Возникновение "походной фотографии"
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Морозов С. Русские путешественники-фотографы. Под редакцией члена-корреспондента Академии наук СССР Д. И. Щербакова. Государственное издательство географической литературы. Москва, 1953 г.
Вступление
Мы привыкли к фотоиллюстрации. Трудно представить, как можно было бы ныне обойтись без фотоаппарата в исследовательской экспедиции или распространять географические знания без помощи фотоснимков, с документальной точностью раскрывающих разнообразие ландшафта, этнографические и экономические особенности изучаемой страны.
Фотография и кинематограф обогащают наши знания о земле. Но не так было в прошлом. Менее чем столетие назад географическая наука ограничивалась описаниями да редкими зарисовками, которые делались участниками экспедиций; фотография тогда только еще искала пути служения землеведению.
Размах, с каким фотография применяется в наше время, не сравним с опытами первых ревнителей ее. Фотография служит географам и геологам, этнографам и ботаникам, помогает претворению в жизнь сталинских планов преобразования природы и хозяйства нашей Родины.
Советская фотография ведет летопись коренных и невиданно быстрых изменений, происходящих в социалистической стране, в ее ландшафте и экономике, в укладе жизни, в культуре ее народов. По идейной содержательности, по своей научной направленности фотография занимает в Советском Союзе место, не сравнимое с ее ролью в географической науке капиталистических стран. Там фотография в значительной мере служит пропаганде реакционных географических теорий, отражающих захватнические устремления правящих кругов.
Географы Советского Союза гордятся своими предшественниками, передовыми представителями отечественной науки, русскими учеными и путешественниками. В своем стремлении обогатить науку новыми открытиями во славу Родины и своего великого народа русские географы прошлого века привлекли в помощь себе новый метод наблюдений – светопись, или фотографию.
О применении фотографии к землеведению заботились выдающиеся прогрессивные ученые П. П. Семенов-Тян-Шанский и Н. А. Северцов, Н. М. Пржевальский и Г. Н. Потанин, Д. Н. Анучин и И. В. Мушкетов, В. Л. Комаров и Л. С. Берг.
Знаменитые русские путешественники сами занимались фотосъемкой. В экспедициях фотографировали В. И. Роборовский, Г. Е. Грумм-Гржимайло, П. К. Козлов, ныне здравствующий старейший советский геолог В. А. Обручев. Применяли фотографию и энтузиасты покорения Арктики – С. О. Макаров, В. А. Русанов, Г. Я. Седов.
Плодотворно трудились русские фотографы-путешественники В. А. Каррик, М. П. Дмитриев, И. Ф. Барщевский, А. К. Кузнецов, Н. А. Чарушин, Д. И. Ермаков и другие.
Поддержка передовых деятелей науки воодушевляла любителей фотографии. Им удавалось доводить до конца свои смелые замыслы. Имена талантливых фотографов-путешественников, в большинстве своем принадлежавших к демократической части русского общества, по праву могут занять заслуженное место среди имен деятелей географической науки.
В этой книге впервые собран материал и рассказано о трудах и иллюстративном наследии русских путешественников-фотографов и фотографов-путешественников второй половины прошлого и начала нашего века.
Книга охватывает не все области применения фотографии к землеведению, в ней нет и развернутой научной оценки фотографических коллекций. Цель книги очерков – познакомить широкий круг читателей со славной традицией русской фотографии: служить творческому изучению Родины и общему землеведению.
На заре фотографии
Признание первых успехов
Натуралисты и путешественники возлагали на новое открытие – светопись – большие надежды.
Всякий ландшафт отныне можно было запечатлевать без участия карандаша или кисти художника! Свет был подчинен воле человека, и новое применение его сулило необычайно много. Действие световых лучей было поразительно: в несколько секунд они вычерчивали изображения городских улиц и очертания гор, вырисовывали облик человека и строение листьев растения.
Светопись обещала освободить изображения видов местности от произвола глаза наблюдателя. Она обещала облегчить путешественникам описание посещаемых стран и народов.
В открытие фотографии вложен труд многих ученых и изобретателей. Существенное значение на пути к этому открытию имели наблюдения русского ученого любителя-химика Алексея Петровича Бестужева-Рюмина: в 1725 году он обнаружил светочувствительность железа.
Через два года подобные же наблюдения над солями брома сделал немецкий ученый Шульце. Открытие фотографии – первоначально на металлических пластинках – было завершено в конце тридцатых годов прошлого века французами Ньепсом и Дагером: они нашли способ получения светового изображения, образуемого в камере-обскуре, на серебряной полированной пластинке, очувствленной парами йода. Закреплялось это изображение парами ртути. Получалось сразу позитивное изображение. Дагер, опубликовав в 1839 году сообщение об этом процессе, после смерти Ньепса назвал открытие своим именем.
Дагеротип вначале был очень несовершенным изображением: его трудно было рассмотреть, потому что пластинка давала сильный зеркальный блеск; изображение оказалось очень непрочным и стиралось при легком прикосновении. В таком виде дагеротипия непригодна была ни для путешествий, ни для иных научных и практических целей. Начались поиски усовершенствования фотографии.
