Обзор различных экспедиций на Северный полюс

Обзор различных экспедиций на Северный полюс

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Анализ экспедиций 19-20 вв. к Северному Полюсу

Георгий Карпенко приводит краткий обзор различных экспедиций на Северный полюс.  В конце статьи – сводная таблица по этой теме.

Фритьоф Нансен и Ялмар Иохансен, 1895 г.

«1895 год. Стиснутый льдами «Фрам» вот уже 17 месяцев медленно дрейфует в северном направлении. Но уже понятно, что он пройдет южнее Северного Полюса. Утром 14 марта, в координатах 84°04'с. ш., Нансен и Иохансен покидают корабль и направляются в сторону Полюса. Экспедиционный груз весом 760 килограммов лежит на трех нартах, которые тащат 28 собак. До Полюса - 659 километров.

Эти двое норвежцев уходили «как в никуда». Иначе это направление не назовешь. Ведь что такое Полюс — этого пока никто не знает. Земля там, льды или открытое море? И как вернуться к кораблю, назад к людям? Как без радиостанции узнать, в каких координатах дрейфует «Фрам»? На гигантских просторах Северного Ледовитого океана корабль, дрей­фующий вместе со льдами, найти невозможно. Живыми — не вернуться, это понятно. Но ве­ликий соблазн достижения Полюса притуплял инстинкт самосохранения».

«Впрочем, у Нансена был общий, несколько расплывчатый, но, главное, лишенный опасной амбициозности план. По замыслу, планирова­лось достичь Полюса, потом выходить к Зем­ле Франца-Иосифа и искать в пространствах океана затерянные, промороженные тысячелетиями острова, а на их скалах — спасения, а следующим летом на каяках плыть полтысячи километров через Баренцево море в сторону Шпицбергена, цепляться за жизнь и с каждым гребком весла приближаться к переставшей ждать своих сынов, покрытой черным платком Норвегии...

Немыслимый путь. Немыслимое путешес­твие. Безумное поручительство своей жизни прекрасной, неземного происхождения Идее... Что может быть выше и желаннее этого пути в неизведанный арктический край! Какая сла­достная свобода от всего сущего, от собствен­ной бренности! Но он знал, он был уверен, что, придя на ЗФИ (Земля Франца-Иосифа), он будет обеспечен мясом и жиром для топлива. Эта спасительная мысль была самой сильной опорой человеку, идуще­му на верную гибель. Его спокойствие во мно­гом объясняется этим знанием. Хотя одного знания, без мужества, было бы недостаточно, чтобы погасить панику людей, затерявшихся в просторах Арктики и не имеющих возможнос­ти вернуться».

Экспедиция герцога Абруццкого, 1900 г.

«В июне 1900 года экспедиция герцога Абруццкого на приобретенном китобойном судне «Полярная Звезда», приспособленном для пла­вания во льдах, отправилась на север. Числен­ность команды — 20 человек.

Надо отдать ей должное, экспедиция была хорошо подготовлена. Удивляет ее ранний вы­ход — признак опытности и независимости от жизненных обстоятельств. Любой экспедиции трудно стартовать вовремя. Мало в арктичес­кой истории примеров выхода без опозданий. Поздний выход часто заканчивался лишней зимовкой и последующей гибелью экспедиции. Удивляет большое количество собак (102), ко­торых они взяли на борт в Архангельске. Это говорило о высоком уровне арктической мыс­ли самого начала двадцатого века. Запасов про­довольствия экспедиция имела на четыре года. Ну что тут скажешь?!»

«Складывалось впечатление, что эти люди уже имели арктический опыт, — вы это сразу почувствуете, пробегая глазами перечень их снаряжения. Но они все-таки не были в Арк­тике прежде. Здесь блестяще сработала доступ­ность информации об Арктике в западных кру­гах. Она, как эпидемия гриппа, всегда распро­странялась очень быстро, беспрепятственно вливаясь во все уши европейского сообщества, и это удивительное ее свойство благополучно дожило и до наших дней: оно удивляет нас, рус­ских, когда мы видим в Арктике грамотно эки­пированных иностранцев-новичков.

Усилиями герцога экспедиция располагала более чем достаточным финансовым обеспе­чением. Самому герцогу еще на зимовке при­шлось ампутировать два отмороженных паль­ца, так что руководство переходом возглавил капитан Умберто Каньи.

Пусть Пири не приписывает себе и не назы­вает «системой Пири» то, что уже в 1900 году продемонстрировали в своей экспедиции ита­льянцы. Здесь были упряжки, которые занима­лись завозом продуктов дальше на север, облег­чая жизнь полюсной группе, которая двигалась самой последней. Полюсную группу из четырех человек сопровождали две вспомогательные группы, каждая из трех человек, которые долж­ны были обеспечить доставку продовольствия как можно дальше к северу. Всего в этой опера­ции принимало участие 10 человек на 13 нартах и 102 собаки. Такой метод позволял проходить в день в среднем 11,5 километров. Что ж, ско­рость, не совместимая с достижением Полюса, но все же приличная для самых первых его со­искателей».

