Опыт полярных исследований Г.А.Ушакова

Опыт полярных исследований Г.А.Ушакова

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

Ушаков Георгий Алексеевич (1901—1963) - русский полярный исследователь. В 1926 г., являясь участником экспедиции на остров Врангеля, был назначен начальником поселка и полярной станции, созданных на острове. В 1930-33 гг. - начальник экспедиции на Северную Землю.

Экспедиция на Северную Землю в 1930-1933 годах

Целью экспедиции являлись физико-географические исследования на Северной Земле. Задача экспедиции состояла в изучении геологического строения островов, сбора материалов по фауне, составление подробных топографических карт и выяснение размеров Северной Земли. Работу предполагалось закончить в два года, если удастся высадиться на берегах самой Земли, и в три года, если высадка произойдет в северной части Таймырского полуострова. В этом случае потребуется год для перебазирования на Северную Землю и устройства продовольственных депо на ней. В состав экспедиции вошли 4 человека: Г.А. Ушаков, Н.Н. Урванцев, С.П. Журавлев, В.В. Ходов.

Е.К. Федоров писал позже об этой экспедиции: «В 1930 году ледокольный пароход «Г. Седов» высадил их (Г.А. Ушакова, Н.Н. Урванцева, С.П. Журавлева, В.В. Ходова) на маленьком островке, названном Домашним, у западных берегов Северной Земли. Тяжелые льды не позволили кораблю пробиться к берегам самой этой, неведомой тогда, земли.

Юго-восточную оконечность и южное побережье какого-то большого острова, лежащего к северу от Таймырского полуострова, обнаружила и описала экспедиция русского гидрографа Вилькицкого, в 1914-15 году впервые прошедшая вдоль северных берегов Сибири с востока на запад.

Теперь четыре человека должны были обследовать всю эту землю, начиная с ее западных берегов. Никто не знал, насколько она велика, куда простирается, один ли это остров или большой архипелаг.

Они поселились в быстро построенном маленьком, но теплом и удобном домике. У них были три хороших упряжки собак, нарты, пеммикан для собак, достаточно продовольствия и все необходимое снаряжение для топографической съемки, геологических и географических исследований. Трое из них были опытные полярники, уже не молодые, но полные сил и энергии люди. Георгий Алексеевич Ушаков, недавно вернувшийся с острова Врангеля, где он основал первое советское поселение эскимосов и полярную станцию. Николай Николаевич Урванцев - геолог, обследовавший Западный сектор Советской Арктики, открывший залежи ценнейших руд, на базе которых уже много лет работает один из наиболее крупных промышленных комплексов страны — Норильский комбинат. В большом заполярном городе Норильске до сих пор сохранился «памятник старины» - избушка, в которой жил Урванцев в конце 20-х годов, проводя геологические исследования. Сергей Прокопьевич Журавлев — помор, из опытнейших охотников, каюр, знающий все тонкости долгих походов на собаках. И Вася Ходов — совсем молодой паренек, радист и радиолюбитель, поклонник Кренкеля.

Их снаряжение и методы работы были, если позволительно так выразиться, «классическими» применявшимися еще в прошлом веке всеми путешественниками и великими путешественниками в том числе. Именно так и были сделаны все основные географические открытия на суше в течение двух последних столетий».

Средства для первоочередных расходов экспедиции были выделены из резервного фонда Совета Народных Комиссаров. Одновременно правительство дало распоряжение Арктическому институту включить исследование Северной Земли в план своих работ, а морской экспедиции, выходящей под началом профессора О. Ю. Шмидта на Землю Франца-Иосифа и в северную часть Карского моря, принять группу на борт ледокольного парохода «Седов» и по возможности высадить на берег Северной Земли.

По плану, предложенному Г.А. Ушаковым, следовало отказаться от зимовки корабля, от обычного в полярных экспедициях метода передвижения основной исследовательской партии с помощью вспомогательных продовольственных партий, работающих одновременно с исследовательской и снабжающих ее продовольствием, топливом и кормом для собак.

Продвижение исследовательской партии должно было осуществляться базированием на продовольственных депо, созданных своими силами в течение года, когда полевые исследовательские работы по специфическим условиям Арктики невозможны. Заброска продовольствия, топлива и собачьего корма на будущие полевые маршруты должна быть проведена в условиях полярной ночи. Предполагалось использовать минимум людей, «но отлично натренированных и по своим знаниям и опыту, способных выполнять разнообразные работы».

