Экспедиция в Северо-Западном Прибайкалье
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Палуба мерно сотрясалась под ногами. Слегка кренясь на правый борт, кетч (Парусник, близкий по оснастке к шхуне) «Гидрограф» при свежем встречном ветре пересекал Байкал, двигаемый трехцилиндровым мотором в 200 л. с. В тесном трюме маленького судна в строгом порядке лежали мешки, ящики и вьючные чемоданы нашего отряда, направлявшегося на исследование мало известного участка в северо-западном углу побережья Байкальского озера. Нам надо было высадиться в одной из бухт близ мыса Елохина, прославленного в сибирской геологии после посещения знаменитым исследователем Сибири И. Д. Черским в 80 годах прошлого столетия. И. Д. Черский рассматривал Елохинский участок Прибайкалья как залив древнего палеозойского моря, располагавшегося на огромной площади от Енисея до Лены. С его точки зрения существование этого залива было весьма показательным и указывало на возможное начало существования Байкала именно с этого периода геологической жизни земли. Отложения палеозойского морского бассейна, по наблюдениям Черского, лежат на размытой поверхности архейских кристаллических пород – относящихся к древнейшим моментам жизни земли как геологического целого.
Со времени Черского до наших дней изучение геологии Восточной Сибири, и в частности Прибайкалья, значительно продвинулось вперед, особенно после Октябрьской революции. В процессе исследовательской работы выкристаллизовались две основных точки зрения на геологическую историю Прибайкалья. Одна из них, высказанная И. Д. Черским, развита затем Эдуардом Зюссом в его знаменитой работе «Лик земли» и развиваемая акад. В. А. Обручевым, оценивает Прибайкалье как область древнейшей суши – «древнее темя Азии». Уже древнепалеозойское море не покрывало этой первичной азиатской глыбы, устоявшей до нашего времени и реагировавшей на все движения земной коры лишь раскалыванием на отдельные глыбы.
Другая, противоположная высказанной, система взглядов рассматривает область Прибайкалья как складчатую зону, в пределах которой были развиты отложения древнепалеозойского моря, смятые в так называемую каледонскую складчатую эпоху в ряд складок, прорванных интрузиями гранитной магмы.
Лишь недавно с точки зрения геологической (в четвертичное время) область современного Прибайкалья в силу общего поднятия страны явилась ареной интенсивной работы текучей воды и атмосферных агентов, сформировавших современный облик горной страны и по большей части удалявших покров древнепалеозойских пород с кристаллической основы. Последняя точка зрения в основе своей была высказана французским геологом Делонэ и в последнее время была развита проф. М. М. Тетяевым.
Елохинский район и представлял для нас большой интерес именно в силу того, что здесь, по указаниям Черского, можно было отчетливо видеть взаимоотношения древнепалеозойских пород с кристаллическим фундаментом Прибайкалья. То или иное решение этого вопроса, помимо громадного теоретического интереса, влечет за собой целый ряд следствий, сливающихся с чисто прикладными вопросами – оценкой геологических возможностей нахождения различных полезных ископаемых.
Постепенно в сизой бесформенной дымке мглистого марева, намечавшего западный берег озера, начали вырисовываться внушительные контуры высокого зубчатого хребта с голыми, остроконечными, иногда плоскими вершинами. Ветер свежел и вместе с видом красноватого отблеска заходящего солнца слилось ощущение все увеличивающегося похолодания. Уже виден Елохинский берег.
Из рук в руки переходили два бинокля. Круглый зрачок бинокля выхватывал то длинный лесистый мыс, обрамленный белыми полосами яростных волн, то узкие темные ущелья, глубоко врезавшиеся в горы, где никакие детали не были различимы.
В сумерках подошли на тихом ходу почти вплотную к берегу и бросили якорь. Только глубокое знание Байкала позволило командиру «Гидрографа» т. Александрову так уверенно подходить к этому почти неисследованному берегу.