«Успех итальянцев состоялся благодаря не­ограниченным материальным и финансовым ресурсам, правильно найденной тактике про­движения по льдам и коллективной взвинчен­ной мотивации. Но если попытаться избавить­ся от пафоса этого исторического события, становится очевидным, что, имея отличные исходные данные, экспедиция добилась весь­ма скромных результатов, несмотря на то, что использовала такой сверхэффективный ре­сурс, как пополнение запасов еды за счет со­бак».

Фредерик Кук, 1908 г.

«Кук был понятен нам, последователям, и тем снискал нашу симпатию, что, в отличие от Пири, все тяготы путешествия принял на себя изначально. Он отверг систему по заброске грузов второстепенными партиями и тем стал ближе к нам, убежденным автономщикам. Та­кая жертвенная тактика, заложенная в меха­низм с самого начала, имела невысокий КПД и была не слишком живуча. Зато ее духовная устремленность была оценена следующими по­колениями.

Поход Кука и двух его попутчиков-эскимо­сов явился грандиозным и удивительным ар­ктическим странствием, растянувшимся на 14 месяцев, при исходном трехмесячном обес­печении. Вопреки арктическому опыту всех времен, оно не закончилось трагически. Вряд ли с подобными препятствиями, возникшими при возвращении, справился бы кто-то еще, кроме эскимосов. Это путешествие — образец выживания в Арктике людей, не имеющих для этого самого необходимого».

Роберт Пири, 1909 г.

«Странно, что в пространном описании пу­тешествия, сделанном самим Пири, нигде не сказано о торосах — основном, почти ежеми­нутном препятствии любой экспедиции к Се­верному Полюсу. Складывается такое впечат­ление, что торосов вообще нет. Это говорит о двух моментах. Первое: нарты у Пири были с легким грузом и не представляли проблем для собак. Он, почти не задерживаясь, проходил эти препятствия. Второе: прохождением торосов, поиском проходов, расширением, расчисткой занимались эскимосы снабженческих партий. Пири же ехал по готовой, пробитой дороге и просто не замечал препятствий».

Уолли Херберт, 1968-1969 гг.

«Экспедиция Херберта — чистейший обра­зец участия всей нации в престижном и чес­толюбивом проекте пересечения Северного Ледовитого океана через точку Северного По­люса. Они тоже шли на собаках. Но то, что в этой экспедиции участвовала авиация, беспре­рывно заваливая их продуктами и снаряжени­ем, изменило психологию самих участников до такой степени, что в книге руководителя экспедиции Уолли Херберта ни в одном месте ни разу не упоминается о собаках, пусть даже как о транспорте, на котором они от первого до последнего дня передвигались по дрейфующим льдам.

Эту экспедицию англичане сделали своим национальным достоянием. Королевское гео­графическое общество поддержало ее, банки­ры и промышленники финансировали. Как и прежде, один из королевских отроков, в этом случае — Его Королевское Высочество принц Филипп — оказал ей честь, согласившись стать почетным председателем экспедиционного ко­митета. Дух нации мгновенно взвился и затре­петал в потоках национального омовения».

Идея собственного автономного путешествия к полюсу

«Итак, два человека и 12 собак. Эти два параметра родились интуитивно, в противовес мнениям Уэмуры, Нансена и даже Леши Седых, которые были солидарны в одном: даже 18 со­бак для подобного путешествия — это мало. С количеством участников спорила советская система туризма — наша альма-матер, кото­рая родила всех нас, ступивших когда-либо на дрейфующие льды, — вообще запрещающая ходить в походы высшей категории сложности группой менее шести человек».

«Представляя трассу, которой нам предстояло пройти, я видел на ней только двоих — коллектив, имеющий минимально вредный экспедиционному делу человеческий фактор. Увеличение числа со­бак вызвало бы увеличение веса нарт, которые придется протаскивать людям в тех местах, где собаки не смогут работать. С другой стороны, 12 собак в условиях дрейфующих льдов спо­собны продвигать нарты с грузом всей экспе­диции, а два человека еще способны самостоя­тельно, когда появляется такая необходимость, продвигать груз, продиктованный количеством собак. Два человека и 12 собак — это золотое сечение для дрейфующих льдов. Найти удач­ную пропорцию — не столько удел математики, сколько область интуитивного чувствования. Мне казалось, что изменение этого соотноше­ния в любую сторону остановит наше продви­жение или сделает его менее эффективным.