В случае необходимости (при отсутствии корабля или невозможности его подхода) возвращение экспедиции по окончании работ на Северной Земле на материк производится собственными силами.

По поводу организации работ Ушаков писал: «... расходы по смете моей экспедиции начнутся с того момента, когда корабль, по выражению докладчика, «ткнется» в западные берега Северной Земли и высадит экспедицию на берег. Нужно будет приобрести меховую одежду, экспедиционное снаряжение, трехлетний запас продовольствия и топлива, сорок — пятьдесят собак, построить домик для базы экспедиции. Вместо дорогой шхуны (кстати, ее и нет) можно взять обыкновенную морскую шлюпку с легким мотором. Она необходима для промысла и, в счастливом случае, при благоприятной ледовой обстановке, - для разведки и организации продовольственных депо. Дорогостоящие научные инструменты - теодолиты, хронометры и прочие - дадут научные учреждения.

Экспедиция отказывается от всякого обслуживающего персонала: поваров, хлебопеков, уборщиц, рабочих. Отказывается даже от врача, в надежде, что в состав ее войдут здоровые, закаленные люди. Мы пойдем на пионерскую работу, а обслуживающий состав, по моему мнению, не только удорожает стоимость экспедиции, но в исключительно тяжелых условиях работы явится лишней обузой и наиболее уязвимым местом для небольших экспедиций при зимовках в Арктике. Далее, не нужны будут вспомогательные партии и погонщики собак, так как мой опыт доказывает, что все подготовительные работы, главным образом организацию продовольственных баз и депо, можно провести силами основных участников экспедиции в период полярной ночи и в наиболее неблагоприятное для полевых работ время. Поэтому для выполнения намеченной программы работ необходимо только несколько смелых людей. Успех экспедиции во многом будет зависеть от опытности, энергии, настойчивости и смелости этой группы».

Участники экспедиции были доставлены к берегам Северной Земли на ледокольном пароходе «Г.Седов».

Из транспортных средств в их распоряжении были моторная лодка, нарты, лыжи, около 50 собак. Г.А. Ушаков подробно рассматривал достоинства и недостатки собачьи упряжек восточносибирской и новоземельской веерной упряжки. О восточносибирской упряжке он писал следующее: «В восточносибирской - собаки пристегиваются попарно к одному ремню, проходящему от саней посередине всего цуга, и бегут пара за парой. Лямка в этой упряжке имеет фору шлейки, при которой нагрузка ложится на грудь и спину собак. Управление собаками производится только подачей команды. ... Тормозом для саней служит «остол». Это - крепкий кол до полутора метров длиной. Нижний конец его снабжен стальной или железной спицей. К верхнему концу прикреплен длинный ремень, заменяющий кнут. Погонщик, как правило, сидит боком с правой стороны саней между первым и вторым копыльями, поставив ноги на полоз. Для того чтобы затормозить, седок ставит остол под сани, впереди второго копыла, упирает его в снег и нажимает всей тяжестью своего тела. .Особенно хороша восточносибирская упряжка для районов, где часто встречается рыхлый снег, а также для сильно торошенных морскими льдами. Недостатком этой упряжки является то, что в непосредственной близости к погонщику находится только ближайшая к саням пара собак, остальные достаточно далеко, и появившийся среди них лодырь может безнаказанно ослабить лямку.

... В новоземельской веерной упряжке все собаки ставятся в один ряд. Лямки каждой пары через особое кольцо прикрепляются к общему ремню, который в свою очередь свободно пропущен через кольца у передка саней. Если одна собака перестает тянуть, вторая неминуемо должна выдвинуться вперед и таким образом показать, что ее напарник лодырничает. На всех собак, кроме лямок, надевают ошейники, прикрепленные к общему ремню или цепи. Это не дает собакам возможности разбегаться в стороны. К ошейнику передовика прикрепляется вожжа. Здесь зовут ее «пилеиной». ... Для поворота в противоположную сторону пилеиной легко похлестывают передовика по боку, и он начинает давить на соседей до тех пор, пока не собьет их на нужное направление. Торможение производится так же, как и при восточносибирском способе упряжки, только тормозом служит не короткий остол, а заимствованный из оленьей упряжки «хорей»- шест не менее 3 м длины.