Утром началась выгрузка. Густой плотный туман позволял скорее чувствовать, чем видеть галечный пляж и немного выше его пойму леса. По озеру ходила крупная мерная зыбь. Три раза ходил тяжелый баркас с судна на берег, перевозя экспедиционные грузы. Наконец мы распрощались с командой. На судне подняли якоря, застучал мотор и «Гидрограф» тихим ходом стал выбираться из бухты, взяв курс в открытое «море». После нашего дружного ружейного салюта бухнул гулкий удар сигнальной пушки, и парусник, как в картинках старинных морских баталий, почти скрылся в густых облаках сизого дыма. Начались экспедиционные будни – перенос грузов за предел досягаемости волн, установка палаток, чаепитие. Надо было сделать лоток для промывки золота, насадить рукоятки на лопаты, идти в ближайший небольшой рыбачий поселок доставать лодку, точно распределить обязанности. Поднявшееся солнце постепенно разорвало туманный покров и вскоре величественный крутой склон Приморского хребта, вплотную подступавший к озеру, стал виден во всех своих деталях. Было ясно, что в условиях такого рельефа трудно будет использовать конный вьючный транспорт, ожидавшийся нами через 3–4 недели. В рабочем поселке Мужинай, стоявшем километрах в семи от места высадки, наше появление вызвало небольшую сенсацию. Пушку они проспали и судна в тумане не видели совсем. Сам поселок состоит из четырех домов, расположенных на берегу глубокой бухты. Эти четыре дома разбросаны на площади в добрых два квадратных километра. Есть лошади, коровы, овцы, куры и много собак. Все интересы местных жителей, в прошлом пришедших с верховьев Лены, связаны с Байкалом. Горной области они почти совсем не знают, а что за этим хребтом – и подавно. Известно лишь, что за хребтом идет «степь», но что это за степь – так и не ясно. Тунгусов давно в этом районе нет. Для нас это печально, потому что выясняется, что проводников нет и не будет. Всюду ходить, искать дорогу для прохода лошадей через хребет, выяснять вообще возможно ли это, – все придется делать самим, пользуясь только своим экспедиционным опытом.
Лодку купили сравнительно недорого, большую, на 3.5 т. На следующий день (10 июля) вышли на работу. Иду я, петрограф А. И. Цветков и рабочий, старый золотоискатель, мастер промывать пробы в лотке. Один рабочий, он же повар, остается на базе. Трое остальных, захватив топографический инструмент, мензулу, штатив, рейки и зонт пошли с топографом И. И. Петровым начинать съемку береговой линии и прибрежной полосы, – наши геологические маршруты, сопровождаемые, топографической съемкой, систематически привязывались к точкам инструментальной съемки.
Развернув работу, перекочевывая на своей лодке со всей базой вдоль побережья с места на место, начинаем осваивать геологию интереснейшего участка Прибайкалья.
В результате месячной работы выясняется глубокое своеобразие этой области. Здесь нет совершенно древнейших архейских кристаллических пород. Главная часть восточного склона Приморского хребта является областью развития мощной серии разнообразных кварцитов и метаморфизованных (измененных) сланцев, прорываемых громадным массивом гранитной магмы. На кварцитах залегает толща глинистых сланцев и известняков, легко сопоставимых с аналогичными породами южного Прибайкалья и относящихся по ряду данных к нижнему кембрию.
Подавляющее развитие пород нижнего кембрия связано с долиной речек Елохиной, Большой и Малой Черемшаных. После тщательного изучения характера пород, их взаимоотношения и структуры, делается очевидным, что наиболее интересным будет участок района по западную сторону хребта, где должны появиться еще более молодые породы и где характер складчатости неизбежно должен меняться, переходя в спокойные пологие складки, типичные для области так называемой Приленской плоской возвышенности.
Кроме этого, наблюдения в высокогорной части Приморского хребта дали указания на наличие в недавнем геологическом прошлом оледенения этой области, явления спорного для Прибайкалья. Были надежды, что на западном склоне хребта, где деятельность современной водной системы бассейна р. Киренги (правый приток Лены) была менее интенсивной, чем в системе Байкала, следы деятельности ледников будут более отчетливы и убедительны. Наконец, западный склон Приморского хребта, обещая развитие более молодых отложений, давал возможность изучить комплекс нижнепалеозойских пород с точки зрения присутствия в них признаков нефтепроявлений.
