Ромм М.Д.
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Ромм Михаил Давидович
12 мая 1891(Москва) - 20 октября 1967 (Шымкент)
Спецкором «Известий» сопровождал две арктические экспедиции, принимал участие в первом восхождении на самую высокую в СССР вершину — пик Коммунизма.
Автор книги «Штурм Пика Сталина», Молодая Гвардия, 1937.
Футболист, капитан первой сборной России, журналист. Играть в футбол начал мальчишкой в поселке Быково Московской губернии. В 1908, когда была создана сборная Москвы, его, лучшего защитника города, избрали капитаном. Он выводил команду на первые матчи с зарубежными соперниками, был избран и капитаном первой сборной России, которая собиралась на Олимпийские игры 1912 в Стокгольме. Но был дисквалифицирован в день отъезда якобы за неявку на тренировку. Доказывать, что руководитель команды прибалтийский немец Бертрам сам разрешил ее пропустить из-за полученной травмы, было бесполезно, так как тот был откровенным антисемитом и просто использовал ситуацию. Но талант футболиста оказался востребован за рубежом. Ромм стал первым российским легионером в Италии! Приехав в конце 1913 в гости к родственникам, он был приглашен в состав местной команды «Фиренце», игравшей в чемпионате Тосканы. Играл он успешно, произвел впечатление на знающих толк в футболе итальянцев, называвших его за внушительные габариты «русским великаном»… Служил в царской армии, участвовал в Первой мировой войне, в Февральской революции, был избран председателем Исполкома Совета солдатских депутатов.
При советской власти учился на юриста, несколько лет работал по специальности. Занимался журналистикой, печатался во многих центральных изданиях.
В 1928 сборная Москвы под его руководством выиграла Всесоюзную Спартакиаду (фактически первое первенство Союза). В 1912 подготовил первое в России пособие по футболу, в 1930 издал книгу «Как играть в футбол». Потом вышла «Тактика современного футбола» и учебный фильм «Техника футбола», в котором приемы демонстрировали Григорий Федоров, Борис Пайчадзе и другие известные мастера. Фильм был одобрен, но его дальнейшая судьба никому не известна. В 1943 Ромма арестовали и обвинили в антисоветских настроениях. Получил «всего» восемь лет исправительно-трудовых работ в сталинских концлагерях, затем был сослан в Казахстан. Через пять лет после смерти Сталина получил реабилитацию, но остался в Казахстане, стал членом Союза писателей. Умер в 1967 году.
Похоронен на ныне заброшенном старом гражданском кладбище по улице Толстого в Шымкенте, рядом с могилой героев–лётчиков, которые умерли в военном госпитале, базировавшемся в городе в годы Великой отечественной войны.
Биография. Ромм Михаил Давидович
Источник: Архивная справка из РГАЛИ, 2010 г.
Ромм Михаил Давидович родился 1 апреля 1891 года в городе Владимире Горьковской области в семье служащего. В 1909 г. окончил 9-ю московскую гимназию. В 1912 г. окончил юридический факультет Московского университета. В 1912-1913 гг. на действительной военной службе в 12-ом гренадерском Астраханском полку. В 1914-1917 годах мобилизован в армию на Галицийском, а затем Рижском фронтах 1-ой мировой войны. В первые дни февральской революции избран председателем Исполкома Совета Солдатских депутатов XII армии в Риге, в августе 1917 г. откомандирован в Москву. После Октябрьской революции демобилизован по состоянию здоровья. В 1918 г. работал инструктором кооперации в Центросоюзе. В 1919 г. вступил добровольцем в Красную Армию. В 1922 г. демобилизован и принят в Московскую Коллегию защитников. С 1930 г. начал писать. В 1931 г. написал пьесу «Чемпион мира», принятую к постановке студией Малого театра. В 1933-1935 гг.- корреспондент центральных «Известий» в экспедициях при восхождении на пик Сталина и на Эльбрус, на Землю Франца Иосифа. Сотрудничал в журналах «Новый мир», «Смена», «Прожектор», много работал как спортивный журналист. В 1941-1943 гг. писал для Информбюро и ВОКСа. Член Союза советских писателей с 1934 года. В 1943 г. арестован, репрессирован, выслан в Кзыл-Орду. В 1957 году был амнистирован и вернулся к литературной работе. 31 января 1958 г. реабилитирован, восстановлен в правах члена Союза писателей. Умер 22 октября 1967 года.
Библиография
Ромм М. Баскетбол. Обучение, техника, тактика, тренировка / Ромм М. - М.; Л.: Физкультура и туризм, 1932. - 103 с.
Ромм М. Должны ли быть все игроки гениями? / Ромм М. // Футбол : Еженедельник. - 1997. - N 27. - С. 12-13.
Ромм М. Победительницы / Ромм Михаил. - М.: ФиС, 1940. - 47 с.
Ромм М. Я болею за "Спартак" : Спорт, путешествия, восхождения / Ромм М. - Алма-Ата: Жазушы, 1965. - 324 с: И, п.
Ромм М.Д. Баскетбол / Ромм М.Д., Сысоев СВ. - М.: Гос. военное изд., 1924.- 115 с: ил.
Ромм М.Д. Баскетбол : С 17 рис. и 9 диаграммами / Ромм М.Д., Сысоев СВ.- М.; Л.: Госиздат, 1927. - 112 с.
Ромм М.Д. Горно-санный спорт / Ромм М.Д. - М.: ФиС, 1938. - 87 с: ил.
Ромм М.Д. Горно-санный спорт : [С 39 рис.] / Ромм М.Д. - М.: ОГИЗ Физкультура и туризм, 1931. - 67 с.