Преимущества такой упряжки налицо. Во-первых, легкость управления: повернуть или остановить собак можно в полной тишине, не подавая команды. Это часто очень важно при охоте на зверя. Еще большим достоинством этого способа является близость всех собак к человеку.

Каждая собака должна самостоятельно пробивать себе дорогу. Все они одинаково утомляются, особенно тяжело это для слабосильных. Еще хуже на торошенных льдах. Где проскользнет пара идущих рядом собак, там не пройдет десяток. Собаки будут давить друг друга и мешать работать».

Для собак предусматривалось приобретение 5 тонн пеммикана (консервы из китового жира, мяса и риса) для маршрутных работ, а также на случай возвращения с Северной Земли и достижения населенных мест своими силами. Во все остальное время, по словам Г.А. Ушакова, «корм для собак нам даст сама Арктика». Участники экспедиции часто промышляли охотой на зверей и птиц. Был приготовлен трехлетний запас продовольствия и топлива, научные инструменты.

Тщательно изучался вопрос экипировки участников экспедиции. «Уже имевшиеся у нас полушубки, валенки, кожаные костюмы и сапоги были годны и необходимы для стационарных работ где-либо на полярной станции, а в нашей экспедиции — на базе, но они совершенно не годились для больших зимних переходов, которые предстояли нам в арктических условиях. И полушубки, и тулупы, и валенки для этого подходят так же мало, как и для бала, даже в том случае, если они записаны в качестве основной полярной спецодежды но нормам такого авторитетного учреждения, как Академия наук.

Мы нуждались в такой одежде, в которой месяцами могли бы оставаться на морозе, а во время метели не выгребали бы снег из-за пазухи, не вытряхивали бы его из обуви. Наша одежда должна была быть предельно теплой и легкой и в то же время не должна была стеснять движений и обмерзать во время метелей.

Какого-либо стандартного типа одежды полярного путешественника, несмотря на долгое время, прошедшее с первых экспедиций в полярные страны, не выработалось... полярных костюмов известно ровно столько, сколько мы знаем путешествий и путешественников, когда-либо писавших о своих экспедициях. Для охотников играть в «полярность» или во что бы то ни стало подражать знаменитостям имеются почти беспредельные возможности и неограниченный выбор тем более, что изобретатели костюмов, как правило, говорят о достоинствах их и умалчивают о недостатках».

Одежда участников данной экспедиции соответствовала образцам одежды северных народов, но была приспособлена к потребностям цивилизованного человека, которому трудно носить национальную одежду северных народов в неизмененном виде. «Человек, неумело надевший на себя эскимосский костюм, разинув от удивления рот, смотрит на свой голый живот и в то же время вынужден поддерживать руками беспрерывно сползающие штаны. Не в лучшем положении оказывается и тот, кто без сноровки обрядится в ненецкую малицу, совик и тобаки. Он теряет способность не только работать, а просто самостоятельно двигаться. Конфуз еще больше увеличивается, когда новичок видит, что ненец, сидящий на оленьей нарте, или эскимос, готовый к выходу на морские льды, чувствует себя в своей одежде свободно и легко».

По словам Г.А. Ушакова, «необходимо помнить, что ненецкая одежда рассчитана на продолжительную езду в любой мороз на оленях, когда человек может проехать сотню километров по тундре и ни разу не покинуть саней. В таком положении его не смущают ни малица, ни длинный, до пят, тяжелый совик, ни толстые тобаки, одетые поверх меховых пимов ... Эскимосский костюм приспособлен для охоты. Он теплый, легкий и даже не лишен изящества, но благодаря оригинальности покроя, требует многолетней привычки носить его. У эскимоса не сползают штаны, а при опоясывании складками «аккупика» он сумеет закрыть голый живот».

Эскимосский аккупик - меховая рубаха до колен и чуть длиннее с прямыми боками, одеваемая через голову и имевшая для этого вырез. Как правило, ее носили с поясом. По предложению Ушакова, она была укорочена и превращена в обычную меховую рубашки только без разреза на груди. Такую рубашку, как правило, заправляли в брюки со шнурком, который заменял разрез и пуговицы. Внизу брюки также имели шнурки, крепко затягивавшиеся поверх меховых чулок или коротких эскимосских торбазов. Рубашки и брюки были сшиты мехом внутрь. По мнению Ушакова, «такой покрой костюма абсолютно гарантировал от проникновения в него ветра и снежной пыли во время метелей, совершенно не стеснял движений и был необычайно легок. В этом одеянии, прикрытом сверху от внешней сырости хорошей льняной или прорезиненной шелковой материей, можно многие недели путешествовать на собаках и работать при умеренных морозах». В случае сильных морозов поверх первых брюк мехом внутрь надевались меховые брюки, обращенные ворсом наружу. Весьма лестно Ушаков характеризовал кухлянку (широкую и свободную меховую рубашку мехом наружу с капюшоном, надеваемую через голову).

