Опыт экспедиции ледокола «Красин» по спасению экспедиции У.Нобиле
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
История «Красина» и «Малыгина»
Судьбы «Красина» и «Малыгина» тесно связаны в истории.
«У входа в кают-компанию «Красина» под стеклом висел чертеж корабля в разрезе. Корабль на этом чертеже назывался «Святогор».
Он был выстроен в Англии в самый канун революции, в 1917 году, по заказу правительства царской России. Водоизмещение его — 10,5 тысяч тонн. Мощность каждой машины — 3,5 тысячи лошадиных сил.
Короткие записи в вахтенных журналах, отмечавшие все события жизни этого корабля, начинались с момента, когда судно отправилось в Россию из Англии. «Святогора» приписали к Архангельскому порту — его оставили в Белом море для проводки сквозь льды английских судов с военными грузами. В то время Англия и Россия были союзниками в войне против Германии.
В Белом море его и застала Октябрьская революция. Вскоре качалась англо-французская интервенция.
«Святогору» исполнился только год от рождения, когда его затопили в фарватере Северной Двины, близ устья реки Чижовки в Архангельске. Это было начало его службы народу: затонув поперек реки, он должен был преградить путь интервентам. Корабль опустился на дно. Фарватер реки не был глубок. Внутри «Святогора» вода покрыла только настил кают. Большая часть его возвышалась над поверхностью широкой реки. Через десять дней захватившие Архангельск французы и англичане принялись поднимать корабль.
Для этого потребовалось лишь закрыть кингстоны (клапаны в подводной части судна, служащие для доступа забортной воды), выкачать воду помпами с подошедших буксирных судов — и «Святогор» сам всплыл на поверхность Двины, чуть вздрагивая и покачиваясь, словно разучился за две недели стоять на воде. В конце февраля 1920 года Красная Армия освободила Архангельск. Белогвардейцы и интервенты бежали. Убегая, они увели в Англию русский корабль.
За несколько месяцев до того, в ноябре 1919 года, ледокольный пароход «Соловей Будимирович», позднее переименованный в «Малыгина», вышел из Архангельска в Мурманск с заходом на Канин Нос. Голодавшие в Архангельске моряки «Соловья Будимировича» попытались пробиться к берегам Большеземельской тундры — закупить в тундре у ненцев оленье мясо. По пути на борт взяли еще пассажиров. Но «Соловей Будимирович» до Мурманска не дошел. Дрейфующие ледяные поля отнесли его далеко на север, протащили через пролив между Новой Землей и островом Вайгач в Карское море. Почти четыре месяца потерявший управление корабль дрейфовал во льдах Карского моря. Давно кончились уголь и продовольствие. Сто человек на борту «Соловья Будимировича» голодали и мерзли. Каждый из них получал в день ничтожную порцию уже заплесневелого сыра и кусочек тюленьего мяса. Деревянные части судна шли на топливо — надо было хоть кое-как согревать жилые каюты. Появились больные. Один из них умер. На затертом дрейфующими льдами голодающем корабле родился ребенок. Впервые крик новорожденного нарушил ледяное безмолвие.
Советское правительство, узнав о трагедии «Соловья Будимировича», снарядило добровольную спасательную экспедицию на ледорезе «Федор Литке». Но «Литке» был слишком слаб, чтобы добраться в тяжелых льдах Карского моря до «Соловья Будимировича». Помочь мог только сильнейший ледокол «Святогор». Но, увы, его держали в английском плену.
Правительство СССР через Норвегию обратилось к Англии с просьбой послать на помощь гибнущим в Арктике ледокол «Святогор». Англия потребовала двести тысяч рублей золотом за аренду ледокола, принадлежавшего русским! Мало того, одно из условий гласило, что вся команда будет набрана из норвежцев. Им следовало платить отдельно и тоже, разумеется, золотом.
Условия были чудовищно тяжкие для ограбленной, истекающей кровью, продолжавшей бороться республики. Но речь шла о спасении человеческих жизней, и Советский Союз согласился на все условия.