Кто второй? Слава Быстров, с которым мы жили душа в душу два месяца, пока шли к По­люсу, с которым проперли эту трассу сходу, с хорошим запасом жизненных сил, был наде­жен, опытен и фанатично предан полюсной идее, но сейчас он, озадаченный собственным выживанием, уже не подавал голоса из Пите­ра. Основной проблемой будущей экспедиции был ее бюджет. От того, найдем ли мы деньги для нашей заброски на старт, для заброски 400 килограммов собачьего корма на Полюс и для вывоза всех нас спецрейсом с Канадского побережья, — только от этого зависела судьба будущей экспедиции. Других проблем, кроме финансовой, у нее не было».

«Я перебирал варианты в поисках напарни­ка. Но приемлемых кандидатур почти не было. Почему-то знакомый мне туристический народ как-то резко переориентировался в своей жиз­ни. Романтические мечтания о дальних странствиях стали явно нереальными и если и жили, то только на словах. Музыка путешествий на­чинала звучать только после рюмки. А моло­дежь увлекалась карманным экстримом — как правило, в окрестностях своего дома».

Стажировка на Чукотке

Николай Эттыне, чукча, родом из Нешкана, ввел путешественников  в мир «собачьей» Чукотки. В прошлом он — победитель чукотской гонки на собачьих упряжках «Надежда» (1500 км), участник международной гонки на Аляске «Айдиторот». «Все это время я пьянел от ощущения замечательного слияния своих туристических воззрений с тысячелетним опытом чукчей, говоривших с нами голосом своего правнука, Николая Эттыне».

«Можно сказать, что мы были на правиль­ном пути, приехав на Чукотку. Все было сдела­но по старой классической схеме, когда, перед тем как пуститься в неведомое, наши пред­шественники некоторое время жили вместе с береговыми северными народностями, пости­гая их опыт передвижения по Арктике, пере­нимая специфику выживания на бескрайних северных просторах, еду, быт и множество незаметных, но предельно важных элементов и приемов, без которых невозможно выжить, не говоря уже об осуществлении своей главной цели. После такой школы ученики смело шли в запредельные районы и, как правило, откры­вали свои Полюса».

Уход за собаками и их поведение

Путешествие с собаками не только интересно, но и до­статочно хлопотно. «Прежде всего, нужно рас­тянуть трос и надежно закрепить его концы ледобурами. Трос — длинный, почти тридцать метров, от него через каждые два метра отхо­дят тросовые полуметровые поводки. Когда трос закреплен, с собак нужно снять шлейки и перецепить их одну за другой к тросу. Шлейки нужно засунуть в мешок, убрать в нарты, под тяжелый рюкзак, чтобы их не сдуло и не унесло ветром. Постепенно мы поняли, что шлейки — это самое ценное, что у нас есть. Важнее, чем спутниковый телефон «Иридиум», по которо­му мы передаем свои координаты.

Когда шлейки убраны, из нарт достается расходный мешок с кормом. Крик своры начи­нается за несколько секунд до появления меш­ка, но одновременно с твоей мыслью: «Теперь мешок». Это сухой корм фирмы «Даймонд». Мешок волоком перетаскивается к крайней со­баке, двумя ударами каблука делается углубле­ние в снегу, меркой насыпается корм в лунку. И так каждой собаке. Серый рвется и орет так, что я боюсь за целость троса и поэтому сып­лю ему первому. Дальше «затыкаю» Каргеля, Амынана и лишь потом всех остальных. Триста граммов «Даймонда» съедаются моментально, приходит очередь нерпичьего жира. Я выдав­ливаю его на снег из двухлитровой пластико­вой бутылки перед мордой каждой собаки. Но­гой я загораживаю от нее бутылку, когда вы­давливаю желто-коричневую колбаску длиной 10 см. Это норма. Жир реагирует на мороз. По эластичности колбаски можно довольно точно определять температуру наружного воздуха. Первые дни собаки пробовали лакать жир, а через неделю уже отправляли его в желудок од­ним глотком.

Третье блюдо — «Таундер плюс». Из нарт извлекается белое трехлитровое ведерко, в котором находится плотная коричне­вая масса, по виду напоминающая халву, — это сверхкалорийная собачья еда. Она тоже яв­ляется хорошим индикатором температуры и отламывается ножом, кусками по 60-80 грам­мов. Заготовленные куски раздаются собакам. Четвертое блюдо — чистый белок «Инервайт», примерно по 15 граммов на брата. На этом кормежка закончена. Дальше берется лопата и, пока собаки не легли, делаются лунки для каждой, а в лунку стелется коврик из пенопропилена. Собака топчется на месте и упрямится, когда ты пытаешься положить ее на коврик, но, как только лапа собаки ступила на коврик, та сразу же чувствует тепло и спешит поставить туда и остальные лапы и улечься сверху. На этом вечерние работы с собаками можно счи­тать законченными».

