На горной тропе
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Почему люди ходят в горы
Вы никогда не задумывались, что тянет людей в горы?
Может быть, в каждом из нас заложена неутолимая жажда странствий? А может, люди ходят к вершинам, чтобы потрогать небо рукой? Посмотри в глаза человеку, который покорил высоту. В них горит огонек, вспыхнувший там, наверху.
...Кроме асфальта, земля еще покрыта ледниками, по ней грохочут не только электрички, но и снежные лавины, а в небе горят не только уличные фонари, но и звезды.
Горы. Ползут к перевалу облака, напоенные снегом и дождем. На леднике, как в холодильнике, вылеживается завтрашний ясный день. А фирновые поля в полнолуние... Нет, это может выразить только музыка.
– По рюкзакам!
Ты вскидываешь на плечи тяжелый походный мешок, делаешь первый шаг.
Горы – это праздник, они всем дают радость, всем прибавляют жизни. Тот, кто ходит к вершинам, надолго сохраняет молодость. Склоны искрят кострами, звенят шутками и песнями. На горных тропах встретишь ты веселых парней-альпинистов, каждый второй из них – Райкин, каждый третий – Чаплин, а все вместе – сплошной Ильф и Петров. Неисправимые бродяги и непоседы, крестники горной грозы, они умеют делить пополам кусок хлеба и песню, а если случится, – то и кило альпинистского лиха.
Горы – один большой дом. Каждый, кто вошел в него, становится членом семьи в этом доме. Мой хлеб – это твой хлеб, а твоя фляжка – это и моя фляжка. Горы учат быть щедрым, там дышат не только озоном, но и дружбой. Таков закон альпинистской связки, неписаный, но святой.
Нам повезло – есть на нашем шарике горы! Это кухня циклонов, колыбель водопадов, сырое лоно завтрашних дождей. В горах ощущаешь, что у земли есть душа, воспринимаешь мир, как живое существо.
Я хочу распахнуть эти страницы, чтобы повеяло на тебя ледниковой свежестью ветра, чтобы почувствовал ты, как сладко пахнет горький дымок костра, услышал, как хрустит под ногами зернистая корочка наста, и увидел темно-фиолетовое небо высокогорья – небо альпинистов и космонавтов.
В горах, как и в космосе, человек проходит испытание высотой, проверяет себя на прочность. И не каждому дано выдержать высотные перегрузки. Альпинизм укрепляет не столько ноги, сколько характер.
Трудно объяснить, почему люди ходят в горы. Еще труднее понять тех, кто в горы не ходит...
Почему же все-таки люди ходят в горы? Потому, что каждому надо хоть однажды хлебнуть холодного нарзанного ветра с вершин, увидеть, как горы по утрам умываются влажной губкой тумана и ветер подметает осевшую за ночь космическую пыль.
Горы... Виолончельно гудит ветер в скалах, глухо ухает эхо в огромный турецкий барабан, пронзительно и струнно поют смычки метели, сдувая снег с острых гребней. Я чувствую рваный ритм хребтов и пиков твоих, Кавказ, слышу литавры твоих камнепадов, хрустально-звонкую челесту сосулек, слышу медные малиновые колокола горного заката и серебряные фортепьянные переливы только что родившегося ручейка.
И надо всем этим – закованные в лед пики органно и гордо трубят песнь о своей неприступности. Я слышу твою симфонию, Кавказ!
А может, люди ходят в горы, чтобы отыскать там свою яблоню с ньютоновым яблоком? Альпинизм – это больше, чем спорт.
...После многодневного траверса на больших высотах, после многих холодных ночевок на скалах среди льда и голого камня альпинисты наконец спускаются к зелени.
И тогда суровые, далекие от сентиментальности бородатые мужики дарят друг другу цветы, улыбаются обычной зеленой траве и гладят ее грубыми ладонями.
Они так соскучились по зелени среди мертвых камней и льда! Оказывается, человеку очень трудно без зелени, недаром и в космос люди хотят взять с собой ветку сирени.
«Человек не умещается между ботинками и шляпой», – сказал Уитмен.
Может быть, и поэтому люди ходят в горы?
...Когда сидишь под перевалом в мокрой палатке, жуешь сухари и чернослив, то завидуешь тем, кто сейчас в лагере, кто может помыться в теплом душе, кому повар наливает горячего борща и над кем не каплет.