Вот когда впервые столкнулись судьбы «Святогора» и «Соловья Будимировича» — будущих прославленных кораблей «Красин» и «Малыгин»!
«Святогор» прокладывал путь во льдах ледорезу «Федору Литке».
Во второй половине июля 1920 года погибавшие на «Соловье Будимировиче» сто человек были наконец спасены.
Когда «Соловей Будимирович», снабженный углем, продовольствием и водой, вышел следом за «Федором Литке» и «Святогором» на чистую воду, корабли расстались. «Святогор» снова был уведен на чужбину, а «Соловья Будимировича» ледорез «Литке» привел в Архангельск.
Так впервые встретились и разошлись пути кораблей, которым суждено было в будущем встречаться при самых неожиданных обстоятельствах. Еще два года «Святогор» оставался пленником в Англии.
В 1922 году Советское правительство выкупило за золото свой же корабль, и «Святогор» был введен в Финский залив, в советские воды».
Характеристика членов спасательной экспедиции
«Высокий лысый человек лет сорока пяти в пенсне, со свисающими на рот усами — начальник красинской экспедиции, известный полярник профессор Рудольф Лазаревич Самойлович. Капитан «Красина» — Эгги, уроженец Эстонии. Ему тридцать пять лет. Свою морскую карьеру он начал с чистки картофеля на маленьком паруснике, плававшем по Балтийскому морю. Потом поступил в судоходную школу, плавал матросом, дослужился до штурмана малых плаваний. Октябрьская революция застала его на миноносце в открытом море. Весной 1918 года в Архангельске он уже сдал экзамен на штурмана дальнего плавания и незадолго до похода на «Красине» служил командиром одного из крупных ледоколов Ленинградского порта.
В кают-компании в этот час находилось все руководство красинской экспедиции, за исключением члена руководящей тройки и начальника летной группы Бориса Григорьевича Чухновского. Со своими помощниками летчик хлопотал на палубе у самолета, укрепленного на специальном помосте. Самолет выглядел инородным телом на ледоколе. Плоскости с него были сняты. Он походил на огромную птицу, для которой не нашлось подходящей клетки, и ее привязали к помосту цепями».
«Сигара во рту. Над сигарой, на верхней губе, крошечные черные усики. Лицо у человека смуглое, бритое, волосы напомажены и зачесаны аккуратно, на висках седина, а под пиджаком три жилета. Человек в коротеньких брючках потирал руки и, вынув изо рта сигару, принялся развивать свою точку зрения.
Джудичи, корреспондент миланской газеты «Коррьера делла Сера», называл условия, без которых он не считал возможным согласиться на социализм... Он умудрялся производить при этом такие звуки, что штурман Яков Петрович Лекздынь выскакивал из своей каюты, чтобы выяснить, не оборвалась ли якорная цепь или не обрушился ли на спардеке деревянный помост, на котором стоял самолет Чухновского.
Давид Джудичи стал пассажиром «Красина» в Бергене вместе со знаменитым норвежским исследователем Шпицбергена доцентом Адольфом Гулем».
«Доктор Средневский, подобно Южину, очень любил читать. Много читала также вторая из двух женщин на судне — Любовь Андреевна Воронцова, попавшая в экспедицию в качестве стажерки-радистки.
Джудичи, описывая людей красинской кают-компании на страницах своей газеты, писал о Воронцовой как о «синьорине, которая целыми днями глотает папиросы и книги».
«Синьорина в возрасте от пятнадцати до тридцати лет»,— определял Джудичи ее возраст.
Воронцова обучала Гуля русскому языку. Обыкновенно они сидели вдвоем в одном из углов кают-компании, за желтым круглым столиком.
Воронцова не говорила по-немецки, а Гуль только начинал делать первые шаги в изучении русского языка.
Нередко их прерывал Джонни Страубе, молодой помощник Чухновского, второй летчик. В присутствии Джонни Страубе становилось удивительно весело. Увидеть Страубе не улыбающимся было бы так же странно, как обнаружить улыбку на суровом лице второго бортмеханика Федотова. Страубе — самый молодой из счастливой семьи чухновцев, Федотов — по возрасту самый старший. Страубе — весь в шутке, в юношеском задоре. Но юноша-весельчак Страубе умел быть не по-юношески серьезным, хотя даже в наиболее серьезные минуты жизни не переставал улыбаться. Тридцатилетний Чухновский не мог не чувствовать в двадцатичетырехлетнем Джонни ученика, на которого может положиться учитель.
