Опыт горных маршрутов
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Александр Александрович Яблоков. Чертоги вечные снегов. Л., Гидрометеоиздат, 1983 г.
Лагерь на леднике
Лагерь нашей экспедиции располагался в средней части ледника. Палатки стояли на широких деревянных щитах, точно на плотах: так было и суше, и теплее. Однако эти щиты закрывали лед от солнечных лучей, а вокруг он таял. Поэтому каждые четыре-пять дней палатки оказывались приподнятыми на ледяных постаментах, и нам приходилось перетаскивать их вместе с «плотами» на новое место. Конечно, ворочать щиты из толстых мокрых досок было нелегко, зато в палатках было уютно, а спальные мешки можно было класть прямо на пол, не боясь сырости.
Альпинисты и гляциологи
Мне долго казалось вопиющей несправедливостью, что альпинист всего за несколько дней может заработать значок или разряд, а мы, зимовщики, ничего этого не получаем, хотя проводим в горах годы.
Чтобы получить значок альпиниста, я даже принял участие в альпиниаде, посвященной полету Юрия Гагарина в космос. За один день около пятисот человек поднялось на зачетную вершину Большой Чимган под Ташкентом. Высота ее всего три с половиной тысячи метров над уровнем моря, мне приходилось подниматься и повыше... Гора в тот день напоминала муравейник: среди темных скал по снежным склонам тянулись две неторопливо ползущие цепочки людей — вверх и вниз. Не успевала на вершине возле каменного тура сфотографироваться одна группа, как рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уже собиралась другая.
Я снисходительно улыбался, глядя на связки капроновых веревок, альпенштоки, ледорубы, солнцезащитные очки, маски, объемистые абалаковские рюкзаки и прочую альпинистскую амуницию, выглядевшую в моих глазах несколько театрально: на Чимган можно было подняться и без этого снаряжения. В душе было странное двойственное чувство: одновременно и ревности к альпинистам — их разрядам, медалям, званиям — и родства с ними — кто лучше нас, гляциологов, мог понять, что испытывает человек при восхождении на гору?!
И тут с изумлением я увидел среди штурмовавших Большой Чимган известных всей республике альпинистов — «снежных барсов». Они спокойно и уверенно шагали во главе связок, ведя новичков на их первую в жизни вершину, помогая советом и примером, заботливо следя, чтобы никто не отстал, не споткнулся, не сорвался. Ни тени превосходства, ни капли бахвальства, кичливости, хотя за плечами у каждого из них восхождения на высочайшие вершины нашей страны...
Альпинистский значок с изображением ледоруба и двуглавого Эльбруса я получил.
Хижина на Иныльчеке
Все чаще и чаще я осматривался по сторонам, стараясь вспомнить, где располагался наш домик-убежище год назад, когда я впервые поднимался на Иныльчек. Лишь бы только он был цел, наш дом!
И вот, наконец, далеко впереди, на фоне изломов льда и темных скал, мы с радостью и облегчением увидели странное сооружение — это, чуть накренившись, возвышался на постаменте изо льда, точно сказочная избушка на курьих ножках, наш домик, сбитый из досок, обшитый толем и увенчанный, как паровоз Стефенсона, высокой тонкой трубой.
Все материалы: доски, толь, гвозди, инструмент и даже завернутая в кошмы железная печь с трубой — были сброшены с вертолета: садиться на такой высоте вертолетчики не любят. А потом наши же ребята в одну из экспедиций сколотили домик.
Над входом специально для альпинистов и туристов — вдруг забредут — на большом фанерном листе написано «Лаборатория по исследованию снега и льда гидрографической партии Управления гидрометслужбы Киргизской ССР».
Вот мы и дома!.. Внутри «лаборатории» в два яруса нары — как раз на четырех человек, кошмы, мешочек с солью, мешочек с сухарями и даже дрова и плотницкий инструмент. Окон нет, днем приходится приоткрывать дверь, а ночью зажигать свечи.
Домик этот, точно спальный вагон прямого сообщения, вместе с мореной медленно, но безостановочно движется вниз и лет через триста доедет до конца Иныльчека.
Передохнув, мы поднатужились, стащили домик с ледяного постамента и прочно и надежно установили его на ровном месте. И только тут я обратил внимание на то, чего не заметил год назад: рядом с домиком на большом камне масляной краской довольно умелой рукой была изображена обнаженная красотка в натуральную величину. И это на пятой тысяче метров над уровнем моря, где, казалось, должны бы утихнуть все волнения-страсти! Нет, мужчины - неисправимый народ!..
Наступил вечер. Мы набрали в чайник талой воды, пока не замерзли ручейки, поплотнее закрыли дверь, расстелили на нарах кошмы, на них — спальные мешки, докрасна раскочегарили печку, и казалось, что на свете не может быть ничего уютнее нашего жилища. В неровном желтоватом мерцании свечи на меня вдруг повеяло романтикой моих первых зимовок в горах Западного Тянь-Шаня — то же чувство привычного и одновременно чего-то немного нереального. Стены, крыша, печка, мягкое ложе — а под нами почти полукилометровая толща медленно текущего льда, и вокруг на десятки километров ни души. Сказочное царство Снежной Королевы и одновременно рабочее место гляциологов...
По крыше домика сухо зашуршала снежная крупа, видимо, наплыло облако. Однако, когда я через некоторое время вышел наружу, над головой простиралось сине-черное, переливающееся холодными яркими звездами небо. И лишь у самой вершины пика Победы чуть желтел отблеск догорающего заката. Дышалось легко и свежо, высота совсем не ощущалась — мы уже акклиматизировались, и только после резких движений долго успокаивалось сердце.
