Перед вершиной Машука, на южной стороне его, поставлен скромный памятник-обелиск замечательному русскому топографу, видному исследователю Кавказа, зачинателю русского альпинизма А. В. Пастухову. На стороне, обращенной к Эльбрусу, была надпись:
«Военный топограф Андрей Васильевич Пастухов. 1860 – 1899 г.» На другой стороне: «От корпуса военных топографов и родных». На северной стороне: «Казбек – 1889, Эльбрус – 1890, Арарат – 1893».
Я говорю «была надпись» потому, что в одно время обелиск был кем-то свален и так ли он поставлен, как был поставлен первоначально, – неизвестно.
К сожалению, не все, даже жители Пятигорска, знают, кто такой Пастухов и почему он там похоронен.
Мало письменных сведений сохранилось об этом скромном человеке-самородке. Мы даже хорошо не знаем, от какой болезни он умер. Есть сведения, что умер он от грудной жабы. В официальной записи о смерти Пастухова сказано, что классный военный топограф коллежский асессор умер «от злокачественного новообразования желудка».
Андрей Васильевич еще при жизни пользовался большой популярностью, уважением. Отпевание было совершено «соборне», то есть группой священнослужителей. Такие торжественные похороны устраивались только в отношении лиц, пользовавшихся большим уважением, почетом, известностью.
Похороны А. В. Пастухова, как сообщил мне один из участников их, были весьма торжественны. Отпевание в соборе совершал находившийся в то время в Пятигорске епископ. Народу собралось так много, что собор не мог вместить всех присутствующих.
Гроб на вершину Машука, то есть к месту погребения, несли на руках. Процессия двигалась по тропинке, разработанной Кавказским горным обществом.
На месте погребения был устроен склеп, куда и установили гроб с телом покойного.
Андрей Васильевич был топографом, но топографом не обычного порядка. Это был специалист крупного масштаба. Недаром ему поручались наиболее сложные для работы участки. Перечитывая его статьи (их было немного), видишь, что он интересовался разнообразными вопросами, связанными с горными условиями: геологией и метеорологией, гляциологией и орнитологией, ботаникой и археологией, этнографией и альпинизмом. Он кропотливо и аккуратно вел записи по метеорологии (температура, осадки), по состоянию оледенений, снежного покрова, буранов, гроз на высотах и т. д. По организации экспедиции он следовал традициям П. П. Семенова-Тян-Шанского, Пржевальского, Козлова, Потанина и других крупных русских путешественников-исследователей.
Откуда у него такое разнообразие интересов? От природы любознательный, он, безусловно, много читал. Как передавал мне один из его друзей, книга была его постоянным спутником. Он не пропускал возможности разобраться в окружающих его горных условиях. А горные условия, как известно, дают очень много материала для размышлений.
Родился А. В. Пастухов 11 июля 1860 года. Отец его был из коннослужащих людей Харьковской губернии. Андрей Васильевич окончил только Деркульское коннозаводское училище. В 1878 году он поступил рядовым в корпус военных топографов. Через год службы Пастухов уже унтер-офицер, а через три года он получает первый классный чин. Училище дало ему мало знаний. Но тем не менее он быстро получил классный чин, сдав специальный экзамен. Этот факт говорит о больших способностях молодого Пастухова, о его необыкновенной работоспособности.
Всю свою жизнь он проработал в горах Кавказа, отдал свою жизнь Кавказу.
Андрей Васильевич беспрерывно повышал свои знания, изучал современные ему науки, особенно те, с которыми сталкивался при своей работе в горах. Он стал образованным, подготовленным исследователем. Чтобы лучше выполнять топографические работы, Андрей Васильевич изучил фотодело и стал незаурядным фотографом. Оставленные им фотографии говорят о его мастерстве и представляют собой большую историческую ценность.
Если Андрей Васильевич изучал какую-либо отрасль, то изучал ее основательно. Поэтому неудивительно полное доверие к его заметкам по метеорологии такого осторожного ученого, как Воейков, который использовал эти материалы в своих работах.
Проводя топографические работы в области вечных снегов, Пастухов внимательно присматривался и к тому, что находится вокруг него, следил за снежным покровом, изменением оледенений. Он находил в снегах на большой высоте трупы птиц, погибших при перелете через Кавказский хребет, что отрицалось тогда орнитологами, изучавшими пути перелетов птиц.