Собаки «за­несены снегом, если пурга, или лежат, распушив шерсть. В любом случае, они делают вид, что спят. Они опытные и не допустят даже малей­шего движения. Но их выдают зрачки, которые сопровождают тебя, пока ты ходишь и распу­тываешь потяг и постромки, вбиваешь ногой в наст титановый крюк у начала потяга, потом идешь к нартам и достаешь красный мешок со шлейками, вытаскиваешь одну шлейку, рас­прямляешься и бросаешь взгляд на упряжку. В этот момент решается, с кого ты начнешь. Мне жалко поднимать собаку, я представляю ее состояние полного ужаса, когда она слышит приближение шагов человека, и уже нет сом­нений в том, что это идут за ней. Я называю пса по имени, провожу рукавицей по голове и шее. Мы торопимся, поэтому движения мои безжалостно решительны. Одним движением я ставлю собаку на ноги, перешагиваю через нее и зажимаю ее живот между своими ногами. Разбираю в руках шлейку и продеваю ее голову в отверстие, потом, одну за другой, вдеваю пе­редние лапы. Дальше веду ее к своему месту у потяга, беру постромку и защелкиваю карабин за петлю шлейки. Так тринадцать раз я хожу к собакам и привожу каждую к своему рабо­чему месту. Привязанные звери тем временем окончательно просыпаются, задирают лапы, катаются спиной по насту, фыркают, нюха­ют снег в поисках хоть какого-то пропитания».

«Собаки, оттягивая начало работы, под­нимают вой. Они делают это азартно, так, что улетучиваются все подозрения в обмане. Мы оба терпеливо ждем и, перед тем как последние звуки этой песни утонут в морозном воздухе, заводим свою. «Кыэтти! Кыэтти!» — кричу я и удаляюсь. «Тагам! Тагам!» — кричит Артур, подталкивая сани».

«Собаки наши имеют вполне человеческие души. Эти суровые волки нуждаются в нас. И когда я ухожу вперед, а они не могут сдвинуть тяжелые нарты, они начинают визжать, голосить все разом и беспрерывно щемяще-жалостно просят, чтобы я их не бросал. А потом все-таки срывают нарты, и бросаются вслед, и несутся, и догоняют. Но им очень тяжело».

«Я настроен оставить часть груза, хотя все то, что мы везем, — необходимо. Утром мы ос­тавляем мачту, парус, мотыгу, три килограмма сахара, десять комплектов обедов, какое-то ко­личество шоколада, всякую мелочевку. Что-то выбросить всегда непросто, потому что в нашем снаряжении нет лишнего. Требуется усилие над собой, когда оставляешь что-то уже в начале пути. Мы ломаем шоколад и даем его собакам. Собаки прыгают за ним, но оставляют его на снегу нетронутым. Мы вспарываем пакеты с сублимированной ухой и высыпаем их в ямку. Собаки по очереди суют туда нос и сразу же отходят, не притронувшись к еде».

«Собаки. Их жизни полностью в наших ру­ках. Здесь, на дрейфующих льдах, они без нас не выживут. Даже Двойка, отцепившись, убе­жал в торосы и вскоре вернулся. А что мы мо­жем им дать? Вечернюю еду? Редкую, мимолет­ную ласку? Так получилось, что мы полностью распоряжаемся их судьбами. Мы увезли их с Чукотки, где они безбедно жили, где была их родина, которую они впитали с молоком мате­ри и которую успели полюбить. Мы погрузили их в самолет и погнали по всему свету через Москву, Красноярск, Хатангу, Норильск. Они месяцами сидели на цепи, их кормили другие люди, к которым они уже успели привыкнуть. И вот дождались главного события — они та­щат в торосах тяжелые нарты, вес которых пре­восходит их собственный. Проходят дни. И они никуда не приходят!!! Каждый вечер им дают примитивную еду и бросают на произвол судьбы до утра. А ночью страшный мороз, и некуда деться: ни угла, ни тепла! А утром — в хомут. И только в вое, как во сне, они возвращают­ся на Родину, которую хранят в своей памяти. Мы с Артуром были единственными, кто мог что-то для них сделать. Поняв это, я проникся чувством, что никогда не предам их и не брошу. Их нельзя предать».

Организация ночного лагеря на пути к Полюсу

«Установка лагеря. Подготовка к ночевке. Сейчас день длится всего пять часов, мы оста­навливаемся на ночевку уже в сумерках. У лю­дей, путешествующих к Северному Полюсу без собак, в этот момент одна задача — поставить палатку. Дальнейшие вечерние мероприятия происходят уже в палатке, считай — в доме, и плавно переходят в сон».