Гляциологическая лаборатория на Иныльчеке
Тяжелый рюкзак
Рюкзак, в котором никак не больше пуда, тянет на центнер. Как приятно сбросить его с плеч, достать спальный мешок, расстелить на жухлой траве и, не раздеваясь, упасть на него! Как блаженно расслабляются усталые мышцы, когда знаешь, что впереди долгий отдых! Какой-то древний царь обещал осыпать золотом того, кто, помимо данных человеку природой удовольствий — сну, еде, питью, любви, придумает еще хотя бы одно. Но никто из придворных мудрецов ничего придумать не смог. А такое удовольствие есть — это отдых после трудового дня, причем после труда именно физического... Впрочем, это не для царей.
Догорел закат. Склоны из темно-золотистых стали тускло-фиолетовыми. В бездонной глубине неба, медленно наливающейся ночной синевой, замерцали первые звезды. Неподалеку чуть слышно, мирно и убаюкивающе журчал небольшой ручеек.
Маршрут в горах
Мы прошли еще несколько сот метров и встали: пути дальше не было.
Не напрасно Ульченко так скупо говорил о сыпучке, ее действительно надо было увидеть, причем увидеть именно вот так, вблизи.
Так вот оно какое, еще одно препятствие на нашем пути!
Там, где Обихингоу вплотную подходила к нашему берегу, точно сказочный чудовищный дракон провел по крутому каменистому склону своей когтистой лапой — такое тут невероятное нагромождение скал, уступов, осыпей, обрывов.
Долго рассматривали мы этот причудливый хаос, прикидывая и отвергая один за другим возможные варианты движения. Если и была проложена здесь когда-нибудь каким-нибудь смельчаком тропа, то следы ее давным-давно смыли дожди и талые воды. А без тропы на таком крутом склоне не удержаться. Наконец, приняли решение обойти препятствие сверху, поднявшись метров на шестьсот-семьсот. Не так уж и высоко, если бы только не эта слабость...
И очень медленно, экономя оставшиеся силы, тихо и размеренно начали мы подъем среди сухой травы и невысоких кустиков шиповника.
Шестьсот метров — совсем немного, обычно на такой подъем мы затрачиваем два-три часа. Но если позади три голодных дня и более сорока километров, проделанных по высокогорному бездорожью?..
Долина медленно опускалась вниз. Стихал, делаясь все глуше, шум реки. Да и сама Обихингоу точно становилась уже, меньше.
Этот подъем я запомнил на всю жизнь. Сил уже почти не оставалось, одно лишь упорство заставляло нас подниматься шаг за шагом, час за часом.
На середине склона мы присели отдохнуть на несколько минут, и тут же все уснули, едва сбросив рюкзаки. Спали минут сорок, но и это немного взбодрило нас.
Вскоре сухая трава кончилась, дальше вверх шел только крутой склон из плотной, прокаленной солнцем серой глины. У каждого из нас в руках прочная палка, и мы буквально выскребали, выцарапывали крошечные уступы, лишь бы можно было упереться носком сапога. Отдыхать не приходилось: не то что сесть — спокойно встать было некуда. Сил оставалось ровно столько, чтобы удерживаться на склоне. А далеко-далеко внизу под обрывом чуть заметные в сгущающихся над темной глубиной фиолетовых сумерках кипели пенные водовороты.
Всю жизнь я не перестаю удивляться тому скрытому запасу энергии, некоему неприкосновенному запасу, который имеется в каждом человеке. Думаешь: все, больше ни шагу не могу сделать, сил не осталось ни капли. Но нет, оказывается, можешь — и один шаг, и десять, и сто, и тысячу...
Угас закат, темнело. А мы все поднимались и поднимались. Из коротких шагов складывались сотни метров подъема.
Было уже часов одиннадцать — настоящая ночь, когда мы наконец достигли нужного места и при свете звезд начали спуск по другой стороне сыпучки: это было быстрее, но нисколько не легче.
После полуночи почти на ощупь мы вышли к берегу Обихингоу возле устья реки Гуф. Даже уснули не сразу — так сказалось переутомление, зато спали без сновидений, точно провалившись в черный колодец.
Проснулись мы довольно поздно, солнце стояло уже высоко.
Прямо перед нами на большом камне, покрытом тонким золотистым лишайником, сидели, с интересом разглядывая нас, десятка полтора молодых кекликов — горных куропаток. Очевидно, они впервые в жизни видели людей, поэтому и не боялись нас.
Вставать не хотелось. Самое трудное осталось позади. Мы могли позволить себе спокойно и блаженно нежиться в спальных мешках, отдыхая и неторопливо беседуя.
Наконец мы поднялись.
Оглянувшись на сыпучку, Володя Бухвостов удивленно присвистнул и покачал головой. Каким образом мы не свернули себе ночью шею там, где и днем-то только с трудом можно пройти? Наверное, именно потому, что не видели этого в темноте.
Рядом шумел неширокий мелкий Гуф. Интересное название: по мусульманским поверьям так или очень похоже — Гуф, Куф, Каф — называлась гора на самом краю света, за которой кончается мир. Для нас же, напротив, за Гуфом мир только начинался. Отсюда начинались дороги, мосты, кишлаки, начинались люди, наша обычная жизнь и ... еда.
Только после такого похода начинаешь по-настоящему понимать, как много уверенности и спокойствия придает человеку сознание, что ты находишься там, где есть люди!
Мы перешли вброд реку, выбрались на какую-то чуть заметную тропку, показавшуюся нам прекраснейшей из дорог. Шагали с трудом, медленно — сказывалось вчерашнее перенапряжение, но настроение у всех было прекрасным.
