Путешествия по Дальневосточному краю

Путешествия по Дальневосточному краю

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

 

Географический очерк Японской империи

Японская империя расположена между экватором, ставшим ее границей со времени Версальского договора, на юге, и (приблизительно) широтою Северной Франции, Киева, Харькова и Благовещенска — на севере. Крайний восток ее — Маршалловы острова — находятся близко от середины Тихого океана, крайний же запад, — Ляодунский полуостров, — на меридиане границы Забайкалья и Амурской губернии. Таким образом, в широтном и в меридиональном направлении расстояния, отделяющие крайние точки, огромны. Но площадь этой островной империи сравнительно мала: она немного больше площади Франции (без французских колоний).

Коренные владения империи расположены по соседству с Сибирью и с Кореей, через которую китайское влияние уже в начале нашей эры проникло в Японию. От самого Китая Япония отделена «Восточным морем» (Дунхай), достаточно широким, чтобы служить серьезной преградой для сношений в ранний период японской истории. Расстояние Японии от Малакского пролива, где раньше всего укрепились проникшие до Тихого океана португальцы, велико. Это сыграло известную роль в период «первоначального колониального накопления». По отношению к С. А. Ш. Япония расположена так, что и до сих пор ее портов редко минуют суда, направляющиеся из Америки на Дальний Восток и с Дальнего Востока в Америку. Это обстоятельство имело большое значение для судеб Японии: заинтересованные в торговле с Китаем и нуждающиеся в попутных портах американцы заставили Японию в 1854 г. отказаться от ее прежней изолированности, что послужило тем толчком, который ускорил японскую революцию, покончившую с феодализмом.

Для понимания внешней и внутренней политики современной Японии важно знать, что японские имперские владения своими составными частями отгораживают от океанского простора, как большую часть советских дальневосточных земель, так и почти весь Китай; затем, — что менее важные новые составные части империи расположены как раз на линии тех колониальных владений С. А. С. Ш., которые длинной цепью связывают Сан-Франциско с Восточной Азией (Гаваи, Уэк, Гуам, Филиппины), что, при нынешней технике сообщений, Китай стал очень близким к Японии и, наконец, что юго-западная часть японских владений вплотную подходит к тем многочисленным островным и полуостровным землям, которые разбросаны между Тихим и Индийским океанами и которые, весьма вероятно, превратятся рано или поздно в один из главных объектов империалистических раздоров. С американскими владениями территория Японии соседит на крайнем севере (Алеутские острова), и на юге, и на востоке. Близки от нее и мандатные владения Великобритании, отграничиваемые от японских экватором, а также владения Франции и Голландии.

Составные части империи. Их величина, население и положение.

Обычно владения Японии делят на 4 основных группы земель, о площади которых и об относительной ко всей империи, без мандатных островов и без Квантуна, величине Никаидо, имеются следующие данные:

Собственно Япония - 328,415 кв.км

Корея (офиц. Цйосен) - 217,826 кв.км

Формоза (Тайван и Пескадоры) - 35,969 кв.км

Южн.Сахалин (карафуто) - 34,069 кв.км

Вся империя (без Квантуна и мандатных владений - 670,279 кв.км

Для уяснения значения этих данных полезно ознакомиться с величинами площадей других стран. Мы убедимся, что и сама Япония и ее колониальная империя очень невелики. О сравнении последней с Великобританией, Францией, довоенной Германией, Бельгией, Голландией и Италией не может быть и речи. Достаточно сказать, что европейская Франция, которая является очень небольшой частью всех французских владений, имеет без Эльзаса и Лотарингии 536 тысяч кв. километров. Меньше, чем у Японии, колониальные владения Испании и Норвегии (Шпицберген). Но колониальные владения Соединенных Штатов, если считать за колонию и Аляску, больше, чем у Японии. Нужно, однако, иметь в виду, что Южная Маньчжурия, формально часть Китая, является фактически владением Японии в такой же степени, как, например, «независимый» Египет является собственностью Британии.

Что касается размеров мандатных островов (Марианских, Маршалловых и Каролинских), то, несмотря на огромность занятой ими части океана (до 4000 с лишним верст по широте и до 2000 верст по долготе), их общая площадь едва превышает 2,5 тысячи квадратных километров. Крупнейший из островов этих групп остров Гуам (597 кв. км) принадлежит, в виде единственного исключения, С. A. Ш., из японских же островов самый крупный имеет 450 кв. км, следующий по величине 347, а из остальных только семь имеют площадь больше 100 кв. км. Японское население мандатных островов, по газетным сведениям, около 3% тысяч человек. Остальные — микронезейцы и немногочисленные корейцы и иностранцы. Американский Гуам и японский Яп являются важными узлами тихоокеанских кабелей.

Детализируй и дополняя приведенные выше данные, следует прибавить к списку составных частей империи приобретенные ею, во второй половине XIX века, острова Рюкю, вытянутые между собственно Японией и Формозой, острова Цисима или Курильские, идущие от Хоккайдо до южной оконечности Камчатки и острова Огасавара или Бонинские, тянущиеся от Токио до мандатных владений.

Если не принимать во внимание так называемых сфер влияния и интересов, то этим и исчерпывается список земель, подвластных Японии.

В пределах собственно Японии коренными землями японского племени являются Кюсю, Сикоку и большая часть главного острова, север которого был японизирован окончательно уже в исторические времена. Остров Хоккайдо, на котором сходятся две основных линии северных владений, — Курильских островов и Сахалина, — отличается от других частей собственно Японии многими чертами. Климат там значительно суровее, густота населения меньше, колонизация его была значительно недавней, управление им несколько отличается от существующего в более южных землях, характер земледелия там иной, и, наконец, среди постоянных жителей его имеются, помимо японцев, и инородцы — около 3 тысяч айно. В коренных владениях Японии не-японцев насчитывается всего около 200 тысяч, при этом почти исключительно временные «гости». Корейцы преобладают среди них.

По этнической однородности населения собственно Япония представляет собою почти идеальную страну. Другой пример подобрать было бы очень не легко, ----- в Европе, например, даже невозможно. В колониях японцы имеют численное преобладание только на Сахалине; в Корее же в 1922 г. их было только около 368 тысяч против 17 085 тысяч корейцев, а на Формозе в 1919 году на 153 тысячи японцев приходилось 3 454 тысячи туземных китайцев и 85 тысяч туземцев-аборигенов. Кроме того, там жило около 20 тысяч китайцев из Китая (точнее: из провинции Гуандун, т.е. Кантонской и Фуцзянь. Обе эти провинции находятся на юге Китая).

Острова Огасавара и Курильские имеют ничтожное постоянное население. Что же касается островов Рюкю, административно входящих в состав собственно Японии, то полумиллионное население их является хотя и не японским, но, по-видимому, близким к нему, по происхождению и, несомненно, близким по языку.

В Квантунском генерал-губернаторстве китайцев свыше полумиллиона, японцев же, включая и население железнодорожной зоны Ю.-М. ж. д., было в 1919 г. около 128 тыс. человек.

Характерные черты географической карты Японской империи и природы отдельных частей империи

Если не принимать в расчет мелких островков групп Огасавара и трех мандатных групп, то карта Японии представится в следующем виде:

Вдоль глубочайшего в мире гигантского «рва», где лот в 9933,5 метра длиною не достиг (в 1925 г.) в одном месте дна, вдоль пучины Тускарора и отделенной от нее гребнем островов Огасавара филиппинской пучины, — тянутся   с   северо-востока   на юго-запад островные владения Японии. Они представляются в виде трех громадных дуг, встречающихся своими концами и пересекаемых у одного стыка четвертой дугой -  сахалинской, а у другого стыка — пятой дугой — корейской. Все эти дуги имеют, приблизительно, одинаковую длину (это деление вполне произвольно, научного в нем нет ничего. Оно дается лишь как мнемоническое правило для запоминания основных линий).

Северная дуга — курильская и сахалинская, замыкает Охотское море. Друг с другом они пересекаются в Хоккайдо. Следующая дуга, сплошь надводная, — основное тело Японии. Она прикрывает Японское море, лишая нас вполне свободного выхода в океан. Вместе с Южным Сахалином и Кореей она составляет тот барьер, который давал японским империалистам основание мечтать о превращении Японского моря в «собственное» внутреннее море Японии. Следующая дуга, Кюсю — Рюкю — Формоза, прикрывает со стороны океана Восточное Китайское море. Она состоит в большей части своего протяжения из неблизких друг к другу островов, но все же это достаточно прочная опора дли владеющего крупным флотом государства, чтобы оно имело право надеяться на свои стратегические преимущества в войне за Китай с заокеанской державой.

Следующая дуга, Формоза — Филиппины — Борнео — Сингапур, уже не входит в состав Японской империи. Это — владения Соединенных Штатов и Великобритании (и на небольшом пространстве Голландии). Она замыкает Южно-Китайское море, единственное море Китая, не отгороженное на большом пространстве японскими владениями.

Две северные дуги, Хоккайдо и небольшой кусочек главного острова, помещаются почти целиком в полосе между 40 и 50 градусами северной широты, т.е. в той самой полосе, в которой размещены наша Южная Украина, Крым и Кавказ, а в Западной Европе Италия. Но в этой части света слишком сильно дают себя чувствовать холодные ветры с материка, и там, где, по аналогии с Западом, мы могли бы ожидать сходства с побережьем Средиземного моря, часто господствуют жестокие холода, а в лесах растут деревья севера. Это — область рыболовства и других морских промыслов. Земледелие хорошо развито только на Хоккайдо, но даже туда японский переселенец идет очень неохотно, говорят, он боится «холода». И это на широте Рима, Грузии, Ташкента (а также Южно-Уссурийского края, тоже несравненно более холодного, чем соответствующие по широте местности Запада).

Между 40 и 30 градусами северной широты, в полосе Малой Азии, Сев. Египта и Месопотамии, расположена вся остальная часть собственно Японии и почти вся Корея. Дыхание сурового материка сказывается, однако же, и здесь. Например, в Токио средняя температура января оказывается столь же низкой, как и в Лондоне, который расположен севернее не только всей собственно Японии, но и севернее советско-японской границы на Сахалине, - севернее всей Японской империи вообще. Это - область в высокой степени развитой рисовой культуры, шелководства, густого населения и быстрого хозяйственного развития. Середина ее 34°—36° северной широты — средоточие японской промышленности (Осака, Нагоя, Токио) и торговли. Здесь находятся имеющие мировое значение порты Иокохама и Кобе. Между 30 и 20 градусами с. ш. расположены острова Рюкю и Формоза. Середина последней пересечена тропиком Рака. Рюкю и Формоза — единственные части Японской империи, где характер подтропической природы не нарушается северными элементами. Формоза является для Японии источником не только риса, но и таких южных продуктов, как камфара, являющаяся теперь фактическим монопольным товаром Японии, и тростниковый сахар, добываемый там, впрочем, не столько благодаря благоприятным природным условиям, сколько из-за политики японского правительства, которое в ущерб внутреннему потребителю поддерживает формозских плантаторов против явской, кубинской, гавайской и иной конкуренции.

Формозой заканчивается цепь земель, формально входящих в состав империи (мандатными землями она не «владеет», а лишь «опекает их в интересах цивилизования туземцев»). Южный выступ ее расположена на 21°—45° с. ш. (северная оконечность Японии на 50°—56° с. ш.). Между Формозой и провинцией Фуцзянь в Китае расположены принадлежащие Японии Пескадорские острова. Они замыкают вход в Ю.-Китайское море с севера.

Назовем попутно близкие острова земли и отдельные пункты, которые хотя и не принадлежат Японии, но все же имеют для нее огромное значение, экономическое или политическое.

У выхода из Южно-Китайского моря в Индийский океан расположен британский Сингапур. На том же море находятся в Китае Кантон и отнятый у Китая, теперь британский Гонконг (порт и крепость). На западном побережье Южно-Китайского моря расположены обширные французские колонии, на востоке — американские Филиппины. Здесь же вблизи раскинулась огромная слабо заселенная (за исключением до отказа перенаселенных Явы, Мадуры, где на площади, равной английской, живет 36 млн. человек) Нидерландская Индия. Обилие всевозможных природных богатств этой области, в частности нефти, избыток во Французском Индокитае, и отчасти в Сиаме, риса, который Япония ввозит отсюда и из британской Бирмы, — все это, и многое другое, создало в Японии стремление к овладению этими землями. Сторонниками южного расширения являются, главным образом, моряки. Формоза в течение долгого времени находилась под управлением военных.

Мандатные острова расположены гораздо восточнее. Их «южной границей» (на воде) является 0°, т.е. экватор. К югу от них расположены восточные части Нидерландской Индии и островные владения Великобритании (частью имперские, частью австралийские). По Версальскому договору ни Британия, ни Япония не имеют права укреплять эти свои «подопечные» владения и обязуются предоставлять там иностранцам такие же экономические преимущества, как и своим собственным гражданам. Продуктами этих тропических, хотя и не слишком жарких, благодаря океану, земель являются фосфаты, копра, рыба, кокосы и другие, характерные для тихоокеанских островов товары. Большого значения они ни экономически, ни стратегически, ни культурно, до настоящего времени для Японии не имели и вряд ли в ближайшем будущем могут иметь. Некоторые из этих островов интересны остатками циклопических сооружений, происхождение которых не выяснено.

Из материковых владений империи Корея является ее «неотделимой частью», Квантун — арендованной областью, а Южная Маньчжурия — «сферой влияния». В пределы японской сферы влияния относят часто и провинцию Фуцзянь, расположенную на побережье против Формозы, но там японское влияние гораздо меньше заметно, чем в Маньчжурии. Говоря о Маньчжурии, нужно иметь в виду также ту область, которая, не являясь формально ее составной частью, хозяйственно крепко с ней связана и, в силу этого, также оказывается в качестве японской полуколонии. Это — так называемая Восточная Внутренняя Монголия (между Хинганом и Маньчжурией). Таким образом, границей японского влияния в этой части Азии является не условная граница между Маньчжурией и Монголией, а хребет Хинган, отделяющий Восточную Внутреннюю Монголию от Халхи. Приобретение японцами права постройки железной дороги Таонаньфу—Цицикар, параллельной Хингану и Ю.-М. ж. д., усиливает японское влияние в этой части Монголии.

Материковые владения и сферы влияния Японии удерживаются ею при помощи той сети железных дорог, которая дает ей возможность дешево выкачивать оттуда сырье и дорого продавать там свои фабрикаты, ставя всевозможные рогатки иностранным конкурентам. Эта сеть состоит из следующих железных дорог: дороги Фузан — Сеул — Синыйчжо — Аньдун — Мукден, дороги Ю.-Маньчжурской, т.е. линии, начинающейся в Дайрене (в Квантуне) и через Мукден идущей до Чаньчуня, до соединения с южной веткой К. В. ж. д., и подъездных железных дорог, из которых наиболее важны линия Чаньчунь — Гирин, линия Сыпингай — Таонань (от Ю.-М. ж. д. в направлении Монголии), дороги от Сеула до Гензана и далее до Хамхына и линия Чаньчунь — Гирин. Кроме того, нужно упомянуть об отдельной (пока) линии Чхйончжин — Хайрен в северном углу Кореи. Предполагается в близком будущем закончить давно уже намеченный участок от Хамхына до Чхйончжина и провести линию от Хайрена до Гирина и от Гирина до Мукдена. Когда это будет сделано, Корея окажется связанной с Маньчжурией уже не одной, а двумя магистралями, при чем северная магистраль свяжет с Японией и Северную Маньчжурию.

Материковые владения и сферы влияния важны для Японии, как обеспеченные тыловые районы снабжения, как источники сырья в мировое время, как рынки сбыта продуктов японской промышленности и кустарничества. Но Корейско-Маньчжурская область, как рынок сбыта для Японии, уступает и Северной Америке и Китаю без Маньчжурии. Ее можно поставить в этом отношении наряду с британской Индией. Корея помимо прочего является поставщицей части необходимого для Японии риса и металлов. Маньчжурия дает много разных продуктов, в том числе бобы, которые она производит больше, чем любая иная страна. Заинтересованными в эксплуатации этих областей являются, главным образом, крупные фирмы монопольного типа, тесно связанные с властью. Как места для переселения избыточного крестьянского населения собственно Японии, они имеют пока очень малое значение — не  большее,  чем имел Туркестан для Европейской России.

Взаимоотношения составных частей Японской империи.

Международная роль Японии

Таким образом, Японская империя, в отличие от империй, созданных Великобританией, Францией, обладающими колоссальными пространствами в пределах метрополии С. Ш. А. и т. д., является очень небольшой по размерам. Она окажется небольшой даже в том случае, если мы включим в ее состав и большую часть Маньчжурии и Внутренней Монголии. С другой стороны, та небольшая внешняя территория, которая формально подчинена Японии, имеет население только раза в три меньше, чем вся колоссальная колониальная империя французского капитала. По интенсивности использования колоний, Япония тоже обогнала ту же Францию, большая часть колоний которой, и как источник сырья, и как рынок сбыта, и как место размещения капитала, играют ничтожную роль (исключение составляют Алжир, Тунис, Марокко, старые островные владения и отчасти Индокитай).