Ромм М.Д. К вопросу о содержании и методике тактической тренировки в футболе / Ромм М.Д. // Теория и практика физ. культуры. - 1938. - Т. III. - N 7. - С. 27-39.
Ромм М.Д. Как играть в футбол / Под ред. А. В. Зискинда. - М.; Л.: Физкультура и туризм, 1930. - 117с: ил.
Ромм М.Д. Психологические факторы успеха в футболе / Ромм М.Д. // Теория и практика физ. культуры. - 1938. - Т. II. - N 4. - С. 42-45.
Ромм М.Д. Ручной мяч и итальянская лапта / Ромм М.Д. - М.: Высш. воен. ред. совет, 1924. - 78 с.
Ромм М.Д. Система "дубль-ве" в футболе, ее возникновение и влияние на тактику игры / Ромм М.Д. // Теория и практика физ. культуры. - 1938. - Т. II. - N 5. - С. 22-40.
Ромм М.Д. Спортивные ручные игры с большим мячом. Баскетбол, гандбол, ручной мяч, волейбол, итальянская лапта / Ромм М.Д. - М.; Л.: Огиз. Физкультура и туризм, 1932. - 159 с: ил.
Ромм М.Д. Тактика современного футбола : Из материалов 1-го Всесоюзного тренерского сбора по футболу / Ромм М.Д. - М.: ФиС, 1939. - 167 с: ил.
Ромм М.Д. Тренировка футбольных команд / Под ред. А. Зискинда. - М.; Л.: ФиС, 1930.-72 с.
Ромм М.Д. Тренировка футбольных команд / Ромм М.Д. - М.; Л.: ФиС, 1929. -40 с: ил.
Ромм М.Д. Футбол / Ромм М.Д. - М.: Красный спорт, 1924. - 148 с: ил.
Ромм М.Д. Футбол : Краткое руководство по обучению и тренировке / Ромм М.Д.-М.: ФиС, 1938.-86 с: ил.
Ромм М.Д. Футбол : Описание, правила, техника, тактика и тренировка / Ромм М.Д. - М.: Высший военный редакционный совет, 1924. - 145 с: ил.
Ромм М.Д. Футбол : Пособие для инструкторов физкультуры и активистов футбольных секций / Ромм М.Д. - М.: Физкультура и туризм, 1933. - 184 с.
Ромм М.Д. Футбол : Пособие для инструкторов физкультуры и активистов футбольных секций / Ромм М.Д. - М.: Физкультура и туризм, 1937. - 157 с: ил.
Ромм М.Д. Что нужно знать новичку футболисту / Ромм М.Д. - М.; Л.: ФиС, 1930.-48 с: ил.
__________
Источник: Ромм М. С «Малыгиным» в Арктику.
На суше и на море, №28-29, 31-32, 1931.
Орган ОПТЭ и ЦК ВЛКСМ, ОГИЗ Физкультура и туризм
В течение многих столетий пустыня Арктики защищала морозом, штормами, коварными дрейфующими льдами свои тайны.
В неуклонном стремлении к полюсу человечество оставило в ледяных просторах много жертв.
Героическая эпоха Арктики осталась позади. Загадка северного полюса разгадана Пири, Амундсеном и другими исследователями.
В течение последних десятилетий в полярных областях ведется систематическая научная и промысловая работа. Сеть метеорологических станций разбросана в таких местах, достижение которых еще 10 лет тому назад было сопряжено с громадным риском и требовало многих месяцев трудного и опасного плавания.
В этой арктической работе едва ли не первое место принадлежит Советскому Союзу, имеющему самый большой «полярный фасад».
Полярная область называется «фабрикой погоды», здесь образуются те воздушные течения, тот сквозняк земного шара, который определяет собой погоду на необозримых пространствах нашего Союза. Понятно, как важна для сельского хозяйства работа многочисленных радиостанций, расположенных в советском полярном секторе и ведущих регулярные метеорологические наблюдения.
Эти станции поддерживают связь между кораблями, плавающими в Карском и Баренцевом морях, и материком. Они значительно облегчают трудную и опасную работу полярных летчиков, производящих воздушную разведку залежей промыслового зверя и для отыскания во льдах фарватера для кораблей.
Отличительной чертой советской арктической работы являются совместные действия ледокольного и воздушного флотов.
Как это ни странно, большой толчок в этом направлении был дан трагической катастрофой, постигшей в 1928 году дирижабль «Италия». Опыт совместной работы ледоколов «Красин» и «Малыгин» с летчиками Чухновским и Бабушкиным по спасению участников неудачного полета был впоследствии широко использован в ежегодных промысловых экспедициях и в трудных рейсах Карской экспедиции, во время которых ледокол и самолет проводят караван торговых судов через льды Карского и Баренцева морей.
Советские организации ведут в полярной области также и большую культурную работу среди туземцев, которые в царское время были обречены на вырождение и вымирание.
В далеких становищах Новой Земли среди кочевьев самоедов открываются школы и больницы, склады, фактории и кооперативы.
Недавно закончившийся туристский рейс ледокола «Малыгин» в Арктику должен быть признан новым этапом завоевания полярной области.
Большой опыт советского ледокольного полярного плавания дал возможность Акц. Об-ву Интурист, обслуживающему путешествующих по СССР иностранцев, объявить в иностранной прессе и точно согласно намеченному плану осуществить первый пассажирский рейс в самые отдаленные области Арктики.