Немало решающих усовершенствований внесли русские изобретатели. Талантливый изобретатель, гравер и художник, москвич Алексей Федорович Греков, служивший в университетской типографии и занимавшийся многими техническими опытами, нашел способ упрочения дагеротипного изображения. Он уничтожил и зеркальный блеск: изображение на пластинке стало удобнее рассматривать.
Большое значение для распространения дагеротипии имела открытая русским ученым Б. С. Якоби гальванопластика. В России – Греков, во Франции – Физо ввели способ гальванического серебрения медных пластинок. Это удешевило и сделало доступнее раннюю фотографию.
Первый русский фотограф Алексей Греков уже в 1840 году успешно занимался портретной съемкой. Он первый стал фотографировать ландшафты. Найдя способ заготовлять и очувствлять пластинки заранее, он брал с собой несколько таких пластинок и отправлялся на прогулку за город. Обрабатывал же изображения, возвратившись в свою лабораторию.
«Мы видели новое доказательство русского ума в лаборатории А. Г...ва при новых опытах над магическим дагеротипом, – рассказывал о своем посещении «художественного кабинета» Грекова редактор газеты «Московские ведомости», – что делается по способу изобретателя (т. е. Дагера. – С. М.) в 1/2 часа и более, наш соотечественник то самое производит в 4 или 5 минут, и по прошествии минут двадцати мы увидели на дощечке снятые перед нашими глазами церкви, домы и множество других предметов с наималейшими подробностями... Нельзя без восхищения видеть этого изумительного, непостижимого действия светом!..» («Московские ведомости» от 29 мая 1840 г.).
Греков выпустил несколько – первых в России – популярных книг по фотографии, он делился своими опытами на страницах московской газеты, а для любителей светописи стал изготовлять дагеротипные аппараты с принадлежностями.
В том же 1840 году дагеротипия была применена в путешествии. Такую попытку сделал известный путешественник Григорий Силыч Карелин.
Любитель путевых зарисовок, Карелин еще в экспедиции 1836 года к восточным берегам Каспийского моря составил альбом акварелей закаспийских видов. Спустя четыре года он направился в путешествие в район нынешнего Восточного Казахстана. Карелин обследовал часть китайской границы, хребты Алтайских гор, Тарбагатай.
Перед отъездом из Москвы он узнал об успехах Грекова. В архиве Московского университета хранится документ, свидетельствующий об интересе Карелина к светописи. По его просьбе известный ученый, профессор К. Ф. Рулье, приобрел у Грекова и выслал ему в Сибирь дагеротипный аппарат.
До нас не дошли сведения об успехах первого применения фотографии русским путешественником. Снимал ли он сам или его молодой друг и ученик Кирилов, – неизвестно. Важен факт: на заре развития великого изобретения, в первый же год существования светописи, в России уже делались практические попытки применить ее к землеведению.
Признанный успех ландшафтной дагеротипии связан с именем выдающегося русского фотографа-художника, двоюродного брата А. И. Герцена, Сергея Львовича Левицкого.
В 1839 году Левицкий окончил Московский университет по юридическому факультету. Но увлекали его физика и химия. Только что открытые гальванопластика и светопись окончательно покорили юношу. Он приобрел у того же Грекова «дагеротипный снаряд» и в Петербурге, куда переехал из Москвы, стал производить всевозможные опыты по фотографии. Через четыре года он примкнул к экспедиции на Северный Кавказ, возглавлявшейся видным русским химиком Ю. Ф. Фрицше. Экспедиции было поручено обследовать минеральные воды. Незадолго перед этим Фрицше по поручению Академии наук изучил теорию светописи и хорошо овладел техникой нового изобретения. Левицкий в путешествии с успехом занимался дагеротипией.
Левицкому удались снимки горных видов. Несколько лучших дагеротипов он послал в Петербург комиссионеру по продаже оптических принадлежностей, а тот, восхитившись работой фотографа, отправил дагеротипы в Париж оптику Шевалье. Парижский оптик, под тем предлогом, что в камере-обскуре Левицкого был объектив его фирмы, поместил два самых изящных ландшафта русского фотографа в своей витрине на Парижской выставке и... получил за них медаль! Это была первая в истории фотографии медаль за художественные снимки. Награда за труд русского фотографа-путешественника попала владельцу парижской оптической фирмы!
С годами техника фотографирования на металлических пластинках все более совершенствовалась. Занимались дагеротипией в самых отдаленных уголках страны. Сохранились сведения о том, что фотографировал на металлических пластинках в Забайкалье, в Селенгинске декабрист Николай Бестужев. Декабрист И. И. Пущин – друг Пушкина – в одном письме так и назвал Бестужева: Николай-дагеротипщик. Талантливый художник, изобретатель, исследователь Забайкалья не прошел мимо великого открытия века.
Дагеротипия господствовала в фотографии до начала пятидесятых годов. Получаемые изображения хорошо рассматривались. Ландшафты выходили куда лучше, чем при съемке распространившимся было способом фотографирования на бумажный негатив с печатью на бумажном же позитиве. Но появился новый способ: фотографировать стали на стеклянной пластинке, покрываемой жидким очувствленным к свету коллодионным составом. С проявленной стеклянной пластинки затем печатали сколько нужно позитивных изображений на бумаге.
