Всесоюзные курсы ЦС ОПТЭ по повышению квалификации инструкторов-альпинистов
Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский
Источник: Янин С. Курсы в горах. На суше и на море, №1, 1935 г. Орган ОПТЭ и ЦК ВЛКСМ, ОГИЗ Физкультура и туризм
Рисунки А.Малеинова
(Из дневника участника)
23 июля
Лагерь мы нашли по дымку. Людей и палаток из-за моренных камней не было видно, а мутного цвета флажок, по которому нужно было определить место лагеря, мы разглядели, только подойдя к нему вплотную.
В лагере заканчивался завтрак. Вокруг плоского камня, за «большим казаном» — инструкторская группа во главе с В. Л. Семеновским. У шустеровских палаток — догорающие костры и группы загорелых ребят, вооруженных ложками. Приветствия, расспросы о причинах трехдневного опоздания и приглашения «добить» вместе кашу.
За кашей узнаем о событиях.
Во-первых, мы опоздали на скальные занятия. Вчера был второй и последний выход на «Прибашильские» скалы. Во-вторых, в лагере недостаток витаминов «с». Мы же, спеша добраться, не успели закупить ни фруктов, ни овощей.
После завтрака участники «всесоюзных курсов ЦС ОПТЭ по повышению квалификации инструкторов-альпинистов» (так длинно называется лагерь) собираются к первому выходу на ледник. Мы приготовили снаряжение еще в дороге и продолжаем знакомиться с местом и людьми.
Лагерь расположен на травянистой площадке у морены, с которой скатились сюда крупные камни. С одного из них мы видим весь подъем на перевалы Фрешфильда и Голубева (Новый). Подъем на второй из них не труден. На западе от нас скалистая вершина Башиль-тау (4 200 м). Башильский ледопад, спускающийся от нее, небольшой, но сильно изрезанный ледяными трещинами и глыбами, дает начало потоку Башиль-аузу-су. Южнее подымается безымянный ледопад, он заканчивается снежным гребнем перевала, еще никем не пройденного, и скальной вершиной, первовосхождение на которую включено в план нашего похода.
Сборы закончены. Оставив в лагере Макарова, поцарапавшего на скалах ногу, мы выходим по морене на безымянный ледник и связываемся по 3-4 человека веревкой. Перемешались представители всех городов: ростовцы с москвичами, харьковцы со свердловцами. «Автономную» веревку создали только краснопресненцы.
Несколько часов мы занимаемся хождением на кошках, рубкой ступеней и охранением, колеся ледопад вверх и вниз.
Семеновский успевает всюду. Минуту назад он внушал Цветковой (ЦАГИ): «Не гнись к склону, Валя. Стой вертикально. Этo более твердая стойка», а сейчас дает совет нашей «веревке»: «Не делайте при рубке ступеней взмахов дровосека. Используйте тяжесть самого ледоруба. Сначала заботьтесь о качестве ступени, а затем уже о меньшем числе ударов»; и вдруг кричит зазевавшемуся участнику похода соседней «веревки»: «Как ты охраняешь? Надо площадку вырубить, а то тебя сорвет товарищ».
Инструктора заставляют по нескольку раз подниматься и опускаться по ледяным склонам и следят, чтобы стойка была свободной и вертикальной, а нога ставилась на всю кошку.
После занятий у палаток обеденное веселье. Кто-то предлагает дополнить французскую поговорку: «аппетит приходит во время еды» словами: «и не уходит, а остается». Инструкторши, изощряясь в кулинарии, пекут пончики. Уже вечером, при свете костров, заканчиваем сборы к утреннему выходу на «запланированную» вершину, задравшую свою плешивую голову до ярких кавказских звезд.
26 июля
Вскакиваю по свистку. Торопливо одеваюсь, глотаю вчерашнюю кашу и окидываю взглядом окружающее: греющийся большой казан, чьи-то недвижимые ноги, торчащие из «шустера», разводимые костры и возле них сонные фигуры, покрытые пухом спальных мешков. «Заготовив» все с вечера, инструктора убили часа полтора на завтрак и сборы.
Выступили только в 5 ч. 30 м. Словно нагоняя потерянное время, «веревки», меняясь в очереди, быстро двинулись к вершине.
Вскоре начались гонки. Некоторые инструктора спешат со своими «веревками» занять место во главе колонны. Уже ростовцы получили приказ сбавить темп, но «веревка» Слуцкина, соревнуясь с веревкой Цака, вырывается вперед, и только энергичные окрики Семеновского сдерживают ретивых восходителей.
