Экспедиция в Ямало-Ненецкий округ
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
В 1935 г. Зоологический институт (ЗИН) Академии Наук СССР организовал экспедицию в Ямало-Ненецкий округ для выяснения условий залегания трупов мамонтов. По сообщениям лиц, работавших в этом округе, там сохранились туши мамонтов, если не целиком, то во всяком случае, в значительной своей части. ЗИН поручил также экспедиции собрать образцы современной фауны и выделил для этой цели препаратора т. Фролова. Кроме этого, Институт антропологии и этнографии поручил участнику экспедиции В. Адрианову произвести археологические разведки, а если время позволит, то и разведочные раскопки. Базою экспедиции был назначен Новый порт; оттуда надо было выехать в летнее время к местонахождению мамонтов. Выезд экспедиции состоялся 28 февраля. Передвигаться пришлось частью на лошадях, частью на самолетах, оленях и на лодке. По дороге в Новый порт мы остановились в городе Сале-Хард. Так называется теперь бывшее село Обдорск.
В 1932 г. Обдорск имел только одно новое здание, выстроенное на субботниках; это был клуб, «Дом туземца». В 1935 г. Сале-Хард выглядит совсем иначе. Большое здание окрисполкома, новые жилые дома, новые магазины, в том числе и книжный, баня и т. д., — все это завершается памятником Ленина в саду окрисполкома и строящимся громадным зданием школы в другом конце города. Один только музей остается почему-то без достаточного внимания.
В Сале-Харде была заготовлена полярная одежда: гуси, малицы, чижи, кисы и тоборы, и мы отправились на лошадях дальше на север по направлению к Новому порту, находящемуся от Сале-Харда в 500 км. В Яр-Салее пересели на узкие нарты оленьей упряжки. Стояли сильные морозы, и мы приехали в Новый порт с обмороженными носами.
Новый порт стал довольно значительным поселением: в нем живет 1600 чел., это, главным образом, рабочие и служащие рыбозавода.
В Новом порту мы начали собирать животных и птиц для коллекции; к 1 июля, когда препаратор Фролов отправился обратно, было уже собрано около 300 различных объектов. За это время было отмечено 63 вида птиц и зверей района. Прежние экспедиции отметили значительно меньшее число видов на полуострове Ямале и вообще в Ямальском округе.
Только в средине июля тундра в окрестностях Нового порта несколько очистилась от снега; вплоть до нашего отплытия на север, т. е. до 5 июля, снег лежал мощными пластами по берегам оврагов и рек. Надо было торопиться использовать время для глубоких разведок, тем более, что дороги здесь еще не изучены: ни на одной карте, например, не найдешь маршрута, который соединяет крупной озеро Яррото с берегом Обской губы. Между тем это озеро расположено всего в 70 — 80 км от Нового порта. Более того, никто из русских никогда не проделал этого пути пешком.
Нам удалось заснять только 15 км по направлению реки Пяси-дай. Это очень интересная небольшая речка, протекающая в сравнительно узкой долине. В двух местах, на правом берегу ее, мы отметили и засняли современные ненецкие кладбища. Особенную ценность имеют две фотографии с одного и того же погребения, сделанные в разное время: одна — в средине апреля, когда здесь еще продолжается зима, а другая — летом, когда покойники были уложены в обычный гроб (ненцы называют этот гроб «ящиком смерти»). Оба снимка дают наглядное представление о двукратных похоронах, которые играли большую роль в древности. Причина повторных похорон заключается в невозможности построить и поставить зимою «ящик смерти» из-за большой толщины снега и из-за холода. Поэтому мертвецов оставили зимой на кладбище на нартах, их хорошо закрыли меховыми одеждами для того, чтобы хищные звери не тронули трупов. Как только сошел снег, родные снова явились сюда и справили окончательное погребение: они поставили ящик с трупом на поверхности земли и тут же оставили нарты, лодку умершего, ружье, скелет оленя, съеденного при погребении, и колокольчики на специальных воротах.
Схема маршрутов Зоологического института
5 июля мы вышли на моторыбнице «Зверобой» по направлению к Трехбугорному мысу, но Обская губа, чистая от льда у Нового порта, дальше к северу была сплошь забита мелким льдом; он сильно затруднял плавание небольших деревянных судов Обского рыбтреста. Лишь 10 июля первая бригада зверобоев высадилась на Трехбугорном мысу и сейчас же принялась за установку двух тоней норвежского типа для загона белух: через два дня начался первый бой зверя.