С этим «мокроколлодионным» способом дагеротипия спорить не могла. На металлических пластинках изображение было очень четким, но размножать его было нельзя. Кроме того, предмет или ландшафт получались изображенными зеркально: правая сторона на снимке становилась левой, левая – правой.
Новый способ фотографирования обещал больше. Техника его сводилась к следующему.
Стеклянную пластинку перед съемкой обливали жидким коллодием – раствором пироксилина в смеси спирта с эфиром и солями йода или брома. Давали коллодию застыть, затем погружали пластинку в раствор азотнокислого серебра: коллодионный слой становился светочувствительным. Фотографировали на мокрых пластинках. Негатив затем проявляли и закрепляли в соответствующих составах. Печатали снимки на дневной бумаге.
Естествоиспытатели, археологи, путешественники снова обратились к фотографии. Новый способ больше отвечал запросам науки. Он был доступнее и дешевле. Изображения печатались в любом количестве и даже больших размеров. Научным обществам можно было теперь обмениваться снимками и целыми альбомами фотографий. Альбомы выпускали в нескольких экземплярах; они прилагались к научным отчетам.
Это было так важно! В журналах типографским путем воспроизводились только гравюры. Гелиография, фототипия и автотипия («сетчатые» клише на цинке), непосредственно передающие фотографию, появились позже, в конце семидесятых и восьмидесятых годах. Не было еще и «волшебного фонаря» для иллюстрирования лекций и докладов.
О фотографии в приложении к географическим наукам, в экспедициях и путешествиях заговорили в научных обществах. Уже в пятидесятых годах русские фотографы и ученые показали убедительные примеры блестящего использования светописи с научной целью.
Фотография была применена в археологической экспедиции знатока искусства Ближнего Востока П. И. Севастьянова. Во главе целого отряда рисовальщиков, фотографов и архитекторов он отправился на Ближний Восток, чтобы срисовать и снять все, что окажется достойным научного интереса в монастырях Афона. Четырнадцать месяцев трудилась экспедиция. Было сделано более 3 500 фотографических снимков с древних рукописей, миниатюр, изделий резьбы. В частности, была полностью – страница за страницей – сфотографирована Птоломеева география. Произвели много снимков архитектурных памятников на фоне ландшафта (См. Н. П. Кондаков, Памятники христианского искусства на Афоне, СПб., 1902.).
По возвращении экспедиции в Москве и Петербурге были устроены выставки. Большое количество редких фотографий пополнило собрания столичных библиотек и музеев.
Фотография оправдала себя как метод точной фиксации наблюдений в экспедиционных исследованиях.
В пятидесятых годах с общим подъемом демократического движения в России, становившейся на путь капиталистического развития, было заметно большое оживление во всех областях наук, в том числе и наук географических. Центром географической науки становилось Русское Географическое общество. Главнейшей задачей Общество считало «собрание и распространение, как в России, так и за пределами оной, возможно полных и достоверных сведений о нашем отечестве». В круг своих работ Общество ставило и «географию общую, т. е. познание в географическом отношении других стран земли, преимущественно же сопредельных России» (Цит. по книге Л. С. Берга, Всесоюзное Географическое общество за сто лет, М.–Л., 1946, стр. 33– 34).
В широком плане работ, в выработке научной методологии, в проведении географических полевых исследований была призвана участвовать и фотография.
В 1858 году на одном из заседаний Географического общества была впервые отмечена заслуга русского исследователя, удачно применившего светопись в своих работах; за статистико-этнографические исследования и «богатый альбом типов и костюмов разных обитателей Воронежской области», – как говорится в журнале заседаний Общества, – был награжден золотой медалью РГО научный и общественный деятель Николай Иванович Второв.
Второву, изучавшему население и экономику Воронежской губернии, – как сообщал один журнал, – «пришла счастливая мысль применить к этим исследованиям фотографию, и он так успешно воспользовался светописью, что к представленным в 1857 году в Географическое общество исследованиям о составе населения Воронежской губернии присоединил не только этнографическую карту, но еще целый альбом типов и костюмов этого края» («Русский художественный листок», 1860, № 34, стр. 131 – 132).
Фотографом – участником исследований Второва – был Михаил Борисович Тулинов, впоследствии московский фотограф-портретист, один из друзей знаменитого художника И. Н. Крамского.
Интересна биография Тулинова. Он родился в 1823 году в Острогожске, в семье купца. Выучившись грамоте по псалтырю, Тулинов пристрастился вскоре к книгам, особенно – научного содержания. По книгам ознакомился с фотографией, изучил физику и химию и так увлекся своими занятиями, что, к огорчению родственников-купцов, забросил прилавок. Встретившись в Воронеже с Второвым, он становится его помощником по созданию задуманного альбома. Тулинов снимает сотни портретов и групп крестьян, а земляк его – в будущем тоже известный московский фотограф-портретист – М. Панов искусно раскрашивает эти фотографии. Получился альбом-монография, знакомящий со всем многообразием групп населения, этнических типов, с народными костюмами одной из областей европейской части России.
Так Второвым и его помощниками было положено начало применению фотографии в этнографических исследованиях.
В середине прошлого века русские научные деятели усиленно изучали этнографию славянских народов. В журналах и сборниках появлялись труды по этнографии южных славян. В 1857 году поездку по Герцеговине, Боснии и Сербии совершил известный русский ученый А. Ф. Гильфердинг.
