Опыт шести зимовок небольшой группы поморов близ Шпицбергена в 1743-1749 годах
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Иван Химков, Степан Шарапов, Федор Веригин (матросы) и штурман Алексей Химков в 1743 году оказались на одном из безлюдных островов Груманта (Шпицбергена) и провели на нем шесть вынужденных зимовок.
Когда судно с экипажем из 14 китобоев под руководством Еремия Окладникова попало в ледовый плен и стало ясно, что зимовка неизбежна, штурман вспомнил, что на одном из островов имеется изба, построенная несколько лет назад мезенскими рыбаками. Четырех человек с судна отправили на поиски постройки и других вещей, которые возможно сохранились в ней. Это были штурман Алексей Химков и три матроса: Иван Химков, Степан Шарапов и Федор Веригин.
Они взяли с собою ружье, рожок с порохом на двенадцать зарядов и на столько же пуль, топор, маленький котел, двадцать фунтов муки в мешке, огнянку и немного трута, ножик, пузырь с курительным табаком и по деревянной трубке на каждого. С этим оружием и минимальным запасом они прибыли на остров, но вернуться на судно уже не смогли.
Найденная ими хижина имела в длину около шести сажен, в ширину и в вышину - по три. Строение состояло из сеней или передней горницы, шириной около двух сажен, с двумя дверями: одни для сеней, а другие для жилого помещения, благодаря чему тепло не выходило из горницы. В помещении была установлена глиняная печь без трубы, типичная для русских изб, топящихся по-черному, предназначенная как для обогрева, так и для приготовления пищи.
Строение было повреждено в нескольких местах, и матросы принялись за ремонт. С помощью топора они подогнали разъехавшиеся бревна и законопатили щели мхом.
В качестве дров для печи решено было использовать деревянные обломки судов и деревья, выброшенные на берег моря. Зимовщики стремились поддерживать огонь постоянно. Прежде всего это было связано с тем, что изначально они имели незначительный запас трута, и в случае потери огня развести его снова было не так просто. Одновременно с заготовкой дров происходил поиск пищи, чтобы заготовить некоторое ее количество про запас. Двенадцать зарядов пороха, которые они при себе имели, были потрачены на добычу двенадцати сайгачей (диких оленей).
Имея очень незначительный запас приспособлений и инструментов, зимовщики проявили выдумку и изобретательность. Когда порох закончился, они изготовили две рогатины в форме копий и нашли подходящий по форме еловый корень, из которого смастерили лук для охоты. Тетива была изготовлена из жил белого медведя, убитого ими «с большой опасностью» рогатинами. Для наконечников рогатин и стрел требовалось железо. Найденный в доске толстый железный крюк был приспособлен в качестве кузнечного молота, а рукояткой для него служила часть доски . Как исходный материал для ковки применялись несколько гвоздей, имевших в длину от 5 до 6 дюймов и нужную по длине толщину, а также другие железные предметы, выброшенные на берег. «А чтобы в совершенство привесть свою кузницу, то сыскали они большой дикой камень, который служил им вместо наковальни; из двух оленьих рог сделали они клещи. Сими инструментами сковали себе два железца на рогатины, которые, выгладив хорошенько и выточив на камне, старалися как возможно прикрепить вырезанными из оленьей кожи ремнями к палкам, толщиною в руку, которые доставали они от сучьев», - сообщает Петр Людовик Ле Руа, описавший в 1772 году жизнь поморов на острове. Опушка для стрел делалась из еловых шишек, тонких медвежьих жил и перьев чаек.
С помощью этого оружия зимовщики охотились на оленей, черных и белых лисиц, которые им служили пищей, давали одежду и другие средства защиты от холода. Всего за 6 лет ими было убито 250 оленей и 10 белых медведей, однако только в первый раз они целенаправленно охотились на медведя - другие медведи были убиты в целях самообороны, так как зимовщикам довольно часто приходилось отражать нападения этих животных на лагерь. Охота же на этого крупного и сильного зверя признавалась ими чрезвычайно опасной.
Из небольшого количества муки, захваченного с судна, они сначала изготовляли нечто вроде похлебки, варя муку вместе с оленьим мясом. Но запас муки быстро расходовался, и зимовщики решили сохранить оставшуюся часть ее для исключительных случаев. Долгое время поморы питались исключительно сырым мясом без соли и без хлеба, так как этих продуктов в их запасах не было. Приготовление горячей пищи было невозможно по нескольким причинам. Прежде всего, имеющуюся в строении печь они использовали для обогрева помещения и не имели возможности греть на ней котел. Кроме того, поморы жили в условиях острой экономии дров, поэтому не разжигали костров на открытом воздухе. Идея приготовления горячей пищи во дворе также было отвергнута по причине темноты полярной ночи, обилия снега и из опасений белых медведей, которые нападали на зимовье.
