессонница замучила вконец. Длительное кислородное голодание дает себя знать, усилились явления горной болезни, почти у всех непрерывно идет из носа кровь, а в ушах шум, слабость. Несколько человек серьезно заболело, и их пришлось отправить на руках вниз.
Ученые самоотверженно работают, и карта «белого пятна» уже перестала быть «белой». На ней появились горные хребты, вершины, ледники, реки. Снимая последовательно этап за этапом маршрут экспедиции, мы фиксируем изменения и во внешности людей. Любопытно столкнутся в картине первые кадры путешествия, где мы все чисто одеты и выбриты, с кадрами, отражающими этот последний этап, когда мы обросли бородами, давно не стрижены, с лицами, густо вымазанными белой мазью. Изменения во внешности резко подчеркнут течение времени в экспедиции.
Фактически мы уже закончили все работы, если не считать съемки перевала Кашал-Аяк, который давно уже ищут отряды альпинистов. Эта сцена будет заключительной, обратного пути в Ош мы показывать не будем.
Но мы не складываем наших камер и так же упорно ловим неожиданные кадры, дополняющие наши плановые съемки.
Вот и сейчас налетевшая снежная туча обрушила свой тяжелый груз на палатки лагеря, завалив их почти доверху. Одна из палаток упала, и мы снимаем, как люди выбираются из-под снега, поднимают палатку, разгребают сугробы...
22
Наконец-то мы вызваны к верховью ледника. Открыты перевалы на Ванч и Язгулем. Альпинисты спустились по долинам к первым таджикским поселениям.
Последние ледниковые съемки. С двумя носильщиками поднимаемся по фирновым полям к перевалу. Альпинисты где-то далеко наверху.
Большая высота. Идти очень трудно. Останавливаемся на привал. Носильщики сейчас же ложатся на снег. Через минуту опускается на снег и оператор. Я сижу на ледорубе, воткнув его в снег. Мне тоже очень хочется хоть немного полежать, но я боюсь лечь – не встану... Проходит полчаса.
– Пошли, товарищи! Никто не двигается.
– Пора подниматься. Ну, вставайте!
Все молчат. Один из носильщиков отрицательно качает головой.
– Подожди, дай полежать еще...
Насилу поднимаемся и, оставив часть груза, бредем дальше. Уже затемно добираемся до перевала и, наскоро расставив палатку, лезем в спальные мешки. Ночью просыпаемся, сбрасывая с себя тягучую дрему, полную кошмаров. По-настоящему мы не спим уже почти два месяца. Мороз крепчает. Термометр опустился ниже двадцати градусов.
Вытаскиваем спрятанный в спальный мешок аппарат и снимаем последние ледниковые кадры – восход луны над ледником. Мы снимаем мультипликатором – по кадрам, то есть повернул ручку – снял один кадр с выдержкой, а потом через несколько секунд следующий. Так нам удается снимать ночью при призрачном свете луны. На экране пленка пойдет, как обычно, и луна, в действительности медленно поднимающаяся над горами, на экране поднимется быстро. Снимаем до тех пор, пока диск луны не скрывается из поля зрения аппарата.
Замерзшие, продрогшие, лезем обогреваться в спальные мешки, закрываемся с головой и стараемся «надышать», чтобы стало теплее.
Утром, с трудом подняв носильщиков, находим лагерь альпинистов и, произведя съемку перевала и установленных на нем знаков, спешим обратно по снежной тропе. Работа на ледниках закончена...
23
Большую, полезную работу выполнила первая Памирская экспедиция Академии наук СССР. Исследования Памирского нагорья, начатые в 1928 году, раскрыли природные особенности и богатства далекой горной окраины, положили начало преобразованию ее хозяйства, ее природы.
Проникнув в ранее неприступную неисследованную область, ученые-путешественники сделали много ценных географических открытий. Ледник Федченко был пройден полностью. Обнаружив истоки рек, ученые открыли перевалы на Ванч и Язгулем.
Было положено начало розыскам высочайшей вершины СССР. Эти розыски в 1932 году увенчались разгадкой тайны пика Гармо, за который принимали две разные вершины. Новая вершина, которую ранее ошибочно считали пиком Гармо, оказалась гигантом высотой в семь тысяч четыреста девяносто пять метров.
Высочайшей горной вершине нашей страны было присвоено имя Сталина.
