Опыт вынужденной зимовки экспедиции В.Баренца
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
В 1881 году на западном из Оранских островов голландской экспедицией на парусном судне «Willem Barents» была установлена памятная доска в честь Баренца. В 1933 году эта доска была найдена геологической партией Арктического института под начальством Г. В. Горбацкого. Надпись на доске гласила:
«В память
Оранские острова открыты нидерландским мореплавателем Виллемом Баренцом 1 августа 1594»)».
Польза мореплавания
«Вряд ли можно выдумать или изобрести что-либо, обладающее большей общественной полезностью (особенно в наших странах) (Автор подразумевает Нидерланды. (А. М.), чем искусство мореплавания. Владеющие морем могут привлечь к себе все необходимое для их надобностей, а особенно плоды земные для поддержания жизни. Ведь по морю они могут с края света подвезти себе все, что нужно, и, наоборот, вывезти свои излишки. Все это, принимая во внимание удобства плавания, можно выполнить без всякого затруднения. Между тем, оборудование кораблей с каждым днем постепенно все улучшается на удивление не только видевшим корабли и мореплавание во время наших дедов, но и тем, кто сравнивает наше время с недавним, нам памятным прошлым. С другой стороны, теперь то и дело предпринимаются новые плавания. Не всегда они достигают желанной цели с одного, двух иди трех раз, а иногда дают результаты лишь позднее. Поэтому никто не должен тяготиться испытываемыми им трудами и препятствиями, если даже желанная цель достигается не после первого плавания, а только после второго, третьего или еще более позднего. И в самом деле, какой труд можно признать более полезным и похвальным, как не труд для общей пользы. Пусть глупцы, насмешники и клеветники, судя по началу, признают бесплодной ту попытку, которая только в конце дает полезный результат. Ведь если бы знаменитые и славные мореплаватели – Колумб, Кортец, Магеллан и многие другие, открывшие самые дальние страны и царства, оставили свое намерение после первой, второй или третьей неудачной поездки, то впоследствии они никогда не достигли бы результата своих трудов».
Значение экспедиции Баренца
Свою задачу Баренц определял так: «Во-первых … показать тщательный и усердный труд, затраченный на отыскание прямого пути, которого мы не могли найти вопреки желаниям и ожиданиям; может быть мы и нашли бы его путем извилистых плаваний, если бы могли удержаться на прямой дороге, но нам помешали в этом лед, недостаток времени и сильные бури. Во-вторых, я имею в виду заткнуть рот тем, кто говорит про нашу попытку, что она бесполезна и бесплодна, тогда как она может все же принести пользу в будущем.
Меньше всего надо смеяться над человеком, пытающимся осуществить то, что кажется невозможным; наоборот, осмеяния заслуживает тот, кто по лености не хочет ничего предпринять».
Место зимовки экспедиции Баренца
«От залива св. Лаврентия они прошли две мили на SSO до мыса Шанц (Если залив Лаврентия есть действительно губа Строганова, то мыс Шанц есть очевидно Мучной Нос (а не Черный мыс), так как Де-Фер говорит, что мыс Шанц лежит к SSO от Строгановой губы. Однако расстояние между губой Строгановой и мысом Шанц, даваемое Де-Фером (8 морских миль), в таком случае преувеличено по крайней мере в два раза) и нашли здесь, вблизи берега, низкий черный утес с поставленным на нем крестом. Добравшись на лодке до берега, они наткнулись на следы людей, которые, очевидно, заметив моряков, успели убежать. Именно там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял еще другой крест с тремя деревянными домами, выстроенными по северному обычаю. В этих домах они нашли много бочарных досок и поэтому сделали предположение, что тут ведется ловля лососевых рыб (В голландском оригинале: «Salm vang». Имеется в виду, несомненно, голец (Salvel'nus alplnus), промысел которого ведется на Новой Земле и в настоящее время); они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями умерших, не зарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала также сломанная русская ладья, длина киля которой была 44 фута. Однако людей они не видели. Этой превосходной и защищенной от всех ветров гавани они дали название Мучной гавани из-за найденной там муки».
«Так как широта места зимовки Баренца была 76°15' (= широта мыса Спорый Наволок по карте № 1067 издания Гидрографического управления 1932 г.), то полярная ночь в Ледяной гавани должна была наступить уже 1 ноября (принимая, что рефракция = 36' и наклонение видимого горизонта = 5'). То, что голландцы видели солнце еще 2 и 3 ноября, можно объяснить аномально большой рефракцией в эти дни».