Белухи идут равней весной, еще во льдах, к устью рек вслед за мелкой рыбой и под осень возвращаются в океан.
Белуха совершенно беззащитна в момент забоя: ее подтягивают к берегу неводом и убивают ударами копьев в затылок. Вытащенная на берег белуха часто еще живет некоторое время, истекая кровью темного цвета. После первого боя часть бригады собралась было пить чай, другие, уставшие от двухсуточной беспрерывной работы, свалились на койку. Но тут начался новый ход белухи. По сигналу вахтенного все бросились к лодкам, бригадир — в обход идущего косяка, а большая часть зверобоев — к фансботу с воротами тони; здесь люди притаились на дне в ожидании захода белухи в тони. Не успели покончить со вторым забоем, как снова тревога, снова лов и бой зверя; лишь на четвертые сутки наступил отдых. Это дало нам возможность пройти вглубь тундры и осмотреть яры по берегам. Мы нашли здесь несколько скелетов белух разной величины; один из них имел в длину 4 м 60 см.
С Трехбугорного мыса мы направились к Котельникову мысу, а оттуда, наконец, прибыли 28 июля на мыс Напалково. Здесь мы обследовали место залегания мамонта.
Мыс Напалково вдается в Обскую губу на несколько километров; он незначительно поднимается над уровнем воды. Его песчаная поверхность покрыта водой, а в части, прилегающей к коренному берегу, — болотами и озерками различной величины. В одном из маленьких озер находятся сравнительно небольшие части крупного ископаемого животного вторичного залегания. Кости в плохом состоянии; великолепно сохранились кожа и сало. Находясь далеко от берега, но на низком месте, эти остатки не могли быть занесены сюда очень давно. Километров на 70 севернее, недалеко от мыса Таран, на берегу губы лежит череп головы кита, сильно попорченный ненцами. По состоянию костей и остаткам сала эти кости близки остаткам на Напалковском мысу. Они несомненно также вторичного залегания: их лишь недавно прибило к этому месту.
В других пунктах, действительно, найдены мамонты, но также разрозненными, отдельными частями; в основном сохранились только одни скелеты. Однако, наличие и целых туш вполне возможно в пределах округа: ненцы не раз их находили, употребляли их мясо для кормления собак, а бивни — на различные поделки, например, на изготовление табакерок или черенков для ножей.
30 июля, пробившись сквозь последние льды, мы вновь подошли к Новому порту и через несколько дней были в г. Сале-Харде. Здесь мы произвели интересные археологические разведки.
Еще в 1932 г., при постройке аэровокзала в устье р. Полуя, рабочие нашли остатки какой-то древней культуры; на поверхности находка ничем не давала о себе знать: место поросло густой травой и кустами.
Незадолго до нашего возвращения с севера здесь начали рыть яму для погреба и вновь нашли некоторое количество изделий из кости, обожженной глины и т. д.; все это заботливо сохранили и передали для Академии Наук.
Ограниченное время, которым мы располагали, к сожалению, не позволило нам сделать какие-либо разведки дальше территории, занимаемой постройками. Так как культурный слой не спускается здесь нигде ниже 75 см от поверхности почвы, то земляные работы не представляли трудностей. В нескольких пунктах раскопку доводили для проверки до линии вечной мерзлоты: она начинается здесь на глубине 80 — 120 см. В общем собрали около 1500 изделий, а всего около 12 тыс. различных обломков керамики и костей. Общая площадь, вскрытая раскопками в 5 различных пунктах, занимает 250 м2; при выборе места для раскопок считались со степенью опасности разрушения находимых остатков.
Слой дерна и гумуса имеет здесь среднюю толщину до 20 см; сразу под ним начинается культурный слой, который содержит отдельные кусочки углей, пятна золы, камни, кости животных и различные поделки из кости, бронзы, железа и глины. Цвет земли с культурными остатками темно-бурый; ниже 20 — 25 см лежит довольно резко отделяющийся слой коричневого цвета, примерно такой же мощности, как и предыдущий; еще ниже идет супесь с примесью угольков; дальше — чистая супесь зеленоватого цвета, без каких-либо посторонних примесей. В разрезах можно отчетливо проследить эти основные напластования; в некоторых случаях они делятся еще на ряд прослоек различной окраски, но ни в одном случае мы не заметили каких-либо углублений, которые так характерны для жилищ-землянок, часто встречающихся в древних поселениях. Мы также ни разу не встретили перемешанных слоев: следовательно, после того, как это поселение было покинуто жившим здесь некогда обществом, человек здесь больше никогда не селился. Мы очень редко сталкиваемся с таким положением при изучении древних памятников; это обстоятельство значительно увеличивает историческую ценность открытого поселения.