Несмотря, однако, на большую интенсивность эксплуатации японских колоний, все они, вместе взятые, не обеспечивают и, вероятно, никогда не будут обеспечивать свою метрополию ни аграрным сырьем, ни продуктами горной промышленности, ни пищевыми продуктами. Как рынки сбыта, они тоже недостаточно емки. Отсюда стремление к дальнейшему расширению, объектом которого уже издавна является Китай, а в мечтах и Австралия. В связи с этим японское управление в колониях имеет ярко выраженный военно-оккупационный характер, который не может быть скрыт попытками внешне «огражданить» его. Ни о каких шагах в духе колониального либерализма (введение частичного самоуправления) нет пока и речи. Опору для своей власти в колониях капитал ищет не в тех или иных  слоях туземной буржуазии, как это наблюдается в британских колониях, а в переселенных в колонии японских полицейских, привилегированных в том или ином отношении рабочих, в кулаках, шпиках, мелких служащих и даже проститутках. Неравноправие японцев и не-японцев подчеркивается и фиксируется в законах. В этом отношении японцы придерживаются той же практики, что и французы, они гораздо более реакционны, чем даже царская Россия. Равноправием в Японии пользуются только малочисленные жители Рюкю и инородцы Хоккайдо.

Уже это одно заставляет рассматривать собственно Японию отдельно от Кореи и Формозы.

В заключение следует отметить, что, несмотря на то, что развитие   производительных сил Японии слабее, чем, скажем, в ныне развалившейся Австро-Венгрии, она все же имеет колоссальное значение в международной политике. Это   обусловлено   ее исключительным географическим положением. От Европы   она отделена   громадным   пространством слабо заселенной Сибири, от С. А. Ш. и Канады — океаном, который даже самые быстрые пассажирские пароходы пересекают лишь в 10 дней, но от Китая находится настолько близко, что не считаться с ее голосом в принимающих столь крупное значение китайских делах — невозможно. Это тем более невозможно, что, как уже сказано, Япония своими владениями блокирует подступы к Китаю со    стороны океана.

 В силу всего, что здесь сказано, внешняя политика заметно отражается и на ведении внутренней   политики Японии.

Географический очерк собственно Японии

Если изображение на карте Италии напоминает сапог, а Европа в целом даму, то очертание Японии, при наличии некоторой фантазии, можно подогнать под изображение приподнявшего хвост и устремившегося к добыче древнего ящера, ихтиозавра. Роль добычи выполняет в данном случае остров Кюсю, расположенный на крайнем юге, а роль хвоста «ихтиозавра» — северный остров Хоккайдо, ближайший сосед Сахалина; нижнюю челюсть чудовища изображает остров Сикоку, а верхнюю часть — та часть главного острова Хонсю, которая называется Цигокуцихо.

Там, где полагается быть шее, находится одно из самых узких мест Японии. (те, кто не увидят в очертаниях Японии „ихтиозавра", отыщут это место, просто проследя. где находится 138 меридиан). Если вы взглянете на карту, увидите здесь, ближе к Японскому морю, чем к Тихому океану, довольно большое озеро. Это — знаменитое своими красотами, связанное со многими историческими воспоминаниями озеро Бива. Оно послужит нам в ориентировке по карте Японии.

Древняя столица Японии Киото (765 тыс. жителей в 1925 г.) или как ее некогда называли, Хейан, расположена в ближайшем соседстве от озера, у его южной оконечности. «Японский Манчестер» — Осака в 1920 г. без пригородов имела 1,25 млн. жителей, но с включенными теперь в него пригородами Осака превратилась в самый большой город Азии, Африки и Австралии. Осака имеет теперь 2 107 тыс. жителей. Она лежит на море, всего в нескольких верстах от Киото. Кобе (642 т. ж.) тоже находится в расстоянии 5—6 часов ходьбы от Киото и от Осака. Восточнее Бива вы найдете город Нагоя (430 тыс. жителей в 1920 г.); а к северу от Бива, приглядевшись попристальнее, найдете небольшой порт Цуруга, интересный для нас тем, что через него идет наша связь с Японией.

Этот район коренная область расселения японцев; здесь был их политический центр (вернее, сменявшие один другой центры) в тот ранний период, к которому относятся первые проблески достоверной японской истории, здесь было средоточие торговли с Китаем, здесь было самое густое население, здесь же, наконец, находилась та провинция, именем которой и по сей день называют порой всю Японию. Это — Ямато, которая занимала место нынешней губернии Вакаяма, что лежит на широком полуострове к юго-востоку от Осака. В настоящее время этот район является наиболее промышленным и торговым уголком Японии.

Следя вдоль тихоокеанского берега от Нагоя к северо-востоку, вы без труда отыщете город Сидзуока (74 тыс. жит.), важнейший центр производства чая, а затем прославленную японскими поэтами и художниками гору Фудзи-сан (или, как ее называют не-японцы, Фудзи-яма, что для японского уха звучит очень вульгарно, ибо японец предпочитает так называемое «китайское» чтение иероглифа, своему родному японскому).

Небольшой полуостров, находящийся южнее Фудзи-сан, Идзу, заслуживает быть отмеченным. Этот полуостров является концом той горной гряды, которая в течение многих веков служила естественным рубежом между японскими «Западом» и «Востоком», между областью первоначального заселения и теми позднее заселенными землями, где с XII века развилось так называемое военное правительство (бакуфу), точнее «полаточное». Находящийся здесь Хаконеский проход, место прогулок туристов теперь, был когда-то стратегическим ключом для всего востока — всего Канто, который и посейчас, в отличие от Киотоского района (Кан-сай), называют Токиосский район.

Побережье к востоку от Идзу — второй, особенно важный район Японии. Здесь находится столица империи, Токио (2 173 тыс. жит. в 1925 г.), совсем недалекий от нее, всего в получасе езды, торговый порт Йокохама (423 тыс. жит. в 1920 г., 407 т. жит. в 1925 г.), военный порт Иокосука (90 тыс. жит.), кроме того, древняя столица сйогунов (глав одной из «военных империй») Камакура и множество других дачных мест, обслуживающих жителей столицы и проживающих в Йокохаме иностранцев.

Это — второй по значению промышленный район Японии.

Восточнее его берег круто меняет направление и идет почти прямо к северу, из более или менее крупных городов вы найдете здесь, на 38° широты, только Сендай (119 тыс. жителей в 1920 г.), где имеется недавно основанный Северо-Восточный университет. Губернии этой части главного острова уже сравнительно не густо заселены и земледелие в них является, несомненно, преобладающим занятием в большей степени, чем в центральных местностях. Климат здесь суровее, лесов больше, но вы уже не встретите среди них столь обычную к югу от Токио пальму.

Южнее 42 параллели главный остров обрывается, а за нешироким Цугараским проливом лежит уже та часть японской территории, которая еще сравнительно совсем недавно, всего лет 75—100 тому назад, имела очень небольшое японское население. Это остров Хоккайдо или, как его прежде называли, Едзо, бывшие владения слабого феодала, дай-мио Мацумае.

По своему климату, растительности, строению поверхности и по наличию вымирающего племени айно, по внешности напоминающего европейца, Хоккайдо во многом отличается от коренных японских земель. Здесь зимние морозы — обычное явление, среди здешних деревьев много представителей севера, здесь есть спокойные многоводные реки, широкие долины, большие сельскохозяйственные фермы и есть, наконец, совсем мало заселенные местности. Хоккайдо — это уже отчасти переход к Сибири.

В последние годы Хоккайдо развивается сравнительно быстро; так, добывание угля приняло на нем довольно крупные размеры, много добывается рыбы, растет и земледелие. Появились и большие города. Среди них самый значительный Хакодате (145 тыс. жит.), обычная станция для пароходов, идущих из Владивостока на Камчатку; затем Отару (108 тыс. жит.), расположенный на 43° широты, в углу, образуемом западным берегом, и Саппоро (103 тыс. жит.) в середине. Кроме того, следует упомянуть о г. Муроран (56 т. ж.), где имеется большой металлургический завод (за отсутствием у нас данных 1925 г., население указано и здесь и ниже на основании данных 1920 года).

Возвратимся к главному острову — его побережью, обращенному к Японскому морю. По своему климату оно холоднее тихоокеанского, но эта разница в климате чувствительна для японцев лишь потому, что они живут не в домах, в нашем понимании этого слова, а в чем-то весьма легковесном, напоминающем больше наши бараки или даже беседки. Температура в них обычно лишь на один градус отличается от наружной. Больше неудобств, чем «холода», доставляет здешним японцам выпадение глубоких снегов. Из важных пунктов этого побережья отметим порт Ниигата (92 т. жителей), на 36 параллели, против острова Садо и Канадзава (129 тыс. жит.), расположенный южнее рогообразного полуострова Иото, Канадзава - один из центров шелкового производства. Район к северу от Ниигата имеет небольшие запасы нефти не удовлетворяющие, однако, потребностей Японии.

Область, лежащая западнее Киото, принадлежит к числу густо населенных и имеющих значительное число крупных городов, из которых следует упомянуть Окаяма (94 тыс. жит.) и Хиросима (160 тыс. жителей). В первом из них (на 134° в. д.) развита промышленность и имеется довольно много рабочих. Близ второго, важного торгового пункта находится город Куре (130 тыс. жит.), где есть верфи, портовые сооружения и, следовательно, много рабочих. Хиросима и Куре находятся близ «зуба» верхней челюсти.

Юго-западная оконечность главного острова называлась прежде провинцией Нагато или Циосю, это было основным владением того княжества, которое сыграло огромную роль в период реформ. Важнейший город этой местности Симоносеки (72 т. ж.) расположен как раз на «носу ихтиозавра». Существует проект провести большой тоннель под дном пролива, отделяющего в этом месте главный остров от Кюсю и город Симоносеки от его соседа Модзи (72 т. ж.), но этот проект за неимением средств пока отложен.

Та часть водной поверхности, которая заключена между западной частью главного острова и Сикоку, называется японским Срединным (Средиземным) морем. Многие путешественники приходили в восторг от красоты его берегов.

На Сикоку в нашем очерке, более чем кратком, останавливаться не стоит, но что касается Кюсю, то этот остров заслуживает большого внимания.

Восточная часть Кюсю сравнительно слабо заселена и не слишком богата путями сообщения. Но западная часть диаметрально противоположна ей не только в смысле географического положения. Это — район, богатый углем, запасы которого превышают все остальные запасы Японии, вместе взятые. Сосредоточены они близ Модзи и Фукуока (95 т. ж.). Здесь же находится тот город, где стоит большой сталелитейный казенный завод, дающий около половины всей стальной продукции Японии. Этот город — Явата (100 т. ж.).

В крайнем западном углу острова находится военный порт Сасебо (87 т. ж.) и коммерческий — Нагасаки (176 т. ж.), Нагасаки давно уже уступил торговое первенство не только Йокохама и Кобе, но и близкому от него Модзи, а когда-то это было единственное окно в Европу и вообще во внешний мир. Зато Нагасаки имеет великолепно оборудованный кораблестроительный завод Мицубиси. Это крупнейший завод вне Европы и С. А. Ш. Кагосима (102 т. ж.) и Кумато (70 т. ж.) — два другие города Кюсю, заслуживающие внимания.

Крайняя южная оконечность Кюсю в феодальные времена принадлежала даймио (феодальному владельцу) Симадзу. Это та провинция Сацума, о которой до сих пор постоянно говорят, как о родине членов одного из двух играющих наибольшую роль в политике Японии кланов.

Кроме перечисленных земель, к собственно Японии относят два острова Цусима, находящиеся на пути в Корею (около них погибла в 1905 году эскадра Рождественского), острова Огасовара (или Бонинские), вытянувшиеся от Токио к экватору, и ряд других. Один из них — о-в Мацусима (или Дагелет) — находится в Японском море, довольно далеко от Хонсю; с пароходов, идущих из Владивостока в Шанхай, его окутанные легким туманом скалы, сосны и обрывы видны довольно отчетливо. Это один из красивейших уголков не одной только Японии.

Курильские острова, по-японски Цусима, административно тоже входят в состав метрополии. Острова Рюкю — тоже.

Из не упоминавшихся здесь городов имеется всего два, население которых 1-го октября 1920 г. превышало 80 тысяч. Это Сакаи и Вакаяма, оба соседа Осака. О первом из них, как о единственном в феодальной Японии вольном городе, говорится в историческом обзоре. Теперь это текстильный центр. Остальные не названные города имели в 1920 году (новая перепись произведена 1 октября 1925 года; результаты ее еще не выяснены) меньше, чем по 70 тыс. жителей. О некоторых следует все же упомянуть, так как они часто фигурируют либо в связи с рабочим движением, либо интересны в связи с чем-нибудь иным. Перечислим их в порядке убывания численности их населения.

Гифу— главный город одноименной губернии, в которой движение эксплуатируемых арендаторов пахотных земель уже в начале 1920-х годов приняло сильные размеры. Город расположен недалеко от Киото и от Гагоя.

Фукуи — один из центров шелководства и обработки шелка. Он находится между Канадзака и Цуруга, т.е. близ побережья Японского моря.

Амори - порт на крайнем севере главного острова.

Нара — столица Японии VIII века, славящаяся своими древностями. Она недалеко от Осака. В ней теперь около 40 т. ж. В перечисляемых же ниже меньше 40 тысяч.

Мито — центр умственного движения XVIII века. Расположен севернее Токио.

Кусиро — порт на Хоккайдо, на его восточном берегу.

Амагасаки — промышленный город близ Кобе, имеющий 38 тыс. жителей, из которых много рабочих.

Акита — порт на побережье Японского моря на севере главного острова.

Йоккаици — порт близ Нагоя.

Асио — центр добывания меди. Расположен близ Никко (см. ниже).

Нафа — главный город острова Рюкю. Он невелик. Всего около 25 тыс. жителей.

Всего городов с населением от 70 тысяч и более имелось в 1920 г. 27, из которых 6 очень больших. Все они уже названы здесь. 27 городов имели от 40 до 70 тысяч жителей и столько же от 25 до 40 тысяч.

Из маленьких городов и поселений заслуживают упоминания Никко, куда храмы, могилы сйогунов и красоты природы привлекают много туристов (о Никко, как о Неаполе, говорят, что кто его видел, может спокойно умереть), известные в истории Японии Одавара и Камакура и находящийся по соседству с ними, на заливе Сагами, Атами, климатическая станция, вечно переполненная отдыхающими дельцами, сановниками и неизбежными иностранцами.

Три главных острова Японии разделяются на губернии, размерами значительно уступающими самым маленьким из наших губерний. Обычно их население от 600 тысяч до миллиона. Однако, в некоторых, особенно в вмещающих в своих пределах большие города, население гораздо больше. По-японски губерния называется либо «кен», либо «фу». Кен — это название «рядовых» губерний, а фу имеется всего три: Токио-фу, Осака-фу и Киото-фу. Остальные губернии именуются иногда но своему главному городу, а иногда нет. Так, та губерния, где расположен город Кобе, носит название Хйого; губерния города Йокохама называется Канагава: губерния города Нагоя —Айци.

До нового времени Япония делилась не на кены и фу, а на куни или коку, если произносить соответствующий иероглиф «по-китайски». Это старинное деление держалось во всяком случае больше 1000 лет и сплошь да рядом применяется в печати, разговоре и географических описаниях поныне.

О физико-географических чертах Японии и о населении мы вкратце, попутно, скажем ниже, в экономическом обзоре. Здесь же, поскольку дальше идет исторический обзор, отметим, не детализируя, крайнюю пересеченность этой почти сплошь горной страны, с ее быстрыми и капризными речками, то незаметными, то дико рвущими и затопляющими деревни, чрезвычайную изрезанность берегов, несходство климата в совсем близких друг от друга пунктах, значительный лесной покров в главных районах, которых гораздо больше, чем холмистых, а тем более — равнинных и, наконец, сравнительную отдаленность от Китая, игравшего для Японии ту же роль, какую для европейцев играла Эллада и Рим. Конечно, при нынешней технике транспорта, далекое стало очень близким. Но в историческом прошлом даже Корея для центральной части Японии была сравнительно отдаленной страной (третьим соседом Японии было тогда почти независимое государство на островах Рюкю, четвертым — государство Бохай, занимавшее территорию нашего нынешнего Приморья; в XIII веке оно погибло).

Небольшие размеры книжки не позволяют нам расширять наш географический очерк. Ограничимся, поэтому, существеннейшим. Интересующиеся же более подробными сведениями смогут найти достаточно материала в напечатанной в 1925 году «Современной Японии» Юркевича, собравшего очень солидный материал, в работе проф. Позднеева, в безымянных изданиях военведа, а в кратком виде — в «Справочнике Японии» Плетнера. Но прежде, чем идти дальше, следует на случай всяких недоразумений, выяснить вопрос о различном способе изображения японских названий на наших картах. Очень может быть, что вы все глаза просмотрите, но ни Рюкю, ни Цусимы, ни даже Кюсю на вашей карте не найдете. Вместо них вы наткнетесь на какие-нибудь «Лиу-Киу», «Чи-шима», «Киу-сиу» и т.д., и если потом вы упомянете эти названия при японце, то он вас просто не поймет. В японском языке нет и не было никаких «чи», «ши», «лиу» и тому подобных вещей. Японец, даже стараясь, не произнесет эти звуки. Шипящих звуков вообще нет у японцев есть только слегка шепелявящее «си», но европейцу лучше попросту говорить «си», не пытаясь шепелявить. Нет у японцев и «ж» (не существует, значит и «Фуджи»), совершенно отсутствует «л», обычно заменяется «р» (не очень, впрочем, раскатистым, не таким, как наше или у иностранцев), нет и всяческих киу, кио, рио и риу; это испорченное кю, ке, ре и рю.

 

Северная Маньчжурия

Природа  Северной  Маньчжурии

Северная Маньчжурия выдается клином на север между Монголией и Забайкальем с запада и б. Приморской губернией с востока. Северная и северо-восточные границы Маньчжурии идут по р. Амуру. На юго-востоке Маньчжурия граничит с японской провинцией Чосен (Кореей).