Но вот ты сам в лагере, тебе повар дает горячий борщ, а ты бы выплеснул этот борщ, все отдал бы за то, чтобы очутиться сейчас в мокрой палатке под перевалом, жевать сухари и чернослив... А ночью ты пошел бы на штурм вершины и увидел бы снега, облитые мертвенно синим светом луны, и рассветную планету Венеру, и рваный, словно кованный из серебра, пик над головой... Кавказ – подножие звезд!
Странно все устроено. Карабкаясь по скалам и ледникам, ты проклинаешь альпинизм, больше всего мечтаешь попасть в теплый душ, а в душе – только и разговоров, что о новых восхождениях. Человек соткан из противоречий. Ему всегда подавай то, чего нет, а побежденная вершина – больше не вершина.
Альпинист, как улитка, носит с собой весь дом.
Ты стоишь в строю на лагерной линейке, готовый к походу. У твоих ног – тяжелый рюкзак, в руке – ледоруб в походном положении – штычком вниз. В рюкзаке спальный мешок со вкладышем, палатка-серебрянка, которая не промокает (по идее), 30 метров основной веревки, репшнур с карабином, хлеб, консервы, сахар, шерстяные носки. Рюкзак выгорел, в прошлой смене порвался где-то на скалах и заштопан грубо, по-мужски. Боковые карманы его тоже туго набиты: кружка, свеча, фотопленка, зубная щетка, экспонометр, перчатки, конфеты... Под клапаном аккуратно уложены десятизубые кошки, а поверх всего приторочена кастрюля. Альпинист, как улитка, носит с собой весь дом.
...А строй ждет, вот-вот прозвучит команда. Тревожно... Что там, наверху?
По рюкзакам!
Дивизия «Эдельвейс»
В дивизии «Эдельвейс» были собраны парни что надо – альпинистские асы Берлина, Мюнхена, Вены, проводники-горноспасатели, лучшие горнолыжники и скалолазы не только Германии, но и Австрии, Италии.
Дивизия «Эдельвейс» была оснащена всем необходимым для войны в горах: от шерстяного егерского белья и личной походной кухни на сухом спирту, от офицерских пайков каждому солдату, включая витамины в таблетках, до разборных канатных дорог и «батальона» специально выезженных белых горных мулов из Италии, которые хорошо маскировались на фоне ледников.
Снаряжение горнострелковых отрядов
...Палатка – нехитрые хоромы, всего-навсего кусок перкаля на двух стоечках да на растяжках, кров двускатный, однослойный, двери в нем на застежках, а окошко – рукав на веревочке. Перкалевый домик парусит под ветром – вот-вот сорвется. Края палатки с привязанными камнями свисают в пропасть, стенки отсырели от дыхания и каплями сочатся по швам. А все равно – уютно. «Кто в ней не пожил, тому не понять, как дорог этот дом», – поется в одной туристской песне.
Единственным горным снаряжением в наших частях были... обмотки и саперные лопатки. Правда, бойцам выдали красивые английские горные ботинки, но они вскоре развалились. Не было даже веревок, чтобы вытащить человека из трещины в леднике... Наши солдаты пришли в горы в пилотках, в хлопчатобумажных гимнастерках. Каждый боец тащил в своем «сидоре» – вещевом мешке – мину, снаряд или ящик с патронами.
Горных мулов – ни белых, ни любых других – в нашей армии не было. Пулеметы, минометы и легкие пушки пришлось нести наверх на руках.
Альпинизм был взят на вооружение Красной Армии. Военные альпинисты, прибывшие в штаб Закавказского фронта, разработали план обороны перевалов, организовали авиационную разведку в горах, наладили в тбилисском арсенале производство ледорубов, крючьев и другого альпинистского снаряжения. В арсенале делали тогда даже переносные утепленные домики для бойцов, защищавших перевалы.
В Бакуриани открылась школа инструкторов армейского альпинизма. По инициативе альпинистов в Местии, Мцхете, Бакуриани началось формирование горнострелковых отрядов (ГСО). Кроме спортсменов-альпинистов, туда отбирали самых крепких солдат из полевых частей. В ГСО много было спешенных кавалеристов казаков, моряков-черноморцев, пограничников, милиционеров-орудовцев, курсантов пехотных училищ. Была сшита особая форма горных стрелков: спортивного типа зеленые куртки-штормовки, лыжные брюки. В каждом из двенадцати сформированных отрядов было по нескольку инструкторов альпинизма.