Основным материалом, из которого здесь делали орудия труда и вещи домашнего обихода, были кости различных животных, в том числе и мамонта. Очень мало поделок из камня и еще меньше — из металла; большое количество керамических изделий. Они богато украшены различными орнаментами, имеют часто своеобразную форму с большой полой ножкой и похожи на скифские бронзовые котлы.
Особое внимание обращают на себя шесть найденных здесь гребенок; половина из них сохранилась почти без изъяна; они имеют всего по 5 — 6 зубьев и только в одном случае — 11. Они употреблялись, вероятно, для высокой прически. Если верно это предположение, то мы имеем явление, которое нигде еще не отмечено — ни в быту современных народностей Советского Союза, ни в памятниках древности. Все гребенки сделаны из роговой кости оленя или кости мамонта и украшены резьбой или скульптурными изваяниями, изображающими различных животных.
Не менее интересна большая группа ложек, вернее, предметов, приближающихся к нашим ложкам, но со значительными отступлениями от них. Все найденные ложки можно разделить на 4 группы. Ложки первой группы сделаны из грудной кости водоплавающей птицы; эта группа наиболее примитивная, и она, по-видимому, является праотцем наших современных ложек. Когда была впервые найдена такая ложка, ее не признали за таковую: казалось, что это — кость, случайно обломанная по краям. Но когда нашли вторую, третью, четвертую и т. д., то стало ясно, что это не просто кость птицы, а что-то в роде ложки. У нее нет ручки, если не считать обрезанную кость, которая отходит вниз с наружной стороны задней стенки ложки. Возможно, что к этим ложкам приделывали что-нибудь вместо ручки. Вторую группу ложек делали из материала, который позволяет делать ложку с обычной ручкой; тем не менее ручки принимали своеобразную форму то в виде изогнутой шеи гуся, то в виде головы зайца с сидящей на ней уткой. Ложки третьей группы имеют вполне нормальную ручку, но сама ложка тонкая и с очень незначительной вогнутостью; основная часть украшена геометрическим орнаментом, а ручка завершена скульптурными изваяниями разных зверей. Трудно понять назначение ложек. Четвертая группа ложек, скорее лопаточек, имеет вполне нормальную ручку и совершенно плоскую рабочую часть в виде широкой лопаточки. Последняя заканчивается в одних случаях остро отточенным краем, в других — тупым; в двух случаях она по краю орнаментирована или, вернее, зачем-то имеет волнистый край. Есть еще одна ложка, у которой край вырезан 6-ю зубьями; возможно, что ею штамповали глиняную посуду при орнаментировании.
Собрали мы также большое количество черенков ножей, которые иногда также завершаются фигурами животных. На одном из черенков — фигура собаки с орнаментом вдоль ее тела; получается изображение собаки в упряжи. По одной этой находке можно установить, что люди, когда-то здесь жившие, пользовались собачьими упряжками или, по крайней мере, были знакомы с этим делом.
В раскопках оказалось еще большое количество наконечников стрел, костяные ножи и долота, пряжки различного назначения, части собачьих упряжек и т. д. Перечисленное далеко не исчерпывает всего собранного материала. Остается еще значительная группа предметов неясного назначения; среди них особое место занимает доска из кости крупного ископаемого животного с нанесенными на ней углубленными линиями сложного рисунка. Когда вытащили из земли обломок этой доски, то было неясно, что представляет собою этот предмет; затем нашлась другая часть этой доски, и оказалось, что она подошла к первой и в месте перелома. Тогда перебрали руками всю землю исследуемого квадрата в поисках других недостающих частей; удалось найти еще три маленьких кусочка, и перед нами был целый предмет. Размер доски 60 X 22 см, при толщине в 1 см, а у краев до 2 см. В центре доски — лицо человека, изображенное геометрическими линиями; под головою, на месте шеи — изображение лодки. По бокам — два предмета, изображающие, по всей вероятности условно, двух человек. По краю — ряд круглых отверстий. Их больше в нижней части, чем в верхней; это обстоятельство, а также отсутствие внизу бортика дают некоторое основание думать, что доска висела вертикально и что нижняя ее часть чем-нибудь закрывалась.
