Экспедиционный опыт путешествий Н.М.Пржевальского

Экспедиционный опыт путешествий Н.М.Пржевальского

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Издание Императорского Русского Географического общества на Высочайше дарованные средства. С.-Петербург, 1883

Успех и персонал экспедиции

По  опыту предшествовавших странствований мне было достаточно известно, что успех путешествия в таких диких странах,  какова Центральная Азия,   много, даже  очень  много, зависит от удачи, счастья, т. е. от таких условий, которые невозможно определить заранее. Необходимо рисковать, и в этом самом риске кроется значительный, пожалуй, даже наибольший шанс успеха.

Таким образом, вся наша экспедиция состояла из 13 человек - как нарочно из цифры самой неблагоприятной в глазах суеверов. Однако последующий опыт путешествия доказал всю несправедливость нареканий, возводимых на так называемую «чертову дюжину».

Притом, более обширный персонал экспедиции едва ли был бы на пользу дела. В данном случае, более чем где-либо важно заменить количество качеством и подобрать людей вполне годных для путешествия. Каждый лишний человек становится обузою, в особенности, если он не удовлетворяет вполне всем требованиям экспедиции. В длинном же ряду этих требований далеко не на последнем месте стоят нравственные или, вернее, сердечные качества. Сварливый, злой человек будет неминуемо великим несчастьем в экспедиционном отряде, где должны царить дружба и братство, рядом с безусловным подчинением руководителю дела.

Снаряжение маленькой экспедиции

Затем на стороне маленькой экспедиции то великое преимущество, что нужно гораздо меньше различных запасов, равно как вьючных и верховых верблюдов, которых иногда совершенно нельзя достать; легче добыть продовольствие, топливо и воду в пустыне; легче забраться в труднодоступные местности; словом, выгоднее относительно выполнения прямых задач путешествия. При этом конечно, обязательно откинуть всякий комфорт и довольствоваться лишь самым необходимым.

Верблюд, завьюченный ящиками с коллекциями

Верблюд, завьюченный бочонками с водою

Вьючный багаж экспедиции

В конце февраля 1879 года мы все собрались в посту Завсанском, в котором оставлено было на хранение прошлогоднее снаряжение экспедиции. Теперь оно пополнилось новым привозом, так как требовалось запастись всем необходимым до последних мелочей и притом на долгий срок. Правда, мы не позволяли себе роскоши, скорее даже урезывали необходимое, но тем не менее в багаже нашем собралась куча самых разнообразных предметов, требовавших тщательной сортировки и укладки.

Продовольственные запасы составляли, конечно, вопрос первостепенной важности. У нас, как и в караванах туземцев, они состояли из трех главных предметов: баранов, которых гнали живьем, кирпичного чая и дзамбы, т.е. поджаренной ячменной или пшеничной муки. Мука эта, завариваемая в виде толокна горячим чаем с прибавкою соли, масла или бараньего сала, хорошо заменяет хлеб; притом долго сохраняется и весьма удобна для перевозки вьюком. Затем, где возможно, мы покупали во время путешествия рис и просо, иногда же китайскую финтяузу и гуамян  (то и другое -  род вермишели; только финтяуза приготовляется из гороховой муки, а гуамян из пшеничной), а также пшеничную муку, из которой, обыкновенно на дневках, пекли лепешки в горячей золе. Из Зайсана взято было сверх того семь пудов сахару, около пуда сухих прессованных овощей, по ящику  коньяку и хересу и два  ведра  спирту для коллекций.

Презервов с собою мы не брали, так как, во-первых, их надо было бы слишком много; во-вторых, они возбуждают сильную жажду; затем портятся при сильных жарах в пустыне. Не годятся здесь также водоочистители. Лучшее питье при путешествии - это чай, в особенности, если к нему прибавлять лимонной кислоты или клюквенного экстракта. Тем и другим можно запастись вдоволь без излишнего обременения вьючного багажа. Табаку ни я, ни офицеры не курим, так что в этом отношении не предстояло заботы.

Кухонная наша посуда состояла из большой медной чаши, где варились суп и чай, медного котелка, двух небольших также медных чайников, кастрюли, сковороды, железной миски и двух железных ведер для черпания воды. Запас последней летом всегда возился в двух плоских деревянных бочонках, вмещавших в себе девять ведер.

Столовые принадлежности также гармонировали с кухонными. Каждый из нас имел деревянную чашку, в которую попеременно наливался то суп, то чай; складные ножи служили для разрезания мяса, а пальцы рук заменяли вилки; ложки имелись вначале, но впоследствии поломались и растерялись, так что заменены были самодельными деревянными лопаточками.