В середине сентября в горы стало прибывать пополнение – в том числе несколько батальонов сибиряков. К линии фронта пошли караваны с боеприпасами, продовольствием, теплым обмундированием. Появились тяжелые минометы, автоматы, альпинистское снаряжение. Инициатива переходила в руки Красной Армии.
Горы рассказывают древнюю легенду о красоте мира
Дорога в горы – как сказка: чем дальше, тем интереснее. Всем давно известно, что чудес на свете не бывает, но...
Во время грозы в горах можно услышать шепот молнии. Да, молния шепчет что-то, прежде чем рассечь небо над скалами... Оказывается, молнии любят жить на вершинах в старых консервных банках, в которых альпинисты прячут свои записки о восхождении. Молнии любопытны, им обязательно надо прочитать, что пишут люди. После таких «читателей» записки обугливаются, а консервные банки, изрешеченные разрядами, становятся похожими на душевое ситечко. Домик, в котором живут молнии...
Сидя где-нибудь в скалах на высоте трех тысяч метров, можно, словно из иллюминатора космического корабля, одновременно увидеть «сегодня» и «вчера». Солнце уже взошло, под его лучами потеплели холодные зеленые глыбины льда, а внизу, в сонных долинах, под теплым одеялом облаков еще умирают глубокие тени вчерашней ночи.
Чудес на свете не бывает? Но высоко в горах можно увидеть зеленый луч восходящей луны. А фантастический, неповторимый мир облаков, который открывается с вершины? Вот длинные гряды перистых облаков – словно размотанная пряжа. Вот редкие тонкие цирусы, похожие на потерянные перья сказочной птицы. А вот пышные сахарные кручи кучевых облаков.
На закате весь этот причудливый невесомый мир облаков освещается сливочно-оранжевым, розовато-матовым светом, солнце подчеркивает объемы глубокими тенями...
Изредка, при закате солнца, на облаках, как на экране, показывается двугорбая тень Эльбруса – исполинская проекция горы. Чабаны говорят, будто человек, увидевший великую тень, будет удачлив всю жизнь.
Если ты хоть однажды видел, как ручеек лунного света струится по изломам ледопада; если наблюдал, как туры приходят на бивуак, чтобы полакомиться солью, которую оставили им альпинисты; если спускался вниз по вязкой, словно тесто, осыпи, которая, колыхаясь, плывет под тобой; и если хоть однажды испытал обжигающее, хмельное «чувство вершины», чувство победы над самим собой, – ты на всю жизнь заразишься горной болезнью, никогда не скажешь «умный в горы не пойдет», поймешь, что тянет людей в горы.
Горы рассказывают древнюю легенду о красоте мира. Надо только уметь слушать эту легенду, разглядеть эти чудеса не просто глазами, но хрусталиком сердца, – и тогда ты заметишь, как ледник кормит реку, как вершины взмахивают снежными флагами, словно приглашая наверх; услышишь, как с гор кувырком катится эхо, разгадаешь шифровку дождя, который стучит по палатке, примешь позывные вершин.
На базе горных спасателей
С потолка свисали связки промаркированного репшнура, гроздья смазанных ледовых и скальных крючьев, в аккуратной стойке были ледорубы, айсбайли, скальные молотки. На полу выстроились в ряд примусы, бухты новенькой скрипящей капроновой веревки, кастрюли, высокогорные теплые сапоги – шекльтоны, тщательно прожированные ботинки с подогнанными кошками, заправленные керосином фонари. На полках лежали теплые свитеры, новые штормовые костюмы, толстые пуховые куртки и брюки. Здесь же был весь инструмент горноспасателей: факелы, щупы, лавинные зонды, лопаты и редкозубые пилы для строительства снежных пещер, блок-тросы, носилки-волокуши, акья – легкие санки из дюраля.
Таков закон гор, неписаный, но святой.
Если ты встретишь человека на горной тропе, поздоровайся с ним, узнай, куда он идет и не нужно ли ему помочь. Ты видишь: у встречного усталый вид, сухие губы. Не спрашивай, хочет ли он пить, предложи ему свою фляжку. Так велит закон гор.
Если к вашему костру подошел парень в мокрой штормовке, помоги ему снять тяжелый рюкзак, предложи место у огня – пусть обсушится. Дай ему свои сухие шерстяные носки – видишь, как он продрог. Все мы люди одной связки, а горы – наш общий большой дом.
Ты покидаешь привал. Сложи остаток дров в заметном месте, это будет твоим приветом следующей группе. И не торопись уходить. Спрячь между дров жестяную коробку, вложи в нее пару конфет или изюма – может, в следующей группе будут девушки. И напиши в записке что-нибудь задорное: «Привет братишкам-альпинятам!» В горах дышат не только озоном, там дышат дружбой.