Жилище
Ледяная Гавань – место зимовки голландцев на Новой Земле, покинутое ими в июне 1597 года – не посещалось никем в течение 274 лет. В сентябре 1871 года сюда подошел норвежский промышленник Эллинг Карлсен и обнаружил дом Баренца. По словам Карлсена, «дом стоял в таком виде, как будто он только вчера был построен».
Реликвии экспедиции Баренца, найденные в Ледяной Гавани
«Внутри все было на своем месте и представлялось в совершенно таком же виде, как это изображено на одной из картин в книге Де Фера». Карлсен продал найденные им в Ледяной Гавани реликвии Баренца одному англичанину, который позже продал их за ту же цену голландскому правительству, поместившему их в музей в Гааге.
В 1875 г. Ледяную Гавань посетил на шхуне «Regina» норвежский промышленник Гундерсон, а в следующем году здесь побывал на яхте «Glowworm» английский спортсмен Гардинер, тщательно обследовавший место зимовки Баренца. Гардинер нашел дом голландцев уже совершенно разрушившимся».
«В 1933 году Ледяную Гавань посетила геологическая партия Арктического института под начальством Б. В. Милорадовича. Им были обнаружены остатки сруба».
«…нам пришлось строить дом для защиты от холода и диких зверей. На Новую Землю занесены были с другого берега моря деревья; мы перевозили их на санях на место, назначенное для постройки дома, дважды в день, с большими тягостями и трудностями, приблизительно за две мили расстояния, и это проделывали мы почти пятнадцать дней подряд; нужда заставляла нас прилагать огромное старание при постройке, так как, начни мы строить одной или двумя неделями позже, нам невозможно было бы довести это дело до конца».
«…мы начали строить дом и перетаскивали к нему лес, складывая его в кучу; затем, по окончании постройки дома, мы положили на него глыбу льда вместо зеленой ветки. Дом был выстроен по северному обычаю: бревна были положены одно на другое вкось и промежуточные расстояния плотно законопачены для защиты от холода и мороза; верхняя часть дома была по большей части квадратная и покрыта досками; дом имел камин и сени».
«12 октября ветер был северный, временами несколько уклонявшийся к западу. Половина наших отправилась в дом и там впервые провела ночь, испытав, однако, сильный холод, так как койки были еще не готовы, а одеял у нас было мало. В особенности страдали мы от крайне надоедливого дыма, а развести огонь как следует мы не могли, ибо печь не была еще сложена».
«15 октября ветер дул с N, а также с О и OSO, погода была тихая. В этот день мы подготовили место для двери, удалив снег лопатами.
16 октября ветер был юго-восточный и южный, погода тихая. Накануне ночью медведь забрался на корабль, но с рассветом ушел, заметив людей. В этот день мы разобрали каюту капитана, чтобы взять оттуда доски на устройство сеней, чем мы и были заняты».
Бытовые особенности жизни
«26 ноября погода была суровая, при сильном юго-западном ветре; свирепствовали буря и страшная метель. Дом был почти погребен под снегом, так что нельзя было выйти, и мочиться и испражняться приходилось в доме».
«20 ноября стояла хорошая и тихая погода, ветер дул с востока. Мы вымыли наши рубашки; но был такой сильный холод, что выстиранное и скрученное белье сильно замерзало; приходилось держать его у большого огня, но и то оно оттаивало только с одной стороны, а с другой оставалось замерзшим, так что легче было разорвать его, чем развернуть. Чтобы белье оттаяло, не оставалось поэтому ничего другого, как опять бросить его в кипяток, такой сильный был холод».
«28 ноября опять была суровая погода с сильной бурей с севера и страшной метелью, так что мы снова оказались наглухо заперты в доме и не могли выйти, ибо все двери были завалены снегом».
«1 декабря 1596 года погода была скверная – буря с юго-запада и много снега; вследствие этого мы опять были совершенно заперты в доме, а дым поднялся такой, что мы с трудом могли развести огонь, и по большей части оставались у себя на койках; но повар все же был вынужден развести огонь для варки пищи».
«4 декабря было ясно и дул северный ветер. Мы начали поочередно откидывать снег, который завалил дверь. Так как мы видели, что нам придется очень часто заниматься этим делом, то решили делать это поочередно, не исключая никого, кроме капитана и штурмана».