Помимо ухода за собаками, «каждый вечер нас ожидают действия по установке палатки, доставанию из нарт расходной продуктовой сумки, примусной сумки, спальных мешков, ковриков, личных вещей и прочего. Кроме того, заготавливается снег для кухни: плотный наст режется на ку­бики, они заносятся в палатку и складируют­ся справа от входа, где находится кухня. Через день переливается из канистры в примусные баллоны бензин, в расходную сумку добав­ляются пакеты сублимированных продуктов. После этого можно заходить в палатку, закры­вать за собой вход, разжигать примус, ставить на него чайник со снегом. Пока топится снег, следует успеть разобраться с продуктами на ужин, разуться и очистить внутренности сапог от конденсата, взять координаты с GPS и так далее.

Распределение обязанностей между членами группы

Хозяйством занимался Артур, автор кормил собак. «Такое распределение обязанностей про­изошло стихийно, но было оправдано пред­почтениями каждого, а также последующими событиями. Меня приятно удивлял порядок в палатке, выходивший из-под руки Артура. Все располагалось на своих местах: примус, чай­ник, куски снега, продукты, вещи, — а сама па­латка походила на хорошо убранную избу. Ар­тур чувствовал гармонию искусно расставлен­ных предметов нашего быта, я же мог только оценить ее».

Дежурный вставал в семь утра. «Скидывая путы сна и быстро теряя тепло, он делает не­сколько движений, приводящих к возгоранию примуса. Все продумано и многократно отра­ботано в зимних походах… Как только закипает вода, разда­ется первое человеческое слово — например, «Артур». Одного такого слова достаточно, что­бы спящий достоверно понял, что ему желают доброго утра, а заодно сообщают о том, что ему нужно срочно вскочить, иначе все остынет и вообще — мы можем опоздать на Северный Полюс».

«После завтрака, пока тело теплое, происхо­дит быстрое одевание, выбрасывание из палат­ки всех вещей, и вот тут наши пути, шедшие до сих пор совместно, расходятся. Артур остается сворачивать лагерь, а я иду к собакам».

Спальные принадлежности

«Первая утренняя мысль — боязнь проспать, а первое усилие — нечеловеческое — вытолк­нуть свое тело из спальника. Хотя в этом году почти комфортные погодные условия: тем­пература ночью не падает ниже —35°. Кроме того, у нас хорошие спальные мешки и мощная накидка. Но самое главное, в этот раз мы взяли с собой две оленьи шкуры и стелем их поверх ковриков. Конденсат, который раньше выхо­дил из спальника, но не преодолевал коврик и, соответственно, возвращался в спальник вмес­те с ощущением, что ты лежишь в луже, сегодня «умирает» в оленьей шкуре. Днем он смораживается, а потом легко выбивается из шкуры ру­кояткой кнута. Никакой другой утеплитель не может так легко расстаться с водой».

Питание

«Пока растаплива­ется снег, по мискам рассыпается сублимат. В каждую миску в течение завтрака попадает до десяти разновидностей сублимированных продуктов… В миску заливается кипяток, а там уже лежат: сублимированные омлет, масло, говяди­на, овощи. На второе — сублимированные тво­рог и ягоды. Несублимированные продукты на третье: чай, шоколад (конфеты), сахар».

Одежда

«Жарко. В анораке я могу идти с утра толь­ко первые 20 минут, потом сбрасываю его на след — Артур подбирает и кидает в нарты. Це­лый день иду в двух поларовых куртках и пле­ночном — на «ветродуй» — анораке, иначе по­токи пота текут по спине. Артур потеет, но не раздевается. В его анораке наморозилось кило­граммов пять конденсата, его трудно поднять, и теперь он «едет» в нартах, Артур надел запас­ной. Он не хочет раздеться, объясняя пот своей тяжелой работой, когда в торосах приходится толкать нарты. Я знаю, что это не так, и сказал ему, что он переутеплен, но он продолжает идти в том же, в чем шел при —30°».

Записи в дневнике

День путешественников заканчивается писанием дневни­ков. «Я забираюсь в спальный мешок, но только наполовину. Сидя в спальнике, зажигаю свечу, примораживаю ее на фанерку и начинаю пи­сать дневник. Так делал Славка: грел в пламени свечи кончик авторучки. Тогда я пользовал­ся налобным фонарем и писал карандашом и гордился этими спартанскими условиями. Но в этот раз взял свечи и уже успел их выбро­сить, оставив самую короткую. Свеча не только дает свет, она греет. Странно, но этот малень­кий кусочек пламени, мерцающий в большом промерзшем пространстве палатки, согревает. Правая рука без перчатки мерзнет. Я подно­шу ее к пламени и ощущаю его тепло. И сразу же вспоминаю, как мы шли в этот день. Пишу немного: координаты утра и вечера, сколько прошли, какие-то картинки, которые смогли выступить из однородной среды плавных эк­спедиционных будней. Мои мысли скользят по накатанной уже колее и привычно, минуя Полюс, легко приводят меня в район меж­ду Полюсом и Канадой».