С большим интересом был встречен в шестидесятых годах выпуск нескольких экземпляров фотографического «сборника древностей и типов славян европейской Турции» (Герцеговины и Боснии) (Известия Русского Географического общества, т. 3, 1867, № 8, стр. 190; т. 4, вып. 2, 1868, стр. 26– 27).
Альбом из десятков отличных снимков на восьмидесяти листах большого формата был выполнен фотографом Петром Пятницким.
Фотограф показал себя вдумчивым этнографом. Каждый снимок – точный документ и в то же время сильный образ. Пятницкий снимал портреты и группы представителей различных национальностей, разных социальных слоев населения.
Очень интересны архитектурные снимки альбома – изображения древнего южнославянского зодчества (начиная с XII века). Ни в одном современном ему издании не было еще образцов этой архитектуры. Постройки – кубовидной формы с черепичной прямой кровлей, церкви – без куполов и каких бы то ни было украшений. Технически безукоризненно были переданы Пятницким орнаменты и резьба внутренних украшений зданий. Виды архитектурных памятников хорошо связаны в снимках с горным лесным ландшафтом. Снимки альбома Пятницкого и ныне, почти столетие спустя, не потеряли изумительной яркости и богатства тонов.
В середине прошлого века знаменитая экспедиция в Тянь-шань будущего главы отечественных географов П. П. Семенова положила начало целой эпохе русских исследований Средней, а позднее – Центральной Азии.
Почти неизвестные России и всей Европе земли Средней Азии влекли на свои просторы и фотографов.
Немало разочарований и неудач ждало фотографов. Тяготы походов в жару по пустыням с неудобными и громоздкими аппаратами и целой лабораторией для приготовления на месте пластинок вынуждали многих ревностных любителей молодого искусства отказываться от фотографирования.
Но самые настойчивые не сдавались. Успех первых же коллекций снимков, показанных в научных обществах, вознаграждал их за труды и лишения.
Два года спустя после присуждения награды Н. И. Второву за альбом Воронежской губернии, в 1860 году по предложению совета Географического общества был удостоен серебряной медали Общества фотограф А. С. Муренко (Известия РГО», т. 12, 1875, стр. 112.). Он представил «альбом фотографических рисунков», исполненных во время путешествия в Хиву и Бухару.
Так началась помощь фотографии в исследованиях Средней Азии – ее местностей, поселений, памятников культуры ее древних народов. Так получила признание работа фотографа, дополнявшая труды исследователей новооткрытых для науки земель.
Русские ученые исследовали и северные области Европы и Азии. В первой же экспедиции шестидесятых годов, отправленной на сибирское побережье Ледовитого океана, призвана была испытать свои силы фотография.
В 1866 году Академия наук снарядила экспедицию в Туруханский край, к устью Енисея. Возглавлял экспедицию горный инженер Иннокентий Александрович Лопатин. В группу исследователей были включены этнограф, топограф, метеоролог и фотограф. Обязанности фотографа исполнял брат начальника экспедиции Петр Александрович Лопатин.
К экспедиции примкнул геолог и ботаник – будущий академик – Ф. Б. Шмидт, которому было поручено обследовать якобы обнаруженные на далеком севере остатки мамонта.
Путешественники отправились из Енисейска вниз по реке на барже, буксируемой пароходом. Впервые были сняты фотографически виды Енисея и его берегов по пути к Бредихинским островам. На севере экспедиция разделилась. Начальник ее занялся геологическими исследованиями. Фотограф Лопатин отправился со Шмидтом на запад на поиски мамонта.
Сведения о мамонте оказались неверными. Шмидт занялся другими зоологическими исследованиями. Лопатин по его поручению выполнил снимки, относящиеся к следам фауны древних эпох. Сфотографировал он несколько групповых портретов местных жителей: это была первая в истории серия антропологических снимков, сделанная на крайнем севере Сибири. Присоединившись к остальным участникам экспедиции, Лопатин произвел еще несколько снимков на побережье.
Аппарат у фотографа был громоздкий, пластинки приготовлялись на месте, в походном шатре. За все время П. А. Лопатин произвел тридцать пять снимков – это было много для той поры. Двадцать восемь фотографий, как говорилось в отчете экспедиции, были «вполне удовлетворительными».
Некоторые фотографии были приложены в виде перерисовок к отчету геолога Лопатина. Видовые снимки «Прибрежье Енисея ниже села Дудинского», «Валы-кекуры» и другие были напечатаны в «Записках Русского Географического общества» (1871). Другие снимки были использованы как иллюстрации к труду Шмидта. Это была новость в изданиях Академии наук.
Примерами приложения фотографии ранних лет к познанию отечества служат первые серии и альбомы снимков, посвященных городам страны.
В архивах и музеях хранятся интереснейшие коллекции видов волжских городов. В 1866–1867 годах большую поездку совершил московский фотограф М. П. Настюков. Он составил технически безукоризненно выполненный альбом «Виды местностей по реке Волге от Твери до Казани».