Походные принадлежности нашей кухни

Один из казаков назначался поочередно на месяц поваром -  уменье в расчет не принималось. Тем более, что наш обед и ужин почти всегда состояли из одного и того же бараньего супа с приложением жареной или вареной дичины, если таковую удавалось добыть на охоте. Рыба попадалась редко - как исключение. Продовольствовались мы вместе с казаками из общей чаши одною и тою же пищею. Только сахар к чаю, за невозможностью достать его в пустыне, давался казакам лишь изредка, по праздникам. На случаи заболевания взята была небольшая аптека. Но так как никто из нас не знал медицины, то в дороге мы не прибегали ни к каким другим средствам, кроме хины и желудочных капель,  да при том и не заболевали серьезно.

 Боевое и охотничье снаряжение нашей экспедиции было вполне удовлетворительное. Каждый из нас имел винтовку Бердана за плечами и два револьвера Смита и Вессона у седла; за поясом же - штык к винтовке и два небольших патронташа с двадцатью патронами в каждом. Охотничьих ружей имелось семь. К ним взято было для стрельбы птиц в коллекцию и для охоты вообще три пуда пороха и двенадцать пудов дроби. Для винтовок отпущено нам было шесть тысяч патронов, а для револьверов - три тысячи. Патроны возились в цинковых ящиках нашей войсковой укладки, по 870 штук в каждом. Ящики эти, весом около двух с половиною пудов, взамен деревянной форменной обложки обшивались толстым войлоком, обвязывались веревками и в таком виде отлично сохранялись в дороге. Порох сохранялся в жестянках, уложенных в деревянный ящик. Дробь же размещалась вместе с другими вещами по кожаным сумам и служила прекрасным материалом для уравновешивания вьюков.

Вьючные принадлежности: бочонки для воды, верблюжьи седла

Для научных работ имелись два хронометра, небольшой универсальный инструмент, барометр Паррота с запасными трубками и ртутью, три буссоли Шмалькальдера, несколько компасов, шесть термометров Цельсия, гипсометр и психрометр. Сверх того сделаны были запасы для препарирования зверей и птиц, как-то: пинцетки, ножики, мышьяковое мыло, квасцы, гипс, несколько пудов пакли и ваты. Для сбора рыб и пресмыкающихся уложены были в особый ящик с гнездами стеклянные квадратные банки с притертыми пробками; наливались они спиртом. Впоследствии спирт можно было заменить крепкою китайскою водкою. Для гербария запасено было полторы тысячи листов пропускной бумаги, которой, впрочем, не хватило на два летних сбора.

Пришлось экономить перекладкою растений между листами и добавить весьма плохой бумаги китайской.

Одежда, обувь и жилище экспедиции

В путешествии форменного военного платья мы не носили. Тем не менее, с нами везлись наши мундиры, которые иногда приходилось надевать для визитов крупным китайским властям. Казакам на тот же случай сшиты были из плиса русские костюмы. Затем, во время самого пути, как мы, так и казаки носили ситцевое белье, летом парусинные блузы и панталоны; зимою же панталоны суконные или теплые из бараньего меха и полушубки. Обувью служили охотничьи сапоги.

Казаки же нередко шили себе из сыромятной кожи сибирские унты,   чирки и ичиги. Вообще как одежды, так и обуви изнашивалось очень много; поэтому запасы того и другого были не малые.

Постелью всем нам служили войлоки, постилавшиеся на землю; в изголовьях клались кожаные подушки. Покрывались летом байковыми одеялами, зимою - теплыми одеялами из бараньего меха. Впрочем, казаки ни подушек, ни одеял не имели; покрывались же всегда своими шубами, а изголовье устраивали из снятого на ночь верхнего платья.

Наши походные жилища: палатка, юрта.

Тибетская палатка

Походным нашим жилищем были две парусинные монгольского образца палатки -одна для нас, другая для казаков. Впоследствии, зимою в Тибете, одна из таких палаток заменена была войлочною юртою. (Описание юрты см. в моей «Монголия и страна Тангутов». Т I, стр. 34, 35 и 331.)

Для подарков туземцам, без чего невозможно обойтись в Азии, закуплено было в Петербурге на 1400 рублей несколько охотничьих ружей, револьверов, игральных машинок, карманных часов, складных нейзильберных зеркалец, ножей, ножниц, бритв, бус, ожерелий и гармоний; сверх того иголки, магний, сусальное золото, несколько магнитов, кусок плису, стереоскоп, калейдоскоп, две маленькие электрические батареи и, наконец, телефон. Последний, впрочем, не производил впечатления, так как требовал для своей оценки достаточного умственного развития. За то электрическая батарея и раскрашенные карточки актрис (да простят они мне это) везде производили чарующее впечатление на туземцев Монголии и Тибета.