Во льдах и туманах Баренцева моря, по каналам и проливам архипелага Земли Франца Иосифа, где почти на каждом острове можно найти следы погибших или бедствовавших экспедиций, через штормовые просторы опасного Карского моря, через узкий пролив Матшара проехали на «Малыгине» иностранные туристы в такой же безопасности как при воскресной прогулке на Шере, Сене или Темзе, и вернулись в Архангельск точно по расписанию.
Туристы видели не только величественные красоты арктической природы. Они видели также работу советских радиостанций в полярных широтах, видели культурную работу советских организаций на Новой Земле.
Этот рейс «Малыгина» ни в коем случае нельзя сравнивать с рейсом «Монте-Сервантес» или «Стелла-Полярис» к Шпицбергену. Гольфштрем делает берега Шпицбергена легко доступными, кораблям не приходится по пути к ним преодолевать стомильный барьер льдов Баренцева моря, корабли идут там по точным картам, по выверенным фарватерам.
Приходится вспомнить слова Пайера, руководителя австрийской полярной экспедиции, открывшей в 1872 г. Землю Франца Иосифа: «Только на Земле Франца Иосифа раскрывается в полной мере суровая неприступность арктической природы».
***
19-го июля ранним утром ледокол «Малыгин» заново отделанный, превращенный в комфортабельную полярную яхту отвалил от Красной пристани Архангельска и начал свой арктический рейс.
Безбрежная водная гладь Двины сверкала под лучами утреннего солнца. Скоро Архангельский порт остался позади, и «Малыгин» пошел узкими рукавами двинской дельты.
В течение нескольких часов корабль шел между бесконечной вереницы лесных складов и заводов.
Механические транспортеры подхватывали плывущие в воде бревна, поднимали их и скатывали в громадные штабеля. В других местах подхваченные цепями бревна ползли по желобам от реки к зияющим люкам многорамных лесопилок и через несколько минут выходили из них в виде желтых, пахнущих смолой досок.
По обоим берегам реки насколько хватал глаз уходили вдаль улицы и переулки штабелей готового к отправке леса.
Сотни лесовозов всех стран и наций грузились у берегов. «Малыгин» встречал десятки кораблей, идущих со всех концов света за советским лесом, обгонял десятки тяжело нагруженных, ниже ватерлинии сидящих судов, возвращавшихся из Архангельска обратно во все порты мира.
Километры лесных складов и лесозаводов остались позади. Все дальше и дальше уходят берега дельты, ледокол проходит мимо маяков, мимо памятника революционерам, расстрелянным интервентами на острове Мудьюг.
Вечером в последний раз зашло солнце. На другой день «Малыгин» пересекал полярный круг, и в течение месяца днем и ночью солнце не сходило с небосклона.
Через сутки Белое море, встретившее ледокол солнцем и штилем, осталось позади. Утром 20-го июля густой туман накрыл корабль. Медленно, меряя лотом глубину, давая беспрерывно тревожные гудки, шел «Малыгин» горлом Белого моря. Неожиданно близко от него проплыли в тумане три скалистых острова, называемых «кладбищем кораблей».
Приливно-отливные течения очень сильны в этих местах. В тумане корабли нередко теряют правильный курс и садятся на подводные рифы.
Туманы сопровождали ледокол и в следующие дни. Но в пустынных просторах Баренцева моря можно было не опасаться встреч с другими кораблями, и «Малыгин» полным ходом шел на север к мысу Флора.
Жизнь на корабле входила в рамки. Интуристы готовились к охоте на медведей, Умберто Нобиле организовал для советской части экспедиции кружок по изучению итальянского языка.
Вечером 22-го июля показались первые льдины. Еще несколько часов — и «Малыгин» вошел в сплошные ледяные поля. Началась борьба со льдом. Нос ледокола грузно влезал на большие плоские льдины и крошил их своей тяжестью. Белые, покрытые снегом льдины уходили под воду и становились изумрудными. Перед носом ледокола по ледяным полям бежали длинные, черные трещины, образовывались разводья.
Ледокол шел по разводьям зигзагами, его швыряло из стороны в сторону, льдины тараном били в его стальные бока.
Пассажиры собрались на баке и наблюдали захватывающую борьбу ледокола с ледяной стихией.
По льду из тумана вышел к кораблю первый медведь. Властитель арктических просторов не знает чувства страха. Ледокол пробуждал в нем сильнейшее любопытство. Нюхая воздух, покачивая из стороны в сторону головой, медведь приближался к борту. С корабля раздались выстрелы. Раненый зверь обратился в бегство, бросился с льдины в воду, поплыл по широкой полынье.
Здесь настигла его смертельная пуля американца Дрессера. Голова зверя поникла в воду, вода густо окрасилась кровью. Мертвый медведь плавал в полынье. С ледокола опустили шлюпку и лебедкой подняли на борт первый охотничий трофей.
Щелкают фотоаппараты. Огромный зверь недвижимо лежит на палубе.
Лед понемногу становится сплошным и торосистым. «Малыгин» все с большим трудом прокладывает себе дорогу сквозь белый барьер. Ледоколу не всегда удается сразу расколоть своей тяжестью ледяное поле. Иногда приходится отступать, бить по нескольку раз в одно и то же место, искать разводьев и перемычек.
Наконец лед окончательно берет в плен корабль. «Малыгин» закрепляется на стальных тросах, заведенных за торосы, и ждет, чтобы ветер и волнение открыли ему дорогу во льдах. Температура понижается до —5°, самая нижняя за весь рейс. Пассажиры с винтовками сходят по штормтрапу с корабля, начинают учиться нелегкому искусству ходьбы по плавучему льду. Это требует большого опыта, надо знать, какая льдина выдержит тяжесть человека, какая уйдет под воду. На первых порах можно легко принять невольную ванну такой температуры, которая не предусмотрена медициной.