Особенности ориентирования

«Я укладываю компас на снег и беру направле­ние на истинный север — с учетом магнитного склонения, потом смотрю на часы и на солнце и беру направление на север от тени. Эти два метода обычно подтверждают друг друга, если не торопиться и все делать не спеша. Артур тем временем заканчивает увязку вещей, а я смот­рю, какой проход в торосах предпочесть. На­деваю лыжи, иду вдоль упряжки и ложусь на курс».

 Лед и особенности движения по нему

«Идем по ковру разных оттенков, от светло-серых до цвета светлого асфальта. Цвет говорит о возрасте льда: чем моложе лед, тем он темнее. Открытая вода — сине-черный цвет. Однодневный лед уже светлее, на нем появля­ется светлый налет — тонкий слой «высолов», кристаллов, которые мы называем цветами. Цветы подрастают и с каждым днем меняют форму и цвет. Сантиметровый ковер цветов оз­начает, что толщина льда — около четырех сан­тиметров. Такой лед, с некоторыми оговорками, уже держит лыжника. В любом случае нужно ударить по нему пешней или лыжной палкой. Вряд ли вы пройдете через лед, который про­бивается с одного раза. Даже если вы пробили лед только со второго раза, он слишком тонкий, будет прогибаться под вашим весом. И только большая скорость передвижения может по­мочь не искупаться и выскочить на берег. Если лед пробивается только третьим ударом — это большое облегчение вашим нервам. Мокрый темный лед с коротким подшерстком цветов может выдержать более четырех ударов, в этом случае цвет льда не говорит о его возрасте».

«Мы идем по тонкому льду, и я постоянно обшариваю взглядом пространство впереди себя и стараюсь обходить темные пятна. Если это не удается, стараюсь пробить пешней лед более темного оттенка, чтобы получить свиде­тельство его надежности. Самый мощный ко­вер цветов, по которому я когда-либо ходил, — около восьми сантиметров. Но, как правило, толщина «мха» — не более пяти сантиметров. Я буквально троплю лыжню, «мох» подмина­ется, иногда — резко осядет, и сердце летит к пяткам. Ощущение — точно такое же, как когда ты проваливаешься под лед. Но в следующий момент ты понимаешь, что это цветы промя­лись под лыжами».

«На втором переходе уперлись в широкую «реку». Лед тонкий. Сунулись в обход слева, но вышли к еще более широкому «руслу». Верну­лись назад. Обвязался веревкой, пошел. Лед де­ржит, не прогибается. На веревке перетащил на свой берег лодку. Потом решил запустить со­бак с нартами. Перебежали. На переправу ушло полтора часа. Можно было идти сходу. Боюсь. Если провалятся нарты — конец экспедиции. Но и терять столько времени на переправах очень жалко. Отсюда нервы при виде воды. Вода — это косвенный, но верный намек на не­осуществимость всего предприятия. При виде воды меня корежит и завязывает узлом. Как хорошо тем, кто не озадачивает себя, а идет ни о чем не думая. Но они никуда и не приходят. Во многих местах я читал, что для полярника самое главное — терпение. Такая роскошь, как терпение, продлевает жизнь, но часто не сов­местима с осуществлением целей. Совместны­ми усилиями путешественников за последние 15-20 лет были пересмотрены классические, фундаментальные принципы движения к Се­верному Полюсу, и это дало свои результаты. Мы идем в пургу, не ожидая ее окончания, мы не ждем ослабления морозов, не сидим, а дви­гаемся в пик сжатия полей. Мы успеваем про­скочить этот длинный путь до конца и не завяз­нуть во времени. После переправы несколько переходов шли во мгле».

«День и ночь мы — ошалевшие от округлос­ти Земли, от круглых суток, от того, что солнце ходит по кругу и не ложится. Мы попали в это вечное движение. Это ли не цель, к которой, на­конец, привели нас наши устремления? Мы уже ничего сами не решали и в глубине души же­лали только одного — чтобы пришла сильная пурга, которая прервет эту сумасшедшую, без­остановочную гонку к Полюсу. Пурга, которая позволит нам с чистой совестью уснуть в палат­ке и проспать часов пятнадцать без пробужде­ния, просыпаясь лишь для того, чтобы услы­шать вой ветра и тут же снова упасть в паутину сна. И опять мы с Артуром согласны. И опять надежда сменяет тревогу.