А когда сам ты придешь к пастушьему кошу, у тебя никто не спросит паспорта, а просто предложат отдохнуть, угостят от души лепешкой овечьего сыра, кружкой прохладного и сытного айрана. Выпей этот айран, скажи хозяину доброе слово, пусть он знает, куда ты идешь и когда вернешься.
Горы – один большой дом. Каждый, кто вошел в него, становится членом семьи в этом доме. Мой хлеб – это твой хлеб, а твоя фляжка – это и его фляжка. Будь щедрым, умей делить свое тепло на двоих. Таков закон гор, неписаный, но святой.
Альпинизм надо почувствовать сердцем
...А гитара грустила и смеялась, мечтала и звала далеко... Звучали над костром песни одна за другой. Про полярную звезду, про мокрые московские улицы, синие горы и глаза любимой...
Улыбка заблудилась на лицах ребят, С горячими искрами костра улетала к звездам песня-крылья, живая душа. Альпинизм надо почувствовать сердцем...
Но разве обо всем расскажешь?
Надо самому карабкаться по скалам, умываясь потом, перелезать через ледовые трещины, забраться, наконец, на перевал, увидеть там ржавый пулемет, коснуться его холодного дула и почувствовать, каково было на войне лейтенанту Колобову и его товарищам. Надо самому посидеть у костра и пропеть песню, которую не допел твой сверстник – горный стрелок. Есть в горах такой закон: если ты ослабел, не дошел до цели, – твоим путем пойдут другие, они обязательно покорят вершину, донесут эстафету.
И если ты не допел песню, – другие подхватят ее.
Порой так сплетаются в горах судьбы людей, что трудно сказать, кто первым начал подъем, кто сложил первый куплет песни. Важнее другое: не ты – так он покорит вершину, не ты – так другой понесет твою песню в жизнь. У хорошего дела – большие крылья.
Разве об всем расскажешь? Надо самому тащить тяжелые носилки с ранеными по крупной каменной осыпи, падать лицом вперед, чувствуя, как кровь тугими толчками выталкивается из сердца...
Надо переночевать в сырой, продуваемой всеми ветрами палатке, края которой свисают в пропасть, – как в ту ночь на спасательных работах.
Никогда они не были так близки друг другу. Тут уж не отведешь глаза в сторону, каждый раскрылся до конца перед товарищем, потому что, когда бушует ветер и палатку вот-вот может сорвать, без слов видно главное, люди говорят о самом важном, остальное просто теряет смысл... Может быть, ради этих минут тоже стоит ходить к вершинам. Горы – не только праздник, это испытание. Там человек стоит ровно столько, сколько он стоит.
Надо самому постоять на страховке с веревкой через поясницу, выдержать рывок сорвавшегося товарища, почувствовать на своих плечах вес его жизни...
– Страховка готова?
– Готова!
Это значит – ты, не задумываясь, прыгнешь в ледовую трещину, чтобы спасти товарища.
– Готова!
Это значит – ты грудью упадешь на ледоруб не только весом своим – всей волей, всеми мыслями, всей злостью стараясь вогнать его в склон по самую головку, чтобы удержать товарища.
И надо самому прочувствовать простую радость – быть в альпинистском строю, мерно и тяжело идти след в след товарищу. Просто идти и знать – рядом дружной цепочкой идут верные ребята. Надо самому протопать полдня по снежнику в ясный солнечный день и почувствовать, как свет бьет в зрачки даже сквозь темные очки, они уже почти не спасают, хочется зажмуриться, глаза устали от сверкающей белизны, от этого светового половодья – белое, белое слепит... Надо забраться на вершину, увидеть там расщепленный молнией бамбуковый шест с выгоревшим вымпелом «Спартака», найти в туре резиновую электромонтерскую перчатку, в ней – жестянку из-под монпансье, а в жестянке – ободряющую записку предыдущей группы и три шоколадные конфеты – и почувствовать: да, в горах дышат не столько озоном, сколько дружбой.
Разве расскажешь о том, как сладко упасть на склон после долгих часов изнурительного подъема и, задрав ноги на ледоруб, глубоко и мерно дышать, смотреть на облака, просто дышать и просто смотреть. Это сама жизнь – настоящая, терпкая, в полный накал.
И разве расскажешь о том, как трудно и радостно быть щедрым?