Панорамы Твери (ныне Калинина), Костромы, Углича, Кимр, Калязина, Казани... В снимках запечатлены не только виды, но и торговая жизнь этих городов. Например, по снимку Рыбинска (ныне Щербакова) можно наглядно представить пристань этого крупного волжского города в середине прошлого века. Пристань наполнена баржами. Лес мачт закрывает вид города. Ни одного парохода нет на снимке, не вьется нигде дымок над этой большой торговой пристанью. Мускулы бурлаков да сила ветра пригнали эти купеческие баржи с низовьев реки. На первом плане снимка видна бечева, протянутая с судна, – будто только что причалило оно и еще не разгружена кладь.
Скромный, но представляющий историческую ценность альбом хранится в отделе редких изданий Библиотеки Союза ССР имени В. И. Ленина. Это альбом видов Симбирска, родины великого создателя Советского государства. Снимки выполнены фотографом А. С. Муренко, тем самым, который за альбом видов Хивы и Бухары раньше был награжден медалью Географического общества.
Мы видим Симбирск – ныне Ульяновск – таким, как он выглядел в 1867 году, незадолго до рождения Владимира Ильича Ленина.
Два снимка показывают общий вид города, один сделан со стороны Московской дороги. Сфотографированы Большая Спасская и Дворцовая улицы, Карамзинская площадь. Видны купеческие особняки, лабазы, «казенные здания». Вот снимок Тихвинского спуска с широким видом на Волгу в июльский день. На Смоленском спуске Муренко сфотографировал земляные работы: сюда пригнали партию заключенных, они работают под охраной конвойных...
Вспомним еще раз: описываемые виды городов и местностей фотографировались, когда еще не были распространены иллюстрации в журналах и книгах. Географы и этнографы, инженеры и архитекторы знакомились с обликом городов, селений и ландшафтами только по литературным источникам и редким рисункам художников. Фотографии тщательно изучались. Альбомы сдавались на хранение научным библиотекам, труд фотографов обсуждался наравне с исследованиями путешественников.
По представлению совета Географического общества и часто лично П. П. Семенова-Тян-Шанского фотографов награждали медалями. С предложением о пополнении библиотек коллекциями снимков выступали в ученых заседаниях виднейшие деятели науки и искусства.
Внимательно следил за развитием фотографии руководитель этнографического отделения Географического общества Л. Н. Майков, впоследствии вице-президент Академии наук. В дневниках заседаний сохранились записи многих его высказываний о трудах фотографов-путешественников.
Ценителем фотографии выступал талантливейший поборник демократических идей в искусстве, прогрессивный общественный деятель и критик Владимир Васильевич Стасов.
С середины пятидесятых годов Стасов состоял хранителем отдела гравюр Петербургской публичной библиотеки (теперь имени Салтыкова-Щедрина). В этот отдел стекались и редкие фотографические издания – русские и зарубежные. Через руки Стасова проходили десятки коллекций снимков и фотографических альбомов. Интересно отметить, что первую свою ученую статью-трактат молодой критик написал на тему о фотографии. Она называлась «Фотография и гравюра» и была напечатана в двух номерах журнала «Русский вестник» за 1856 год (декабрь, кн. 1 и 2).
Стасов подробно разбирал недостатки техники светописи как искусства и в этом первом своем выступлении определил большие задачи, стоящие перед фотографией в приложении ее к наукам. В продолжение своей долгой творческой деятельности он много раз выступал в поддержку фотографии как искусства, а на склоне жизни похвально отзывался о только что появившемся кинематографе, предвидя большую будущность этого изобретения.
Успехи фотографии ранних лет в приложении к этнографии, географии и археологии получили подробную оценку В. В. Стасова в выпущенной им книге «Фотографические и фототипические коллекции Публичной библиотеки» (СПб., 1885).
Вдохновляя на творческие труды передовых русских художников и композиторов, Стасов выступал и наставником фотографов. Он поддерживал их, когда бюрократические круги царского чиновничества своим равнодушием подавляли творческие замыслы. Стасов подсказывал фотографам темы для съемок, он с воодушевлением писал об успехах фотографии в путешествиях. Помогал Стасов в иллюстрировании редкими снимками географических трудов, живо откликаясь на подобные просьбы со стороны виднейших деятелей географии.
Хороший прием, оказываемый фотографическим коллекциям представителями передовой науки и искусства, побуждал любителей светописи к поискам путей применения фотографии к землеведению.
Техника «походной фотографии»
Первые русские фотографы-путешественники и участники научных экспедиций в большинстве своем принадлежали к демократическим кругам общества.
Сознание передовой части русского общества в пятидесятых и шестидесятых годах формировалось под сильным влиянием идей великих русских революционных демократов – Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова.
Прогрессивной интеллигенцией возлагались большие надежды на народное просвещение, на развитие науки и техники, на пробуждение производительных сил страны.
Расширялся круг занимающихся географическими науками. К землеведению приобщались учителя, врачи, студенты. Изучением отдаленных окраин страны начинала заниматься и молодежь, сосланная из центральных городов за революционную деятельность.
Многих из этих любителей-географов влекла фотография. А фотографов влекло краеведение. Фотографы – владельцы портретных павильонов – налаживали связь с местными этнографами, участниками экспедиций, отправлялись в окрестные села и городки, пытали свои силы в съемке «типов, народных сцен и видов местностей».