В состав Маньчжурии входят три провинции, почему эта страна китайцами называется страной «Трех Провинций». Северная Маньчжурия нас должна интересовать, как страна, непосредственно соприкасающаяся с нашими государственными границами, и как страна, по которой проходит Восточная Китайская железная дорога, построенная Россией на арендованной у Китая земле.

В состав Северной Маньчжурии входят две провинции: северная Хейлудзянская, или Цицикарская, и восточная — Гиринская, или Цзилинская, и область к западу от Б. Хингана — Барга. Третья провинция— Мукденская, или Шеньцзянская, образует Южную Маньчжурию. Южные части первых двух провинций экономически тяготеют к Южно-Маньчжурской железной дороге, находящейся в японских руках.

По природным условиям Маньчжурию можно разделить на следующие значительно разделяющиеся друг от друга области. Между Забайкальем и Б. Хинганом расположена на высоком плоскогорье, с резко континентальным климатом, Барга. Вторую естественно-историческую область образуют провинции Цицикарская и Гиринская.

Гористая на западе (Б. Хинган и его отроги), на севере (М. Хинган) и на востоке (Джан-гуань-чай-алин, Кентей-алин) в центральной своей части эта область представляет низменность р. Сунгари, которая на севере переходит в низменность Амурско-Сунгарийско-Уссурийскую, частью расположенную в пределах ДВК. В юго-восточной части этой области, на корейской границе, находится горная группа Чань-бошань.

Самой значительной рекой Северной Маньчжурии является Сунгари. Как и реки ДВК, реки Маньчжурии разливаются во время летних дождей. Особенно опустошительны бывают разливы Сунгари, воды, которой не успевают сойти в Амур, благодаря покатости долин и, выходя из берегов, местами на сотню километров заливают луга. От этих наводнений страдает и город Харбин, некоторые части которого заливаются водой; довольно часты и размывы дорожного полотна. Сунгари судоходна, начиная от Будуна (выше Харбина), а в высокую воду и от г. Гириня. Препятствием для судоходства в нижнем течении Сунгари являются перекаты, в особенности  около  г.  Сансина.  Притоки Сунгари Нонни и Мудан-дзян пригодны для джоночного судоходства. Из озер отметим Ханка на востоке и Далай-нор на западе.

Лучшие почвы в С. Маньчжурии, как и в ДВК, встречаются на речных долинах и по своим свойствам напоминают почвы нашей области. В северной части преобладают сырые, глинистые почвы, более богатые глиной на низких местах и более песчаные на возвышениях; местами встречаются лессовые почвы; на склонах гор лежат суглинки и каменистые почвы; в западной части страны почвы песчаные и местами солончаковые. Почвы центральной части Северной Маньчжурии плодородны, и площадь удобных земель здесь весьма велика, что и ставит Маньчжурию в более выгодное положение по сравнению с ДВК.

Минеральные богатства С. Маньчжурии, нужно полагать, велики, но еще пока мало исследованы. Месторождения золота известны во многих местах на севере страны (по р. Желуге, по многим притокам Амура, в горах Чань-бошаня и в других местах). Железная руда найдена возле Гирина. Каменный уголь залегает во многих местах. Найдены также сода, асбест, сера, медные и серебряные руды.

Климат Маньчжурии, как и климат ДВК, носит муссонный характер. По мере передвижения с востока на запад, климат делается все более континентальным, с более суровыми зимами и более жаркими летами. Наиболее суровым климатом отличается северная часть Цицикарской провинции. Летом атмосферные осадки обильны, зимой снега выпадает мало. В виду того, что значительная часть осадков выпадает в июне-июле, хлебные растения наливаются вполне и неурожаев в Северной Маньчжурии не бывает.

 

Население Северной  Маньчжурии

Население С. Маньчжурии весьма разнообразно: главную часть его составляют китайцы; вторые места занимают маньчжуры, затем корейцы, русские, японцы, евреи и др.; на западе встречаются монголы, в более диких северных местах встречаются орочоны, гольды и манегры.

Население Северной Маньчжурии, в состав которой входят Цицикарская и Гиринская провинции, исчисляется в 11—12 мил. чел.; считая, что население Приамурья,—(бывшая Амурская, и бывшая Приморская губерни) около одного миллиона человек, мы видим, что две маньчжурские, соседние с ДВК, провинции превосходят в этом отношении нашу область в 11—12 раз.

Плотность населения С. Маньчжурии—14 человек на 1 кв. км., тогда как плотность бывшей Амурской и бывшей Приморской губернии около 1 чел. на 1 кв. км.

Маньчжурия относится к странам с быстрым ростом населения, что объясняется большим плодородием еще не тронутых земель и большой потребностью в эмиграции из соседних провинций Китая, откуда китайцы устремляются в Маньчжурию в значительном количестве. Переселение регулируется правительственными чиновниками и облегчается рядом мер по водворению переселенцев на новых местах. В год переселяются сюда из Китая от 200.000 до 300.000 человек. В значительном числе переселяются в Маньчжурию корейцы и японцы. Русских в 1915 г. в Маньчжурии насчитывали до 100.000 человек.

Число маньчжуров, имя которых носит страна, не велико; к тому же маньчжуры теряют свою самобытность и смешиваются с китайцами; язык их умирает, и на нем говорят только в некоторых районах.

 

Хозяйственная деятельность населения Северной  Маньчжурии

Главнейшим занятием населения Маньчжурии является земледелие, а наиболее подходящим для земледелия районом являются широкие долины Сунгари и ее притока Нонни. Почти пустынная еще недавно страна (до проведения русской железной дороги), Северная Маньчжурия в настоящее время населена значительным земледельческим населением, поставляющим на мировой рынок зерновые продукты. Еще недавно Маньчжурия была совершенно неизвестна на мировом рынке, как страна, экспортирующая продукты сельского хозяйства; в настоящее же время она делается заметной величиной даже на рынке Европы.

Успех развития земледелия объясняется хорошими почвенными условиями, благоприятным климатом и применением интенсивной (грядковой) системы хозяйства трудолюбивыми китайскими земледельцами. Дальнейший рост производительности страны обеспечен, так как в Маньчжурии еще очень много удобных земель, пока не поступивших в обработку (до 54.500.000 гектаров).

Из возделываемых в Маньчжурии растений отметим до 20 пород бобов (да-доу), которые подразделяются на четыре сорта: желтые, зеленые, черные или кормовые и мелкие; кроме бобов.(Бобы употребляются китайцами для многих целей: их едят непосредственно в вареном виде, из них приготовляют соусы (соя), тесто, макароны, вермишель, конфеты; бобовое масло идет в пищу, употребляется как осветительный материал, находит употребление при фабрикации непромокаемых плащей и зонтов, красок, парфюмерии; бобовые жмыхи, как заключающие в себе значительный процент белковых и других питательных веществ, являются хорошим кормом для скота, но, кроме того, в Европе используют их еще и для изготовления галет и других кондитерских изделий.

Современная техника может использовать бобовое масло для весьма различных целей, например, для приготовления стеариновых свечей, мыла и других изделий)

 Из семейства бобовых сеют горох и фасоль; из злаков возделывают пшеницу, кукурузу, рис и многочисленные сорта просовых (просо гуцза, пшено которого называется китайцами сяо-ми-дза, а русскими — искаженным словом «чумиза», является первым по добыче и той роли, которую играет в китайском хозяйстве); чрезвычайно распространена культура гигантского проса — гаоляна; из технических растений возделывают лен, коноплю, табак и для добычи краски — растение лянь-дянь. (Гаолян идет в пищу китайцам в виде каши и в корм скота и домашней птицы; из зерен его гонят спирт, стебли идут на постройку заборов, сараев или кроют крыши, из них делают циновки и, наконец, ими отапливают фанзы; из соцветий гаоляна делают метелки.)

Огородничество в Маньчжурии развито значительно; возделывают лук, чеснок, красный перец, редьку, тыквы, китайскую капусту и др. растения.

Система хозяйства — грядковая, плодопеременная без оставления полей для отдыха; участок делится на 4—5 частей и ежегодно весь засаживается или засеивается хлебами, приблизительно, в таком порядке: гаолян, просо, бобы, гаолян и т. д. В хозяйствах, работающих на рынок, принят несколько иной севооборот: пшеница, гаолян, просо, бобы, пшеница и т. д.

Маньчжурия — страна, главным образом, мелкого земледелия; участок поля в одну десятину дает возможность существовать семье маньчжурского крестьянина, а семья, обладающая пятью десятинами, уже может считаться вполне обеспеченной.

Земледелие в Северной Маньчжурии по сравнению с земледелием в ДВК является более интенсифицированным как в отношении обработки, так и подбора культуры. Продовольственные и кормовые растения в Маньчжурском севообороте занимают только 46,2%, тогда как в ДВК более 70%. Значительное место занимают технические культуры, из которых бобовые составляют более 30% всех полевых посевов, тогда как посевы бобовых в Южно-Уссурийском крае только начинают развиваться.

Интенсификация земледелия, отсутствие засух повышают и среднюю урожайность культурных растений, которая значительно превосходит русскую. Вследствие этого крестьянское сельское хозяйство, главным образом, построено на полевых культурах, которые дают до 80% валовой доходности, тогда как в русском крестьянском хозяйстве ДВК полевые культуры занимают только 43%.

Одна только та часть Северной Маньчжурии, которая тяготеет экономически к Китайской железной дороге, имеет в год в среднем валовой сбор хлебов свыше 8.150.000 тонн, против 570.500 тонн в ДВК. Из этого количества около 30%, т.е. свыше 2.445.000 тонн, получается излишков, которые вывозятся за границу. Доходность крестьянского хозяйства в Северной Маньчжурии превышает, примерно, в 6 раз доходность крестьянского хозяйства в ДВК.

Животноводства в Маньчжурии, как самостоятельного вида хозяйства, не существует. Молочного хозяйства китайцы вообще не ведут; выращивают рабочий рогатый скот, лошадей и много свиней. Домашних животных кормят жмыхами; подножный корм, как кормовое средство, играет в Маньчжурии второстепенную роль.

Птицеводство в Маньчжурии получило большое развитие. Разводят кур, гусей и уток. За границу довольно много вывозится яиц.

Рыболовство в некоторых местах носит промышленный характер.

Охотой на пушных зверей занимаются туземцы в северной части Маньчжурии; по всей Маньчжурии распространена охота на птиц. Охотники поставляют на рынок значительное количество фазанов, уток и другой дичи, которая частью в мороженом виде вывозится за границу.

Горная промышленность в Северной Маньчжурии пока не получила значительного развития. В последнее десятилетие усиливается добыча золота по притокам Амура и Нонни, в районе Сан-сина и др. местах; развилась добыча каменного угля для нужд железной дороги.

Лесная промышленность задерживается в своем развитии вследствие отсутствия дорог, но все же лесные материалы являются значительной статьей экспорта.

Фабрично-заводская промышленность пока не получила большого развития, и страна покупает фабрикаты большею частью за границей. Мелкие предприятия в виде мельниц, ханшинных заводов, маслобойных заводов, вермишельных фабрик, находятся в руках китайцев и разбросаны по стране в значительном количестве. Крупная промышленность, предприятия которой основаны большею частью на иностранные капиталы, сосредоточена в Харбине и вдоль линии железной дороги. Среди предприятий отметим большие вальцовые паровые мельницы, маслобойные, винокуренные, кожевенные и сахарные заводы.

Ханшинные (водочные) заводы Северной Маньчжурии перерабатывают на спирт до 114.100 тонн зерновых продуктов. По своему внешнему виду ханшинный завод представляет маленькую крепость, обнесенную глинобитной стеной, с башнями по углам и огромными, обитыми железом воротами. Завод для окрестных жителей является местом сбыта продуктов хозяйства, где взамен они приобретают из заводского магазина нужные им товары. При ханшинном заводе обычно находится и маслобойный завод, и вермишельная фабрика, и даже ломбард. Хозяева ханшинных заводов обычно являются в то же время и агентами фирм, экспортирующих за границу бобы и другие продукты сельского хозяйства. Некоторые большие ханшинные заводы даже выпускают банкноты, которые в окрестностях завода имеют хождение наравне с деньгами.

Благодаря большому вывозу продуктов сельского хозяйства в Маньчжурию притекают многие миллионы иностранных денег и, распределяясь среди населения, повышают его покупательную способность. Вследствие этого в страну ввозится много иностранных товаров в виде мануфактуры, готового платья, аптекарских товаров, табачных, металлических и стеклянных изделий и других фабрикатов и соль, на которую, при провозе ее через границу, китайская таможня накладывает значительную пошлину.

В 1925 году Маньчжурия вывезла за границу только из района Китайской Восточной железной дороги больше 2.445.000 тонн земледельческих продуктов и лесных материалов и ввезла свыше 815.000 тонн соли, угля, нефти и фабрикатов.

Главным торговым распределительным центром С. Маньчжурии является город Харбин, расположенный возле пересечения железной дорогой р. Сунгари. В Харбине находится административный аппарат по управлению Китайской Восточной ж. д. Очень быстро развивающийся Харбин состоит из трех частей: «Старый Харбин» — типичный китайский город с глинобитными фанзами, «Новый Харбин» — лучшая часть города, где расположены различные учреждения К. В. ж. д., и «Пристань» — бойкая, торговая часть города, примыкающая к р. Сунгари. К неблагоприятным условиям города нужно отнести низменное положение его территории, вследствие чего нередко «Пристань» затопляется во время летних дождей. Непосредственно к Харбину примыкает большой торгово-промышленный китайский город Фудзядян. В Фудзядяне находятся многочисленные фабрики по изготовлению (нередко с фальшивыми этикетками) духов, вин, коньяков и других напитков. Харбин соединен пароходными рейсами с Благовещенском, Хабаровском и Николаевском, его товарная станция принимает 30—35% грузов, направляемых во Владивосток для вывоза в разные страны.

Вторым важным распределительным торговым центром является город Чан-Чунь, возле станции Куанчен-цзы, расположенной в конце южной ветки Восточной Китайской ж. д., в пункте соединения этой дороги с японской Южной Маньчжурской дорогой.

Главным городом Хейлуцзянской провинции является Цицикар на р. Нонни. Цицикар расположен в 30 километрах от одноименной станции Восточной Китайской ж. д. и соединен с ней узкоколейной железной дорогой. К Цицикару подходит древняя колесная дорога в 1200 верст, соединяющая Цицикар с Пекином. От Цицикара начинается гужевой путь на север к городам, расположенным на правом берегу Амура — Айгуню и Сахалину. Цицикар соединяется железной дорогой через Таонаньфу со ст. Сыпингай Южных Маньчжурских железных дорог. Эта железная дорога, спрямляя путь для грузов из района Цицикара к порту Дайрен, может способствовать уменьшению количества грузов, отправляемых из этого района в порт Владивосток.

Айгунь и Сахалян ведут значительную торговлю с Благовещенском. В Айгуне стоянка китайских войск.

Гиринь, главный административный центр Гиринской провинции, расположен на верхнем течении р. Сунгари. Гиринь соединен железной дорогой с Куан-чен-цзы и соединяется железной дорогой с вновь отстраиваемым японцами портом Кенгшеном, в Северной Корее, который может явиться серьезным конкурентом порту Владивосток, отвлекая часть грузов, которые отправляли бы по Кит. Вост. ж. д. для экспорта во Владивосток. В Гирине находятся пороховой завод и арсенал.

Сан-синь на р. Сунгари, возле места впадения р. Муданьдзяна, является важным торговым центром хлебородных сунгарийских округов.

Хунь-Чун, на притоке р. Тумень-Ула того же названия, расположен в 18 километрах от русской границы. Важен по торговле скотом с бывшей Приморской губернию.

Кроме того, следует отметить ряд станций с большим грузооборотом: в западной части К. В. ж. д.— Дуйциншань, Аньда и Маньгоу, в восточной — Ашихе и Имяньпо, и на южной ветке — Шуаньчепу, Санчахе, Яомынь и Таолайчжао.

 

Физико-географический обзор Кореи

Полуостров Корея лежит в юго-восточной части Азиатского материка, между 33° 12' и 43° 02' северной широты и 124° 18' и 130° 54' восточной долготы, т.е. занимает приблизительно те же широты, что и Аппенинский полуостров (Италия) в Европе. На севере Корея граничит с Маньчжурией и с Россией, на очень небольшом протяжении. Границу с Китаем составляют реки Туман-ган (в японской транскрипции — Дзумонко) и Амнок-ган (Оэнко), берущие начало в горах Пак-ту-сан (Хакуто-зан) и впадающие: первая в Японское море и вторая — в Китайский залив. От России, именно от южного участка Приморской губернии, Корея отделяется самым нижним течением р. Туман-ган (Дзумонко).

С трех сторон Корея омывается морями: с востока - Японским морем, с юга — Китайским морем и Корейским проливом и с запада — Желтым морем, северная часть которого носит название Корейского залива. От собственно Японии Корея отделяется довольно узким проливом, посредине которого расположен остров Цусима.

Берега Кореи сильно изрезаны, особенно западный и южный. Восточный берег не имеет удобных гаваней: по всему берегу Японского моря насчитывается всего только три порта: Гензан, Шендин и Чендин. Западный же и южный берега очень изрезаны и окаймлены многочисленными островами, из которых самым большим является Квельпарт. Здесь имеются великолепные гавани, как, например, Фузан, Кунсан, Мокпо и другие. Существует большая разница в уровне воды во время прилива и отлива, местами доходящая до 30 футов, и это представляет большое неудобство для судоходства. Но в последнее время это неудобство устранено путем устройства доков.