«8 декабря продолжалась скверная погода. Хотя дул сильный и холодный северный ветер, мы все же не дерзали жечь уголь, как накануне, потому что несчастье сделало нас более благоразумными, и мы не хотели, избегая одной неприятности, впасть в другую, еще худшую.
9 декабря день был приятный и ясный. Звезды ярко блистали. Поэтому мы опять совершенно очистили дверь, которая раньше была завалена снежными сугробами».
«5 января погода стала несколько мягче. Мы опять откопали дверь, так что можно было выйти, и вынесли все нечистоты и грязь, какие накопились за время, пока мы были заперты. Убрав все, мы принесли дров и раскололи их (на что у нас ушел весь день), чтобы по возможности иметь топливо наготове, так как мы боялись, что можем опять быть заперты. Далее, так как у нас в сенях было три входа или двери, а дом был погребен под снегом, то мы сняли среднюю дверь и вырыли снаружи дома в снегу подобие свода или погреба, чтобы уходить туда для облегчения желудка или мочевого пузыря, а также бросать туда всякие нечистоты. Это дело заняло у нас целый день. Нам вспомнилось, что в этот день был народный праздник «двенадцатого дня». Поэтому мы просили капитана позволить нам в этот день среди стольких бедствий хоть раз повеселиться и поставить сбереженное вино из того, которое нам выдавалось каждые два дня, но которое мы не всегда выпивали».
«Этот медведь дал нам почти сто фунтов жира, который мы и растопили для нужд освещения. Это вышло для нас кстати, потому что мы могли теперь обильнее заправлять наши светильники, и они стали гореть всю ночь, тогда как раньше мы не могли делать этого из-за недостатка масла. Теперь каждый при желании держал у себя около конки горящую лампаду. Шкура была в 9 футов длины и 7 ширины».
«20 апреля продолжалась та же ясная погода, ветер дул с запада. Мы впятером отправились на место, откуда брали дрова, и перевезли туда на санях котел с другими принадлежностями для мытья рубашек, так как там дрова были наготове, а их надо было много, чтобы растопить лед, нагреть воды и затем высушить рубашки. Мы считали это дело менее тяжелым и трудным, чем таскать дрова домой».
Борьба с холодом
Во время вынужденной ночевки «на корабле мы испытали сильный холод из-за недостатка одеял».
«2 декабря скверная погода продолжалась и по-прежнему держала нас дома. Из-за сильного дыма мы с трудом могли сидеть у огня; поэтому мы большею частью по-прежнему оставались лежать на койках. Согревая у огня камни, мы передавали их другим, остававшимся в своих гнездах, для согревания ног; холод и дым были невыносимы».
«3 декабря 1596 года продолжалась та же скверная погода. Оставаясь на койках, мы могли слышать страшный треск льда на море, отстоявшем от нас приблизительно на полмили. Мы объясняли этот шум столкновением больших ледяных гор, которые, как мы видели летом, имели много саженей толщины». Так как в те два или три дня мы не могли, как раньше, разводить огня из-за очень едкого дыма, то в дом проник такой резкий холод, что потолок и стены покрылись льдом в два пальца толщиной; почти то же было и с койками, где мы лежали».
«7 декабря скверная погода продолжалась, свирепствовал северо-восточный шторм, который принес сильнейший холод; мы не знали, что предпринять, чтобы защититься от него. Когда мы совещались, что делать, один из наших предложил пустить в ход каменный уголь, который мы перенесли с корабля в дом, и развести им огонь, так как этот уголь дает сильный и продолжительный жар. Поэтому вечером мы развели при помощи упомянутых углей прекрасный огонь, давший много тепла, но не убереглись при этом от большой беды. Так как теплота нас сильно подкрепила, то мы стали совещаться, как бы подольше удержать ее. Мы решили закрыть все двери в камин, чтобы надолго сохранить тепло; после этого все пошли спать, каждый на свою койку или логово, радуясь теплу».
«12 декабря погода была светлая и ясная, но непомерно холодная, ветер дул с северо-запада; потолок, стены и наши койки были покрыты льдом почти в палец толщиной. Даже надетые на нас платья стали белыми от мороза и инея. Хотя некоторые советовали нам опять жечь уголь, чтобы согреться, оставив печь открытой, но мы все же не решались на это, наученные предшествовавшим примером, отпугнувшим нас от такого поступка».
