Опыт международной трансарктической экспедиции с участием В.Боярского
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Виктор Боярский (род. 1950 г.) - полярный путешественник, член Русского географического общества, член географического общества США, с 1998 г директор Государственного Музея Арктики и Антарктики в Санкт- Петербурге. В 1989 - 1990 гг. участвовал в международной трансантарктической экспедиции. Шесть представителей из СССР, США, Великобритании, Китая, Франции и Японии проделали на лыжах и собачьих упряжках путь в 6000 км от Кинг -Джоржа через Южный полюс до станции Мирный. Впервые в истории члены экспедиции пересекли Антарктиду по самому протяженному маршруту без использования механических средств. Экспедиция длилась 221 день.
Группа была разбита на три экипажа по два человека в каждом. Принцип разбивки на двойки полностью оправдал себя, поскольку при этом обеспечивается полная автономия каждой пары (своя упряжка, своя палатка, полный комплект лагерного снаряжения, продовольствия, корма для собак и горючего), а также большая безопасность и мобильность всей маршрутной группы. Персональный состав каждой пары на стартовом этапе, как на одном из наиболее сложных, подбирался так, чтобы в каждой двойке был один профессиональный каюр, а кроме того, по принципу наибольшей совместимости.
Компания «Норт фейс» изготовила по восемь-десять комплектов каждого наименования экспедиционной одежды. Одежду отличали насыщенные, яркие цвета (оранжевого, светло-зеленого, фиолетового), продуманные до мелочей детали, учитывающие рекомендации участников будущей экспедиции. Костюмы одного цвета отличались только отделкой и флагами стран-участниц на спине. После примерки костюмы тут же доводились до совершенства. Вся одежда и обувь были изготовлены из синтетических материалов с использованием в качестве ветрозащитной прокладки полимерной пленки производства фирмы «Гортекс» - одного из основных спонсоров экспедиции. В. Боярский пишет: «Я дополнительно прихватил с собой две пары валенок, два шерстяных свитера, несколько пар унтят (меховых носков), а также бесчисленное множество шерстяных носков, перчаток и рукавиц».
При температуре ниже 30° С использовались самодельные защитные маски «Папи», названные по имени их изобретателя. Эти маски оказались очень эффективными и чрезвычайно простыми в изготовлении. Маска «Папи» вырезалась с помощью ножниц из «бедровой» части флисовых панталон, употребляемых в качестве среднего слоя одежды (поверх тонкого нательного белья). «Первая операция - это превращение панталон в шорты, вторая - отсечение от оставшейся части куска см 30-35 длиной и прорезание в нем узкой щели для глаз. Поскольку, согласно греческому эталону красоты (а все мы без исключения отбирались в экспедицию в полном соответствии с этим эталоном), окружность бедра должна соответствовать окружности головы, то понятно, что приготовленная таким образом «маска» легко могла быть поставлена на службу с ног на голову. Достоинство флиса как материала состояло в том, что он очень быстро сох и на нем не так скоро нарастал неизбежный при дыхании иней».
В ходе экспедиции производилось усовершенствование масок, не всегда удачное. «Испытанная мною сегодня впервые комбинация маска плюс очки оказалась несостоятельной по причине нещадного запотевания стекол очков с их последующим обледенением. Поскольку мне по долгу службы впередиидущего необходимо было хотя бы иногда видеть стрелку компаса и небольшой участок поверхности прямо впереди по ходу движения, то от очков пришлось отказаться».
Каждому участнику было выдано по три сумки для упаковки личной одежды и личного снаряжения, которые предполагалось везти на нартах. Именные сумки различались по цвету и размеру.
Остальная одежда и спальные мешки были отсортированы и упакованы в четыре огромных белых нейлоновых мешка. По плану обеспечения экспедиции предполагалась замена одежды и спальных мешков в нескольких точках маршрута: ледник Вейерхаузер, горы Элсуорт и Южный полюс, на каждую точку было заранее доставлено по одному мешку.