Указания Андрея Васильевича о высоте полета птиц, перелетавших через хребет, частично проверены мною. Я находил трупы перепелов на высоте до 4000 метров над уровнем моря, видел орла, перелетавшего через седловину Эльбруса, наблюдал за тучами бабочек, летевших с юга на север через перевал Донгуз-орун.
Работы его написаны хорошим языком, четко, картинно. Я не забуду описания Пастуховым грозы при подъеме на гору Халаца. Оно произвело на меня сильное впечатление и запомнилось, можно сказать, навсегда.
Пастухова знают главным образом как военного топографа или как альпиниста. Остальные его работы обычно забываются.
Для проведения топографических работ Андрею Васильевичу необходимо было подниматься на высокие панорамные пункты, в том числе на Датах-корт, Шах-Даг, Халац, Алагез, Большой и Малый Арарат, Восточную и Западную вершины Эльбруса. Здесь им были установлены триангуляционные пункты в виде высоких шестов с флагами. Остатки нижней части шеста, поставленного Пастуховым, расщепленного грозовыми разрядами, я видел в 1929 году на Западной вершине Эльбруса.
И до Пастухова совершались восхождения на вершины Кавказских гор альпинистами-иностранцами, но они были хорошо снаряжены и имели опытных проводников.
Андрей Васильевич пользовался примитивным снаряжением (палка со штыком, бурка, полушубок, сапоги, валенки и т. д.) и был одновременно проводником и альпинистом, топографом и носильщиком.
Он создал из казаков, прикомандированных к топографическому отряду, сопровождавших его в работах по Кавказу, преданных ему работников и хороших альпинистов, стойко переносивших вместе с ним все невзгоды горных походов и восхождений. Имена этих казаков, скромных тружеников, по-моему, должны быть отмечены: это Дорофей Мернов, Дмитрий Нехороший, Яков Таранов, Лапкин, Потапов и другие.
Необычайная настойчивость и упорство в достижении поставленной цели – характерная черта в работе Пастухова. Никакие трудности не останавливали его. Стоит только прочитать описание его восхождений, например, на вершину Эльбруса, чтобы убедиться в этом.
«Всю ночь выла страшная буря, но к утру она достигла невероятной силы. Был уже день, когда я выглянул из-под бурки. Что творилось над нами – невозможно описать. В воздухе неслись буквально целые тучи снега, и нельзя было разобрать, падал ли он сверху или, поднятый с земли страшным ураганом несся в пространство. Над спавшими казаками лежали сугробы снега, и никак нельзя было подумать, что под этими сугробами находятся живые существа... Я окликнул казаков и велел им собираться. Вот заколыхались сугробы, и из них стали показываться, как из могил, казаки. Оставленные ими места в одно мгновение заносились снегом, и на них уже снова лечь нельзя было иначе, как навсегда, потому что каждого из нас, как только он вставал, моментально облепляло снегом, а одежда, оставленная на минуту на земле, покрывалась целым сугробом, из которого приходилось ее вытаскивать... Ожидать чего-нибудь и медлить нельзя было... и тронулись в путь. Мы шли опять в прежнем порядке: я впереди, а за мной казаки на расстоянии двух сажен друг от друга...»
Это одна из картинок восхождения на вершину Эльбруса, данная Пастуховым. Знакомая для меня картина, так как и я начинал свою альпинистскую работу в таких именно условиях, когда не было ни снаряжения, ни приютов, ни проводников. Прочитать написанное – это одно, но испытать, пережить, перенести – это совершенно другое Прочитанный мною маленький отрывок говорит и об образности языка А. В. Пастухова, окончившего только, как я уже говорил, коннозаводское училище. Умел он подмечать особенности явлений на высоких горах.
Во время восхождения на вершину Халац Пастухов оказался в тучах, где все время били разряды грозы над его головой и около него.
Даю небольшой отрывок из статьи Е. Д. Симонова, описавшего этот случай: «...уже спустилась ночь, составлены были штативы теодолита, и осталось накрыть их буркой, чтобы был готов шалашик, временное жилище неугомонного путешественника. Солнце давно село, и было совсем темно, когда удивленный Пастухов заметил странный свет, проникавший из-под нижнего края бурки. Он решил, что это отражение от выпавшего свежего снега. Через несколько минут он услышал слабый писк, то усиливавшийся, то снова затихавший. «Вероятно, вода в кастрюле», – подумал топограф. Но нет, звук явно доносился откуда-то сверху. Комар, жужжание которого так напоминали эти звуки, вряд ли мог появиться здесь, на более чем четырехкилометровой высоте, да еще в сильную метель. «Не иначе, как приближается сильная электрическая буря, – тревожно подумал Пастухов. – Чем это кончится здесь, на вершине?» «Андрей Васильевич, горим, – услышал он вдруг тревожный голос казака Емельяна Пономарева, – все кругом горит... уже и камни загорелись!»