К вечеру мы стали застревать даже в элементар­ных местах».

Психологическое состояние путешественника

«А мне некогда оглянуться назад. Я сам — как гончий пес, в поисках самого легкого пути и приемлемых проходов. Голова — компьютер. В ней постоянно соотносятся несколько ва­риантов. Нужно быстро выдать один. Самый простой из самых простых. Тысячи вариантов перелопачиваются за день. Вся дорога прощу­пана глазами, как руками. В основном это стан­дартные решения. Интуиция терпит это, порой подолгу, а иногда вдруг вскинется и подсунет немыслимый путь. Несколько таких «первопрохождений» — и стандартный набор попол­няется еще одним вариантом.

Но стоит выйти на поле, как поиск закан­чивается, мысли возвращаются к делам мир­ским, начинается обычная проверка, продув­ка всех систем. В состоянии поиска решений, расшифровки неясностей я нахожусь постоян­но. Экспедиция похожа на ажурную этажерку с множеством хрупких связей. Я стараюсь в любой момент ощутить каждую ее составляю­щую и своевременно среагировать, чтобы из-за какой-нибудь мелочи не произошло общего разрушения».

«Арктика ослепительна. Тем более если это конец марта. Но человек привносит в этот гар­моничный мир свое постоянное, ежеминутное напряжение. Когда видишь торосы до гори­зонта, сдвигать себя, гнать вперед невыноси­мо. В этом и состоит основная трудность ав­тономного пути к Северному Полюсу. Бернар, отправивший к Полюсу десятки экспедиций, говорил нам со Славкой три года назад: «Две недели нужно выдержать. Тогда есть шанс дой­ти». Нужно идти вперед, несмотря ни на что. В этот момент у тебя много врагов, в том числе твое тело, которое уже «не может», а твой мозг сообщает тебе: то, что ты делаешь, — это безу­мие. И лишь твоя душа, до сих пор окрыленная абстрактной идеей, все сносит и переставляет твои ноги. Как же можно было под воздействи­ем любых, даже самых сильных обстоятельств отказаться от осуществления твоей цели? А ве­чером в палатке, после этого кошмара, GPS со­общает тебе, что ты хорошо прошел в этот день. И этот факт приносит тебе такое удовлетворе­ние, которое ты готов отнести к самым счастли­вым мгновениям своей жизни. И ты уже готов к завтрашнему дню. А назавтра все повторяется».

«Здесь он верен своей линии и игнорирует все мои рекоменда­ции. А я и не настаиваю. Даже не злюсь. Молчу, — у меня своих забот по горло».

В последние дни перед Северным полюсом сильный дрейф и сильный встречный ветер делали продвижение путешественников мизерным. «Мы ничего не можем сделать для того, чтобы идти быст­рее. Как обреченные на опоздание. Мы видим, что не успеваем, но не можем идти быстрее. Из тела выжато все. Воля не добавляет прыти. Когда ты висишь в громадном пространстве Арктики, разговор с телом происходит поми­мо твоей воли. Ты и сам уже не существуешь в своих привычных земных ощущениях. Ты уже отошел. Ты виден сам себе, начал уже за собой наблюдать и видеть себя со стороны. Это про­исходило понемногу и незаметно. И сейчас ты такой раздвоенный. Не верьте бравым, краси­вым и улыбающимся парням, стоящим на сне­гу и рекламирующим полярную одежду! Знали бы эти накачанные сынки, что такое Арктика и Полюс автономно! В этих широтах человек с рюкзаком и нартами, если он дошел сюда от Земли, выглядит по-другому.

Мы огрубели, потеряли страх и чувство са­мосохранения. В последние дни Северный По­люс стал выскальзывать из наших рук, как та крыса из сна, медленно и неотвратимо удаля­ясь, теряя свои очертания у нас на глазах. Для меня потерять Полюс второй раз было невоз­можным, поэтому мы перли напролом, через непролазные торосы и воду. Поиски проходов в этих лабиринтах, как правило, приводили нас к скоплению живых торосов, которые уже завалили все возможные пути. Мы попадали в тупик, но в следующую минуту впереди интуи­тивно чувствовался просвет, и он, как правило, заканчивался выходом на следующую поляну.

Мы шли в узком коридоре ледовых об­ломков, втягиваясь в начерченные природой ходы, не видя, что происходит за их пределами. Взгляд моментально находил тот единствен­ный проход, неестественно спокойно лежащий в эпицентре этого хаоса. Тридцать часов про­должался этот безнадежный, но всегда удачный ход. Но скорость была небольшой.

Кому-то хотелось задержать подольше эту схватку и увидеть, чем все это закончится. Кто-то получал удовольствие от созерцания этой картины противостояния Природы и духа человеческого, лишенного спасительных бо­лей и усталости — куда-то все это делось.