Торосы сверкают белоснежным покровом. Они похожи на гигантские куски рафинада. Но во всех углублениях и нагромождениях мерцают бледно-голубые тени — отсветы запорошенного снегом льда. Нередко встречаются изумрудные овалы маленьких озер пресной воды.
Гудок ледокола сзывает пассажиров на борт. «Малыгин» продолжает пробиваться сквозь ледяной барьер и вскоре вырывается из ледяных оков. Сто миль льдов остались позади. Впереди, до самой Земли Франца Иосифа — чистая вода.
Вскоре мимо ледокола в тумане проплыли первые айсберги. Причудливой формы ледяные горы медленно покачивались на волнах, обнажая изъеденную морем подводную часть.
Вечером 23 августа на горизонте показалась земля — угрюмые отвесы высокого базальтового мыса и потока белеющих в тумане глетчеров, спускающихся к морю.
После долгих попыток определиться, было установлено, что в тумане и льдах сильное течение отклонило «Малыгина» на северо-восток от мыса Флора на добрых 60 миль. Перед нами находился мыс Диллон на острове Мак-Клинток.
Мы повернули на юго-запад. Ветер крепчал. Когда в 3-х милях от нас мы увидели двуглавую вершину мыса Флора, покрытую сверкающим срезом ледника, ветер перешел в шторм. Против мыса Гертруды нам пришлось встать на якорь.
Жестокий норд-ост свистел в снастях ледокола, вздымал столбы водяной пыли. В завихрениях шторма брызги волн поднимались на громадную высоту и падали вниз, отсвечивая радугой. Позади нас темный штормовой горизонт прорезывался белыми полосами — ледяными полями. На севере высоко в небе над скалами мыса Гертруды и далекими куполами глетчеров ярко сияло полуночное солнце.
Мы простояли на якоре 12 часов. Потом, потеряв надежду переждать шторм и высадиться на мысе Флора, пошли Британским каналом в бухту Тихую на острове Гукер, где, по сообщению нашей радиостанции, ветер был гораздо слабее.
Шли новым, необычным для кораблей путем — узким проливом Миерса. Шли тихо, меряя лотом глубину.
Через несколько времени показался замыкающий бухту Тихую с юга серо-бурый массив скалы Рубини, затем ледник Юрия, далекие купола глетчеров, гурии — приметные знаки в виде уложенных из камней пирамид — на мысах.
Но на этот раз Арктика напрасно развертывала перед нами величавую красоту своих гор и ледников: нам было не до пейзажей. Мы знали, что где-то здесь на самой северной в мире радиостанции десять наших товарищей в томительном напряжении ищут на горизонте дым ледокола, ждут, чтобы он прорвал, наконец, долгую блокаду одиночества.
И когда из-за острова Скот-Кельти показалась сначала стройная радиоантенна, расцвеченная флагами, а затем главное здание радиостанции с красным флагом и людьми на крыше, когда четыре человека подбежали к берегу и вместе с ними покатились вниз десятки белых шариков — даек, когда маленькая моторка отвалила от берега и, лавируя между льдинами, направилась к пароходу — хотелось украсть у времени те несколько минут, которые отделяли нас от встречи с зимовщиками.
Четыре бодрых, веселых, жизнерадостных человека поднялись на борт ледокола. На их обветренных лицах мы искали и не нашли следов тяжелой зимовки, бесконечной полярной ночи. После первых дружеских объятий, после бессвязного обмена вопросами и ответами идем в кают-компанию. Напряжение встречи прорывается само собой — без сговора и команды торжественно и бодро полились звуки Интернационала.
Но шестеро на берегу ждут нас, и мы съезжаем на берег.
В столовой радиостанции накрыт стол для товарищеского обеда. За этим столом незнакомые час тому назад люди встречаются, как самые близкие друзья после долгой разлуки. Речи сменяются товарищеской беседой, беседа — речами.
Зимовщики скупы на слова. Они хотят не говорить, а слушать, слушать нас, людей с «Большой Земли», как называют здесь материк. Они жадно впитывают повесть о новой жизни, бурно строящейся в двух тысячах километрах от них, о жизни, в которую им придется скоро вернуться, отрывки которой в течение долгого года они ловили в эфире.
Беседа затягивается на всю ночь. Понемногу зимовщики становятся разговорчивее и перед нами начинает развертываться необычайная повесть их жизни и работы.
В уютной обстановке столовой ничто не напоминало нам, что мы находимся на 81° северной широты.
На столе лежала книжка, ее страницы были помяты и изорваны. Видно ее читали и перечитывали много раз в бесконечные месяцы полярной ночи. Я посмотрел заглавие: «Счастливые дни Ван-Цантена» Лауридса Брууна. Повесть об островах, залитых солнцем тропиков, о лазурных лагунах, о пальмах и коралловых рифах.
На другой день с утра мы ждала прилета цеппелина. Радисты бессменно дежурили в радиорубке.
День был на редкость безветрен. Опаловая пелена облаков скрывала солнце. Только на юге в прорывах туч розовели его лучи. Неподвижная гладь бухты играла нежнейшими оттенками жемчуга. В ней, как в слегка затуманенном зеркале, отражался громадный бурый массив скалы Рубини, с пятнами нестаявшего снега у подножья, причудливые очертания айсбергов, медленно дрейфовавших в приливном течении, сверкающий обрез ледника Юрия, дымчатые скалы горы Чурляниса, обрывистые мысы острова Скот-Кельти.