Замедлить движение заставляет солнце. Размокший снег липнет к кошкам, нужно сбивать его, чтобы не поехать на скользкой поверхности склона; лед крошится под клювом ледоруба, вынуждая подчищать ступеньки. Становится жарко.
Да и трещин стало больше. Собирается очередь, пока одна веревка с добросовестным охранением под внимательным взглядом Семеновского преодолевает трещину. Сначала терпеливо ждем стоя, вглядываясь в движения переходящих, но, устав, садимся на рюкзаки.
Балагур Новиков (из краснопресненцев) уже рассказывает анекдот, и через пару минут гулкое эхо разносит по ледопаду раскатистый хохот. Очередная веревка неохотно покидает насиженное место, уходя, ребята прислушиваются и оглядываются назад.
Наконец, все веревки перешли опасную трещину.
В три часа Семеновский дает приказ возвращаться, потому что до вершины еще высоко, а на обратный путь понадобиться часа три. Пришлось бы в темноте идти по опасному ледопаду.
Ошер со своей «веревкой» отделяется на поиски более легкого спуска. Мы уговариваем его подождать прихода Семеновского, помогающего спускаться последней «веревке». Помнач не хочет слушать и скрывается за ледяной террасой. Через четверть часа Леша Малеинов кричит: «Ие - гу!» — слышное по крайней мере в самом лагере, но ответа нет. Тревожно смотрим друг на друга.
Подошедший Семеновский быстро отправляется с Ходакевичем на поиски. Мы видим, как спешат они, спускаясь по снегу. Неожиданно большое тело Ходакевича падает и начинает быстро скользить по крутому склону. Мы вздрагиваем. Кажется, неизбежна гибель обоих. Не может же Семеновский удержать такой груз на крутизне. Но к общей радости миниатюрный Семеновский вонзает ледоруб до головки в снег, наваливается на него, и сконфуженный гигант останавливается на полдороге к огромной трещине.
Они идут дальше за выступами льда. Мы ждем еще минут 15, собираемся идти на помощь, но слышим спокойный голос Семеновского: «Идите сюда, здесь будем спускаться».
За террасами длинный и крутой, до 60° спуск по снегу. Это — дорога вниз. По ней уже идет Ошер со своей «веревкой». Возмущенные, мы уговариваемся обсудить его поведение на общем собрании.
Целый час, увязая по колено в снегу, спускаемся мы до ровного льда, охраняясь ледорубами.
В лагерь успеваем добраться до темноты.
27 июля
Занятия по теории начнутся только в 2 часа, поэтому с утра каждый занят своим делом.
За кусочком кривого зеркала трое ребят организовали парикмахерскую. Они полощут в общей кружке безопасные бритвы и с отчаянием во взглядах дерут густую щетину бород.
Дежурный одной из палаток впихивает в котелок огромную баранью кость. Это непременно нужно сделать, ибо она «с мозгой» и суп сделает жирным и вкусным. Кое-где на камнях сидят одинокие фигуры. Это потерпевшие несчастье на скалах и льду кладут латки на необходимые части туалета.
Большой группой идем купаться, захватив «на дорогу» по пятку селедок - неходовой товар в лагере. Голубое моренное озерко становится поочередно баней, прачечной и, наконец, купальней.
Раздевшийся первым обводит всех вопрошающим взглядом (может, кто другой начнет?) и погружается в воду. Фонтан брызг, вопль — и окоченевшее тело пулей выскакивает из воды. «Номер» повторяем все.
После обеда свисток созывает на беседу. Семеновский подробно разбирает недостатки неудавшегося восхождения; долгие сборы, увлечение гонками в ущерб выполнению технических задач. Он отмечает и объективную трудность: многочисленность участников (26 чел,), сильно замедлившую темп движения в трудных местах. Указывает и на хорошие стороны: уверенность в пользовании снаряжением, надежное охранение, сработанность «веревок», осторожность и смелость многих наших участников.
28 июля
Семеновский рубит ступени и поднимается по ледяному склону градусов в 70 крутизны. Вырубив площадку для обеих ног, останавливается и легкими ударами молотка вгоняет в лед дюралюминиевый крюк.