Наконец, чтобы довершить перечисление нашего экспедиционного багажа, скажу, что в нем находилось еще десять пудов купленного в Семипалатинске китайского серебра, в больших (около 4,5 фунтов) и маленьких слитках, так называемых ямбах, и мелконарубленных кусочках. Серебро это, принимаемое на вес, заменяет собою ценную монету на всем обширном пространстве Китайской империи. Здесь единицею монетного веса служит, как известно, лан, ценою равняющийся, средним числом, двум нашим металлическим рублям, а по весу заключающий в себе 8,7 золотников серебра. Впрочем, вес лана бывает троякий: казенный, рыночный и малый. Десятая часть лана называется цян, а десятая часть цяна - фын. Мелкая монета, так называемая чжосы или чохи состоит из сплава чугуна с цинком и имеет бесконечно различные счет и курс. Средним числом таких монет, величиною с нашу прежнюю копейку, только с квадратным отверстием для нанизывания на нитки, приходится около тысячи на наш металлический рубль. В Пекине и в других больших городах существуют в обращении бумажки, выпускаемые солидными торговыми домами; только эти бумажки не принимаются вне городских стен.

Укладка багажа экспедиции

Как ни старались мы ограничиться в своих запасах только самым необходимым и притом в умеренном количестве, все-таки багаж наш с укупоркою весил около двухсот пудов. Распределено было все это на сорок шесть вьюков, которыми предназначалось завьючить двадцать три верблюда. Сортировка вьюков и их упаковка произведены были самым тщательным образом - от этого очень много зависит как благополучное сохранение самых вещей, так и вьючных животных.

Наиболее подверженные порче вещи размещены были в двенадцати больших и средней величины деревянных ящиков, большая часть которых, сверх того, наполнялась ватою и паклею для набивки чучел птиц, укладывавшихся в те же самые ящики. Две пары из них определены были под растения; еще в одной паре, всегда вносившейся в нашу палатку или юрту, сохранялись дневники, инструменты, походная аптека и такие вещи, которые необходимо было всегда иметь под рукою.

Кожаные сумы, числом восемь, вмещали в себе белье, платье, обувь, дробь, серебро и пр., - словом, те предметы, которые не требовали тщательной укладки и не портились от случайных ударов. Наконец патронные ящики и мешки с продовольствием дополняли собою ту кладь, которая ежедневно возлагалась на спины наших верблюдов.

Экспедиционные животные

Понятно, что от качества этих последних много зависел самый успех путешествия, тем более при крайней затруднительности, даже почти невозможности   достать  вьючных животных   по нашему пути через Чжунгарию и в Хамийской пустыне. Да и ни на каких других животных, кроме верблюдов, нельзя пройти по этим местностям, нередко представляющим на многие сотни верст бесплодную пустыню. В этой-то пустыне, на своей родине, верблюд действительно составляет для путешественника самую надежную движущую силу, пожалуй даже более удобную, нежели сила любой машины. Для последней необходима вода и топливо, не говоря уже о других приспособлениях. Верблюд же разыщет себе корм в самой бесплодной местности и обойдется без воды в течение нескольких суток. Умейте только обращаться с этим животным, и оно, не требуя почти ничего, перенесет благополучно и вас, и ваши вьюки через сыпучие пески, бесплодные солончаки и галечные равнины - словом, через самые дикие места пустыни. (Подробно о верблюде см. «Монголия и страна Тангутов». Т. I, стр. 85-92).

Необходимость добыть не только хороших, но даже отличных верблюдов доставила нам немало хлопот. Только благодаря содействию военного губернатора Семипалатинской области генерала А. П. Проценко и начальника его штаба полковника В.Ф. Ильинского, мы купили у Зайсанских киргизов 35 превосходных верблюдов. Из них 23 предназначались под вьюки, 8-  под верх казакам; остальные 4 шли как запасные. Сверх того, при экспедиции состояло 5 верховых лошадей: для меня, моих помощников офицеров, препаратора и переводчика.

Важность вооружения экспедиции

В продолжение более трех недель, проведенных в Зайсане, мы каждый день занимали казаков практическою стрельбою из берданок и револьверов. Уменье хорошо стрелять стояло вопросом первостепенной важности - это была гарантия нашей безопасности в глубине азиатских пустынь, наилучший из всех китайских паспортов. Не будь мы отлично вооружены, мы никогда не проникли бы ни внутрь Тибета, ни на верховья Желтой реки. Мы не могли бы, как - то нередко случалось во время настоящего путешествия, идти напролом, не спрашивая позволения, или лучше сказать, не слушая китайских стращаний и запрещений. И если бы наша маленькая кучка не уподоблялась ощетинившемуся ежу, который может наколоть лапы и большому зверю, то китайцы нашли бы тысячи случаев затормозить наш путь, или, быть может, даже истребить нас подкупленными разбойниками. Из опыта многолетних путешествий в Центральной   Азии  мною   вынесено то практическое убеждение,  что   путешественнику в этих диких странах, среди здешнего дикого населения, равно необходимы для успеха дела деньги в кармане и оружие в руках, с умелым приложением к тому и другому повелительного обращения с туземцами.