Географическое положение Кореи, с точки зрения политической, нельзя не признать неблагоприятным. Находясь между Японией и Китаем, Корея постоянно служила ареной борьбы этих государств. На протяжении веков в ее территорию вторгались с севера китайцы и маньчжуры, с юга — японцы. Они разоряли целые провинции, убивали сотни тысяч людей. Много раз происходили столкновения между Японией и Китаем, и в этих столкновениях Корея являлась страдающим элементом, ибо на ее территории происходили военные действия. Последнее японско-китайское столкновение имело место в самом конце 19-го века, и тут также Корея оказалась страдающим лицом.

Все эти войны, тяжело отразившиеся на состоянии Кореи, заставили корейское правительство вступить на путь полного обособления, вследствие чего Корея   получила   название   «страны-отшельницы».

Но если с точки зрения политической такое срединное расположение является в высшей степени неблагоприятным, то с точки зрения экономической, установления торговых связей, географическое положение Кореи следует признать, безусловно, благоприятным. Корея имеет возможность вступления в самые тесные взаимоотношения с соседними странами, перед ней открываются экономические возможности как в сторону материка — Китая и России, так и в сторону Японии. Благодаря этому, в течение многих веков на границе с Китаем происходил живой обмен продуктами производства. Порт Фузан по своему географическому расположению вблизи японских островов служил, в далеком прошлом, и служит в настоящее время прекрасным пунктом торговли Кореи с Японией и другими странами.

Общая площадь Кореи, по последним японским исчислениям, составляет 220 744 кв. км, при чем на долю самого полуострова падает 97,3%—214 784 кв. километра и на долю островов — 2,7%. Если сравнить Корею с другими государствами, то окажется, что она только на одну треть меньше Италии, Болгария же вдвое меньше ее, а Украинская республика в два раза больше ее. Япония, главные острова ее, в общей сложности очень мало превосходит Корею.

Поверхность Кореи в общем очень гористая. Если в южной части ее имеются незначительные низменности, то северная часть Кореи сплошь представляет горы с острыми вершинами, либо голые, либо покрытые густыми лесами. Речные долины в северной Корее очень узки, да и рек более или менее значительных не встречается, если не считать Туманган, являющуюся пограничной, с Россией и Китаем, рекой. На самой границе с Маньчжурией находится самая высокая вершина - Пак-ту-сан (Хакутозан) около 8 000 футов, так много воспеваемая корейской народной поэзией. К югу от Пак-ту-сан (Хакутозан), почти через весь полуостров, поближе к восточному берегу, тянется Главный хребет, который в южной части полуострова разветвляется на многочисленные более низкие хребты. В некоторых местах главный хребет очень близко подходит к восточному берегу (верст на 50), вследствие чего вся восточная покатость хребта, обращенная в сторону Японского моря, имеет чрезвычайно крутое падение. Природа здесь в общем дикая.

Западная же покатость гораздо положе, здесь имеются более широкие долины, местами переходящие в долины-низменности. Здесь же протекает большинство рек Кореи: Аманок-ган (Оэнко), Тай-дон-ган (Тайдоко), Ханган (Канко), Кым-ган (Копко), Нак-тон-ган (Ракутоко) и другие. Реки эти играют большую роль в жизни страны и служат не только путями сообщения, но и источниками орошения полей. И лучшие участки полей в Корее расположены вдоль этих рек. В южной части полуострова местами имеются низменности — наиболее пригодная для земледелия часть.

Полезными ископаемыми Корея довольно богата, преимущественно северная ее часть. Существует много месторождений золота, железа, угля и других минералов. Еще во второй половине 19 века слухи о богатстве Кореи полезными ископаемыми дошли до европейцев. Эти горные богатства служили одним из главных мотивов стремлений их в Корею и их требований открытия страны. Впоследствии оказалось, что богатства Кореи не так уж велики, как представлялось европейцам, но все же добыча последних лет — период японского владычества — свидетельствует о значительных запасах разных полезных ископаемых.

Лучшие золотые месторождения находятся в провинциях: Северный Пхен-ян-до (Хэйан-хокудо), местности Унсан (Унсан), Северный Хам-ген-до (Канко-Хокудо), Кан-уэн (Ког-эндо) и во многих других местах. В прежние годы, до аннексии Кореи, месторождения эти были сданы для разработки европейским предпринимателям: англичанам, американцам, французам и др., но с установлением японского управления иностранцы постепенно вытесняются японскими капиталистами. В настоящее время, в связи с разработкой новых месторождений, добыча золота увеличивается.

Железо встречается в большом количестве почти во всех провинциях Кореи и иритом лучшего качества. В настоящее время почти все добываемое разными фирмами (Мицуй, Мицубиси и проч.) железо в полуобработанном виде вывозится в Японию. Залежи каменного угля встречаются в сравнительно ограниченном количестве. Лучший сорт корейского угля — антрацит — добывается возле города Пхен-ан (Хэйан) и вывозится в Японию на нужды японского военного флота.

Кроме золота, железа и угля, в Корее встречаются еще и залежи графита, серебра, меди, цинка и других металлов. Добыча металлов с каждым годом увеличивается и, по удовлетворении нужд местного рынка, они еще вывозятся за границу, при чем в 1918 году сумма вывоза достигла 37 000 000 иен.

Климат Кореи, в общем, очень благоприятный. В сравнении с жарким климатом соседней Японии климат Кореи континентальный и сухой; вместе с тем он достаточно теплый для созревания хлебов: риса, пшеницы, бобовых растений, фруктовых деревьев, а также для скотоводства. Порты Кореи круглый год свободны ото льдов. В сравнении с европейским климатом в тех же широтах климат Кореи в среднем холоднее и неравномернее: зима гораздо холоднее и лето жарче.

Флора Кореи очень разнообразна, что объясняется протяжением Кореи с севера на юг. Растительность северной Кореи весьма схожа с растительностью соседней Маньчжурии и Приморской области. Отроги гор, в особенности, прилегающие к вершинам горы Пак-ту-сан, покрыты густыми лесами, которые местами напоминают сибирскую тайгу. Менее высокие вершины покрыты хвойными лесами. С продвижением в южном направлении лес редеет по мере увеличения населения, которое беспощадно истребляло лес уже в течение десятков и сотен лет. В результате такого истребления леса восточная покатость Главного хребта представляет голые отроги. Западная половина полуострова богаче растительными формами, хотя по морскому побережью, сплошь и рядом, встречаются лишенные растительности холмы. Внутри же полуострова представляется совсем другая картина: сплошные леса на севере и северо-западе, по мере приближения на юг, постепенно сменяются отдельными рощами, а затем переходят в безлесные местности, занятые полями. Вместе с тем меняются и виды растительных пород: на севере маньчжурская флора, южнее — смесь маньчжурской и китайской флоры и в средних частях встречаются клен, дуб, орешник, ясень, можжевельник, жасмин. Ближе к Главному хребту встречаются грецкий орешник, каштаны, ольха, береза и другие. Плодовая культура в Корее очень распространена: в обильном количестве встречаются яблоки, груши, сливы, вишни, виноград и другие фрукты.

В отношении фауны северная Корея близка к Маньчжурии, здесь можно встретить представителей разных поясов, начиная от бурого медведя и кончая тигром, включая сюда барса, соболя и ежа. Из других зверей можно назвать барсука, лисицу, кабана, оленей, антилоп и зайца. Из птиц также встречаются представители самых разнообразных пород: орлы, ястреба, совы, филины, воробьиные: касатки, ласточки, удоды, дрозды, соловьи, жаворонки и проч. Рыбой Корея очень богата, она водится и во внутренних водах и в омывающих Корею морях. Рыболовство составляет одно из самых важных занятий населения. Ловятся сельдь, сардина, макрель. Из беспозвоночных ловятся краб и трепанг.

Население Кореи в 1920 году составляло 17,5 миллионов, при чем на долю японцев падало около 340 000 и на долю других иностранцев (китайцев, американцев и проч.) 23 000 с небольшим. На 1 квадратную милю приходится, в среднем, приблизительно 200 человек, но разные части территории полуострова населены очень неравномерно. Наиболее населенная часть южной провинции низменная и наиболее плодородная часть полуострова. Здесь на 1 кв. английскую милю приходится 382 человека, немного больше, чем в густо населенной коренной Японии, где на эту же площадь приходится 379 человек. На севере же, вследствие гористой местности, население значительно реже и падает до 45 человек на 1 кв. милю.

Прожившие долгое время в Корее иностранцы утверждают, что население Кореи не увеличивается, вследствие невероятно высокой смертности среди детей, которая происходит из-за неумелого ухода за ними со стороны матерей и крайне антисанитарных условий жизни. Американец Муз анкетными обследованиями установил, что из 636 детей, родившихся в провинциях Кен-гый-до (Кекидо) и Кан-уэн-до (Когэндо), в живых оставалось только 287. Причины большой смертности среди детей в настоящее время не устранены: корейское население в массе живет все еще в санитарных условиях не лучших, чем прежде.

Помимо высокой смертности среди детей, причинами слабого прироста населения являются разнообразные войны, эпидемические заболевания, голод и тому подобные несчастья, которые постигали население Кореи довольно часто и жертвами которых делались сотни тысяч людей. Для страны, имеющей в прошлом не одну тысячу лет культурной жизни, 17 с лишним миллионов населения, безусловно, мало, и причиной этого именно и явились войны, неурожай и т. п.

Японское правительство преувеличивает плоды своего управления в Корее, утверждая, что население Кореи ныне быстро увеличивается. В доказательство этого оно приводит данные о количестве населения за последнее десятилетие, т.е. за годы после японской аннексии, когда корейцы, якобы, улучшили свое положение. По японским данным, оказывается, что корейское население полуострова с 13 128 780 (в 1910 году) увеличилось к 1918 году до 16 69У7 017 человек, т.е. за 8 лет увеличилось на 3 568 237 человек, или на 27%. Если мы прибавим сюда еще около одного миллиона эмигрантов, выехавших в Маньчжурию и Россию, то процент прироста населения Кореи за 8 лет дойдет до 34. На самом же деле, конечно, за 8 лет такого большого прироста населения быть не могло, и не было. Объясняются приведенные японские данные тем, что в прежние годы статистика была очень несовершенна, и перепись не охватывала очень значительной части населения, особенно детей. В виду того, что перепись   обычно   как корейским   правительством, так и японским производилась с целью обложения, выяснения числа податных единиц, - население, несмотря на репрессивные меры, всячески избегало занесения в списки. Вследствие этого данные прежних годов значительно разнятся от действительного положения в сторону уменьшения. В последние годы, в связи с улучшением дела переписи населения, удалось установить более или менее точно количество населения Кореи, которое выражается приблизительно в 17,5 миллионах.

Что касается японского населения, то численность его увеличивается сравнительно быстро за счет переселенцев из Японии. В 1910 году по всей Корее насчитывалось 171 000 с лишним японцев, в 1919 же году численность их почти удвоилась и дошла до 336872. За последние 6 лет японское население Кореи еще. прибавилось. Главная масса их живет в городах, земледельческое же население составляет самую незначительную часть. Такое положение объясняется той ролью, которую играют японцы в Корее, а именно: ролью покровителей в завоеванной стране, ролью эксплуататоров в колонии.

В сравнении со своими соседями китайцами и японцами - корейцы значительно выше их ростом и отличаются физической силой, особенно северные корейцы. Южные же корейцы из провинции Челладо (Дзэнрадо), Кен-сан-до (Кэй-содо) гораздо ниже ростом, нежели северные и вообще значительно разнятся от них по внешнему виду.

Исторические условия были таковы, что они не дали возможности развернуться прирожденным способностям корейцев и воспитали в них лень, отвращение к труду и отсутствие настойчивости.

 

 

 

 

Китай

Из книги К. Харнского

Краткие сведения о географии Китая и его населении

Китайская империя в 1911 г. занимала площадь, равную приблизительно 11 миллионам квадратных километров, т.е. была вдвое меньше Российской, но больше, чем Соединенные Штаты Америки, больше Бразилии, а также Австралии и Канады. В настоящее время части Тибета и Монголии фактически обособились. Тем не менее, площадь Китая, во всяком случае, больше семи миллионов кв. км. Старая Китайская империя разделялась на пять основных частей: Собственно-Китай, занимающий около 35% от всех 11 млн. кв. км, Маньчжурию (около 8%), Монголию, Восточный Туркестан и Тибет. Из них Собственно-Китай и южная часть Маньчжурии имеют густое население, но очень неравномерно распределенное. Остальные части населены слабо, а частью совсем безлюдны. Причины этого — засушливый климат и почти полная невозможность земледелия; исключение составляет восточная и средняя часть Северной Маньчжурии, отчасти Южный Тибет, оазисы "Туркестана и отдельные районы Монголии.

Приведем сначала встречающиеся в тексте географические названия, которые относятся к частям, находящимся вне Собственно-Китая, т.е. к тем, которые обобщенно называются Внешними владениями. Начнем с Тибета.

Внешние владения Китайской империи

Географически Тибет занимает все то величайшее в мире высокое плоскогорье, которое расположено между Индией, Собственно-Китаем, Монголией, Туркестаном и Афганистаном. Но административно северо-восточная его часть выделена в особую обширную область Куку-нор, управляемую китайскими властями. Земледелие развито в Тибете лишь на небольшом пространстве. Главный город Собственно-Тибета — Лхасса — находится близко от Индии. Между Тибетом и Индией расположены в Гималаях вассальные Англии государства Непал, Бутан и между ними — Сикким.

Восточный Туркестан, образовавший около 50 лет назад новую провинцию Синьцзян, состоит из двух главных частей — т. н. Кашгарии, или области бассейна р. Тарима, и Джунгарии (или Чжун-гарии). Между ними проходят горы Тяньшань. Бассейн р. Или, с городом Кульджа, составляет как бы третью часть Синьцзяна. Из других городов Синьцзяна в тексте часто упоминаются Кашгар и Яркенд. Оба недалеко как от Индии, так и от советской земли. Фергана — их близкая соседка.

Монголия состоит из внешней и внутренней. Внешняя — это та, которая граничит с Сибирью.

Ее центром является Улан-Батор (Урга). На сибирском рубеже Монголии два города-близнеца, но разделенные линией границы. Один из них, Кяхта, в сущности, предместье Троицкосавска. Внутренняя Монголия отделяется от Внешней сухой степью Гоби. Она в значительной степени окитаена. Ее части — особые округа — Жэхэ, Чахар и Суй-юань и кроме них — часть, управляемая из города Нинся (на р. Хуанхэ, в провинции Ганьсу), и так называемая Восточная Внутренняя Монголия, составляющая часть южной провинции Маньчжурии.

Маньчжурия делится на три провинции — Хейлудзянскую или Цицикарскую — на севере, и Фын-тянь или Шенцзин или Мукденскую, на юге. Южная оконечность Маньчжурии — Ляодунский полуостров. Южная часть последнего — японское Кван-тунское генерал-губернаторство, с городами Дайрен (быв. Дальний) и Порт-Артур. От них идет на север Южно-Маньчжурская жел. дор. Она проходит через Ляоян, Мукден (пров. Мукдень) и Телин до Чанчуня. Оттуда она продолжается веткой Китайской вост. ж. д. до Харбина. Основная линия К. В. ж. д. идет от станции Маньчжурия (на границе Забайкалья) через Цицикар и Харбин на Пограничную, где уже начинается советское Приморье.

Границами Маньчжурии с советской территорией являются реки Аргунь, Амур и Уссури, а с Кореей — реки Тумынь и Ялу. В Амур недалеко от Хабаровска впадает Сунгари, на которой стоят города Гирин и Харбин. Цицикар стоит на Нонни, притоке Сунгари. В тексте упоминается еще Ляохэ. Это река, текущая к югу и впадающая в залив Чжили (часть Желтого моря). Основная масса населения в нынешней Маньчжурии — китайцы, а прежде были тунгусы.

Перейдем теперь к Собственно-Китаю.

Восемнадцать провинций или Собственно-Китай

Это страна, приближающаяся по размерам к тому, что до революции называлось Европейской Россией, а также к Европе без советской территории. Юг ее горист, запад тоже, восток большею частью равнинен, но горы есть и там. С другой стороны, и на западе встречаются равнины в провинции Сычуань. Внешние границы Собственно-Китая гористы почти на всем протяжении. На пути из Собственно-Китая в Маньчжурию, на берегу моря, есть узкий проход; крутые горы поднимаются по одну сторону; на другой стороне плещется мелкое море. Здесь стоит, стерегущий проход из Маньчжурии в

Собственно-Китай, небольшой город Шаньхай-гуань, который не надо путать с городом Шанхай.

Собственно-Китай имеет две большие реки -— Янцзыцзян и Хуанхэ. Первая омывает Средний Китай, вторая Северный. Третья значительная река Синзян (при устье она называется Жемчужной) орошает юг и впадает у Кантона. В тексте упоминается еще Бэйхэ, текущая между Янцзы и Хуанхэ, но выхода в море не имеющая: она впадает в искусственный канал, соединяющий Янцзы, Хуанхэ и Бэйхэ. Это самый длинный канал в мире.

Собственно-Китай делят на восемнадцать провинций (выражение «18 провинций» заменяет часто выражение «Собственно-Китай»). Провинция, по-китайски шен, ни в коем случае не может быть поставлена по размерам на одну доску с бывшей Российской империи губернией (но не с сибирской). Провинция, с Болгарию величиной, только одна (это Чжецзян); все остальные больше ее. А одна из провинций Сычуань превосходит по территории Францию, т. е. самое большое из западно-европейских государств.