Чтобы разнообразить меню, была предпринята удачная попытка сушить сырое мясо, развешивая его на палочках по стенам избы снаружи и изнутри. Поскольку помещение топилось по-черному и было постоянно наполнено дымом, то его потолочная часть превращалась в своеобразную коптильню. Этот способ позволил сделать необходимые запасы мяса, которое в высушенном и прокопченном виде лучше усваивалось и было вкуснее сырого. «Ежели кто станет вопрошать, каким образом они сие средство воздумали, то нетрудно будет на то ответствовать. Нет ни одной земли, где бы не коптили как окороков и гусей, так и различного рода рыбы; а в России введено во употребление и сушить на солнце, и провяливать на воздухе лососей, осетров и других разных рыб. По постным дням, а наипаче в великий пост, ставят их на стол без всяких приправ».
Летом для питья использовалась вода из ручьев, зимой для получения воды топили снег и лед. Единственным сосудом для черпанья и хранения воды был принесенный с судна небольшой котел.
Для предотвращения заболевания цингой применялись способы, предложенные Иваном Химковым, который уже неоднократно зимовал на западном берегу Шпицбергена. «Он говорил им, что должно: 1) есть сырое и мерзлое мясо, разрезавши его на мелкие кусочки; 2) пить совсем теплую оленью кровь, как скоро его убьешь; 3) делать сколько можно движения телу и 4) есть сырой ложечной травы (Cochlearia) по стольку, сколько можно будет; ибо сие растение одно токмо, да и то в нарочито малом количестве, здесь попадается».
Исследуя остров, зимовщики нашли глину, пригодную по своему качеству для изготовления сосудов. Из глины, размяв ее, они сделали лампаду, которую впоследствии использовали для освещения помещения в период полярной ночи. Вместо масла в нее вливался жир убитых животных, чаще всего - сало оленей, а фитилем служили куски материи. Запаса ткани они не имели, поэтому использовали собственную одежду. Вскоре зимовщики начали шить одежду и обувь для себя из шкур и меха. Оленьи и лисьи шкуры они также использовали в качестве одеял. Для шитья одежды шкуры нужно было выделывать. «Сии кожи положили они на некоторое время в пресную воду, чтобы отмякли. Вынувши из воды, безо всякого труда соскабливали с оных шерсть и мяли их в руках до тех пор, пока они почти совсем не высохли; потом, вымазав их растопленным оленьим салом, начали опять по-прежнему в руках мять. Чрез сию выделку сделалась кожа мягка и гибка, так что они могли употребить ее ко всему тому, что только им надобно было. Что же касается до тех мехов, из которых они намерены были делать себе шубы, то вымачивали их только один день, дабы их способно было выделывать, и поступали таким же образом, как я уже упомянул, выключая только то, что не выскабливали волосов, и так по прошествии нескольких дней приобрели они трудом своим то, чем можно было им с головы до ног одеться», - сообщает Ле Руа.
Для шитья нужно было также изготовить иглы и шила. Имея железо, они выковали и то, и другое «столь же хорошие, сколько и те, кои прямыми сего ремесла художниками делаются». Разрезание шкур производилось острым ножом. В качестве ниток использовались медвежьи и сайгачьи жилы. Для летнего времени ими изготовлялись из голых выделанных шкур традиционные одежды по имеющимся образцам - штаны, рубашки, камзолы. Для зимнего времени шились специальные длинные шубы из невыделанного оленьего меха. «У оных шуб пришит был, подобный капуцинскому, капушон, который однако же лучше обходился около шеи и головы; а собственно он был не иное что, как большое отверстие для лица, потому что упомянутые шубы были совсем наглухо зашиты, так что когда надлежало надевать их, должно было, как мешок, взбрасывать на голову». Также из шкур шилась необходимая обувь: башмаки, сапоги.
Не имея часов, даже в условиях полярной ночи зимовщики точно определяли время, благодаря устройству, которое изготовил штурман Алексей Химков, использовавший свои профессиональные знания. «Какой же бы я был штурман, если бы не умел снять высоты солнца, ежели оное светило видно? И ежели бы не знал поступать по течении звезд, когда солнца не видно будет, и сим способом не мог бы определить суток? Я сделал для сего употребления палку, которая сходствовала с оставленною на нашем судне. Сей инструмент употреблял и для учинения наблюдений».