Но так же он мог положиться и на обоих бортмехаников самолета: первого — Шелагина и второго — Федотова. Они как бы составляли неотделимую часть самолета. Оба реже других показывались в кают-компании. Но их редко можно было застать и в каюте чухновцев. Похоже было, что Федотов и Шелагин ревновали трехмоторный «юнкерс», стоявший на спардеке, друг к другу. Они ползали внутри и на поверхности самолета, обтирали, осматривали и подготовляли его едва ли не большую часть суток. В присутствии друг друга Федотов и Шелагин не произносили ни слова, искоса один на другого поглядывая, не работает ли другой лучше или быстрее, чем он.
Пятым в семье чухновцев был Алексеев — летнаб, очень высокий, с молодыми насмешливыми глазами, на редкость спокойный и находчивый человек.
Он был мастер на все руки. Изобретательность его не однажды спасала положение дел. Уже в середине похода, незадолго перед отлетом нашего «ЮГ-1», Шелагин обнаружил отсутствие креномера — прибора, определяющего степень наклона самолета. Алексеев создал прибор буквально из ничего. Он раздобыл на судне кусок водомерной трубки, над огнем согнул его край, запаял и получил таким образом необходимую трубочку с закрытым дном. Однако гораздо сложнее оказалось подыскать и приготовить жидкость, годную для креномера: жидкость, которая не смачивала бы стекло и в которой воздушный пузырек был бы ясно и хорошо виден. Алексеев перепробовал десятки различных жидкостей, под конец остановился на хинной настойке. Настойка, однако, показалась чрезмерно темной. Алексеев разбавил ее спиртом и получил требуемый состав. Креномер, кустарным способом сделанный в последнюю минуту летнабом, выручил летчиков. Алексеев был фотографом, химиком и радистом. Каждая из этих специальностей ему пригодилась.
Алексеева в экспедиции любили как милого шутника. Однажды, когда «Красин» стоял во льдах, Алексеев показался на палубе ледокола в фуражке с белым летним чехлом.
— Анатолий Дмитриевич, Арктика! Лед и мороз минус восемь, а вы в летней фуражке!
Алексеев поднес к козырьку руку:
— Согласно приказу Реввоенсовета, обязан, как военный летнаб, в июне месяце носить летнюю форму.
Таковы были люди, которыми руководил обаятельный Чухновский. Его лицо, так часто покрывавшееся густым румянцем, и юношеские глаза меньше всего свидетельствовали о замечательной воле и мужестве. Не знаю человека, который был бы скромнее его. Еще прежде, чем он со своими товарищами проставил экспедицию нашего ледокола, Чухновский сделался всеобщим любимцем красинцев.
Мы все относились к нему как к первому человеку в экспедиции, но сам он этого словно не замечал. Он производил иногда впечатление человека застенчивого и часто краснел. А между тем к началу похода «Красина», несмотря на свою молодость, Борис Григорьевич был уже известен как арктический летчик — один из пионеров советской авиации в Арктике. Он родился в 1898 году. Ленинградец, а по тем временам еще петербуржец, он окончил реальное училище в Гатчине и был принят в Морской корпус. В 1917 году вместе с третьей ротой этого корпуса он выступил против правительства Керенского, и это было началом его верной службы делу Советской Республики. Окончил морскую авиационную школу, был начальником Ораниенбаумской морской летной дивизии. В 1919 году отправился на фронт гражданской войны, воевал в Каспийской военно-морской дивизии. После фронта Чухновский поступил в Морскую академию и в 1924 году по поручению академии участвовал в научной экспедиции на Новую Землю. На Новой Земле за четыре года до красинской экспедиции произошла случайная встреча профессора Самойловича и Чухновского. Год спустя Чухновский вместе с летчиком Кальвицем совершил по тем временам очень трудный перелет из Ленинграда на Новую Землю. По пути летчикам пришлось сделать посадку на Канином Носу, полуострове, по которому кочевали тогда еще ненцы. Кочевники приняли самолет за чудо, а летчиков чуть ли не за богов. Вскоре они убедились, что «свалившиеся к ним с неба» два человека — просто добрые и смелые русские люди.