Назовем теперь те провинции, а попутно те города в них, которые часто упоминаются в тексте; об упоминаемых не более одного-двух раз будет сказано в соответственном месте.

Провинции и города Северного Китая

Вдоль границ Монголии лежат, начиная с запада, провинции: Ганьсу, Шеньси, Шаньси и Чжили. Первые три омываются реками бассейна Хуанхэ, а последняя — веерообразными стекающимися к одному месту многочисленными реками, образующими Бэйхэ. Недалеко от слияния их стоят Пекин (или Бэйцзин) и Тяньцзинь. Второй находится ближе к морю. Важнейший город Шаньси — Сиань, называвшийся прежде Чан-ань. Это одна из бывших столиц империи.

Южнее Шаньси лежит пров. Хэнань, которую не следует смешивать с Хунань (последняя еще южнее). Хэнань густо населена. Оба ее больших города— Лоян, на западе, и Кайфын, на востоке,— бывали столицами, то всего Китая, то тех государств, которые образовывались на развалинах единой до тех пор империи. Тунгуань, горный перевал между Шаньси и Хэнанью, имел в истории Китая чрезвычайно большое значение. Его легко отыскать: он находится у того места Хуанхэ, где она, текущая до этого места к югу, резко поворачивает на восток, и где встречаются три провинции — Шеньси, Шаньси и Хэнань.

Южнее Чжили расположена густо населенная приморская провинция Шаньдун. Ее можно отыскать по следующим признакам: север ее омывается рекой Хуанхэ (прежде Хуанхэ текла южнее всего Шаньдуня, но в 1852—53 году переменила русло, погубив при этом множество людей), а восток ее, отличающийся от запада гористостью, полуостровом вдается в море. У начала полуострова стоит город и порт Циндао, недавно германский, потом японский, теперь опять китайский.

Провинции и города Среднего Китая

По реке Янцзы расположено много провинций. На север от реки, или большею частью своей площади к северу от нее, расположены, считая с запада, Сычуань, Хубэй, Аньхуй и Цзянсу, к югу же от нее — Юньнань, находящаяся в юго-западном углу Собственно-Китая, Гуйчжоу, Хунань, Цзянси и Чжэнцзян.

Южнее на побережье лежит Фуцзянь, а южнее Фуцзяни — Гуандун. Между Гуандуном и Юньна-нью находится Гуанси. Теперь два слова о каждой из  них.

Сычуань, на западе высокогорная, малолюдная, по населению тибетская, а на востоке равнинная и густо заселенная китайцами, изолирована горами от других провинций. Часто она бывала независимым государством. Ченды — ее главный город. Чунэн — ее важный порт на Янцзы. Пороги на реке, на границе с Хубэем, делают сообщение Сычуани с востоком очень трудным.

Хубей — страна многих рек. Здесь впадает в Янцзы река Хань, текущая из Шеньси. В устье ее стоит город Ухань, состоящий из трех, до 1927 года отдельных, городов — Ханькоу, Ханьяна и Учана, постоянно упоминающихся в истории. Теперь (1927 год) Ухань столица. По провинции Хубей идет исторический речной путь на юг, продолжающийся через Хунань. В старину Хубэй и Хунань составляли одну провинцию Хуген. Это название не исчезло из употребления и поныне.

Аньхуй — расположена по обе стороны от Янцзы. Южная часть меньше, но богаче.

Цзянсу — очень небольшая (101 тыс. кв. км., т.е. 1,4 Украины) провинция у низовьев Янцзы (район «Цзян шань»), где находятся Шанхай, Сучжоу и Нанкин или правильнее Наньцзин. Север же ее почти сплошь земледельческо-ремесленный.

Чжэцзян — приморская провинция между Фуц-зяном и Цзянсу, одна из экономически передовых. Ее главный город Ханьчжоу был одно время столицей империи. К востоку от него находится порт Нинбо.

Вернемся теперь назад по реке.

Провинции и города Южного Китая

Хунань лежит южнее Хубэя. На карте ее бросается в глаза большое озеро, находящееся очень близко от реки Янцзы. Через Хунань идет от Ухана на Кантон недостроенная "железнодорожная магистраль. Главный город Хунани — Чанша. Севернее, у озера, находится Юэчжоу или йочжоу, важный стратегический узел. Цзянси находится восточнее Хунани. Здесь тоже есть соприкасающееся с Янцзы большое озеро. На южной оконечности последнего стоит город Наньчан, на северной — Цзюцзян. Провинция Цзянси издавна славится своим фарфоровым производством.

Фуцзян отделена от Цзянси труднопроходимыми горами и во многом отличается от своей соседки. В древности она была отдельным государством и потом не раз обособлялась от империи. Главный ее город — Фучжоу. На юге ее находится на островке город Амой, о котором не раз придется здесь говорить. Против Фуцзяни лежит остров Формоза, теперь японская колония, но населенная, главным образом, китайцами.

Гуандун расположен южнее Фуцзяни, Цзянси и Хунани. Он занимает юго-восточную часть Китая. 2000 лет тому назад Гуандун был отдельным государством. Главный его город — древний Кантон. Недалеко от Кантона, на островах, расположены Макао, колония португальцев, к Гонконг, колония англичан. К Гуандуну относится большой остров Хайнань. По направлению к Хайнаню вытянут полуостров; в углу, образуемом последним и линией материка, находится Гуанчжоуван, французская колония. Гуандун по размерам равен Италии, а по количеству населения близок к ней.

Гуанси — соседка Гуандуна. Эти две провинции вместе называются Лянгуан (лян — значит два, оба). Гуанси орошается той же рекой Сицзян, что и Гуандун. В отличие от Гуандуна эта провинция слабо населена.

Юньнань, очень гористая, нелегко доступная со стороны других частей Китая провинция. Географически и исторически она связана больше с Индокитаем и Тибетом чем с Китаем. Имеющаяся там железная дорога связывает его с французскими владениями.

Гуйчжоу малолюдная, гористая, имеющая значительную примесь не-китайского населения, бедная провинция, находящаяся между Юньнанью, Сы-чуанью, Хунанем и Гуанси.

Гуандун, Гуанси и Юньнань граничат с той частью Французского Индокитая, которая называется Тонкином. По культуре население Тонкина и других частей Французского Индокитая (Аннама, Кохинхины, Комбоджи) очень близко к китайцам. Юньнань, кроме того, граничит с Британской Бирмой, частью Индийской империи. Другие соседи Китая — Япония и Филиппины, до которых от Китая два-три дня пути на пароходе.

Пути сообщения Китая

Для понимания событий Китая последнего периода необходимо еще знакомство с расположением железных дорог в нем. Мы коснемся в этом отделе лишь тех железных дорог, которые находятся в Собственно-Китае и прилегающих к нему ближних частях Монголии. Что же касается маньчжурской сети, то о ней достаточно сказать, что она, несмотря на былую отсталость Маньчжурии, развита теперь лучше, чем сеть в Собственио-Китае. В Собственно-Китае имеется, кроме Юньнань-ской, не имеющей связи с другими, только шесть магистральных дорог, при чем одна из них не достроена. Это ж. д. Пекин-Ухань-Юэчжоу-Чанша-Кантон. Недостроенный ее участок начинается южнее Чанша.

Другая магистраль Тяньцзин - Пукоу - Нанкин - Шанхай - Ханчжоу - Нинбо (административно и эта, и Пекин-Кантонская разделены на отдельные дороги). Лунхайская ж. д. связывает эти две, доходя до границ Шэньси в одну сторону и до моря (1926 г.) в другую. Эта дорога тянется параллельно южному колену Хуанхэ. Четвертая дорога отделяется в Шаньдуне от второй из названных здесь и доходит до Циндао. Пятая связывает Пекин с Тянь-цзином и Мукденом. И, наконец, шестая, идет от Пекина через Калган (у Великой стены) до города Баотоу, на северном колене Хуанхэ. Есть еще четыре коротких дороги местного значения: три — в Гуандуне и одна в Цзянси.

Вот и все. Остальные — короткие или подъездные ветки или дороги в 10—60 км., обслуживающие порты. В Ганьсу, Шэньси, Гуйчжоу и Сычуани нет ни одного км. железных дорог. В Тибете, Восточном Туркестане и во всей Монголии, кроме той части, которая окончательно окитаена, их тоже не имеется. Реки Юга являются очень удобными путями сообщения. На севере же, где климат гораздо суше, судоходных рек мало.

Даже Хуанхэ судоходна лишь местами. Уровень в этой реке в нижнем течении выше окружающей местности. Это результат непрерывного оседания ила и постройки растущих по мере поднятия дна плотин. Когда плотины прорываются, то случаются страшные катастрофы. Хороших грунтовых дорог в Китае очень мало. За последнее время они строятся, однако, в заметном количестве.

Население Китая

Подавляющее большинство населения Китая - китайцы, но некитайское население имеется не только во внешних владениях. Инородцев особенно много в Западной Сычуани (тибетцы и лоло), в Гуйчжоу, Юньнани и Гуанси. Есть они и в Хунани, Цзянси, Гуандуне и Фуцзяне, короче говоря, во всех южных провинциях. В Гуанси, например, они составляют большую часть всего населения. На острове Хайнань они тоже составляют большую часть. Зато китайцы численно преобладают в Маньчжурии, во многих местах Внутренней Монголии и на принадлежащей Японии Формозе. Очень значительный процент населения они составляют также в Сиаме (ок. 25%), на Малакке (40%), на Борнео, Суматре и встречаются в значительном количестве на Филиппинах, Гаваях, других островах Океании и, наконец, в советском Дальнем Востоке»

Язык Китая

Основные причины столь разнообразного написания (транскрипции) китайских названий, с каким то и дело сталкиваешься в нашей литературе — это, во-первых, трудность передачи русскими буквами китайских звуков, во-вторых, огромная разница наречий китайского языка (вернее языков Китая). Сами китайцы пишут знаки не буквами, а идеографами. Это — знаки, изображающие понятие, а не звук. Соответствующие примеры в европейских языках есть. Примеры — знаки плюс, минус и т. д. в арифметике, крестик вместо слова умер, знак интеграла, значки вместо названий планет и т. д. Каждый грамотный китаец, кореец, японец и аннамит понимают значение своих знаков, но каждый читает, т.е. произносит их, по-своему. По-разному они читаются и в самом Китае. Так, например, Сунь Исян читается на юге Сунь Ятсен, Цзян цзеши—Чан Кайши. Северное «ча» (чай) фуцзянец прочтет «те», фуцзяньское название «Амой» северянин прочитает «Сямынь» и т. д. Впрочем, о кантонском и двух фуцзяньских языках можно, повидимому, говорить, как об обособившихся в такой степени, в какой обособились друг от друга славянские языки. Но и т. называемое мандаринское наречие не является единым; северное отличается от южного сильно. Принятая у нас транскрипция (передача произношения) китайских слов основана на пекинском произношении, распространенном на севере (впрочем, отдельные говоры имеются и там); транскрипция же английская (или точнее две английских транскрипции) основана на нанкинском наречии.   Есть   еще   очень   трудная   французская транскрипция, в данном случае, впрочем, имеющая мало значения. Что касается немцев, то они транскрибируют по образцу англичан. Если транскрипция правильна, то переделка ее с английского на русскую и наоборот не представляет затруднения; стоит лишь обзавестись соответствующей таблицей.

Отметим некоторые особенности китайского языка.

Наиболее характерной чертой китайского языка является существование так называемых  тонов. Тон - это вот что. Положим, вы произнесли «ши» с оттенком. Значение будет одно. Вы произнесли то же «ши» ровно - значение будет другое, произнесли его с повышением голоса — опять новое значение, с понижением — четвертое значение. Очень характерна также односложность основных китайских слов и происходящая отсюда легкость новообразований, — словотворчество. Вот, например, название железных дорог. Пекин (Бэйцзин) - Ханькоуская железная дорога будет называться просто Цзин-хань. Такие понятия, как телеграф, трамвай, командующий войсками, образуются простой сопоставкой двух идеографов. Эти и др. особенности языка сделали идеографическую письменность устойчивой; переход от нее к азбуке потребует, вероятно, не мало времени. Да и вопрос еще — нужен ли такой переход.

Ходячие предрассудки о Китае

Китай — не страна в том смысле этого слова, в каком оно приложимо к Германии, Польше или Болгарии. Если даже говорить только о той территории, где китайцы составляют численно преобладающую часть населения, а не о Китае от океана до Памира и от Амура до Индии, то и она представится нам при сравнении с любым западно-европейским государством целой «частью света». Даже самая маленькая из провинций Китая почти втрое больше Бельгии или Голландии; средние соперничают по размерам с Англией; провинция Юньнань больше Англии с Шотландией и Ирландией, значительно больше Италии и Польши и немного больше Японии. Провинция Сычуань крупнее, чем Франция с Эльзасом и Лотарингией и значительно обширнее Украины.

Но землями, издревле населенными китайцами, не ограничивается та обширная область, на которой разыгрывалась длящаяся тысячелетиями драма китайской истории. Уже более 2 000 лет тому назад китайский купец, солдат, ученый и дипломат, а за ними и земледелец, перешагнули за пределы, отмеченные знаменитой «Китайской Стеной», и распространили влияние своей страны на расстоянии тысяч верст. Несмотря на континентальный характер Китая, в распространении его влияния участвовал и моряк. Уже в самом начале нашей эры оно сказалось на Японии, сказалось и на дальнем юге. Параллельно с распространением культурного влияния шло и переселение китайцев. Десятки тысяч их осели в Японии, многие поселились в Индокитае, некоторые пошли еще дальше и обосновались на островах к югу от экватора. Тибет, Монголия и Туркестан — не только восточный, но и нынешний советский — не раз входили непосредственно в состав Китайской империи. Бывали моменты, когда Китай становился господином Цейлона, Северной Индии, арабских колоний в Африке и когда его культурное и экономическое влияние сказывалось не только в Персии, но и в Месопотамии, а, может быть, и в Антиохии, на берегах Средиземного моря.

Если даже ограничиться теми землями, где китайское влияние держалось долго и прочно и где оно сильно поныне, то и тогда мы смело можем сравнивать их по размерам не с Европой даже, а со всей Средиземноморской областью, начиная с Испании, Англии Скандинавии и кончая Ираном, Египтом и Марокко. Шестьдесят градусов долготы отделяют Лиссабон от Тегерана и столько же градусов укладывается между западной оконечностью Китайского Туркестана и столицей Японии. Сорок градусов широты отделяют верхний Египет от тех мест, куда финикияне плавали за янтарем, но еще больше угловое расстояние между Ононом, на которых паслись стада соплеменников Чингиз-Хана и Амуром, с одной стороны, и экватором, на котором расположены торговые города, издавна посещавшиеся китайскими купцами и испытавшие сильнейшее влияние китайской культуры, — с другой.

Тихий океан, это величайшее водное пространство, где у берегов Японии находится глубочайшая депрессия на земном шаре, на востоке; громаднейшие в мире горы и самые ужасные по своей безжизненности пустыни на западе; экваториальные страны на юге и область вечной мерзлоты на севере, — вот границы области китайской культуры. Природа разных частей области китайского культурного влияния еще более разнообразна, чем природа отдельных частей Средиземноморского бассейна. В ней есть части, где путешественник сотни верст проходит по местностям, высота которых над уровнем океана не меньше чем высота альпийских вершин, и есть огромные пространства, едва возвышающиеся над океанским уровнем. В ней есть места, где поверхность внутренних вод так велика, что лодка является самым обычным средством сообщения, и есть пространства, где бесконечные пески тянутся на многие сутки пути. Есть районы, где средняя январская температура так же низка, как на Шпицбергене, есть и такие, где чуть ли не все 365 дней в году непривычные северяне страдают от зноя. Одни места этой области покрыты непроходимыми девственными лесами, другие совершенно лишены растительности. В одних население почти так же густо, как в Бельгии, в других одно поселение отделено от другого десятками и сотнями верст абсолютно незаселенных пространств. А ко всему этому, она пересечена мощными горными хребтами и другими естественными рубежами, трудно проходимыми даже при современных условиях техники. И, тем не менее, китайцы, о которых принято говорить как о самом неподвижном народе в мире, преодолевали все эти препятствия и связывали столь несходные области не только культурными и экономическими, но и политическими узами. И эти политические узы, несмотря на отпадение бывших вассалов, продолжают еще соединять в одно целое громадную часть области китайской культуры.

Правда, наш Советский Союз занимает площадь вдвое больше, чем Китай с его «внешними владениями». Но не нужно забывать, что бывшая Российская империя, от которой Союз унаследовал эти земли, являлась по сравнению с Китаем историческим новообразованием. Ведь меньше чем 400 лет, как захолустное и уже, конечно, ни в коем случае не могшее претендовать на влияние на своих более или менее культурных соседей московское царство начало свое расширение. Но и расширившись, оно не вышло далеко за пределы обширной, но, в общем, довольно однообразной лесной полосы, безлюдной, некультурной, жившей до тех пор «вне истории», никогда не привлекавшей внимания ни Китая, ни существовавшей в одно время с Китаем (эпохи Ханьской династии) мнившей себя мировой Римской империи. Россия собрала те земли, которые, повидимому, не нужны были ни тому ни другому древнему великану. И лишь в наши дни факт этого собирания начинает приобретать колоссальное человеческое значение. Но об этом после...

Еще в большей степени историческим новообразованием являются Соединенные Штаты Америки— другой пример «страны — части света», а также Австралия и Бразилия, которые просто еще не имели времени занять видные места в истории человечества, или Канада, явно на глазах сливающаяся со своим огромным соседом - С. Ш. А. Длительную историческую жизнь имели наряду с китайской культурной областью только две. Это — область Средиземного моря, в которую мы условно включаем всю Переднюю Азию, да еще Индия, на которой нам придется здесь остановиться.