Все необходимое лагерное снаряжение, включая бензиновые примусы, полиэтиленовые канистры для бензина, алюминиевые баллончики для примусов, веревки, посуду, карабины, щетки и т. д. были упакованы в легкие фанерные разноцветные ящики, предназначенные для установки непосредственно на нарты.
В экспедиции использовались нарты двух типов: нарты конструкции Нансена, изготовленные в Англии, и эскимосские нарты типа «Каматэк». «Гениальное предвидение Нансена и его прогноз в области конструирования тяжелой техники для выполнения транспортных работ в полярных районах, непоколебимая уверенность в возможности мирного сосуществования механических и немеханических средств передвижения в Арктике и Антарктике позволили ему выбрать оптимальную ширину нарт, предназначенных для буксировки собачьей упряжкой - тридцать дюймов (около 75 см). Он знал, что эта ширина будет идеально согласована с размерами появившихся намного позже больших металлических нарт. И вот сейчас мы - продолжатели нансеновских традиций, современные полярные исследователи - пользовались результатами предвидения нашего гениального учителя», - пишет В.И. Боярский.
Нансеновские нарты, несколько уступающие эскимосским по длине, что делало их менее устойчивыми при езде по застругам, выгодно отличались наличием изготовленных из многослойной фанеры арочных мостов, соединяющих полозья и придающих нартам необходимую устойчивость к боковым нагрузкам. К ним был приспособлен тормоз в виде длинной прочной доски, прикрепленной к одному из передних мостов и снабженной на конце немного выступающим за заднюю кромку нарт стальными шипами. Наступив на этот край доски, каюр мог притормозить нарты.
Порядок расстановки собак в упряжке определялся несколькими факторами: весом нарт, состоянием поверхности снега, психологической совместимостью собак.
В экспедиции использовались палатки двух типов: купольные и пирамидальные. Купольные разработки компании «Норт фейс» состояли из легкой внутренней палатки, натягиваемой на каркас из шести тонких алюминиевых трубок, и более плотного ветрозащитного купола, устанавливаемого отдельно и прикрепляемого с помощью пружинных пластмассовых замков к внутреннему каркасу. Купол был выкроен так, что часть его, выступающая за пределы каркаса, укладывалась плоско на поверхность, окружающую палатку. Это давало возможность во время метели защищать пространство между внутренним и внешним чехлами палатки от попадания снега, присыпая края снегом. Максимальные размеры купольной палатки - 3x2x1,5 куб м.
Пирамидальная палатка представляла собой четырехгранную пирамиду высотой немногим более 2 м и размерами по основанию 2x2 кв м. В отличие от купольной, эта палатка не имела пола: полом служил настилаемый отдельно кусок нейлона.
Обе палатки имели специальные узлы для крепления оттяжек.
Купольная палатка при всех своих достоинствах имела один крупный недостаток - вентиляционное отверстие невозможно было закрывать изнутри палатки. Этот недостаток очень существенен для условий Антарктиды, где часто случаются метели. «Я прорезал в конической, похожей на крышу китайской пагоды крышке вентиляционной трубы два небольших отверстия и просунул в них веревку так, что оба ее конца опустились в палатку. Связав два этих конца, я получил возможность притянуть крышку вентиляционной трубы за образовавшуюся петлю и плотно прижать ее к крыше палатки, не выходя при этом наружу».
В пирамидальной палатке для вентиляции использовали короткую резиновую трубу диаметром 5 см, торчащую вбок у самой вершины пирамиды: если правильно расположить палатку относительно ветра, то снег в эту трубу практически не попадал.
Установка палатки в пургу представляла особую трудность. Путешественник так описывает этот процесс: «Стрелка моего анемометра устойчиво держалась на отметке 25м/сек, отдельные порывы забрасывали ее за пределы шкалы, то есть за 30 м/сек; стало трудно держаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы поставить палатку. Требовалось предельное внимание, любая вещь (от чехла для палаточных кольев до огромного и достаточно тяжелого спального мешка), оставленная без присмотра, могла стать легкой добычей ветра.