Чухновский служил в Черноморском военном флоте. Уже по окончании красинской экспедиции Борис Григорьевич повез меня в район вблизи Севастополя, где в 1928 году была расположена его часть. И мне пришлось быть свидетелем трогательной встречи всемирно прославленного летчика с его бывшими однополчанами.
В то время, когда весь мир с волнением следил за попытками экспедиций различных стран разыскать исчезнувший экипаж дирижабля «Италия», Чухновский лежал в госпитале. Через несколько дней должна была состояться операция аппендицита. Когда летчик прочитал в газетах о предстоящем походе «Красина», операция по его требованию была отложена. Чухновский решил вместе с другими принять участие в розысках Нобиле.
Но гораздо раньше, чем имя Чухновского стало известно всему миру, имя это приобрело необыкновенную популярность среди экипажа нашего корабля.
На «Красине» бывали дни, когда приходилось работать, забыв об отдыхе и еде. Работали дни и ночи, выбивались из сил. А было и так. Человек доползал до койки, снимал полушубок и сапоги, готовясь ко сну. Но приходил другой человек, останавливал его, передавал приказ снова надеть полушубок и снова идти работать. Бывало, что люди, выбившиеся из сил, говорили, что больше они не могут, что хотят спать и имеют право на отдых. Но когда в переданном приказе прибавлялось слово «Чухновский» — мол, «нужно для Бориса Григорьевича», «нужно для самолета Чухновского» или «нужно для авиагруппы»,— тогда человек, у которого подгибались колени от усталости, опять покорно надевал полушубок, натягивал сапоги и, подавляя в себе чувство усталости, поднимался наверх, на палубу, или спускался на лед и работал, трудился, из каких-то неиссякаемых источников добывая новые и новые запасы сил».
Фельдшер Щукин.
Дальнейшая судьба участников экспедиции на «Красине»
«Давно нет в живых ни начальника экспедиции Самойловича, ни его заместителя Ораса, ни капитана Эгги, ни многих, многих других...
Еще до войны разбился никогда не унывавший Джонни Страубе.
Вошел в семью Героев Советского Союза Анатолий Дмитриевич Алексеев.
Борис Григорьевич Чухновский, мой недальний сосед в Москве, пишет воспоминания и, несмотря на свои семь десятков лет, увлекается теннисом.
Жив и как-то даже выступил со статьей в газете «Водный транспорт» бывший красинский боцман Кудзделько, пенсионер.
За эти десятилетия куда только не водил корабли Павел Акимович Пономарев! Не одно кругосветное путешествие совершил он за время, протекшее со дней красинской экспедиции. И не одну новую книгу можно было бы написать об удивительных плаваниях этого чудесного моряка!
Всякий раз, приезжая из Ленинграда в Москву, он заходил ко мне, давно поседевший, но по-прежнему с сияющими, молодыми глазами, как и в дни похода на «Красине».
— Ты помнишь, — спрашивал он в один из таких приездов,— ты помнишь картину «Красин» во льдах» в желтой ореховой раме, что висела в кают-компании «Красина» над пианино?
Еще бы я не помнил ее!»
Текст письма Чухновского к группе Вильери
«На борту «Красина». 9 июля 1928 года.
От имени русского Комитета помощи экспедиции Нобиле и от имени экипажа ледокола «Красин» авиатор Чухновский счастлив принести воздухоплавателям «Италии» самый сердечный привет.
Намерения авиатора Чухновского, который управляет трехмоторным «юнкерсом» на лыжах, попытаться, как только позволят метеорологические условия, спуститься в непосредственной близости к группе и вслед за тем взять членов группы Вильери, которые благоволят приготовить сигналы и выставить их, чтобы показать наиболее благоприятное место спуска, длину площадки и толщину льда. Наиболее удобное место для спуска должно быть обозначено знаком Т.