На Индии необходимо остановиться, говоря о Китае, потому, что в течение очень многих столетий она была единственной соперницей Китая в борьбе за влияние его на соседние народы. И она одержала значительные успехи не только среди них, но и в самом Китае, которому она передала свой буддизм, свое искусство и многое другое. Но политически Китай был победителем. Не только Монголия и Тибет, но даже сама Индия, по крайней мере, часть ее, испытали господство Китая. На юге, в западной части Индокитая, оба культурных центра — Китай и Индия — в более или менее равной степени укрепили свое влияние, и лишь к югу от экватора, на Зондском архипелаге, индийское влияние взяло, несомненно, верх, но оно было вытеснено впоследствии арабским, которое и в части Индии нашло для себя благоприятную почву.

Арабское магометанство вместе с арабской, а также персидской торговлей проникло и в Китай; проникло туда вместе с иудейством и христианством, которым, однако, в отличие от магометанства, не удалось себе свить прочного гнезда в Китае.

Но и индийское, и персидское, и арабское, и другие влияния остались в области китайской культуры лишь временно нарушающими факторами, сыгравшими известную роль, роль довольно крупную, но не изменившими очень сильно общую картину развития, да к тому же они сами сильно изменились, преломившись через новую среду.

Политически же Китай ничего не потерял из-за их появления; наоборот, именно индийский по происхождению буддизм был для Китая тем идеологическим оружием, которое он искусно применил в Монголии и даже в Тибете, в ближайшем соседе Индии, а задолго до появления буддизма в

Монголии он точно так же был использован китайцами в Корее и отчасти в Японии.

Китай был Римом Дальнего Востока. И не только Римом, он был для него одновременно и Грецией, и Финикией, и Вавилоном, и Египтом. Корея, Япония и другие пришли на историческую арену гораздо позже и их возраст, во всяком случае, не на много превышает возраст европейских государств. В частности, японцы вовсе не заслуживают названия «народа-старца», которое им, очевидно, по недоразумению иногда дается. Первенство Китая признавалось до некоторой степени его соседями даже тогда, когда он явно ослабевал и не мог претендовать на роль сюзерена своих соседей, признавалось даже в период его распада на отдельные независимые империи. Даже в конце XIX века Корея, Бирма, Аннам и гималайские страны не стыдились своего вассалитета в отношении Китая. Даже Япония, отделенная от Китая морем, в XIV и XV веках в лице своих фактических (а не фиктивных) государей признавала право китайского императора наделять их званиями ванов (государей).

Китайское влияние чрезвычайно сильно в «объевропеившейся» Японии и поныне. Достаточно сказать, что, за ничтожно редкими исключениями, все технические термины японцев составлены из китайских элементов, подобно тому, как наши технические термины составлены из соединения латинских и греческих корней (зоология, телескоп, география и т. д.). Итак, вся та громадная область, приблизительные границы которой приведены выше, если не культурно, то политически, и если не политически, то культурно, признавала гегемонию Китая. Ясное дело, что это могло быть лишь при наличии определенных предпосылок, а что эти предпосылки были экономические, об этом можно говорить, опираясь не только на общие теоретические положения, но и на несомненные исторические факты, факты, относящиеся к внешней торговле Китая.

Достаточно будет сказать, что еще в VIII веке торговля Китая была столь обширной, что заминки в ней вызывали банкротство купцов в Аравии, и что в X веке в Китае существовала налаженная, регламентированная работа морских таможен. Это развитие китайской торговли, не говоря о факте появления в старом Китае сильного иностранного влияния, с одной стороны, и распространение его собственного влияния на другие народы, с другой, является доказательством вздорности обвинения китайцев в какой-то невероятной, якобы, только им свойственной замкнутости, в отчуждении от всего остального мира. Сколько нелепого наговорено хотя бы об одной только пресловутой «Великой Стене», которой китайцы будто бы желали «отгородиться от всего мира». Одному автору, писавшему о Китае, пригрезилась даже «стена, окружающая Китай со всех сторон». Одной стены на границе со степью ему, очевидно, показалось недостаточно. Изучавшие по его книжке Китай будут, вероятно, чрезвычайно удивлены, если узнают, что не для отделения себя «от всего мира», а вот именно для связи с ним строилась значительная часть этого знаменитого сооружения. А другая ее часть имеет в разных местах ворота, через которые происходила, и поныне происходит, оживленная торговая связь с жителями застенных областей. Очень и очень сомнительна ценность этой стены, как военного укрепления, но что существование ее помогло китайцам регулировать в желательном им духе торговлю со степью — это несомненно. Говорить, будто стена служила Китаю средством отгородиться от более культурных народов, это все равно, что утверждать, будто московское царство строило вдоль «дикого поля» караульные курганы для того, чтобы не допустить проникновения католической ереси и немецкого лютеранства. Если и можно говорить о китайской стене, как о «загородке от культурных народов», то лишь постольку, поскольку мы будем относить к числу культурных тех, кто додумался до способа изготовлять спиртной напиток из молока, до изготовления седел, войлока и юрт да еще некоторых несложных орудий домашнего хозяйства. Что же касается оседлых культурных народов, то до них во времена постройки стены было так далеко, что даже самое существование их было китайцам совершенно неизвестно.

Легенда о «замкнутости» китайцев — это только легенда; это одна из тех глупых и вредных легенд, которые нужно было выдумать, чтобы оправдать кровавый набег английских убийц в XIX веке. На самом деле, как это не трудно доказать фактами, Китай был гораздо более гостеприимным по отношению к чужакам, чем другие государства. Если ненависть к государствам и явилась впоследствии, то это вина этих иностранцев, а отнюдь не китайцев.

Приведенные здесь немногие факты дают некоторый материал и для оценки другого столь же распространенного предрассудка, предрассудка относительно, якобы, «присущей китайскому духу косности».

«Косный дух Китая», «неподвижный Китай», «тысячелетний сон», «китайский консерватизм» и т. д. и т. п. — сколько раз произносились эти фразы писавшими о Китае. Сколько раз повторялись они и теми, кто ничего о Китае, кроме, как о его пресловутой стене, о китайском чае, да еще о «китайской грамоте», не слыхал, и слышать не хотел.

«Неподвижный Китай»... А разве очень «подвижна» была московская Русь? Разве «подвижны» были европейские цеховые мастера, сжигавшие новые изобретения, а заодно топившие и их изобретателей? «Подвижна» была вся Европа в течение ряда веков? И не было ли движение ее в течение, по крайней мере, пяти веков (с IV по IX) не вперед, а назад. Возьмите Византию, возьмите Испанию и Португалию — даже Голландию — сильно разве прогрессировала она после того, как английская конкуренция начала ее подавлять. А пример Польши, шагавшей в течение 2 веков назад, а Германия после Тридцатилетней войны. Не было разве момента топтания на месте в жизни европейских народов даже в новое время? А разве в наши годы не наблюдается регресса в целом ряде европейских стран, в целом ряде переживаемых ими явлений.

«Косный дух Китая»... Поезжайте в Китай... да нет просто читайте повнимательнее идущие оттуда телеграммы и корреспонденции, вникните в них и попробуйте оценить громадность пережитых Китаем перемен, пережитых за какие-нибудь три десятка лет и даже меньше того. Все переменилось в Китае: переменился язык, изменился внешний вид китайской молодежи, быстро и решительно ломается старый быт. Давно ли китайская молодежь считала уважение к старому и старым своей священной обязанностью, а в 19 году, ломая и руша, она была в первых рядах освободительного движения и очень мало считалась с предостережениями старцев. Давно ли был этот 1919 г.? Но студенчество уже в первых рядах бойцов. Уже выступил новый класс, выступил пролетариат, который еще в 1912 году почти не заявлял о своем существовании; в 1919 г. он еще шел по указке студентов и шел не в очень заметном количестве. А в 1922 г. он уже дал блестящий бой британскому капиталу в Гонконге; в 1923 г. организованно выступал по всей огромной стране в знак солидарности с железнодорожниками и с тех пор не прекращает борьбы. Давно ли китайская армия была всеобщим посмешищем. А теперь дело революции защищает прекрасно организованная, политически воспитанная, сознательная сверху донизу армия. Давно ли даже введение конституционно-монархического строя казалось в Китае далекой, неосуществимой мечтой. А вот уже пройденной ступенью стало для Китая увлечение американским демократизмом. Пройдет еще два— три года и, кто знает, быть может в Китае актуальными станут вопросы, которые в 1917 г. стояли перед нами. Что осталось от пресловутого «косного», «консервативного» и «сонного» китайского духа? Куда девался он? Как мог отлететь он от Китая? Но могут возразить — Китай только теперь проснулся после долгого, тысячелетиями длившегося сна; а перед тем, как он проснулся, «косный дух» прочно владел им. Вот на это-то возражение ответить нужно непременно. Это необходимо, чтобы заранее рассеять третий предрассудок о Китае, предрассудок «неинтересности» его истории. Многим даже из числа тех, кто изучал прошлое Китая, оно представляется каким-то бессмысленным передвиганием марионеток — царей, цариц династий — каким-то вечным кружением вокруг одной точки, сплетением неинтересных для не-китайцев анекдотов, какой-то грудой из наставлений мудрецов, дворцовых переворотов, убийств, узурпации, непонятных бунтов и жестоких усмирений.

Действительно, большая часть того, что писалось о прошлом Китая, все эти династийные истории и переделка из них на европейский язык — имеет, именно, такой характер, и если очень не весело читать, кто, когда и по какому случаю зарезал своего соперника у нас в России, то тем менее интересно узнавать подобные же хроники преступлений, имевших место в Китае. Но в Китае, как и везде, происходили не только придворные интриги. Все это было лишь мелкими явлениями на фоне жизни огромного народа, вернее народов, и их жизнь, как и везде, протекала в изменявшихся условиях.

Были века, когда Китай прогрессировал стремительно, когда его хозяйство изменялось с каждым веком, когда делались изобретения, создавались новые производства, улучшались старые и росла торговля.

Были и такие века, когда необработанные пустоши росли во всем Китае, когда вырождались ремесла и гибли старые торговые центры, когда население быстро уменьшалось и на развалинах незадолго перед тем могущественной империи появлялись враждующие друг с другом многочисленные князьки. В первом веке н. э., когда по вычислениям Шмоллера, население всей Европы, несмотря на процветание Рима, исчислялось всего  лишь  в тридцать миллионов, Китайская империя была жилищем 60 миллионов человек, не включая тех, кто занимал огромные пространства завоеванных ею земель. В V веке Китай был редконаселенной страной, где возродились давно забытые феодальные порядки... В VII и в VIII веках Китай, по мнению очень многих, становится самой культурной частью всего тогдашнего мира; к этому времени он- место встречи выходцев из Японии, из Персии и даже из Византии. Затем новый развал, новый подъем. Далее - эпоха монгольского господства, когда, по словам знаменитого путешественника венецианца Марко Поло, порты Китая кишели судами многих наций, и когда китайский император был сюзереном правителей, сидевших на Волге и в Персии, а китайские купцы, врачи и инженеры доходили до Средиземного моря и работали в Месопотамии... Крестьянское восстание, восстание победившее, но приведшее в результате не к торжеству крестьян, а к неслыханному накоплению земель в руках скупщиков, кулаков и придворных любимчиков... Морские путешествия по Африке и Аравии... Война с Японией... потеря степных владений... Набеги степных кочевников... И опять грандиозное восстание, опять внешний завоеватель. А затем невиданный рост политического могущества, колоссальное расширение, необычайный рост населения... И, наконец, столкновение с промышленной Англией, и 80 лет унизительного полуколониального существования. А затем революция, распад, индустриализация, борьба дуцзуней и новый, совсем новый ветер над полями и городами Китая, ветер — доносящий мощные призывы из Москвы.

Это — последнее, нынешнее, но и то, что было раньше и что общими мазками нарисовано здесь, разве говорит о «застенной» самодовольной «спячке». Нет, Китай жил, и жизнь его не была безмятежным сном. Он жил, изменялся и прогрессировал. Но знал и моменты упадка - целые века упадка. Но ведь и Средиземноморский мир не шел все время вперед. Он тоже знал эпохи упадка и развала, и разве далеко он ушел от римлян ко времени возрождения. А его южные и восточные стороны — значительная часть Северной Африки и Передняя Азия — разве не стали они теперь менее населенными, чем они были даже много веков назад.

В XVII веке, говорил в одной из своих речей М. Покровский, Китай стоял на одном уровне с Европой. Пусть это и переоценка, но даже три века не такой большой срок, чтобы лишить народ Китая возможности догнать ушедших вперед, а Китай теперь догоняет Европу быстро, и, думается, недалеко то время, когда он догонит ее во всем. Идеологически он в лице своих передовых революционных борцов уже перегоняет ее.

Но, как ни быстро развивается Китай, как ни интенсивно он впитывает все то новое, что выработала обогнавшая его на 2—3 века Европа, результаты многосотлетней его истории сказываются, и еще долго будут сказываться и на нынешнем и на будущих народившихся поколениях. А потому нельзя пренебрегать его длинной и совсем не такой уж скучной, неинтересной историей. Не мало найдется в ней и такого, что-либо очень слабо, либо даже вовсе не было выражено в истории других народов. В этом ее общечеловеческий интерес. И не только в этом. Многие факты, пережитые Средиземноморскою областью и всем человечеством вообще, не могут быть поняты без параллельного ознакомления с фактами, связанными с историей Китая.

Судьба эллинистических государств в Средней Азии, нашествие гуннов, которые двинулись на запад потому, что получили сильнейший толчок на востоке, со стороны Китая. Появление в Западной Азии турок, когда-то игравших видную роль на окраинах Китая и в самом Китае, монгольское нашествие на Европу, важные детали первоначального накопления, ослабление арабов, события в Индии, внезапный подъем Японии на уровень великой державы, условия расширения и колонизации России, роль Голландии, как колониальной державы, происхождение книгопечатания, пороха и компаса, история агрономии, и многое множество другого вряд ли может быть полностью понято без изучения истории Китая.

В частности, история нашей собственной страны, вероятно, гораздо теснее сплетена с историей Китая, чем нам представляется теперь, при нынешнем уровне наших знаний. Достаточно вспомнить, что те степняки, которые так часто тревожили наши южные границы, имели тесную связь со степью, охватывающей Китай с севера; осадные средства, крушившие стены наших древних городов, вряд ли были монгольскими, а не китайскими изобретениями. Есть прямые указания на то, что в походе против России участвовали и бывшие солдаты существовавшей с XII по XIII век северной китайской империи (Цзинь). Внезапное превращение степняков в оседлых жителей Казани и Астрахани, торговых центров на Волжско-Каспийском пути, и близ Тобольска, на пути в глубь Азии, вряд ли прошло без участия китайцев. Находки на развалинах по Нижней Волге являются, как кажется, достаточно веским доказательством этого. Но это не все.

Наша страна является тем, как уже здесь сказано, историческим новообразованием, которое собрало и объединило все земли, когда-то пустолежавшие между отрезанными друг от друга древними империями-гигантами Римом и Китаем — между Средиземноморскою областью и столь непохожей на нее областью китайской культуры. Через Россию пролегала удобнейшая и практически самая короткая из соединяющих эти разнородные миры путей дорога. По одну сторону от нас наследники земель Рима, усилившиеся, разбогатевшие, привыкшие к господству и столь туго расстающиеся, в лице даже своего передового рабочего класса, с предрассудками-цепями, с другой — формально единый, обедневший, но зато не имеющий почвы для выращивания опасных для дела трудящихся уклонов, загоревшийся революционным пожаром Китай. И мы на пути от одного мира к другому. Можем ли мы позволить себе роскошь знать об одном из их только сегодняшнее и отворачиваться от прошлого.

И не нужно тоже забывать, что на юге области китайской культуры, в далеком от нас Индокитае, находится другой стык.

Там начинается область индийского расселения, начинается третья великая  культурная область, с много более чем 300 миллионным населением. И линия ее соприкосновения с китайской областью все удлиняется, ибо с каждым годом растет на островах Тихого океана и китайское и индийское население. От Сингапура, полукитайского, полуиндийского, вплоть до самых далеких островов Океании, происходит это распространение.

Географические факторы в истории Китая и сопредельных с ним стран

При первом взгляде на карту бросается разительное несходство географических черт Средиземноморской области и области китайской культуры.

Средоточием Средиземноморской области является море — очень узкое, но зато очень сильно вытянутое с запада на восток, испещренное островами, разграниченное далеко вдающимися в него полуостровами, сравнительно защищенное от бурь, — словом, не море, а скорее нечто в роде огромного норвежского фиорда. Оно точно нарочно устроено, чтобы дать живущим по его берегам людям удобную бесплатную дорогу из одного места до отдаленного от него другого. К северу от этого моря — не слишком широкое пространство суши, за которым, по выражению одного из писавших об истории колонизаторства, простирается другое, «северное Средиземное море» — Немецкое и Балтийское. Вода с лежащей между двумя водными пространствами суши стекает в разные стороны, но верховья рек сближены между собою и позволяют без особых трудов передвигаться из одного моря в другое даже при отсутствии сколько-нибудь сносных сухопутных дорог. Страны, лежащие к югу и востоку от Средиземного моря, не исключая даже Персии, не очень далеки от него. Даже для Персии оно имело известную ценность как дорога. А для греков, финикиян, карфагенян и т. д. оно имело исключительно важное значение.