«26 декабря продолжалась та же плохая погода с северо-западным ветром. Мороз был такой сильный, что мы не могли согреться, хотя принимали все меры: разводили огонь, или покрывали себя многочисленными одеялами, или, лежа на койках, прикладывали себе к ногам и бокам горячие камни и железные шары. Несмотря ни на что, на следующий день утром все койки были белы, как будто они были покрыты инеем, так что мы с жалостью поглядывали друг на друга; все же мы утешали себя тем, что находимся уже на спуске с горы, т. е. что солнце опять поворачивается к нам.
31 декабря продолжалась та же погода с бурей с северо-запада. Мы были заперты в доме, как в тюрьме, и стужа была такая сильная, что огонь едва давал тепло. Протягивая ноги к огню, мы сжигали подошвы башмаков раньше, чем чувствовали жар, так что нам беспрестанно надо было заниматься починкой; мало того, если бы запах горелого не давал себя чувствовать прежде, чем мы чувствовали теплоту, то мы совершенно сожгли бы башмаки».
«18 января дул юго-восточный ветер, погода была ясной. Запас дров стал уменьшаться, и мы начали поговаривать, что надо опять прибегнуть к каменному углю, оставляя камин открытым, чтобы не угореть. Так мы и поступили, и вышло не плохо; тем не менее мы считали, что выгоднее будет сохранить уголь и несколько бережливее пользоваться дровами, ибо уголь может оказаться полезным в будущем, при возвращении домой в открытой лодке».
«27 февраля дул южный ветер, погода была тихая, но очень холодная. Наш запас дров сильно уменьшился; это нас очень беспокоило, так как мы вспомнили, как горько досталась нам последняя поездка, а между тем нам необходимо было повторить ее, если мы не пожелаем погибнуть от холода.
28 февраля продолжалась тихая погода при юго-западном ветре. Мы, в количестве 10 человек, привезли в тот же день воз дров с такими же трудностями и тягостями, как и раньше, тем более, что один из нас не мог нам помогать, ибо первый сустав большого пальца на ноге у него был отморожен».
«1 марта 1597 года погода была ясная и тихая, при западном ветре, но холод все же оставался сильным и резким, а дрова нам приходилось жечь бережливо, так как добывать их было очень горько».
Снаряжение
Карлсен и Гардинер обнаружили в Ледяной Гавани «Стенные часы, будильник, компасы, часть астрономического прибора Планция, колья, алебарды, мушкеты, медные монеты, несколько циркулей, различная кухонная посуда, ящик с разными инструментами (напильники, долото, бурав), глиняные и оловянные кувшины, висячий замок, кожаные башмаки, подсвечники, свечи, чернильница, часть носильного платья, остатки голландского флага и др. Кроме того были найдены остатки различных книг (среди них «История Китая» и рукопись описания плавания Пита и Джекмена в 1580 г.), карт и картин».
«Экспедиция 1933 года обнаружила в избушке Баренца «несколько предметов, из которых наибольший интерес представляет глиняный кувшин».
«5 сентября солнце светило ярко, погода была тихая. Лед опять стал осаждать нас, и мы были им так сильно сжаты, что корабль начал совершенно подниматься и сильно страдать, но по милости судьбы оставался еще крепким. Мы очень боялись, что корабль у нас погибнет – такой страшной опасности он подвергался. В эту трудную минуту мы сочли благоразумным снести на землю наш старый фор-стаксель, артиллерийский порох, свинец, ружья, мушкеты и другое оружие и соорудить около нашей лодки, которую мы стащили на землю, палатку. Мы взяли также хлеб, вино и плотничьи инструменты, чтобы чинить нашу лодку, ибо она могла быть полезной в случае необходимости».
«В этот же день мы привели в порядок наши стенные часы, так что они стали бить.
Мы заправили также лампу, чтобы она нам светила ночью; для этого мы взяли растопленное медвежье сало и налили его в лампу».
«Наши люди опять привезли сани, нагруженные дровами».
«В эти три дня, когда мы были заперты в доме, мы пустили в ход песочные часы на двенадцать часов: как только они опорожнялись, мы их перевертывали и следили за этим с большим старанием, чтобы не сбиться в счете времени. Холод был настолько силен, что стенные часы также замерзли и не шли, хотя мы привешивали к ним тяжесть больше обычного».
Питание
«13 октября опять поднялись сильные северные и северо-западные ветры. Трое из нас отправились на корабль и нагрузили сани пивом. Однако, когда мы хотели везти его к дому, неожиданно поднялся такой сильный и холодный ветер, что мы не могли оставаться на улице и должны были удалиться на корабль, оставив пиво на санях».