Мы перестали быть людьми со свойственными им усталостью, голодом, паникой, страхом. Мозг нашел новую, более эффективную форму, от­ключив нас от собственного тела. Благодаря этому мы еще шли. Собаки наши затихли и уже давно не издавали ни единого звука, они, как тени, молча и покорно следовали за мной. В одном месте, когда длинный и непролазный коридор открылся проходом, я сам не поверил этому чуду, ведущему к самой жизни. Я знал, что вода нас держала в этот день, хотя вряд ли мы шли с повышенной осторожностью. Мы проходили все места ходом, не останавлива­ясь в раздумье и страхе, никто из нас не пос­мел провалиться в воду. Мы карабкались по ледяным склонам, где можно было просто раз­биться, сорвавшись и упав в расселину между ледовых выступов. Наши сани выписывали пируэты и, вставая вертикально, благополуч­но преодолевали эти препятствия. Я видел это краем глаза, не веря, что это возможно. Со­баки, замолчав по какой-то, не нашей коман­де, работали слаженно и ловко, я не слышал, чтобы хоть одна из них пискнула. Ни одна не попала под полоз обрушивающихся саней. Каждое движение всех живых и неживых пер­сонажей диктовались единой волей, чьим-то неукоснительным сценарием, где невозмож­ны отклонения ни с той, ни с другой стороны. Но ветер упрямо сдувал наш караван на юг, и дрейф делал наше продвижение к северу очень медленным. Трещины расширялись с каждым часом, открывая нашему взору все новые чер­ные полосы на белом фирне. «Господи, милос­тив буди мне грешному!» Кто столкнул здесь две силы — природную и человеческую, и на чьей стороне Он?! Я не мог ответить на этот вопрос, пока вдруг не вышел на твердый лед.

89°55’

До Полюса — пять минут, каких-то девять километров, но сил уже нет.

Я почти готов остаться здесь. Какое отвра­тительное настроение! Хотя слово «настрое­ние» здесь абсолютно неуместно. Кто и когда ходил здесь с легкостью в душе? Наши иско­верканные отношения с Артуром я тащу в себе уже невыносимо долго, как тяжелую болезнь. И почти дотащил их до конца. Но за пять ми­нут до Полюса я придавлен этой тяжестью по рукам и ногам. И сейчас понимаю: в наших с Артуром отношениях есть и моя вина.

В чем она? Может быть, в стремлении до­стичь цели любой ценой? Оставляя «свой след в истории», ощущая свою «самость», идти к по­беде, теряя по пути теплоту, человечность? Не велика ли цена за тщеславие и упрямство — то, что называется гордыней? Господи, прости меня!»

Экспедиция	Количество участников: люди, собаки	Степень автономности	Точка старта	Достигнутая широта	Пройденный путь по дрей­фующим льдам в сторону Полюса (км)	Время в пути (суток)	Нагрузка на одну собаку на старте (кг)	Среднесу­точный переход в сторону Полюса (км)
Фритьоф Нансен, Ялмар Иохансен (Норвегия), 1895 г.	2 человека, 28 собак	Скармливание собачьего мяса	84°04'	86°13'36"	239	25	27,1	9,2
Герцог Абруццкий (Италия, Норве­гия), 1900 г.	10 человек, 102 собаки	Снабжающие партии, скармливание собачьего мяса	81°50'	86°31'	520	45	Нет данных	11,55
Фредерик Кук (США), 1908 г.	3 человека, 26 собак	Скармливание собачьего мяса	Мыс Свартенвог Северный	Северный Полюс (со слов Ф. Кука)	962,5	35	25,4	27,5
Роберт Пири (США), 1909 г.	24 человека, 33 собаки	Снабжающие партии	Мыс Колумбия (83°06')	Северный Полюс (со слов Р. Пири)	766	37	Нет данных	20,7
Уолли Херберт (Великобритания), 1968-1969 гг.	4 человека, 40 собак	Авиационное обеспечение	Мыс Барроу	Северный Полюс	Партия дважды находилась в пассив­ном дрейфе (летний и зимний лагерь)	408	До 30	14
Наоми Уэмура (Япония), 1978 г.	1 человек, 17 собак	Авиационное обеспечение	Мыс Колумбия (83°06')	Северный Полюс	766	56	Нет данных	13,7
Дэвид Адамс (Великобритания), 2005 г.	5 человек, нет данных по собакам	Нет данных по автономности	Мыс Колумбия (83°06')	Северный Полюс	766	37	Нет данных	20,7
Георгий Карпенко, Артур Чубаркин (Россия), 2006 г.	2 человека, 12 собак	Автономно	Северная Земля (81°24')	Северный Полюс	960	56	56	17,1

top