Совсем иная картина в области китайской культуры. Ее сосредоточением (в области китайской культуры) являлось не море, а суша, и жители этой суши, ставшей территорией «Срединной империи», в раннюю эпоху своей истории совсем не нуждались в море, как в большой дороге. Для них оно было только местом рыбной ловли, но не больше. Если бы среди китайцев, живших лет за 3—4 тысячи назад, нашлись люди, которые из любопытства ли, по случайности ли поплыли зимой, когда ветер дует с северо-запада, в открытое море, то еще неизвестно, добрались ли бы они до ближайших к Китаю земель, или нет. Могло бы случиться и так, что ветер гнал бы их все дальше и дальше; они прошли бы мимо островов Рюкю, быть может, и не заметив их и помчались далее в открытый океан. Всего вероятнее, что рано или поздно они стали бы жертвой страшного тихоокеанского тайфуна и погибли бы, не успев перед смертью открыть ни одной новой земли. Если бы эти люди поплыли в восточном направлении они могли бы добраться до Японии. Но, во-первых, расстояние от Китая до Японии так же велико, как расстояние от берегов Португалии до сравнительно поздно открытого европейцами острова Мадейра, и путешествие до нее первобытных судов не менее, а, пожалуй, более опасно, чем по Атлантике, а, во-вторых, китайцам просто незачем было путешествовать в Японию; ведь даже в начале нашей эры

Япония была почти варварской, дикой страной, а три тысячи лет тому назад — там еще продолжался каменный век. Грекам 3 000 лет тому назад было ради чего пускаться в море: продукты египетского и азиатского ремесла были достаточно сильной приманкой. Для их же современников-китайцев ни Япония, ни Филиппины таких приманок не имели, и иметь не могли.

Итак, в глазах древних китайцев море было не более как препятствием; лишь поднявшись на несравненно более высокую ступень развития, стали они мореходной нацией. Ясные указания на этот переход относятся уже к концу дохристианской эры.

Нужно, впрочем, отметить, что Кантон, как морской порт, упоминается довольно рано. Неизвестно, однако, был ли он только местом захода иностранных моряков, или же кантонцы сами плавали в чужие страны. Но вот малайцы, стоявшие несомненно на более низкой ступени развития, чем китайцы, безусловно, были опытными моряками задолго до нашей эры. О них, как об опасных пиратах, знал уже Птоломей. Он писал о них в 130 году нашей эры.

Если моря, широко раскрытые в сторону океанов, глубокие, бурные и «никуда не приводившие», долго не имели для Китая значения больших дорог, то зато реки приобрели для него колоссальное значение. И не только реки. Уже 2 тысячи лет тому назад китайцы начали создавать и искусственные водные пути; среди прорытых тогда каналов упоминается один, продолжив который, китайцы создали впоследствии самый длинный во всем мире искусственный путь. Он существует и поныне. Но система китайских рек мало похожа на европейскую. В Европе река — участок пути от моря до моря, из которых оба являются большими дорогами, более важными, чем эти реки; такие речные пары, как Сена и Рона, Дунай и Рейн, Днепр и Западная Двина, — типичны в этом отношении. В Китае же роль Средиземного моря долго выполняла самая важная его река Ян-цзы-цзян (по южному: Янце-кианг); она начинается в дикой части Тибета, а кончается в море, которое, в силу указанных причин, лишь очень поздно стало действительно важным путем сообщения.

Большая часть других важных рек Китая, даже не входящих в бассейн Янцзы, была так или иначе связана с нею, — одни благодаря волокам, проложенным через водоразделы, другие благодаря каналам. По этим волокам и каналам грузы передвигались от южного Китая и даже нынешнего Тонкина до Тяньцзиня и далее, почти вплоть до Пекина. Эта система внутренних водных путей, которую до известной степени можно уподобить колесу, спицы которого сходятся к ступице, резко отличается от системы европейских рек, образующих более или менее обособленные пары. В Европе речная торговля способствовала политическому объединению племен, живших от моря до моря вдоль речных пар, но не тех племен, которые жили вдоль разных пар. В Китае же объединительные усилия направлялись к Янцзы и от Янцзы, что означало тенденцию к образованию единого громадного государственного объединения, которое уже в силу своей громадности и благодаря включению в его состав очень не похожих одна на другую частей не могло не быть хрупким. И, действительно, каждый раз, когда в Китае происходило ослабление производительных сил, когда падало крестьянское хозяйство и ослабевала торговля, то центробежные силы давали себя чувствовать, а в III в. н. э. произошел распад, хотя хозяйственный кризис и не достигал, по-видимому, такой силы и глубины, какой он достиг в рабовладельческом Риме.

В настоящих технических условиях, когда воды, омывающие берега Китая, давно превратились в удобные и почти такие же безопасные пути сообщения, как воды Атлантики, когда при устьях китайских рек возникли иностранные концессии, а их обитатели насильническими договорами добились того, что транспортировка привозимых из-за границы товаров от моря в глубь Китая обходится дешевле, чем перевозка на одинаковое расстояние между двумя точками Китая, когда, наконец, появились железные дороги, — тогда влияние описанной системы внутренних речных путей перестало ощущаться. Торговые связи, идущие в направлении юг—север (или север—юг), ослабели; связи, идущие с востока на запад и с запада на восток, отчасти, усилились. А вместе с тем увеличились, хотя уже и насовсем иной основе, и центробежные силы.

Нельзя, однако, не подчеркнуть, что еще совсем недавно, всего сто лет с небольшим, иными словами до того времени, как в Китае почувствовались результаты рождения машинной промышленности, преобладание значения внутренних торговых связей над значением связей внешних было настолько велико, что описанное здесь влияние системы внутренних путей оставалось почти таким же, каким оно было в давно прошедшее время.

Правда, вывоз Китая и тогда был довольно большим, в частности вывозилось очень много чая, в отношении которого Китай был тогда монополистом на мировом рынке; вывозилось не мало и шелков, а также и хлопчатобумажных тканей и фарфора. Но все это шло, главным образом, из районов, во-первых, не очень далеких от моря, а во-вторых, связанных с ним давно пробитыми, исхоженными путями. Но гораздо существеннее то, что тогдашняя внешняя торговля была односторонней. Продавая довольно много, Китай чрезвычайно мало покупал, а то, что покупал,—речь идет об индийском хлопке, ибо остальное было мелочью, — то, по-видимому, далеко в глубь Китая никогда не шло, а перерабатывалось где-то около места выгрузки.

В этом отношении — в решительном преобладании определяющего значения внутриимперской сухопутно-речной торговли — Китай резко отличался не только от городов-государств Греции и Финикии, но и от средневековой Европы.

Лишь во второй половине XIX века разрывание меридиональных связей и частичное укрепление за их счет связей широтных становится процессом, бросающимся в глаза. Но уже к последним годам того же века относится постройка железных дорог, существование которых действует в обратном направлении, т.е. восстанавливает разорванные хозяйственные связи.

Вернемся, однако, к прошлому, когда не было ни железных дорог, ни иностранных концессий, ни насильнических договоров, ни, наконец, культурного, экономического  и  военно-политического   господства Европы и когда единственными опасными внешними противниками Китая были обитатели монгольских и тибетских сухих степей, и попробуем выяснить значение этой степи для исторических судеб Китая. Набеги степняков знал не один Китай: Египет, Палестина, Месопотамия, Персия, Индия, оазисы Туркестана, наконец, Россия и даже Западная Европа — все они в той или иной степени испытывали их. И не раз кончались такие набеги утверждением господства кочевой знати над народами-земледельцами. Китай в этом отношении был в несравненно худшем положении, чем Западная Европа, и не в лучшем, а скорее в худшем, чем Россия. Степь охватывает его пределы на огромном протяжении, и борьба с нею, длительная, бесконечная, была для него неизбежностью. Господство степняков над отдельными частями Китая, а иногда над всем Китаем, повторялось много раз в его истории.

Но наступили иные времена, и те самые степняки, которые незадолго перед тем врывались в Китай, превращались сами в китайцев и в свою очередь делались противниками накоплявшихся новых степных орд. Не раз наблюдался и обратный процесс: теснимые степняками китайцы отбивали, в конце концов, их наступление, переходили, усилившись, в наступление сами, становились господами над степью и били непокорных, зачастую используя в качестве солдат сородичей своих врагов. Так, например, около двух тысяч лет тому назад китайцы распространили свою власть в Туркестане руками степных союзников. Позже, в VII веке, степняки, только что перед тем распоряжавшиеся в Китае и помогавшие родоначальнику Танской династии утвердиться на императорском троне, становятся в конце концов ее же подданными. Такая же судьба постигла и маньчжурских покорителей Китая. В чем же секрет этих вечных колебаний,— этой «превратности судьбы»? Чем объяснить, что сегодняшние господа превращаются завтра в подданников, а вчерашние данники в господ? Уже одно, то, что на пограничные ярмарки стекались кочевники не только с ближних степей, но и из предгорий Алтая, с Байкала и из притяньшаньских районов, не могло не приводить и к взаимным столкновениям и к сближениям жителей степей. Если бы даже межплеменных столкновений этого типа не было, а были бы только обычные, никогда не прекращающиеся столкновения из-за пастбищ, наличие торговли должно было усилить их. Но степная борьба, когда она сильно обостряется, обычно приводит к подчинению одним племенем или, точнее, диктаторствующими в нем родами всех остальных племен, т.е. к созданию того, что принято называть «племенным государством». Нужно думать, что при развитии крупной торговли это объединение должно наступить раньше, чем при отсутствии ее. По крайней мере, в истории Китая и его культурной области можно указать факты, как будто подтверждающие, что образование «степных империй» было отражением образования перед тем крупного объединения на обрабатывавшихся, т.е. на китайских землях, существование которого естественно способствовало улучшению условий как внутренней, так и внешней торговли.

Но если земледельческое государство укреплялось, степная «империя» не могла быть долговечной, ибо конфликт рано или поздно должен был наступить, и когда он наступал, сильное земледельческое государство могло находить множество средств покончить с нежелательным соседом. Одно из них приведено страницей выше. Если же земледельческое государство ослабевало, а это могло быть при условии ослабления его производительных сил, то уже не о покорении степи, а о самообороне нужно было думать его жителям. Наступление степняков было в этом случае неизбежным уже хотя бы потому, что с ослаблением земледельческого государства, ослаблением внутренних хозяйственных связей в нем и неизбежным падением его внешней торговли прирост стад, уже не регулируемый торговлей, делал пограничных кочевников агрессивнее. Перед ними была, конечно, возможность откочевать дальше в степь, но это была, в условиях ослабления земледельческого государства, линия наибольшего сопротивления, ибо откочевка влекла за собою столкновения с другими кочевниками. Нападение же на земледельцев уже не сулило больше опасности, а создавшаяся раньше привычка к идущим от них продуктам подталкивала на риск (достаточно вспомнить о пристрастии монгол к кирпичному чаю и о широком потреблении ими продуктов китайского ремесла). И чем сильнее было перед тем проникновение китайских товаров, чем меньше, следовательно, удовлетворялись собственным производством потребности степняков, тем их стремление к завоеванию было сильнее. Прежнее действие находило теперь свое логическое противодействие. Кочевые империи обычно не бывали долговечны. Если же они все-таки доживали до момента подобного ослабления или, тем более, развала земледельческого государства, то уж никакие «китайские стены» удержать степного нашествия не могли, и оно свободно распространялось в глубь Китая; при этом образование новых государств, уже со степняками во главе, было обычным, хотя и не неизбежным исходом, — часто дело кончалось одним грабежом.

Теперь попробуем выяснить, отчего могло происходить ослабление земледельческого государства, и какими могли быть для него результаты степного нашествия. Прошлое Китая дает довольно определенный ответ на эти вопросы. Волнения, восстания, отделение окраин и распад — все это всегда начиналось тогда, когда вырастали потребности правящих классов, когда обогащалось купечество, когда росли налоги, росло взяточничество, когда усиливалась нищета деревни, истощалась почва, росли пустыри, но росли вместе с тем и имения, когда крестьяне снимались с насиженных участков и бежали куда глаза глядят, когда еще больше росло вследствие этого обложение оставшихся на месте, что приводило к еще большему истощению почвы и еще большему закабалению, большему росту латифундий, большим толпам бегущих. Одновременно разрушалась и национальная армия, и ее заменяли наемники из степняков, которые мало-помалу становились хозяевами в стране. Они же становились и начальниками тех пограничных районов, куда стекались бежавшие из центра крестьяне, и где они находили новые места для заселения. Центр оскудевал, периферия заселялась, и, наконец, создавались условия, когда наступающие орды находили на окраинах Китая не только обессилевшую китайскую власть, но иногда даже своих сородичей в роли китайских солдат и генералов и вновь образовавшуюся сельскохозяйственную базу, более прочную, чем у Китая в центре.

Все сказанное здесь, быть может, покажется читателю недостаточно убедительным. Быть может, он, познакомившись с фактическими данными, отвергнет вышеуказанную здесь гипотезу или же выдвинет свою собственную. Так или иначе, он, думается, не станет утверждать, что причины кочевых нашествий нужно искать только в степи или главным образом, в степи, а не наоборот, в самом Китае. Уже одно то, что Китай, выдержавший в 1590-ых годах натиск сравнительно хорошо вооруженной и достаточно организованной армии японцев и под конец, нанесший им оглушительное поражение, полустолетием позже был завоеван полудикарями маньчжурами, заставляет предполагать, что за это время в Китае что-то сильно изменилось. И, действительно, в нем тогда многое изменилось.

Осталось еще сказать о значении сухих степей Центральной Азии и о Тибете, как о пространствах, через которые лежали пути из Китая в культурные страны Западной Азии и в Индию. Конечно, они были, да в значительной степени и поныне остаются, серьезными помехами. Но говорить, что они «отрезали» Китай от остального мира, по меньшей мере, неосновательно. Каждый раз, когда потребности обмена этого требовали, степи, пустыни и дикие нагорья пересекались дорогами, возникали на них оборонительные сооружения, расставлялись гарнизоны, приводились к покорности попутные враждебные племена, одаривались дружеские племена и в конце-концов путешествия по этим дебрям переставали быть страшными. Когда же Китай под влиянием указанных выше причин деградировал, ослабевал, тогда падала его торговля, тогда заглухали и оживленные до тех пор торговые пути, и заброшенные попутные караулки заносились песками.

Вернемся еще раз к морю. Около 1200—1100 лет назад море стало для Китая если не самым важным торговым путем, то, во всяком случае, достаточно ценным. Мы не располагаем статистическими данными, по которым можно бы было судить об активности китайцев, как мореходов, по сравнению с арабами, персами и другими, так или иначе моряками они были, и они постоянно посещали торговые центры юго-восточной оконечности Азии и близких к ней островов. Правда, дальше — в Индию и Аравию — они редко плавали, хотя в виде исключения китайцы появлялись в XV веке даже у берегов Южной Африки. Задолго до этого их суда посещали более близкие к ним земли — Филиппины, Рюкю, Японию и др. Но, повторяем, море имело для них второстепенную роль. Это вовсе не доказательство отсталости Китая. В VII веке и дальше до VIII века это доказывало скорее обратное.

Так, например, невозможность широко развивать мореплавание в сторону Японии объяснялось тем, что правительство Японии, испугавшись отлива своего золота и серебра в Китай, воспрепятствовало торговле с ним. То же самое они сделали и в отношении европейских держав (с XVII века). Приблизительно так же стоял вопрос и с Кореей, но совершенно иначе обстояло дело торговли Китая с Европой, слабое сравнительно развитие ее до XIX века объясняется не пресловутой «замкнутостью» китайцев, а тем, что с точки зрения меркантилизма торговля с Китаем была для Европы невыгодна — она означала утечку серебра в Китай из Европы. Во Франции ставился даже вопрос о запрещении торговать с ним.

Говорить, что Китай «был и остался на уровне речной культуры», нельзя. Можно лишь говорить, что его внутренняя торговля до наших почти дней (а вероятно и теперь) была значительно крупнее, чем внешняя, и что, начиная с XVI века, значение торгового флота Китая упало в пользу европейских флотов. Но нужно отметить, что одновременно сильно возросли обороты его торговли и притом не только на суше, но и в морских портах.

Теперь скажем несколько слов о других странах китайской культурной области. Наибольшего внимания заслуживает из них Япония, единственная не испытавшая ни разу непосредственного господства над собой Китая, но зато больше проникнувшаяся его культурой, чем Тибет, где непосредственное влияние Индии было не слабее китайского, или Восточный Туркестан, где сильно западно-азиатское, мусульманское влияние. Непокорившаяся Китаю Япония стала во многом «более китайской, чем сам Китай». Этот «китаизм» Японии, чрезвычайно сильно сказывающийся в Японии и теперь, а также ее большая роль в истории Китая нового времени, заставляют ей уделить некоторое внимание. Для нашей основной задачи будет, однако, достаточно рассмотреть влияние на нее географических факторов лишь постольку, поскольку они способствовали или препятствовали проникновению в нее китайского влияния. Впервые оно появилось в Японии приблизительно в начале нашей эры, но долго оставалось ничтожным по значению. И это вполне понятно: не было никаких экономических причин, которые способствовали бы установлению связи между двумя странами. При таких условиях разделяющее их море было целым безграничным океаном. Но когда (это было в VII веке) начался, обусловленный рядом причин, рост территории Китайской империи, когда в прямую или в косвенную зависимость от нее попали почти все те земли, которые относятся к китайской культурной области, в том числе и Корея, ближайшая соседка Японии, а также нынешнее Приморье, то положение резко изменилось. Япония стала под прямую угрозу захвата. И вот тогда отдельные струи китайского влияния, проникавшие с IV или V веков в Японию вместе с бежавшими в нее от смут китайцами, слились в один поток и буквально захлестнули Японию. Море, бывшее до тех пор разделителем, стало исхоженной дорогой. «Океан» превратился в «речку», гораздо более «узкую», если говорить о ее проходимости, чем иные ничтожные речушки, отделяющие в Китае крестьянские деревни от поселений засевших в свои горные гнезда инородцев Лоле. Но «речка» стала «океаном» опять, когда изменились обстоятельства. Море осталось все тем же морем, но менялись производительные силы, изменялись вследствие этого политические взаимоотношения обеих стран, и море становилось то препятствием,  то  большой дорогой.