Поделок из других материалов собрано значительно меньше. Из камня найдены только тёрки, песты и один полированный каменный топорик. Из бронзы — лишь поделки, служившие, вероятно, для украшения или связанные с религиозным культом; из железа — только лезвия ножей.
Среди бронзовых изделий выделяется маленькая литая фигурка человека высотой 4 см. Рядом нашли несколько вещей из глины: на одной из них (из обожженной глины) вырезано семь рядом стоящих фигур, похожих на бронзовую фигурку человека. Все фигуры совершенно одинаковые. На другой глиняной пластинке вырезана птица с распростертыми крыльями. Мы нашли также маленькие тигли, сделанные из глины; по-видимому, здесь уже плавили металл; эту мысль подтверждают также найденные бронзовые листья.
Керамика очень многочисленна и во всех случаях покрыта орнаментом. По своей форме керамические изделия сходны с бронзовыми, так называемыми скифскими котлами. Такая керамика до сих пор была совершенно неизвестна.
Среди предметов, сделанных из кости, есть несколько миниатюр, имеющих сходство с мотыгами. По материалам, собранным в 1932 г., было высказано предположение, что здесь в свое время занимались земледелием. Нельзя утверждать, что найденные миниатюрные «мотыги» подкрепляют это предположение. Возможно, что мы имеем здесь дело с предметом культа или с игрушкой.
Не менее интересно и большое количество собранных нами костей собаки, лося, лисицы, бобра и ряда других животных, которые не водятся в настоящее время в пределах Ямальского округа. Одних собачьих черепов найдено около 40 штук; все они разбиты, очевидно, с целью извлечь из них мозг. В одной куче было найдено сразу 18 собачьих черепов. У черепов грызунов выбиты резцы, сломаны височные дуги и отсутствуют нижние челюсти.
Следует еще упомянуть о находке нижней челюсти человека и двух обломков человеческих костей. По данным измерения челюсти, она принадлежит представителю монгольской расы.
Собранные вещественные памятники рисуют сложную картину жизни и деятельности общества, существовавшего на этом месте. Одной из особенностей открытого поселения является количество костяных поделок различного назначения. Кость занимала в древности вообще значительное место среди материалов, из которых готовили вещи, но в данном поселении из кости делали чуть ли не все.
Раскопками обнаружено множество следов охотничьего хозяйства. Кроме различных наконечников, стрел и дротиков, сюда относятся незаконченный гарпун, части лука и, наконец, кости зверей и птиц. Однако охота и рыболовство не были здесь единственным источником пропитания; мы нашли следы собирания плодов: части копалки, имеющей сходство с употребляемой у западных эскимосов в Америке, и многочисленные каменные тёрки.
Отмечая в настоящем очерке лишь незначительное количество собранного материала, трудно сделать какие-либо определенные выводы; к тому же назначение громадного количества изделий (значительно более половины) нам пока неясно. Несомненно, однако, что найденный материал имеет исключительное значение для изучения древного общества в низовьях Оби. Более того, и среди памятников других районов Союза поселение в устье р. Полуя занимает совершенно необычное место по богатству и разнообразию собранного здесь материала. Но остается совершенно неясным характер самого поселения. Нами обнаружены два истлевших кола, один из которых стоял вертикально, но это не дает возможности судить о наличии здесь жилищ. Во всяком случае здесь не было землянок или других жилищ, сколько-нибудь к ним приближающихся.
Совершенно невыясненным остается также вопрос, к какому времени относится это поселение. Ориентировочно можно признать, что оно относится к I — III вв. нашей эры. В заключение укажем еще раз, что открытое поселение дало совершенно новый материал, который до сих пор был неизвестен и который даже не рассчитывали найти на Севере; следовательно, мы стоим, может быть, перед каким-то новым открытием в истории развития общества на Севере.
Следует пожелать, чтобы в ближайшее время на нашем Севере производились новые раскопки и разведки. Одновременно необходимо вести этнографические наблюдения среди народностей Севера; в их быту еще сохранилось много древних пережитков.