— Крюк не держит, дайте железный, — говорит он. Пока мы выслушиваем объяснение, вверх с «лейкой» поднимается Ошер. Пять-шесть шагов он делает безнаказанно, но на седьмом теряет равновесие и стремительно съезжает на спине, держа «лейку» в вытянутых руках.
От души хохочем над таким трюком.
Через полчаса, хорошо усвоив на показе работу с крючьями начинаем «ледяную» учебу по «веревкам»
Как муравьи, бродим мы вверх и вниз по ледопаду, долбя твердый лед клювами ледорубов, вгрызаясь в него крючьями. Каждая «веревка» старается показать «класс», Ходакевич изобретает такой способ тренировки для нашей группы: прежде чем поручить охранение кого-либо, он заставляет охранять себя на ледяном отвесе метров в 10 высоты. Только после того как его тяжелое тело рванет несколько раз охраняющего, он удовлетворенно восклицает: «Теперь подходяще!». Мы находим длинный и почти отвесный спуск. Ходакевич берет охранение на себя и предлагает горьковцу Надеждину опуститься и подняться обратно. Тот начинает спуск, выколачивая крупные ступеньки, чтобы обратно идти, как по лестнице. Он вырубает площадку для поворота и собирается воспользоваться плодами трудов своих при подъеме. Но коварный Ходакевич советует: «Знаешь, левее менее круто. Поднимайся без ступеней, спиной к склону». Надеждин не возражает. Первые же шаги вверх дают чувствовать трудность задачи. Ступни ног, даже вооруженные кошками, едва удерживаются на крутизне. Ноги затекли и дрожат от напряжения. Надеждин балансирует на одной ноге и врубается в лед другой. Уже близок конец подъема, но становится круче. То и дело кошки срывают кусочки льда, со звоном катящиеся вниз, в трещину. Надеждин напрягает силы, делает еще два шага и облегченно вздыхает. Подъем взят.
— Следующий, — говорит Ходакевич.
После небольшою отдыха переходим на снежник. Здесь куда легче. Подъемы и спуски в быстром темпе увлекли всех.
Большинство, пользуясь безопасностью места, отвязались от веревки и носятся вихрем, «глиссируя» по рыхлому снегу. Некоторые переходят к спускам в сидячем положении.
Долго хмурившееся небо брызжет дождем. Спускается туман. Часть ребят направляется вниз по Башиль-аузу-су за дровами. Мы, редколлегия, забираемся в единственную двускатную палатку и после короткого совещания приступаем к работе над стенгазетой «Ледорубом по кумполу» (единственный номер, посвященный восхождению). Мы решили сделать веселую газету. Будут карикатуры и рифмованные подписи к ним. Ни слова прозы и рассуждений.
31 июля
За три дня произошло много крупных событий.
Рано утром 29-го вышла стенгазета. Она была встречена веселым смехом всего лагеря, и когда «обиженные» ею пытались принять возмущенный вид, все видели, что досталось «по труду».
Под прекрасными карикатурами Шуры Малеинова чернели ядовитые подписи в две-три строки — результат коллективного творчества. И так эффектен был вид газеты на фоне скал, что фотографы ощелкали ее со всех сторон и высот.
30-го утром Цак заявил Слуцкину:
— Соломон, надо идти на Перевал.
Через пару часов они двинулись к Новому перевалу — они должны были идти инструкторами с колоннами второй альпиниады PКKA. С ними пошел Шура Малеинов разведать путь: колонна альпиниады, с которой намеревался он идти, должна была двинуться именно Новым перевалом. Он вернулся в полной темноте, успев осмотреть и подъем, и спуск.
Под слезливым серым небом 31-го стали расходиться все остальные участники лагеря. Новым перевалом пошли краснопресненцы в свой лагерь в Адыр-су; Коломенский и Карпихина — к участникам альпиниады; горьковец Надеждин — «на Джайлык и прочие вершины». Ростовцы пошли через Твибер в свой лагерь, расположенный в Сванетии.
Леша тоскливо кричал им вслед:
— Ие-гу!
Мы нагрузили на ишаков лишнее снаряжение и часть продуктов. Свердловец Смирнов повез все это в Нальчик.
Наконец, мы в последний раз машем рукой уходящим. Сразу же мысли занимает другое: им предстоит совершить самое интересное из программы курсов: инструкторский поход через безымянный перевал с заходом на вершину и дальше через ледники Кулак и Твибер на ледник Зер и поработать вблизи него. Словом, учеба кончилась, завтра начинается работа.