Предположительный маршрут экспедиции

Как выше сказано, более трех недель пробыли мы в Зайсанком посту, снаряжаясь в предстоящий путь. Правда, сборы наши окончились скорее, но выступлению мешала поздняя весна, наступавшая в этом году особенно лениво. В степи Зайсанской, вообще обильной снегом, в зиму 1879-80 г. этого снега выпало более против обыкновенного, так что до половины марта не показывались даже проталины. Наконец потеплело, снег быстро начал таять, и мы могли двинуться в путь. Последний избран был нами мимо оз. Улюнгура через город Булун-тохай и вверх по р. Урунгу, а отсюда прямо на гг. Баркуль и Хами. Следуя этим направлением,  мы выгадывали себе несколько сот верст движения вдоль реки; затем проходили по неизвестной местности между Алтаем и Тянь-Шанем, наконец избавлялись от необходимости следовать  между Гученом и Баркулем, по довольно густому, вдоль Тянь-Шаня, китайскому населению и по линии расположения китайских войск, где весьма легко могли встретить самые неприятные случайности со стороны грубых и недисциплинированных китайских солдат.

Проводником на первое время взят был нами киргиз Зайсанского приставства Мирзаш Алдиаров, тот самый, который осенью 1877 года водил нас из Кульджи в Гучен. Мирзаш отлично знал прилежащую к нашей границе западную часть Чжунгарии, где много лет занимался барантою, т. е. воровством лошадей. Как известно, подобный промысел нисколько не презирается у киргизов; наоборот, искусный барантач считается удальцом, заслуживающим удивления и похвалы. Мирзаш своими подвигами снискал себе даже почетное прозвище  батырь, т. е. богатырь. Этот богатырь сам сознавался нам, что в продолжение своей жизни (ему тогда было 53 года) украл более тысячи лошадей; неоднократно бывал в самом трудном положении, но обыкновенно выпутывался из беды. Впрочем, большой шрам на лбу, нанесенный топором хозяина украденной лошади, ясно свидетельствовал, что не всегда благополучно проходили нашему герою его воровские похождения. Как проводник Мирзаш был очень полезен; только необходимо было его держать, как говорится, в ежовых рукавицах.

Выступление экспедиции из Зайсана

На восходе солнца 21-го марта (по старому стилю) караван наш был готов к выступлению. Длинною вереницею вытянулись завьюченные верблюды, привязанные один к другому и разделенные для удобства движения на три эшелона. Казаки восседали также на верблюдах. Остальные члены экспедиции ехали верхом на лошадях. Каждый эшелон сопровождался двумя казаками, из которых один вел передового верблюда, другой же подгонял самого заднего. Впереди всего каравана ехал я с прапорщиком Эклоном, проводником и иногда одним из казаков. Прапорщик Роборовский следовал в арьергарде, где также находился переводчик Абдул-Юсупов, препаратор Коломейцов и остальные казаки. Здесь же, под присмотром казака, то шагом, то рысью, не забывая притом о покормке, двигалось небольшое стадо баранов, предназначенных для еды. Наконец, волонтерами из Зайсана с нами отправились несколько собак, из которых, впрочем, впоследствии оставлено было только две; одна из них выходила всю экспедицию.

Выстроившись по дороге, караван остановился. Я объехал его и велел двигаться.  Началось путешествие…        

Мысли у порога пустыни

Итак, мне опять пришлось идти в глубь азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебною для цивилизованной жизни. Но кочевник свободно обитает в этих местах и не страшится пустыни; наоборот - она его кормилица и защитница. И, по всему вероятию, люди живут здесь с незапамятных времен, так как пастушеская жизнь, не требующая особого   напряжения ни физических, ни умственных сил,  конечно, была всего пригоднее для младенчествующего человечества. Притом же, в зависимости от постоянного однообразия физических условий, быт номадов, конечно, не изменился со времен глубочайшей древности. Как теперь, так и тогда, войлочная юрта служила жилищем; молоко и мясо стад  - пищею; так же любил прежний номад ездить верхом; так же был ленив, как и в настоящее время. Сменялись народы пустыни, вытесняя один другого; сменялась их религия, переходя от фетишизма и шаманства к буддизму, но самый быт кочевников оставался неизменяемым. Консерватизм Азии достигнул здесь своего апогея!

Наш бивуак