В 20 часов 30 минут на горизонте с запада появилась черная точка. Это маленькое, едва различимое в бинокль пятнышко сразу заслонило собой и широкий простор бухты, и скалу Рубини, и спускающиеся к мерю глетчеры. На палубе и на вантах ледокола, на крыше радиостанции люди, не отрываясь, следили за ним. Оно приближалось, медленно вырастая и принимая характерную форму сигары. Дирижабль скрылся за островом Скот-Кельти и через несколько минут, неожиданно большой и близкий, появился над проливом Мелениуса.
Стали видны перекрестные перья руля, большая гондола управления внизу под передней частью корпуса, моторные гондолы по бокам.
Воздушный корабль, постепенно снижаясь, описал медленно и плавно два круга над мысом Седова и недвижно повис над бухтой на высоте 200 — 300 м. На носу ясно видна надпись «Graf Zeppelin», на средней части корпуса «Д—LZ 127».
Теперь можно было ощутить гигантский размер дирижабля. Совершенно неподвижный, громоздкий и вместе с тем изящный и хрупкий, висел он в воздухе, а под ним в зеркальной воде пролива стоял, гондолой кверху, его двойник.
На ледоколе защелкали затворы фотоаппаратов, застрочило кино, замелькали карандаши корреспондентов.
Дирижабль выровнялся и начал медленно снижаться к воде, сближаясь с своим отражением.
С носа и кормы бросают якоря — тросы. Окна кабин открываются, высовываются головы пассажиров. В моторных кабинках видны механики в синих беретах.
Гондола управления коснулась воды, из глубины бухты к ней поднималась вторая гондола. Посадка была кончена. Огромный корпус дирижабля властно заполнял собой всю бухту, заслонял широкий пролив Мелениуса. Полярная стихия, трижды покоренная на земле, на воде и в воздухе, покорно отражала в недвижной воде антенну радиостанции, стройный корпус ледокола и силуэт воздушного гиганта.
Небольшие льдины подплывали к хрупкой гондоле. Отливным течением дирижабль заметно начинает относить к югу.
Шлюпка с почтой отваливает от берега и быстро направляется к цеппелину. Лед мешает ей подойти и заставляет лавировать. Спеша и нервничая, дает Эккенер команду принять на борт почту с ледокола. Затем в шлюпку летят мешки с почтой дирижабля. Один из них падает на лед. На цеппелине слышны звонки машинного телеграфа. Воздушный корабль начинает медленно подниматься.
Набегает едва заметный ветерок. Легкая рябь колеблет двойник цеппелина в воде, ломает его четкие контуры. Рябь отражается и на сером корпусе воздушного корабля. Кажется, что оболочка цеппелина трепещет. Моторы затягивают свою песню. Дирижабль, сначала медленно, потом все быстрое, идет вперед и вверх, описывая дугу, и проплывает высоко в небе над зданиями рации, над обрывами мыса Седова, над куполами глетчеров на восток, к Северной Земле.
Стиснув поручни смотрит Нобиле вслед исчезнувшему воздушному кораблю.
Через два дня, рано утром, мы уходили из бухты Тихой, захватив с собой начальника зимовки т. Иванова. Остальных зимовщиков должен был через несколько дней сменить «Ломоносов», пробивающийся к острову Гукер через льды Баренцева моря.
Снявшись с якоря, «Малыгин» медленно развернулся и пошел проливом Мелениуса в Британский канал к мысу Флора.
***
Когда «Малыгин» вторично подошел к острову Нордбрук, его закрыл густой туман. Казалось, что именно здесь, на путях к самому доступному месту Земли Франца-Иосифа, Арктика хотела показать нам, как не совершенна еще человеческая техника в борьбе с полярной стихией.
Только на другой день разошлись завесы тумана, и мыс Флора, наконец, открылся перед нами.
Мыс Флора следовало бы назвать мысом Встреч. Его неприветливые берега видели два изумительных пересечения людских путей. Здесь дважды выдумка жизни оказалась ярче самой необузданной человеческой фантазии.
Здесь 17 июня 1896 г. Джексон встретил Нансена, 15 месяцев назад покинувшего с Иогансоном «Фрам» в надежде достичь по льду полюса и зимовавшего в каменной берлоге на острове Джексон, не подозревая, что в четырех лыжных переходах, на мысе Флора, находится богато снабженная экспедиция Джексона.
Здесь 2 августа 1914 г. экспедиция Седова, похоронившая в угрюмых скалах мыса Бророк своего вождя, погибшего по пути к полюсу, и возвращавшаяся на «Св. Фоке» в Архангельск, встретила штурмана Альбанова и матроса Конрата, единственных оставшихся в живых участников экспедиции Брусилова, ушедших с затертой льдами «Св. Анны» и после нечеловеческих усилий и страданий добравшихся до мыса Флора.
Мы высадились на мысе Флора. Высокие базальтовые обрывы, внизу темно-бурые, наверху розовые, уходили в туман. Миллионы птиц оглашали воздух резким криком.
По мхам и каменным осыпям мы прошли к остаткам экспедиции, осмотрели хижину Фиалы, развалины складов Джексона, крест с надписью: «Экспедиция лейтенанта Седова». На гранитном обелиске памятника прочли имена трех участников погибшей санной партии экспедиции герцога Абруццкого — Ф. Кюрини, X. Оллейер и Ф. Штоккен. Из отверстия в ребре обелиска вынули свинцовую трубку и по обрывкам записок читали волнующую летопись борьбы человечества за полюс.
Мы видели металлический советский флаг, водруженный в 1930 году. Железное полотнище флага изгрызено морозами и штормами.