Поэтому, развязав веревки, стягивающие груз на нартах, мы первым делом организовали место для временного хранения спальных мешков. Воткнув в снег лыжи и лыжные палки и образовав нечто наподобие забора поперек ветра, мы подтащили к нему спальные мешки. Ветер плотно прижал их к забору, и мы спокойно - вернее, без опасений за их судьбу - могли сосредоточить все внимание на установке палатки. Совершенно покорная и кроткая в тихую погоду палатка на ветру превратилась в дикого, неукротимого зверя. Сначала мы прижали пол внутреннего чехла четырьмя кольями с наветренной стороны, затем, оставив Уилла у кольев, я переместился на подветренную сторону и попытался натянуть внутренний чехол на трубки каркаса. После пятнадцатиминутной борьбы с ними мне все же удалось это сделать. Однако ветер здорово изменил форму палатки: наветренная стенка оказалась вдавленной внутрь, а подветренную раздуло, как щеку при флюсе. Забили еще четыре колышка, прижав палатку по периметру к снегу. Теперь надо было установить наружный чехол. Решили привлечь на помощь... ветер. Эта идея одновременно пришла нам с Уиллом в голову, как только мы поднесли к палатке вырывающийся из рук, хлопающий длинными черными «ушами» чехол. Мы свернули его насколько возможно и, пристегнув чехол на четыре замка с наветренной стороны палатки, отпустили его на волю. Он тотчас же взмыл ввысь огромным бирюзовым факелом. Ветер перебросил его через палатку, и нам оставалось только пристегнуть замки с противоположной стороны, что мы и сделали. Веревки оттяжек были спутаны, как будто специально. Распутывали их, стоя по разные стороны от палатки. Первоначально установленные для фиксации внутреннего чехла колья были использованы для закрепления оттяжек. Дом был готов».
Пирамидальная палатка оставила у путешественника иные впечатления. «Я перебрался в пирамидальную палатку Джефа. Какой же тесной она показалась мне после простора купольной! Мой большой спальный мешок, а я, в отличие от Джефа, использовал больший из двух входящих в комплект спальных мешков, едва-едва уместился вдоль стенки палатки. Джеф, который за полгода обжил свою палатку, полностью вписывался в ее интерьер, и его все вполне устраивало. Между нашими спальными мешками оставался только небольшой проход, в котором стояли два фанерных ящика с продовольствием (Джеф оказался единственным из всех трех наших каюров, кто не поддался панике и не выбросил ящики во время кризиса на Антарктическом полуострове) и примус. Но теснота была не главным, с моей точки зрения, неудобством этой палатки. Главным же неудобством была входная дверь, которая представляла собой, как вы помните, длинный рукав, расположенный примерно в полуметре от пола.
Если раньше я не мог без смеха смотреть на продолжительные и мучительные процессы входа и выхода моих товарищей из этой палатки (наблюдая со стороны, как из рукава появляется сначала голова, а потом все остальное тело того или иного несчастного, я иногда думал, что присутствую при родах), то сейчас я сам стал одним из этих несчастных и вынужден был, как минимум, дважды в день проползать по длинному заснеженному рукаву. Забираясь внутрь, я становился коленями на один из ящиков с продовольствием, нависая головой над примусом, и должен был сразу же валиться направо на свой спальный мешок, а затем постепенно втягивать остальные части тела. Разумеется, мне пришлось отказаться от вечернего душа и совместить утренний душ с метеорологическими работами. Всякая мысль о том, чтобы дважды в течение короткого промежутка времени пролезать через этот рукав, была невыносима, но в конце концов я тоже привык. Но у этой палатки были и несомненные достоинства: она была высокой, и в ней можно было легко сушить спальные мешки, подвешивая их к потолку за один конец».