Словом, надо было во что бы то ни стало найти удобный для лошадей перевал через хребет. Каждый день обшаривался биноклем горизонт, но никаких признаков появления парохода не было. Лошади и добавочное продовольствие ожидались с ледоколом «Ангара». На нем должны были прибыть начальник снабжения экспедиции и добавочные рабочие. Поиски возможного прохода через хребет от нашей первой базы и до долины Елохиной не дали реальных результатов. Вернее, результаты были резко отрицательные. Нельзя было вести лошадей по узкому руслу речки, где огромными ступенями нагромождены крупные каменные глыбы, нельзя было пройти и в обход, так как долины круты, местами отвесны, а сама долина представляет собой узкое ущелье, дно которого круто поднимается, уходя в область скал и каменных россыпей центральной части хребта. Последняя ставка была на Елохинскую долину. После трехдневной работы по геологической съемке долины, мы вышли, наконец, по крутой долине бокового притока на седло перевала. На востоке лежал Байкал, видимый сквозь щель Елохинской долины, дальше виден был противоположный восточный берег озера: темные, плоские, невысокие уступы сменялись в глубине берега высокими острыми пиками, конусами и пирамидами. Было отчетливо видно, что Приморский хребет есть именно хребет, как на этом настаивал акад. В. А. Обручев, вопреки ряду противоположных мнений. Хребет этот, в виде узкой цепи тянется вдоль берега озера. С запада к нему примыкает обширная область Приленской плоской возвышенности – ровные, плоские высоты, прорезанные широкими долинами рек бассейна верховьев р. Киренги. Поверхность плоской возвышенности, склоны и дно долин покрыты густым и однообразным пихтовым лесом.
Добраться до перевала пешком было сравнительно нетрудно, но с лошадьми дело обстояло значительно хуже. В нижнем течении Елохиной – массы крупного бурелома, в верховье – каньон в виде узкой ущелистой щели, где вода по плитам сланцев скатывается рядом водопадов. Но все же это был мыслимый и желанный проход для лошадей. Нужно было только сделать для них дорогу. Все работы были приостановлены и весь состав экспедиции взялся за топоры, кайлы и лопаты. Три дня прорубали тропу через густой, с буреломом, лес в нижней половине долины. Еще три дня ушли на устройство выемок для тропы в стенках верхового ущелья. За день до окончания работы (длина всей тропы всего 8 км) пришел ледокол, выгрузил лошадей, груз и завхоза экспедиции, приехавшего с двумя рабочими.
19 августа полностью снаряженный вьючный караван вместе со всем составом экспедиции пошел на перевал. Все было благополучно до последнего подъема на седло перевала по руслу крутого бокового ключа, заваленного крупными каменными глыбами. Здесь часть вьюков пришлось поднять людьми. Палатки поставили на самом перевале, пустив лошадей пастись в пологой долине ручья, впадающего в Киренгу. Под вечер к стоянке почти вплотную пришел большой бурый медведь, сильно испугавшийся невиданного зрелища.
Ходить и пешком и с конями по западному склону хребта было сущим удовольствием после тяжелых дней работы на Байкальском побережье. Вскоре был изучен состав и строение нижнего кембрия, найдена толща более молодых (среднекембрийских известняков), лежащих на подстилающих породах.
С юга мы постепенно двигались на север с расчетом обратно перевалить через хребет в долину речки Мужинай и выйти прямо к поселку. Выпавший снег несколько осложнил это предприятие тем более, что перевал здесь был более крут и высок, чем в Елохиной пади. Спустились мы прямо по крутому ледниковому цирку с большим риском поломать ноги лошадям. Под полуметровым снегом не видно было, что идешь по крупной глыбовой россыпи. Лошади грузно проваливались в таких случаях и крутые склоны все время угрожали, что упавшая лошадь скатится глубоко вниз. К счастью, отделались лишь перевьючиванием разболтавшихся вьюков и несколькими ссадинами кожи на ногах у лошадей. 21 сентября мы вновь пришли в тот рыбачий поселок, откуда началась наша работа, и соединились с. топографом, также закончившим свою работу. Отсюда лошадей погнали берегом по тропе на север продавать в местных центрах – селе Горемыки или еще дальше – в Нижне-Ангарске. Груз также пошел на лодках в Горемыки, откуда вскоре и весь состав экспедиции уплыл на юг к железной дороге на ледоколе «Ангара».