Г.А. Ушаков высоко ценил свойства оленьего меха. «Мягкий, легкий, до предела теплый, не скатывающийся мех оленя, как бы специально создан для условий Арктики. Одним из качеств этого меха является его густая шерсть и почти полное отсутствие пушистого подшерстка. Во время метели, а метель на Севере - обычное, обязательное явление, снежная пыль почти не проникает в глубь оленьей шерсти, а если проникает, то не смерзается, как в других мехах, обладающих богатым пушистым подшерстком. После метели достаточно хорошо выбить и вытрясти одежду, чтобы в ней не осталось ни одной пылинки снега. Недостатком оленьего меха является его относительная недолговечность. Шерсть его довольно быстро вытирается. У эскимосов или чукчей при небрежном отношении к одежде она как зимняя служит только один год, после чего переходит в разряд летней. Однако при внимательном отношении к ней она может с успехом служить несколько лет. Мой спальный мешок, сшитый из отборных шкур пыжика, служил мне пять лет; четыре года я носил рубашку и кухлянку, и только брюки вышли из строя через три года. Кроме того, надо иметь в виду относительную дешевизну оленьего меха, компенсирующую его недолговечность».

Из различных видов оленьего меха была сшита одежда, спальные мешки, заменители матрацев. Для пошива одежды, спальных мешков и чулок использовался «неблюй» или пыжик (шкуры полугодовалого оленя). Для изготовления унтов, рукавиц использовали «камосы» (шкуры, снятые с голени оленя). «Постели» (зимняя шкура взрослого оленя) заменяли матрацы в зимних походах. Спальные мешки для участников экспедиции были сшиты из оленьих шкур с парусиновым чехлом.

В список одежды участников экспедиции входили следующие предметы:

рубашка меховая с капюшоном;

штаны меховые (мехом внутрь);

чулки меховые толстые;

пимы оленьи;

стельки войлочные;

тоботы (чертоходы);

кухлянка (или совик);

перчатки шерстяные;

перчатки лосиные;

рукавицы камусные двойные;

белье вязаное (теплое);

белье трикотажное (холодное);

носки шерстяные тонкие;

свитер шерстяной;

рубашка ветровая шелковая;

штаны ветровые;

валенки;

унты.

Для личной гигиены были взяты полотенца, носовые платки.

Прочее снаряжение включало в себя оружие, боеприпасы, хронометры, теодолиты и другие научные приборы, бинокли, лесоматериалы и т.д.

Участникам экспедиции была доступна библиотека. По поводу снабжения экспедиции Г.А. Ушаков писал: «Мы были снабжены прекрасным оружием, боеприпасами, полушубками и валенками; моряки выделили нам хронометры, теодолиты и ряд приборов; научные институты не поскупились на аппаратуру; Академия наук дала библиотеку и ряд дефицитных приборов; один из лесных заводов в Архангельске, отобрав выдержанный сухой лес, построил домик по нашему проекту; судоверфь сделала шлюпку; хлебозавод в Ленинграде испек специально для нас нечерствеющие галеты; торговые организации подобрали лучшее из продуктов и материалов; крупные заводы включили в свои планы изготовление мелких несерийных деталей, недостающих в нашем оборудовании».

Тщательно обдумывался проект будущего дома для зимовки. «Нам нужен был дом для защиты от морозов, бешеных полярных ветров и непогод. Он нужен был для отдыха после тяжелых санных походов и для работ в темную пору года. Дом должен быть прочным, теплым, сухим и удобным.

Проще говоря, жилище наше должно было походить на русскую крестьянскую избу, по возможности приспособленную к арктическим условиям. Это «изобретение» нам было больше всего по душе. На общем совете мы решили насколько возможно облегчить и утеплить это веками проверенное жилье и заблаговременно построить его на материке, чтобы в Арктике, в крайнем случае, можно было собрать домик только силами участников экспедиции.