Для движения использовались пластиковые лыжи «Фишер», окрашенные в темно-фиолетовый цвет, с металлическим кантом и так называемой «рыбьей чешуей» на скользящей поверхности, чтобы максимально ослабить противоход. К лыжам полагались лыжные пластиковые палки производства финской фирмы «Эксел» длиной от 135 до 150 см. «Наши лыжи заслуживали самых добрых слов. Четыре с половиной тысячи километров позади, а скользящая поверхность как новенькая. Правда, у Джефа возникли какие-то проблемы с креплениями, которые ломались чуть ли не каждый день. Вот и сегодня он менял их в очередной раз, но, пока были запасные, это не страшно, правда, все равно непонятно, почему только у него, а у всех остальных держатся на удивление долго».
Для радиосвязи использовался портативный приемопередатчик системы «Томсон» производства НАТО - «великолепная радиоаппаратура, которая не подводила нас ни разу. Помимо долгожданных радиограмм из дома, радиосвязь приносила нам и данные о наших координатах за прошедшие сутки». Координаты определялись с помощью французской спутниковой навигационной системы «Аргос». Небольшой «напоминающий увеличенную вдвое банку из-под растворимого кофе» радиомаяк включали каждый вечер. Через этот радиомаяк можно было передавать краткие сообщения - до тридцати двух знаков. Информация через американский спутник «Нимбус» поступала в Центр космической связи в Тулузе (Франция), откуда после обработки - в штаб-квартиру экспедиции «Трансантарктика» в Париже и далее по телефаксу - в офис «Адвенчер нетворк» в Пунта-Аренас. Кристиан де Мариавль, французский содиректор базового лагеря экспедиции, передавал путешественникам эти координаты во время сеанса радиосвязи вечером.
Средства связи продемонстрировали свои лучшие качества. «Вновь пришлось использовать безотказный и всепогодный спутниковый канал, чтобы передать весточку всем тем, кто помнит о нас и следит за нами. Эть- енн не уставал восхищаться этим портативным, скорее похожим на игрушку радиомаяком, с помощью которого можно отсюда, из глубины Антарктиды, что называется, не вылезая из спального мешка, передать коротенькую записочку, скажем, в Париж! Звучит! Этьенн вообще считает, что любое самое рискованное и «рекордное» путешествие должно оснащаться самой передовой связной и навигационной аппаратурой, нормальная и надежная работа которой во многом часто определяет и саму судьбу экспедиции».
В рацион питания входили разнообразные продукты: гречневая и манная крупы, макароны, лапша, мясо, пеммикан, колбаса твердого копчения, ставрида в масле, консервированный лосось, сухофрукты, шоколад, конфеты, сухие сливки, чай, масло, хлеб и многое другое. Каждый продукт был запаян в полиэтилен и снабжен этикеткой на русском и английском языках. «Мы погрузили на каждые нарты по пять ящиков с собачьим кормом (в каждом из них находилось тридцать пять килограммовых кусков, то есть практически одного ящика хватало на три дня для одной упряжки), заправили канистры бензином и упаковали провиант для себя. Ассортимент продуктов абсолютно стандартным: красиво упакованные разноцветные брикетики сыра и масла, бесконечное количество полиэтиленовых пакетов с растворимыми без остатка супами, немного сухарей, галеты, растворимый кофе, порошок какао, пакетики с чаем, немного коричневого сахара, сухое молоко в больших металлических, но очень легких банках, шоколад в не поддающихся учету количествах, увесистые кирпичи пеммикана, сардины в плоских металлических банках с изображенным на них суровым и властным ликом норвежского короля Георга, грецкие орехи, изюм, курага, сушеный картофель, несколько разновидностей лапши, два вида риса, спички, конфеты».
Часть продуктов была утрачена в процессе доставки: во время транспортировки вертолетом с судна на берег сорвался и упал в море ящик с продовольствием. Однако недостатка питания не ощущалось, а в ряде позиций пища стала более натуральной: мясо вместо пеммикана, хлеб вместо галет. Заспиртованные батоны хлеба были доставлены со станции «Мирный».