«14 октября, сойдя с корабля, мы нашли бочонок пива (оно было данцигское), оставленный на открытом воздухе на санях. От сильного холода дно его лопнуло, а самое пиво, которое вытекло, замерзло и так крепко пристало ко дну бочонка, как будто было прикреплено птичьим клеем. Мы притащили этот бочонок пива к дому и поставили стоймя. Когда же мы хотели пить, то надо было раньше дать пиву оттаять, ибо незамерзшего пива оставалось в бочонке чуть-чуть, и в этой влаге была вся сила напитка, так что из-за крепости его нельзя было пить; а то, что замерзло, было так же невкусно, как вода, но мы все-таки пили его вместе с другим, незамерзшим, хотя напиток получился очень слабый и невкусный».
«27 октября, при северо-восточном ветре, шел такой густой снег, что вне дома невозможно было работать. В этот день наши застрелили песца; сняв с него шкуру, мы в жареном виде съели его мясо и нашли, что оно но вкусу напоминает кролика».
«В этот день (8 ноября) был разделен хлеб: каждый получил на неделю 4 фунта 10 унций (На каждого приходилось следовательно около 300 граммов хлеба в день). Таким образом, каждый бочонок хлеба расходовался в восемь дней, тогда как раньше его едва хватало на 5 или 6 дней. Делить же мясо и рыбу еще не было необходимости. Напитков не хватало, поэтому их пришлось собрать вместе и разделить между всеми».
«21 ноября погода была сносная, ветер северо-восточный. Тогда было принято решение, чтобы каждый поочередно рубил дрова для облегчения этой работы повару, который и без того был достаточно занят приготовлением пищи два раза в день и оттаиванием снега для питья; но капитан и штурман (т. е. Яков Гемскерк и Виллем Баренц) были освобождены от этой работы.
22 ноября дул юго-восточный ветер при ясной погоде. Так как у нас оставалось еще 17 кругов сыра (в голландском оригинале: «koyen kasen», т. е. «коровьего сыра», в отличие от овечьего, который был также распространен в Голландии), то мы съели один за общим столом, а из остальных все получили на свою долю по одному для собственного употребления».
«27 ноября день был ясный, ветер дул с юго-запада. Мы сделали несколько ловушек, ибо песцы были нам очень полезны для питания, еды же у нас было немного, и потому казалось, что их послала нам сама судьба».
«19 января была ясная погода, ветер северный. Запасы хлеба стали уменьшаться, так как не все бочки оказались полновесными. Поэтому пришлось несколько убавить паек, и те, кто сберег сколько-нибудь из своего пайка, теперь стали употреблять этот запас. Некоторые из наших в ясную погоду иногда отправлялись на корабль и тайно уносили один-другой бисквит из неполной бочки, которую мы рассчитывали сохранить на случай крайней нужды».
«Подождав медведя, мы убили его, выстрелив в него одновременно из трех ружей, один из камина, а другие двое из дверей. Однако мертвый медведь принес нам больше вреда, чем живой: выпотрошив его, мы сварили его печень и съели. Она, правда, имела хороший вкус, но все, кто ел ее, заболели, особенно трое, на жизнь которых мы уже и не надеялись, так как у них стала спадать кожа с головы до ног (ядовитые свойства печени белого медведя описывались полярными путешественниками неоднократно), все же они поправились, чему мы были очень рады, ибо если бы мы потеряли трех человек, то, может быть, не в силах были бы выбраться отсюда, так как по малочисленности были бы слишком слабы для предстоящих трудов».
В плавание на лодках было взято пропитание: «тринадцать бочек с хлебом, полная бочка сыра, половина свиньи, два бочонка масла (оливкового), шесть – вина, два – уксуса»
Забота о здоровье
«4 ноября погода была тихая, солнца уже не было видно, так как оно больше не поднималось над горизонтом. Наш врач ухитрился устроить из винной бочки ванну, купанье в которой согревало тело, ванну принимали время от времени все мы по очереди. Мы знали, что это купанье сильно содействует укреплению тела и сохранению здоровья».
«24 ноября была резкая погода, ветер дул с северо-востока. Мы опять приступили к купанью, так как не все были здоровы. Четверо из нас взяли ванну и, когда они вышли, то цирюльник (в голландском тексте: «de barbier». Раньше (4 ноября) то же лицо названо врачом (de surgijn) дал нам слабительного, которое было нам очень полезно».