Уже в шестидесятых годах фотолюбительство заметно помогало географии. В 1867 году в Москве открылась Всероссийская этнографическая выставка, устроенная Обществом любителей естествознания при Московском университете. Фотография заняла на выставке видное место. В указателе значилось более двух тысяч снимков.
Можно сказать, что фотография выручила устроителей выставки. Не получив денежной помощи, они – по свидетельству Л. Н. Майкова – не могли снарядить специальные художественно-этнографические экспедиции и должны были довольствоваться экспонатами и фотографиями, доставленными научными обществами, отдельными учеными и фотографами – профессионалами и любителями.
В географических экспедициях фотография применялась еще мало. Результаты фотографирования не всегда удовлетворяли ученых.
В 1870 году петербургский журнал «Фотографическое обозрение» (№ 2) напечатал статью фотографа-путешественника А. Покорского-Жоравко. Автор подводил первые итоги работ фотографов и вынужден был признать, что надежды на «обильные применения» фотографии, в особенности к путешествиям, сбылись еще в малой мере. «Правда, фотография в короткое время сделала неисчислимые успехи и достигла удивительного совершенства, – писал Покорский, – но средства, которые она для этого употребляет, условия, которые требуются для того, чтобы средства эти дали желаемые результаты, так сложны, инструменты и приборы так громоздки и ломки, что, конечно, путешественник и думать не может о надежном их применении в пути, без огромных издержек и затруднений».
Представим себе фотографа той поры, собирающегося в путешествие. Портативных аппаратов не было. Он брал с собой камеру такого же размера, что стояли в портретных павильонах, запасался портретным и ландшафтным объективами; тяжелый треножник с черным покрывалом дополнял снаряжение. Стеклянные, большого размера пластинки надо было тщательно, с осторожностью упаковать в особый ящик, а если предстояло снимать много, то брали два тяжелых ящика с пластинками. Кроме того, нужна была складная палатка для лабораторных работ. Брали еще бутыль с коллодием и склянки для растворов солей галоидов, очувствлявших пластинки. Затем разливалось по склянкам еще несколько растворов, все это тоже упаковывалось. Снаряжение фотографа весило пуды, а для больших экспедиций составляло такую тяжелую кладь, что исследователь вынужден был зачастую отказываться от помощи фотографии.
К тому же ландшафты, а они особенно интересовали путешественников, приходилось снимать только общим планом, издалека. Небо получалось на снимке однотонно светлым, зелень выходила часто сплошным темным пятном. При значительной выдержке порывы ветра путали намерения фотографа, рисунок, контур снимка получался нечетким, «смазанным».
Нужно было внести в фотографию усовершенствования, подчинить технику замыслам фотографа – ученого и художника, заставить светопись вернее служить землеведению. Русские географы, охватывавшие полевыми исследованиями просторы отечества и сопредельных стран, предъявляли серьезные требования ученым, конструкторах изобретателям-фотографам.
Как и в других отраслях техники, ценный вклад в развитие фотографии внесли наши соотечественники. Иностранные историки фотографии замалчивали достижения русской изобретательской мысли. Правившие круги царской России, раболепствуя перед иностранщиной, тормозили начинания талантливых русских изобретателей, с пренебрежением относились к достижениям отечественной фотографии. Снабжение фотографическими товарами и производство снаряжения фотографов они отдавали на откуп агентам заграничных фирм. Эти агенты наводнили Россию, зачастую сбывая недоброкачественные изделия.
Между тем изобретательская мысль русских фотографов не только не отставала, но в решающих вопросах нередко обгоняла новинки техники, вводимые в других странах Европы и в Америке. Здесь сказалось внимание, какое уделяли развитию фотографии передовые деятели русской науки.
В конце семидесятых годов научно-общественным центром фотографии стало Русское Техническое общество, в котором по инициативе Д. И. Менделеева, С. Л. Левицкого и энергичного деятеля фотографии Вяч. И. Срезневского был создан отдел светописи, пятый отдел Общества. Русские конструкторы занимались решением самых коренных вопросов фотографии в ее применении к путешествиям.
С середины семидесятых годов начал трудиться, плодотворно поработавший до конца девяностых годов, талантливый конструктор фотоаппаратов Дмитрий Петрович Езучевский. Преподаватель физики в учебных заведениях Москвы, Езучевский сконструировал – одну из первых в мире – замечательную стереоскопическую камеру для путешествий. Этот аппарат освобождал фотографа в пути от перезарядки для каждой съемки. В нижнюю часть камеры вставлялась дюжина пластинок. Посредством кремальеры, механически, очередная пластинка поднималась вверх, занимая место матового стекла; заснятая пластинка при этом опускалась вниз.
Будучи сам любителем путешествий, Езучевский проверял свою камеру в поездках по стране.
В эти же годы появился новый способ фотографирования на пластинках с сухой броможелатиновой эмульсией. Езучевский переоборудовал свою камеру для этого способа. За камеру Езучевский получил медаль на Парижской всемирной выставке 1878 года и награду на Международной географической выставке 1881 года в Венеции. В последующие годы изобретатель сконструировал еще несколько аппаратов с учетом требований путешественников и туристов. Камеры его отличались портативностью, удобством обращения.