Из имеющихся продуктов готовили высококалорийную пищу. «Уилл приготовил на ужин фирменное блюдо «бефсти-герофф». Он отварил мясо, затем, разрывая его руками, отделил его от хрящей - хрящи для Горди (самый крупный наш пес, которого Уилл привечал более всего), затем разорвал мясо опять-таки руками на мелкие куски и загрузил в бульон, добавил туда же пару пакетов растворимого супа, граммов сто двадцать масла, граммов двести сыра и, естественно, перец и специи. В результате получилось некое «сусло» темно-коричневого цвета, кишащее калориями и прочими неожиданностями. Это сусло добавили в отваренный ранее рис, после чего блюдо было готово».
Для приготовления пищи и обогрева палатки использовались примусы. «Примусы по-прежнему плохо адаптируются на высоте: едва ли ни каждую неделю приходилось делать им профилактику. Работа по восстановлению примусов - одно из очень немногих дел, которые удаются мне лучше, чем всем другим участникам экспедиции, поскольку связаны с применением грубой, неквалифицированной рабочей силы. Профилактика заключалась в замене газового генератора, и вся проблема сводилась к тому, чтобы вывинтить этот генератор из топливного баллончика примуса. Я освоил эту операцию в совершенстве, и поэтому меня приглашали ребята из других палаток, чтобы я восстановил нормальную работу их примусов. Как правило, работу эту я выполнял совершенно бескорыстно, но никогда не отказывался от оплаты в натуре в виде, например, шоколада, печенья, конфет и прочих деликатесов, которые всегда честно приносил в нашу палатку и делил с Джефом».
Соблюдение гигиенических норм в условиях жизни в палатке имело свои особенности. Каждый участник использовал свои приемы. Сам В.И. Боярский утром и вечером «принимал душ» на открытом воздухе. Другой участник «включал примус «погромче», раздевался донага и садился в позе «лотоса» на спальный мешок. Извлекая откуда-то из своих многочисленых сумочек тряпицу подозрительно неопределенного цвета, он окунал ее в свою универсальную эмалированную кружку, купленную по случаю в Москве, и, жмурясь от блаженства, начинал протирать тело. Процесс завершался бритьем и сменой белья».
Среди испытанных трудностей отмечаются обморожение лица и рук, появление трещин на пальцах. «Надо сказать, что эти трещины мучили всех нас без исключения, особенно при выполнении каких-либо мелких, требующих сноровки пальцев работ, как-то: вязание узлов, починка одежды, застегивание молний, ведение записей и, наконец, участие в праздниках, когда приходилось, буквально стиснув зубы, держать на весу наполненные кубки».
Против обморожений использовались народные средства, прежде всего, гусиный жир. «Лицо горело, но осмотр его в зеркало не показал каких-либо обморожений: чудесно помогает гусиный жир, специально заготовленный для меня перед экспедицией тещей, и, кроме того, я использую еще одно, с моей точки зрения, неплохое средство для предохранения кожи от обморожения - умываюсь спитым чаем, что, наверное, дубит кожу и делает ее менее чувствительной к обморожению и ветру».
От порывов ветра лицо также защищала меховая оторочка капюшона. «Но я сегодня был готов к его (ветра) атакам: я приторочил к капюшону мех, и он меня прекрасно защищал от любых боковых атак ветра. Не было необходимости даже надевать маску: задерживаемый капюшоном выдыхаемый теплый воздух, создавал своеобразный микроклимат, и я чувствовал себя достаточно комфортабельно», - пишет Боярский.
Обморожения рук происходили чаще всего во время стоянок и в процессе мелкого ремонта под открытым воздухом. «Во время таких холодных обеденных перерывов я очень живо представлял себе ситуацию с боксерскими перчатками в туалете, когда пытался в своих пусть не совсем боксерских, но тоже достаточно громоздких лыжных перчатках выловить небольшой орешек или кусочек шоколада из полиэтиленового мешка. Снимать же перчатки было смертельно неохота, так как пальцы моментально белели от мороза. Поэтому каждый из нас находил способ кормления. Я использовал ложку, чтобы черпать ею орехи и сухофрукты. Уилл и Жан-Луи предпочитали использовать крышку от термоса, заливая орехи, сухофрукты горячей водой и кроша туда шоколад. Дахо и Кейзо использовали жесткие полиэтиленовые банки, содержимое которых просто-напросто опрокидывали себе в рот без каких-либо дополнительных приспособлений. Наиболее теплокровный Джеф чаще других использовал собственные пальцы, снимая перчатки, но при этом часто менял руки».