«Мы долго разговаривали между собой, но в конце концов у нас появилось сильное головокружение. Прежде всего, мы заметили это на одном из нас, а затем и все мы почувствовали большое недомогание. Поэтому те, кто был посильнее, вскочили с коек и прежде всего открыли камин, а потом дверь. Тот, кто отворял дверь, лишился чувств и в обмороке с большим шумом упал на снег. Я, чья койка была ближе всего к двери, услышал это и, видя его лежавшим в обмороке, сейчас же принес уксус и натер ему лицо, от чего он пришел в себя. По открытии двери наше здоровье восстановил тот же самый холод: раньше он был для нас таким ярым врагом, а теперь послужил причиной спасения, ибо иначе мы без сомнения погибли бы в беспамятстве. Затем, когда мы пришли в себя, капитан дал каждому немного вина для укрепления сердца».
«26 февраля было пасмурно, но тихо, ветер дул с юго-запада. Открыв дверь, мы вышли и упражнялись в ходьбе и беге, желая сообщить телу большую гибкость, а то оно почти онемело от бездействия».
«Днем, насколько это позволяли силы, мы упражнялись в беге, ходьбе, прыжках и приносили тем, кто оставался в койках, горячие камни для согревания, а под вечер устраивали хороший огонь, которым были очень довольны».
«Изображение того, как по случаю сильного холода мы зажгли каменный уголь и закрыли камин и дверь, чтобы удержать тепло внутри дома. От этого мы чуть не заснули и от угара могли умереть, так что не были бы в состоянии потом рассказать об этом другим. Но как только мы это заметили и пришли в себя, мы вышли из дома и очистили от снега песцовые ловушки».
«31 июля, около того времени, когда солнце было на северо-востоке, мы на веслах пошли к другому острову, на котором стояли два креста. Поэтому мы предполагали, что там были какие-нибудь люди ради торговых сношений, вроде упомянутых выше русских, но мы не нашли никого. Северо-западный ветер продолжал дуть, поэтому лед с прежней силой двигался к Вайгачу. Мы высадились на берег и нашли на острове так называемую ложечную траву. Она была нам очень полезна, потому что многие из нас были больны, а большинство и даже почти все страдали цингой и с трудом держались (В голландском оригинале «едва могли грести»). Пользование этой травой так очевидно и быстро помогло нам, что мы удивлялись сами. Мы ели ее полными пригоршнями, так как наслышались много похвал об ее качествах, теперь же на опыте узнали, что ее целебная сила превзошла наши ожидания».
Одежда и обувь
«19 ноября ветер был восточный, погода скверная. Мы открыли сундук, в котором находилось полотно, и разделили его между людьми для изготовления рубашек; обстоятельства требовали принять все меры к защите тела от холода».
Песец «был нам не только полезен для еды, но из шкуры его, как и из шкур вышеупомянутых песцов, мы сделали шапки, закрывавшие всю голову и предохранявшие нас от резкого мороза».
От холода «сапоги на наших ногах сделались от мороза как рог, так что мы не могли больше носить сапог, а должны были прибегать к широким и просторным башмакам, верхняя часть которых состояла из овчины; при ходьбе же надо было надевать три или четыре пары носков для согревания ног».
«Надев башмаки, сделанные из шапок (от чего мы получили большую пользу), мы привезли на санях дрова».