В 1885 году подполковник И. И. Филипенко взял патент на оригинальный «походный фотографический прибор». Особенностью этого аппарата было устройство особой кассеты в виде мешка, что позволяло производить на свету перезарядку пластинок (сухих броможелатиновых). В таких мешках-кассетах (а их брали с собой несколько) заснятые пластинки переносили в походную лабораторию и проявляли на месте съемки. Филипенко нашел способ применения своей камеры для геодезических целей.
Живо откликался на запросы путешественников Вячеслав Измаилович Срезневский. Ученый, изобретатель, впоследствии, уже в советское время, много потрудившийся над выпуском отечественной кинопленки, Срезневский в 1883 году сконструировал интересную камеру для В. И. Роборовского – спутника Пржевальского. Аппарат был изготовлен с учетом трудностей путешествий в Центральной Азии.
Срезневскому принадлежат конструкции аппарата для морских съемок и одной из первых в мире камер для фотографирования ландшафтов с воздушного шара. В мае 1886 года во время свободного полета аэростата аэронавтом поручиком А. М. Кованько была произведена серия великолепных снимков Петербурга и его окрестностей.
Впоследствии русским конструктором С. А. Ульяниным был изобретен аппарат для перспективной съемки с аэростата, а Р. Тиле сконструировал интересный панорамограф – комбинацию из семи камер. После обработки снимков в особом приборе получалось изображение, представлявшее местность в ортогональном плане.
Вяч. И. Срезневский изготовлял специальные пластинки для путешествия Пржевальского.
В путешествиях с фотоаппаратом у талантливого русского фотографа-изобретателя Ивана Васильевича Болдырева зародилась мысль о замене стеклянных пластинок небьющейся гибкой прозрачной пленкой.
Это было в конце семидесятых годов. В России тогда уже выпускалась бумажная негативная лента Л. Варнерке для путешествий. На ленту наносили слой светочувствительной эмульсии. Катушка с лентой вставлялась вместо кассеты в аппарат, и на нее производили съемку. После проявления эмульсионный слой с негативным изображением в особом растворе отделялся, затем его наклеивали на стекло и печатали позитив. Фотографы освобождались в походах от значительного груза: нужны были только камера и несколько катушек ленты. Однако в серьезных экспедициях такая пленка себя не оправдала. Например, фотограф экспедиции 1878 года Г. Н. Потанина в Монголию в своем письме резко отозвался о бумажной ленте; он сообщал в Русское Техническое общество, что изменение температуры и плохие климатические условия портили эмульсию – она ссыхалась, трескалась и затем трудно отделялась от бумаги.
Пленка Варнерке разочаровала и Болдырева. Пытливый изобретатель искал более полноценную замену стеклянным пластинкам. И добился успеха.
«Испытав все... неудобства сам на себе даже в небольших путешествиях по России, я задался мыслью придумать что-нибудь вместо стекла, – рассказывал Болдырев. – ...В 1878 году мне пришлось около года просиживать в комнате целые дни и ночи над приготовлением массы, из которой получалась бы пленка, соответствующая стеклу. Труд мой не пропал даром. Я приготовил такую пленку, которая не боится ни сырости, ни высокой температуры и, положенная в воду на сутки, она нисколько не изменяется, – остается такою же прозрачною и эластичною» («Изобретения и усовершенствования в фотографии И. В. Болдырева», СПб., 1886).
Болдырев наносил на пленку мокрый коллодион. Потом, усовершенствовав пленку, стал покрывать ее слоем броможелатиновой эмульсии. Получились хорошие результаты. Пленку, по словам изобретателя, одобрил Д. И. Менделеев; о ней писали газеты.
Болдырев не имел средств наладить промышленное изготовление «смоловидной пленки». Ему нужна была помощь, чтобы, как писал изобретатель, «сохранить честь изобретения за Россией». Но правящие круги остались глухи к словам изобретателя. Появившаяся в нашей стране прозрачная и гибкая пленка, сделавшая доступной фотографию для путешественников и множества фотографов-любителей, не нашла в свое время промышленного применения в России. Изобретателем подобной пленки считается американский предприниматель Истмен, хотя его пленка фирмы Кодак выпущена была десять лет спустя, в 1889 году.
И. В. Болдырев показал себя и талантливым конструктором оригинального фотографического объектива. Выпускавшиеся в семидесятых годах иностранными фирмами объективы были рассчитаны на съемку либо портретов, либо ландшафтов (общим планом). Болдырев сконструировал и с помощью одного московского мастера, отлившего стекла, изготовил объектив, обладавший новыми достоинствами. Это был, применяя нынешнюю терминологию, короткофокусный объектив, которым можно было достигать большой резкости в нескольких планах. Например, при съемке этнографических групп и «народных сцен» распространенные в то время другие объективы давали очень малую глубину резкости и, снимая группы, приходилось искусственно располагать людей в одном плане. Изобретение Болдырева, испытанное в поездках на Дон и в Крым, оказалось очень полезным для путешественников.
Друзья советовали Болдыреву заявить привилегию на свой «двухдюймовый объектив», но у него не было ста пятидесяти рублей на оплату за патент. И в этом изобретении он не нашел поддержки от «власть имущих». Изобретателя Болдырева постигла судьба многих русских талантливых людей, инициативу и труд которых сковывало равнодушие к отечественной творческой мысли со стороны правивших классов царской России.
Идеи и изобретения русских фотографов использовались заграничными промышленниками.