Много неприятностей доставлял путешественникам иней, покрывающий при дыхании части одежды у лица. «Капюшоны, маски и очки покрылись густым инеем от выдыхаемого влажного и теплого воздуха, поэтому, когда мы собрались к обеду, у каждого из нас был абсолютно неузнаваемый вид. Поскольку я не надел маску, полагаясь в основном на мех капюшона и бороду, мне было значительно легче приступить к обеду, чем моим друзьям, для которых самой главной проблемой, по словам Этьенна, было отыскать рот. Спущенная с лица куда-то в район шеи влажная маска моментально затвердевала на морозе, и потом стоило больших трудов надеть ее снова. Правда, профессор ухитрился сменить ее на сухую, бережно хранимую им в нагрудном кармане куртки».
Особые трудности испытывали во время движения путешественники, имеющие усы и бороду. «С одной стороны, борода и усы, закрывая часть лица, защищают его от обморожения и солнечных ожогов, а с другой — когда бежишь или идешь на лыжах, выдыхаемый влажный, теплый воздух, оседая на усах и бороде в виде инея, быстро превращается в сосульки. При встречном ветре и морозе на усах и бороде образуется настолько крепкая корочка льда, что избавиться от нее можно лишь в теплом помещении; порой усы и борода смерзаются и, чтобы хотя бы просто открыть рот, необходимы специальные меры (в Гренландии, например, для «расклеивания» усов и бороды я использовал чай из термоса), кроме того, машинальное облизывание сосулек на усах приводит к обморожению кончика языка».
Постоянный холод и обындевание палатки и предметов внутри нее также представляли собой серьезное испытание. «Если бы вы могли слышать наши стоны утром. Все внутри палатки покрыто льдом. Ваш спальный мешок замерз и не гнется ото льда. И вы сами не можете разогнуться, ибо одеревенели от холода... Вы вылезаете наружу в эту низкую температуру и чувствуете себя абсолютно отвратительно. Первое, что вы должны сделать, - это зажечь примус. Но попробуйте прикоснитесь к баллону - он обжигает температурой минус 40, вы должны подкачать примус, но попробуйте сделать это своими голыми пальцами вы почувствуете те же минус 40. Достаньте спички, но как только вы сделаете это и откроете коробок, спички тотчас же покрывает лед! Здесь холоднее, чем в космосе! Вся ваша пища замерзла. В конце концов вы зажигаете примус и берете чайник, но не можете открыть его - крышка примерзла. Вся одежда, висевшая под потолком палатки для просушки, замерзла и затвердела. Единственное, что вам хочется делать по-настоящему, это оставаться в вашем спальном мешке, но у вас нет выбора. Это точно так же, как идти каждый день на работу. Иногда вы даже мечтаете о шторме, чтобы немного отдохнуть, однако это импульсивное желание. Вы обязаны идти!»
К обязательным процедурам относилась просушка спальных мешков, которая производилась различными способами: выбиванием инея, встряхиваниями, вывешиванием в палатке. «Впервые попробовал сушить мешок по методике Джефа, вытащив для этого его из чехла. Эта процедура имеет и оборотную сторону: вытащенный из чехла мешок сразу покрывается испариной, и сушить его надо тщательно и до конца, а не то эта испарина превратится в лед. Когда он в чехле, он и нагревается, и остывает медленно, это во-первых, а во-вторых, в чехле ты его не видишь и поэтому не переживаешь от того, что он влажный. Тем не менее подвесил его под потолок, и тотчас же в палатке стало тесно».