Костюм северных народов, их внешний вид и характер
«С виду их платья не похожи (в английском издании вместо «не похожи» стоит «похожи») на те, в какие наши живописцы одевают диких людей, но эти отнюдь не дикие, а одарены добрым разумом. Они одеваются с головы до ног в шкуры оленей, кроме первенствующих лиц, которые, хотя и одеваются точно так же (и мужчины и женщины), но голову покрывают сукном, окрашенным в какой-либо цвет и подбитым мехом; остальные носят шапки, сделанные из оленьих шкур, волосом наружу, и, туго стягивая голову, отращивают длинные волосы, заплетенные и отпущенные за спину поверх одежды. Они по большей части малорослы, с широким и плоским лицом, небольшими глазами, короткими и раскоряченными ногами; они проворно бегают и прыгают. Иностранцам доверяют мало, ибо, хотя мы им выказывали всяческую дружбу, они все же верили нам мало. В этом мы поймали их, когда 1 сентября вторично явились на материк и один из нас попросил у них лук, чтобы рассмотреть его; в этом ему было отказано и сообщено знаками, что они давать лук не желают. Тот, кого называли князем, имел расставленные караулы для наблюдения, что делалось и что покупалось или продавалось. Наконец один из нас, подойдя поближе для заключения с ним дружбы, вежливо приветствовал его по их обычаю и вместе с тем подал ему морской хлеб или бисквит. Тот принял хлеб с большим почтением и тотчас съел, но во время еды все же, как и раньше и потом, старательно наблюдал за всем, что делалось. Их повозки были всегда наготове, запряженные одним или двумя оленями; они мчат так быстро одного или двух седоков, что ни одна из наших лошадей не может с ними сравняться. Один из наших разрядил два раза ружье в направлении к морю. Это так напугало их, что они побежали вприпрыжку, как сумасшедшие; однако сами собой успокоились и ободрились, когда заметили, что в выстрелах не было злого умысла. Через переводчика мы дали им понять, что пользуемся этим оружием вместо луков; это вызвало сильное их изумление из-за страшного грохота и гула, издаваемого ружьем. Чтобы показать им далее, какую силу имеет удар этого ружья, один из нас поместил на холмике на довольно дальнем от себя расстоянии плоский камень, шириною в пол-ладони. Они, заметив, что мы что-то подготовляем, несколько отошли и расположились в круг – человек 50 или 60. Тогда имевшей ружье выстрелил в камень и, попав в него, разбил на куски. Этому они удивились еще больше, чем раньше. После этого, высказав с обеих сторон большое почтение друг к другу, мы удалились; войдя в лодку, мы опять все поклонились, обнажив головы с большим почтением, и велели проиграть сигнал на трубе. Они в свою очередь, выказав всякое почтение по принятому у них обыкновению, отошли одновременно к своим повозкам».
Ловушки на зверя
«23 ноября погода была сносная, ветер юго-восточный. Так как песцы стали появляться в гораздо большем количестве, чем раньше, то мы и воспользовались этим удобным случаем. Именно, мы сделали из толстых досок ловушки, на которые накладывали камни, окружив эти ловушки глубоко вбитыми острыми кольями, чтобы нельзя было прокопать проход снизу. Этим способом мы время от времени ловили песцов. (В немецком переводе сказано несколько иначе: «мы сделали несколько ям, на которые клали толстую доску и камень, которые сами собой опускались, как только песец попадал в яму»)».
24 ноября «мы поймали четырех песцов.
25 ноября стояла ясная погода, а ветер дул западный. В устроенную нами ловушку мы поймали двух песцов».
«29 ноября день был ясный и небо светлое, ветер дул с севера. Мы откопали снег у дверей и проложили дорогу для выхода наружу. Сделав это, мы нашли все наши ловушки и силки погребенными под снегом. Очистив ловушки, мы опять приспособили их для ловли песцов, причем одного поймали в тот же день».
«9 декабря мы также насторожили ловушки для ловли песцов.
10 декабря ветер был северо-западный; погода была опять приятная и ясная, звезды блистали ярко. Мы поймали двух песцов, приносивших нам большую пользу, так как пищевые запасы сильно уменьшались, а холод все возрастал; кроме того, и песцовые шкуры были нам очень кстати».
Строительство лодок и плавание
«30 мая погода была довольно сносная, не очень холодная, но было пасмурно, ветер дул западный. Все, кто умел плотничать, работали над лодкой, остальные же приготовляли в доме паруса и прочее, необходимое для путешествия. В то время как находившиеся вне дома были заняты починкой лодки, пришел медведь, они бросили работу и застрелили его. Затем, оторвав доски от дома, мы сделали борта лодки выше. Дело подвигалось, и мы были бодры, участвуя в этой давно желанной, хотя почти непосильной работе».
«13 июня была приятная погода. Капитан в сопровождении плотников пошел к кораблю, и они окончательно приготовили лодки. Оставалось только спустить их на воду. Люди сами видели открытое море (В голландском оригинале прибавлено «дул западный ветер»). Капитан вернулся в дом и сообщил Виллему Баренцу (который был давно болен), что он принял решение воспользоваться представившимся теперь удобным случаем для отъезда и вместе с командой спустить в воду лодки, чтобы покинуть Новую Землю.
«Изображение и описание того, как мы стащили лодку к воде, а также сани, нагруженные товарами, продовольствием и другим имуществом, а затем довезли до лодок Виллема Баренца и Николая Андрисона, которые оба были больны, и как мы разместились по лодкам почти поровну и пустились в море, горя желанием вернуться домой и радуясь, что настал день, когда мы смогли выбраться из этой дикой, пустынной, суровой и холодной страны».