С мыса Флора наш путь лежал широким Британским каналом к острову Джексона, где мы хотели сделать попытку отыскать хижину Нансена и Иогансона. По обе стороны от нас архипелаг развертывал угрюмое величие базальтовых мысов и сверкающих глетчеров, стекавших к морю.
Сильный норд затруднил высадку на острове Джексона. Шлюпка, перевозившая нас на берег, танцевала по волнам, гребцы — по двое на каждое весло — с трудом выгребали против ветра.
На Джексоне яснее, чем на других островах читается история архипелага. В яростном извержении недра земли выбросили наружу горы базальта. Спустя много веков их покрыли глетчеры. Потом наступило потепление. Глетчеры стали отступать, обнажились высокие прибрежные обрывы.
Отсюда характерный, почти везде повторяющийся пейзаж Земли Франца Иосифа: встающие из моря угрюмые отвесы базальтовых мысов, в каждой расселине — белые лапы отступающих ледников. Между мысами сверкающие потоки глетчеров синим отломом спускаются в море. Бирюзовые айсберги родятся здесь под напором волн, отламывающих огромные куски ледников. В глубине каждого острова — один или несколько ледниковых куполов, мерцающих сквозь завесу тумана, кажущихся издалека огромными лунными камнями.
Мы высадились на Джексоне. Штормовой норд хлестал через ледниковую перемычку, срывал брызги воды с озера у нижнего конца ледника и гнал их в море, параллельно земле. Идти против ветра было невозможно. Даже когда ветер дул сбоку, приходилось держаться за камни.
Нам не удалось найти хижину Нансена. Очевидно, ее надо было искать по другую сторону мыса Норвегия, но туда нельзя было пристать из-за ветра.
От острова Джексона мы пошли к бухте Теплиц, на Земле Рудольфа, самом северном острове архипелага. Но в Британском канале «Малыгин» попал в тяжелые льды. Ледокол встал на ледовой якорь и стал чертить на карте вместе с дрейфующими белыми полями причудливую линию на запад.
С винтовкой за плечами мы спускались по штормтрапу на лед и уходили бродить в туман. Из тумана подходили к ледоколу медведи, услужливо позировали фотографам и кинооператорам и падали, изрешеченные разрывными пулями. К обеду подавалась медвежатина, и на палубе увеличивалось количество развешанных для просушки медвежьих шкур.
И только через три дня, когда под влиянием ветра и течений во льдах появились разводья, «Малыгин» стал пробиваться дальше на север.
Торосы и нагромождения льдин оставались позади нас. И по мере того, как они удалялись, они не уменьшались, а увеличивались в размерах, превращаясь в большие айсберги, острова, горные хребты. Затем внезапно исчезали. Впереди нас на горизонте появлялись видения гор и островов, которые по мере нашего приближения становились все меньше, превращались сначала в айсберги, а потом оказывались небольшими торосами.
Это марево несуществующих земель, вызванное преломлением световых лучей, возникает особенно часто зимой. Поэтому первые исследователи Земли Франца Иосифа нанесли на карту много несуществующих островов, поэтому позднейшие экспедиции не только открывали новые острова, но и стирали с карт некоторые из нанесенных их предшественниками.
«Малыгин» вырвался из ледяных оков и по чистой воде пошел к северу.
Вскоре показалась бухта Теплиц, два далеких бурых мыса, и между ними —многокилометровый изгиб ледникового обрыва. Бухта была заполнена битым льдом и айсбергами. «Малыгину» пришлось бросить якорь в трех километрах от берега.
В бинокль на берегу можно было разглядеть постройки экспедиций Фиала и герцога Абруццкого и три опрокинутых вверх килем лодки.
Перепрыгивая с льдины на льдину и переплывая на небольших льдинах, как на плотах, через полыньи, мы стали перебираться на берег. По крутым валунам базальта мы прошли к хорошо сохранившимся постройкам, осмотрели жилые дома и склады, магнитные павильоны и метеорологические будки, штабеля прекрасно сохранившихся консервов и библиотеку экспедиции Фиала.
В камнях мы укрепили столб с памятной доской, на которой была выбита дата нашего прибытия.
Полярный исследователь Н. В. Пинегин тщательно отбирал среди остатков экспедиции Фиала вещи для арктического музея в Ленинграде.
Бухтой Теплиц кончался наш путь на север и началось возвращение назад.
Из бухты Теплиц мы пошли к острову Альджер. Мы хотели пройти новым путем —узким проливом Бакса, которым еще не ходили корабли.
У входа в пролив, возле юго-западной оконечности острова Карла-Александра, мы открыли три небольших скалистых острова, названных островами Понтремоли по имени одного из погибших при катастрофе дирижабля «Италия» спутников Нобиле.
Пролив Бакса был покрыт тонким весенним льдом. «Малыгин» без труда прокладывал себе дорогу, и перед носом ледокола бежали по льду расходящиеся лучи трещин.
Во льду было много круглых отверстий — лунок, которые пробивают тюлени. Каждый тюлень имеет несколько лунок, которые он постоянно предохраняет от замерзания. Они служат ему для того, чтобы дышать и вылезать из воды на лед.
В бинокль мы наблюдали охоту молодого медведя за тюленями. Несколько тюленей лежали на льду у своих лунок. Медвежонок под присмотром матери осторожно подползал к ним, закрывая одной лапой нос — единственное черное пятно на белом фоне шкуры. Когда тюлени шевелились и поднимали головы, медвежонок неподвижно замирал. Но чуткие животные заметили врага и один за другим исчезли под лед. Медведь бросил охоту и стал играть — кувыркаться на льду.