Пастухов с кружкой недопитого чая вылез из своего шалашика. Но только он высунулся, как вся кружка запылала ярким пламенем. Вслед за ней огоньки побежали по усам топографа, заплясали на воротнике и полах одежды. Пастухов увидел испуганные глаза Емельяна: на его лице светились огненные усы, пылали брови и волосы, тихо тлела вся мохнатая бурка. Огни мерцающим пунктиром покрывали весь гребень горы. Это огни «Святого Эльма». Огни напоминали ему виденные на улицах Петербурга газовые рожки: пламя на остриях палок шалаша, на ребрах камней горело без языков, с ровными верхними краями. Несмотря на сильный ветер, не шелохнулся ни один огонек. Метель заставила Пастухова вернуться в шалашик, после того как он успокоил взволнованных необычным зрелищем казаков, сложивших по его указанию большой тур из камней с воткнутой в него железной палкой, своего рода громоотвод на случай грозы.
Час спустя Пастухов тревожно открыл глаза. Прежний писк сменился теперь жужжанием, как будто билась о стекло залетевшая пчела. Топограф приподнялся: прямо перед ним носился под буркой светящийся предмет с крупный грецкий орех величиной. Раздался неожиданный удар... треск... и Пастухова перевернуло вниз лицом. Первым ощущением было то, что у него оторваны по колена ноги. Лишь через несколько минут он сумел, придя в себя, приподняться и ощупать ноги: они были целы...»
Неблагоприятные условия и опасности не останавливали работы Пастухова. Он – топограф и прежде всего выполняет свою топографическую работу, и выполняет ее очень тщательно. Так, его работа по съемке плана вершин Эльбруса, сделанная им при неблагоприятных метеорологических условиях, выполнена хорошо, точно. Насколько я знаю, этот план до настоящего времени не исправлялся, не корректировался. Сняты им планы вершин Большого Арарата и Казбека. А. В. Пастухов прошел и осмотрел много долин, ущелий и ледников Кавказа.
Мало сведений имеется о жизни и деятельности Андрея Васильевича. Почти не сохранилось в Пятигорске в живых его добрых друзей и знакомых. Печатных работ Пастуховым дано немного – всего, насколько я знаю, восемь, не считая мелких заметок, помещавшихся в периодической печати. Работы эти следующие:
1) «Восхождение на Алагез».
2) «Восхождение на Арарат».
3) «Восхождение на вершину Халаца».
4) «Восхождение на Казбек».
5) «Восхождение на Эльбрус».
6) «Восхождение на Эльбрус».
7) «Казбек и Эльбрус».
8) «Поездка по высочайшим селениям Кавказа».
Друзья так характеризовали Пастухова – исследователя Кавказа: «Глубоко русский человек, прямой, высокочестный и отважный». Д. Д. Пагиров, известный кавказовед, говорил, что А. В. Пастухов «заслужил себе широкую известность, как один из отважнейших и неутомимейших исследователей главнейших вершин Большого и Малого Кавказа... Он был первым русским неутомимым кавказским альпинистом».
Я не говорю о его большой работе как топографа на Кавказе. Ему поручались для работы наиболее трудные и запутанные участки, как, например, район Ушбы.
Друзья выполнили его желание быть похороненным на вершине Машука, на стороне, обращенной к Кавказскому хребту, к Эльбрусу.
Прошло более 60 лет после смерти славного исследователя Кавказа А. В. Пастухова. За эти годы Кавказ неузнаваемо изменился. Там, где во времена Пастухова были голые скалы, теперь имеются благоустроенные хижины и приюты.
Пастухов наметил тропы, по которым пошли дальнейшие исследователи Кавказа вообще и его хребта в частности. Сейчас склоны некоторых вершин Казбека, Эльбруса являются, что называется, обжитыми. Но мы не должны забывать того, что первые тропы на них были проложены А. В. Пастуховым. Его именем назван один из пунктов на южном склоне Эльбруса (4 800 м) – «Приют Пастухова», где он провел ночь при подъеме на вершину. Одна из улиц в Пятигорске названа именем бесстрашного топографа.
Мы – советские люди – должны помнить, что А. В. Пастухов – один из первых исследователей Кавказского хребта был первым русским альпинистом. На нашей обязанности лежит охрана его памяти и памятника на его могиле.