На исключительный случай, если бы по создавшимся условиям нам не удалось выгрузить с корабля дом, мы взяли запас легких строительных материалов — брусков, фанеры и пр. В этом случае мы были бы вынуждены на месте спроектировать и построить хижину».

В Архангельске по проекту Н. Н. Урванцева был построен дом размером 6x6 м из сухого соснового леса. Для облегчения веса постройки стены были сделаны не из кругляка, а из опиленных брусьев диаметром 25x20 см. Чтобы легче было произвести сборку и чтобы стены меньше продувались, венцы сруба клали не в паз, а в шпунт. Пол и потолок были двойными, пустоты засыпали опилками. Стены домика обшили изнутри войлоком, а поверх него фанерой; на пол постелили войлок, а затем линолеум. Дом был покрыт двойной тесовой крышей, все щели в которой промазали глиной.

Рамы были тоже двойные, и каждая имела двойное застекление. Таким образом, в окне была тройная воздушная прослойка, что не только уменьшало теплопроводность, но и предохраняло окна от обмерзания.

Каждую деталь домика пометили номером, что должно было сильно облегчить сборку на месте.

Внутри жилище разделялось на жилую комнату размером около 21 кв. м, небольшую удобную кухню и радиорубку площадью в 4 кв. м.

К домику были пристроены обширные холодные сени из шпунтовых досок, защищающие вход в жилье от снежных заносов и от выдувания тепла при прямом ветре. Сени служили также складом для хранения повседневного продовольствия, топлива и некоторого снаряжения. На чердаке можно было держать запас мехов и резервную одежду, не загромождая ими жилого помещения.

«После ухода «Седова», - пишет исследователь, - мы обили стены домика войлоком и фанерой, настелили на пол линолеум, подбили вагонкой потолок, вставили рамы; в жилой комнате сделали полки для библиотеки, приборов и аптечки и установили койки. Последние, в целях экономии площади, расположили по типу судовых: в два яруса, вдоль противоположных стенок. В жилой комнате поставили обеденный стол, а под книжными полками — два небольших письменных стола. В шутку эти уголки стали называть кабинетами. Первое время в этой же комнате помещался и верстак, потом его вынесли в сени. В кухне разместили стол, бак для воды, умывальник и навесили полки для посуды и продуктов».

В сентябре, используя непогоду, пристроили к северной стороне дома тесовый склад для хранения мяса. Он прикрывал дом от северных ветров. Продовольственный склад из фанеры поставили в стороне от дома и сложили в нем трехлетний запас. «Маленький домик из желто-розовой сосны, окруженный белым снегом и льдом, походил на только что вылупившегося гусенка в пуховом гнезде и своим чистеньким веселым видом вызывал невольную улыбку».

Для освещения дома первое время пользовались керосиновой лампой, позже в дом провели электричество. «Ходов заблаговременно сделал внутреннюю проводку и подготовил аккумуляторную батарею. Дело было за электростанцией. В середине месяца руки дошли и до нее. Разыскали ящики с нужными материалами и принялись за сборку агрегата. Это был ветряной двигатель мощностью в один киловатт. Он состоял из динамомашины постоянного тока в 110 вольт, коробки передач, трехметрового двухлопастного пропеллера и хвостового пера. Вся установка отличалась необычайной компактностью. Регулировка оборотов винта была автоматизирована. Специальное реле в случае ослабления ветра замыкало аккумуляторную батарею и препятствовало утечке тока из нее в динамо». Электростанция была установлена на восьмиметровой возвышенности. Для оттяжек в скалистую почву на глубину 75 см забили четыре прочных железных кола.

Путешественник замечает: «Воспользовавшись кратковременным затишьем, установили и прочно закрепили свою электростанцию. Вскоре вновь подул ветер, и пропеллер загудел. Ходов подключил лампочку. Она вспыхнула ярким светом. Лица наши засияли от удовольствия, как бы соперничая с первой лампочкой, загоревшейся в глубине Арктики, в районе Северной Земли. Оставалось поставить столбы, провести линию от ветряка к аккумуляторной батарее и приступить к ее зарядке.

Электрическое освещение в Арктике имеет особое значение. Долгой полярной ночью, когда необходимо держать в помещении свет минимум шестнадцать часов в сутки, керосиновые лампы пожирают много кислорода и насыщают воздух углекислотой. Частое проветривание помещения не всегда возможно из-за условий погоды и экономии топлива. Поэтому электрическое освещение здесь — один из важнейших факторов сохранения здоровья людей».