В глубине Баксового пролива мы открыли еще один небольшой остров. Но пройти пролив не удалось: восточная часть его была скована сплошным многолетним льдом. Впереди нас было белесое «ледовое» небо. Это значило, что пояс льда был широк. Мы вернулись в Британский канал, чтобы пройти к Альджеру более широким проливом Маркама.
В западной части Британского пролива мы стерли с карты большой остров Гармсуорта — его не существует — и перенесли дальше к северу остров Артура.
На острове Альджер после долгих поисков мы нашли следы экспедиции Болдуина, зимовавшей здесь в 1902 г. Среди развалин избушки обнаружили темную бутылку, залитую воском, и в ней — письмо Болдуина капитану вспомогательного судна.
В письме указывался дальнейший маршрут экспедиции и назывался ряд мест, где Болдуин рассчитывал встретиться со вспомогательным судном.
На другой день мы покидали Землю Франца Иосифа. «Малыгин» уходил на восток в Карское море, намереваясь достигнуть острова Уединения.
Мы шли проливом между Альджером и островом Брэди. Недвижная вода отражала жемчужные переливы туманного неба. Справа от нас вставали два высоких серых мыса острова Брэди, едва различимых в пелене тумана. Между ними — белый поток глетчера и вдали — мерцающий сквозь туман ледниковый купол. Последнее видение суровой, но прекрасной Земли Франца Иосифа, архипелага ста островов.
В 60 милях от острова Уединения мы встретили тяжелые льды и туман и встали на ледяной якорь. Когда через два дня туман разошелся, мы решили, не теряя времени, идти к Новой Земле. «Малыгин» пошел вдоль берега к югу, к проливу Маточкин Шар.
Солнце непривычно низко спустилось на западе к горизонту. На востоке легкие облака оттеняли бледною синеву неба, окрашенного на горизонте в палевые тона. Большие айсберги проплывали мимо нас, неся на себе отсветы косых лучей. Далеко впереди на небольших льдинах, остатках разметанных штормом ледяных полей, играли отблески солнца, и море казалось покрытым сверкающей чешуей. На западе, где за тучами спряталось солнце, розовело робкое зарево полярного заката.
Мы переходили на спардеке от одного борта к другому, стараясь запечатлеть в памяти этот праздник красок до тех пор, пока его не закрыла завеса тумана.
В густой, непроницаемой пелене «Малыгин» осторожно шел вперед, нащупал вход в пролив и бросил якорь против обсерватории Матшара.
Вскоре в редеющем тумане мы увидели постройки обсерватории и над ними — стройную иглу радиоантенны. Маленький поселок расположен на невысоком пригорке. Голые, угрюмые холмы с нестаявшим снегом в ложбинах окружают его со всех сторон.
Зимовщики встретили нас возле дома. На этих людях лежала печать сдержанности и серьезности. Зимовка далась не легко, один из ее дней отмечен траурной рамкой — погиб молодой геофизик Лебедев.
Подробности его гибели мы узнали из статьи-некролога в самой северной в мире стенгазете «Сполохи», регулярно выходящей на обсерватории.
8 марта начальник зимовки Лескинен и геофизик Лебедев отправились сменить двух товарищей, производивших на льду пролива наблюдения за температурой и соленостью воды. День был тихий и солнечный. С высокого берега на расстоянии двух километров от обсерватории ясно виднелась на просторе пролива палатка и возле нее ждавшие смены люди. Весь путь, отмеченный частыми вехами, был как на ладони. Но когда прошли почти половину дороги, налетел шторм. Порывы ветра невероятной силы подымали тучи снега, превращали день в темную ночь. В кромешной тьме бурана Лескинен и Лебедев заблудились между двумя вехами. Отчаявшись добраться до палатки, решили вернуться. Идти было невозможно, ветер сбивал с ног. Приходилось ползти. За день одолели полкилометра и заночевали в снегу. Утром ветер еще усилился, Лебедев выбился из сил. Лескинен некоторое время тащил его на себе, нo скоро понял, что таким путем не спастись. Зарыл товарища в снег и продолжал путь один, спеша добраться до дома и выслать помощь. Когда помощь пришла, Лебедев был уже мертв. Он не замерз — он задохся. Метель снежной маской залепила ему лицо.
Чудовищной силы весенними штормами тяжела зимовка на Матшаре. Тяжелее, чем в бухте Тихой, расположенной гораздо севернее. В шторм нельзя дойти от жилого дома до магнитного павильона, расположенного в нескольких десятках метров и соединенного с домом канатом. В шторм не смог подняться на крыльцо доктор Хазов, возвращавшийся из бани. Ветер сбивал его каждый раз обратно. Пришлось подползти к дому с подветренной стороны и стучать в окно — звать на помощь. Товарищи бросили доктору из дверей канат и общими усилиями втянули его в дом.
На дворе обсерватории лежит поваленная штормом радиоантенна. Толстое дерево расщеплено, двенадцать стальных, толщиной в человеческую руку тросов, державших мачту, вырваны из бетонного основания, разорваны на куски, как гнилые нитки. Всю установку пришлось сделать заново.
Тяжелая зимовка не сломила воли дружного коллектива матшаровцев. Радиостанция обсерватории бессменно несла свою ответственную службу, связывая плавающие в Карском море корабли с материком. Программа метеорологических и геофизических наблюдений выполнена.
Отрезанные на год от «Старой земли», как называют они континент, матшаровцы продолжали жить общей жизнью с пролетариатом Советского Союза.