То же самое можно сказать о Корее, Рюкю и о Филиппинах. Впрочем, прочно последние так и не вошли в состав китайской культурной области, хотя и заселялись китайцами. Так же обстояло дело и на Зондских островах. Китайцы явились туда лишь, как один из элементов населения, и если не считать отдельных населенных пунктов, то они не господствовали там ни политически, ни даже культурно. Как это ни странно, их влияние заметно растет там только теперь, и центром этого влияния является Кантон.

На этом остановимся. В короткой главе невозможно остановиться на всех географических факторах, игравших роль в истории Китая и его области. Им будет уделено внимание в связи с рассматриванием тех моментов в жизни Китая, когда их влияние обусловливало характерные для Китая особенности развития. Одним из таких факторов, и, пожалуй, важнейшим из них были разлития Хуанхэ (Желтой реки), размеры которых и производимые ими невероятные опустошения кажутся просто сказочными, невозможными.

Представьте себе, что Волга прорвала себе новый путь где-нибудь ниже Саратова и пошла не и Каспий, а в сторону Кубани. Или, что Кама выбрала себе новое русло и направилась на Самару, при чем сделала это не сразу, а предварительно испробовав то одно, то другое, то третье, десятое, двадцатое направление. Хуанхэ проделывала это не раз, и нужно было много усилий, чтобы удерживать ее рядом насыпей. Она и теперь течет выше окружающей местности.

Но Хуанхэ в течение последних 2 тысяч лет не главная река Китая. Таковой она была лишь до господства Китая на юге, когда важнейшей рекой стала Янцзы, имеющая иной характер и особенности. За Хуанхэ оставалось с тех пор лишь местное значение.

 

 

Физико-географический и исторический очерк Монголии

Монголия и монголы

Монголии занимает обширное пространство центральной Азии, замкнутое с севера сибирской границей Союза Советских Социалистических Республик, с востока — Маньчжурией и с юга и запада— китайскими провинциями: Шен-си, Гуан-су и Сень-Цзянем (Китайский Туркестан).

Монголия делится на Внутреннюю и Внешнюю. Последняя расположена между 42°—152° северной широты и 88°—116° восточной долготы, и представляет собой плоскогорье, приподнятое на 4 000—5 000 футов над уровнем моря, окруженное горными цепями и лишь на юге выходящее из этого горного кольца в обширнейшую центрально-азиатскую пустыню «Великую Гоби». Остальная часть Монголии называется внутренней.

В общем, территория Монголии равняется приблизительно около 3—4 миллионов кв. километров, из которых, примерно, одна треть приходится на долю Внешней Монголии.

Внешняя Монголия, по своему рельефу, изобилует горами. Кроме пограничных горных цепей, на северо-западе и севере — Русским Алтаем, Тянь-Нусла, Саянами и отрогами Яблонова хребта, на востоке — Большим Хинганом; на юго-западе— Монгольским Алтаем. Внутри плоскогорий Внешней Монголии встречаются горные массивы, которые имеют значительное протяжение и большую высоту горных кряжей. Достаточно указать на массив Хангай, имеющий протяжение более 400 километров и имеющий ряд вершин, достигающих 11— 12 тысяч футов над уровнем моря.

Особенно же много в Монголии степей и песков, которые, как мы выше указали, переходят во Внутренней Монголии в пустыню, где нет растительности и где над накаленной почвой мутная, словно дымом наполненная атмосфера, где гуляют горячие вихри — смерчи, переносящие столбы соленопесочной пыли. Это, главным образом, в Западной Гоби. На территории остальной Монголии пески разбросаны пятнами, которые порой тянутся на сотни верст, не имея на себе никаких признаков жизни.

Горные хребты Монголии,—главным образом, гнейс и гранит. В степях — песок, галька, иногда суглинок и в долинах рек наносные почвы, которые считаются в Монголии очень плодородными. Но почвенный слой почти всюду в Монголии чрезвычайно тонок, не превышая 2—4 вершков. Большинство же почвы Монголии состоит из гальки и хряща, т.е. как говорят, находится в периоде образования.

Сравнительно со своим пространством, Монголия бедна орошением. Особенно это относится к Внутренней Монголии. Внешняя Монголия имеет целую систему рек и озер, которые большей частью находятся у основания гор. Все реки Монголии горного происхождения и могут быть подразделены на два вида. Одни из них реки, имеющие направление в глубь Монголии — эти реки коротки и очень скоро исчезают в сухих почвах плоскогорья и озерах Монголии. Второй вид рек — тоже горного происхождения, но эти реки уходят за пределы Монголии — это истоки великих потоков Азии. К числу таких рек можно причислить: Черный Иртыш, Енисей (Хувкем), Селенгу с многочисленными притоками, Керулюк (начало Амура), Хуан-хе и, наконец, Мур-усу (исток великой китайской реки Ян-цзы).

Из озер следует назвать для Внешней Монголии: Косагол—(120x30 килом.), Успа—(100x65 килом.), Киргазнор, — Хараусу, Дурганор и др. Но из всех этих озер только Косогол, расположенный на высоте 5 500 фут. над уровнем моря, имеет пресную воду.

При наличии слабого орошения огромнейших территорий Монголии неудивительна крайняя сухость климата. Высокие горные цепи, окружающие Внешнюю Монголию, задерживают большую часть влаги, приносимой ветрами с океанов. Осадки в Монголии выпадают редко. Монгольская зима бесснежна, но очень ветрена. Обильные дожди выпадают только в летние месяцы и то преимущественно на окраинах Монголии.

Отличительная особенность климата Монголии — колебания температуры. Днем царит зной, ночью — падение температуры, достигающее порой ниже нуля. Климат Монголии может быть определен, как резко выраженный континентальный с сравнительно низкой годовой температурой. Годовая температура, например, Урги —2,9°, Улясутая —0,2°, тогда как летняя температура той же Урги достигает 30° С.

Растительность Монголии бедна. Трудно сказать, где в Монголии кончается степь, где начинаются пески — пустыня, особенно, если принять во внимание, что во Внутренней Монголии очень часто пески движутся, уничтожая на своем пути все живое и растущее. Но степи Монголии, имеющие глинистую почву, после дождей очень быстро покрываются хорошей травой, которая имеет способность сравнительно долго держаться.

Леса в Монголии имеются лишь на северных и западных склонах окраинных гор. Внутренние склоны этих гор уже беднее древесной растительностью, а горные массивы и отроги, расположенные внутри Монголии, совершенно лишены растительности. Вместо леса внутри Монголии произрастают кустарники — саксаул, тамариск, дарысун и др. Саксаул растет на песках, дарысун — травяной злак, достигающий в вышину 1 сажени — растет на глинистой почве. Это — растение монгольских пустынь.

В зарослях саксаула и дарысуна находят себе пищу дикие верблюды, антилопы, зайцы, волки, лисицы. Из птиц — фазаны, перепела, куропатки, жаворонки и т. п. Особенно богато животное царство Внешней Монголии, где встречаются очень часто бурый медведь, изюбр (марал), рысь, дикая кошка, соболь, белка, тарбаган (сурок). Вообще горные леса Монголии богаты пушным зверем, а луга — копытными. Не даром известный путешественник Пржевальский открыл в западной Монголии дикую лошадь.

Общее число населения Монголии определяется около 3 миллионов душ, при чем эта цифра далеко не является твердой, ибо Монголия еще не имеет своей статистики. Несколько более точные сведения о населении имеются в приложении к «Внешней Монголии», которые приведены тов. Майским. Обследовав данные переписи для Внешней Монголии, произведенной в 1918 году правительством Внешней Монголии, он определяет население Внешней Монголии в 650 000 душ, из которых около 100 000 китайцев и 5 000 русских. Остальные приходятся на монгол. Таким образом, по этим вычислениям плотность населения Внешней Монголии определяется в 0,52 человека на кв. километр.

По своему этнографическому составу население Монголии далеко не однородно. Наибольшую массу населения Внешней Монголии представляют халхасцы. По данным тов. Майского—492 тыс. душ. Затем дюрбеты (39 000), дзахерчины, олети, мингиты и т. д. Кроме этого, существуют еще торгоуты, калмыки и ряд т. н. джунгарских народов. Однако общепринято всех монголов брать за одну скобку и все эти народности называть монгольским племенем.

Мы не имеем статистических данных, характеризующих всю Монголию, но если судить по данным, относящимся к Внешней Монголии, то средний состав монгольской семьи определяется приблизительно в 4,3 человека. В отношении полового состава наблюдается приблизительное равенство числа мужчин и женщин. Количество населения до 18 лет составляет 36,6%, от 18 до 50—40,1%, свыше 50 лет-23,3%.

Монгол имеет широкое лицо с выдающимися скулами и приплюснутым носом. Глаза черные, косые и узкие. Кожа смуглая. Волосы черные, густые. Растительности на лице монголов почти нет. Физически монголы — крепкий и здоровый народ, но медлительный в движениях, вероятно, потому, что большую часть своей жизни монгол проводит в седле.

По своему духовному складу монголы очень пассивны. Характерной особенностью монголов, по общему признанию, является изумительная леность. Монгол нечистоплотен и невежествен в своей основной массе. Невежество массы монгольского населения служит не только основой суеверия, но и причиной той приниженности и забитости, в которой находится основная масса трудящегося населения Монголии от своих князей и лам (монгольских монахов).

Пастушеско-кочевой быт монголов наложил на них глубокую печать, которую не может стереть влияние двух столкнувшихся в Монголии культур — китайской и русской. Правда, в Урге и ряде других городов Монголии мы можем видеть дома в китайском или русском стиле, принадлежащие богатым монголам. Но основная масса Монголии живет в переносной юрте, ходит в национальном монгольском халате, питается продуктами своего скотоводческого хозяйства и т. п.

Большую роль в жизни монголов играет религия. Официальной религией монголов является буддизм в форме культа перевоплощения в образ Далай-Ламы (Тибетского) и ряда других перевоплощений, что получило название ламаизма. Ламаизм сыграл огромную роль в социальной жизни монголов, создав огромную армию лам в несколько тысяч человек. Некоторые исследователи Монголии насчитывают даже до 100 000 лам.

Центрами религиозной жизни Монголии являются монастыри, где порой сосредоточены огромные, тысячные массы монахов — лам. Главные города Монголии, в роде Урги, Кобдо, Улясутая и др., но существу являются огромными монастырями с десятками тысяч лам, вокруг которых складывается административная и торговая жизнь монгольских городов.

Самое управление старой Монголии носило гражданско-церковный характер, ибо Хутухта, верховный правитель Внешней Монголии, является третьим по степени святости лицом в ламайском культе.

Столицей современной автономной Монголии является г. Урга, насчитывающая около 30 000 жителей. Но число это на много возрастает в дни народных праздников, когда в Ургу стягиваются монголы с различных концов центральной Азии.

Таков в общем облик Монголии и ее основного населения — монголов.

Старая и новая Монголия

Монголы отнюдь не являются коренными обитателями территории, называющейся сейчас Монголией. В первые века по Р. X. на этой территории обитали гунны, турки-огузы, киргизы и ряд других народов тюркского происхождения. Монголы же представляли собой небольшой народ, кочевавший в бассейне Курулена (верхнее течение Амура). На арену истории монголы выходят в XII в., когда монгольские племена объединяются Чингиз-Ханом, который завоевывает сначала Азию, а затем почти всю Восточную Европу, до Карпатских гор.

В XIII веке монгольский хаи Ху-Бирей покорил Китай и стал китайским богдыханом, положив начало Юаньской династии, которая владычествовала над Китаем почти в течение столетия, пока не была свергнута восстанием китайского народа, утвердившего династию Мин,

В дальнейшем монголы обосновались на нынешней территории Монголии и здесь остались в качестве кочевого пастушеского народа. Примерно, в XVII веке монголы, разбившись к этому времени на три враждующих группы — халаха и южных и западных ойратов — оказались в зависимости от маньчжур, которые в это время утверждали свое владычество в Китае. Северные монголы — халаха взяли на себя повинность нести военную конную службу для охраны северо-западных границ Китая. Однако, Китай не воспользовался услугами монголов, и в течение двухвековой мирной жизни монголы утратили свои воинственные качества и превратились в тех ленивых монголов, которых мы сейчас наблюдаем.

В течение некоторого времени китайцы не тревожили монголов, но, по мере усиления густоты населения в Китае, последний начинает выбрасывать на север первые пачки колонистов для заселения Монголии. Позднее, использовав родственность религиозных вероисповеданий монгольских племен, китайские богдыханы объявляют Монголию входящей в состав Китая и подчиненной управлению китайской администрации. А дальше начинается торговое завоевание Монголии Китаем. В последнюю начинают двигаться караваны китайских купцов, которые расселяются около ламит-ских монастырей, успешно торгуют и сильно наживаются. Монголы, не имея своей промышленности, чрезвычайно охотно покупают мануфактуру и разные предметы потребления домашнего обихода в виде разных металлических изделий. Торговля совершалась примитивно, главным образом, путем обмена китайских товаров на монгольское сырье. Занимаясь скотоводством, монголы только под руководством китайцев стали собирать шерсть и кожу своего скота для нужд широкого товарообмена.

 

Китай и Россия в борьбе за Монголию

Укрепляя свое влияние в Монголии, китайцы все более и более обращают внимание на заселение Монголии, используя для этого все удобные для земледелия земли, на которых они начинают вести свое хозяйство. Этим Китай пытается закрепить свое господство в Монголии, но здесь Китай сталкивается с аналогичными же притязаниями русского самодержавия, которое к этому времени тоже начинает свой стремительный марш на Дальний Восток к берегам Тихого океана и в этом своем устремлении ставит вопрос о русском влиянии в Китайском Туркестане, Урянхайском крае, Монголии, Тибете, Куномре и т. п.

Рядом дипломатических нажимов и уловок царское правительство добивается от Китая признания исключительных прав для русских консулов в Монголии. В ряде наиболее важных торговых пунктов Монголии эти консульства учреждаются, и царская Россия начинает политику утверждения своего влияния в Монголии. До проведения Сибирской железной дороги вся торговля России с Китаем производилась через Монголию. От Калгана до Кяхты тянулись вереницей караваны верблюдов с чаем, шедшим из Китая в Россию. С момента проведения железнодорожной сибирской магистрали чайная торговля через Монголию значительно сократилась, но русские торговые фирмы взяли в свой объект иные виды торговли в Монголии. На монгольский рынок начали выбрасывать фабрикаты московской промышленности вроде бумажной мануфактуры, металлических изделий и т. д. Все это шло в обмен на тот же скот, шерсть и кожу. Видной отраслью сделалась торговля тарабаганьими шкурами, которые в больших количествах скупались у монголов и затем через Китай направлялись в порты Тихого океана для вывоза в Америку и Европу. Открывается также в Монголии ряд золотых приисков, что еще больше возбуждает интерес к Монголии со стороны русских промышленников.

Таким образом, на почве стремления овладеть Монголией, Китай и царская Россия сталкиваются и противопоставляют свои интересы. Но монгольские дела в начале XX столетия представляют только небольшую часть общего плана царской России, которая стремится овладеть всем Дальним Востоком. Воображение многих русских бюрократов того времени рисовало пылкие картины покорения всей Азии, а перья наемных писак скрипели, подводя идеологические основания под эту империалистическую похоть русского самодержавия. Усиленно выдвигалась мысль об особой роли христианской и цивилизованной России среди народов центральной и восточной Азии вплоть до языческой Японии. Однако здесь царская Россия столкнулась с аналогичными притязаниями других империалистических хищников в лице Японии и Англии. Первая, проделав колоссальную работу внутреннего переустройства и приобщившись к завоеваниям европейской культуры и техники, тоже претендовала на великодержавность в Азии и выдвинула доктрину «Азия для азиатов» при непременном господстве в Азии Японии.

Вторая, защищая подступы к жемчужине Великобритании — Индии, отнюдь не симпатизировала осуществлению грандиозных планов расширения русской мощи на Востоке. Это столкновение интересов мирового империализма на Востоке и породило англо-японский союз, а затем и русско-японскую войну, в которой армия Японии выбила из рук царизма Южную Маньчжурию с Порт-Артуром, а также вообще приостановила победное шествие русского царизма на Восток. Англия, действовавшая за кулисами русско-японской войны, также использовала поражение царской России в своих интересах. По англо-русскому договору 1905 года Тибет и Южная Персия отошли в сферу исключительного влияния Англии. Здесь Англия попыталась забронировать свои подступы к Индии, лишив русских путешественников, торговцев и даже пилигримов  права проникать в Тибет. Таким образом, империалистические устремления России были значительно урезаны в этом столкновении интересов мирового капитала в Азии. Но зато Россия получает возможность свободно действовать в районах, где еще не обнаружились в то время интересы ни Японии, ни других империалистических хищников. Таким районом и является так называемая Внешняя Монголия, прилегающая к границам России.