«Тогда Виллем Баренц, предварительно написавший записку, скатал ее в размер мушкетного разряда и повесил в камине. В ней было рассказано, как мы прибыли из Голландии с целью плыть в Китайское царство и что с нами случилось здесь; сказано было и про наши невзгоды, чтобы, если кто после нас пристанет сюда, он мог понять, что с нами было и как мы поневоле построили этот дом, в котором и застряли на десять месяцев. Написал он и про то, как нам надо было пускаться в море на двух открытых лодках и предпринять изумительное и опасное плавание. Капитан также составил две грамоты, подписанные большинством из нас, о том, как мы долгое время жили на земле с большими тягостями и затруднениями, надеясь, что корабль освободится ото льда и мы на нем опять уедем отсюда; как вместо этого корабль оставался крепко скованным льдом, а время уходило, продовольствия перестало хватать; как необходимость заставила нас для сохранения своей жизни покинуть корабль и начать плавание на лодках. Экземпляры этих грамот были помещены в каждой лодке; если буря разлучит нас или один экземпляр погибнет от какого-либо иного несчастия, то второй экземпляр мог сохраниться в другой уцелевшей лодке. Проделав все это, мы стащили лодку в воду и оставили на ней человека, а затем поступили так же с другой лодкой; кроме того, мы подвезли 11 саней с продовольствием и вином, которые у нас оставались, а равно с товарами купцов, причем соблюдали величайшую осторожность, чтобы насколько возможно сохранить их в целости». В том числе было шесть кип хорошего тонкого сукна, ящик, полный полотна, две кипы чистой шелковой материи, два сундучка с деньгами, две бочки с оружием и имуществом команды, как, например, рубашками и … и разное имущество и платье команды, а также много другого. Когда это было собрано в кучу, то нельзя было представить себе, что это можно вместить в лодки. Снеся все в лодки, мы отправились домой и перевезли на санях к воде, где стояли лодки, Виллема Баренца, а затем Класа Андрисона, оба они были больны. Таким образом разместились мы по лодкам, разделившись и приняв в каждое судно одного больного».
Объяснительное письмо капитана
Тогда капитан велел поставить обе лодки рядом и дал нам подписать письмо, которое, как было сказано раньше, он составил. Содержание его следующее: «Вплоть до сегодняшнего дня мы ожидали и надеялись, что корабль освободится ото льда, а теперь на это остается очень мало надежды или нет никакой, потому что корабль крепко окружен льдом, да притом в конце марта и начале апреля лед так уплотнило и наторосило, что мы стали раздумывать, каким образом нам дотащить лодки до воды и где найти для этого удобное место. Поэтому я предложил на обсуждение Виллема Баренца, главного штурмана корабля, а также других должностных лиц и всех прочих вопрос, как нам спасти себя и некоторые товары купцов. Мы не нашли лучшего решения, как починить наши лодки и приготовить насколько возможно все необходимое, чтобы не пропустить время, так как, не использовав его, мы рискуем погибнуть от холода и нужды. Да и теперь надо бояться, чтобы этого не случилось, так как среди нас есть три или четыре человека, от которых мы не можем ожидать никакой помощи – они до такой степени истощены холодом и недугом, что не обладают силой даже и на полчеловека. Далее следует предвидеть, что дела будут не вполне благополучны как из-за длинного пути, который предстоит нам проделать, так и потому, что с хлебом не дотянуть до конца августа; а между тем легко может выйти, что если с нами случится в пути что-нибудь скверное, то раньше этого времени мы не доберемся ни до какой страны, где могли бы приобрести что-либо, хотя, начиная с настоящего часа, мы принимаем к этому все меры. В силу всего этого мы решили не ждать дольше, так как сама природа учит нас думать о самосохранении. Все это мы постановили единогласно и подписали 1 июня 1597 г. Так как сегодня мы готовы, имеем попутный западный ветер и открытое море, то мы собрались отплыть, потому что корабль все еще остается крепко затертым льдом, и в его положении мы не заметили никакой перемены к лучшему, несмотря на частые и сильные ветры с W, N и NW, и поэтому в конце концов мы его покинули. Сего 13 июня 1597 года.
Подписали:
Яков Гемскерк, Виллем Баренц, Питер Питерсон Фос, Геррит де Фер, магистр Ганс Фос, Леонард Гендриксон, Лаврентий Виллемсон, Яков Янсон Шидам, Питер Корнелиссон, Ян Рейнирсон, Яков Янсон Штерренбурх».