«Сегодня мы, новоземельцы, не будем шагать в шумных и людных колоннах демонстраций — нас отделяет от Советского Союза ледяное пространство. Но маленькой скромной группой мы заявляем о своей солидарности с угнетенными всего мира, о своей готовности с усиленной энергией работать над выполнением задач социалистического строительства и задач наших полярных станций в частности», — так начинается первомайская передовая в «Сполохах».
Малыгинцы в ряде докладов подробно рассказали о бурной стройке новой жизни на «Старой земле».
На другое утро «Малыгин» пошел назад проливом Маточкин Шар к Баренцеву морю.
В конце пролива «Малыгин» стал на якорь, и мы съехали на берег. По крутым базальтовым осыпям, цепляясь за ползущие вниз глыбы, мы взобрались на вершину ближней горы. Оттуда был виден пролив, высокая серая гряда на противоположном берегу, ледник Третьякова и на западе — уходящее вдаль, залитое солнцем Баренцево море.
На другой день, пройдя Маточкин Шар, «Малыгин» пошел на юг к Белушьей губе, административному центру Новой Земли.
Светлой солнечной ночью мы входили в широкий залив. На берегу, на довольно большом расстоянии один от другого, были разбросаны несколько прочно срубленных домов, без всяких признаков заборов или дворов. Промысловый баркас «Взводень» свез нас на берег. Мимо складов фактории Госторга мы прошли к поселку. Большое каменное здание школы, больница, несколько жилых домов. Вдоль стен и посредине улицы —свернувшиеся комком лайки. Самоедские детишки окружают нас. Несмотря на теплую ночь они одеты в малицы — шубы с меховыми капюшонами.
В здании школы мы беседуем с председателем островного совета — самоедом, художником Тыко Вылкой.
— Белушья губа — большевистское становище. Религиозных нет. В церкви склад сделали. Священник спрашивает — почему в церковь не ходите? Наши говорят: зачем ходить? Человек живет, зверя промышляет, работает. А церковь зачем? Выселили священника в Кармакулы.
Школа заменила церковь. При школе — интернат для ребят из других становищ. Все новоземельские дети школьного возраста посещают школу — их всего 18 человек, все пионеры. Учительствуют комсомольцы из Архангельска.
В становищах острова прививается кооперация: все промышленники объединены в промысловые артели. Развивается политическая жизнь острова. В каждом становище имеется совет и уполномоченные островного совета. В здании школы мы видели плакат: «Привет седьмому съезду новоземельских советов от кармакульской артели».
Седьмой новоземельский съезд происходил в мае 1931 г. Кроме восьми делегатов «с правом решающего» на съезд приехало свыше ста человек — половина всего населения островов.
Перед съездом Тыко Вылка на нартах и собаках объезжал становища — отчитывался перед избирателями в своей работе. Около двух тысяч километров сделал председатель островного совета по ледникам и замерзшим проливам в свой отчетный объезд.
Тыко Вылка хорошо говорит по-русски. У него богатый запас слов, речь льется плавно. Только не легко дается переход с одной темы на другую — разбегаются мысли. Он два раза был в Москве. Первый раз в 1911 году — провел целую зиму, обучаясь в школе живописи и ваяния.
Второй раз Тыко Вылка ездил в Москву в 1925 г. для доклада в Комитете Севера о нуждах Новой Земли. Ему удалось получить для становища восемь моторных лодок и два моторных баркаса. Основное, почти единственное занятие самоедов и русских промышленников на островах — промысел морского зверя. И эти десять небольших моторных судов, заменивших старые, артельные парусные лодки, означали самую настоящую техническую революцию.
Небольшой новоземельский моторный флот требует кадра мотористов. В условиях Новой Земли уметь управлять моторным ботом — это значит овладеть техникой. И Тыко Вылка — председатель островного совета — первым из самоедов окончил курсы мотористов в Белушьей губе.
Вся жизнь, вся работа, все мысли Тыко Вылки неразрывно связаны с судьбой Новой Земли и ее двухсот обитателей. Он знает все нужды островов, ревностно следит за каждым проявлением культурного и экономического возрождения самоедов.
***
Покинув Белушью губу, «Малыгин» шел назад в Архангельск.
Через два дня мы входили в горло Белого моря. Навстречу шли иностранные суда, груженные лесом. Вскоре и Белое море осталось позади — мы вошли в Двинскую дельту.
Фильм вертелся в обратную сторону. Как и 33 дня назад, по обе стороны от нас уходили вдаль штабеля готового к отправке леса, работали лесопилки и механические транспортеры. Как и 33 дня назад, можно было изучать географию земного шара по надписям на кормах иностранных кораблей.
В 12 часов дня 21 августа мы пришвартовались к Красной пристани в Архангельске. Все было по-старому. Как и раньше, механический кран поднимал кверху свое стальное кружево, грузчики с тюками за спиной шли по сходням на корабли. Только рядом с нами, у Красной пристани, вместо маленького «Ломоносова», боровшегося со льдами где-то в Карском море, стоял большой, в 4 раза больше «Малыгина», ледокол «Ленин».
Первый туристский рейс был окончен. Точно, согласно расписанию посетили иностранные туристы самые отдаленные и трудно доступные части советской Арктики. Они увидели не только необычную красоту арктической природы, но и широкий размах советской работы в Полярной области. За 33 дня плавания «Малыгин» прошел 8 тысяч километров. Мы открыли 4 новых острова, установили, что один из нанесенных на карту островов не существует, внесли много исправлений и уточнений в карту Земли Франца Иосифа, сделали ряд научных наблюдений над температурой и соленостью воды.
В будущем году Интурист предполагает повторить снова рейс «Малыгина» с небольшими изменениями, сделанными на основании опыта этого года.