Многие фотографические новинки, в которые вкладывалась изобретательская мысль наших соотечественников, выпускались за границей как достижения своих изобретателей.
Первоисточники из истории фотографической техники позволяют со всей очевидностью сделать вывод о том, что русские деятели науки и техники стояли на высоте требований времени и успешно разрешали важнейшие вопросы совершенствования фотографии.
Успех первых фотографических альбомов в среде географов и внимание, с каким снимки изучались исследователями, нашли свое отражение в научных журналах той поры.
Хотелось направить любителей фотографии по верному пути. Фотографы нуждались в руководствах. Ученые приходили им на помощь.
В 1872 году «Известия Русского Географического общества» напечатали особое наставление для фотографов. Журнал предлагал различать снимки «физиогномические» и снимки «этнографические». К первому роду фотографий относились портреты (лицевой и боковой вид человека) и снимки во весь рост. В этих фотографиях, – поучал журнал, – «излишне было бы гнаться за живописным эффектом». Давались технические советы: какой выбрать фон, какими объективами фотографировать, как избежать преувеличения перспективы и т. д.
В наставлении подробно говорилось о съемке этнографических сюжетов:
«При этнографических снимках для художественных наклонностей фотографа открывается более обширное поприще.
Особенного внимания... заслуживает костюм лиц, та или другая из любимых их поз, оружие и утварь, равно и картины, в которых изображается употребление того и другого. Кроме того, жилища, города, селения и т. д., разные картины, сцены из публичной жизни, домашние животные...» («Известия РГО», т. 8, 1872, № 2, стр. 87–88).
Наставление требовало, чтобы фотограф указывал в подписях к снимкам, каким объективом он пользовался и с какого расстояния до предмета снимал.
Фотографическая работа, выполняемая по наставлениям подобного рода, становилась признанным методом научного исследования. Фотограф выступал сотрудником ученого.
Заманчиво было этнографу или географу увидеть на своем письменном столе или в стереоскопе (а стереоскопы стали непременной принадлежностью кабинета) изображение «типов жителей» или «вида природы», запечатленное за сотни, а то и многие тысячи верст от столицы! Получив серию снимков от своего корреспондента – фотографа-путешественника, географ пополнял материалы исследований. Не выходя из кабинета, он, например, мог изучить рельеф отдаленной местности, национальный орнамент на жилище или на платье жителя мало изученной страны.
Фотографиями обменивались. Снимки демонстрировались в аудиториях университетов. В обиходе чтений публичных лекций появился «волшебный фонарь», отбрасывающий на экран верные и точные фотографические картины земель, стран и быта народов.
Значительным событием в истории служения фотографии русской географической науке была Международная географическая выставка 1875 года в Париже.
В то время видны были итоги творческих усилий, вложенных в создание русской географической школы передовыми учеными нашей страны. Было что показать на Парижской выставке.
Нужно было разбить распространенные за границей путаные представления о народах многонациональной страны, об этнических типах. Впервые наглядно были представлены на выставке и русские, и белорусы, и украинцы, а также народы Сибири и Средней Азии.
«Богатая по своему внутреннему содержанию и интересная Парижская выставка будет особенно памятна нам, русским, потому, что она была, между прочим, некоторым торжеством русских деятелей географической науки, – подводил итоги выставки П. П. Семенов – ...Главная причина нашего успеха заключалась как в большом внутреннем достоинстве, так и в стройной организации русского отдела географической выставки». («Известия РГО», т. 11, 1875, вып. 6, стр. 235).
На выставке с успехом выступила русская фотография. Экспонаты русских фотографов были использованы с размахом и большой убедительностью. Альбомы на столах и развешанные по стенам снимки привлекали взгляд каждого посетителя.
В отличие от порядков, установленных в отделах других стран, в отделе России дежурили распорядители. Они подводили посетителей к фотографиям, изображавшим представителей того или иного народа, и давали пояснения.
Альбомы лежали развернутыми, причем публику даже просили рассматривать их, а в других отделах это запрещалось.
«Альбомы... перелиставались тысячами рук и останавливали богатством своего содержания и новостью совершенно неведомых европейской публике предметов, – говорилось в сообщении о выставке. – Типы народов, населяющих Россию, ...производили сильное впечатление на зрителей. Для массы не было предмета на выставке интереснее русского этнографического отдела... Специалисты ознакомились со многими новыми для них фактами» («Известия РГО», т. 11, 1875, вып. 6, стр. 425).
«...Были дни, – вспоминал один из распорядителей этнограф Майнов, – когда число посетителей [Русского отдела] доходило до 12 000 человек в день». Больше десяти художников, – сообщал он, – целыми днями срисовывали с фотографий этнографические группы и портреты представителей различных народностей нашей страны («Известия РГО», т. 12, 1876, вып. 2, стр. 174).
Достоинства фотографии в Русском отделе отмечались иностранными газетами и специальными журналами. Произведения светописи, дополняя многочисленные и разнообразные экспонаты, создавали яркое зрительное представление о природных богатствах и народах великой страны. Фотография показывала достижения русской географической науки.
Наступала пора более широкого и последовательного применения светописи путешественниками-учеными и фотографами-путешественниками как в пределах России, так и в экспедициях в другие страны.