Сигналы должны быть четырех родов: первый — направление ветра, второй — условия посадки, третий — толщина льда, четвертый — размер площадки.
Сигналы должны иметь длину и ширину не меньше метра.
Борис Чухновский.
Настоящая инструкция сбрасывается в двух экземплярах, каждый в отдельности.
Анилиновые краски, сброшенные нами, должны служить для сигналов.
На самолете с «Красина» обозначены красные советские звезды.
Одежда и обувь спасенных
«Список вещей капитана Дзаппи:
Шапка меховая. Рубашка брезентовая с капюшоном. Рубашка меховая. Рубашка вязаная шерстяная. Теплое белье. Брюки брезентовые. Брюки меховые. Брюки суконные. Тюленьи мокасины — верхняя пара. Тюленьи мокасины — нижняя пара. Шерстяные носки — нижняя пара. Теплый комбинезон.
Список вещей Мариано:
Рубашка меховая. Рубашка вязаная. Брюки суконные. Носки шерстяные — одна пара. Теплый комбинезон».
Продовольственные и иные запасы, имеющиеся на самолете Чухновского
«Алексеев налаживал работу радиостанции, искал позывные нашего корабля. Чухновский диктовал ему рапорт. Потом подсчитали продовольственные запасы. Докладывал Джонни Страубе.
— У нас имеется семь килограммов сахара, семь килограммов шоколада, пятнадцать килограммов галет, двенадцать банок мясных консервов, пятнадцать
банок сгущенного молока, полкилограмма кофе, четыре килограмма сливочного масла и килограмм сушеных грибов. Всё!
— Мы забыли взять соль! — ужаснулся Шелагин.
— М-да, соль забыли. Папирос тоже у нас маловато. Впрочем...— Весельчак Страубе сунул руку в карман и вытащил пачку денег: —Товарищи! Двести рублей наличными! Мы обеспечены!
Шутка Страубе развеселила приунывших было чухновцев.
Кроме запасов, которых, по расчету Чухновского, могло хватить на две недели, в самолете оказалась винтовка с пятьюдесятью патронами и... примус. Сообщив «Красину» о своей судьбе и определив место посадки, экипаж самолета принялся за изготовление первого ужина. На примусе разогрели мясные консервы, смешав их с талой водой. Однако мясная похлебка не утолила голод, и чухновцы накинулись на сгущенное молоко».
Пятнадцать судов под флагами разных стран двинулись на розыски шестнадцати человек. Советский ледокол «Красин» был одним из них. В три дня арктическая экспедиция была собрана. На фотографии команда «Красина», собравшаяся на палубе перед отплытием.
Слева: Павел Акимович Пономарев — старший помощник капитана и любимец всей команды. Справа: капитан Карл Павлович Эгги.
«Красин»
В Баренцевом море норвежские рыбаки встретили плывущий по волнам подкрыльный поплавок самолета. Норвежцы переслали его в Париж, и там в нем опознали поплавок французского самолета «Латам», на котором летел Амундсен. Так была установлена гибель великого норвежца. На снимке: поплавок «Латама» рядом с ящиком, в котором его прислали во Францию
«Красин» должен был отправляться в Норвегию на ремонт В Ню-Олесунне до нашего возвращения оставалась группа летчиков.
Вот они (слева направо): Страубе, Чухновский, Алексеев; во втором ряду: Федотов и Шелагин.
Мы пережили вместе все необыкновенные дни красинской экспедиции. На прощание сфотографировались на верхнем мостике корабля. В первом ряду (слева направо): Шпанов Гуль, Джудичи; во втором ряду: Миндлин, Суханов, Южин, наверху — Кабанов.
По пути домой трое красинцев посетили мать Финна Мапьмгрена в шведской столице Стокгольме и передали ей послание нашей экспедиции. На крыльце госпожа Мальмгрен и Миндлин. Внизу (слева направо): Южин, наш переводчик Суханов.
Б.Г. Чухновский