Нашей киногруппе выпала почетная задача создать фильм, показывающий природу Памирского нагорья и мужественную работу советских людей, посланных в трудное путешествие, целью которого было освоение новых земель, разгадка тайн природы, включение новых богатых областей в народное хозяйство.
Заснятый нами фильм, названный по древнему наименованию Памира «Па-и-мор» – «Подножие смерти», показал, что и этот суровый край может быть превращен волей советского человека в богатую, цветущую страну.
Систематическое наступление на высокогорную пустыню, начатое первой Памирской экспедицией, продолжалось из года в год, продолжается и сейчас.
Фильм, показывающий Памир прошлых лет, является ценным историческим документом. Памир сейчас стал другим. Горы и ледники, конечно, остались старыми, но люди изменились, изменилось хозяйство, изменился даже типичный памирский ландшафт. В него вписаны новые элементы, которых не знал старый Памир. И сейчас уже пейзаж Памира иной, чем показан он в наших кадрах. Современная гудронированная трасса Великого Памирского тракта с ее автостанциями, колоннами машин и выкрашенными в красный цвет бензиновыми колонками – яркое свидетельство победы советского человека над природой.
От старого Оша до Хорога – столицы автономной Горно-Бадахшанской области Таджикской ССР, как официально зовется Памир, проложен самый высокогорный в СССР автомобильный путь. Там, где надо было двигаться с верблюжьим караваном дней тридцать пять, теперь на автомобиле можно проехать за два дня.
Горный кишлак Хорог стал благоустроенным центром со школами, больницами, электростанцией. Старый Ош знаменит теперь не мечетями и «священным» камнем Сулеймановой горы, а первоклассным, крупнейшим в Фергане шелкоткацким комбинатом, хлопкоочистительным и авторемонтным заводами.
Колонны мощных грузовиков по строгому графику и расписанию движутся из Оша в Хорог и обратно, останавливаясь у заправочных колонок, чтобы пассажиры могли пообедать в дорожной столовой – ашхане, а если надо, и отдохнуть в гостинице.
Коренным образом изменилась экономика края, изменилась жизнь людей. Трудами селекционеров, работников памирских исследовательских станций высоко в горы поднялись посевы. Пшеница, овес, ячмень, картофель, томаты вызревают теперь на высоте до трех с половиной километров над уровнем моря. Расширилось животноводство. Алайская долина превращена в богатейшие пастбища, обслуживающие летом не только Киргизскую, но и соседние Узбекскую и Таджикскую ССР.
Много ценных ископаемых найдено и разрабатывается в горах Памира, издавна славившегося своими рудами, золотом, рубинами.
И все же шестьдесят тысяч квадратных километров этого обширного края таят в себе немало мест, где до сих пор впервые появляется человек, где огромные горы еще не имеют названий, где, как и прежде, исследователь идет непроторенными путями.
Еще совсем недавно, в 1947 году, было стерто еще одно, может быть последнее, «белое пятно» на картах Памира, расположенное в районе ледника Сагран, в хребте Петра Первого. Туда была направлена альпинистская экспедиция Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. На материалах этой экспедиции нами был выпущен экспедиционный видовой фильм «Белое пятно» ледника «Сагран». В этой экспедиции участвовало девятнадцать человек спортсменов во главе с начальником ее, профессором Летаветом. Операторами фильма были А. Зенякин и заслуженный мастер спорта А. Сидоренко, оказавший Зенякину неоценимую помощь на больших высотах, где мастерство киносъемки требовало, помимо кинематографических знаний, владения техникой альпинизма и скалолазания.
В итоге работы экспедиции безыменные вершины получили названия: вершина высотой в шесть тысяч четыреста сорок метров названа «Пик тридцатилетия Октября». Другой пик, высотой свыше семи тысяч метров, получил имя «Москва». Новые названия войдут теперь во все учебники географии, будут начертаны на всех картах мира.
Задание выполнено – район «белого пятна» исследован. Наука обогатилась новыми открытиями...
Отснят и фильм. Теперь материал привезут в студию, обработают и тщательно смонтируют. Его несколько раз просмотрят ученые-географы, проверят каждый кадр, каждое слово дикторского текста, а затем фильм размножат, и он разойдется по всей нашей стране, помогая людям познавать природу своей Родины во всем ее многообразии, как бы участвуя в путешествии, видеть наиболее замечательные ее уголки.
